Текст книги "Долина Граумарк. Темные времена"
Автор книги: Штефан Руссбюльт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 32 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]
11 Дорн
Дорн сидел, прислонившись к стене, в проеме окна на втором этаже заброшенного здания, жевал кусок сала с мясной прослойкой и, прежде чем снова откусить кусочек, бросал взгляд на улицу. На юге и востоке над крышами вздымались столбы дыма, а улицы словно метлой вымело. Лишь немногие торговцы торопливо убирали обратно в магазины или в расположенные на севере склады товары, обычно выставленные на обозрение прохожим перед лавками в деревянных ящиках или на прилавках. Если бы небо не было таким ослепительно-синим, а ветер не был похож на слабое дуновение, Дорн списал бы все на приближающуюся грозу. Но сейчас стоял чудесный осенний день, и Дорн не знал, что и думать.
– Интересно, что там происходит? – огорченно прошептал он.
– Мы узнали бы, если бы ты не предпочел зарезать регорианина у всех на виду, – ответила Сенета, сидевшая прислонившись спиной к одной из голых стен и чинившая плащ. – И как ты думаешь, что нам теперь делать? Они будут охотиться на нас, пока не найдут и не насадят наши головы на Северные ворота. Я сомневаюсь, понимаешь ли ты, что натворил. Эти ребята не славятся тем, чтобы великодушно прощать смерть своего товарища. Но даже если бы воины так и поступили, то храмовые жрецы нас точно не забудут. В их глазах ты плюнул Регору прямо в лицо. Убить одного из воинов Регора – богохульство. Обычное убийство обычного человека со временем могло бы быть забыто. Но этого нам не простят до конца наших дней, и мне кажется, что этот конец не заставит ждать себя слишком долго.
– Это был несчастный случай, только и всего, – проворчал Дорн.
– Несчастный случай? – прошипела Сенета. – А мне-то показалось, что два тяжело вооруженных воина бросились друг на друга, а затем один из них подох в луже крови. Поправь меня, если я ошибаюсь.
Дорн обмяк у своей стены, пряжки его кожаного доспеха царапнули обмазанную глиной стену, оставив на ней глубокие следы.
– Он бросился на тебя с обнаженным мечом. Ты была беспомощна, потому что собиралась сплести заклинание. Нужно было смотреть, как он тебя убьет?
– Потому что я хотела сплести заклинание, ты все видел, а значит, сам ответил на свой вопрос, – ответила Сенета. – Как ты думаешь, что я собиралась сделать? Может быть, отрастить заячьи уши, чтобы регориане не узнали меня? Если я произношу заклинание, на то есть причина. У меня все было под контролем.
Дорн знал, что это было не так, и по голосу Сенеты понял, что она сама сомневается в себе. Но если ее резкие слова помогут ей не скатиться в уныние, как тогда, когда ее вышвырнули из школы магов, то пусть так и будет. Шесть недель потребовалось ему, чтобы она снова начала разговаривать. Все это время она практически ничего не ела, даже сделать глоток воды – и то ее приходилось уговаривать. Еще одно подобное приключение им обоим не пережить.
– Мне очень жаль, – простонал Дорн. – Может быть, будет лучше, если каждый из нас пойдет своей дорогой. Я могу пойти к ним и взять всю вину на себя. Может быть, они проглотят это и больше не будут тебя искать.
Сенета закрыла лицо руками и негромко всхлипнула.
Дорн изучил ее уже слишком хорошо, чтобы не знать, что сейчас она проклинает свой собственный язык. Сенета была очень эмоциональной и не всегда имела в виду именно то, что говорила. Каждый раз, когда их отношения заходили в тупик, Дорн пытался спасти ситуацию, беря всю вину на себя. Но таким образом он тоже ступал на тонкий лед, поскольку его готовность к самопожертвованию сеяла в душе Сенеты очередные сомнения в себе.
– Я ведь люблю тебя, – всхлипнула она. – Я не могу жить без тебя. Ты так много для меня сделал, мы столько всего вместе пережили. Нам не раз казалось, что все – вот он, конец, но пока что мы вместе со всем справлялись. Неужели не справимся с этим?
