Текст книги "Роза на зимнем ветру"
Автор книги: Шэна Эйби
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)
Дэймон не шевельнулся, да она и не ожидала этого. Произнесенное шепотом признание вовсе не предназначалось для его ушей. Соланж еще не готова была говорить о своей любви вслух.
Но скоро, скоро этот час настанет. Он близится с каждым днем. Соланж знала, что очень скоро не выдержит и повторит Дэймону признание в любви. Пока ее удерживало лишь одно – сам Дэймон. Да, конечно, он любит ее. На людях ведет себя с ней так терпеливо и внимательно, что про них добродушно сплетничают в замке все, кому не лень: ужасный Локвудский Волк не просто из жалости терпит рядом с собой женщину, на которой принужден был жениться, он окружает супругу по чтением и заботой.
Соланж улыбнулась, стоило ей вспомнить, как Дэймон подавал ей кресло. Или вставал, когда вставала она.
Или, сам того не замечая, во время беседы с кем-нибудь брал ее за руку.
И это совершенно не умаляло его достоинства. Более того, Соланж заметила, что многие его дружинники начинают подражать ему. Да и на других обитателей замка его поведение действовало весьма благотворно. Соланж сама слышала, как одна из дам говорила другой, что едва узнает своего мужа, а та отвечала, мол, остается только надеяться, что его светлость и дальше станет подавать всем добрый пример.
Немало было в замке и таких, кто знал о ней по легендам. Соланж казалось порой, что она слышит чей-то шепот: «Это она, та женщина, что, разбив сердце хозяина, вышла за другого? Да так ли уж она хороша?»
Но, принимали Соланж или нет, само ее появление в Вульфхавене только добавило Дэймону уважения. «Маркиз, должно быть, истинный колдун, коли сумел снова приворожить ту, что бросила его столько лет назад. Сила его превыше человеческого разумения», – на этом сходились все.
А еще Соланж довелось услышать разговоры о ее былом муже. Полные злобы и хитросплетений, истории эти преследовали ее по пятам даже здесь, в ее новом доме. Она дивилась, зачем вообще рассказывать их, ведь даже у нее при имени Редмонда мурашки ползли по коже. Но, видно, прошлая жизнь пристала к ней на веки вечные, хочет она того или нет. «Ничего, – решила она, – переживу. Ведь не может быть света без тьмы». Насколько она могла судить, Дэймон не обращал внимания на слухи, и Соланж старалась следовать его примеру, но в глубине души соглашалась, что в Дэймоне впрямь есть нечто колдовское. С каждым днем, проведенным вместе, Соланж все больше убеждалась в этом. Дэймон был чудесный, благородный, исполненный добра и света. И тем заметнее казалась затаившаяся в нем тьма. Кромешная, непроницаемая тьма, когда она наступала ближе, Дэймон намеренно избегал общества Соланж. Она же в свою очередь неизменно старалась делать вид, что ничуть не задета его резким уходом и с притворным рвением принималась за работу, которая могла бы и подождать.
В потемневшем от гнева лице Дэймона Соланж видела потаенную боль, и ее нисколько не утешало то, что источником этой боли была она сама.
Она знала, что тьма, которая обитала в сердце Дэймона, была порождена мыслями о том, что так и не свершилось девять лет назад. Что, если бы они с Дэймоном и вправду поженились бы тогда, отказавшись исполнить волю маркиза Айронстага? Что было бы с ними сейчас?
Что, если б Дэймон тем утром на минуту дольше задержался в комнате Соланж? Если бы еще раз поцеловал ее? Сумела бы она тогда воспротивиться зову сердца? Нашла бы в себе силы прогнать его? Или же они бежали бы вместе и жили счастливо? И не было бы тогда мучительных девяти лет разлуки!
Быть может, и Вульфхавен тогда бы скорее перешел в руки Дэймона. И здешние обитатели зажили бы куда более мирно и радостно.
Что, если б на теле Соланж не было шрамов? А в ее прошлом – постыдных тайн? Все эти «если бы» звучали как пение сирены, увлекая в темный омут сомнений.
