Текст книги "Светорада Медовая"
Автор книги: Симона Вилар
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 35 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]
– Но разве ты недостаточно велик, Адуна-батыр, чтобы раздобыть в округе красивых дев за коня? – хитро прищурился хазарин. – Я бы охотно обменял рыжую кобылицу на такую вон. – Он кивнул в сторону стоявшей неподалеку Светы.
– Эту нельзя, – отрезал Аудун. – Это истинная липа ожерелий[87]87
Красивая женщина (кенинг).
[Закрыть] она нашего племени, из варягов, а своих я тебе ни за что не отдам, клянусь копьем Одина.
– Так она из варягов, – задумчиво произнес Гаведдай, вытягивая шею и глядя, как Стрелок, обнимая Свету за плечи, повел ее к реке, чтобы показать жене мощь полноводного Итиля. – Никогда не подумал бы, что эта дева вашего племени, клянусь своей удачей! Но до чего же хороша! Ах, благородный Адуна-батыр, если умыкнешь ее, я тебе за нее весь табун отдам, – вдруг зашептал он, подавшись к ярлу.
Аудун только зыркнул на него исподлобья, изогнув круто бровь, и горбун опомнился, отклонился и вновь стал невозмутимо поправлять свои золотые побрякушки. Потом сказал:
– Прости за навязчивость, благородный батыр, но должен заметить, что коней я вез в такую даль для того, чтобы обменять на русских красавиц. И булгары их охотно покупают для своих гаремов, а мой господин Овадия бен Муниш их всем иным предпочитает. А мне ох как надо ему угодить!
– Говорят же тебе, купец, что Медовая из наших.
– Медовая? Разве это варяжское имя?
– Она только наполовину наша, – уточнил ярл. – Ее отцом был известный ярл Кари Неспокойный, а брат, тоже не последний воин, служил у богатого смоленского князя на Днепре. Так что она из очень почтенной семьи. Ну чего ты так уставился на меня?
Гаведдай смотрел на него, открыв рот. Потом судорожно сглотнул, но все равно какое-то время не мог вымолвить ни слова. Аудун покровительственно ждал. Ах, если бы не та рыжая кобыла, какую ярлу так хотелось свести со своим Золотистым и от которой получились бы такие славные жеребята… разве сидел бы он тут с этим уродом!
Гаведдай наконец взял себя в руки.
– Ты сейчас говорил об очень известных людях, благородный Аудун, – наконец правильно выговорил он имя ярла. – Я был наслышан про Кари Неспокойного, знавал и его сына Гуннара Хмурого. Так эта дева – сестра того самого Гуннара, говоришь? Ну а этот парень подле нее? Он тоже варяг?
– Он рус, но, если бы он был нашей крови, моему народу от этого только больше чести досталось бы. Это Стрелок, муж Медовой. Я принял их в свой род этой зимой, и они пришлись по сердцу всем моим домочадцам. Так что сам понимаешь, что твое предложение об обмене кобылицы на эту девушку столь же нелепо, как если бы я стал вдруг почитать Христа. А теперь к делу. Будем обсуждать покупку или ты только за деву готов отдать лошадь?
Вечером, когда стало смеркаться, все собрались в дружинной избе, стоявшей за недостроенным частоколом нового града на мысу. По центру длинной постройки были наскоро установлены очаги, в которых разожгли пламя. Запах дыма смешивался с запахом свежих деревянных плах; скамьи вдоль стен еще не были сколочены, и люди разместились на охапках сена, покрытых плащами и шкурами. Дым от огней поднимался к продуху в кровле, шатровая крыша была высока и пока не успела потемнеть от копоти, и оттого помещение казалось большим и светлым, несмотря на то что по углам до сих пор валялись щепки и другой строительный мусор.
Собравшиеся – воины, приглашенные торговцы-варяги, местные старшины мерян – были в приподнятом настроении. Аудун был особенно доволен. Надо же, горбатый хазарин, который сперва так упрямился и не хотел продавать лошадь, вдруг сам позже вызвался уступить ярлу весь табун по сходной цене. Он и мену провел кое-как, начал вдруг торопиться, а вскоре вообще отбыл. Причем повернул не на север, к Новгороду, куда поначалу намеревался ехать, как поведали его спутники варяги, а назад.
