Текст книги "Крид: ЗА ОРДУ!!! (СИ)"

Автор книги: Сим Симович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)

Крид: ЗА ОРДУ!!!

Глава 1

(Орда будет, но не сразу)

Ветер, который ревел в ушах Виктора, смешивался с треском рвущейся ткани его некогда элегантного костюма. Теперь остатки этого костюма напоминали развевающиеся лохмотья. Когда-то этот костюм был символом его статуса и успеха. Теперь же он превратился в жалкие обрывки, словно отражая его внутреннее состояние.

Рубашка, некогда белая и гладкая, теперь была разорвана в клочья, обнажая грудь Виктора. Галстук, символ дисциплины и контроля, свисал с его шеи, словно сломанная ветка. Брюки, некогда строгие и отутюженные, теперь болтались на ногах, изорванные и испачканные в крови.

Пиджак, некогда элегантный и безупречно сидящий, теперь был порван и висел на одном плече, обнажая спину Виктора. Его карманы были пусты, словно он потерял все, что имел.

На ногах Виктора были туфли, некогда начищенные до блеска, но теперь покрытые высохшей кровью.

Он летел в каком-то странно изящном пике, тело его было напряжено, но движения плавные и расчётливые, словно он не падал, а исполнял сложный балетный па.

Небо над ним было темно-синим, испещрённым миллиардами мерцающих звёзд. Они сверкали, как драгоценные камни, разбросанные по бескрайнему полотну. Их свет был настолько ярким, что казался почти осязаемым, словно тысячи маленьких солнц собрались вместе, чтобы осветить его путь.

Эти звёзды были совсем не похожи на те, что он видел с небесной канцелярии. Они были крупнее, ярче и насыщеннее, каждая из них имела свой уникальный оттенок. Некоторые светились мягким, тёплым светом, напоминающим огонь свечи, другие же излучали холодный, голубоватый блеск, словно ледяные кристаллы. Но были и те, что мерцали, как далёкие маяки, указывая путь в неизведанные дали.

Небо было настолько огромным и величественным, что казалось, будто оно простирается до бесконечности. Оно было полно тайн и загадок, которые манили его и заставляли задуматься о том, что же скрывается за этими далёкими мирами.

Вдалеке мелькали тусклые огоньки – вероятно, небольшие деревни или маленькие городки, беспомощные и беззащитные в своём ночном покое. Их слабые, мерцающие огни казались светлячками в бескрайней темноте, едва заметными на горизонте. Они не могли разогнать мрак, лишь добавляли ему загадочности и таинственности. Каждый огонёк, словно одинокая душа, то загорался, то гас, создавая иллюзию жизни в этом застывшем мире. В тишине ночи, когда ветер едва касался деревьев, эти огоньки казались последними островками света в океане тьмы.

Земля стремительно приближалась, и детали становились всё более чёткими. Он видел тёмные массивы леса, простиравшиеся до самого горизонта, где деревья переплетались, словно стражи древнего леса. Их ветви, покрытые густой листвой, тянулись к небу, создавая впечатление, что лес хочет поглотить всё вокруг.

Серебристые полосы реки извивались между холмами, отражая последние лучи солнца мертвецов. Вода в реке казалась почти прозрачной, как зеркало, в котором можно было увидеть своё отражение. Но внимание Крида привлекло нечто иное – странная конструкция, возвышавшаяся на одном из холмов. Она напоминала развалины старого замка, затерявшегося среди природы.

Каменные стены, покрытые мхом и лишайником, казались древними и заброшенными. Башни, когда-то величественные, теперь были наполовину разрушены, а крыши провалились внутрь. Окна, пустые и безжизненные, смотрели на мир пустыми глазницами.

Крид улыбнулся, предвкушая новые приключения. Даже для бессмертного, который видел множество миров и эпох, такая внезапность могла оказаться весьма захватывающей. Он почувствовал, как адреналин начинает бурлить в его крови, и приготовился к удару. Его лицо оставалось спокойным и сосредоточенным, а на губах играла лёгкая усмешка.

