Текст книги "Крид: ЗА ОРДУ!!! (СИ)"

Автор книги: Сим Симович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)

Ярость, та самая зеленоватая ярость, что жила в нём после прикосновения скверны, вспыхнула с новой, ужасающей силой. Всё его тело задрожало, излучая неистовый свет. Он остановился, его взгляд устремился на оскорбителя. В этом взгляде не было ни малейшего колебания, не было сомнений, была только безграничная мощь и неукротимый гнев. Это был взгляд не человека, а божества, оскорблённого в своей святости.

И в следующий миг сицилийский забулдыга превратился в прах. Не было крика, не было боли, было лишь мгновение яркого, шартрезного сияния и внезапное исчезновение тела оскорбителя. Осталась только горстка пепла, которую тут же подхватил ветер, рассеяв по улицам Рима, словно напоминая о мгновенности человеческой жизни и о неизбежности божественного возмездия. Михаил даже не пошевелился, его лицо оставалось невозмутимым. Он продолжил свой путь сквозь город, оставив после себя лишь слегка покачнувшиеся от ветра листья и тихий шепот о том, что по Риму прошёл Архангел Михаил.

Рим раскрывался перед Михаилом во всей своей противоречивой красоте. Величие древних храмов соседствовало с нищетой трущоб, пышность палаццо – с грязью переулков. И повсюду Архангел видел грех, человеческие пороки, разлагающие город изнутри. Лицемерие и корыстолюбие были повсюду. Но особенно поразила его сцена, развернувшаяся в тени старинного сквера.

Один из кардиналов, облачённый в пышные одеяния, с напускной серьёзностью отпускал грехи ломбардскому аристократу. За звонкую монету. Этот циничный обмен осквернял саму суть веры, превращая божественную благодать в товар. Ярость вновь накатила на Михаила с неистовой силой, но он сдержался. Он шёл к Папе, к наместнику воли Божьей на земле, надеясь на понимание, на поддержку в своей борьбе против Виктора Крида.

Достигнув Ватикана, он предстал перед Папой. Но наместник Божий, увидев изменённого Архангела, испугался. Вместо помощи он увидел угрозу. Не понимая природы напасти, он приказал Михаилу проваливать, изгнав его из стен Ватикана. Этот отказ, это бездействие перед лицом всепоглощающей тьмы, сломали последние остатки самоконтроля у Михаила.

Архангел молча поднял Меч Истины к небу. Изумрудный свет скверны сгустился в его руке, превратившись в могущественную волну ядовитой энергии. Он выпустил её, направив на Рим. Зелёная волна, похожая на живой огонь, пронеслась над городом, сжигая людей заживо. Крики и стоны были сметены всепоглощающим шартрезом. А души погибших были поглощены мечом, запечатаны в его ледяной стали, превращаясь в часть его мощи. Рим, покрытый грехом и лицемерием, стал жертвой праведного гнева. Теперь на месте великого города лежал лишь зелёный пепел, а над ним возвышался Михаил, изменившийся, одержимый, но, наконец, свободный и никому не подконтрольный.

Погружаясь в медитацию на какое-то время, Михаил почувствовал знакомую вонь магической ауры одного бессмертного ублюдка. Глаза Архангела тут же вспыхнули насыщенно-зелёным сиянием, а на устах появилась хищная улыбка охотника.

– Давно не виделись, Виктор! Кажется, будто целая вечность прошла. Удивительно, как быстро летит время! – произнёс он с улыбкой, которая была видна в его голосе, усиленном магией, что пронёсся по всему Риму ужасающим эхом.

Михаил, всё так же улыбаясь, удобнее перехватил Меч Истины, что спустя миг был угрожающе направлен на Крида.

Глава 7

Кроваво-красное солнце, подобное раненому богу, клонилось к горизонту, окрашивая руины Рима в багряные и фиолетовые тона умирающего дня. Небо пылало, словно грандиозный полог, сотканный из кармина, пурпура и глубокого индиго – величественная, трагическая палитра последнего акта. Архангел расправил крылья – гигантские паруса из огня и тени, пронизанные изумрудными всполохами света. Каждое перо переливалось всеми оттенками заката, словно миллионы драгоценных камней, рожденных из сердца умирающего света, а в глубине сияния скрывались мириады изумрудных искр, словно застывшие фрагменты небесного драгоценного камня. Его божественное сияние, пронизанное грустью, гневом и таинственным изумрудным отблеском, окутывало разрушенный город, превращая развалины в удивительно красивое зрелище в своей трагической величавости.

