355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Шота Руставели » Витязь в тигровой шкуре(изд.1969 года) » Текст книги (страница 7)
Витязь в тигровой шкуре(изд.1969 года)
  • Текст добавлен: 21 октября 2016, 20:41

Текст книги "Витязь в тигровой шкуре(изд.1969 года)"


Автор книги: Шота Руставели



сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)

ПРОСЬБА АВТАНДИЛА О НОВОЙ ПОЕЗДКЕ И РАЗГОВОР ВАЗИРА С ЦАРЕМ

 
Утром витязь облачился и из дома вышел рано.
«Боже, – он молил, – да будет сокровенна эта рана!
Помоги мне скрыть от мира, как царица мне желанна!»
И поехал он к вазиру, царедворцу Ростевана.
 
 
Тот сказал: «Над нашим домом загорелся луч рассвета,
Значит, радость не напрасно предвещала мне примета!»
И с глубоким он поклоном встретил славного спаспета:
Если гость приятен сердцу, он дороже самоцвета.
 
 
Добродетельный хозяин слезть помог ему с коня.
До крыльца ему коврами уложила путь родня.
И внезапно дом вазира озарился светом дня.
«Запах роз, – сказал хозяин, – долетел и до меня!»
 


 
Витязь сел, и домочадцы погрузились в лицезренье,
И сердца их задрожали в безграничном восхищенье —
Десять тысяч воздыханий здесь послышалось, не мене…
Но вазир велел им выйти, и они ушли в смятенье.
 
 
И сказал вазиру витязь, подобрав слова по нраву:
«Во дворце у Ростевана первенствуешь ты по нраву.
Царь во всем тебе послушен, ты блюдешь его державу.
Помоги же мне сегодня, заслужи почет и славу!
 
 
Этот витязь солнцеликий истомил меня и сжег!
Разлученный с Тариэлом, я от боли изнемог!
Для меня не избегает он ни горя, ни тревог,—
Бескорыстие и щедрость – дружбы подлинной залог.
 
 
Словно сеть, тоска о друге ныне сердцем овладела,—
Сам я здесь, перед тобою, сердце – возле Тариэла:
Он сжигает всех, как солнце! Нет красе его предела!
И Асмат за это время стать сестрою мне успела.
 
 
Я поклялся страшной клятвой, уезжая от собрата:
«Я вернусь к тебе, приятный даже глазу супостата!
Я найду твою царевну, что пропала без возврата!»
И теперь перед отъездом грудь моя огнем объята.
 
 
Я тебе открою правду: коль, безумный, как всегда,
Он надеется на друга, как не ехать мне туда?
Ведь в беде миджнур миджнура не бросает никогда.
Нарушающему клятву не укрыться от стыда.
 
 
Ты скажи царю об этом, и, клянусь его главою,
Если он меня отпустит, я вернусь к тому герою.
Если ж он меня задержит, сердца я не успокою.
Помоги же мне сегодня, дай мне справиться с бедою!
 
 
Передай царю: «Владыка, почитаемый народом!
Горько мне тебя сегодня огорчать своим уходом!
Но прекрасный этот витязь жжет мне душу год за годом,
Завладел моим он сердцем и обрек его невзгодам.
 
 
Царь! Без этого миджнура жить я больше не могу!
Он и разума и сердца твоего лишил слугу.
Ты же сам стяжаешь славу, коль ему я помогу,
А постигнет неудача – все ж не буду я в долгу.
 
 
На уход мой, царь великий, понапрасну ты не сетуй.
То, что бог нам уготовал, да свершится в жизни этой!
Может быть, из стран далеких я вернусь к тебе с победой.
Не вернусь, так благоденствуй и врагов один преследуй!»
 
 
Автандил сказал вазиру: «Изъясняться не умея,
Рассказал тебе я кратко, что имею на уме я.
Ты же царского согласья добивайся не робея,—
Чистым золотом сто тысяч за услугу дам тебе я».
 
 
Но вазир сказал с улыбкой: «Не бросайся ты казной,
Мне довольно, что к богатству указал ты путь прямой.
Лишь открою Ростевану этот замысел я твой,
Царь, без всякого сомненья, одарит меня с лихвой.
 