Дорн выудил из сумки маленькое сморщенное яблоко и протянул ей.
– Вот, возьми. Тебе нужно что-нибудь съесть, а яблоки хорошо поднимают настроение.
Он бросил ей фрукт, она поймала его обеими руками. Она смотрела на переспелое яблоко, и по лицу у нее текли слезы.
– Оно выглядит в точности так, как я себя чувствую.
Дорн усмехнулся.
– Это предпочтительнее, чем если бы это произошло с твоей внешностью.
Сенета показала ему язык, но не сдержалась и улыбнулась.
– Тихо! – вдруг прошипел Дорн.
В мгновение ока выражение его лица сменилось с веселого на встревоженное. Он придвинулся ближе к подоконнику и отважился бросить на улицу осторожный взгляд, затем снова присел.
– У нас гости.
– Регориане? – испуганно поинтересовалась Сенета.
– Нет, группа молодых людей, – сказал Дорн. – Судя по всему, один из них ранен.
В следующее мгновение они услышали, как кто-то резко распахнул покосившуюся дверь. На первый этаж зашли несколько человек, дверь снова закрылась.
– Ты будешь приманкой, – прошептал воин, обращаясь к Сенете. – Наше счастье, это просто парочка нищих, которые ищут, где устроиться на ночлег.
В такой вере в собственную удачливость было что-то от невежества. Ни один нищий в этой местности не полезет в пустой дом, особенно в такой, где есть дверь. Слишком велика была опасность попасться в лапы городской стражи. Верховные судьи Рубежного оплота не понимали шуток, когда горожане выходили за рамки своего социального статуса. Нищие должны были спать на улице, бедные люди жили в северном квартале, торговцы – на востоке, а зажиточные горожане – на юге города. Нарушение основополагающих правил кастовой системы каралось жестоко. Вор мог красть, убийца убивать, но если нищий ложился в постель, то должен был понимать, что за это его могут повесить.
– Они поднимаются, – прошипел Дорн, занимая позицию рядом с дверным проемом. Обнажив короткий меч, он ждал незваных гостей.
Трухлявая деревянная лестница, ведущая с первого этажа в соседнюю комнату, скрипела под шагами полудюжины мужчины. Все они молчали и, судя по всему, никуда не спешили.
Сенета притворилась спящей, Дорн затаил дыхание.
– Там девушка, – сказал кто-то.
– Не причиняйте ей вреда, – произнес другой голос. – Может быть, она, как и мы, просто прячется.
В следующий миг в комнату вошел молодой человек с короткими темными волосами и трехдневной щетиной на лице.
Дорн прыгнул на него сзади, поднес к горлу острие короткого меча, развернул его за плечо лицом от себя, чтобы поставить его между собой и его спутниками.
У пленника Дорна в руках даже оружия не было, равно как и у остальных мужчин.
– Мы ничего вам не сделаем! – воскликнул один из мужчин.
– Отпустите его, нам не нужны неприятности, – произнес другой.
– Слишком поздно, – пророкотал Дорн. – Вы выбрали плохое место для игр. Что вам здесь нужно?
– То же самое мы могли бы спросить у вас, – сказал единственный в группе, которому по возрасту уже перевалило за тридцать. – Однако не хотелось бы начинать нашу встречу со лжи. Поэтому я предложил бы оставить этот вопрос без ответа и сменить тему.
Он был худощавым мужчиной с длинными светлыми волосами, крючковатым носом и узкими плечами. Одет он был в темно-коричневую робу с капюшоном и простые коричневые сапоги. Но больше всего бросались в глаза его молочно-серые глаза, которых он не сводил с Дорна. Два его младших спутника держали его под руки.
– Ты слепой, – презрительно заявил Дорн.
– А, вот и начинается, – произнес мужчина. – Я слепой, а вы наемник с юга континента. Видите, можно обойтись и без всех этих подначек и лжи. Поскольку вы прекрасно видите, что я не вооружен, я был бы вам благодарен, если бы вы отпустили моего друга Терека.