Крид стоял неподвижно, незыблемый, как монолит из чёрного обсидиана, не поддаваясь очарованию этой мрачной красоты. Лицо его, резкое и суровое, как линия расколотого камня, не выражало никаких эмоций, кроме глубочайшей, бездонной печали. Даже божественный свет архангела, с его необычными изумрудными вкраплениями, не мог пробить броню его равнодушия. Он был одиноким памятником в этом величественном храме разрушения, невозмутимый свидетель заката одной эры и рождения другой.

Ветер, пропитанный духом вечности, проносился между развалинами, шепча на языке забытых времён о величии и падении. Каждая колонна, каждый осколок храма – безмолвные свидетели былой славы, призраки прошедшей мощи. Рим, похожий на гигантскую гробницу погибших богов, стал холстом, на котором писалась новая история – история бесконечного круговорота рождения и смерти.

Архангел, осознавая непроницаемость Крида, протянул руку, из которой хлынул поток света, сплетённый из золота, лазури и глубокого изумрудного сияния, как королевская мантия, украшенная драгоценными камнями. Но и божественное сияние, даже с примесью завораживающего изумрудного света, оказалось бессильным перед незыблемым равнодушием Крида. Гнев исказил прекрасное лицо архангела.

– Ты должен поклониться, бессмертный слуга! – прорычал он, его слова рассекали воздух, словно лезвия. – Я предложил тебе искупление, избавление от этого бессмысленного существования! Ты мог бы стоять рядом со мной, в сиянии шартрезовой вечности! Но ты выбираешь… это гниение, эту тьму! Неужели ты не видишь величия милости, которую я предлагаю?! Или твоя душа настолько испорчена, что даже божественное сияние, с его изумрудной чистотой, не может её очистить?! Ты предатель, Крид! Предатель! И я сам исполню приговор за твоё презрение!

Гнев архангела, подобный бушующему огненному шторму, обрушился на Крида. Из его рук вырвался луч света – не мягкий, исцеляющий поток, а яростный, жгучий столб, окрашенный в адские цвета: кроваво-красный, серно-жёлтый, иссиня-чёрный. Луч ударил в Крида, но тот не дрогнул. Его суровое лицо, словно бездна, поглотило удар. Не дрогнув, не выдав ни малейшего признака эмоций, он оставался невозмутимым, как лёд.

Архангел взревел, его голос расколол тишину, подобно удару грома. Он взмахнул крыльями, и вихрь огня и пепла обрушился на руины Рима, окрашивая багряный закат в ещё более мрачные тона. Земля задрожала от ярости небесного воина. Но Крид оставался неподвижен, словно скала посреди бушующего моря. Его печаль углубилась, став бездонной, словно вечная зима в сердце бушующего пожара.

Архангел застыл. Его гнев постепенно угасал, уступая место… уважению? Страху? Или, может быть, пониманию? Свет его крыльев померк, изумрудные искры потускнели, оставляя лишь остаточное тепло умирающего солнца. Он опустил руку, и поток света исчез, оставляя Крида в одиночестве среди руин, в застывшей тишине под безмолвно пылающим небом. История продолжалась, и Крид наблюдал.

– Ты не можешь просто так стоять, не ответив мне! – Михаил вновь погружался в омут яростного безумия, его голос вновь трещал от напряжения, словно раскалённый металл. Лицо его исказилось гримасой, глаза горели бешеным огнём, отражая бушующее пламя, которое он только что направил на Крида. – Сколько ещё я должен ждать? Сколько ещё ты будешь игнорировать меня, словно я – ничтожество, недостойное даже твоего взгляда? Ты, бессмертный, вечный слуга смерти, что собирает её урожай, презираешь меня, архангела, посланника самого Творца?