 
Так меня он осчастливит, что, клянусь душой и телом,
С головой я вмиг расстанусь, занимаясь этим делом.
А дороже этой жизни есть ли что на свете белом?
Хоть убей, не вижу смысла я в таком поступке смелом.
 
 
Не могу же я напрасно погибать тебе в угоду!
Царь мне скажет: «Как ты смеешь потакать его уходу?
Где твой ум, коль дать острастки не умеешь сумасброду?»
Нет, уж лучше мне погибнуть, чем нажить себе невзгоду!
 
 
Но коль царь и согласится, что на это скажет рать?
Для чего ей полководца на чужбину отпускать?
Ведь, соперничая с нами, враг поднимется опять,—
Воробей и тот стремится в небе коршуном летать!»
 
 
Автандил сказал, заплакав: «Умереть мне лишь осталось!
Видно, ты, вазир, не знаешь, каковы любовь и жалость!
Неужели клятва дружбы для тебя – пустая малость?
Как могу я жить без друга, чтоб душа не убивалась?
 
 
Повернулось наше солнце и уже не светит ясно,
Нужно нам помочь светилу, чтоб не сетовать напрасно.
Что мне выгодно, что вредно – это знаю я прекрасно.
Неразумною беседой утешать себя опасно.
 
 
Что за польза Ростевану, что за выгода войскам,
Если их военачальник предан горю и слезам?
Лучше я опять уеду, чтоб не впасть в великий срам,—
Кто, скажи мне, так страдает, как страдает витязь там?
 
 
Отчего же на миджнура смотришь ты неблагосклонно?
Сталь и та, подобно воску, от его растает стона!
Не залить мне слез страдальца всеми волнами Геона!
Коль поможешь, и тебе я помогу, служа у трона.
 
 
Если царь меня не пустит, все равно тайком уеду,
Пусть погибну ради друга, лишь послал бы бог победу!
Царь тебя не покарает за пристойную беседу,—
Помоги же мне в несчастье! Окажи услугу эту!»
 
 
И вазир ему ответил: «Я огнем твоим объят!
Эти жалобы и слезы ранят сердце в томят.
Хорошо, коль к месту скажешь, но беда, коль невпопад.
Так и быть, пойду с докладом. Пусть я буду виноват!»
 
 
И вазир, промолвив это, поспешил к царю, и скоро
Царь предстал ему, сияя дивной роскошью убора.
Оробел вазир смущенный и не начал разговора,
И не смел поднять в молчанье опечаленного взора,
 
 
Увидав его безмолвным, царь воскликнул: «Что с тобою?
Почему в такой тревоге ты стоишь передо мною?»
«Государь, – вазир ответил, – ныне я объят тоскою:
Волен ты со мной покончить, услыхав, что я открою!
 
 
Скорбь души моей, владыка, не умножит прочих бед.
Я боюсь, хотя бояться мне, посланцу, пользы нет.
Дозволения уехать ныне просит твой спасает,
Ни во что он жизнь не ставит, свой не выполнив обет».
 
 
И, смущенный, рассказал он все, что знал об Автандиле:
«Я любви его великой описать тебе не в силе..
Он настаивает, просит, льет он слезы в изобилье…
Гнев твой будет справедливым, что бы там ни говорили!»
 
 
У царя при этой вести затуманилось сознанье.
Будь тут люди, гнев владыки устрашил бы все собранье.
«Что сказал ты мне, безумец! – он вскричал в негодованье.—
Лишь злодей спешит повсюду злое выискать деянье!
 
 
Почему ты вдруг примчался, словно с радостью какой?
Лишь изменник вероломный нож готовит за спиной!
Как язык твой повернулся, чтоб нарушить мой покой?
Недостоин быть безумец ни вазиром, ни слугой
 
 
Почему ты с господином непочтителен при встрече?
Позволительно ли сдуру говорить такие речи?
Лучше б я оглох внезапно, видя дурня издалече!
Жаль, что смерть твоя, несчастный, грузом ляжет мне на плечи!
 
 
Если б не был ты подослан Автандилом, – бог свидетель,
Снес бы голову тебе я за такую добродетель!
Уходи же прочь отсюда, по чужим делам радетель!
Ах, как чудно ты устроил! Ах, какой ты благодетель!»
 