– Не вооружен? – проревел Дорн. – А это что такое? – Он вытащил из-за пояса своего пленника кинжал и показал остальным.
– Нож, – пояснил говоривший, когда один из сопровождающих что-то прошептал ему на ухо. – Такой, какой бывает у каждого второго мальчишки. Вы же не станете утверждать, что такой человек как вы будет бояться мальчишки с ножом.
– Когда он будет торчать у меня из спины, будет уже неважно, кому он принадлежал.
– Но он торчал за поясом у Терека, – заметил собеседник Дорна.
– Оставь это, Дорн, – произнесла Сенета, которая вела себя до сих пор очень сдержанно. – Думаю, они не опасны.
Дорн презрительно фыркнул и оттолкнул от себя мальчишку, прямо на руки товарищам. Затем швырнул ему кинжал, но парень не поймал его и вынужден был наклониться за ним.
Сенета сделала несколько шагов по направлению к группе мужчин. Дорн схватил ее за плечи, но та стряхнула его руки.
– Кто вы? – спросила она. – Что-то вроде вооруженного отряда горожан? Похожи на группу ученых. Зачем вы здесь? Что вам нужно в этом доме?
С каждым новым вопросом улыбка слепого мужчины становилась шире.
– У вас голос понежнее, чем у вашего спутника. Ваш запах кружит голову, а слова взвешены, но любопытство то же самое. Зачем мне говорить вам больше, чем ему?
– Именно по причине только что перечисленных отличий, – ответила Сенета.
Мужчина звонко рассмеялся.
– Вы полностью в моем вкусе. Этому миру не помешало бы больше таких женщин, как вы. Позвольте представиться, меня зовут Нарек, – он слегка поклонился и развел руками. – А эти молодые люди мои друзья, которые любят слушать меня и иногда одалживают мне свое зрение, как вы наверняка уже успели заметить.
Сенета подошла к Нареку, взяла его руку в свою. Дорн знал, что один из ее первых учителей в школе магов тоже был слепым. По ее рассказам, ему нравилось, когда во время разговора к нему прикасались, создавая ощущение близости и доверия. Похоже, Нарек тоже воспринял этот жест с удовольствием, хоть, как показалось Дорну, и по другой причине.
– Меня зовут Сенета, а моего спутника Дорн.
– Сенета, какое прекрасное имя для красивой девушки, – произнес Нарек, – а имя Дорн очень подходит наемнику. Вы хотите знать, что нужно слепому человеку в чужом доме? Я вам скажу. Защита! Мы с друзьями являемся чем-то вроде провозвестника гласа народа в Сером порубежье или хотя бы в Рубежном оплоте – мы на это надеемся. Мы принадлежим к числу людей, которые не принимают за чистую монету все, что рассказывают жрецы Регора. Не все, что они пытаются поведать нам, служит для укрепления веры или же душевного спокойствия горожан. В их словах проскальзывает эгоизм и алчность. Кроме того, они могут сказать слишком мало в ответ на множество вопросов, и иногда можно даже подумать, что они сами не знают, какой путь избрали для нас боги.
– А вы знаете? – спросила Сенета, хотя ответ, казалось, был очевиден.
– Нет, этого я не знаю, но я не стал бы спрашивать у слепого, поведет ли он меня. Так почему я должен доверять священникам, которые знают о воле господа не больше моего? Но хуже всего то, что они пытаются скрыть свою неуверенность, заставляя других людей жить в страхе и угрожая убить всех тех, кто не верит их словам.
Дорн знал людей подобного сорта, и теперь вот Нарек утверждает, что является одним из них. Они встречались на задних дворах или в отдаленных переулках и говорили со всяким, кто готов был слушать. Они произносили громкие речи, подбадривали людей или же подстрекали их изменить хоть что-то, но как только из-за угла показывался регорианин, они исчезали, словно заяц в своей норе, когда в небе над ним появлялся гриф. Эти люди любили произносить громкие речи, если у них находились слушатели, но изо всех сил старались избегать конфликтов. Нарек был чересчур самоуверен и слишком требователен для апостола справедливости. Им руководили и другие мотивы, в этом Дорн был уверен.