– Прояви уважение! – вновь зарычал он, и этот рык уже был не просто выражением гнева, а отчаянным криком, вырывающимся из глубины его израненной души. – Или ты думаешь, что твоя невозмутимость и презрительное молчание сломают меня? Заставят отступить? Ты ошибаешься, Крид! Я не отступлю! Я буду биться с тобой до последнего, до тех пор, пока ты не признаешь… не признаешь… что? Даже я не знаю! Что заставляет тебя так упорствовать? Что за тьма сгустилась в твоей душе, что даже божественный свет шартреза не может её пронзить? Это проклятие? Какое-то ужасное заклятие? Или… или ты просто… ненавидишь меня? На самом деле ненавидишь?!

Его слова обрушились на Крида лавиной обвинений, перемешанных с отчаянием и яростью, которая, казалось, съедает его изнутри. Михаил был сломлен не силой, а безмолвным сопротивлением, непоколебимым равнодушием своего бывшего соратника. Он опустил голову, будто признавая свое бессилие, но в его глазах все еще горел огненный вихрь ярости и болезненного непонимания.

– Ты слишком много думаешь, Миша, – Крид покачал головой, движение медленное, но с такой внутренней силой, что Михаил невольно отшатнулся. Не от физического удара, а от неизмеримого давления, исходившего от этого человека. Казалось, сам воздух сгустился вокруг Крида, сталь в его глазах блеснула холодным отражением небесного огня, который Михаил только что направил на него.

– Знаешь? На самом деле мне глубоко плевать на тебя, твои игры и всю Небесную Канцелярию, где всё ещё идёт мышиная возня с борьбой за власть, – голос Крида был спокоен, ровен, но в нём скрывалась такая бездонная безразличие, что слова прозвучали как приговор.

– Думаешь, мне есть дело до Арбитра? Тебя? Ваших проблем? – Крид улыбнулся, и эта улыбка была жестока и лишена всякого тепла. В ней не было ни иронии, ни сарказма, только чистое, холодное презрение к тому, что Миша считал важным. Это была улыбка человека, стоящего на такой высоте, откуда вся их борьба выглядит мелкой суетой.

В его смехе, резком и отрывистом, словно треск молнии, чувствовалась могучая сила, скрытая за маской безразличия. Эта сила могла бы одним махом разрушить небеса и преисподнюю, но он предпочитал оставаться невозмутимым, словно бесстрастный наблюдатель бесконечной игры богов.

Его безразличие было не слабостью, а бездной, поглощающей всю энергию, весь гнев и всякую надежду. Это было оружие, более ужасающее, чем любой божественный огонь. Михаил почувствовал это, и холод пронзил его до костей, заставив забыть о своем гневе и о своем божественном сиянии. Он увидел в глазах Крида не просто человека, а нечто более великое и нечто более страшное – безмолвную грозу, скрытую за маской спокойствия.

– И неважно, что вы сами сгубили Творца. Мне всё равно. – Голос Крида, до этого спокойный, наполненный ледяным презрением, начал постепенно набирать мощь, словно раскаляемый металл. Каждое слово было выверено, каждая интонация несёт в себе невероятную силу. Он словно раздавливал Мишу своим спокойствием, своим полным равнодушием к его гневу и божественному достоинству. Михаил почувствовал, как давление возросло, его собственные силы стали иссякать, словно растаявший снег под жарким солнцем.

– Но вмешиваться в свои дела я не позволю, – последние слова прозвучали как громовой удар. Михаил отступил ещё на шаг, его лицо побледнело, губы сжались в тонкую линию. Он почувствовал себя крошечным жучком под ногами гиганта, беспомощным и ничтожным перед этой неизмеримой мощью.

Михаил схватился за Меч Истины, рукоять дрожала в его руке, как листок на ветру. Страх, холодный и липкий, сковал его мускулы, но инстинкт самосохранения сработал. Он выставил Меч вперёд, направив его на Крида, надеясь хотя бы на маленькое чудо, на искру божественного спасения. Но в его сердце он уже чувствовал поражение. Он знал, что это бесполезно. Это был не бой, а приговор. И Крид – его палач.

– Но ты, кажется, позабыл главный принцип «создания» бога, – Крид улыбнулся, и эта улыбка была ярче всех звёзд на небе, холодная, как ледяной кристалл, но притягательная, как бездна. Его глаза сияли неземным светом, отражая блеск умирающего солнца, заливавшего руины Рима последними лучами своей славы. – Вера! Это главный столп любого существа, и когда в тебя верят, ты приобретаешь чудовищную мощь.