– Он что-то про булгар говорил, – сказал Аудун, передавая дальше по кругу мех с местным березовым медом. – Проехал, наверное, бестолковый, а теперь только хватился.
Варяги и ростовчане смеялись, дивясь странной рассеянности хазарского торговца. Аудун, будучи в прекрасном расположении духа, тоже веселился, поглядывая туда, где у котлов с другими женщинами хлопотала Медовая. От котлов так пахло, что слюнки текли, и все довольно загалдели, когда женщины сообщили, что варево готово, и стали разливать длинными черпаками по мискам похлебку.
Светорада пошла туда, где в окружении дружинников сидел Стема, и воины потеснились, давая ей место подле мужа. Кто-то передал Свете чашу местного березового меда, тягучего, густого и пряного, и Стема предупредил ее, чтобы не усердствовала, если не хочет охмелеть. Света только смеялась. Ей так хорошо было тут, оттого что они встретились со Стемой как родные, что не хотелось и вспоминать про злые наговоры тиуна Усмара. Но не удержалась все же спросить, кто такая эта Согда, о которой столько толков. Стема только хмыкнул:
– Да есть тут одна шаманка. А тебе-то что, краса моя? Не ревнуешь ли?
Светорада смотрела на своего Стемку сияющими глазами.
– Сокол мой ясный! Я ведь всегда знала, что твой удел высок и что я с тобой не пропаду. И как же хорошо, что сегодня к тебе приехала! Так надоело, что ты все время тут, а я в Ростове. А здесь ничего, – произнесла она, окидывая взглядом светлые бревенчатые стены, где из щелей между свежевыструганными бревнами торчали беловатые с зеленью пряди высушенного болотного мха – для тепла. И Света сказала Стеме, как она все устроит тут, когда поселится с ним на правах жены воеводы и хозяйки.
Стема пристально поглядел на нее.
– Светка, уж не надеешься ли ты, что и теперь со мной тут останешься?
Ее сияющие глаза потемнели, предчувствуя подвох, сказала:
– Конечно, останусь. Жена ведь я твоя. Или ты думал, что мерянке Согде тебя отдам?
Стема стал серьезен.
– При чем тут Согда, разбей ее Перун своей молнией!
– Так уж и разбей, – деланно улыбнулась княжна, не понимая, отчего так резко изменилось его настроение.
Стема огляделся, увидел, что воинам сейчас не до них – вон кто-то уже гусли притащил, плясать собираются, – и решил, что, если они незаметно уйдут, никто не поставит новому воеводе это в вину.
Он встал, увлекая за собой Светораду, и двинулся вдоль прохода к дверному проему. Откинув занавешивающую выход шкуру, вывел жену во двор.
Здесь уже стемнело, частоколы отдаленного тына островерхо выделялись на фоне темно-синего вечернего неба. Было прохладно, как всегда бывает весенними вечерами, когда солнышко-Хорос уходит на покой и земля вспоминает, что еще не прогрета до конца. Со стороны Итиля, за мысом, слышался плеск волн могучей реки, пахло сыростью, где-то вдали залаяла собака. Стема шел быстро, увлекая за собой Светораду, и она еле поспевала за ним. Света едва не налетела на мужа, когда он вывел ее из града на берег, где днем бабы лепили горшки. Сейчас здесь было пустынно, и их никто не мог подслушать.
– Ты не останешься тут, Светорада, таково мое слово! – строго и твердо произнес Стемид. – И не ссылайся ни на какую Согду. Что мне до нее, что мне до всех женщин под серединным небом?:[88]88
По поверьям славян серединное небо то, которое нависает над миром людей. На верхнем живут боги, а низинное располагается над подземным миром.
[Закрыть] А без тебя мне хоть заря не всходи. И потерять тебя мне горше жизни, тяжелее, чем потерять веру в помощь богов.
Светорада, хотевшая было возразить, растроганно взяла в потемках его руку, почувствовала, как он крепко сжал ее пальцы.