– Ты говоришь громкие фразы, кричишь об изменениях, но почему ты считаешь, что прав, а все остальные ошибаются?
– Глухого не отравить словами, парализованного не сломить пытками, а тот, кто не способен видеть, никогда не ослепнет. Слова священников говорят мне, что они – истинные слепцы. Ими руководит ненависть ко всем, кто мыслит не так, как они, кто отказывается плясать под их дудку. Если такова воля Регора, чтобы жрецы от его имени творили такую несправедливость среди людей, то мне становится интересно, почему мы должны прославлять такого бога, вместо того чтобы просто бояться его. Бьющая меня рука не превратит меня в раба. Я сам это сделаю, поблагодарив за побои. И сейчас настало время решать, хотим ли мы быть свободными людьми или являемся лишь рабами веры.
Судя по всему, это была не первая речь Нарека и вряд ли последняя. Хранители веры, как называли себя подобные люди, все были людьми, умевшими обходиться со словами. Однако это не означало, что их убеждения ошибочны. Внове были только эти призывы к действию. Раньше вожаки довольствовались лишь тем, чтобы побудить других задуматься, просветить по поводу мира, но все их проповеди были далеки от практики – не говоря уже о серьезном сопротивлении.
– Почему сейчас, почему здесь? – спросил Дорн, который всегда умел обходиться малым количеством слов и, несмотря на это, всегда попадать в яблочко.
Слепые глаза Нарека повернулись к Дорну и нашли его на удивление быстро.
– Потому что кто-то открыл нам глаза. После многих лет мучений наши голоса наконец-то услышала потерянная душа и набралась достаточно смелости, чтобы восстать против этих эгоистичных священников. Искра справедливости упала на хворост ига.
Дорн устало нахмурился.
– Слушай, ты можешь говорить нормально, проповедник подзаборный, чтобы тебя понимали простые люди? – накинулся он на Нарека. – Неудивительно, что вашей искре потребовались годы, чтобы вспыхнуть. Ты можешь просто рассказать нам о том, что произошло?
– Простите, я забыл, с кем говорю, – извинился Нарек. – В ваших кругах больше привыкли к грубым речам.
Сжав руку в кулак, Дорн подошел к Нареку.
– Единственное, что сейчас будет кружить, это мой кулак.
Сенета удержала его, и тот с готовностью пошел на попытку примирения.
– Дорн, он слепой, – напомнила она ему.
– Лучше бы он был немым, – проворчал тот. – Рассказывай уже, что произошло?
Нарек не заставил себя долго упрашивать и поспешил поведать историю своего успеха:
– Священники послали регориан арестовать молодую волшебницу и привести на допрос. Говорят, она навлекла на себя подозрение из-за того, что у нее оказались языческие символы. Но вместо того, чтобы сдаться палачам и отправиться на пытки, она воспротивилась аресту. Произошло сражение, закончившееся тем, что двое тяжелораненых регориан остались лежать на земле, а один умер. Волшебнице хитростью удалось бежать.
Сенета взволнованно дернула Дорна за рукав плаща, молодые спутники Нарека тоже, казалось, пытались что-то сказать ему.
– Это невероятно! – нарочито громко воскликнул Дорн, чтобы это прозвучало правдоподобно. – И это сделала одна волшебница?
– Да, с помощью своего ученика или слуги, – подтвердил Нарек. – Ему она тоже спасла жизнь. Регориане не останавливаются, если сталкиваются со слабыми и беззащитными людьми.
– Значит, он может считать, что ему повезло, раз у него оказалась такая мужественная и крепкая наставница, – проревел Дорн и нанес удар.
Сенета не смогла его удержать, да и сторонники Нарека только и могли, что стоять и смотреть, как рухнул на пол их наставник.
Когда Нарек пришел в себя четверть часа спустя, на лице у Дорна читалось разочарование. Бывало, наемник наносил удары и получше и получал в ответ больше благодарности. Вместо этого все присутствующие лишь огорчились из-за его грубого поведения. Они периодически пытались привести в чувство упавшего человека, а остальные тем временем принимались упрекать Дорна или бросать на него презрительные взгляды.