И перед самым соприкосновением с землёй в его сознании промелькнул эпизод из недавних событий.

(Небесные чертоги)

Безмолвная, вечная ночь окутывала Небесную Канцелярию. Не мрамор это был, а скорбь, застывшая в форме шахматной доски, – бесконечные поля черного обсидиана, полированного до зеркального блеска, отражающего бездонную черноту космоса, и слепяще белые плиты из ледяного камня, пронизанные прожилками, словно трещинами в замерзшем времени. Каждый квадрат – могила забытой звезды, каждый шов – след прошедшей войны.

Воздух, тяжёлый от вечности, вибрировал от невидимого напряжения. Небесное воинство, собравшееся здесь, не сияло. Ангелы, крылья которых были сложены, как истерзанные паруса, стояли неподвижно, словно статуи, выточенные из мрака. Их доспехи, когда-то сияющие бесконечным благочестием света, теперь просто тускнели, покрытые пылью забытых битв и скорбью за утерянную надежду. Лица, скрытые под шлемами, казались высеченными из самого обсидиана, холодными и невыразительными.

В центре Канцелярии, на пьедестале из скрученного, будто корни древнего дерева, чёрного металла, восседал Верховный Арбитр. Его фигура, скрытая под капюшоном, напоминала безмолвный памятник, увенчанный короной из колючего чёрного железа, из которой струился тусклый, зловещий свет, что создавал лёгкую иллюзию «нимба» над головой. В воздухе ощущалась его власть – не яркая, а давящая, пронизывающая до костей, как ледяной ветер в пустоте. Даже тишина здесь звучала, словно предвестник беды, заставляя каждое сердце в этом скорбном собрании биться всё медленнее и тише.

Каждая плита на этом чёрно-белом поле боя, каждый ангел, каждый отблеск потускневшего света – всё это говорило о невыразимой скорби, о войне, что длилась веками, и о тяжёлом бремене судьбы, висящем над этим молчаливым, обречённым на вечное ожидание собранием.

– Дарк Нэт, голубчик, зачитай, пожалуйста, статус нашего собрания сегодня. – равнодушно прогудел Арбитр, так и не сдвинувшись со своего пьедестала.

Голос Арбитра, низкий и бесцветный, словно шелест древних свитков на ветру, прорезал вековую тишину Небесной Канцелярии. Он не звучал как приказ, а скорее как констатация факта, неизбежного и не требующего обсуждения. Сидящий на троне из чёрного металла, Арбитр оставался неподвижным, его фигура, скрытая под капюшоном, напоминала мрачную статую, высеченную из самого обсидиана. Даже лёгкое движение его руки казалось бы невозможным, столь монументальным было его безразличие.

Свет в Канцелярии был скудным, едва пробиваясь сквозь мрак, выделяя лишь отдельные элементы величественной и угнетающей сцены. Черно-белые плиты пола отражали тусклые отблески, подчёркивая бесконечность пространства и тяжесть наступающей судьбы. Ангелы всё также походили на мраморные изваяния, так и застывшие в молчаливом ожидании. Тишина была не просто отсутствием звука, а густым ковром невысказанных мыслей, тяжёлых ожиданий и глубокой скорби.

Атмосфера вокруг давила своей величиной и безразличием, подчёркивая бессмысленность протеста и иллюзорность надежды. Запрос Арбитра был не просто вопросом, а ритуалом, обязательным действием в этом траурном спектакле, предваряющим неизбежное решение, запечатанное в вековой мрачной истории Небесной Канцелярии. И какое-то время только молчаливое ожидание отвечало на вопрос Арбитра, подчёркивая величие и неотвратимость надвигающейся бури.

Глубокий, вязкий шёпот Дарк Нэта, казалось, просачивался из самой тьмы чуть поодаль «трона» Арбитра, разрезая безмолвие Небесной Канцелярии. Его фигура, окутанная в безликую мантию кочевника, напоминала призрак, словно выступивший из трещин обсидиановых плит. Капюшон, полностью скрывающий лицо, добавлял таинственности и угрозы, превращая юношу в воплощение самой тайны. Даже его голос звучал как шелест крыльев ночных птиц над безмолвной пустыней.

