Текст книги "Великий труженик"

Автор книги: Сирил Дейви

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

ВЕЛИКОЕ ОЗАРЕНИЕ

Воскресным утром 1735 года у ворот Дворца Святого Иакова как обычно толпились люди, осматривавшие достопримечательности города. Это были слуги из домов крупных торговцев, живших в Лондоне, жители ферм и городов Челси или Кенсингтона. Они надеялись увидеть короля Георга II или королеву Каролину. Трепет проходил по рядам при виде великих людей того времени, которые въезжали или которых вносили на специальных носилках во внутренний двор дворца.

Вдруг сельские девушки захихикали, а городские жители стали подталкивать друг друга локтями. Среди мужчин, одетых в яркие пиджаки и бриджи, и леди, наряженных в огромные юбки с кринолином, они увидели человека небольшого роста с торжественным выражением лица, скромно одетого в черное. На нем была черная треуголка, он был без парика, а под рукой он нес огромную книгу.

– Неужели этот поклонник идет во дворец? – хмыкнула одна из девушек, обратившись к мужчине, стоявшему рядом с ней у ворот.

Прислужник рассмеялся.

– И несет подарок королеве!

И это было правдой. Джон Уэсли вместе с братом приехал в Лондон, чтобы встретиться с королевой, а книга, которую он нес, была написана его отцом в результате многолетнего труда и, по мнению сына, достойна быть названной лучшей из всех отцовских произведений. Самуил Уэсли посвятил эту книгу королеве, и Джон хотел отцовский подарок вручить ей лично. В глубине души он верил, что королева заинтересуется книгой настолько, что сделает что-то для его матери, которая теперь была вдовой и очень нуждалась в деньгах.

Охваченный сильным волнением, он вошел в огромную комнату, в отдаленном конце которой сидела королева Каролина, беседуя со своими фрейлинами. Краски их прелестных платьев излучали на солнце ослепительный блеск. Джон медленно и неуклюже прошел через комнату, опустился на колени и протянул королеве большую книгу, принесенную им. Он ожидал вопросов о своем отце и матери и о самой книге. На минуту воцарилась тишина. Джон поднял глаза. Королева разглядывала обложку.

– Какой прелестный переплет вы заказали!

Не раскрыв книги, она отложила ее. Минуту спустя она снова болтала со своими фрейлинами. Она даже не видела, как Джон поднялся с колен, поклонился ей и вышел из комнаты.

Вернувшись в книжный магазин, где его ждали Чарльз и друг, Джон рассказал о случившемся. Джеймс Хаттон и Чарльз слушали его с мрачными лицами.

– Итак, после всего королева не собирается как-то помочь маме! – сказал Чарльз.

Джон выглядел очень мрачным.

– Интересно, как себя чувствовали краснокожие индейцы, придя во дворец? – пробормотал он.

Не так давно генерал Оглетхорп привез из Америки группу индейцев (тогда Америка была еще Британской колонией), чтобы они смогли посетить своих короля и королеву.

– О да, Джон,– Чарльз саркастически рассмеялся,– но на них не было черной одежды священника!

Улыбка скользнула по лицу Джона. Индейцы явились в пестрых одеяниях алого и голубого цвета, отороченных кроличьим мехом и золотым кружевом. Они даже настаивали на том, чтобы появиться во дворце с воинственно раскрашенными лицами. Через минуту Джон снова стал серьезным.

– Знаешь, Чарльз, я все еще думаю о тех индейцах,– медленно сказал он,– Если бы я только мог поехать в Америку проповедовать им, это было бы действительно стоящее дело. Они не знают о Боге ничего из того, что знаем мы.

– Почему же тогда тебе не поехать? – спросил Джеймс. – В Америке наверняка нужны миссионеры.

Он наклонился вперед.

– У тебя нет никаких планов на будущее. На твоем попечении нет никакой церкви,– Он слегка похлопал Джона по колену.– Возможно, это Божий план для тебя. Я советую тебе увидеться с генералом Оглетхорпом!

– С Оглетхорпом! – очень задумчиво повторил Джон.

– Он купил в магазине семь экземпляров книги нашего отца,– добавил Чарльз,– и он часто помогал отцу, когда у него не было денег. Да, Джон, напиши ему!