Он сделал паузу, и в этой паузе слышно было лишь шелест ветра, проносящегося между развалин, и тихий треск мерцающего света, исходящего из рук Крида. Свет этот был не просто светом, а целой вселенной, сжатой в небольшом пространстве между его пальцев.

– А когда в тебя верит треть этого мира… – Голос Крида прозвучал как небесная канонада, разносясь эхом по вечности. – …то и сила уходит далеко за пределы божественного. Видно, ты позабыл, как мы сражались во время Первой Сечи Богов, что отложило Рагнарёк! – Этот момент был описан с таким драматизмом, с таким великолепием, что казалось, сам Рагнарёк развернулся перед глазами Михаила во всей своей разрушительной красе.

Крид снова замолчал, и воцарилась такая тишина, что было слышно, как бьётся сердце Михаила. Виктор медленно поднял правую руку, и в этот момент мир остановился. Из его ладони исходил свет, не яркий, а мягкий, бирюзовый, словно свет прибоя в лунную ночь. Свет этот собирался в сложные узоры, превращаясь в скандинавские руны, каждая из которых сияла своим внутренним светом, создавая ощущение невероятной мощи.

– Я прощаю тебя, Михаил! – Эти слова прозвучали спокойно, но в них слышалась такая могучая сила, что земля задрожала.

Бирюзовый столб света, рожденный из сплетения рун, вспыхнул с невероятной силой. Это был не просто луч света, а взрыв чистейшей энергии, космический каскад, одновременно завораживающий и внушающий страх. Свет не ослеплял, а пронизывал, проникая в самую глубину бытия. Он пульсировал, дышал, словно живое существо, расширяясь и сжимаясь, заполняя все вокруг своим божественным сиянием.

Михаил, охваченный внезапным ужасом, почувствовал, как его тело пронизывает волна неземной мощи. Это было не болезненно, а… завораживающе. Казалось, каждая клеточка его существа поёт песнь разрушения и возрождения. Он видел всё вокруг в искаженном свете, видя сквозь время и пространство, чувствуя бесконечность в каждой частице своего существа. Это было и мучительно, и красота невообразима.

Бирюзовый столб с неизмеримой скоростью обрушился на него, окутывая его тело в нежном, но неумолимом объятии. Это было похоже на погружение в бесконечность, на медленное растворение в океане божественной энергии. Мир вокруг расплылся, превратившись в виртуозное сочетание цвета и света.

Затем наступила тишина. Тишина, в которой слышно было лишь глубокое дыхание вселенной. От Михаила остался лишь след в виде легкого мерцания бирюзового света, быстро поглощаемого землей, похожей на мягкое одеяло, приготовленное для вечного сна. Это было не просто разрушение, а трансформация, величественное и неизбежное преображение божественного существа в нечто новое, неизвестное, великолепное.

Крид равнодушно хмыкнул. Там, где мгновение назад стоял Михаил, из земли с невообразимой быстротой пробился росток. Он рос на глазах, превращаясь в молодую яблоню, гибкие ветви которой изгибались под порывами ветра, словно танцуя смертельный танец. На одной из ветвей, среди нежно-зелёной листвы, появилось яблоко, словно капля сгустившейся крови, излучающее таинственный внутренний свет.

Крид сорвал его легким движением руки, небрежно откусил кусок и медленно прожевал, словно дегустируя изысканное блюдо. Вкус был необычен, не сладкий, а сложный, сочетающий в себе божественную мощь и горькую печаль погибшего архангела. Выплюнув огрызок, он щёлкнул пальцами. Перед ним материализовался дух Михаила, прозрачный, измученный, полный невыразимого ужаса.

Взгляд Крида упал на чёрную лужу, которая растекалась неподалеку. Это была не просто лужа, а сгусток тьмы, живой, дышащий и пульсирующий невидимой энергией. Крид усмехнулся, и его улыбка была холодной и безжалостной, как зимний ветер. Одним движением он соединил душу Михаила с этой лужей.

