Текст книги "Сын Сарбая"

Автор книги: Шукурбек Бейшеналиев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 16 страниц)

Она дернула плечом:

– Откуда мне знать!

– Пятьдесят четыре, – сказал Дардаке. – Побежим сосчитаем.

Он погнал овец и ягнят через узкое пространство между кустом шиповника и большим валуном. Зейна считала вместе с ним.

– Правильно. Но как ты мог?.. Как ты это делаешь?

– Очень просто: сперва считаю их ноги, а потом делю на четыре и так узнаю количество овец.

Зейна фыркнула и покосилась на него:

– Ты меня принимаешь за дурочку?

– Нет, что ты! Я и сам как следует не знаю. Вот посмотри, что я еще могу.

И он стал показывать ей то, что две недели назад не захотел показать усатому Закиру и членам комиссии. Дардаке отворачивался, Зейна отнимала от сосков матери ягненка и приносила ему, а он тут же находил в стаде ту самую овцу – мать. Зейна бегала туда и обратно и, стараясь запутать Дардаке, приносила ему ягнят из разных концов отары; он безошибочно угадывал.

– Как ты это делаешь, как тебе удается узнать?

– Понимаешь ли, директор школы тоже не с первого дня может отличить каждого ученика…

– Перестань! – Зейна топнула ногой. – Как тебе не стыдно! Ты все время сравниваешь людей с животными, школу – со стадом, талант учителя – со способностями чабана.

– Не надо сердиться, – отвечал Дардаке. – Я ведь и сам только пробую понять. Видишь ли, хоть овцы и пасутся вместе, но у каждой своя судьба, своя жизнь. Одна болела чесоткой, другая расцарапалась об иглы шиповника, и на месте зажившего рубца изменился цвет шерсти, третья тяжело рожала, четвертая… Есть овцы, которых мы с трудом приучали к ягнятам, – они не хотели кормить. Есть любвеобильные, готовые дать свое молоко чужому, а потом этот чужой ягненок болеет поносом. Ты понимаешь, все овцы – матери-одиночки, у них трудная жизнь, тем более что они глупые, очень глупые. Чабан должен помогать, защищать их, учить…

– Учить? Разве можно овцу чему-нибудь научить?

Зейна слушала его сперва внимательно, однако на лице ее появилась насмешливая улыбка, и кончилось тем, что она зевнула. И тут, на счастье, их позвали. Салима-апа махала рукой и кричала:

– Скорей, скорей, мы вас ждем! Стынет бешбармак!

Неподалеку от юрты в траве лежал брошенный Зейной набитый до отказа школьный портфель. Она подняла его, Дардаке спросил:

– Что у тебя там? Зачем привезла?

Не ответив ему, Зейна вошла в юрту.

* * *

Да, портфель Зейны таил в себе серьезные дела. Недаром она так важничала. Стали понятны намеки, которые она делала на горе, говоря, что им надо много пройти.

Удивительные события! Сперва они показались радостными, но потом вдруг осветились по-иному, Сарбай даже помрачнел и запел свою старую песню.

– Мы из племени униженных, судьба никогда не будет к нам благосклонна, – повторял он и скорбно качал головой.

Но лучше рассказать по порядку. После того как гости и хозяева плотно поели и старый Буйлаш, вытерев рот, отодвинулся от блюда с едой, Дардаке заметил быстрый вопросительный взгляд, брошенный дедушке Зейной. Он вроде бы ждал этого взгляда. Кивнул ей в ответ, и тогда она подтянула к себе портфель. Достав из него какую-то бумагу, Зейна обратилась к хозяину дома:

– Уважаемый Сарбай-ака, я привезла важное письмо. Оно адресовано вашему сыну, но касается всей семьи. Можно, я прочитаю его вслух?

Сарбай не привык к столь торжественному тону, он не знал, улыбаться ему или быть серьезным. Не успел он ответить, как выскочила Салима-апа:

– А разве сын мой, которому послана эта бумага, неграмотный? Или уж наступили времена, когда женщины берут верх над мужчинами?

Дардаке стало не по себе. Как грубо и резко говорит мать! После таких слов гостья должна обидеться и уйти.

Но Зейна не обиделась. Смело подняла глаза на хозяйку:

– Директор школы поручил… Мне все учителя поручили и весь наш класс!

