Текст книги "Правила. Не снимай штаны в аквариуме"

Автор книги: Синтия Лорд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 7 страниц)

Некоторые люди думают, что они знают тебя, хотя это совсем не так

Я сижу в машине, прислонившись головой к стеклу, скрестив ноги и руки, чтобы сдержать боль внутри себя. Прикрыв уши руками, рядом со мной сидит Дэвид.

– Это из-за Дэвида ты так расстроилась? – спрашивает мама.

Невероятно! Я смотрю в зеркало заднего вида.

– Ты должна была следить за ним! Ты обещала!

– Я следила, – отвечает она. – Он не делал ничего такого.

– Он открывал двери!

– И что? Он открыл одну дверцу. – Ее взгляд встречается с моим в зеркале. – В конце концов родственники Джейсона все понимают.

– Понимают что? Что мы такие же ненормальные, как и они? Ты думаешь, от этого кому-нибудь легче?

– Тише, – говорит мама, бросив взгляд в сторону Дэвида.

Я смотрю на него, и мне хочется, чтобы он отнял руки от ушей и сказал: «Все будет хорошо, Кэтрин. Не переживай», или «Я буду очень стараться в следующий раз», или даже «Прости».

Но он сидит, как сидел, мерно покачиваясь, с блуждающей улыбкой на лице.

– Хочешь, я позвоню миссис Морхаус и извинюсь? – спрашивает мама.

– Слишком поздно. – Я отворачиваюсь и рассеянно смотрю в окно: обочина дороги расплывается полосой песочного цвета. – Джейсон пригласил меня на танцы в общинный центр. А когда я отказалась, он сказал, что, наверное, я стесняюсь его.

– А ты?

– Нет… но… Понимаешь, мир снаружи совсем не такой, как там, в клинике.

В других местах все пялятся или отворачиваются. И я знаю, о чем они думают: «Господи, кошмар какой», или «Что с мальчиком?», или «Хорошо, что это не я». Я так устала от всего этого.

– Мало ли что думают люди, важно, что думаешь ты.

Может, она отчасти и права, но истина эта горькая и неутешительная. Я смотрю на Дэвида.

– Только от этого не легче.

– Не легче.

Дэвид перестает раскачиваться и, мельком взглянув на меня, говорит:

– Прости, Квак.

На этот раз мама его не одергивает.

Дома мама сказала, что ей надо завезти какие-то бумаги клиентам.

– Хотите поехать со мной или останетесь дома?

Снова оказаться вместе с Дэвидом в чужом доме я сегодня больше не желаю. Вывалив пазл на пол в гостиной, я радуюсь тому, что здесь есть только один вариант точного соответствия.

– Где небо, Квак? – спрашивает Дэвид.

Я ищу детали голубого неба и белесых облаков. Сначала верхний левый угол, потом еще один фрагмент неба с ровной кромкой. Я показываю ему белый:

– Думаю, это следующий.

Дэвид моментально выхватывает деталь у меня из рук и ставит ее на место.

Постепенно появляется небо – голубая с белым линия. Дойдя до правого верхнего угла, Дэвид начинает собирать следующий ряд – с остроконечными крышами и верхушками деревьев.

Я оставляю его склоненным над пазлом: его волосы спадают на глаза, когда он подбирает и отбрасывает детали одну за другой.

У себя в комнате я открываю альбом на странице со словами «вина», «сложно», «скрытый» и «слабость».

Я вижу, что на парковке возле дома Кристи пусто, но мне все равно. Я скучаю по Мелиссе, которая с удовольствием ходит со мной на пруд и не боится плавать, с которой можно строить лабиринты для морских свинок на полу моей комнаты. Скучаю по возможности быть собой и не прилагать столько усилий, чтобы понравиться подруге.

Если бы она была тут, я бы все ей рассказала про Джейсона и про Кристи, и она не стала бы надо мной смеяться.

– Починишь? – Передо мной возникает Дэвид. Я даже не слышала, как он вошел.

– В следующий раз стучись.

Я протягиваю руку и чувствую, как в нее опускается кассета. Из нее свисают два конца ленты – оборванные. Дэвид зажимает мои пальцы вокруг кассеты.

– Можешь починить?

– Нет.

Он закрывает руками уши.

– Не волнуйся. Ты можешь починить.