– Сегодня мы судим Виктора Крида. Отец Благочестивый, да очистит его душу за ту погань, что он сотворил! – не скрывая презрения, молвил Дарк Нэт.

Магический свет, еле пробивающийся сквозь вечную ночь Канцелярии, не касался его фигуры, оставляя Дарк Нэта в ореоле полумрака, словно он был не из этого мира, а пришельцем из бездны, призванным исполнить страшный суд. Его слова, произнесённые без эмоций, были тяжелее мрамора, каждый слог звучал как раскат грома в пустоте. «Виктор Крид» – имя, произнесённое Дарк Нэтом, прозвучало как проклятие, заставляя ледяной ужас сковать сердца ангелов.

Слова о «Благочестивом Отце» также звучали язвительно, саркастически, подчеркивая гигантскую пропасть между фасадом благочестия и темной реальностью деяний Виктора Крида. Призыв к очищению души, сказанный с таким отвращением, был не благословением, а предзнаменованием жестокого наказания. Атмосфера сгустилась до непроницаемости, словно сама Канцелярия задержала дыхание в ожидании неизбежного. В этом безмолвии, прерываемом только мрачным шепотом Дарк Нэта, чувствовалось предвкушение неизбежной и беспощадной расправы. Тьма сжималась, огораживая Виктора Крида и его судьбу от всякой надежды на милость.

– Так в чём же его обвиняют, Нэт? – всё так же сухо поинтересовался Арбитр.

В левой руке Дарк Нэта вспыхнул омерзительно-зелёный свет, ядовитый и холодный, как дыхание ледяного ада. Сначала это было лишь мерцание, хаотичное перемещение цифр, словно беспорядочный танец злых духов. Затем, как из сердца бури, свет стал сосредотачиваться, обретать форму, набирая объём и чёткость, превращаясь в трепещущую голограмму, словно застывшее отражение самой тьмы.

Из ядовито-зелёного сияния голограммы словно выросла фигура Лилит. Сначала это были лишь нечёткие очертания, расплывчатые тени, затем детали стали вырисовываться с ужасающей чёткостью. Её лицо, когда-то бывшее образцом божественной красоты, теперь изуродовано. Кожа, некогда белая и нежная, отныне покрыта ссадинами и синяками, подчёркивающими резкость скул и глубину впалых щёк. Глаза, раньше сиявшие неземным светом, теперь были залиты слезами, красные и отёчные, с оттенком глубочайшего отчаяния. Слёзы скатывались по лицу, оставляя следы на истерзанной коже.

Её волосы, когда-то чёрные и блестящие, как крыло ворона, были растрёпаны и спутаны, словно запутавшиеся в колючках дикого кустарника. Некоторые пряди были вырваны с корнем, оставляя за собой кровавые раны. На тело Лилит были наложены следы жестокого насилия. Синяки разного возраста покрывали её руки и плечи, а на ногах были видны глубокие царапины и порезы. Её платье, когда-то изящное и красивое, было разорвано в нескольких местах, отбрасывая тени на израненное тело, подчёркивая беззащитность и унижение. Даже в этом ужасном виде в ней оставались остатки былой красоты, но она была искажена страданием, превращая божественность в изуродованный призрак былой славы. Она была как разбитая статуя богини, брошенная в пыль и оскорблённая немилосердной судьбой.

После того как появился образ Лилит, голограмма погрузила всех в ещё более глубокую тьму, показав Еву. Её лицо, изначально выражавшее лишь бессилие, теперь исказилось немым криком отчаяния, выжженным в самой глубине души.

Не только тело, но и сама сущность Евы были подорваны, осквернены до самого основания её бытия. Это было не просто изображение, а воплощение безысходности и утраченной надежды, напоминающее о глубоком разочаровании и ужасной правде. Даже зелёный свет голограммы стал гуще, превратившись не просто в ядовитый, а словно в густой дым преисподней, окутывающий Еву, как саван.

