Текст книги "Светорада Золотая"
Автор книги: Симона Вилар
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 33 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]
ГЛАВА 8
В освещенной лучами солнца Золотой Гриднице княгиня Гордоксева прилюдно прощалась с царевичем Овадией.
– Мы всегда будем чтить тебя и твоего достойного отца, благородный шад, – громко произнесла княгиня, сидя в высоком княжеском кресле. – И если богам угодно, чтобы наши пути вновь пересеклись, мы будем уповать на то, чтобы только мир и радость стали тому причиной. Ты всегда будешь желанным гостем в Смоленске, благородный Овадия бен Муниш, а я и моя семья, – тут она посмотрела на сыновей Ингельда и Асмунда (первый при этом почтительно встал, а Асмунд чуть наклонил голову, прижав руку к груди), – мы всегда примем тебя, и в радость будет нам эта встреча.
С этими словами княгиня спустилась с возвышения и протянула царевичу полную чашу меда: сначала сделала глоток сама, а потом передала Овадии.
Князь Игорь со своего места наблюдал за происходящим. Его несколько удивляло, что главной при прощании выступает именно Гордоксева, ведь ее сыновья уже взрослые и подобную честь следует передать им. Ну, хотя бы Ингельду, если Асмунд хвор и не выглядит внушительным правителем. Правда, Ольга отзывалась о нем с уважением. Но Ольга всякого сейчас хвалит, надеясь подловить мужа, – так думал Игорь, и эта мысль вызывала в нем глухое раздражение. И хотя Ольга по-прежнему преданна ему, даже поспешила предупредить о том, что его невеста собирается провести ночь в компании смердов, как простая чернавка, Игорь понимал, что Ольга заинтересована выставить княжну в дурном свете. И ведь добилась своего, хитрая псковитянка!
Игорь покосился на сидевшую возле него Светораду. В нарядном розовом платье с вышитым серебром оплечьем, с ниспадающими из-под золотого обруча волосами, спокойная и серьезная, сейчас она совсем не напоминала ту разгоряченную шальную девицу, которую он под утро привез в детинец. Эта выглядит как солнышко золотое. И тут Игорь заметил, что отступающий от княгини и отвешивающий поклоны хазарин Овадия метнул в сторону Светорады многозначительный взгляд. Этот бы многое отдал, чтобы иметь право восседать на месте Игоря подле княжны. Нуда не вышло. И эта капризная птичка с приданым, за которое они нанимают войско, отныне принадлежит только Игорю. Вот только он сам почему-то сомневается в этом. Ее независимость и некое легкомысленное упрямство раздражали Игоря. Ничего, он еще сумеет посадить в клетку эту любящую вольно порхать пичугу. Золотокрылую, однако, пичугу. Когда же она станет его женой, Игорь справится с ней, не позволит так согласно кивать в ответ на взгляды каких-то хазарских посланцев. Однако что означает этот кивок?
Игорь повернулся, поглядел на нее внимательнее. И встретился с прямым взглядом ее лучистых светло-карих глаз. Неужто ее ничего не смущает?
– Не будь так суров, жених мой, – словно не придавая значения гневному укору в глазах Игоря, произнесла княжну – Я желаю, чтобы отношения наши были в радость нам обоим, чтобы каждая встреча приносила усладу. Разве тебе это не любо?
Хорошие речи. Но сама она тут же поднялась и пошла прочь.
Светорада видела, что Овадия уже вышел в залитую светом арку, ведущую из высокой гридницы, но там, у порога, еще крутился его горбатый слуга, а значит, ему велено проводить княжну к месту уговоренной вчера прощальной беседы. Что ж, Овадия бен Муниш никогда не был с ней столь холоден, как ее жених, а Светорада помнит добро и пойдет проститься с ним. Даже отпуская от себя того, кому было отказано в ее руке, Светорада хотела, чтобы он навсегда сохранил о ней добрую память.
Но тут в потоках света в арке возникла тень и дорогу Светораде преградила группа воинов-варягов во главе с Гуннаром.