– А при чем тут теперь учителя и весь ваш класс вместе с директором? Мой сын теперь уже не школьник, а помощник чабана. – Салима оглядела всех присутствующих. Но Сарбай и дедушка Буйлаш смотрели на нее неодобрительно, и она сменила гнев на милость: – Ну да ладно, читай! Надо уважать тех, которые учили грамоте.

Зейна поднялась и с выражением прочитала:

– «Ученик седьмого класса Чаекской неполной средней школы Сарбаев Ракмат! В третьей и четвертой четвертях ты не посещал школу и отстал в учебе. Причины этого нам известны, и все же тебя следовало бы из школы исключить. Только принимая во внимание, что ты не по своей вине бросил занятия, а по распоряжению бывшего председателя колхоза и на своей должности показал себя отличником животноводства, педсовет решил тебя не исключать. Получить образование в объеме семи классов обязан каждый ребенок – таков закон Советского государства. Ты учился хорошо и в шестом классе, и в первом полугодии седьмого. Исходя из этого, мы разрешаем тебе держать экзамены за весь седьмой класс. Твои учителя и твои одноклассники согласились помочь тебе получить недостающие знания и пройти с тобой последние главы учебников. Если ты постараешься и будешь напряженно работать, экзамены сдашь. Сейчас такое время года, когда с овцами не очень много хлопот. Отпросись у родителей и приезжай в школу. Мы все не сомневаемся, что за месяц ты сумеешь сдать экзамены и получишь удостоверение об окончании семилетки. Твой учитель, директор школы Асламбéк Амáнов. Двенадцатое мая тысяча девятьсот сорок восьмого года».

Закончив чтение, Зейна с поклоном передала бумагу Дардаке. Она старалась держаться независимо, но, видно, напряжение было слишком велико, взглянуть на старших она не решалась.

Дардаке неожиданно ткнул себя в грудь большим пальцем и спросил:

– Это мне?

Все, даже Салима, рассмеялись. Получилось, что Дардаке не слушал.

– Ты все понял? – спросила Зейна.

– Я понял, что меня опять хотят сделать учеником. Я… я… – Он ужасно растерялся.

И тут поднялась Салима.

– Зачем ему это? Зачем бедного мучить? – проговорила она своим резким голосом.

Тем временем Зейна вынула из портфеля пять или шесть книг: история, химия, алгебра… Дардаке дрожащими руками потянулся к ним, но тут же и отодвинулся.

– У меня они есть, – сказал он. – Почти все.

– Из века в век, – продолжала Салима, – чабанами становились без всякого образования. Сейчас у нас в колхозе есть два чабана из учеников, окончивших школу. Разве они лучшие чабаны? Нет, они только зря теряли время.

Дедушка Буйлаш, сухой, легкий, смотрел голубенькими глазками и кивал головой. Похоже было, что он во всем согласен с хозяйкой дома.

И вот тут-то Сарбай и воскликнул:

– Эх-хе-хе, мы из племени униженных, судьба никогда не будет к нам благосклонна!..

Что он этим хотел сказать? Дардаке смотрел на него во все глаза, Салима-апа застыла с разинутым ртом.

Вдруг Зейна спросила:

– Дардаш, разве ты хочешь стать чабаном?

Дардаке молчал.

– Ну! – Салима-апа властно посмотрела на сына. – Говори же! Скажи этой делегатке, что новый председатель колхоза, Садык-байке, назвал тебя прирожденным чабаном и что старый председатель тебя тоже хвалил.

Дардаке молчал.

Ему очень хотелось выбежать из юрты куда-нибудь в горы, подумать. Он не мог сразу охватить и понять все, что произошло. Для него было неожиданным и доверие педсовета, и обещание одноклассников подготовить его к экзаменам. Чувство благодарности переполняло его. Ему захотелось увидеть школу, поскорее встретиться с товарищами. Учебники, лежащие на дастархане, тянули к себе, как магнит.

– Эх-хе-хе! – опять вздохнул Сарбай.

Но Салима не дала ему говорить.

– Хозяин ты здесь или нет? Мужчина ты или нет? Сын твой не отвечает матери, молчит. Может, тебе ответит?.. – Она бросила быстрый взгляд на Зейну и повернулась с поклоном к дедушке Буйлашу: – Дорогой аксакал, не кажется ли вам, что судьбу юноши не приличествует обсуждать в присутствии девушки?

Буйлаш в знак согласия закивал головой. Он не хотел выражать свое мнение словами. Он проводил сюда внучку и знал, зачем она едет, но вмешиваться в семейное дело считал невозможным. Новые обычаи позволяют посылать девочку с казенным письмом по казенному делу. Раньше этого не было. Но раньше и таких девочек не было. Девочек, которые могут читать перед всеми и смело смотреть в глаза старшим.