Затем сцена изменилась, и перед зрителями предстал Адам, но уже не живой. Его тело, внушающее страх своей безжизненностью, было разбросано на земле, словно игрушка, разбитая безжалостной рукой.

Кожа Адама была бледной, почти прозрачной, что подчеркивало глубину его ран и мрачность смерти. Кровь, собравшаяся в чёрные лужицы, напоминающие отражения звёзд в бездне, усиливала ощущение жестокости произошедшего. Его широко раскрытые глаза были полны неизбывного ужаса, застыв в немом протесте против несправедливости мира.

Это была не просто мёртвая маска несбывшихся надежд, а воплощение жертвенности и неминуемой гибели. Воздух вокруг него сгустился от присутствия смерти, наполнившись тяжёлым запахом крови и гнилостных испарений.

Крид стоял над ним, словно холодный и бесчувственный исполнитель самой госпожи смерти. Его лицо, освещённое бледным зелёным светом, не выражало никаких эмоций, только пустоту и бездушие. Это было лицо человека, лишённого совести и сострадания, злодея, который наслаждался совершённым преступлением.

Даже его одежда казалась пропитанной мраком, словно он сам был воплощением тьмы. Его присутствие было не просто угнетающим, а удушающим. Он был идеальным воплощением абсолютного зла, по мнению одного конкретного обвинителя Нэта.

Сцена сменилась, и перед глазами ангелов предстала встреча Виктора Крида и Люцифера. Место действия было выполнено в мрачных тонах: бесконечная пустота, пронизанная тусклым красным светом пылающих вдалеке адских огней. Воздух дрожал от невидимого напряжения, напоминая гул тысяч демонов.

Люцифер предстал во всей своей дьявольской красоте, но эта красота была искажена и наполнена ужасом. Его кожа была бледной и почти прозрачной, а синие вены, проступающие на ней, напоминали разветвлённые реки крови. В глазах, которые горели в тусклом свете, читалась не только власть, но и глубокое отчаяние, скрывающее за собой ужас.

Его огромные чёрные крылья, словно ночь без звёзд, были изрезаны невидимыми шрамами, придавая им вид истерзанных парусов погибшего корабля. Даже его улыбка, когда-то очаровательная и притягательная, теперь казалась лишь извращённой гримасой, подчёркивающей его падение и вечное проклятие.

Виктор Крид, стоящий перед ним, был маленькой тенью на фоне великолепного дьявола. Его лицо было всё так же равнодушным и выражало не триумф, а глубокое удовлетворение от совершённого зла. Это было лицо холодного расчета, лишенное всяких эмоций, похожее на маску, скрывающую его истинную природу. Он держал в руках яблоко, блестящее, как черное солнце, его поверхность была гладкой, словно полированный обсидиан, отражая мрак окружающего пространства. Это было не просто яблоко, а символ искушения, инструмент сделки.

Крид передал яблоко Люциферу с ритуальной медлительностью. Это был не просто обмен, а священный обряд, который скреплял союз между «человеком» и дьяволом.

В этот миг воздух сгустился, становясь вязким и тяжёлым, словно сам ад спустился на землю. Даже тусклый красный свет стал более интенсивным, напоминая пылающие угли в преисподней. Это была сцена не просто сделки, а окончательного падения, завершения пути в бездну.

В руках Люцифера замерцали золотые ключи. Не просто ключи, а пронизанные мириадами маленьких алмазов, которые переливались сладким, приторным огнём, словно застывшие искры адского пламени. Они пульсировали ритмично, излучая тепло. Каждый узор на ключах казался выгравированным самим Адом, каждая деталь говорила о бесконечной тьме и зле. Эти ключи были не просто символом власти, а ключом к самой сущности зла.

Передача ключей произошла не быстро, а медленно, ритуально. Люцифер протянул ключи Криду с притворной улыбкой, которая не достигла его холодных, мёртвых глаз. Его взгляд был пронизан не только удовольствием, но и неким скрытым ужасом, предчувствием будущих бед. В его жесте было что-то скрытое, невыразимое отвращение и мерзкое удовлетворение от совершаемой сделки. Крид взял ключи с холодным спокойствием, не выражая ни малейшего восторга или удовольствия. Его лицо оставалось пустым, безжизненным, в нём не было ни искры жизни, ни блеска триумфа. Это была пустота, пронизанная только холодным расчётом и ощущением власти.

В этот миг голограмма запульсировала с ещё большей силой. Ядовито-зелёный свет стал гуще и вязче, словно чёрное масло, и на несколько секунд из него возникли мрачные силуэты демонов, словно призраки ужаса, напоминая о цене сделки с дьяволом.

Зелёное свечение заполнило все уголки Небесной Канцелярии, подчёркивая ужас произошедшего. Это было не просто изображение, а сгусток ужаса, воплощение зла, запечатлённое в мерцающем зелёном свете голограммы.

Каждая деталь – от блеска алмазов на ключах до пустого взгляда Крида – была пропитана не просто злом, а глубокой моральной уродливостью, отсутствием всякого человеческого начала. Это была сцена не победы, а окончательного падения, и голограмма передавала это с ужасающей подробностью и максимальной эмоциональной силой.

– Как вы, наверное, уже поняли... Виновен! – самодовольно прогудел Дарк Нэт, угодливо выискивая взором из-под капюшона хотя бы тень эмоций у всё так же молчаливого Арбитра.

Его голос, прозвучавший в безмолвной Канцелярии, был не просто заявлением, а торжеством «личной справедливости». Самодовольство пропитало каждый слог, каждое слово было напитано горьким вкусом победы и зловещим предвкушением наказания. «Виновен!» – прозвучало это слово не как объективная констатация факта, а как приговор, закрепленный печатью небес. Это было не просто утверждение, а демонстрация власти, вызов самой судьбе.

Его взгляд, мелькнувший из-под капюшона, был не просто наблюдательным, а пронизывающим, словно острый меч, готов пронзить насквозь самые тайные мысли. Он искал реакцию Арбитра, ну или хотя бы микроскопическую тень эмоций, хоть малейшее изменение в его неподвижной фигуре. Но Арбитр оставался невозмутим, как вечный памятник безразличия, его безмолвие было еще более угнетающим, чем любые слова. Это безмолвие было отражением вечной тьмы и бесконечности времени, подчёркивающим бесполезность всяких эмоций и бессилие перед неизбежной судьбой. Даже самодовольство Дарк Нэта казалось теперь жалким и бессмысленным, потерянным в безграничном пространстве вечности. Его победа была только мнимой, поскольку она была ничтожна в сравнении с величием и неизмеримостью бесконечного мрака небесной канцелярии.

– Хорошо, пускайте Крида. – Арбитр нехотя кивнул, давая разрешение тройке Архангелов во главе с Михаилом завести Крида через массивные двери из белоснежного мрамора.

Архангелы во главе с Михаилом двинулись к дверям без какой-либо спешки. Массивные двери из белоснежного мрамора, пронизанные тончайшими прожилками серых тонов, казались входом в самое сердце небесной канцелярии. Их поверхность, холодная и гладкая, словно отполированный лед, отражала тусклый свет, подчёркивая холод и неизбежность наступающего суда. Каждый шаг архангелов отдавал эхом в молчаливом пространстве Канцелярии, подчёркивая тяжесть надвигающейся бури.

Виктор Крид появился не как приговорённый, а как триумфатор. Его статная фигура, одетая в изысканный костюм, выделялась на фоне мрачной атмосферы Небесной Канцелярии. Его волосы, отливающие златом, аккуратно уложены, словно скульптура, и пронзительно голубые глаза, блестевшие внутренним светом, казались противоречием самому понятию вины. Он шёл, словно владетель мира, не обращая внимания на окружающих его ангелов с их мрачными лицами.

Кандалы из адамантия, сковывающие его руки, были массивными, но они не уменьшали его величественности. Они были как украшения, подчёркивающие его статус преступника, однако не способные принизить его в глазах окружающих. Даже ограничение его силы и бессмертия не смогло приглушить сияние чистой магии, исходящей от него. Это сияние было не просто магической энергией, а концентрированным внутренним светом, подчёркивающим его уникальность, бунтарский дух и непокорность системе в любом из её проявлений.

Он шёл рядом с Михаилом, и их противопоставление было особенно ярким. Мрачная фигура Архангела и сияющая фигура Крида создавали контраст, подчёркивающий несправедливость и мрачную иронию сей ситуации. Он прошёл через ворота из белого мрамора, словно сквозь зеркало, переходя из одного мира в другой. Не было в нём ни капли страха, ни раскаяния, только спокойное безразличие, подчёркивающее его исключительность и непокорность судьбе. И каждый его шаг был демонстрацией силы и непоколебимой уверенности в себе. Он шёл к своей судьбе не как жертва, а как владетель собственной жизни. Даже в оковах он оставался непобеждённым.

Глубокий, раскатистый голос Виктора Крида прорезал тишину Небесной Канцелярии, словно раскат грома, обрушившийся на безмолвную пустыню. Его слова не просто летели в воздухе, они бились о холодный мрамор пола, отражаясь эхом презрения и неукротимой ярости. Он стоял, окруженный ангелами, но его взгляд не замечал их, пронизывая саму суть божественного правосудия с холодной и безжалостной презрительностью.

– И вы серьёзно верите…? – началось его обращение с саркастическим вопросом, выражающим глубокое неверие в серьезность происходящего. Его голова была приподнята, и взгляд его голубых глаз, сиявших внутренним светом магии, был наполнен таким пренебрежением, что ангелы, окружавшие его, невольно отшатнулись на шаг назад. Это было не просто несогласие, а глубокое пренебрежение к самой идее суда, к его участникам и ко всем священным законам, которые они представляли.

– …что мне есть хоть какое-то дело до вашей «птичьей» возни? – его слова были пронизаны резкой иронией. А слово про «птичку», произнесенное с оттенком горькой усмешки и вовсе опускало ангельское войско до уровня бесполезных, и незначительных существ, лишенных всякой важности и влияния на его судьбу. Он не просто отрицал их власть, он издевался над ней, высмеивал их притязания на правосудие.

– Вы просто мыши на фоне величия вселенной… – это было не просто сравнение, а уничтожающий выпад, подчеркивающий бесконечную пропасть между его могуществом и их незначительностью. Его голос звенел от холодного превосходства, от уверенности в своем бесподобном превосходстве над всеми окружающими.

– …И я не намерен отчитываться в своих действиях перед какой-то кучкой отбросов… – продолжал он, его слова были пропитаны презрительным пренебрежением к ангелам, которые осмелились судить его. Он не просто отказывался подчиняться, он издевался над их авторитетом, над их правом на суждение.

– …Что возомнили о себе не пойми что, как откопали «могилку» своего папаши… – завершилось его обращение уничижительным оскорблением, направленным на самые глубокие корни их веры и истории. Его слова были пропитаны ядом ненависти и презрения, и они звенели в холодном воздухе Небесной Канцелярии, напоминая раскаты грома, окончательно расторгающие любую надежду на справедливость и милость. Это было не просто выступление, а декларация войны и вызов самому небу.

Удар был не физический, а духовный. Слова Крида рассекли воздух Небесной Канцелярии, словно молнии, пронзая саму суть божественного правосудия. Дарк Нэт, на мгновение потерянный, ошеломлённый смелостью и цинизмом осуждаемого, вздрогнул, словно от неожиданного удара. Его фигура, закованная в мантию, на мгновение застыла, словно статуя, лицо, скрытое под капюшоном, казалось, потеряло всякую мимику, отражая глубокий шок. Этот шок был не просто реакцией на слова, а духовным потрясением, разрушающим хрупкий фасад его веры.