– Ты не останешься, – повторил Стемид. – Если Ростов прячется в чащах и за болотами, то тут, на речном пути, постоянно идет движение. С полуночи уже прошли новгородские суда, идут и варяжские, а булгары и хазары правят струги с полудня, направляясь в Новгородскую Русь. Пока никто из них ничего не говорил о том, что творится у престола князей Олега и Игоря, но однажды и сюда могут дойти вести или, что еще хуже, приплывет кто-нибудь из торговых гостей, который Днепром ходил, а значит, может признать в тебе смоленскую княжну, некогда за Игоря Киевского просватанную. Ты ведь понимаешь, чем для нас обоих это может обернуться?
Он на миг умолк. Светорада тоже молчала, понимая, что ее Стема прав. Ей даже стало страшно. Он же продолжил:
– Может случиться, что однажды и сам Олег Вещий задумает посетить окраины Руси, придет сюда на стругах или кого из своих людей пришлет. И если я готов служить и добиваться власти и почета, чтобы дать тебе достойное существование, готов стать воеводой в столь неспокойном месте, как путь от варяг к хазарам, то ты не должна быть подле меня, не должна быть на виду. И ты вернешься в Ростов. Я так велю, а жена обязана слушаться мужа, так ведь, Светка моя? – почти шепотом добавил он, слыша, как она сердито задышала во тьме.
Светорада была воспитана править, он всегда помнил об этом, потому никогда ничего не делал, не посоветовавшись с ней. И пусть мужи так себя не ведут с женами, но ведь не каждому достаются в жены женщины княжеского рода, причем похищенные от высокородных женихов накануне свадебного пира.
Голос его звучал теперь совсем тихо и почти умоляюще. Стема обнял ее, шептал негромко, ласково, но при этом напряженно вглядывался в окружавший их мрак, опасаясь, что кто-нибудь услышит его. Он чувствовал, как у его груди бьется ее сердце, и для него не было ничего важнее, чтобы так и оставалось, чтобы у него всегда было ощущение, что она рядом. А если для этого им придется нечасто видеться, то тем слаще будут эти редкие встречи. И уже думая совсем об ином, Стема начал нежно целовать ее щеки, опустился к губам, коснулся их сперва нежно и ласково, потом, когда она едва заметно ответила, стал целовать со все возрастающей страстностью. Но княжна увернулась.
– Хитер ты, Стемка Стрелок. Всегда знаешь, как меня уломать. Но думается мне, что ты прав. Я знала, что непроста будет моя жизнь подле тебя, но я ни о чем не жалею, только бы нас никто не нашел… Только бы мы всегда были вместе.
Стеме казалось, что и прохладная ночь течет сладким медом, когда она так говорила. Неужто это та же капризная смоленская княжна, которую он когда-то почти ненавидел за ее причуды и вздорный нрав? Теперь рядом с ним была верная и понимающая женщина. И такая красавица! Едва сдерживая нетерпение, он подхватил ее на руки и понес прочь. И век бы так нес, оберегая от всех, пряча, владея ею, наслаждаясь… Никто ее у него не отберет! Никому ее не отдаст!
А в это время на плывущем вниз по реке Итиль хазарском корабле у высокого штевня стоял горбун Гаведдай. Несмотря на попутный ветер и скорое течение, он не дал гребцам отдыхать этой ночью и велел торопиться. Его не интересовали земли булгар, не заботили и торги, ради которых он отправился в это плавание. Он думал о том, что негаданно узнал: пропавшая на Руси перед свадьбой с Игорем княжна Светорада живет здесь, на самой окраине подвластных Олегу земель. Когда Гаведдай увидел ее на берегу, ему поначалу подумалось о редкостном сходстве этой девы с той, которая по сей день, словно болезненная заноза, сидела в сердце его господина царевича Овадии бен Муниша. Однако после слов Аудуна… Когда-то молодой Овадия сватался к дочери смоленского князя, но получил отказ. И с тех пор ни воинские походы, ни борьба за власть при дворе кагана,[89]89
Каган – правитель у хазар, хотя в этот период фактическая власть находилась уже не в руках каганов, а у их главных военачальников бек-шадов.
[Закрыть] ни самые красивые пленницы со всех концов земли не могли избавить его от тоски по Светораде Смоленской. Каково же будет благородному сыну кагана узнать, что исчезнувшая смоленская красавица безвестно живет на окраине Руси, а какой-то мальчишка рус называет ее своей женой?