– Это действительно вы? – простонал Нарек, придя в себя.
– Если под «вы» ты имеешь в виду нас, то да, – обиженным голосом ответил ему Дорн.
– Мне говорили, что вы покинули город. Готов на коленях благодарить Регора за то, что это не так. Я молился, чтобы он привел меня к вам.
– Значит, он слушает твои молитвы больше, чем мои, – фыркнул Дорн.
Сторонники Нарека помогли ему снова встать на ноги. Сломанный нос, разбитые губы и вся та кровь, что стекала по его подбородку и пропитывала толстую холщовую ткань его плаща, казалось, совершенно не заботит его. Дорн никогда прежде не видел человека, который бы так радовался тому, что его побили.
– Вы должны пойти с нами. В этом городе так много людей, которым нужно ваше одобрение. Если я расскажу им, как несправедливо поступили с вами, а затем они послушают, как вы защищались от регориан, они последуют вашему примеру. Они толпами выйдут на улицы, чтобы освободиться от ига веры. Прошу вас, идемте со мной.
Сенета беспомощно поглядела на Дорна. В ее глазах он прочел, что девушка борется с собой. То, о чем рассказал Нарек, не было тайной за семью печатями. Регориане были бичом человеческим. Вере не поклонялись, ее навязывали силой. Слишком много несправедливости натворили они, чтобы ее можно было простить. Образ того, каким на самом деле должен был быть господь, утешителем, спасителем, дающим надежду, был уничтожен, и на его место пришел бог, которого нужно было только бояться.
12 Мило
О сне нечего было и думать. Бонне и Мило пролежали всю ночь на жестком полу, глядя в угол. Ни один из них не осмелился даже краем глаза посмотреть на троллиху. Довольно было и того, что они чувствовали ее пристальный взгляд. Время от времени Бонне перекатывался на бок, чтобы проверить, все ли кости умерших на месте. Довольно смешно: их утащил в пещеру тролль, а его волнует, мертвы ли мертвые. Мило же мучили совсем другие мысли.
Сейчас уже, должно быть, занимался рассвет. Было холодно, Мило проголодался, но не осмеливался вытащить хоть что-то из сумки с провиантом. Есть что-то, имея в перспективе вероятность самому оказаться чьей-то закуской, казалось ему безвкусным. Полурослик осторожно отстегнул от пояса флягу и сделал глоток воды. А затем протянул ее брату.
– Ты же говорила, что хочешь поговорить с нами, – неуверенно произнес Мило, обращаясь к троллихе; выносить неизвестность он уже не мог. – Ты ведь не передумала, правда?
Троллиха лишь коротко рыкнула в ответ и почесала грудь.
О троллях Мило знал немного. Честно говоря, он сам удивился тому, что они умеют разговаривать и понимают, что говорят другие. Все свои знания он почерпнул из книг и рассказов. Там говорилось, что они были одиночками, и это наверняка было причиной того, почему они никогда не показывались вблизи деревни. Хотя полуросликов как воинов никто не боялся, но они могли проявить характер, стоило кому-то вытоптать их палисадники.
Кроме того, он знал, что они были сильными и умелыми воинами, ненавидели эльфов больше остальных народов и предпочитали питаться тем, что бегает на двух ногах и владеет языком… включая полуросликов. На основании этой скудной информации Мило попытался интерпретировать рычание троллихи, но так и не понял, выражало ли оно согласие или же просто голод.
– Может быть, она не знает, что мы полурослики, – прошептал Бонне, – и ждет, когда мы вырастем, чтобы получше наесться.
Ах да, еще в историях говорилось, что тролли обладают исключительным слухом и невероятным обонянием.
– Я знаю, кто такие полурослики, – засопела троллиха. – Это слабые маленькие люди с острыми ушами, как у эльфов, и ногами, как у воинов.
С этой точки зрения Мило никогда свой род не рассматривал, но, возможно, она была права, и полурослики представляли собой лишь смешение отличительных признаков остальных народов. Оставалось лишь надеяться, что это не слишком вкусно.