 
И нагнулся царь и стулом запустил в него тотчас,
Хорошо, что промахнулся: стул был крепок, как алмаз.
«Как ты смел сказать, что витязь покидает снова нас!»
И у старого вазира слезы хлынули из глаз.
 
 
Не посмев с владыкой Спорить и желая удалиться,
Старец выскочил за двери, как побитая лисица.
Во дворец вошел он смело; возвратясь, не стал гордиться…
Как вредим себе мы сами, враг вредить нам не решится!
 
 
Он сказал: «Создатель видит – во грехе живу едином,
Ослеплен я и обманут, счастья нет моим сединам!
Ведь любой, кто столь же дерзко обойдется с господином,
За грехи, как я, ответит по обычаям старинным!»
 
 
И, жестоко посрамленный, он ушел, покинув зал,
И, нахмурясь, Автандилу укоризненно сказал:
«Подослав меня к владыке, ты ли ждешь моих похвал?
Хорошо, что я, несчастный, головы не потерял!»
 
 
И напомнил он о взятке, намекнул о ней лукаво,
Как он мог сказать об этом, не могу понять я, право!
«Кто свое не держит слово – оскорбляет моурава!
Злато даже в преисподней все дела решает здраво!
 
 
Как бранил меня владыка, передать нельзя рассказом!
Он назвал меня злодеем, не моргнув при этом глазом!
Я утратил честь мужскую, потерял я прежний разум!
Не пошли творец терпенья, он со мной бы кончил разом!
 
 
Понимал и я, конечно, на какое дело шел.
Знал, что буду я несчастен, а владыка будет зол.
Но судьбу не переспоришь, и, как верный твой посол,
За твое благополучье я погибнуть предпочел!»
 
 
Автандил ему ответил: «Медлить мне не подобает.
Соловью грозит погибель, если роза увядает.
За целебною росою он тотчас же улетает,
И не знает он, что делать, коль ее не обретает.
 
 
Видишь сам: ни днем, ни ночью не имею я покоя.
Лучше мне блуждать, как зверю, угнетенному тоскою!
Зря меня владыка просит на врагов идти с войною.
Без слуги куда спокойней, чем с обиженным слугою!
 
 
Как ни сердится владыка, доложу ему опять,—
Он еще поймет, быть может, то, чего не мог понять.
Если он меня не пустит, я тайком покину рать.
Коль настало время смерти, ничего не жаль терять!»
 
 
Собеседники, поладив, заключили дело пиром,
И подарков там немало было роздано вазиром:
Дал он старым, дал он малым, дал богатым, дал и сирым.
Лишь когда садилось солнце, отпустил он гостя с миром.
 
 
И тогда сто тысяч злата вынул витязь из подвала,
Триста свертков аксамита, тоже стоящих немало,
Шестьдесят отличных лалов – что ни лал, то лучше лала,—
И послал их в дар вазиру, так, как это надлежало.
 
 
Он велел сказать вазиру: «За меня ты принял муку,
Как могу я соразмерно оплатить твою услугу!
Буду я твоим слугою, коль придет конец недугу,
И воздам тебе любовью, как защитнику и другу!»
 
 
Чтоб воспеть его щедроты, слов я ныне не найду!
Знать, ему немалый подвиг был написан на роду.
Так и мы должны с другими жить в согласье и в ладу
Верный друг не бросит друга, если тот попал в беду
 

БЕСЕДА АВТАНДИЛА С ШЕРМАДИНОМ ПЕРЕД ВТОРЫМ ТАЙНЫМ ЕГО ОТЪЕЗДОМ

 
И промолвил солнцеликий Шермадину в день прощанья:
«Ныне день моей надежды, исцеляющей страданья.
Он покажет, чем поможешь ты мне в годы испытанья».
Чтец поистине обязан славословить их деянья!
 
 
Он сказал: «О расставанье царь не хочет слышать слова,
Ведь ему непостижимо то, что свято для другого!
Я ж без друга не желаю ни скитания, ни крова,—
Не прощает человеку бог деяния дурного.
 
 
Я обдумал это дело и решился на уход.
Лишь изменник и предатель богохульствует и лжет.
Сердце здесь без Тариэла изнывает от забот,
Стонет, мечется, вздыхает, слезы горестные льет.
 