Дардаке схватил за руку Зейну:

– Не уходи!

Но она легко освободилась, собрала учебники в портфель и вышла. Семейный совет продолжался без нее.

– Ой, байбиче, – сказал, как простонал, Сарбай. – Пусть мальчик, если он хочет, едет в школу. Разве говорил он тебе, что решил стать чабаном? Разве не помнишь, как смотрел на трактор и автомашины, как собирался после школы поступить на курсы при машинно-тракторной станции? Если провел одну зиму с нами, неужели судьба принудит его всю жизнь бродить по горам с глупыми животными? Вот смотри, умненькая Зейна, внучка уважаемого аксакала, – она учительницей хочет стать…

Дедушка Буйлаш быстро закивал головой.

– Трактористом не буду, – сказал вдруг Дардаке и уткнулся в землю взглядом. – И учителем тоже не хочу.

– Вот видишь, видишь! – закричала Салима. – А кем будешь? Кем хочешь быть, золотой мой, работящий?

Дардаке изо всех сил старался вспомнить слово, сказанное ему Зейной, когда они были на горе. Она тогда сказала, что хочет работать с детьми и видит в этом свое… Что свое? Стремление? Желание?

– Опять молчишь?! – сердито проговорила Салима.

– Пустите, если можно, в школу, – басом сказал он. – А потом, когда кончу, вернусь к вам.

Дедушка Буйлаш на этот раз не только закивал головой, но еще и слово сказал. Одно слово:

– Аминь!

* * *

И опять снег. Майский снег. Не желтый, а на удивление белый. Ярко-белый на ярко-зеленой траве. Недаром старый Буйлаш был так молчалив. Он не любил жаловаться, а перед непогодой у него ломило кости, и раньше он говорил об этом близким своим, чтобы предупредить о надвигающейся буре, но в последние два года, с тех пор как правление колхоза стало получать по телефону метеосводки из райцентра, бывший председатель Закир запретил старикам «распространять ложные слухи, вызывать панику». Да и в самом деле, один старик одно говорит, другой – другое.

Зейна сразу продрогла под снегом. Она ведь приехала в одном платьице и в бархатной жилетке. Хорошо еще, не туфли надела, а сапожки. Правду говоря, Зейна, после того как Салима выгнала ее из дому, намеревалась тут же и уехать. Но снег, плотный и густой, валил и валил. Салима бросила ей свой старый ватник, дала какой-то потрепанный веник:

– Иди помогать, девушка! У нас в горах все должны прежде всего позаботиться об овцах. Долго ли до простуды. Бежим, бежим. Сметай с них снег!

И Сарбай, и Дардаке, и даже старый Буйлаш на своих хлипких ногах отправились к стаду, и пошла работа. Овцы будто ждали, что их начнут чистить. Стояли смирно. Спрятать их тут было негде…

Майский снег в горах не редкость. Бывает на такой высоте снег и в июне, а в иные годы случается даже в июле. Сразу наступает холод. Конечно, ненадолго. Иногда на два-три часа, иногда на два-три дня…

Снег лег пластом в полметра. Нечего было и думать о возвращении в кыштак. Хорошо хоть, падал всего четыре часа и к вечеру солнце его растопило. Но если здесь, на просторном пастбище, солнце легко справляется с майским снегом, в ущельях он лежит подолгу. Старый Буйлаш не согласился ехать.

Да ведь и раньше Зейна говорила, что собирается погостить три дня. Между прочим, увидев, как девочка старательно работает, Салима улыбнулась ей и раз и другой. Она незлобивая была женщина. А потом случилось вот что – они поговорили, и оказалось, что и у той и у другой взгляды совпадают. Как так? Ведь Салима считала, что чабану учиться не нужно. Да, она так считала. А Зейна? Зейна считала, что Дардаке человек способный и ему обязательно нужно учиться. Но если он хочет остаться чабаном, не желает закончить десятилетку, а потом выучиться на инженера или на агронома, – на здоровье.

– Я обещала директору и классу и, конечно, помогу Дардаке подготовиться к экзаменам. Официально! Но в душе я против такой бессмысленной работы.