– Итак, если ты хочешь с нами поговорить, то я готов, – заявил Мило.
Бонне тут же сел на своем твердом каменном ложе. Из-под засохшей кашицы, покрывавшей его лицо, сверкнули два больших глаза.
– Да, выкладывай! – воскликнул он. – Сегодня нам предстоит еще долгий путь.
– Мы еще ждем шамана, – пророкотала Ушма. – Вопросы вам будет задавать он.
При слове «шаман» у Мило засосало под ложечкой. Он слыхал уже об этих жрецах-язычниках, к которым относились и зеленокровки. Они поклонялись богу по имени Хадар. Ритуалы, которые они проводили, чтобы поговорить с ним или чтобы выразить ему свое почтение, представляли собой кошмарную резню. Шаманы приносили в жертву животных, пленников, если таковые были, или даже себе подобных. Они утверждали, что голос бога слышен только через уста умирающего существа. О таких ритуалах рассказывали страшные вещи. О людях, которых мучили и пытали целыми днями, потому что шаманы еще не получили ответа на свои вопросы. Речь божественного всегда заканчивалась тем, что человек умирал.
– Ты думаешь о том же, о чем и я? – прошептал Мило, обращаясь к брату.
Бонне осторожно кивнул, и часть кашицы отпала от подбородка и шеи.
– Опухоль с лица спала, ко мне вернулось зрение, – мимоходом заметил он.
Ушма склонилась над своим ложем – троллиха тоже ночевала на полу, сторожа выход из комнаты, – и принялась копаться в шкурах в поисках чего-то.
– Как насчет пробежки? – шепотом поинтересовался Мило.
– Сейчас ноги немного онемели, но если эта тварь погонится за нами, думаю, это быстро пройдет.
– Рюкзак не бери. Без вещей мы будем двигаться быстрее. Как только она в следующий раз отвернется, бежим.
– Спорим, что я выбегу из пещеры раньше тебя, – прошептал Бонне.
– Никогда!
– Что никогда? – проворчала Ушма, которая успела найти то, что искала. В руке у нее был изогнутый рог, судя по всему, сигнальный.
– Мы еще никогда не видели троллих, – пояснил Мило. – Мы думали, что бывают только воины.
Похоже, он наступил троллихе на любимую мозоль. Та возмущенно оперлась на руки.
– Это так на вас похоже, – взревела она. – Наверное, вы надеялись, что, убив любого из нас, вы сократите численность нашего народа. Но так не бывает.
– Мы никогда еще не убивали троллей, – перебил ее Бонне. – И, смею заверить, ни один из Черниксов никогда не обижал троллей.
– Потому что не хотели или потому что не представилась возможность?
– Потому что тролли никогда не обижали нас, – быстро заявил Мило, чтобы помочь брату выпутаться из затруднительного положения.
– И теперь надеетесь, что все так и будет, – хрюкнула троллиха. – Погодите, я вам кое-что покажу.
Ушма поднялась, едва не ударившись о свод пещеры. Низко наклонившись, размахивая руками, она вышла из пещеры и спустилась немного вниз по туннелю. А затем внезапно повернула в один из боковых коридоров.
– Спорим, что я буду снаружи первым, – вырвалось у Мило, но брат уже вскочил на ноги.
Не взяв ничего из своих пожитков, полурослики побежали. Они с быстротой молнии выскочили из пещеры и бросились бежать по коридору. Под ногами они чувствовали глиняный пол, из которого торчали корешки, истоптанные острые камни и обломки костей. Нырнули во тьму и перестали видеть что-либо вокруг себя, кроме маленького светлого пятна в конце туннеля. Ноги все еще были деревянными, ночной холод еще чувствовался во всех костях, но страх заставлял их бежать что было сил.
Проклятие Ушмы прозвучало в укрытии тролля, похожее на крик умирающего. Затрещало дерево, разбился сосуд об пол, а затем послышался рев, от которого кровь стыла в жилах.