ГЛАВА 7
Если весна в ростовских землях была куда холоднее, чем в краях, где Светорада жила ранее, то и пришедшее ей на смену лето не спешило побаловать людей теплом. Поэтому и частые дожди, и холодные рассветы, и пробирающая сырость по ночам здесь были привычны. Но на праздник Ярилы[90]90
Ярилин праздник – 5 июня – день ухода весны и прихода лета. Ярила – бог плодородной силы у славян, его празднование означает начало лета.
[Закрыть] народ все одно повеселился вволю. Светораде тоже было весело, особенно когда Стема прибыл из своего Медвежьего Угла в Ростов. После плясок и обильного пира в честь божества удали и жизни Ярилы, после песен и хороводов, когда они уединились вечером в их закрытой боковуше, Стема объяснял Светораде, отчего его так долго не было. Он говорил, как соскучился, однако Светорада замечала, что сам Стема доволен службой, рассказывает о торгах на реке с гордостью, как и о том, насколько он справляется с поручением и следит за миром на неспокойном речном пути.
Ее Стемид… Ее воевода, которого она чтит и уважает. Лежа на груди молодого мужа, она оглаживала новый шрам у него на скуле, почти привычно прикидывая в уме, что со времени его нанесения прошло около десяти дней. Эх, какая непростая у них жизнь! Да и бывает ли она простой?
– Я хочу родить тебе ребенка, – прошептала Светорада, целуя его закрытые глаза. – Так мне было бы спокойнее.
– Так уж и спокойнее, – негромко засмеялся Стема, но, видя острый блеск в ее золотистых глазах, не спорил. – Ладно уж, постараемся, – сказал, запуская пальцы в ее распущенные волосы, смотрел, как она откидывает голову, бережно поворачивал ее на спину и склонялся к ней.
Участившееся дыхание Светы казалось ему прекраснее плеска волн на Итиле, ее кожа была нежнее шелка, который он привез жене в подарок. Да, теперь он мог позволить себе наряжать и баловать свою княжну, мог позволить родить с ней ребенка, правда, пока слабо представлял, как это будет, но если она хочет, то и он не прочь.
Утром Светорада вышла проводить его, несмотря на ранний час и прохладу. Кутаясь в широкую накидку, смотрела, как Стема отъезжает, все время оглядываясь, и машет ей рукой. Его теперь сопровождали конные воины, да и сам Стема в его дорогой куртке с множеством начищенных блестящих блях смотрелся внушительно. И хоть голову не покрыл, растрепан был (торопился, даже не позволив ей как следует расчесать его отросшие волосы), но все одно смотрелся настоящим витязем, а не мальчишкой-стрелком, в которого некогда так безоглядно и страстно влюбилась смоленская княжна Светорада.
В утренней дымке стала видна фигура идущей от хозяйственных построек Верены. Молодая женщина несла миску с солеными грибами прошлогоднего сбора, по пути подхватила один, жевала с явным удовольствием. Верена этой весной вновь забеременела, вот ее все время и тянуло на солененькое.
– Что, распрощалась с милым? – сказала она, становясь рядом с кутающейся в накидку Светой. – А мне опять ваша возня за перегородкой спать всю ночь не давала. Все хотите нагнать нас с Асольвом и тоже ребеночка зачать?
– Попробовали, – просто отвечала Светорада.
А сама подумала, а вдруг и впрямь на этот раз получится?
Ей хотелось родить свое дитя. В глубине души она завидовала Верене, а та еще сказала, что, глядя на них со Стрелком, они с Асольвом так завелись, что она вновь понесла. После девочек-близняшек непременно ждут сына. Да что они, вон и Гуннхильд, несмотря на почтенный возраст, тоже забеременела. И Верена добавила, будто извиняясь: тот же Нечай редко заглядывает в усадьбу Большой Конь, а своей жене сумел ребеночка сделать. Вот и у Стрелка с Медовой должно сладиться в этом деле. Чтобы у такой любящей пары да все прахом пошло – да ни в жизнь! А из Светы мать выйдет превосходная – ее вся ребятня в усадьбе любит, так и льнет к ней.