 
Доказательствами дружбы служат три великих дела:
Друг не может жить без друга, чтобы сердце не болело,
С ним он делится достатком, предан он ему всецело,
Если надобность случится, поспешит на помощь смело.
 
 
Но не буду многословен, приступая к порученьям.
Тайный мой уход отсюда мне послужит утешеньем.
Так прислушайся, молю я, ты к моим установленьям.
То, о чем тебя прошу я, исполняй с благоговеньем.
 
 
Первым делом – неподкупный государев будь слуга,
Докажи, что добродетель и в разлуке дорога.
Управляй моей дружиной, не щади в бою врага,
Будь защитником народа и родного очага.
 
 
Стереги мои границы, будь главой в моем отряде,
Пусть изменник вероломный не мечтает о пощаде.
Коль вернусь, тебя, как друга, награжу я службы ради, —
Послуживший господину не останется в накладе».
 
 
Шермадин, услышав это, отвечал ему, рыдая:
«В одиночестве все беды одолею без труда я,
Но коль тьма покроет сердце, что поделаю тогда я?
Был бы счастлив я безмерно, лишь с тобой одним блуждая.
 
 
Мы доселе не слыхали, чтобы верный раб в пути
Не обязан был владыку от опасностей спасти.
Что я, грешный, буду делать, если дам тебе уйти?»
Но ответил юный витязь: «Не возьму тебя, прости!
 
 
Помыкать твоей любовью не имею я предлога,
Но и взять тебя с собою не могу по воле бога,—
Коль не ты, то кто сумеет здесь блюсти порядок строго?
Не тебе, но мне, скитальцу, суждена теперь дорога.
 
 
Я – миджнур. Миджнур обязан в одиночестве скитаться.
Разве он не должен плакать без людей и убиваться?
Дальний путь – удел влюбленных. Им ли дома оставаться?
Уж таков наш мир мгновенный, в том не надо сомневаться.
 
 
В день, когда меня не будет, вспоминай, люби меня.
Сам себе слугой я буду, не страшна мне западня.
Неприлично удалому унывать средь бела дня.
Горе тем, кто дел позорных не боится, как огня!
 
 
Я из тех, кто жизнь не выше ценит гнили огуречной.
Смерть за друга я считаю лишь утехою сердечной.
И теперь, когда я снова в путь отпущен бесконечный,
Бросив дом, я не оставлю друга в жизни скоротечной.
 
 
Уходя, я завещанье оставляю для царя.
Я ему тебя вручаю, власть его боготворя.
Если я умру в разлуке, обо мне не сетуй зря,
Только плачь и сокрушайся, поминание творя».
 

ЗАВЕЩАНИЕ АВТАНДИЛА ЦАРЮ РОСТЕВАНУ

 
Витязь сел и, скорбный сердцем, так составил завещанье:
«Царь, к покинутому другу я спешу без колебанья.
Не могу его я бросить, он – души моей пыланье.
Будь ко мне добросердечен и прости мои деянья!
 
 
Не осудишь ты, я знаю, государь, мое решенье.
Мудрый друг не бросит друга, несмотря на все лишенья.
Вспомни, царь, Платон-философ нам оставил поученье:
«Ложь несет душе и телу бесконечные мученья».
 
 
Так как ложь – источник горя, то, покинув царский кров,
Ради страждущего друга ухожу я от пиров.
Для чего и мудрость людям, коль не чтить ее даров?
Знанья мудрых приобщают нас к гармонии миров.
 
 
О любви ты, верно, помнишь, что апостолы гласили,
Как в кимвалы ей бряцали, как в Писанье возносили?
«Возвышает человека лишь любовь!» – они твердили.
Прежде всех живущих в мире должен верить им не ты ли?
 
 
Тот, кто дал мне крепость тела и открыл мои зеницы,
Чьим могуществом незримым звери созданы и птицы,
Кто конечному созданью начертал его границы,—
Сто низводит к единице, сто творит из единицы.
 
 
То, что богу не угодно, – не случится на земле.
Вянут роза и фиалка, коль останутся во мгле.
Всякий взор к добру стремится, нет достоинства во зле.
Как могу я жить без друга с тяжкой думой на челе!
 