Если задуматься, то главную опасность для Соланж представлял ее же призрачный образ – идеал, который сотворил в душе своей Дэймон. Как бы ни фальшива была та, призрачная Соланж, он не желал с нею расстаться. Всеми силами он старался сохранить этот идеальный об раз, какую бы муку ни причиняли ему эти усилия. Дэймон терзал себя бессмысленными фантазиями, потому что они помогали скрывать истинную причину его боли. Соланж догадывалась, в чем тут дело, но была бессильна помочь ему. Чувство вины – необычайно сильное чувство. Тьма в душе Дэймона просыпалась всегда внезапно, одним ударом сметая все его добродушное обаяние. Соланж могла бы даже поклясться, что всякий раз предчувствует ее, как предчувствует перемену погоды.
Она хорошо, даже слишком хорошо знала, каких тем ей следует избегать. Дэймона задевали любые разговоры о прошлом, и Соланж старалась отвечать на все его вопросы как бы между прочим, словно прошлое не имело для нее никакого значения. Она никогда сама первой не заговаривала об этом. Постоянная борьба с этой тьмой была изнурительна, но все-таки Соланж не сдавалась. И всегда старалась, насколько это возможно, незаметно укрыть от глаз Дэймона свои шрамы.
Погружаясь в собственные муки, Дэймон не мог помочь Соланж в ее борьбе с демонами. Она оказалась предоставлена самой себе. И это, быть может, даже укрепляло ее силы. Но в глубине души Соланж знала, что хотела бы рассказать Дэймону обо всем. Об унижении, о предательстве, о душевной боли, которая была куда тяжелее боли физической. Соланж мечтала избавиться от тягостных воспоминаний о прошлом, но избавление могло, принести ей одно лишь время. Когда-нибудь, надеялась Соланж, когда-нибудь она сможет взглянуть на прошлое без содрогания и почувствовать радость оттого, что эти навсегда миновали.
Быть может, время исцелит и Дэймона.
Но сейчас Соланж в одиночку сражалась с демонами прошлого... и в то же время помогала, чем могла, Дэймону преодолеть его терзания. Ей приходилось быть сдержанной с ним, более сдержанной, чем ей хотелось бы. Соланж все чаще вспоминала беззаботные дни детства, когда она была вольна, как ветер, и доверяла Дэймону все тайны своей души.
«Ничто не вечно, – твердо сказала себе Соланж, – и всякая перемена – к добру. Во всяком случае, я постараюсь, чтобы это было именно так».
Дэймон шевельнулся во сне, вздохнул и потер подбородок.
«Я люблю тебя», – в который раз подумала Соланж и, наконец, сомкнула глаза.
12
Олень стоял неподвижно, окутанный утренним туманом. Это был крупный, величественный красавец с могучими ветвистыми рогами и очень спокойными глазами.
Он смотрел прямо на Соланж.
Розоватый краешек утреннего солнца отразился в водной глади пруда, и она засияла глубоким бархатисто-зеленым светом. Солнце подымалось все выше, и олень готов был вот-вот исчезнуть в лесу.
? Беги же, – мягко сказала Соланж. – Я никому не скажу, что ты был здесь.
Будто услышав ее слова, олень метнулся прочь из воды, и лишь радужные брызги отметили то место, куда он только что явился на водопой. Он исчез бесследно, словно его и не было.
Соланж смотрела, как по зеркальной глади расходятся мелкие круги. Солнечный свет позолотил их праздничным сиянием.
Иоланда понеслась вперед. Никакими силами нельзя было заставить ее прилаживаться к неспешной рыси Годвина и его спутников. Монастырь, в конце концов, не так уж и далеко. Что страшного в том, что Соланж ненамного обогнала остальных? Она подождет их здесь.
Даже сидя боком в седле, Соланж без труда обгоняла других всадников. Это стало причиной первого ее серьезного спора с мужем. Соланж хотелось ездить по-мужски, но Дэймон настоял на том, чтобы она соблюдала приличия хотя бы в присутствии посторонних. Главный его довод состоял в том, что маркиза Локвуд должна своим поведением подавать пример прочим дамам. Истинная же причина состояла совсем в другом. Сидя в седле по-мужски, Соланж выглядела чертовски соблазнительно. Дэймон не мог допустить, чтобы его люди увидали маркизу в такой завлекательной и вольной позе.