– Ради всех богов, Рада, подожди уходить, – обратился к ней воспитанник ее отца. – И тебя, Гордоксева-княгиня, и вас, сыновья Эгиля Золото, я хотел бы задержать, если вы, памятуя наше прошлое мирное житье, сочтете достойным выслушать мои слова.
Он прошел к высокому помосту, ведя княжну под руку на правах ее почти родича, что вовсе не понравилось Игорю. Княжна вновь ощутила на себе его недовольный взгляд, но решила не показывать вида – она уже начала уставать от его вечного недовольства, от его осуждающего молчания. Получалось, что быть невестой пригожего Игоря сына Рюрика совсем не так приятно, как ей думалось поначалу.
– Что ты хочешь сообщить нам, Гуннар? – усаживаясь на прежнее место, обратилась к воспитаннику Гордоксева.
Светораде тоже было любопытно это знать, ведь Гуннар пришел с ватагой прибывших за ним варягов, которые пока стояли гостями в Смоленске, просто бродили по улицам города или приценивались к товарам на торгах у реки.
– Я уже сообщал и Эгилю Золото, и тебе, достославная княгиня, что время, когда я состоял в воспитанниках, уже вышло, – неторопливо начал Гуннар, а его спутники стояли за ним, поглядывая на княгиню и обводя взглядом богатую позолоченную резьбу на столбах гридницы. – К тому же люди томятся в ожидании моего решения, – продолжил Гуннар, – вот я и подумал, что мне не следует испытывать их терпение. Поэтому я попросил бы тебя, мудрая Гордоксева, отпустить меня в дальний путь.
– Но разве это так необходимо прямо сейчас? – не удержавшись, воскликнула княжна.
Ей было жаль терять сразу всех женихов, когда сама она еще не стала законной женой Игоря, и внимание ухажеров было ей приятно. К тому же ей действительно не хотелось расставаться с Гуннаром, которого знала с детства и привыкла к нему почти как к члену семьи. И она с волнением поглядывала то на Гуннара, то на членов его свиты, несколько теряясь под их откровенно оценивающими взглядами. А тут еще и Стема Стрелок появился из бокового входа и тоже стал смотреть на нее, привалясь плечом к бревенчатой стене и засунув пальцы рук за свой драгоценный пояс. И отчего-то его ироничный взгляд смутил Светораду больше всего.
– Я тоже хотела бы задать тебе тот же вопрос, Гуннар, – молвила со своего места Гордоксева. – Ты ведь знаешь, что нас ожидает в ближайшее время. Поэтому, не лучше ли было бы и тебе, и этим достойным мужам из Норейга послужить пока князю Эгилю? Ущерба в том не будет ни вам, ни вашему достоинству и чести. А твое присутствие подле князя сейчас, когда он собирает для устрашения угров под свою руку всех достойных витязей, было бы весьма кстати. Да и в накладе ты не остался бы.
– Это так, госпожа. И я готов был бы согласиться, если бы не пообещал своим людям, что не пойду в поход на Киев. Однако я и впрямь понимаю, что время сейчас беспокойное, потому, прежде чем навсегда покинуть Русь, хотел бы оказать и тебе, и Эгилю последнюю услугу.
Он мельком взглянул на Светораду, потом посмотрел куда-то в сторону, туда, где на скамьях под развешанными на стенах коврами сидели нарочитые люди. Княжна невольно проследила за его взглядом и увидела среди них деву-воина Ольгу. Лицо ее было напряженным, она внимательно слушала все, что говорил варяг, и, как показалось Светораде, это занимало Ольгу так, будто являлось ее личном делом.
Гуннар продолжил:
– Я заметил, что из-за сбора войск под Гнездово путь торговых кораблей в полуденные моря замедлился. Ведь к Гнездово велено пропускать только драккары варягов, нанимающихся на службу, да тех из ел овен и кривичей, кто пожелает к войску князей присоединиться. Торговых же людей приказано удерживать на волоках. И, как донесли, народу там собралось немерено. Все, кто раньше думал идти торговать по днепровскому пути, теперь осели на переправе между реками. И не мне говорить тебе, мудрая Гордоксева-княгиня, что добра от такого скопища людей не жди. Даже то, что они стали торговать между собой, не уменьшило их недовольства вынужденной задержкой, люди злятся, томясь от безделья, между ними то и дело возникают свары. К тому же, и разбойники не прочь пощипать осевших на волоках. И вот я подумал, что надобно помочь вам последить за порядком в тех местах. Я уже поговорил со своими хирдманнами, и хотя им досадна такая задержка, они согласились подсобить мне. Платы я с тебя за то брать не стану – достаточно того, чем вы меня с Эгилем одарили да оплатили службу мою.