 
Как бы ни был ты разгневан, не лишай меня прощенья:
Я не в силах был исполнить твоего предназначенья.
Мне отъезд послужит средством от тоски и огорченья.
Пусть я буду жить в пустыне, лишь бы жить без принужденья.
 
 
Не найдешь ты утешенья, слезы горя проливая.
Ничего не в силах сделать против воли божества я.
Муж обязан быть вынослив, в тяжких бедах пребывая.
От судьбы уйти не может ни одна душа живая.
 
 
Что творец мне предназначил, то и сбудется сполна.
Коль вернусь назад, то в сердце потушу я пламена,
Встречусь радостно с тобою, как в былые времена…
Каково служенье дружбе, такова и мне цена.
 
 
Царь, коль кто меня осудит, осуди того всецело!
Неужели царским сердцем скорбь разлуки овладела?
Обмануть я и покинуть не способен Тариэла,
Он в лицо меня за гробом осрамит за это смело.
 
 
О друзьях иметь заботу никогда не вредно людям!
Презирая лицемеров, мы лжецов сурово судим.
Как же мог я, царь великий, стать предательства орудьем?
Хорошо ли, коль на помощь мы спешить к друзьям не будем?
 
 
Есть ли кто презренней труса, удрученного борьбой,
Кто теряется и медлит, смерть увидев пред собой?
Чем он лучше слабой пряхи, этот воин удалой?
Лучше нам гордиться славой, чем добычею иной.
 
 
Смерть сквозь горы и ущелья прилетит в одно мгновенье,
Храбрецов она и трусов – всех возьмет без промедленья.
И детей и престарелых ожидает погребенье.
Лучше славная кончина, чем постыдное спасенье!
 
 
Царь! Осмелюсь я напомнить: ничего не понимает
Тот, кто смерти ежедневно для себя не ожидает.
Ведь приходит днем и ночью та, что нас соединяет!
Не вернусь, так, значит, сердце снова боль претерпевает.
 
 
Если ж рок меня захочет погубить в чужой стране,—
Странник, я умру в дороге, сам с собой наедине.
Не сошьют друзья мне саван, не схоронят в тишине.
И тогда, незлобный сердцем, вспомни, царь мой, обо мне!
 
 
Многочисленным богатством я владел тебе в угоду.
Ты раздай богатство бедным, возврати рабам свободу.
Надели сирот несчастных, обреченных на невзгоду, —
Пусть я буду и по смерти дорог нашему народу.
 
 
Коль не все мои богатства пожелаешь взять в казну ты
Пусть на них мосты построят и сиротские приюты.
Раздавай мои именья, не колеблясь ни минуты,
Ибо только ты сумеешь погасить мой пламень лютый.
 
 
От меня, владыка, больше не получишь ты вестей.
Поручил тебе я душу доброй волею своей.
Сатанинские затеи не пойдут на пользу ей.
Опочившего прости ты и слезу о нем пролей!
 
 
И еще, о царь могучий, я молю за Шермадина.
Ныне, горечью объятый, он лишился господина.
Обласкай его, как раньше я ласкал простолюдина,
Пусть не точит слез кровавых у порога властелина!
 
 
Написавший завещанье, я его теперь кончаю.
Царь, отец и воспитатель! Вновь тебя я покидаю!
Я тебе желаю счастья! Я в тоске изнемогаю!
Не давай врагам отчизны угрожать родному краю!»
 
 
Кончил он и Шермадину завещание вручил:
«Доложить царю об этом у тебя довольно сил,
Ведь никто служить не может так, как ты мне послужил!»
И, обняв слугу, заплакал изнемогший Автандил.
 

МОЛИТВА АВТАНДИЛА ПЕРЕД ОТЪЕЗДОМ

 
Он воззвал: «Великий боже, господин и царь вселенной,
Воздающий по заслугам неразумной твари бренной,
Повелитель горних стражей, свет души неизреченный,
Укрепи во мне желанье послужить любви нетленной!
 
 
Боже, царь земли и неба, ты словам моим внемли!
Ты велел любить друг друга бедным жителям земли.
Ныне я один страдаю от возлюбленной вдали.
Не гаси любви, чтоб в сердце семена ее взошли!
 