Продвижение Годвина и его спутников замедляла длинная повозка, запряженная тягловыми лошадьми. Соланж не ожидала, что эти рабочие клячи станут надрываться, чтобы не отстать от нее. Она всего лишь хотела, чтобы Иоланда немного размялась.
– Миледи, чем бы я ни оскорбил твою милость, позволь принести тебе самые нижайшие извинения.
Соланж с улыбкой взглянула на Годвина, который только сейчас нагнал ее.
? Да нет же, господин управитель, вы ничем меня оскорбили и отлично это знаете.
?В самом деле? Тогда, увы, я должен заключить, что у госпожи моей злое сердце, и она пожелала умерить в расцвете лет.
?Годвин, я всего лишь проехалась галопом.
? Как тебе известно, маркиза, муж твой поручил заботиться о твоем благополучии. Сомневаюсь, что он обрадовался бы, если б узнал, что ты при первой же возможности так и норовишь ускакать вперед.
?В таком случае прошу у тебя прощения. Я совсем не хотела, чтобы из-за меня пострадала твоя голова.
? Скорее уж шея, миледи.
?Хорошо, Годвин, я постараюсь ехать вровень с остальными.
– Сердечно благодарю. Мне, знаешь ли, отчего-то хочется дожить до завтрашнего дня.
Всю минувшую неделю примораживало, сыпал легкий снежок, но сегодня день выдался на редкость теплым. Не одна Иоланда радовалась этому неожиданному потеплению. Другие лошади тоже чувствовали себя бодро, а люди весело болтали, перебрасываясь шутками.
Путь их лежал в монастырь. Запас лечебных трав Дэймона изрядно истощился после волны осенних простуд и прочих хворей, прокатившейся по Вульфхавену. Маркиз Локвуд еще раньше заключил сделку с монаха ми, которые согласились в обмен на золото выращивать для него кое-какие необходимые травы.
Дэймон поскакал вперед, дабы предупредить монахов об их прибытии. Отец Игнатий, как объяснял он, был сварливый старикашка и не желал вести дела ни кем, кроме самого маркиза. Он также не любил незваных гостей и не признавал письменных посланий. Как рассказывал Дэймон, он порой просто не пускал приезжих, останавливая их у ворот монастыря. Причем происходило это по самым разным причинам – от не подходящей, по его мнению, масти коней до разногласий в толковании Евангелия. Еще он любил загадывать загадки об ангелах. Однажды он не впустил в монастырь Эйдена, потому что тот не смог ответить, какой ангел покровительствует земным плодам.
– Нас венчал священник из этого монастыря? – спросила Соланж.
– Да, но, слава богу, отец Игнатий в тот день прихворнул, – ответил Годвин.
Монастырь оказался меньше, чем те, которые видела Соланж до тех пор, но и он, по традиции, обнесен был крепкой каменной стеной, а бревенчатые ворота были наглухо заперты. Однако же, когда приезжие подъехали и назвали себя, их впустили без малейших колебаний.
Навстречу им вышел Дэймон. Он тотчас направился к Соланж, помог ей спешиться и крепко поцеловал. Монахи, стоявшие за его спиной, неодобрительно зашептались.
– Миледи, – сказал он, вместе с Соланж поворачиваясь к монахам, – позволь представить тебе святых отцов из Локвудского монастыря Всех Святых. Добрые братья, перед вами – маркиза Локвуд, моя супруга.
Соланж присела в грациозном реверансе. Монахи закивали, а один из них выступил вперед.
– Милорд, отец Игнатий велел как можно быстрее нагрузить твою повозку. Можем мы приступить к работе?
– Разумеется. Все готово. Мои солдаты вам помогут.
Монахи и солдаты двинулись к каменному строению, стоявшему поодаль от главного здания. Дэймон взял жену за руку.
? Не хочешь прогуляться по окрестностям?
? А разве можно?
? Не думаю, чтобы кто-то посмел нас остановить. Травы я уже посмотрел, их осталось только погрузить. Годвин знает, что делать. Он ездит сюда со мной каждый раз. Много времени это не займет.
Монастырские земли опустели с приходом зимы. Однако грядки, разбросанные среди строений внутри стен, были по-прежнему ухожены. На оплетенных виноградом решетках кое-где еще виднелись несрезанные гроздья. Все делянки, даже пустые, были тщательно возделаны.