Чёрная жидкость зашевелилась, заволновалась, словно в ней бурлила бесконечная мука. Она содрогнулась, издавая безмолвный крик отчаяния, крик, слышимый только Криду. Он снова щёлкнул пальцами, и лужа распалась на миллионы мельчайших капель, которые сразу же начинали снова сливаться воедино, стремясь к своей прежней форме, но не способные достичь её. Это было вечное движение, вечная мука, вечное преображение в бесформенное существование.

Крид наблюдал за этим зрелищем с нескрываемым равнодушием. Он проклял Михаила на вечные мучения, но в этом проклятии была странная благородность, некая несправедливость, с которой он сам не считался. Он простил Михаила, но затем, ещё раз щёлкнув пальцами, проклял его на неуничтожение. Вечный крик в вечной тьме, вечное превращение и вечное бессилие – вот какой был приговор Крида бывшему архангелу. На его лице не было ни злобы, ни раскаяния, только холодное равнодушие к судьбе тех, кто когда-то был богами.

Взгляд Крида, до этого блуждавший по опустевшему пространству, внезапно остановился. Его взор зацепился за Меч Истины, лежащий на земле, словно забытая игрушка. Этот меч, символ божественной мощи и праведности, теперь казался лишь осколком разбитой иллюзии, безжизненным предметом в руках уже не существующего «бога».

Крид подошёл к нему медленно, равнодушно, как к какому-то незначительному предмету. Он взял меч в руки, его пальцы коснулись холодной, гладкой стали, словно прощупывая душу самого оружия. В этот момент вокруг Меча Истины сгустилась тишина, такая глубокая, что было слышно, как бьётся сердце вселенной.

И вот – всё изменилось.

Секунда. Всего лишь секунда, но за это мгновение произошло нечто невероятное. Яркий шартрезный свет, сиявший раньше вокруг меча, померк, исчез, словно растаял в утреннем тумане. Меч потерял свою божественную ауру и силу, став обычным оружием.

В этот же момент из клинка взметнулся столб света, но не ярко-зелёный, а мягкий, нежно-бирюзовый. Это был не взрыв энергии, а спокойное, медленное освобождение. Из меча вышли души, запечатанные в нём веками. Они парили в воздухе, светящиеся точками, наполненные светом и спокойствием, наконец-то освободившиеся от своего вечного плена. Они поднимались в небо, словно стайка светлячков, исчезая в бескрайней дальне, унося с собой боль и страдания веков.

Крид наблюдал за этим зрелищем, его лицо было невозмутимо, равнодушно. Он не испытывал ни радости, ни печали, лишь спокойствие вселенского масштаба. Он просто сделал то, что должно было быть сделано. Он освободил их. И в этом освобождении была его сила, его власть, его неизмеримая мощь. Меч упал из его рук, превратившись в обычный кусок металла. Его цель была достигнута. Эра богов закончилась. Почти... Закончилась.

Тишина после освобождения душ была настолько глубока, что казалось, сам воздух застыл, ожидая чего-то невероятного. Крид стоял, опустив руки, его фигура была проста и неприметна, словно тень на стенах разрушенного города. Но в этом спокойствии скрывалась неизмеримая мощь, сила, способная создавать и разрушать миры.

Внезапно, с легким шелестом, словно шепот ветра в кронах древних деревьев, за спиной Крида что-то зашевелилось. Это была не шутка природы, это было что-то более величественное, более завораживающее. Медленно, плавно, словно в медленном танце вечности, раскрылись крылья.

Не просто крылья, а нечто невероятное, заставляющее затаить дыхание от красоты и ужаса одновременно. Они были гигантскими, огромными, словно крылья небесного дракона или тёмной птицы бесконечности. Их оперенье переливалось металлическим блеском, серебристым и холодным, как лунный свет на застывшем океане. В этом блеске играли синие искры, складываясь в сложные узоры древних бирюзовых рун, сияющих внутренним светом. Руны пульсировали, дышали, словно живые, пронзая тьму своим таинственным сиянием.

Крылья были не только прекрасны, но и страшны. В них скрывалась мощь бездны, бесконечная энергия хаоса и порядка, соединенных в нечто целое. Это были крылья не ангела, а чего-то более величественного, более древнего, чем самые первые боги. Они символизировали не свет, а тьму, не созидание, а разрушение, но в этом разрушении скрывалось зарождение чего-то нового, неизвестного, могущественного. Они были крыльями Крида, его символом мощи, его безграничной власти над мирами, его бездной, поглощающей всё на своём пути. Тишина разорвалась, сменившись глубоким удивлением и беспредельным страхом. Эра богов окончательно закончилась, и началась эра Крида.