 
Боже, боже милосердный, ты один – моя основа!
Не покинь меня в сраженье, не лиши в скитанье крова,
Защити меня от бури и от дьявола ночного!
Если я в живых останусь, послужу тебе я снова!»
 
 
Помолившись, из столицы витязь выехал один.
И, покинут Автандилом, горько плакал Шермадин.
Он точил слезами камни и сжигал песок долин.
Что слугу утешит в горе, если скрылся господин?
 

РОСTEBAH УЗНАЕТ О ТАЙНОМ ОТЪЕЗДЕ АВТАНДИЛА

 
Вот рассказ о Ростеване, преисполненном печали:
В этот вечер царь с царицей никого не принимали.
Утром царь проснулся мрачный, очи молнии метали,
И велел он, чтоб вазира во дворец к нему позвали.
 
 
И когда вазир явился и потупился уныло,
Царь сказал ему: «Не помню, что вчера со мною было!
Не твое ли сообщенье сердце мне ожесточило,
Если я тебя, вазира, поносил за Автандила?
 
 
Что такое он задумал, рассердив меня с утра?
Мудрость нам гласит: «Не ждите от рассерженных добра!»
Да и ты не будь беспечным! Образумиться пора!
Доложи теперь мне снова, что докладывал вчера».
 
 
И вазир ему вторично рассказал об этом деле.
Царь ему ответил кратко, гнев удерживая еле:
«Пусть я буду иудеем, коль не спятил ты доселе!
Не пытайся мне перечить: худо будет пустомеле!»
 
 
Поспешил вазир к спаспету, и ему сказали слуги,
Что хозяин их покинул и исчез из той округи.
«Не пойду к царю я больше, – прошептал старик в испуге, —
Пусть ему доложит смелый, я же в горе и недуге».
 
 
Царь, вазира не дождавшись, снарядил за ним гонца,
Но гонец не возвратился, разузнав про беглеца.
И внезапная догадка потрясла царя-отца:
«Тот, кого боялись сотни, верно, скрылся из дворца!»
 
 
Государь, склонившись долу, погрузился в размышленье
И рабу с тяжелым вздохом скоро отдал повеленье:
«Пусть ко мне лукавец этот вновь придет для объясненья!»
И когда вазир явился, стал он бледен от волненья.
 
 
Был вазир угрюм и скучен. Царь спросил его нежданно:
«Неужели наше солнце, как луна, непостоянно?»
И вазир ему в испуге все поведал без обмана:
«Не желая быть светилом, солнце скрылось средь тумана!»
 
 
Услыхав, что витязь скрылся, горя царь не превозмог:
«Неужели я навеки потерял тебя, сынок?»
Рвал он волосы от горя, говорил ему в упрек:
«Отчего ты, столп сиянья, ныне сгинул и поблек!
 
 
Ты бродягою не станешь, если ты в ладах с собою,
Но зачем ты, мой питомец, омрачил мой дом бедою?
Ты меня оставил сирым и покинул сиротою…
Для чего ж я так стремился постоянно быть с тобою!
 
 
Не видать тебя мне больше, прискакавшего с охоты,
Не видать, как ты с друзьями в мяч играешь без заботы
Не услышать сладкий голос, улетающий в высоты…
Для чего престол мне царский, коль уходишь от него ты
 
 
Ты от голода не сгинешь, где бы жить ни захотел,—
Верный лук тебя прокормит и стальные жала стрел,
Бог тебя спасет, быть может, положив беде предел,—
Но, коль ты умрешь в дороге, кто оплачет мой удел?»
 
 
Ко двору, внимая слухам, прибежала вся столица.
Рвали волосы вельможи и свои терзали лица,
Толковали меж собою: «Нам ли ныне веселиться,
Если мы достойны мрака и не светит нам денница!»
 
 
Увидав своих придворных, царь сказал им со слезами:
«Уж не светит нам светило, это видите вы сами!
Чем его мы прогневили? Как он мог расстаться с нами?
Кто из вас теперь сумеет управлять его войсками?»
 
 
Наконец иссякли слезы, и промолвил властелин:
«Расскажите, как ушел он – с провожатым иль один?»
В это время с завещаньем появился Шермадин,
Безутешный, полный страха, ибо скрылся господин.
 