– Ты что, не понял? Я не могу починить!

Я выбрасываю кассету. Она звякает о дно мусорного ведра.

– Почини! – вопит Дэвид.

– Когда человек расстроен, не стоит лезть к нему со своими проблемами! – ору я. – Как ты не понимаешь! Не бросай игрушки в аквариум! Не жуй с открытым ртом! Не открывай двери в чужом доме!

Дэвид валится на пол и обхватывает колени руками.

– Мусор выбрасывают в помойное ведро, – произносит он всхлипывая. – Это правило.

Он плачет очень горько, содрогаясь от рыданий. Я достаю кассету из ведра, но не знаю, что с ней делать.

– Я не могу ее починить.

Глаза застилают слезы. Я подхожу к Дэвиду, сажусь рядом, обнимаю его и прижимаюсь щекой к его волосам.

– Прости, – шепчу я. – Прости, Жаб.

Каждый гудок в трубке звучит как долгий вздох.

Один. Пожалуйста, подойди.Рядом склонился Дэвид.

Два. Пожалуйста, ответь.

Три. Пожалуйста…

– Алло.

– Здравствуйте, это Кэтрин.

Миссис Морхаус молчит, и на секунду у меня возникает желание повесить трубку, но потом я с усилием выдавливаю из себя слова:

– Можно поговорить с Джейсоном?

Миссис Морхаус выдерживает паузу:

– Одну минуту.

Жду, и сердце колотится в груди: пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста.

– Кэтрин, – произносит миссис Морхаус, – он не хочет подходить к телефону.

– А не могли бы вы ему кое-что от меня передать? Скажите, что я прошу прощения и хочу пригласить его на танцы сегодня вечером.

– Не знаю, – вздыхает она.

– Я буду там через час. Пожалуйста, скажите ему, что я действительно очень хочу, чтобы он пришел.

И я начинаю объяснять ей, как добраться, хотя она даже не пообещала, что передаст ему. Повесив трубку, я поворачиваюсь к Дэвиду:

– А теперь звоним папе.

Сотрудник аптеки уверяет меня, что папа занят, но я говорю ему, что это срочно.

– Кэтрин, в чем дело?

– Приезжай домой, – говорю, – и купи по дороге кассету «Квак и Жаб снова вместе» Арнольда Лобела. Это очень важно. Ты записываешь?

– Кэтрин, мне надо…

– Нам тоже надо! – рявкаю я. – Ты купишь «Квак и Жаб снова вместе», новый магнитофон и приедешь домой прямо сейчас.

– Я понимаю, но дай мне несколько минут…

Я вешаю трубку.

Переодевшись в свою любимую джинсовую юбку и черную майку без рукавов, я сажусь с Дэвидом на крыльцо и причесываюсь, глядя на дорогу.

Двадцать три машины спустя к дому подъезжает папа.

– Идем, Дэвид. – Я беру его за руку. Мне пора на танцы.

Если кто-то опаздывает, это не значит, что он не придет

Я слышу музыку. Двойные двери культурного центра широко распахнуты. Прямоугольник желтого света лежит на мостовой. Дэвид прыгает в освещенную рамку. Он радостно размахивает руками, глядя на свою тень.

– Кэтрин, в следующий раз сообщай, пожалуйста, о своих планах заранее, – произносит папа. – Я не могу срываться с работы по такому поводу.

Дэвид скачет, и кажется, что его тень хлопает крыльями.

– Ты ездишь с Дэвидом в видеопрокат каждый раз, когда у него занятия.

– Это другое дело.

– Другое, потому что это для него?

Папа сердито поворачивается ко мне:

– Дэвиду нужно…

– Я знаю, что ему нужно! Поверь мне! – Отворачиваясь от него, я не обращаю внимания на то, что уже кричу.

– Может, ему действительно нужно больше, чем мне. Но это не значит, что мне вообще ничего не нужно!

– Мы заходим? – спрашивает Дэвид, когда я наступаю ему на тень.

– Спроси у папы. Ему решать.

У меня саднит горло. Глядя на двери культурного центра, я чувствую себя одинокой, как никогда.

За спиной шаги:

– Кэт?

– Со мной тоже нужно считаться, так же как ты считаешься со своим садом и с Дэвидом. Ты мне тоже нужен.