Когда Гуннар закончил произносить эту непривычно долгую для него речь, у смотревшей на него княжны на глазах выступили слезы. Какой же хороший все-таки этот Гуннар! Даже собираясь уезжать, он хочет в последний раз услужить своему воспитателю князю. Выполнить непростую, но крайне необходимую работу, несмотря на то, что был обманут в своих чаяниях получить княжну в жены.
Гуннар старался не глядеть на Светораду, и лицо его оставалось словно каменным. Он только склонил гордую голову, когда сошедшая с помоста княгиня Гордоксева подошла к нему и расцеловала.
– Хороший друг получился из тебя, Гуннар сын Кари Неспокойного. И пусть будут благословенны боги, за то что дали нам узнать тебя, полюбить как родного, а главное, убедиться в том, что ты достоин того места, которое занимаешь в наших сердцах.
Обычно твердый голос властной Гордоксевы сейчас прерывался от сдерживаемого волнения, многие из присутствовавших в гриднице именитых мужей поднялись с мест и провозгласили славу и долгие лета Гуннару, а сам он стоял бледный и напряженный, устремив взгляд куда-то перед собой. Потом медленно повернулся и взглянул на Светораду. В его глубоких светлых глазах полыхнул какой-то огонек, губы дрогнули, словно он хотел улыбнуться, но не мог… И отчего-то Светораде стало неуютно. Она едва нашла в себе силы спросить:
– Когда ты думаешь ехать на волоки, Гуннар?
– Уже завтра.
– Мне будет горько расставаться с тобой.
– Нам всем будет жаль прощаться с тобой, Гуннар, – подала голос Гордоксева. – И хотя ты уплываешь пока не так далеко, мы уже сегодня устроим прощальный пир в твою честь, чтобы там, на своей родине, ты не единожды вспомнил Смоленск добрым словом, когда поднесешь к губам пенный рог. Так, дети?
Ингельд был не очень доволен тем, что мать обратилась к нему, как к ребенку, однако и он подошел к Гуннару, пожал ему руку, сказал теплые слова. Даже Асмунд жестом велел подкатить свое кресло к варягу, тоже что-то промолвил. Гуннара отвлекли от княжны бояре: окружив его, говорили добрые слова, похлопывали по плечам его хирдманнов. А Светорада, воспользовавшись тем, что сейчас никому не было до нее дела, осторожно стала отходить туда, где нетерпеливо поджидал ее горбун Овадии.
Во дворе глаза слепило от солнца. День стоял жаркий, и большинство находившихся во дворе людей были одеты в легкую светлую одежду, оттого все вокруг казалось светлым. Светорада, смахнув недавние слезы, улыбалась, отвечая на приветствия людей, однако ни с кем не задерживалась, а торопливо шла за маячившей впереди горбатой фигурой посланца Овадии.
Тот иногда оборачивался, улыбался татуированным лицом и опять семенил куда-то. Вдруг он замешкался, даже как будто сделал предупреждающий знак, а потом свернул к кузнице, откуда слышались бухающие звуки. Еще ничего не поняв, Светорада последовала за ним.
– Что случилось, Гаведдай?
– За нами следят, – отозвался тот, делая вид, что его здесь ничего не интересует, кроме развешанных на стене кузни подков.
Светорада стояла озадаченная, но тут из кузницы вышел кузнец Даг, полуголый, в пропаленном во многих местах кожаном переднике. В руках он нес раскаленный кусок заготовки, который опустил в бочку с водой. Вода зашипела, кузнец стал вытирать ветошью руки и тут заметил стоявшую неподалеку княжну.
– Светорада! – воскликнул он, улыбаясь.