– Здесь не так уж много места для посадок, – за метила Соланж, обходя с Дэймоном клочок земли, примыкающей к монастырской стене.
– Совсем мало. Братство здесь невелико, а значит, и места у них почти нет. В этом наша главная трудность. Но мне посчастливилось договориться с отцом-настоятелем...
– Правда?
По бурному полю серебряной искрой промчался олень и канул в сумерки.
Монахи могут возделывать земли больше, но церкви нужно золото. Потому-то они и не отказываются иметь со мной дело.
? Ты платишь им?
? Именно. Для нас эта сделка не очень выгодна. Золота у нас почти не осталось. Выплата за Айронстаг изрядно истощила мои сбережения, и вряд ли их удастся пополнить до следующей стрижки овец или нового урожая.
– Эй, вы! – раздался чей-то голос. – Я это вам говорю, молодые нечестивцы! Чем это вы здесь занимаетесь?
По извилистой дорожке к ним бежал старик в монашеской рясе, на бегу размахивая кулаком.
– Рад видеть вас, отец Игнатий, – приветствовал его Дэймон. – Могу я представить вам маркизу, мою супругу? Познакомься со святым отцом, дорогая.
Отец Игнатий с воинственным видом приблизился к ним.
– Так это и есть твоя жена? Но это вовсе не дает тебе права топтаться по моим делянкам! Невежественные язычники! Скажи-ка мне, маркиза, а как зовут ангела судьбы, а?
Дэймон открыл, было, рот, но Соланж опередила его.
– Его имя Ориэль, святой отец.
– Гм, верно! Очень хорошо! А теперь ступайте от сюда. У меня нет времени на пустую болтовню. Пошевеливайтесь!
– Доброго дня тебе, отче, – сердечно пожелал Дэймон и вместе с Соланж пошел прочь, посмеиваясь на ходу.
К их возвращению повозка была уже нагружена, и возле нее стояли люди Дэймона. Монахов видно не было.
– Все здесь, – объявил Годвин, указывая на связки сушеных трав.
Дэймон подошел к повозке.
– В прошлом году было больше.
– Вот именно. Я сказал об этом монахам, но они заявили, что больше дать не могут.
? Да, знаю. Я уже толковал об этом с отцом Игнатием. Он говорит, что спрос на монастырские ликеры и специи поднялся, так что монахам сейчас не до наших травок.
? И на какой вопрос пришлось тебе ответить, милорд? ? спросил Роберт, подмигнув остальным.
? В каком часу ночи встает на стражу ангел Фаррис? Кстати, если еще кого-то спросят об этом, то знайте ? во втором часу.
? Скоро я буду разбираться в ангелах лучше, чем в чем-то еще, – проворчал Эйден.
? Отец Игнатий наверняка сказал бы, друг мой, что сие на пользу твоей душе, – отозвался Дэймон, – и я с ним, пожалуй, согласился бы. Ну, нам пора.
На обратном пути он ехал рядом с Соланж, показывая по пути, то сухие стебли диких трав, которые принято собирать летом, то выводок куропаток, притаившийся под палой листвой. Соланж слушала, кивала, но, наконец, все же не выдержала и задала вопрос, который давно уже вертелся у нее на языке.
– Послушай, Дэймон. Ты сам собираешь много трав, да еще покупаешь у монахов, и все равно их тебе не хватает, верно?
– Редкие травы, как, например, анис, я покупаю у городских торговцев примерно раз в год. Чаще всего, конечно, используются местные травы, но и их запас очень быстро иссякает.
? Почему же тебе тогда не выращивать их самому?
– Я подумывал об этом, но поля важнее использовать под злаки, которые идут в пищу или на продажу. К тому же в Вульфхавене пока нет свободных рук, чтобы заняться лекарственными травами.
– Я могла бы взять это на себя.
– Что?! – Дэймон удивился не на шутку.
– Отведи мне небольшую делянку, и я стану выращивать для тебя нужные травы.
– Соланж, не говори глупостей. Не будешь же ты копаться в земле!
– Буду.
– Ты – маркиза Локвудская.
– Я все еще Соланж, милорд. Ты вырос вместе со мной. Тебе хорошо известно, как ничтожны мои таланты по части шитья или игры на лютне.
Дэймон покачал головой.