Но Дарк Нэт быстро взял себя в руки, словно очнувшись от короткого оцепенения. Его движение было резким, мгновенным, полным сдержанной ярости. Пальцем, худым и длинным, как когтистая лапа некой ночной птицы, он выделил Крида из окружающих его ангелов. Этот жест был не просто указанием, а демонстрацией своего презрения, своей ненависти к тому, кого он должен был судить. Его палец был не просто указующим перстом, а остро заточенным кинжалом, пронзающим душу осуждаемого. Этот жест отражал всё его отвращение, всю его иронию, всё его скрытое лицемерие.

– Что и требовалось доказать! – прошипел он, его голос был не просто утвердительным, а полным сарказма и злой иронии. Эти слова были не объективным выводом, а уничижительной оценкой, попыткой принизить достоинство Крида, опустить его в его же глазах. Его лицемерие было явным. Даже его молитва – «Да простит эту душу небесный отец…» – была лишена всякого уважения к вере, к богу, которого он представлял. Это было не искреннее обращение, а просто театральное представление, показная ритуальность, подчёркивающая его цинизм и безбожие.

– Черныш, и это ты мне говоришь? – Крид рассмеялся, смотря прямо на Дарк Нэта.

Голос Михаила, хотя и спокойный, пронзил тишину Небесной Канцелярии, словно луч солнца, прорезающий мрак. Это было не просто заявление, а констатация факта, окончательный приговор, закрепленный величием и неотвратимостью божественного правосудия.

– Обвиняемый не отрицает вины! – эти слова прозвучали не как обвинение, а как неизбежный приговор.

Его рука, держащая клинок, была спокойна, но в этом спокойствии скрывалась неизмеримая сила и мощь. Миг, и он обнажает клинок, вспыхнувший златым светом. Клинок был воплощением божественного правосудия, символом неотвратимости наказания. И его свет распространялся по всему залу, освещая лик ангелов, подчёркивая их мрачные лица и неизбежность наступающего наказания.

Михаил не просто заявил о виновности Крида, он подчеркнул его бессилие перед лицом божественного правосудия. Его слова были не просто утверждением, а концом долгого спора, окончательным приговором, запечатанным небесной печатью. Даже спокойный тон его голоса подчеркивал неизбежность наказания, отражая могущество и неизмеримость божественной власти. А слова были не просто заявлением, а приговором, который не может быть опровергнут.

– Виновен, – равнодушно ответил Арбитр и просто исчез, не желая более тратить своё время на такую мелочь.

Его фигура, до этого монументально застывшая на троне из чёрного металла, просто растаяла в воздухе, словно снежинка в руке, не оставив после себя ни следа. Его исчезновение было не просто действием, а демонстрацией безграничной власти и абсолютного безразличия к судьбе Крида. Даже его уход выражал полное пренебрежение к человеческой жизни, судьбе и самому понятию правосудия.

Лицо Михаила преобразилось. На его губах расцвела не просто ухмылка, а торжествующая гримаса, отражающая глубокое удовлетворение от совершившегося правосудия. Это была не просто улыбка, а символ победы света над тьмой, торжество доброты над злом. Но в этой улыбке также скрывалась и скрытая тень ужаса, отражающая жестокость наказания. Это была улыбка судьи, который принял трудное, но необходимое решение.

Затем был кивок Дарк Нэту, что не был просто жестом благодарности, а ритуальным действием, закрепляющим союз между ними. Это был молчаливый обмен знаками понимания и согласия, заключающий в себе глубокое понимание совершившегося правосудия. Дарк Нэт ответил равнодушным пожатием плеч, это был жест безразличия, холодного спокойствия, он уже выполнил свою миссию, и его дальнейшее участие не требовалось.

Его исчезновение во тьме пьедестала Арбитра было мгновенным, незаметным. Он растворился во мраке, словно призрак, оставив после себя лишь пустоту. Это исчезновение было не просто действием, а символом завершения суда, концом одной эры и началом другой.