Выход был уже близко. Мило уже чувствовал запах прохладного, чистого утреннего воздуха. Бонне дышал ему в затылок. Хотя обычно он обгонял Мило, пока что ноги его не слушались. Но для того, чтобы выбраться из пещеры, этого наверняка хватит. Если немного повезет, они смогут нырнуть в высокие папоротники и подлесок. Если ветер дует в нужную сторону, у них будет шанс.
Холодный воздух обжигал легкие Мило. Голова гудела. На краткий миг спасительный свет в конце туннеля заслонила тень, но затем он вернулся и был ярче обычного.
До выхода оставалось лишь несколько шагов, и Мило все еще слышал рев троллихи далеко позади. Надежда окрыляла, когда он ухватился за первый корень упавшего дуба, а в лицо ему посыпалась земля, он был твердо уверен, что поступил правильно. Он забросил ногу на земляной вал, подтянул остальное тело. На четвереньках выбрался из ямы, оставленной упавшим деревом. Оказавшись на поверхности, он оглянулся через плечо, чтобы посмотреть, где там Бонне. Брат бежал за ним по пятам. Запыхавшийся, но с улыбкой во весь рот, он тоже добежал, хоть и вторым.
Мило отвернулся от него, чтобы посмотреть, где лучше всего нырнуть в заросли, когда ему в голову внезапно полетел огненный шар. Он едва успел увернуться, но тут же в нос ему ударил запах паленых волос. Он едва успел разглядеть три небольших силуэта, когда что-то твердое попало ему в живот. Удар выбил из легких весь воздух, он невольно согнулся. Последнее, что он помнил, это еще один летящий на него огненный шар и крик брата.
Открыв глаза, Мило не мог понять, сколько времени прошло. Голова гудела, кожа от шеи и до горла не ощущалась. Открыв рот, чтобы смочить языком пересохшие губы, он почувствовал, как к горлу подступила тошнота. В горло посыпались горькие крошки, он закашлялся. Избавиться от этого привкуса во рту Мило не смог, стало лишь хуже. Терзаясь, он рванулся в сторону. Попытался коснуться лица, но ничего не вышло. Теперь он почувствовал, что запястья и лодыжки стянуты тугими путами.
Кто-то грубо подхватил его под мышки и посадил ровно. Ушма. Троллиха схватила его рукой за горло и прижала к стене.
– Не нужно было тебе этого делать, – прорычала она. – Если ты не будешь нам доверять, мы тебя убьем.
Доверять ей? А как она себе это представляла? Что она может просто взять и украсть двух полуросликов, чтобы потом подружиться с ними? Тролли и полурослики – это просто-напросто даже не вяжется. На всех известных Мило рисунках тролли либо лежали мертвые у ног недоумевающих полуросликов, либо догоняли убегающих в панике полуросликов, либо жарили их над огнем. Рисунка, на котором тролль сидит с семьей полуросликов за обеденным столом и с наслаждением уписывает блинчики с черникой, просто не существовало.
В голове Мило раздался голос отца: Ты целый день устраиваешь всякие проказы вместе с братом. Вы разорили полдеревни, а поскольку тебе недостаточно этого хаоса, ты решил убить всех членов совета. Я на коленях благодарил Цефею, когда вы пропали, молился о том, чтобы мне никогда больше не пришлось вас увидеть. Но вместо того, чтобы позволить дракону сожрать себя, ты вдруг возвращаешься домой и представляешь мне свою новую жену-троллиху. Если ты думаешь, что я разрешу ей сидеть за столом, чавкать и пускать слюни, то ты ошибаешься. Убирайтесь оба в сарай, там вам самое место.
Когда призрачный голос отца стих, Ушма отошла в сторону, открывая его взгляду троих нагло улыбающихся гоблинов. Двое из них были довольно маленькими, даже для этих зеленокожих падальщиков, практически голых, если не считать набедренной повязки. Зато у каждого с собой было множество ножей, копий, дубинок и даже по короткому луку. Один из них хитро кивнул Мило, сделал вид, что наносит удар копьем, а другой рукой взмахнул факелом. Судя по всему, это должно было вызвать у него восхищение, но этого не произошло.