Я чувствую, как он обнимает меня, и утыкаюсь в его плечо.

– Я с тобой, – говорит он.

Хотя на нас смотрят прохожие, я крепко к нему прижимаюсь.

– Ты побудешь здесь, пока я не выясню, пришел Джейсон или нет?

– Конечно.

Мой лоб упирается в его плечо, рубашка приторно пахнет вишневым сиропом от кашля, но это не важно.

– Ты можешь одолжить мне немного денег? Свои я потратила на подарок Джейсону.

Папа роется в кармане свободной рукой.

– Вот тебе еще, чтобы ты могла позвонить мне, когда будешь готова ехать домой. Я сразу приеду.

– Мы заходим? – спрашивает Дэвид.

Я киваю:

– Да, я готова.

При входе нас встречает администратор. Она сидит за столом прямо под моим плакатом.

– Добро пожаловать, – говорит она и открывает кассу. – Вы пришли танцевать?

– Моя дочь будет танцевать, а мы с сыном побудем здесь, пока не придет ее друг.

Папа расплачивается за всех, но Дэвид не хочет, чтобы ему на руку ставили штамп.

– Смотри, это совсем небольно.

Я протягиваю руку, и женщина спрашивает:

– Тебе цветок, лягушку или стрекозу?

– Лягушку, пожалуйста.

Она ставит штамп на тыльной стороне моей руки, и я показываю его Дэвиду:

– Смотри, лягушка.

Дэвид дает мне руку, и я подставляю ее так, чтобы можно было поставить штамп.

– Пахнет чем-то вкусным, – говорит папа.

– У нас тут продают выпечку, и еще можно купить попкорн и газировку. – Женщина указывает в холл, где стоят столы с шоколадными кексами и пирожными. – Есть по 50 центов, есть по доллару. Но еду и напитки нельзя проносить на танцплощадку.

– Это правило, – говорит Дэвид.

Доска объявлений обклеена афишами, а вход на танцплощадку украшен лентами и мерцающими белыми рождественскими гирляндами.

Папа останавливается поговорить с кем-то у столика, где торгуют футболками с логотипом культурного центра, и до меня долетают обрывки фраз: «куча ребят», «отличный вечер», «в аптеке все прекрасно».

Дэвид подходит поближе к гирлянде, и его пальцы трепещут от волнения, как крылышки мотылька.

– Красивые гирлянды, правда? – говорю я. – Как сотни звезд.

– Как звезды, – произносит Дэвид. – Загадай желание, Квак.

Я закрываю глаза и нащупываю в кармане юбки деньги, которые дал мне папа. Из зала доносится энергичная жизнеутверждающая музыка.

Когда я открываю глаза, Дэвид смотрит на меня в упор, его лицо в нескольких дюймах от моего.

Считается, что если сказать свое желание, то оно не сбудется. Но я не думаю, что с желаниями все обстоит именно так. Не верю, что где-то есть такая вредная Фея желаний с записной книжкой, которая проверяет, произнесено желание вслух или нет. Хоп! Ты сказал свое желание. Не будет тебе нового велосипеда! Но, поскольку желание мое почти несбыточное, какая разница, узнает фея о том, что я произнесла его вслух, или нет.

– Пусть у всех будут равные возможности, – говорю я. – Потому что иначе получается гнусно. А ты чего желаешь?

– Виноградную шипучку.

Не могу удержаться от улыбки:

– Ты загадал виноградную шипучку?

Он не отвечает, и я достаю руку из кармана. Взяв одну из его трепещущих ладоней, я вкладываю в нее доллар и загибаю ему пальцы.

– Желание исполнено, Жаб.

Он пускается бежать, и папа бежит за ним следом.

Я закрываю глаза и загадываю новое желание.

Пусть в буфете будет виноградная шипучка.

Для разговора нужны двое

Одна на трибуне, я вытираю потные ладони о коленки. Белые полосы на полу и баскетбольные щиты как будто сверкают в полумраке зала. Мне хочется взять широкую кисть и покрасить белые щиты в яркие цвета: алый, ярко-голубой и оранжевый.

Но у меня нет кисти, и мне остается только ждать.