И правда, вся детвора в Большом Коне отличала вниманием веселую и ласковую жену воеводы Стрелка. Она и сама охотно нянчилась и играла с ними, но особым ее расположением пользовался сын Аудуна и Русланы Взимок, родившийся в ночь обоснования Светорады в Ростове. Близняшки же подруги Верены и младшие дочери Гуннхильд, так те просто ходили за Светорадой по пятам, им нравилось слушать ее сказы о жар-птице или мече-кладенце. А старшая дочь Гуннхильд Бэра, как дитя, дурачилась с веселой Светой. Дети и подростки чутьем улавливали ее нежность и доброту к ним, да и веселая она всегда была, ласковая. Только Асгерд, как-то пришедшая в усадьбу отца и наблюдавшая за играми Светы с ребятней, отметила, что той, как видно, боги и забеременеть не дают, потому что она сама еще дитя – все бы ей петь, скакать да веселиться. Света расслышала только, что «боги не дают ей забеременеть», и опечалилась. В глубине души ее донимала тревога, отчего до сих пор их любовь со Стемкой не имеет ожидаемых последствий. И вспоминались странные слова лесного волхва, что ей трудно будет выносить дитя. Но ведь у них со Стемкой еще столько времени для любви, друг для друга и для продолжения рода… У них все получится. Ибо позволить себе завести ребенка они уже могли.
То, что пришлый Стрелок так скоро выбился в воеводы, в Ростове никого особо не удивило, как и то, что Стемид баловал свою жену, одевая ее в бархат заморский и легкие вуали-паволоки. Причем ей удавалось так умело сочетать кроенные из шелка платья с мерянскими меховыми узорами и местной традицией носить у висков треугольные подвески из бронзы, что вскоре и иные ростовчанки стали подражать этой манере Медовой. О ней вообще много говорили, и она была едва ли не самой известной женщиной в Ростове. И хотя Светорада, как и ранее, помогала Гуннхильд по хозяйству, делала она это скорее благодаря своей бьющей через край энергии, нежели из обязанности принятой в род.
Как-то следившую за работами на огородах Светораду заехал навестить вернувшийся с выездки лошадей Скафти. Ярл Аудун, который теперь почти не наведывался в Ростов, поскольку проводил все время в речном дозоре, за своими конями велел приглядывать старшему сыну. Вот и ныне, перегнав кобылиц с жеребятами на новую луговину, Скафти решил поболтать с женой воеводы Стрелка. Правда, разгоряченный скачкой, он сперва кинулся в воды Неро, проплыл легко и красиво, загребая сероватую гладкую воду сильными взмахами, но вода была уж очень холодна, и ему пришлось скоро вернуться. Надев штаны за кустами, Скафти подошел к Светораде, с удовольствием позволив той обтереть себя куском широкой холстины. Она угостила его разваренной репой с кусочками жареной утки, и теперь они просто разговаривали. Скафти полулежал на земле, покусывая травинку, а княжна сидела рядом на большом камне.
Скафти кинул ей свою куртку, приказав подстелить.
– Для тепла, – пояснил он, – а то лето еще не вступило в полную силу. Местные говорят, что только после Купалы[91]91
Купальский праздник происходит в ночь с 24 на 25 июня. Считалось, что с этого момента начинается время подателя плодоносящих сил земли, сытой жизни и благополучия.
[Закрыть] солнце войдет в силу. Потому все и ждут этот праздник. У нас на старой родине он назывался днем Середины лета, но отмечался хоть и весело, однако не с таким размахом, как тут. У вас же на Купалу люди словно сходят с ума, пьют, веселятся, любятся кто с кем, вроде как жалуя таким образом подателя летнего плодородия Купалу. Мне это нравится. Куда веселее, чем у нас, когда дальше хороводов и песен у костров дело не идет.
Светорада посмотрела туда, где огородники отгоняли от грядок оставленных Скафти коней. Светораде нравилась одна новая кобыла в табуне, поджарая, рыжая с атласным отливом, с тонкими ногами и большим пятном на крутолобой изящной голове. Аудун приобрел ее не так давно, но Светорада уже ездила на ней, ей нравилось ощущать под собой легкую мощь животного. Скафти, проследив за взглядом Светы, сам предложил проехаться вдоль озера. Ах, как же ей было любо взвиться на горячую кобылку, показать свое умение наездницы, а лошадка, даром что горяча, все же признала сильную волю всадницы, смирилась под ее маленькой, но твердой рукой. Вот они с варягом и промчались галопом вдоль берега, распугивая притаившуюся в камышах водную птицу, а потом свернули на лесную тропу.