– Зато я знаю, как хорошо ты умеешь добиваться своего, миледи.
– Тебе нужны травы. Я хочу их выращивать. Что в этом плохого?
Соланж говорила серьезно и рассудительно. Как мог Дэймон спорить с ее убедительными доводами? Она определила проблему и предложила ее решение с той холод ной логикой, которая всегда была ей свойственна.
– Можно начать с небольшой делянки... – осторожно проговорил он.
– О да, конечно! Я видела у опушки леса подходящую полянку.
– Нет. Я восстановлю стену вокруг заброшенного сада возле кухни. Я не хочу, чтобы ты работала без присмотра, далеко от дома.
– Благодарю, супруг мой, – с торжественным видом проговорила Соланж. – Это мудрое решение.
– Мудрость – главное мое достоинство, – пошутил Дэймон.
Соланж искоса взглянула на него, щурясь от солнечного света.
? О да, милорд! Мне тоже всегда так казалось, хотя ты успешно это скрывал.
Дэймон разразился хохотом, и солдаты, ехавшие сзади, удивленно глянули на своего командира. Прежде они редко слышали, чтобы он смеялся так громко. И, конечно, никто до сих пор не видел, чтобы Дэймон Волк так открыто проявлял свои нежные чувства к женщине.
Солдаты Дэймона хорошо знали, что ему довелось пережить за эти годы, ведь они всегда были рядом с ним. Каждый мог рассказать о нем что-то важное: как он спас кому-то раненую ногу целебными мазями и припарками; как помог выжить кому-то в бою, орудуя тяжелой палицей. Дэймон обретал друзей с той же легкостью, с какой большинство придворных обретало врагов. К Дэймону тянулись разные люди и верно служили ему, готовые с радостью отдать за него жизнь, ибо считали, что, так или иначе, обязаны ею этому человеку.
То были, по большей части, изгои, лишенные крова и защиты, пришедшие под знамена Эдварда ради куска хлеба. Вначале они относились к Дэймону с угрюмой подозрительностью, но очень скоро привязывались к нему, покоренные безудержной отвагой своего командира, его дружелюбным и справедливым обращением, а также выражением боли в его глазах, что находило отклик в сердцах людей, переживших так много.
Дэймон брал к себе всякого, кто желал служить ему, всячески заботился о нуждах своих людей и искренне горевал, теряя кого-то из них.
Когда Дэймон получил, наконец, от Эдварда Вульфхавен, то объявил своим солдатам, что все желающие могут тут отправиться с ним. Он предостерег, что замок почти разрушен, что земли вокруг заросли и одичали, но это никого не остановило. Вместе с женами и детьми они пошли за Волком.
Местные жители вначале встретили их враждебно, но очень скоро сменили гнев на милость и по достоинству оценили новшества, введенные Дэймоном. Крестьяне с радостью возделывали свои поля, сеяли семена, которые дал им маркиз Локвуд. Овечьи стада множились, возвращая былую славу вульфхавенской шерсти.
Дел, однако, оставалось еще много. И Дэймон оценил желание Соланж помочь ему. Она стремилась стать частью его жизни, принести пользу Вульфхавену. Странное чувство шевельнулось в его душе, и прежнее напряжение вдруг разом отпустило его. Стало легче дышать.
Соланж хочет помочь ему. Хочет вместе обустраивать их дом, их жизнь.
Дэймон выпрямился в седле, подставляя лицо теплым солнечным лучам.
На вершине холма, далеко от лесной дороги, по которой ехал отряд, рос могучий дуб, ничем не отличавшийся от других дубов округи. Однако именно за этим дубом скрывался человек, который со злобной радостью следил за скакавшими по дороге всадниками, а когда они проехали – бесследно растворился в лесу.
– Маркиза?
Соланж подняла голову от пергамента, на котором делала пометки.
? В чем дело?
В комнату вошла одна из вышивальщиц. Соланж не могла припомнить ее имени. Синеглазая певунья? Или та, что так хорошо играла на лютне? Женщина застенчиво улыбнулась. ?Меня зовут Мэйри, госпожа. Мы уже встречались.
? Да, конечно. Входи.
Пальцы Соланж были перепачканы чернилами, а вытереть их оказалось нечем.
? Вот незадача, – пробормотала она, озираясь в поисках носового платка.