Я уже обошла весь зал, пересекла танцпол, побывала в коридоре и даже заглянула в чулан, где хранится спортивный инвентарь. Часы над выходом еле ползут, и я сама себя уговариваю: он придет, когда минутная стрелка будет на четырех.

Музыка грохочет. Я постукиваю ногой, но не слышу стука. Моя сандалия вляпалась во что-то липкое – похоже, кто-то пролил здесь газировку. Тревога у меня в груди нарастает, и я стараюсь оттереть подошву на случай, если мне приспичит бежать за папой, чтобы он немедленно отвез меня домой. Последний раз я видела их с Дэвидом на лестнице, они пили виноградную шипучку.

Джейсон приедет, когда стрелка дойдет до шести. Глядя на танцующих ребят, я барабаню пальцами по коленям. Некоторые танцуют бестолково – один мальчик вроде Дэвида, он также широко растопырил локти. Но тут столько народу, что это никого не волнует. Остальные просто освобождают ему место.

Я вижу знакомых ребят из школы, но Кристи и Райана нет.

Рядом со мной на деревянной скамейке вырезана надпись. Снова и снова мои пальцы исследуют это углубление, чувствуя каждый его изгиб.

Джейсон придет. Когда минутная стрелка будет на одиннадцати.

В зале тесно и душно, мне хочется выйти попить или подышать свежим воздухом, но я боюсь пропустить Джейсона.

Я отклоняюсь назад, упираюсь локтями в скамью за спиной и смотрю в потолок.

Вот бы прожекторы исчезли, крыша тоже, и надо мной открылось бескрайнее ночное небо, усыпанное звездами.

Песня заканчивается, и народ заполняет трибуну рядом со мной. Потом начинается следующая песня, и все опять идут танцевать. Обидно думать, что жизнь продолжается, с тобой или без тебя. Все эти люди проходят мимо, спеша на танцплощадку или в холл.

И даже не видят меня.

Я смотрю на девочку, которая идет к выходу. Из коридора льется яркий свет, и ее фигура на фоне дверного проема превращается в тень, которая уступает место силуэту инвалидной коляски.

– Простите! Пропустите! – Я задеваю колени и наступаю на ноги, стараясь не толкаться и в то же время протиснуться. – Мне надо пройти.

Когда я пробираюсь ближе, Джейсон замечает меня и слегка прищуривается. Миссис Морхаус стоит рядом.

– Я очень рада, что ты пришел. Мне очень надо с тобой поговорить.

– Я буду в холле, там потише, – говорит миссис Морхаус. – Позови меня, если будет нужно.

– Прошу прощения, – обращаюсь я к чужим спинам, пытаясь освободить нам путь в коридор с подсобными помещениями, где не так шумно. Сквозь стекла я вижу виноградные гроздья баскетбольных мячей, стопки дорожных конусов и ряды хоккейных клюшек.

Джейсон рядом со мной, и я не знаю, с чего начать.

– Прекрасная вечеринка.

Он разворачивается к выходу.

– Подожди! – Я лезу в карман юбки за первым словом. – Сложно.

Джейсон приподнимает брови.

Я встаю на колени, чтобы наши глаза были на одном уровне.

– Я вижу, как ребята пялятся на Дэвида, и это мучительно, я знаю, что они думают. Или хуже того – они вообще на него не смотрят, то есть в упор его не видят, как будто он невидимка. Меня это бесит, потому что это подло и потому что для них я тоже невидимка.

Джейсон смотрит мне в глаза и отодвигает руку, чтобы я могла поставить слова в оставшиеся пустые кармашки разговорника.

Скрытый.

– Я не все Кристи о тебе рассказала.

Я не рассказала про твое инвалидное кресло и разговорник. Я не знала, как она отреагирует. Надо было сразу это сделать, потому что ты мой друг, но потом все так запуталось, – я вперила взгляд в кафельный пол. – Нет, это тоже отговорка. На самом деле я боялась, что она подумает что-то не то обо мне, а не о тебе.

Я поднимаю взгляд на Джейсона, он смотрит на темные окна.

– Ты хороший друг, а я проявила Слабость.

– Кэтрин?

Я внутренне готовилась к этому моменту, но все равно почувствовала себя пойманной с поличным. Кристи спешит к нам. На ней белые джинсы и розовая блузка.

– Я думала, ты не сможешь прийти!

Я так рада, что ты передумала.

Рядом с ней стоит Райан, положив руку ей на плечо.

Я поднимаюсь на ноги:

– Джейсон, это Райан и моя соседка Кристи.

Улыбка сползает с ее лица:

– Привет!

– Кристи, это Джейсон.

Она переводит взгляд с Райана на меня и Джейсона:

– Э-э, с днем рождения.

Спасибо.

Кристи бросает на меня вопросительный взгляд, приподняв бровь.

– Джейсон не может разговаривать, поэтому он пользуется карточками. Некоторые из них я сделала для него сама, – я улыбаюсь Джейсону. – Он мой очень хороший Друг.

Она смотрит туда, куда я указываю, на карточку, где девочка приветственно машет рукой.

Джейсон показывает: Кэтрин. Говорит.

О. Тебе. Все время.

– Правда? – Кристи хмыкает. – Она могла бы рассказать мне о тебе.

Райан тянет Кристи за руку:

– Пошли, Крис.

– Прости, – говорю я. – Мне следовало сказать тебе правду.

– Да, – произносит она, не глядя на меня, – следовало. Увидимся.

Когда они ушли, я показала Джейсону последнюю карточку:

– Вот еще одна.

Он трясет головой. Не. Хочу.

Я складываю карточку со словом «вина» в несколько раз, пока она не становится совсем маленькой. Джейсон разворачивается и направляется в зал.

– Подожди, – спешу я за ним. – Куда ты?

Танцевать. Ты хочешь пойти?

– Но я не…

Нарушить. ПРАВИЛО. Танцевать.Джейсон наклоняет голову, глядя на меня исподлобья, как будто он приглашает меня пойти окольным путем. И я сворачиваю на этот путь, ощущая себя самолетом на взлетной полосе. Все системы работают нормально, отсчет пошел.

– Хорошо.

Я иду за ним по коридору и потом по темному залу, пока мы не доходим до самой середины танцпола.

Девочка рядом со мной поднимает руки над головой. Один за другим танцующие подхватывают этот жест и начинают раскачиваться с поднятыми руками.

Джейсон тоже поднимает руки. Посреди танцплощадки у всех на виду я поднимаю руки и достаю потолок, небо и звезды.

Я танцую.

Если тебе не хватает слов, у Арнольда Лобела есть подходящие

Прежде чем лечь спать, я обвожу в календаре день, когда должна приехать Мелисса. Мне столько всего нужно ей рассказать, и в том числе о том, что я танцевала с совершенно незнакомым мальчиком, и мне понравилось.

Во вторник я не возьму рюкзак с собой в клинику. Если Джейсону понадобится слово, я сделаю карточку, но только если он сам попросит.

Я поднимаю штору и представляю луч, идущий из темного окна Кристи, и точки-тире.

Т-ы д-о-м-а?

Но света нет. Ее окно совсем темное, только фонари горят и звезды мерцают.

Тихий стук, и дверь со скрипом приоткрывается. Дэвид стоит в дверях в прямоугольнике света.

– Не бросай игрушки в аквариум.

Я влезаю в тапочки и плетусь за ним следом.

В аквариуме рядом с замком стоит игрушечный маг. Приподняв палочку, он произносит заклинание. Он такой большой, что в ворота замка может пройти только одна его остроконечная туфля.

Ой! Неправильное заклинание!!!

И вместо страшного дракона, которого надо сразить, есть только любопытная золотая рыбка, пробующая на вкус кончик его шляпы.

Я не могу удержаться от смеха.

– «Над чем ты смеешься, Квак?» – спрашивает Дэвид и озадаченно морщит лоб.

Я касаюсь маленького отпечатка с лягушкой у него на руке и показываю ему свой:

– «Я смеюсь над тобой, Жаб, – сказал Квак, – потому что ты очень смешно выглядишь в купальном костюме».

Дэвид улыбается:

– «Конечно, – сказал Жаб. Потом он собрал свои вещи и пошел домой».

– «Конец».

Завтра я скажу маме, что она зациклена на том, что Дэвиду нужны собственные слова, – ведь есть и другие важные вещи. Например, чтобы у нас с братом было что-то общее и сокровенное.

Я стою на коленях вместе с Дэвидом, наши руки касаются друг друга, а лица отражаются в аквариуме.

Думаю, этого достаточно.