Михаил замахнулся клинком. Его движение было плавным, точным, и в этом плавном движении скрывалась ужасающая сила. Клинок опустился на Крида, и серия быстрых, точных ударов и выпадов последовала одна за другой, разрезая костюм и тело осужденного. Звуки ударов были глухими, пронизывающими, и они эхом разошлись по всему залу, подчеркивая жестокость наказания. Кровь залила тело Крида, образуя тёмные ручьи, распространяющиеся по мраморному полу. Каждый удар казался сокрушительным, беспощадным и был наполнен трагической красотой и неизмеримой жестокостью.

Вспышка боли, острая и жгучая, пронзила спину Крида, словно раскалённый до бела клинок, проникающий сквозь плоть и кости. В этот момент он почувствовал, как мир вокруг него начинает рушиться, и он падает в бездну. Его сознание словно раздвоилось: одна часть отчаянно пыталась удержаться за реальность, другая же погружалась в темноту и холод.

Затем наступила невесомость. Виктор почувствовал, как его тело становится лёгким, словно пёрышко, и он начал парить в воздухе. В этот момент он осознал, что больше не контролирует своё тело, что он стал игрушкой в руках судьбы. Его разум начал погружаться в хаос, и он почувствовал, как его сознание начинает распадаться на тысячи фрагментов.

Память запечатлела лицо Михаила, искажённое яростью, и его глаза, полные холодного триумфа. В этих глазах Виктор увидел отражение своей собственной слабости и беспомощности. Виктор знал, что Михаил никогда не простит его, что он навсегда останется его врагом.

– Ты подвёл меня, Виктор, и за это я изгоняю тебя! – громко воскликнул Михаил, и его слова эхом отразились от каменных стен древнего замка. В его глазах горела ярость, а меч, который он только что вытащил из спины Крида, сверкал в лунном свете. Он спокойно вытер клинок о белоснежную рубашку Крида, словно это было обычное дело.

Крид лежал на полу, его лицо исказилось от боли и унижения. Кровь медленно растекалась вокруг него, образуя зловещую лужу. Он с трудом поднял голову, и его глаза встретились с холодным взглядом Михаила.

Михаил усмехнулся, его губы скривились в презрительной усмешке.

– Ты предал меня, Виктор, – повторил он, его голос был полон отвращения. – Ты думал, что сможешь украсть у меня то, что принадлежит мне по праву? Ты думал, что сможешь обмануть меня?

Крид попытался встать, но его ноги подкосились, и он рухнул на пол.

Михаил наклонился над ним, его меч всё ещё был в руке.

– Ты думал, что сможешь спрятаться от меня? Ты думал, что сможешь убежать? Ты ошибался, Виктор. Теперь ты изгнан. Ты никогда не сможешь вернуться под сень Эдема. Ты никогда не увидишь свою семью снова!

Крид закрыл глаза.

Спартанский пинок был не просто ударом, это было изгнание, изгнание с небес, с какой-то непостижимой высоты. Виктор чувствовал, как его душа разрывается на части, как его мечты и надежды рассыпаются в прах. Крид понимал, что его жизнь уже никогда не будет прежней. Он потерял всё, что было ему дорого.

Но в этот момент он также почувствовал, как внутри него начинает разгораться огонь. Огонь гнева, ненависти и решимости. Он понял, что не сдастся без боя, что он вернёт себе всё и даже больше.

Крид уже не видел лица Михаила, но чувствовал его презрение, словно оно пропитывало весь воздух, весь эфир окружающей его темноты. Звёзды, далёкие и холодные, словно безразличные свидетели его падения, проносились мимо, теряясь во мраке. Земля была ещё далеко, но уже видима, как тёмное, недружелюбное пятно в бескрайнем чёрном океане ночного неба. И в этой темноте, в этом падении Крид испытывал не страх, лишь холодное ощущение несправедливости.

Земля встретила его ударом, мощным и сокрушительным. Тело Крида пронзила острая, но короткая боль, затем – глухой удар, сопровождаемый грохотом и взрывом пыли. Когда пыль осела, на месте приземления красовался огромный кратер, из которого медленно, но уверенно выбрался Виктор Крид. Его костюм превратился в лохмотья, тело было испачкано землёй и пылью, но сам он остался цел и невредим. Ни царапины, ни синяка. Бессмертие сделало свое дело.