– Миледи, позволь мне... – Мэйри вынула белоснежный платочек.
– Нет-нет, я не могу, – неловко пробормотала Соланж, разглядывая черные пятна на пальцах.
– Госпожа, я настаиваю, – Мэйри улыбалась, протягивая платок. – У меня их много.
– Спасибо. – Соланж бережно взяла платок двумя пальцами.
Гостья вновь засмущалась и опустила глаза. Впервые за все время одна из женщин, живущих в замке, сама обратилась к ней и даже пришла в спальню.
Сегодня днем Соланж отгородила для себя рабочий уголок у окна, поставила там стол и удобное кресло. Работа по составлению плана сада оказалась куда сложнее, чем она предполагала, но Соланж это нисколько не смущало. Напротив, она еще больше воодушевилась и была готова выращивать травы, так необходимые Дэймону.
? Послушай, – мягко сказала она, – может быть, присядешь?
? Мэйри смущенно хихикнула.
– Благодарю, маркиза...
– Зови меня Соланж.
– ...Соланж. Это план твоего сада?
– О да! Значит, ты уже слыхала о нем?
– Слыхала. Потому-то я к тебе и пришла.
Соланж вскинула брови.
– А ты знаешь толк в садоводстве, Мэйри?
Женщина подалась вперед.
– Я выросла в поместье. Мой отец был садовником.
– Но это же замечательно! Значит, ты сможешь мне помочь? Понимаешь, у меня вовсе нет опыта работы в саду, зато желания – хоть отбавляй. Ты поможешь мне?
– О да, конечно! С удовольствием.
Они обменялись радостными взглядами. Соланж показала ей изрисованный лист пергамента.
– Помоги мне начертить план сада и подскажи, где какие растения лучше всего посадить. Не думаю, впрочем, что тебе понравится копаться в земле.
– Напротив, – возразила Мэйри своим тихим голосом. – Я очень люблю возиться с землей. Отец с малых лет учил меня, что земля есть наивысшее чудо изо всех, что создал господь. Боюсь, в душе я так и осталась крестьянкой, потому что до сих пор только и мечтаю ухаживать за растениями. Потому-то я и пришла к тебе, когда узнала о саде.
– Что же, в таком случае я тоже в душе крестьянка, потому что мечтаю о том же. Ты не хочешь что-нибудь съесть или выпить?
Остаток дня прошел на редкость приятно. Женщины быстро подружились, и к тому времени, когда начало смеркаться, и пора было идти на ужин, каждая из них уже знала, что в этом не слишком дружелюбном мире у нее появилась родная душа.
За ужином Соланж рассказала Дэймону о встрече с Мэйри.
? Которая из них? – спросил он, окидывая взглядом сидевших за столами женщин.
? Вон та, что рядом с Робертом. Такая славная, в желтом платье.
? Ах, да, теперь я вспомнил. Это сестра Роберта.
Она поселилась здесь прошлым летом.
– Так недавно?
– Она вдова. Муж умер, и ей некуда было податься.
Соланж придвинулась к Дэймону, чтобы лучше раз глядеть Мэйри. Та скромно сидела рядом с братом в дальнем конце стола. Мэйри подняла голову, и взгляды их встретились. Соланж приветливо помахала рукой, и та ответила ей.
– Она очень милая. Думаю, что она окажется мне весьма полезна. Странно, что ты сам до сих пор не догадался использовать ее умения.
– Но я понятия не имел, что Мэйри знает толк в садоводстве. Я никогда не расспрашивал, кто она такая и чем занималась раньше. Роберт просто сказал, что хочет привезти сюда свою овдовевшую сестру, и я согласился. Вот и все.
Она повернулась к нему.
– Так ты принимаешь под свою защиту всякого, кто об этом попросит?
Восхищение, прозвучавшее в ее голосе, слегка озадачило Дэймона.
– Не мог же я отказать. Она женщина и нуждалась в помощи.
? Далеко не каждый готов помочь женщине.
? Ерунда. Истинный рыцарь всегда заботится о слабых.
– Ты прав, – согласилась Соланж, – но на свете мало истинных рыцарей.
Дэймон взял ее за руку.
– Я знаю это.
– Тогда, милорд, ты поймешь, почему я – счастливейшая из женщин.
Глаза Дэймона сузились, и Соланж охватил знакомый трепет. Он поднес ее руку к губам.
– Пойдем наверх, – прошептал он хрипло.
– Как, во время ужина? Что о нас подумают?
Дэймон встал, увлекая за собой Соланж.
– Подумают, что я – счастливейший из мужчин, любовь моя.
Дэймон медленно снимал один покров за другим, словно под ними таились бесценные сокровища. «Она просто чудо», – думал он и дрожал от желания, когда Соланж целовала его проворно снующие руки.
И вот уже она стояла перед ним обнаженная, совершенно не стыдясь своей наготы. Спокойная и доверчивая, Соланж не сводила с мужа сияющих глаз, когда он не терпеливо срывал с себя одежду. Дэймон опустился перед ней на колени. Она протянула руку, и пальцы ее утонули в его густых черных волосах. Ладони Дэймона обхватили ее бедра, с нежностью скользя по шелковистой гладкой коже. Затем его рука скользнула между бедер, к потаенному треугольнику темных мягких волос. Ловкие пальцы ласкали самое естество Соланж, ласкали до тех пор, покуда она не выгнулась, задыхаясь от страсти.
Не отнимая руки, Дэймон покрывал быстрыми нежными поцелуями ее округлый живот, дивясь ее девической стройности, зачарованно вслушиваясь в прерывистое дыхание любимой. Затем губы его скользнули ниже, отыскали влажный, уже набухший бутон потаенной плоти и тогда Соланж вцепилась в его плечи, умоляя остановиться.
Дэймон не послушался. Он упивался ее пряным, сладостным, божественным вкусом и хотел одного – чтобы это мгновение длилось вечно. Вновь и вновь ласкал он губами и языком любимое тело, все теснее прижимая его к себе.
Она закрыла глаза, страстно желая, чтобы эта сладкая мука прекратилась... и еще больше страстно желала, чтобы она длилась вечно.
– Дэймон! ? сорвалось с ее губ вместе с тихим стоном. Наслаждение с такой силой сотрясало все ее тело, что Соланж едва держалась на ногах...
Дэймон встал, поднял Соланж на руки и подошел с ней к столу. Он больше не мог терпеть ни секунды.
Усадив Соланж на край стола, он встал перед ней. Плоть его отвердела и пылала нестерпимым огнем. Он резко, почти грубо, раздвинул бедра Соланж и одним сильным ударом вошел в нее, проник в жаркую, манящую глубину.
Соланж выгнулась, принимая его в себя. Они двигались в могучем, едином ритме, сотрясавшем их тела. Она закинула голову, глаза закрылись. Дэймон любовался ее лицом, волнующими холмиками грудей, слышал ее пре чистое дыхание, видел, как она облизывает пересохшие губы, отдаваясь его страсти. И не было больше ничего кроме древнего, как мир, любовного слияния плоти.
Еще миг – и он излился в нее, упиваясь неземным, не постижимым восторгом. Соланж вскрикнула, и он ощутил, как дрожь экстаза сотрясает ее...
Они замерли, не в силах разжать объятий, и лишь когда Дэймон заметил, что Соланж дрожит от холода, он, нехотя оторвался от нее.
– Ты просто чудо, – шепнул он, вновь привлекая ее к себе и целуя. Она ничего не ответила, лишь смущенно улыбнулась.
– Ты замерзла, любовь моя. – Он уложил Соланж в постель и укрыл мягкой пушистой шкурой, а сам принялся собирать ее одежду. Лицо Соланж, пылающее от неги, казалось совсем юным. Глаза светились, и сейчас она напомнила ему ту девочку, которой ничего не стоило ночью выбраться из спальни, чтобы посмотреть на звезды. Или забраться на самую высокую башню, или... Да мало ли какие причуды приходили тогда в ее хорошенькую головку.
Теперь Соланж – прекрасная женщина. И она принадлежит Дэймону, только ему. Никто не в силах разлучить их, один лишь бог... Но господь видел, как он страдал без Соланж и не откажет им в своем милосердии.
– Вот, возьми. – Он протянул Соланж смятую одежду, и она залилась смехом.
– О боже! Мне придется сказать, что заснула одетой.
– Так переоденься, если это так важно.
– Да, пожалуй, я именно так и сделаю.
Но Соланж не двинулась с места, лишь смотрела на Дэймона. Он понял, что она ждет, когда он уйдет или хотя бы отойдет подальше. И понял, почему. С тех пор, как он обнаружил шрамы на теле Соланж, она старалась, чтобы он не увидел ее нагой, по крайней мере, при дневном свете. Только ночью Соланж забывала об этом, поглощенная страстью. Правда, у кровати всегда горела хотя бы одна свеча, но в зыбком ее пламени трудно было что-то разглядеть, а потом Дэймон, истомленный наслаждением, гасил ее.
На миг ему стало мучительно стыдно. Это его вина. Как он мог допустить, чтобы Соланж таилась и пряталась, вместо того, чтобы полностью ему доверять.
Дэймон вздохнул и лег на кровать рядом с Соланж.
– Спасибо тебе за все, – сказал он тихо.
Она покраснела и покачала головой.
– Не стоит благодарить меня, милорд.
– Ты не права, – возразил Дэймон. – Любовь прекраснейшей женщины в мире – это великий дар, за который нельзя не благодарить.
Соланж не могла понять, шутит Дэймон или говорит серьезно.
– Неужели твое молчание означает, что ты усомнилась в моих рыцарских достоинствах? – продолжал Дэймон. – Хотя многие согласились бы с тобой, все же я полагаю, что моя жена способна разглядеть за грубой оболочкой мое золотое сердце – сердце истинного рыцаря.
Лицо Соланж прояснилось, но в глазах мелькнула тень разочарования.
? А, так ты шутишь! Значит, ты в шутку называешь меня прекраснейшей в мире.
? Нет, дорогая женушка, позволь мне заметить, что ты опять не права. – Дэймон испытующе смотрел в глаза Соланж, всем сердцем желая, чтобы она поверила ему. ? Я сказал, что ты – прекраснейшая в мире, и, клянусь честью, имел в виду только это. Ни одна женщина во всем свете не сравнится с тобой, Соланж.
Он увидел, что губы ее задрожали, а глаза наполнились слезами.
– Ты смеешься надо мной, – прошептала Соланж. – Я не хочу, чтобы надо мной смеялись.
Она попыталась встать, выскользнуть из-под шкуры, но Дэймон удержал ее.
– Соланж! Погоди! Я вовсе не хотел смеяться над тобой! И как это могло прийти тебе в голову? Как ты могла так подумать! Ты – моя жизнь, мое счастье, все, чем я дорожу! Ты – само совершенство в этом несовершенном мире! Неужели не понимаешь? – Дэймон крепко сжал ее руки. – Когда я называю тебя прекраснейшей в мире, я говорю истинную правду, но, видно, говорю плохо, если ты поняла меня так превратно. Накажи меня за это!
И Дэймон схватил с ночного столика украшенный драгоценными камнями кинжал. Он вложил рукоять кинжала в ее пальцы и направил острие в свою грудь.
– Прекрасная Соланж, честью и жизнью своей, любовью к тебе клянусь, что сказал истинную правду. Ни разу в жизни я не нарушил своего слова. Для меня ты самая прекрасная в мире, и ни время, ни люди, ни сам господь бог не заставят меня думать иначе. Твое тело – часть твоей красоты, и я обожаю его безмерно. Я с ума схожу от счастья, лаская тебя. Я не могу ни есть, ни спать, когда тебя нет рядом.
Но самое ценное, самое редкостное в тебе – твоя душевная красота, которой наделены немногие. Эту твою красоту, любовь моя, я ценю превыше всего, ибо она – наилучший, драгоценнейший дар. Твоя нежность, доброта, величие озаряют меня, поскольку я связан с тобой. Моя жизнь навсегда сплелась с твоей, Соланж. И я любил, люблю и буду любить только тебя.
Слезы ручьями текли по щекам Соланж, и влажные лаза ее красноречиво говорили то, что не в силах были вымолвить губы.
? Я люблю тебя, – просто повторил Дэймон. – Если ты сомневаешься в этом, мне незачем жить. Моя жизнь в твоих руках, Соланж. Без тебя я не хочу, не могу существовать.
Соланж выдернула руку и с силой отбросила кинжал. Смертоносная игрушка со стуком ударилась о пол.