Ох и любила же Зейна повторять всякие ученые слова: «вдохновение», «обязательство», «официально», «призвание»…

Дардаке набросился на книги с жадностью. Все, что было ему непонятно, тянул из Зейны, ничуть не стесняясь. Интересно, что когда сел с ней к столу, взялся за книжки и тетрадки – сразу забыл, что она девчонка, что она ему нравится, что назвал ее про себя красавицей. Слава богу, она в течение этих трех дней так и не снимала ватник и была похожа на ту дурнушку Зейну, что перебирала в годы войны картошку и собирала на поле колоски…

…На четвертые сутки Буйлаш сказал, что пора ехать.

Был прекрасный летний день. Родители проводили Дардаке до ущелья, и он еще раз пообещал, что вернется не позже чем через месяц.

Буйлаш ехал очень медленно. На крутых местах, на узких тропах он держал лошадь Зейны за повод. Дардаке на своем Сером терял терпение. Он обгонял своих попутчиков и потом подолгу их ждал… С Зейной рядом ему ехать было как-то не по себе. Она опять стала красавицей.

Но вот перевалили через гряду холмов, и перед ними раскрылась широкая, ровная долина. Зейна пустила свою лошадку вскачь и стала звать Дардаке. Парнишка быстро нагнал ее, и они поехали рядом, сперва молча, но долго ли может молчать девчонка?

– Ты способный человек, Дардаке! – сказала она.

– И ты тоже очень способная, Зейна! – сказал Дардаке.

– Вот так и собираешься повторять за мной мои слова?

– Я ведь знаю, что ты хочешь сказать.

Они не успели разговориться, хотя Буйлаш плелся далеко позади и времени бы хватило для большого и серьезного разговора. Им не Буйлаш помешал, а встречные всадники, которые спускались со второго перевала. Трое мужчин. Одного из них сразу же узнал Дардаке – это был новый председатель колхоза Садык. Все в той же потертой гимнастерке, на той же быстрой, но некрасивой лошадке. Совсем не похож на председателя. Вместе с ним ехали зоотехник Бектен и молодой ветеринар. Встретившись, они остановились, и Садык-байке начал расспрашивать:

– Большой ли у вас был снег? Сколько овец заболело? Справятся ли Сарбай-ака и Салима-апа с отарой одни?

Дардаке отвечал серьезно и обстоятельно. На летовке все хорошо, овцы здоровы, чабан и его жена чувствуют себя прекрасно. Этот снег их напугал, и пришлось бы трудно, да вот приехавшие гости помогли спасти животных от простуды.

– Зейна! – позвал Садык-байке. – Ты, оказывается, не только учиться помогаешь чабанам, но и работаешь лучше всех. Вот Сарбаев говорит, что тебя надо премировать.

Девчонка звонко рассмеялась. С Садыком-байке она разговаривала всегда легко и свободно. Он представляется ей человеком справедливым, не то что старый председатель. Правда, и этот без образования…

– Садык-байке! – начала она звонким голосом. – Вот вы сказали на собрании, что Дардаке человек талантливый, а сейчас говорите, что ему не надо учиться.

Садык с удивлением поднял бровь и неодобрительно глянул на девочку:

– Не понимаю. Что-то ты не то говоришь, комсомолка дорогая! Кто тебе сказал, что я против учения?

– А зачем чабану учиться? Вы же сказали, что Дардаке чабан… Уже всего достиг…

Она была несносна. Задавала вопросы, не слушая ответов. Она обвиняла. Первый раз в жизни ей пришлось так вот разговаривать со взрослым и таким ответственным… дяденькой.

– Эй, девочка, не слишком ли много на себя берешь! Кто сказал, что чабан должен оставаться темным? Слушай, но только слушай как следует… Мне известно, что мама твоя, Сайраш-апа, хочет уехать во Фрунзе. Твоя мама лучшая в колхозе доярка, но жить с нами не хочет…

Зейна резко перебила:

– А я знаю, что вы не хотите ей дать паспорт. Но у нас в кыштаке нет десятилетки, а я не собираюсь быть ни дояркой, ни чабаном, ни скотницей. Хочу жить в городе, получить высшее образование. И вообще вы… вы… – Она хлестнула кнутом лошадь и поскакала вперед.

– Зейна, Зейна! – закричал Садык. – Я привез тебе новости!

Девочка приостановила свою лошадь и слушала полуобернувшись.

– Ну ты, строптивая!

– Это не новость. Вы тоже строптивые…

– С осени в кыштаке открывается десятилетка.

– Значит, не хотите отпускать из колхоза?