– Ещё чуть-чуть, ещё шажок... – едва слышно произнёс Крид.

Крид, стоявший с расправленными крыльями, словно тень бесконечности, внезапно остановился. Его взгляд, до этого равнодушный, зацепился за нечто незначительное, лежащее на земле среди развалин Рима. Это была книга, скромная по своему внешнему виду, с неброской обложкой и незатейливым названием: «Ангелы Виктора Крида».

Улыбка коснулась его губ, холодная, как зимний ветер. Он хмыкнул, показывая свое равнодушие, но в его глазах мелькнуло что-то похожее на любопытство. С небрежным жестом он поднял книгу, его пальцы коснулись шероховатой бумаги обложки. В этот момент воздух сгустился, словно ожидая чего-то неизбежного.

Внезапно из книги вырвалась волна чёрного света, густая, тяжёлая, словно сама тьма прорвалась на землю. Свет этот не слепил, а поглощал, втягивая в себя всё на своём пути. Крид вздрогнул, но не от боли, а от необычности происходящего. Он почувствовал, как чёрный свет окутывает его, проникает в самую глубину его существа, вытягивая из него что-то очень важное, очень личное.

Это были не физические, а душевные страдания, которые пронизывали самую его сущность. Он видел своих «ангелов», своих созданий, их души, их сущность, которые были извлечены из него самого, из его мощи, из его тени. Это были души божественных существ, которые были превращены в оружие и средство для достижения его целей. Они исчезали в кромешной тьме, переходя под контроль владельца книги.

После нескольких минут тяжёлых мук чёрный свет исчез. Крид опустил книгу на землю, словно бросая ненужную игрушку. Его лицо было невозмутимо, равнодушно. Он не показал никаких эмоций, только холодное спокойствие, скрывающее неизмеримую мощь. Взгляд его направился в небо. Эра богов закончилась, но его путь ещё не завершён. Он медленно взмыл ввысь, его крылья резали воздух. Он шёл к Арбитру. Он шёл за своими целями.

Где-то там

Безмолвная, вечная ночь окутывала Небесную Канцелярию. Не мрамор это был, а скорбь, застывшая в форме шахматной доски, – бесконечные поля черного обсидиана, полированного до зеркального блеска, отражающего бездонную черноту космоса, и слепяще белые плиты из ледяного камня, пронизанные прожилками, словно трещинами в замерзшем времени. Каждый квадрат – могила забытой звезды, каждый шов – след прошедшей войны.

Воздух, тяжёлый от вечности, вибрировал от невидимого напряжения. Небесное воинство, собравшееся здесь, не сияло. Ангелы, крылья которых были сложены, как истерзанные паруса, стояли неподвижно, словно статуи, выточенные из мрака. Их доспехи, когда-то сияющие бесконечным благочестием света, теперь просто тускнели, покрытые пылью забытых битв и скорбью за утерянную надежду. Лица, скрытые под шлемами, казались высеченными из самого обсидиана, холодными и невыразительными.

В центре Канцелярии, на пьедестале из скрученного, будто корни древнего дерева, чёрного металла, восседал Верховный Арбитр. Его фигура, скрытая под капюшоном, напоминала безмолвный памятник, увенчанный короной из колючего чёрного железа, из которой струился тусклый, зловещий свет, что создавал лёгкую иллюзию «нимба» над головой. В воздухе ощущалась его власть – не яркая, а давящая, пронизывающая до костей, как ледяной ветер в пустоте. Даже тишина здесь звучала, словно предвестник беды, заставляя каждое сердце в этом скорбном собрании биться всё медленнее и тише.

Каждая плита на этом чёрно-белом поле боя, каждый ангел, каждый отблеск потускневшего света – всё это говорило о невыразимой скорби, о войне, что длилась веками, и о тяжёлом бремене судьбы, висящем над этим молчаливым, обречённым на вечное ожидание собранием.

– Ты наконец-то пришёл... – раскатистым эхом донеслось до Виктора.