Скафти неожиданно остановился, глядя в сторону деревьев, где сквозь подлесок виднелась чья-то фигура. Светорада тоже посмотрела туда. Сперва ей показалось, что это один из мерянских шаманов в своем рогатом головном уборе, потом она с удивлением поняла, что перед ними женщина.
– Это Согда, – сказал Скафти.
Светорада чуть закусила нижнюю губу. Она уже слышала, что в последнее время эта женщина перебралась из лесов на Итиле в ростовские земли, устроив в зарослях свою кумирню. Ранее видывать шаманку Светораде не доводилось. Красивая, медно-рыжие косы спадают едва ли не до колен, лицо необычное, а смотрит хмуро. Но только на Светораду, со Скафти заговорила даже приветливо. Тот спросил, что понадобилось возле града Согде.
– Ко мне скоро придут те, кому нужна моя ворожба, – отозвалась Согда, продолжая при этом оценивающе разглядывать Светораду, и ее узкие темные глаза стали колючими.
Когда Скафти со Светорадой возвращались от леса, они увидели на склоне Киму и молоденькую Бэру, которые шли, взявшись за руки. Скафти сказал:
– Этот Кима еще тот ловкач. Год назад все затрагивал Асгерд, потом вокруг тебя вьюном вился, а теперь решил увлечь Бэру. Нечай уже намекнул ему, что Бэра – дочь Гуннхильд и Киме почти что сестра. Однако этот белобрысый все настаивает, что они чужие по крови и он может сватать падчерицу отца. Вот и к Согде, наверное, обратился, чтобы она поворожила им, а потом и Нечаю с Гуннхильд словечко замолвила. Парню жениться невтерпеж, ну а Бэра, дурочка, слушает его. Меня вовсе считают первым бабским угодником в округе, но пусть бы к любезному Киме лучше пригляделись.
– Но он и впрямь может ее сосватать, если получит разрешение шаманки, – заметила Светорада, считавшая в глубине души, что Кима и резвушка Бэра были бы неплохой парой.
– Ну, то, что он постарается уложить ее в кустах на ваш праздник Купалы, даже у Согды спрашивать не надо, – ответил Скафти, мрачнея. Несмотря на то что этот резвый красавец варяг сам задрал немало подолов, честь девушки его рода для него много значила. Сказав, что он предупредит Гуннхильд, чтобы та приглядывала за дочерью во время праздника, Скафти с лукавой улыбкой взглянул на Светораду: – Ну а за тобой кто приглядит на Купалу, красавица?
– Ко мне муж приедет на праздник, – уверенно произнесла Светорада. А саму кольнуло – приедет ли? Заметив иронию во взгляде Скафти, даже слегка стегнула его по колену концом кнутовища. – Не смей сомневаться в Стрелке! И пусть в купальскую ночь всякому дозволяется любиться, я знаю одно: не будет Стрелка, я ни к кому иному не подойду.
– А жаль, – усмехнулся Скафти, за что опять получил кнутовищем по колену.
Но тут их внимание было отвлечено появлением на дороге Усмара.
– Никак тоже к Согде пошел, – заметил Скафти, проводив того взглядом.
И хотя тиун раскланялся с ними, Скафти отвернулся. А вот Светорада чуть склонилась в приветствии. Так уж вышло, что ей теперь часто приходилось общаться с Усмаром. Посаднику Путяте было спокойнее, если Медовая проверяла подсчеты Усмара, и, как ни странно, у них с тиуном это получалось гладко и миролюбиво. Усмар ни разу не повел себя с Медовой непочтительно.
– Может, он уже и забыл, что некогда лихое задумал, – даже заступилась за Усмара Светорада.
Скафти лишь пожал плечами. Своего деверя он явно недолюбливал.
В Ростов Усмар вернулся уже под вечер, шел веселый, улыбался своим мыслям. А помрачнел он, только когда стал приближаться к своему терему. На пороге едва поздоровался с женой. На Асгерд было светлое длинное одеяние с широкими складками, скрывающими округлившийся живот. Ее волосы были спрятаны под плотную головную повязку, а вдоль щек колыхались серебряные подвески, похожие на веточки инея. Она принарядилась для мужа, но он довольно грубо сказал, что она похожа на ледяную статую.