Княжна все еще оглядывалась, не замечая ничего подозрительного. Спросила будто между прочим: как, мол, вчера догуляли, и вдруг, словно вспомнив о чем-то, схватила Дага за руку.
– Скажи, когда ушел с гулянки Стема, и с кем?
Ответ не больно порадовал ее. Оказывается, когда после отъезда Игоря с княжной приятели начали расходиться, Стемка Стрелок отправился проводить Олесю.
Светорада нахмурилась, даже ногой топнула от досады. Она была в плохом настроении, когда из-за угла неожиданно появилась Ольга.
– Что ты все ходишь за мной, что выведываешь! – накинулась на нее княжна: и так нерадостную весть услышала, а тут еще эта…
Ольга растерялась, но лишь на секунду. Потом отвесила поклон, порадовав Светораду, уже привыкшую к тому, что Ольга демонстративно не оказывает ей почтения.
– Разве я имею право следить за тобой, княжна?
– Это и мне интересно. Навела на нашу гулянку Игоря, а теперь крадешься за мной, аки тать в ночи.
От такого обвинения красивое лицо названой дочери Вещего стало белее мела. Особенно оскорбительным было для нее то, что княжна высказала ей упрек при посторонних – в присутствии этого кузнеца и хазарского прислужника.
– Не велика тебе честь, княжна, унижать меня подозрениями, – сквозь зубы проговорила Ольга. Поглядела исподлобья, и взгляд ее светло-серых глаз был таким тяжелым, что княжна невольно отступила, сердясь сама на себя, за то, что теряется перед Ольгой.
– Я буду рада, если ошибаюсь на твой счет, голубушка. – Светорада, вскинула подбородок, глядя на высокую Ольгу. – К тому же и тебе нет чести подглядывать за мной, а потом нестись с доносами к моему жениху. Ведь, как я поняла, у тебя сейчас должны быть иные заботы. Свивальники, к примеру, вышивать да рубашонки детские.
Теперь лицо Ольги из бледного стало пунцовым. Глядя на нее, Светорада торжествовала, что осадила зазнавшуюся девку. Когда же Ольга быстро пошла прочь, княжна уже не сомневалась насчет того, что дева-воин вскоре вынуждена будет сменить воинский пояс с мечом на широкую Рубаху беременной бабы. А вот кто отец ее ребеночка-то? Светорада подозревала, что знает ответ.
Однако какое ей дело до бывшей невесты Игоря? Такие в любой ситуации вывернутся. Ишь, смогла и Олега Вещего к себе расположить, и Вышгород взять в управление. И все же Светораде было не по себе оттого, как напоследок глянула на нее Ольга.
Княжна постаралась выкинуть посторонние мысли из головы и кивнула горбуну – мол, веди. Они миновали медушу и винные погреба, прошли длинный ряд сараев. Сразу за ними находилось отхожее место детинца. Это была невысокая длинная постройка со множеством дверей, за которыми были устроены круглые отверстия для отправления естественных надобностей. За этой постройкой под навесом заборолов детинца оставалось небольшое пространство, не более двух шагов в ширину, однако укромное и неприметное. Запах тут был не самый приятный, зато мало кто мог догадаться, что хазарский царевич именно сюда позвал княжну Светораду.
Он вышел к ней навстречу, едва Гаведдай многозначительно кашлянул. Подал руку и увлек в узкий проход между отхожим местом и мощными брусьями стены детинца.
– Только пусть у прекрасной смоленской княжны не останется впечатления, будто сын кагана Муниша маялся животом перед отъездом и поэтому выбрал место для встречи возле уборной, – начал Овадия, блеснув в улыбке рядом белых зубов под узкой полоской усов.
Светорада невольно хихикнула. Место и впрямь было хоть куда, но ей с Овадией, как всегда, стало весело. Этот хазарин умел ее рассмешить. Даже в минуту расставания.
– Я рискнула своей честью, придя сюда, – молвила княжна, зажав пальцами носик. – Говори, что хочешь мне сказать, Овадия, пока нас не потревожили.