– Отпущу. – Садык махнул рукой. – Тебя отпущу.

– А Дардаке?

– Что Дардаке? – Он обернулся к парнишке: – Ты что, неужели хочешь уезжать?

– Она болтает, товарищ командир…

Дардаке сказал это негромко, но Зейна услышала.

– Значит, я болтушка? Тогда прощай, не хочу тебя знать!

И, еще раз стегнув коня, Зейна поскакала в сторону кыштака. Вскоре она скрылась за поворотом.

Сцена эта, довольно необычная для сельской Киргизии, вызвала среди всех здесь находившихся мужчин растерянность и недоумение. Подъехал Буйлаш. Садык не хотел бы портить настроение старцу. Но как-никак Зейна приходилась ему внучкой и он отвечал за ее воспитание. Пока молчал Садык, молчали и другие.

Буйлаш поздоровался с Садыком за руку, другим мужчинам кивнул и только после этого, показав головой в ту сторону, куда ускакала Зейна, спросил:

– Ты услал ее за чем-нибудь?

Тут заговорили все вместе, один лишь Дардаке скромно молчал. С трудом поняв, что произошло, старик опустил голову.

– Слишком много свободы получили у вас женщины, – сказал он.

Ответ был таким неожиданным, что Садык прекратил этот разговор. Он стал расспрашивать старика, каково положение на летовке Сарбая. И Садык и два его помощника повернули коней и поехали обратно к кыштаку.

– А разве вы не собирались к папе? – спросил Дардаке.

– Мы ехали к нему, чтобы помочь, думали, что снег натворил у вас беды, а теперь я спокоен. И товарищи мои тоже там не нужны. На тебя, видно, можно положиться! – весело сказал Садык и хлопнул парнишку по плечу.

– Но ведь чабан не я.

– Ты чабан. Ты прирожденный чабан. Но вот беда – у нас многие до сих пор считают, что способные к наукам и к учебе люди не должны оставаться на такой работе. Я слышал даже, как один человек называл труд чабана унизительным.

– А это правда, Садык-байке, что у нас будет десятилетка? – спросил Дардаке. – Скажите, а вы будете в ней учиться? Я слышал, война помешала вам получить образование… Скажите еще, если у меня раньше была одна мечта, а теперь появилась другая, разве это плохо?

– Ты сразу так много спрашиваешь…

– Я очень хочу учиться, и хочу много повидать, и хочу читать книги, и смотреть кино, и ездить. Но как же быть, если чувствую свое призвание… Что такое призвание, Садык-байке?

Они поднялись на кромку перевала.

Перед ними далеко внизу расстилался родной кыштак.

Всадники остановились, горячий ветер долины принес к ним аромат цветов и пряный запах кизячного дыма.

Вдали тарахтел трактор. А справа, на зеленом склоне, были разбросаны ярко-белые точечки.

Над ними возвышался всадник.

– А-ла-пай! – сложив рупором руки, закричал Садык.

А потом они вместе стали кричать:

– Алапай, Алапай!

И пока всадник ехал к ним, Садык, протянув руку с плеткой в сторону сверкающих белых точечек на зеленом лугу, сказал, обращаясь ко всем, но больше всего к Дардаке:

– Вот это маленькое стадо – наша надежда и наше будущее. Этих овец – высокопородных тонкорунных мериносов – доверило нам государство. Постепенно все наши стада мы обновим и улучшим. Это совсем не так уж трудно. Нужно только построить школу, клуб, кинотеатр. Нужно, чтобы люди стали по-другому жить и по-другому думать. И прежде всего нужно, чтобы чабаны были образованными и культурными. И… чтобы шли на эту работу по призванию. Не потому только, что тебе нужно или выгодно, а потому, что ты чувствуешь любовь к этой работе и готов отдать ей жизнь.

– А я готов! – сказал Дардаке. Сказал просто и горячо.

Он так весело и бодро это сказал, что все рассмеялись.

И тут как раз подъехал Алапай и с ходу крикнул Дардаке:

– Эй, ты! Я выздоровел! Не воображай, что меня победил. Давай бороться. В любое время давай, я вызываю тебя!

– Ну что ж, я тоже тебя вызываю. Но ты уже чабан, а я только помощник.

– Будешь, будешь чабаном!

Кто это сказал? Может, Садык-байке? Может, Алапай? А может, он сам себе сказал?

Раздумывать было поздно.

Все повернули коней и поскакали в сторону кыштака.

_{Художник А. Астраханцев}