* * *

Поразительно то, что генерал Оглетхорп думал о Джоне Уэсли в то же самое время, и именно он, а не Джон, устроил их встречу. В лондонской тюрьме было полно людей, залезших в долги и не имевших возможности оплатить свои счета. Большинство из них и не надеялось когда-либо выйти из тюрьмы. Оглетхорп убедил Британское правительство основать для таких людей особое поселение в Америке и назвать его Джорджия. Он усердно трудился, чтобы очистить лондонские тюрьмы Флит, Маршалси и Кингс Бенч. Но он знал, что, даже если должников освободят, для них не найдется работы в Англии. За океаном же, в Америке, если парламент согласится отправить их туда, они смогут начать новую жизнь. В конце концов парламент одобрил проект; при этом и другим людям позволили переселиться вместе с должниками. Этот проект также предоставлял возможность устроиться нескольким немецким беженцам, так называемым “моравским братьям”, покинувшим свою страну. Как только этот проект начал претворяться в жизнь, генерал Оглетхорп стал думать о том, какой человек ему понадобится для успешного осуществления его планов. Генералу, конечно же, нужен был священник. Он вспомнил о Джоне Уэсли, который проявлял большой интерес к должникам и к другим заключенным в Оксфорде и так много сделал для них.

Во время их первой встречи генерал посмотрел на серьезного молодого священника. Он почувствовал, что это был искренне верующий человек, который много мог бы сделать для новой колонии.

– Мистер Уэсли,– тихо сказал он,– я хочу, чтобы вы отправились в Джорджию в качестве капеллана для колонистов. Вы поедете с нами? Мы отплываем в октябре на корабле, где будут должники, немцы и семьи, желающие начать новую жизнь. Возможно, вы тот самый человек, который нам нужен!

Джон выпрямился. Генерал, как и он сам, не тратил лишних слов и быстро переходил к делу.

– А что же Чарльз, мой брат?

– Думаю, я смогу взять его своим секретарем.

Джону показалось, будто бы мир перевернулся. Ему предоставлялась возможность трудиться в Америке в качестве миссионера в среде индейцев и новых поселенцев, и, возможно, там ему удастся обрести счастье, которого он никогда не находил в своей работе в Англии. Он почти сразу же согласился на предложение генерала Оглетхорпа. Вместе с Чарльзом и двумя другими служителями, являвшимися членами “святого клуба”, в октябре 1735 года Джон отплыл из Грейвсенда. Это было начало их большого путешествия.

* * *

Примерно восемнадцать месяцев спустя парусное судно бросило якорь в порту Дил, находящемся в графстве Кент. Несколько пассажиров было доставлено с этого судна весельной шлюпкой на берег, а их багаж был доставлен на другой, шедшей следом шлюпке. Одним из пассажиров был худощавый, грустного вида человек в темной одежде священника англиканской церкви. Его лицо было осунувшимся, и глаза глубоко запали, поскольку в течение длительного времени он как следует не спал. Прибыв в гостиницу, он сразу же поднялся в свою комнату, чтобы провести там ночь, прежде чем отправиться верхом в Лондон.

Джон Уэсли вернулся в Англию. Его поездка в Америку с самого начала оказалась неудачной. Джон потерпел полный провал так же, как и его брат. Джон был так несчастен, что просто не знал, что ему теперь делать.