– Мой верный Гаведдай предупредит, если что, – кивнул тот в сторону оставшегося на подходе к отхожему месту горбуна. – Сюда же я тебя вызвал, потому что не могу припомнить в детинце более подходящего места, где нас бы не потревожили.
– Ах, какое подходящее место! Тут воняет, – захныкала княжна, придерживая рукой подол нарядного платья, чтобы не испачкать. Хотя выгребные ямы отхожего места чистили часто, а для устранения запаха вокруг посыпали сухой полынью, запах все равно ощущался.
Овадия перестал улыбаться.
– Мое сердце словно пронзает десятком стрел при мысли, что я уезжаю без тебя, восхитительная Светорада! А ведь я так надеялся увезти тебя с собой в благословенный Итиль! Однако надеюсь, Игорь-князь будет тебе добрым мужем, ты познаешь с ним славу и много радости… Родишь ему много сыновей… А я утешусь мыслью, что ты хоть изредка, находясь на вершине власти, будешь вспоминать обо мне. О том, как много ты значила для меня. Ибо в сердце моем навсегда остается кровоточащая рана, которую не залечат ни время, ни походы, ни другие женщины.
«Ах, какой он милый!» – невольно подумалось княжне. Светорада всегда была мягка с теми, кто ее любил, а сейчас, когда она видела плескавшуюся в темных глазах Овадии тоску, ей стало так жаль его, что она на миг перестала смущаться того, что их встреча происходила в таком странном месте.
А Овадия будто ел княжну глазами. Запомнить ее… вот такую прекрасную, необыкновенную – с золотистыми искрами в глазах, с тонкой и прозрачной кожей, с нежным румянцем на щеках и пунцовыми губами, чуть приоткрывающими в улыбке жемчужные зубы. Золотая Светорада… Но вот она отвела взгляд, оглянулась, словно собираясь уходить, и Овадия опомнился. Он ведь не просто так позвал ее. У него есть для нее дар… прощальный подарок.
– Погоди, княжна!
Он достал из притороченного к поясу мешочка что-то сверкающее, и княжна затаила дыхание. Это был редкостный кулон: на тонкой плоской цепочке висел восхитительный ярко-алый рубин, похожий на каплю крови, вытекающую из тончайших листочков чистого золота.
– Прими от меня это прощальное подношение, звездоподобная Светорада. Этот камень называется Каплей Сердечной Крови, он заговорен на счастье и здоровье десятью самыми сведущими нашими шаманами. Как бы ни сложилась твоя судьба, никогда не расставайся с ним, ибо сей рубин обладает даром отгонять несчастья и исполнять желания того, кто его носит. Никогда не снимай его! – повторил Овадия с особым нажимом.
Светорада с восхищением разглядывала подарок. И хотя у дочери Эгиля Золото было немало украшений, однако столь тонкой ювелирной работы, столь изящного плетения ей не доводилось еще видеть.
Но она все же медлила принять дар.
– Прости, благородный Овадия, но я не могу это взять. Что скажет мой жених, когда увидит у меня подобное украшение? Не наведет ли оно его на нехорошие мысли?
– Не наведет, – уверенно произнес хазарин и улыбнулся с каким-то озорством, отчего на его полных смуглых щеках появились ямочки. – Игорь будет глядеть только на тебя, а если и заметит Каплю Сердечной Крови, то разве подумает, что это подарок отвергнутого жениха? Да и твой отец не придаст ему значения, даже если ты скажешь ему, откуда у тебя сей рубин, – Эгиль любит золото. Ну, а твоя мать – мудрая женщина и не станет упрекать, за то, что ты приобрела еще одно дивное украшение. Хотя, как бы ни был великолепен кулон, он не может сделать тебя краше, чем ты есть, Светорада. Он способен только оттенить твою дивную красу.
Кулон по-прежнему огненной искрой горел на ладони Овадии, и Светорада не могла отвести от него глаз. Потом она медленно подняла волосы и повернулась спиной к хазарину. В этом разрешении застегнуть на ее шее кулон было неосознанное кокетство, и прощальная милость. К тому же Светораде хотелось оставить у Овадии память о своей доброте, чтобы и в далеких хазарских краях он вспоминал ее и скорбел о том, что столь благосклонно относившаяся к нему красавица досталась другому. В этой тоске останется ее власть над ним. А власть над мужчинами Светораде была мила.
Руки молодого хазарина чуть дрожали, когда он справлялся с застежкой. А когда он все же застегнул цепочку и волосы Светорады мягкой золотистой массой упали на ее плечи, Овадия не удержался и прижался к ним лицом, а руки его продолжали лежать на плечах у княжны, и он чуть удерживал ее, не отпуская.
– Я так полюбил тебя, Светорада, – шепнул он ей в затылок, отчего девушке стало щекотно и смешно. – Я хочу, чтобы, глядя на этот рубин, ты вспоминала меня, а когда садилась верхом, думала о том, как мы ездили на охоту, а когда…
– А когда вспоминала наше прощание… – в тон ему молвила Светорада и быстро высвободилась из рук Овадии. В глазах ее светились лукавые огоньки. – Когда я вспомню, как мы расставались, я буду ощущать запах отхожего места, – закончила она.
Овадия поглядел на нее несколько сконфуженно, однако он умел понять шутку, и через миг они оба расхохотались.
Со стороны до них долетело негромкое предупреждающее покашливание горбуна, они поспешили выйти, но все никак не могли успокоиться и смеялись, даже когда увидели вышедшего из-за срубной постройки Игоря.
Возможно, им стоило смутиться, да, видно, такое веселое у них получилось прощание, что озадаченный вид молодого князя еще больше развеселил их.
Овадия первым шагнул навстречу князю.
– Только не подумай, Игорь, что мы вместе с твоей невестой тужились на соседних местах в отхожем месте, – сказал он, все еще продолжая смеяться. – Так, случайная встреча…
Но Светорада тоже подала голос:
– Да ведь и мой жених пришел не один. Готова поклясться милостью богини Макоши, что его сопровождает Ольга. Видимо, день такой особый сегодня, что все двинулись к отхожему месту парами.
И, быстро выглянув из-за угла и увидев спешно удалявшуюся деву-воина, княжна так и зашлась смехом.
По правде сказать, она ощущала себя неуютно под хмурым взглядом Игоря, поэтому поспешила махнуть Овадии рукой, давая понять, чтобы он уходил. Тот не замешкался: он и рад был показать жениху Светорады, что не забыт красавицей, но понимал, что его присутствие вряд ли понравится Игорю.
Игорь не был расположен веселиться. Вид смеющейся Светорады только раздражал его. И когда Овадия удалился, он тоже резко повернулся и пошел в другую сторону, всем своим видом показывая, как он взбешен. Нервный смех княжны быстро стих.
Она догнала Игоря уже около медуши. Здесь было людно, челядь сносила по сходням кадки с медом, и княжна не опасалась, что жених посмеет при людях плохо повести себя с ней.
– Погоди, Игорь-княжич! – окликнула она его.
Он резко обернулся.
– Как ты меня назвала?
Светорада невольно прикусила язык. Ах, ну ведь ее уже не раз предупреждали, чтобы она не называла его княжичем!
– Прости, князь. – Она даже удостоила его поклона. – Ты молод, при Олеге правишь, вот мне и показалось, что ты более княжич, а не великий князь.
Темные брови Игоря гневно сошлись на переносице. Он смотрел, как княжна мило ему улыбается, потом перевел дыхание и заговорил:
– Ты не слишком разумна, невеста моя. Если бы, вместо того чтобы в уборную вместе с хазарином ходить (Светорада еле сдержалась, чтобы не расхохотаться), ты поспрашивала бы у него, что творится на белом свете, как правят в той же Хазарии…
– Да мы не так долго с ним и сидели, – попробовала отшутиться княжна. Почему-то ей было весело при одном воспоминании о забавном прощании с Овадией, а Игорь с его гневом не казался столь уж важным. Да и куда он денется, когда они уже обручены и разрыв договора может повлечь за собой разрыв отношений между Киевом и Смоленском, что Киеву сейчас было совсем некстати.
Однако тут она уловила перемену настроения у Игоря. Взглянула из-под ресниц и увидела выражение какой-то жалости на лице жениха. Когда же Игорь заговорил, княжне вспомнилось, как ее мать разговаривает с теми, кто, по se мнению, безнадежно глуп и не заслуживает особого внимания к себе. Девушка испуганно вскинула на Игоря глаза, чувствуя, как заливается краской.
А Игорь как-то снисходительно напомнил ей, что в Хазарии у власти всегда стоят два правителя – сам каган и бекшад, глава воинства. Упомянул, что и в Киеве правили до Олега сразу два князя – Аскольд и Дир.
– Если бы в твоей головке, княжна Светорада, могла удержаться хотя бы одна разумная мысль, ты поняла бы, что и я при Олеге не княжич-наследник, а равный соправитель. А то, что я моложе… Ты ведь столько раз слышала, что вскоре станешь княгиней Киевской, что должна была понять: я князь, и титул твой будет от меня. Что же касается Вещего… Олег даже ради выгоды постыдился бы назвать тебя женой, потому и навязал мне. Ибо ты еще дитя малое – это в лучшем случае. А в худшем… В худшем я не знаю, что и думать, видя, как ты так рискуешь своей честью, вертя подолом перед кем попало.
К концу его речи Светорада почти дрожала от унижения. Однако ответила ему с улыбкой.
– Странное ты говоришь, суженый мой. Глупа я или разумна, бесчестна или непорочна, однако я не только девка, вертящая подолом, но я еще – Смоленск. Так что придется тебе ужиться со мной. Поэтому, не лучше ли нам сдружиться да научиться понимать один другого? Тогда будем жить с тобой в ладу.
Светораде стоило немалого труда поступиться своей гордостью и попытаться помириться с женихом. Ведь впереди у них целая жизнь. И княжне очень хотелось, чтобы Игорь понял, на что она идет, протягивая ему руку в ответ на резкие унизительные речи. Однако, похоже, Игорь не оценил этого. Или же она и впрямь ничего не значила для него, раз он не откликнулся на ее призыв?
– Мы и будем с тобой жить в ладу, если ты перестанешь забывать о своей чести, княжна. А также и о моей чести, – добавил он, и в его голосе прозвучали гневные интонации. – Ты просто обязана стать иной, княжна Светорада, стать достойной женщиной, такой хотя бы, как Ольга Вышгородская. Ты же…
Тут он умолк и безнадежно махнул рукой. Хотел было идти, но резкий смех княжны удержал его на месте.
– Ты хоть подумал, о чем говоришь, Игорь? – воскликнула Светорада. – И как ты вообще можешь сравнивать нас с Ольгой, если моя девственность служит залогом сближения Киева и Смоленска, в то время как честь княгини Вышгородской уже многими подвергается сомнению. Даже челядинки мои говорят не таясь, что Ольгу тошнит за хлевами…
Тут Игорь с искаженным лицом подскочил к ней и крепко сжал локоть.
– А ты не трепи языком, мало ли что дворня болтает!
– Мне больно! – вырвала у него руку княжна.
Игорь опомнился, отвел глаза. Светораде же хотелось заплакать. Но она сдержалась.
– Не как с княжной ты ведешь себя, Игорь-князь, – сделав ударение на последнем слове, сказала она. – И не как со своей невестой. Но я все же твоя суженая и будущая княгиня. Поэтому, забуду этот разговор и вечером, как твоя невеста, поднесу тебе с улыбкой чашу. Прости меня, если я в чем-то провинилась, но и ты извинись за свои злые речи.
При последних ее словах Игорь вскинул голову, как молодой жеребец.
– Идем, княжна.
Извиняться, конечно, не стал, но запомнил ее нелепое требование. К тому же Игорь не хотел, чтобы глазевшая на них дворня что-то заподозрила и потом болтала языком. Поэтому Игорь даже обнял свою невесту за плечи. И добавил, когда они уже подходили к крыльцу:
– Хорошо, что мы поговорили: теперь мы оба знаем, чего ожидать друг от друга.
«Знаем…» – тоскливо подумала Светорада. У крыльца хоромины она неожиданно увидела садившуюся в седло княгиню Гордоксеву. Та внимательно поглядела на шедших в обнимку жениха и невесту и даже улыбнулась. Но Светорада тут же высвободилась из объятий Игоря, подбежала к матери.
– Уезжаешь, родимая?
– Я оставляю тебя на верного защитника, – кивнула в сторону Игоря Гордоксева. – А пока меня не будет, позаботься, чтобы к вечеру все готово было для пира в честь Гуннара. Она чуть тронула шенкелями бока лошади и легкой рысью поскакала к воротам, только ее светлое покрывало развевалось Да отлетали полы длинной серой накидки. За ней ехали три гридня-охранника, державшиеся несколько поодаль и в то же время достаточно близко, чтобы защитить свою госпожу.
Миновав строения, скучившиеся внутри городских укреплений, княгиня перевела коня на мерную поступь и неспешно двигалась, поглядывая по сторонам. Гордоксеву волновало, что, вопреки всем ожиданиям, небо не посылало земле долгожданного дождя, солнце день ото дня становилось все жарче, и народ только и твердил о том, что бурно поднявшиеся нынешней весной всходы обречены засохнуть. И хотя все вокруг сияло светом, но уже было заметно, что трава потускнела раньше срока, а дерновые крыши на хатках вдоль дороги казались выжженными солнцем и пожелтели. Поднявшаяся до срока рожь выглядела поникшей от солнца, зато уж сорнякам было приволье, они быстро заглушали всходы.
Видя все это, княгиня Гордоксева хмурила темные брови, а когда попадались встречные, проезжала мимо, будто не замечая кланяющихся людей. Считалось, что воля правителей влияет на все, даже на милость небожителей, а раз так, то смоленские правители чем-то не угодны богам и едва ли не первые повинны в том, что год грозит засухой. А ведь еще предстоял поход на угров, который, несмотря на все речи о заключении договора, неизвестно чем закончится.
Когда впереди на дороге Гордоксева увидела преградившую ей путь группу волхвов, она не удивилась. Княгиня все равно ждала чего-то неприятного, и теперь, заметив, какие неприветливые лица у служителей богов, она только негромко вздохнула.
Волхвы тут же подступили к ней с требованиями, говорили, что княгиня мало жертвует на их капища, сквозь пальцы смотрит на появление в Смоленске и его окрестностях людей, поклоняющихся чуждому этой земле белому Богу Христу, а главное, что оберегает и не велит трогать бесноватую бабу-кликушу, которая пророчит беды, колдует и восхваляет одного бога Велеса, принуждая народ поклоняться этому покровителю скотоводства и охоты, в то время как другие божества остаются без должного внимания людей. Княгине было невдомек, что волхвы столь требовательны и настойчивы только с ней, местной уроженкой, всегда прислушивающейся к их речам, и что ни при муже ее, ни при князе Руси Олеге они не позволили бы себе такой настойчивости.
– Что вы хотите от меня? – как-то устало отозвалась княгиня, когда волхвы расшумелись совсем уж воинственно, а сопровождавший ее гридень Бермята даже выехал вперед, намереваясь потеснить служителей конем. – Чего ждете? Неужели думаете, что моей волей можно принудить людей не поклоняться Велесу, когда у них пока только и надежд на скотоводство и охоту? Вы не в силах вымолить у богов дождя и урожая, а меня вините в том, что Велес поднялся ныне над иными богами.
– А милость покровителя побед Перуна разве не нужна ныне? – гневно стукнул посохом о землю один из волхвов, на груди которого висела цепь с золоченым амулетом бога-громовержца – тройная молния-зигзагица.
– О том мужа моего вопрошайте, – тихо ответила княгиня, понурив голову.
– А милость небес и урожай разве тебя не волнуют? – встрепенулся другой волхв, в венке из трав – символе плоюродного божества Даждьбога. – Ты живешь в высоком тереме и не ведаешь, что люди забыли богов, потеряли Одежду на них и ропщут на небожителей. Как после такого боги проявят милость к нашей земле?
– Да причем тут наша госпожа? – опять стал наезжать на волхвов верный Бермята. И к Гордоксеве: – Прикажи, сударыня, мы враз загоним этих обнаглевших кудесников их чащи.