 
Раб сказал: «В его покоях я нашел посланье это.
Там осталась только челядь, провожавшая спаспета.
Он один ушел в дорогу, связан узами обета.
Царь, пошли меня на плаху, чтобы я не видел света!»
 
 
Прочитавши завещанье, царь промолвил: «В этот год
Пусть не носят украшений ни дружина, ни народ.
Пусть усердно молят бога толпы нищих и сирот,
Чтобы он хранил скитальца от лишений и невзгод!»
 

ВТОРОЙ ТАЙНЫЙ ОТЪЕЗД АВТАНДИЛА К ТАРИЭЛУ

 
Лик луны вдали от солнца полон дивного сиянья.
Рядом с солнцем он сгорает, обречен на умиранье.
Но без солнца вянет роза – беззащитное созданье.
Так и мы в разлуке с милой умираем от страданья.
 
 
Лишь теперь я продолжаю мой рассказ об Автандиле.
Ехал он с кипящим сердцем, удержать тоску не в силе,
Образ девы солнцеликой узнавал в дневном светиле,
Отводя глаза от солнца, сеял слезы в изобилье.
 
 
Иногда, позабываясь, слова он сказать не мог.
Из очей, подобно Тигру, падал слез его поток.
Оборачиваясь к дому, тосковал он, одинок,
И не знал, куда несется без тропинок и дорог.
 
 
«О любимая! – рыдал он. – Как в разлуке не томиться!
Разум мой с тобой остался, и душа к тебе стремится!
Жаждет взор мой изнемогший на тебя взглянуть, царица,
Плохо сделает влюбленный, коль любви не подчинится!
 
 
Где искать мне утешенья, как прожить до новой встречи?
Уж давно б я закололся, чем вести такие речи,
Но тебя сразит известье, что скончался я далече…
Пусть же льются, словно реки, эти слезы человечьи!»
 
 
И воззвал он к солнцу: «Солнце! Ночи солнечной сиянье!
Ты есть образ всеблагого и его напоминанье!
Не ему ли хор созвездий служит в бездне мирозданья?
Примири меня с судьбою, не отринь мои рыданья!
 
 
Ты, в котором виден образ созидателя вселенной,
Помоги мне снять оковы, ибо я страдаю, пленный!
Потеряв свои агаты, я ищу рубин бесценный
И томлюсь один в разлуке, как когда-то с незабвенной!»
 
 
Так молился он и таял, как горящая свеча,
Но спешил на помощь другу, путь томительный влача.
Ночью сравнивал он деву с блеском звездного луча,
И беседовал он с небом, речи жаркие шепча.
 
 
Божьим именем скиталец заклинал луну, взывая:
«От тебя в сердцах миджнуров страсть пылает роковая!
Дай же мне терпенье сердца, чтоб не тратил зря слова я,
Чтобы лик, тебе подобный, вновь увидел, изнывая!»
 
 
День его терзал и мучил, ночь несла ему отраду.
Иногда, к реке спускаясь, он вдыхал ее прохладу.
Слезный ток его кровавый был подобен водопаду.
И, взнуздав коня поспешно, вновь скакал он до упаду.
 
 
Стройный станом, как алоэ, плакал он, угрюм и дик,
И, убив козу из лука, ел у скал береговых,
И, насытясь, снова ехал, ибо грудь пронзал Марих,
И твердил он: «Нет мне счастья без любимых роз моих!»
 
 
Передать слова скитальца я уже не в силах ныне,—
Как он жаловался звездам, как скитался по пустыне,
Как сжигал слезами очи, как терзал себя в кручине…
Наконец пещеры дэвов он заметил на чужбине.
 
 
И Асмат, увидев гостя, вышла к витязю поспешно,
И не знала, что ей делать, и рыдала безутешно.
Витязь спешился и деву обнял горестно и нежно,—
Люди радуются встрече – те, кто ждет ее прилежно.
 
 
Автандил спросил у девы: «Где твой брат и господин?»
Слезы девы покатились из агатовых стремнин.
«Без тебя, – она сказала, – он не мог страдать один.
Я не знаю, где он бродит средь ущелий и долин».
 