Проповедовать индейцам оказалось очень трудно. Джон обнаружил, что они думали только о войне с белыми и не желали его слушать. Большую часть времени Джон вынужден был проводить с колонистами, но ничем не мог помочь им. В большинстве своем это были грубые люди, не проявлявшие интереса к церкви и вовсе не желавшие идти “узким путем”. Они невзлюбили Джона Уэсли. Находясь в Америке, Джон влюбился, но девушка, на которой он хотел жениться, вышла замуж за другого. Джону было бы легче перенести все эти несчастья, если бы рядом с ним был его брат, но он через год покинул Америку, почувствовав, что жизнь в этой стране становится для него невыносимой. Итак, Чарльз вернулся в Англию, и Джон остался один. Хуже всего было то, что он не обрел счастья, на которое надеялся. В Америке Бог не стал для него реальнее, чем был в Англии. Джон составил длинный перечень того, что он должен делать и чего не должен. Иногда он соблюдал свои “правила”, а иногда – нет, но это никогда ничего не меняло. Он молился и проповедовал, читал Библию и постился, делал все, что, по его мнению, должно было понравиться Богу, и все-таки был несчастен, поскольку чувствовал, что ему чего-то не хватает. Ему казалось, что все немцы—моравские братья, отплывшие с ним на корабле “Симмондз”, разгадали тайну, которая была закрыта для Джона, и это еще больше расстраивало и озадачивало его. Попав в страшный шторм в Атлантическом океане, немцы сохраняли спокойствие в то время, когда все, включая и его самого, боялись утонуть. И в своем поселении в Америке они были такими же умиротворенными и счастливыми. Казалось, что Бог был личным другом каждого из них. Джон просто не мог этого понять, поэтому, вернувшись из Америки, он решил найти кого-то из моравских братьев, поселившихся в Англии, и выяснить, смогут ли они помочь ему.

Джеймс Хаттон, друг братьев Уэсли, познакомил Джона с несколькими моравскими братьями и повел его на их небольшие собрания, где они вместе изучали Библию и молились. Пообщавшись с этими людьми, Джон начал медленно приближаться к концу своих поисков.

– Вы не можете обрести счастье, пытаясь соблюдать какие-то правши,– сказал один из них,– Бог любит вас – вот в чем истинное счастье. А ваша праведность будет уже следствием вашей любви к Нему.

– Вы не можете заслужить Божьего прощения своими поступками. Нужно просто принять Бога в свое сердце,– добавил другой.

* * *

Однажды в среду Джон как обычно рано встал и, одевшись, открыл Библию. Он внимательно читал слова. Казалось, они обещали ему, что вскоре должно произойти нечто замечательное.

Перед тем как уйти из дому после завтрака, он снова взял Библию и раскрыл ее наугад. Он прочел, что однажды сказал Иисус одному пришедшему к Нему человеку: “Недалеко ты от Царства Божьего”. “Если бы это только было правдой”,– подумал Джон, выходя на оживленную улицу.

После полудня он поднялся по широким ступеням собора Святого Павла и толчком открыл дверь. Внутри царил полумрак и спокойствие. Джон прошел вперед. Вечерняя служба только начиналась. Музыка наполнила собор, а эхо вторило ей высоко под самым куполом величественного здания. Молодой человек старательно вслушивался в слова исполнявшегося гимна. “Доверься Господу...”– звучала мысль. Она так поразила Джона, что он с трудом воспринимал все остальное служение. Именно эту мысль хотели донести до сознания Уэсли его новые друзья. Познать Бога – означало просто довериться Ему. Когда Джон вышел из темного здания собора, яркий свет майского солнца ослепил его. У самых ступенек бурлила жизнь: множество ларьков, толпы людей, шум, смех, споры. Ах, как хотелось бы в этот момент отправиться пешком куда-нибудь за город, насладиться одиночеством, поразмышлять дорогою о том, что зарождалось в его сердце, но Джон уже пообещал одному из своих друзей пойти в тот вечер на богослужение. Он всегда соблюдал свое правило не нарушать обещаний.

Словно багряная ткань раскинута была по небу до самого горизонта от лучей заходящего солнца, когда Джон, преодолевая свое нежелание, вышел из своей квартиры и отправился в Нетльтон Корт, что на улице Альдерсгейт, где в маленькой комнатке проводились служения. У него не было большой охоты идти туда, поскольку он и раньше бывал на подобных собраниях, но они мало чем помогали ему. Войдя, Джон Уэсли увидел одного из руководителей, Уильяма Холленда. Перед ним на столе лежала книга. Он собирался прочесть предисловие, написанное много веков назад Мартином Лютером к Посланию Павла к Римлянам. Джон сел на одну из жестких скамеек. Ах, лучше бы ему не приходить сюда. Спустя некоторое время он внезапно поймал себя на том, что внимательно слушает проповедника. Ему показалось, что одно или два предложения из речи проповедника как бы выделились из всего остального. Вдруг что-то произошло, но Уэсли не мог понять, что именно и как. Он выпрямился, глаза его засияли. Его лицо озарилось счастьем. Люди, сидевшие по обе стороны от него, обратили внимание на перемену, произошедшую в нем, и Уильям Холленд перестал читать.

– Что с вами, брат Уэсли? – спросил он.

– Когда вы читали, со мной что-то произошло,– смущенно ответил Джон. – У меня появилось удивительное ощущение покоя и счастья. Я почувствовал, что доверился Христу. Мое сердце согрелось удивительным образом!

Он встал и огляделся вокруг.

– Наконец-то я нашел то, что искал. Я трудился и проповедовал, посещал заключенных и ездил в Америку, чтобы угодить Богу. И теперь здесь, на улице Альдерсгейт, на этом маленьком собрании, Бог для меня стал более реальным, чем когда-либо раньше.

Он направился к двери.

– Пожалуйста, простите меня за то, что я ухожу. Я должен пойти рассказать своему брату о том, что со мной произошло.

Так Джону Уэсли открылась великая тайна, сделавшая его счастливым и изменившая его последующую жизнь. Дверь за ним закрылась, и в комнате на пару минут воцарилась тишина.

Чарльз Уэсли жил в угловом доме на узкой улочке Литл Бритн. Джон, обычно полный достоинства, на этот раз со всех ног, как школьник, пустился бежать по улицам Альдерсгейт и Литл Бритен к дому Чарльза. Добежав до двери, он услышал бой городских часов.

Было 9 часов вечера 24 мая 1738 года.

4

ДЛЯ ДЖОНА ЦЕРКОВНЫЕ КАФЕДРЫ ЗАКРЫТЫ

Высокие прусские солдаты показались еще выше из-за своих высоких остроконечных касок, сразу же бросавшихся в глаза, когда из караульного помещения, находившегося за городскими воротами, отчетливо раздалась команда. За этими воротами были стены города Халле. Старинные ворота вели в древний город. Двое очень скромно одетых людей подошли к ним, очевидно, желая войти в город.

– Они англичане,– шепотом сообщил по-немецки один караульный другому.

Когда посетители приблизились, из караульного помещения раздалась другая команда, и караульные вышли на дорогу, заградив им путь своими штыками. Между ними стал офицер и скороговоркой обратился к пришедшим:

– Ваши имена.

Тот, который был ниже ростом, отвечал по-немецки:

– Я – Джон Уэсли, а это – мой друг, Бенджамин Ингхэм.

– Покажите мне ваши паспорта.

Офицер протянул руку за предъявленными ему документами. Джон и его спутник привыкли к подобным проверкам со стороны караульных и солдат. Им часто приходилось подвергаться таким проверкам с тех пор, как они прибыли в Германию.

– Куда вы направляетесь? Что вы собираетесь делать? Почему вы здесь? – засыпал их вопросами высокий офицер.

– Нас пригласили посетить поселения моравских братьев здесь, в Халле, в Мариенборне и в Хернате. Я должен встретиться с графом Цинцендорфом, который, как вам известно, является руководителем их церкви. Я желаю познакомиться с работой школ, курируемых моравскими братьями и с тем, как они воспитывают детей-сирот.

– Вот как! – голос офицера стал мягче.– Это хорошие люди, они делают доброе дело. Вы можете войти в город. Знаете, нам следует быть бдительными из-за шпионов.

Он вернул им паспорта.

– Я пошлю с вами солдата, и он покажет вам кратчайший путь. Это старый город, и вы легко можете в нем заблудиться, хотя очень хорошо говорите по-немецки.

Джон мог бы ответить, что он также говорит по-испански, читает по-итальянски и по-португальски, знает латынь, греческий и иврит. Однако он никогда не хвастался своими познаниями. Поблагодарив офицера, Уэсли последовал за солдатом по узким улочкам средневекового города, чтобы встретиться с моравскими братьями, о которых он так много слышал от своих друзей-немцев в Лондоне и в Америке. Результаты этого посещения сыграют для него большую роль в последующие годы.

* * *

Вернувшись в Англию, Джон рассказал Чарльзу то, что он увидел за три месяца своего путешествия.

– Они точно, как те немцы, которых мы встретили на борту судна, шедшего в Америку... и точно, как те, что живут в Америке. Их сердца наполнены той же радостью, что мы с тобой обрели.

– А что это за отрядные собрания, о которых ты мне писал? – спросил Чарльз.

– А, я думаю, это одна из самых важных их идей. Все они собираются небольшими группами, которые называются у них “отрядами”. В каждой группе есть свой руководитель. Каждую неделю, когда они собираются, руководитель спрашивает у них, что они сделали за неделю, как Бог благословил их, какие искушения они победили. Когда они так вместе беседуют, они помогают друг Другу.

Джон стал возбужденно шагать по комнате.

- Но они далеко не все свое время тратят на разговоры, Чарльз!

– Ты имеешь в виду их школы и т.д.?

– У нас, в Англии, неплохие школы, но их школы – просто замечательные. Если бы мне самому когда-то пришлось открывать школу, я бы воспользовался некоторыми их идеями. У них также есть детские приюты – это замечательные места, где воспитываются бездомные дети. Мы могли бы устроить в Англии нечто подобное.

Чарльз вздохнул.

– Ты можешь стать школьным учителем, Джон,– сказал он,– У тебя нет своей церкви, и ты не можешь проводить свою жизнь, просто совершая походы в Германию или проповедуя в чужих церквах. Ты, конечно же, можешь вернуться в Оксфорд, если захочешь.

Он встал и положил свою руку на плечо Джона.

– Как ты думаешь, чем Бог желал бы, чтобы мы занялись?

– Не знаю, но Он укажет нам, Чарльз, я в этом уверен. А пока мы должны продолжать проповедовать.

Джон взглянул на стопку бумаг и гусиное перо, лежавшие на столе, за которым сидел его брат.

– А ты должен продолжать писать свои гимны.

– Продолжать писать! – рассмеялся Чарльз,– Я не могу остановиться, чтобы не писать их, Джон! Мне кажется, что гимны и поэмы просто льются с кончика моего пера. Я ловлю себя на том, что сочиняю стихи, пока одеваюсь, моюсь или иду по городу.

Вдруг он стал очень серьезным.

– Но я не могу судить о том, насколько они хороши. Никто никогда не исполнял их.

– Когда придет время, Бог воспользуется и твоими гимнами, братишка. Как ты сказал, мы должны заниматься своим делом – писать и проповедовать.

* * *

Однако сказать проще, чем осуществить. Уже множество лондонских церквей отказалось от проповедей Джона. Вместо того, чтобы читать проповедь по книге и проводить спокойные служения, во время которых можно было немного вздремнуть, этот новый проповедник, казалось, был охвачен пламенем; его проповеди были слишком жизненными и убедительными. Они проникали в сознание слушающих, бередили их души, а они этого не любили. И так было везде, где бы Джон ни проповедовал.

Сразу же после возвращения из Германии Джон отправился в церковь, чтобы провести там утреннее служение.

– Я разделю свою проповедь на две части,– сказал он Чарльзу.– Половину я прочту утром, а другую половину – вечером.

Собрание было довольно многолюдным, поскольку имя Джона Уэсли становилось уже широко известным в Лондоне. Когда Джон встал за кафедру, голоса беседовавших смолкли. Вместо торжественных гимнов исполнили несколько унылых, монотонных песнопений, да и то пели их только некоторые. Джону хотелось бы разучить с этими людьми один из новых гимнов своего брата с веселой, захватывающей мелодией, но он знал, что это вызовет настоящий бунт: англиканская церковь не любила гимнов на своих служениях. Даже то, что Джон говорил прихожанам в своей проповеди, растревожило их почти так же, как если бы исполнили гимн. Он взглянул на хорошо одетых людей, собравшихся в церкви, и сказал, что они все являются грешниками – и мужчины, и женщины – и что бы они ни делали, и что бы ни жертвовали, они не смогут угодить Богу до тех пор, пока не полюбят Его всем своим сердцем.

Среди прихожан поднялся ропот. Всюду слышалось одно и то же недовольное восклицание: “Грешники!” Богатые, уважаемые люди выражали свой протест против слова, которое, по их мнению, должно было относиться только к ворам и бродягам. То здесь, то там поднимался человек и с шумом, демонстративно пробирался к выходу. Несколько дам в париках и в широких юбках тоже последовало к дверям, и даже не выйдя из церкви, они принялись громко болтать. Джон спокойно продолжал свою проповедь, говоря о Божьей любви и о своем собственном недавнем опыте. Когда он закончил служение и сошел со ступенек кафедры, вперед вышел человек с позолоченным жезлом в руках. Вместо своей обязанности препроводить проповедника из церкви, он обратился к собранию.

– Хотите еще раз услышать подобную проповедь? – спросил он громко.

Недовольные возгласы раздались во всех концах церкви.

Тогда церковный служитель холодно сказал:

– Поэтому вы, мистер Уэсли, не будете, как предполагалось ранее, проповедовать здесь ни сегодня вечером, ни в любое другое время. Я прослежу, чтобы вы ушли, и позабочусь, чтобы вы сюда не вернулись!

Когда Джон вернулся домой, Чарльз догадался о случившемся, как только взглянул на серьезное лицо брата.

– Еще одна церковь закрыла перед нами свои двери, да, Джон?

Джон устало опустился на стул и кивнул.

– Впредь мне придется говорить прихожанам все сразу, Чарльз, и не делить проповедь на две части,– сказал он, криво улыбнувшись.– Мне в ближайшие дни не дадут возможности выступить в одной церкви дважды!

– Мы столько всего можем дать людям! Если бы они только согласились нас выслушать! Мы можем предложить им новую жизнь, но, похоже, они не хотят ее.

– Я думаю, так происходит с каждым, кто желает показать людям новый образ жизни.

Джон встал и выглянул через крошечные дутые стекла на улицу, по которой неведомо куда стремилась озабоченная неведомо чем толпа людей.

– Бог им не особо нужен, Чарльз. Взгляни на них! Если бы мы только могли выйти и рассказать им, беспечным людям, о Нем. Большинство из них вообще не ходит в церковь.

– Послушай, брат,– голос Чарльза стал более резким, чем обычно.– Церковь – это место для проповеди Божьего слова. Если люди не хотят посещать ее, то они не заслуживают слышать эту проповедь. Если ты не оставишь эти свои идеи, ты станешь как молодой Джордж Уайтфилд.

На его красивом лице отразилось беспокойство.

– Ты знаешь, что люди о нем думают.

Джордж Уайтфилд был другом братьев Уэсли

во время их пребывания в Оксфорде. Теперь он стал одним из самых известных проповедников в Англии. Уайтфилд тоже был в Америке и произвел на братьев Уэсли очень хорошее впечатление. Теперь ему, так же как и Джону, запретили проповедовать в церквах, но он просто не мог молчать, и тогда он начал проповедовать в Бристоле под открытым небом. На полях и в шахтерских поселках, которые находились неподалеку от города, тысячи горняков и сельских жителей собирались послушать Уайтфилда.

– О нет, Чарльз!

– Джон недовольно покачал головой,– Я никогда на это не пойду. Проповедь под открытым небом – не способ поклоняться Богу. Я никогда не сделаю этого!

Однажды Джон получил письмо из Бристоля, и у него возникло странное чувство, что проще всего было бы оставить это письмо нераспечатанным на столе, на том месте, где оно лежало. Это письмо было важным – Джону что-то сразу же об этом сказало,– но он почему-то не хотел читать его. Сломав сургучную печать и развернув плотный лист бумаги, он дважды или трижды перечитал письмо, прежде чем отложить его.

– Это от Джорджа,– тихо сказал он,– от Джорджа Уайтфилда.

– С ним стряслась беда?– спросил Чарльз,– Его посадили в тюрьму за нарушение порядка в Бристоле? Я всегда знал, что это рано или поздно произойдет.

– Нет, Чарльз. Он снова отправляется в Америку.

Чарльз встал со стула с улыбкой на лиде.

– Тогда это означает конец проповедей под открытым небом,– весело сказал он.

– А может, и нет, брат,– ответил Джон.– В письме он просит меня поехать в Бристоль и... взять на себя его работу: проповедовать горнякам... под открытым небом.

5