– И сама ты ледяная, – добавил Усмар. – Обнимаешь тебя – и будто холодом веет.
Асгерд смолчала. Она все не могла понять, отчего муж то и дело упрекает ее в холодности. Разве она не заботится о нем, разве не ждет его, не следит за хозяйством? Что же ему надо от Асгерд? Неужели он хочет, чтобы она стонала и визжала под ним, как какая-то полудикая мерянка?
О ком думает Усмар, Асгерд поняла, когда муж сказал:
– А ведь Медовая одна на Купалу останется. Мне Согда доложила, что Стрелка дела на Итиле задержат.
Опять Медовая… Да еще эта шаманка… Асгерд почувствовала, как больно сжимается сердце. Ах, как бы ей заставить милого мужа полюбить ее со всей силой… так же, как она сама его любит.
В день перед купальской ночью в Ростове царило оживление. Вдоль берега озера, где по традиции проводились гуляния, еще с утра горели костры, доносился запах жареного мяса. В самом Ростове девушки плели гирлянды из зелени и украшали свои жилища; все принаряжались, молодые люди перемигивались друг с другом, зная, что этой ночью можно любиться со всяким, кого пожелаешь. Старики же больше думали об угощении, хозяйки приказывали челядинцам доставать из подполов соления и меды, обсуждали, что нагадают волхвы насчет будущего урожая. Все понимали, что в столь обильном на дичь и рыбу ростовском краю они не изголодают, но так хотелось есть хлебушек до следующего урожая, не выгребая из сусеков последние крохи.
Вечером на берегу Неро собралась внушительная толпа. Из окрестных селений явились мерянские шаманы, но держались в стороне, с независимым видом поглядывая на вышедших из чащи волхвов в чистых светлых одеждах. По обычаю все сначала наблюдали за требами. Путята не поскупился выставить для жертвоприношения крепкого мерина из своей конюшни, купцы торгового ряда, скинувшись, приобрели круторогого вола для заклания, а кожевники овец привели. Все одно после сами же полакомятся жертвенным мясом ради здоровья и благополучия.
Угощения и впрямь хватало. Меды и наливки кружили головы, веселые песни поднимали настроение. Когда стемнело и от вод Неро потянуло сыростью, только ярче запылали костры на берегу. Смех, песни, хлопки, веселые оживленные голоса, освещенные кострами лица – все это вызывало у собравшихся праздничное возбуждение. А там и гусельки забренчали, рожки загудели, в бубны ударили, и вскоре песни сменились хороводами и танцами. Главный же хоровод повели вокруг большого соломенного чучела в венках и зелени, изображавшего того самого Купалу, которого в разгар празднества должны поджечь, чтобы свет его огня отменил запрет на купание в зачарованных водах. До того же момента нельзя – нечисть не позволит и утащит.
Светорада сидела среди скандинавок усадьбы Большого Коня. Держалась степенно, хотя глаза ее так и блестели, когда смотрела туда, где шли пляски. Ах, как же ей хотелось… Нельзя. Стемка вон не приехал, а она так ждала его. И что же ей теперь, и на празднике повеселиться нельзя? Светорада только вздохнула, когда Гуннхильд и Асгерд повели в сторону усадьбы недовольную Бэру и остальных своих женщин. Жене воеводы они не смели приказывать, да и Верена осталась. Веселая и хмельная, она обнимала Светораду, а на подошедшего к ним Усмара замахала рукой, отгоняя. Но Усмар держался приветливо, подсел к ним, расправляя складки своего нарядного, сверкающего бисерными нашивками кафтана. Светорада испытывала к нему некое жалостливое равнодушие.
Тиун принес с собой бутыль с запечатанной пробкой, откупорил и, налив немного в чашу, протянул Светораде.
– Изведай заморского зелья, красавица!
Это оказалось вино, сладкое и густое, пряно пахнувшее какими-то неведомыми травами. Княжна Светорада такое только в отцовском тереме и вкушала. Потому и посмотрела на тиуна удивленно:
– Где раздобыл такое? Не иначе ромейское?
– Угадала, красавица, – усмехнулся тот. – Мне его мытник с Итиля передал, прикупив пару бутылей у хазарских торговцев.
Светорада медленными глотками смаковала вино, чувствовала, как от него по телу разливается блаженное тепло. Хотелось расслабиться, откинуться на мягкие овчины, на которых они сидели с Усмаром и Вереной. Она видела, как тиун пристально смотрит на нее, но это не раздражало ее, как ранее, а вызывало приятное ощущение.
Усмар вновь плеснул из бутыли в плоскую чашу и протянул ей. Но тут вмещалась Верена, тоже пожелавшая попробовать заморского зелья. Однако едва Светорада протянула подруге чашу, Усмар неожиданно выбил ее из руки. Верена и Светорада расшумелись, обрызганные темным вином, взволновались, что следы с их нарядных одежд не так-то просто будет отстирать. Правда, Верена, скоро успокоившись, снова протянула Усмару чашу, делая знак, чтобы налил. Но тиун не давал вина, даже разволновался отчего-то и отстранил рукой настырную родственницу, заявив, что пусть, мол, Асольв не поскупится для нее. Разобидевшаяся Верена ушла жаловаться мужу, а тиун торопливо, будто опасаясь чего, вновь плеснул темного вина в чашу Светорады.
– Пей, – уговаривал, – не для всякой подобный напиток.
Он из самого солнца и соков земли, он дарит радость и красу. Вон как вспыхнули твои щечки, Медовая, словно сам ясный Купала послал тебе свою благодать.
Светорада послушно выпила. Ох, и вкусное же! Она попросила, чтобы тиун и Верену угостил, но он молча глядел на нее и улыбался. И она тоже стала улыбаться ему, найдя сегодня тиуна на удивление милым и приятным. Неожиданно подошел Скафти и, потеснив от Светорады Усмара, властно взял ее за руку и повел прочь. Она только оглянулась на тиуна, оставшегося сидеть на шкурах среди разложенных яств. Его лицо показалось ей озадаченным и расстроенным, но девушку это только позабавило. Эх, все не успокоится Усмар, что она не для него. Как и его вино не для Верены. Но отчего же не для Верены? Обидел славную женщину, пожадничал…
У Светорады слегка кружилась голова. Весь мир мелькал то ярким светом огней, то темнотой нависающего в вышине неба. Появилось странное ощущение, будто огни этой ночи зажигались в ней самой и она вся горит, но это был волнующий жар. Он разлился по ее телу, приятным теплом вспыхнул в ее лоне и горячечной волной прокатился по животу и ногам, сосредоточившись в груди, которая вдруг стала такой чувствительной, что даже трущаяся о соски ткань рубахи вызывала волнение и истому. Голова была непривычно легкой, и она тряхнула ею, сбрасывая нарядную повязку, наслаждаясь свободой рассыпавшихся по плечам волос. Ей было жарко, и Светорада жадно облизнула языком пересохшие губы. Ей вдруг очень захотелось, чтобы к ее устам прикоснулись… И не она сама, а кто-то иной… Ее даже качнуло в сторону прошедшего мимо мужчины. О матерь Макошь, да это же сам посадник! Обычно Светорада несколько робела перед ним, а тут проводила таким взглядом, словно только сейчас заметила, какая мощная и коренастая у Путяты фигура, сколько в ней, должно быть, силы! А Скафти… Он оглянулся, смеясь, и она тоже рассмеялась, не понимая, что с ней происходит. У Светорады было ощущение, что она стала непривычно легкой, почти невесомой, и, когда Скафти поднял ее и закружил, ей показалось, что она сама порхнула. Но особенно сладостно стало, когда он опустил ее, все еще не разжимая рук, и Света оказалась в кольце его объятий. Но когда сама обняла его, Скафти неожиданно отпрянул. Посмотрел пытливо:
– Когда это ты успела так охмелеть, моя сладкая липа пряжи?
– Сладкая? А вот ты попробуй меня на вкус, – смеялась Светорада, подставляя ему свои пухлые губы.
Чувствовала, как он напряжен, и сама едва не сходила с ума от нестерпимого горячего желания обнять его, прильнуть к сильному мужскому телу…