Последний гоблин был на голову выше своих спутников и немного старше. Мило пришел к такому выводу по длинным свалявшимся седым волосам, коричневым пенькам зубов и слишком большим ушам – у гоблинов они росли на протяжении всей жизни. У таких выдающихся представителей народа гоблинов для этого должно было быть не одно десятилетие! Не считая этого, на нем был пластинчатый гномский доспех и бесшовная юбка. Очень смелое сочетание, особенно если у тебя зеленоватая кожа, руки и ноги не толще черенка метлы, а по статусу шамана тебе положено носить меховую шапку с хилыми оленьими рогами.
Однако недооценивать гоблинов не стоило. Назвать их смелыми воинами было тяжело, но они сражались с помощью хитростей и трюков. Собравшись втроем или вчетвером, они могли свалить с коня рыцаря и убить его. А если с ними был шаман, лучше было сразу бросаться наутек. У них были порошки и микстуры, с помощью которых можно было произвести много дыма, ослепить, довести до обморока, оглушить человека. Эту помесь ведьмака и священника лучше было либо сразу вывести из игры, либо бороться собственными заклинаниями, если таковые имелись.
– Со мной говорил голос! – вдруг выкрикнул шаман, воздев руки к небу.
Оба его спутника тут же опустились на колени, как воины, ожидающие посвящения в рыцари. Ушма тоже опустила голову.
– Неудивительно, что он слышит голоса, с такой-то внешностью, – прошептал Бонне.
– Он говорил со мной, – повторил шаман, а факел у входа мигнул странным светом.
Он указал на Мило и Бонне и стал ждать реакции. Когда никто из них ничего не сказал, один из гоблинов вскочил и ударил Бонне копьем в плечо.
– Ай! Это еще что такое?
– Я, Ксумита Латоринсис, объявляю вас поступившими к нему на службу! – выкрикнул шаман.
– Я принимаю выбор, – ответил Бонне без особого энтузиазма, но, возможно, он просто хотел защититься от еще одного удара.
– Я тоже! – быстро поклялся Мило, чтобы не получить удар копьем вместо Бонне, если не ответит.
– Значит, решено. Вы, два тощих гнома, с данного момента являетесь инструментом Ксумиты Латоринсиса, слышащего голоса.
Вообще-то Мило хотел поправить, что они полурослики, а не какие-то там отощавшие гномы. Но великодушно решил не обращать внимания на подобное недоразумение. Чего доброго, шаману не понравится, что его перебивают.
– И мы теперь должны что-то делать? – озадаченно поинтересовался Бонне. – Вы ведь не станете расчленять нас и пытаться прочесть будущее по нашим внутренностям?
В ответ он получил еще один удар копьем.
Мило был не особенно верующим. Хоть он и помогал мейстеру Гиндавелю, то это совершенно не делало его богобоязненным полуросликом. Однако одно он знал наверняка: клятва, которую они только что принесли, совершенно не вяжется с их собственной верой. Тот, кого шаман называл «голосом», возможно, был не кто иной, как Хадар. Бог безбожников, так его называли полурослики. Ему поклонялись орки, тролли, гоблины и множество остальных существ. Почему шаман называл его не по имени, а просто голосом, Мило не понимал, но кто же разберет, что и почему делает и говорит гоблин. Они вот и полуросликов называют тощими гномами.
– У голоса есть для вас задание, – продолжал Ксумита Латоринсис. – Я получил его, и он посвятил меня в тайны своего знания. Мир отравлен, и яд распространится на всех верующих и неверующих. Он поразит все цветы, растения и деревья. Отравит воду. Разложит камни, скалы и горы. А под конец проникнет к мертвым и предкам и разрушит наш мир.
Судя по всему, ничего хорошего ждать не стоило, верующий ты или нет. Впрочем, Мило знал, что народы безбожников любят подобные мрачные пророчества. Наверное, они считали, что благодаря этому смогут обеспечить своему богу некоторое место среди других религий. И всякий раз, когда наемники, солдаты или городская стража брала в плен кого-нибудь из зеленокровок, они принимались вещать о гибели мира. Да, гибель мира! Достаточно было оставить его в живых на какое-то время, и он уже вываливал на слушателей все эти мрачные откровения.