 
Содрогнулся юный витязь, словно грудь копье пронзило:
«О сестра, позор герою, коль его исчезла сила!
Как он мог, нарушив слово, позабыть про Автандила?
Для чего он мне поклялся, если трудно это было?
 
 
Ведь и я терпел лишенья, изнывая от разлуки!
Отчего ж он сумасбродом снова сделался от скуки?
Как он смел нарушить клятву, если мы пожали руки?
Мне ль, однако, удивляться, обреченному на муки!»
 
 
Но ему сказала дева: «Витязь, ты, возможно, прав,
Но не думай, мне внимая, будто мой угодлив нрав.
Мог ли он, лишенный сердца, клятвы выполнить устав?
А ведь он покончил с сердцем, счеты с жизнью оборвав!
 
 
Сердце, разум и сознанье цепью связаны одною.
Если сердце умирает, остальных берет с собою.
Человек, лишенный сердца, жизнью брезгает земною.
Ты еще не знаешь, витязь, каково ему, герою!
 
 
Не застав в пещере друга, был ты вправе рассердиться,
Я же толком не умею за миджнура заступиться:
Говорить язык устанет, сердце в пепел обратится,—
Рождена я, видно, в горе, чтобы с витязем томиться.
 
 
Муки этого миджнура столь безмерно велики,
Что страшатся даже камни, не стерпев его тоски.
Слезы витязя могли бы затопить русло реки…
Впрочем, все в чужих страданьях мы большие знатоки.
 
 
Провожая Тариэла, я спросила на прощанье:
«Что же делать Автандилу, коль приедет на свиданье?»
Он ответил: «Пусть поищет, как искал когда-то ране,
Далеко я не уеду, не нарушу обещанье.
 
 
Я исполню эту клятву, хоть страдаю я жестоко.
Буду ждать я, как ни тяжко, до назначенного срока.
Коль найдет меня умершим, пусть схоронит недалеко,
А найдет живым – дивится, ибо жизнь – мгновенье ока!»
 
 
Скрылось солнце за горами для меня, и с этих пор
Я горючими слезами орошаю камни гор,
Как безумная, стенаю, проклинаю свой затвор,—
Смерть и та меня забыла: вот он, божий приговор!
 
 
Есть в Китае некий камень с мудрой надписью такою:
«Кто друзей себе не ищет, тот враждует сам с собою».
Ныне стал шафранным витязь, сходный с розой молодою.
Поищи его, исполни то, что велено судьбою!»
 
 
«Ты права, – ответил странник, – мне не нужно оправданья!
Но не я ль, миджнур, миджнура не оставил без вниманья?
Увидав источник жизни, прибежал к нему как лань я,
Все поля вокруг обрыскал ради этого свиданья!
 
 
Ту жемчужину, с которой сочетается кристалл,
Я покинул, и на счастье уповать я перестал.
Уезжая самовольно, я доверье потерял:
Огорчил царя с царицей, недостойный их похвал.
 
 
Господин мой воспитатель – государь весьма могучий.
На меня его щедроты, словно снег, летят из тучи.
Но ушел я, вероломный, все забыл в печали жгучей…
Согрешив перед владыкой, уж не жду я жизни лучшей!
 
 
Я для друга эти беды, о сестра, претерпеваю!
Чтоб свое исполнить слово, по чужому езжу краю!
Он же скрылся из пещеры – тот, по ком я умираю,
И теперь, устав смертельно, я в тоске изнемогаю!
 
 
Но оставим эти речи. Мешкать в поисках грешно.
Сожаленья не изменят то, что минуло давно.
Иль найду его, иль сам я с ним погибну заодно, —
Богохульствовать не буду, если это суждено!»
 
 
Не сказав ни слова больше, он помчался сквозь теснину,
Пересек ручей и лесом устремился на равнину.
Леденил холодный ветер розу, равную рубину,—
«Никогда, – шептал он, – больше солнцеликой не покину.
 
 
В чем мой грех, великий боже? – говорил он божеству. —
Почему я не с друзьями, обездоленный, живу?
О двоих зачем тоскую, вижу гибель наяву?
Пусть же кровь моя, о боже, на мою падет главу!»
 

    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю