Текст книги "Роза на зимнем ветру"
Автор книги: Шэна Эйби
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)
Но, быть может, Дэймону следует узнать, наконец, правду? До сих пор Соланж хранила молчание, исполняя уговор с отцом. Но теперь-то можно и нарушить слово, тем более что отец так и не сдержал своего!
Дэймон молчал, только гладил волосы Соланж, ожидая, пока она успокоится. Соланж протянула руку, коснулась его щеки. Взгляд Дэймона упал на ее запястье, и темные глаза опасно сузились.
Соланж спохватилась, но было уже поздно. Дэймон перехватил ее руку и отдернул рукав белого платья.
– Что это? – голос его был страшен.
Соланж ощутила себя беспомощным зверьком, попавшим в клетку. Сердце ее билось от страха, бессмысленного страха перед гневом Дэймона. Ей хотелось обратиться в бегство. Она дернулась, пытаясь вырваться, но Дэймон держал крепко.
?Соланж, – сказал он, и страх исчез. С нею рядом был Дэймон, который и в ярости не причинит ей боли. Но как же стыдно! Боже мой, как стыдно... Дэймон поднял узкий рукав платья до самого локтя переводя взгляд с одной отметины на другую. Узкие черточки-шрамы лесенкой тянулись вверх по руке Соланж.
Он не заметил этих шрамов ни вчерашней ночью, ни нынче утром. Не видел он их и во время путешествия. Только сейчас Дэймон вспомнил, что Соланж все время носила одежду с облегающими длинными рукавами, скрывающими эти странные отметины.
Соланж покорно позволила Дэймону осмотреть и другую руку. Она больше не пыталась вырваться, лишь дрожала всем телом. На другой руке оказались такие же шрамы.
В глазах Соланж была какая-то странная отрешенность. Он не знал, что думать. От ужаса у него перехватило горло.
Соланж первой оборвала тягостное молчание.
– У него был очень острый нож, – сказала она и смолкла.
Дэймона охватило такое сильное чувство гнева, которое он никогда раньше не испытывал. Хотелось уничтожить, убить ту тварь, которая сотворила такое с его нежной, хрупкой Соланж, и то, что тварь эта уже мертва, лишь подогревало его бешенство.
Не сознавая, что делает, он бросил Соланж на постель и стал срывать с нее одежду в поисках проклятых метин. Она со слезами сопротивлялась. Едва различимые давно зажившие шрамы, тем не менее, покрывали почти все ее прекрасное тело.
Смуглыми загрубевшими ладонями Дэймон гладил нежную, шелковистую кожу Соланж. Боже мой, как она хрупка, слаба, беззащитна...
Соланж не смела заглянуть в его глаза, боялась увидеть в них отвращение, а потому покорно лежала на мягкой перине, оттягивая тот страшный миг, когда Дэймон прогонит ее прочь. Он ведь не потерпит рядом с собой такого уродства...
Что ж, она найдет пристанище в монастыре, как и замышляла раньше. Укроется где-нибудь в глуши. И пусть он сгорит в аду за то, что прогнал ее, что ценил в ней лишь внешнюю красоту. За то, что разбил ей сердце.
Дэймон вдруг вскочил и пошел к двери. Соланж услышала, как глухо звякнул засов. Она ожидала услышать и скрежет ключа, повернутого в замке, но раздались лишь удалявшиеся шаги.
Дэймон ушел. Он покинул ее. Что ж, прекрасно! Соланж села, оправила измятые юбки. Сейчас она переоденется, соберет вещи и уйдет. И никто не посмеет остановить ее, да никому и не будет до нее дела.
Сейчас, сейчас она встанет и...
Но Соланж продолжала сидеть на постели. В комнате было так тепло и уютно. В окно лился солнечный свет, воздух был пронизан приятным ароматом. Она никак не могла понять, чем пахнет. Кажется, розы... или лаванда? Летний, сладостный запах, совсем неуместный в это зим нее время.
Ее охватила дрема. Соланж решила, что немного отдохнет, прежде чем двинуться в путь. Не станут же вы гонять ее силой! И она легла на постель, подставив лицо солнечным лучам.
Издалека доносились приглушенные женские голоса, добродушные и ласковые. Было что-то мирное, утешающее в этих звуках привычной будничной жизни. Голоса казались знакомыми, и Соланж пыталась понять, кому они принадлежат, но не могла. Негромкие, нежные, и так хорошо сочетались с уютным теплом спальни и ароматом летних цветов...
Должно быть, эти женщины сидят кружком за вышиванием и ведут самый обычный, мирный разговор о пустяках, какой и пристало вести женщинам. О цвете ниток, о подгоревшем пироге, о первых неуклюжих шагах детишек...
Шаги в коридоре вдруг сделались громче, затем замерли. Распахнулась и гулко хлопнула дверь. Дэймон вошел и опустился на колени около кровати, наклонился к Соланж, обвив рукой ее талию. Солнечный свет играл в его черных непричесанных кудрях.
В полудреме Соланж протянула руку и легонько коснулась его волос, пытаясь понять, о чем он думает, что чувствует. Дэймон перехватил ее руку и прижал к губам. Пальцами Соланж ощутила, что лицо его влажно от слез, и это было пусть слабое, но утешение. Если Дэймон плачет, значит, она нужна ему. Если она нужна ему, значит, он ее не прогонит.
– Что ты имела в виду, когда сказала, что тебя обманывали? – глухо спросил он, не глядя на Соланж. Его теплое дыхание щекотало ладонь.
– Отец обещал, что, если я стану женой Редмонда, он окажет тебе всяческую поддержку. Об этом он и сказал мне тем утром, перед свадьбой.
Дэймон крепче сжал ее руку.
? Он сказал также, что если я заупрямлюсь, то он вышвырнет тебя за порог без лошади, без одежды, без оружия... – Соланж глубоко вздохнула. – В тот день надвигалась буря...
– Да, была буря, и я выжил в ней вопреки всему.
– Знаю. Теперь я это знаю.
Она смолкла, не желая продолжать, и Дэймон был этому только рад. Он и так уже услышал довольно. В груди у него бушевала буря.
Так значит, Соланж не хотела покидать его! Она стала женой Редмонда против своей воли, и та ночь перед свадьбой, когда они говорили о своей будущей жизни, вовсе не была ложью! Дэймон никак не мог осознать до конца эту новую истину, что разбила вдребезги все его многолетние обиды. Сейчас он чувствовал лишь одно – безмерное облегчение.
Он радовался тому, что его любовь к Соланж не была глупостью или фантазией сопливого юнца. Долгие годы Дэймон хранил в сердце ее образ, невзирая на ту незаживающую рану, которую якобы нанесла ему Соланж... И лишь теперь стало ясно, что его гнев на Соланж был лишь следствием чудовищной ошибки.
Она покинула его, полагая, что тем самым спасает. Она совсем не хотела, чтобы он страдал. То была жертва, поступок настолько благородный, что и представить себе немыслимо. Дэймона охватило раскаяние. И все-таки прежде всего он чувствовал облегчение. Дэймон пытался бороться с этим эгоистичным чувством, ибо за ним скрывалась черная, бездонная пропасть. Бездна эта грозила поглотить его без остатка, и он не знал, сумеет ли когда-либо подняться из нее к свету.
Соланж не хотела покидать его, но все же покинула. То, что произошло с ней после того, как Дэймон так легко отказался от нее, и создало эту пугающую бездну.
«Возмездие... – вкрадчиво шептала тьма. – Ты должен понести кару за грехи своей гордыни...»
– И все-таки Генри в конце концов послал меня к тебе ? сказал Дэймон. – Может быть, он раскаялся в содеянном.
? Не знаю.
Дэймон поднял голову.
? Он сказал, что каждый год посылал к тебе гонцов, но ты отправляла их прочь.
«О, разумеется, – с грустью подумала Соланж. – Редмонд позаботился и об этом».
? Я не знала, – сказала она вслух. – Мне казалось, что отец... что ему больше нет до меня дела.
? Хотел бы я понять одно. – Дэймон стиснул зубы. ? Хотел бы я понять, как ты могла оставаться женой человека, который проделывал с тобой такие мерзости.
? Я и не осталась его женой, – рассудительно за метила она. – Теперь я с тобой.
– Но ты была с ним до самой его смерти!
– Все это в прошлом. По правде говоря, после того, первого, года в Уэллберне я с ним почти не виделась. Он отправил меня во Францию после того, как я...
– Замолчи! Не желаю больше ничего слышать.
В груди Дэймона словно натянулась до предела невидимая струна. Вот-вот оборвется, если Соланж произнесет еще хоть одно слово о своем прошлом. Ему казалось, что он хочет знать всю правду, но теперь понял, что ошибался. Дэймону невыносимо было думать уже и о том, что ему открылось.
Соланж, его прекрасная, нежная Соланж стала жертвой. С ней обращались хуже, чем со скотиной. Воображение рисовало ему картины, одну отвратительней другой, и все они безжалостно загоняли его во тьму. Он задыхался от боли. Он злился на Соланж, презирал ее, проклинал, но причиной всему этому было чувство вины. Да, именно такова его кара за гордыню.
Он должен был отыскать Соланж, должен был узнать, что с нею случилось. Нельзя было бросать на произвол судьбы это беспомощное юное создание. Но он сделал это. Он совершил преступление в то время как она пошла на жертвы, чтобы помочь ему...
Соланж будто прочла его мысли.
– Все это в прошлом, Дэймон. И ничего уже не исправишь.
Чувство вины и бессильный гнев охватили Дэймона. Он всегда считал себя человеком чести. Теперь оказалось, что он жестоко заблуждался. Он предал Соланж. Иначе это и не назовешь. Предал. Отчаяние было так велико, что ослепляло Дэймона. Он падал в темную бездну и не мог остановить этого падения.
Соланж села на кровати, крепко обняла его... Она прижимала его к себе, утешала, укачивала, как ребенка; кожа ее, теплая и нежная, источала аромат лаванды. Горячими губами она коснулась его виска.
– Оставим прошлое. Есть настоящее... и будущее, – прошептала Соланж.
В сердце Дэймона появилась надежда. Да, Соланж принесла себя в жертву ради него, и теперь она с ним рядом. Заслужил того Дэймон или нет, но отныне они вместе.
11
? А это, госпожа моя, вторая кухня.
– Вторая?
Годвин кивнул.
? Она служит для приготовления холодных блюд и горячих летом, поскольку выстроена была гораздо позже угловой башни, а посему подвержена... э-э...
? Сквознякам, – закончила за него кухарка с грубоватым, испачканным мукой лицом.
Служанки, окружавшие ее, оживленно закивали, подтверждая эти слова. ? Ветер здесь гуляет, точно на море в зимний шторм.
Соланж оглядела кухню. Здесь и вправду было куда холоднее, чем в других помещениях замка. Не спасал да же огонь, ревущий в огромном очаге.
– Что ж, я, пожалуй, поговорю с моим супругом о том, чтобы законопатить щели между камнями...
– Нет-нет, миледи, – торопливо возразила кухарка. – Летней жарой в этой кухне стоит такая славная прохлада...
Это была самая длинная фраза из тех, которые до сих пор слышала Соланж от обитателей замка, если не считать самого Дэймона и нескольких его солдат. Она понимающе улыбнулась, и Годвин повел ее осматривать следующее помещение.
Шла уже вторая неделя после свадьбы, а Соланж до сих пор не успела осмотреть весь замок. Причиной этому, главным образом, было то, что Дэймон не позволял ей ходить одной, а в провожатые назначил одного из самых занятых людей в замке. И действительно, стоило Годвину отыскать для нее свободную минутку, как его тут же отзывали, чтобы выплатить жалованье поденщикам, разрешить спор каменщиков либо еще по какому-нибудь делу.
В результате Соланж почти всегда была предоставлена самой себе. Дэймон предпочел бы не отходить от нее ни на минуту, но за месяц его отсутствия в замке накопилось немало дел, да и нужно было готовиться к зимним холодам. Если Годвин был все время занят, то его господину, как хозяину замка, приходилось работать еще больше. И впервые за все время своей жизни в Вульфхавене Дэймон сожалел об этом.
Соланж настаивала на том, чтобы он спокойно занимался делами и не беспокоился о ней – она сама найдет себе занятие, познакомится с женской половиной обитателей замка и, наконец, приступит к обязанностям хозяйки, в чем бы они ни выражались.
Оказалось, однако, что у нее вовсе нет обязанностей. Хозяйство Вульфхавена вела весьма разумная и опытная домоправительница – трудолюбивая и ловкая женщина, под началом которой десятки слуг занимались стряпней, уборкой и стиркой. Она вежливо выслушала предложение Соланж о помощи и даже показала ей список дел, но все они оказались уже выполнены. Кроме того, она ясно дала понять, что в указаниях новой хозяйки не нуждается.
Попытки Соланж подружиться с жившими в Вульфхавене дамами не имели особого успеха. Правда, она перезнакомилась почти со всеми их служанками, поскольку многие дамы по доброте своей присылали супруге марки за свои платья. Никто ни слова не сказал Соланж о том, что она прибыла в Вульфхавен без единого наряда, но именно поэтому молодая жена Дэймона стремилась доказать всем обитателям замка, что ее предосудительное путешествие в Англию – лишь досадная случайность, не более.
Как-то днем, в сонной послеобеденной тишине, Соланж отыскала вышивальщиц. Собравшись в угловой комнате, женщины трудились над огромным гобеленом и негромко болтали. Они были похожи на букет красочных цветов, мерно кивающих пышными головками. Белокурые, темноволосые, рыжие, они были одеты просто и скромно. Иголки так и мелькали в их проворных пальцах, увлекая за собой разноцветные нити.
На миг Соланж припомнился Дю Клар, и те женщины, которые предали ее. Которые ни разу не взглянули ей в глаза, но зато не сводили с нее пристального взгляда куда бы она ни направилась. Шайка соглядатаев, получавших особое жалованье от Редмонда за то, что следили за каждым шагом его жены. Со сладкими голосами и фальшивыми улыбками, они притворялись, будто заботятся о Соланж, и каждую ночь аккуратно запирали снаружи ее спальню.
Но сейчас Соланж была не в Дю Кларе, а в Вульфхавене. И эти женщины подняли на нее глаза с вежливым любопытством. В их взглядах не было ни притворства, ни злобы. Хозяйку замка встретили негромкими доброжелательными приветствиями.
И, тем не менее, Соланж, к стыду своему, поняла, что не может сразу поверить в их искренность. Виной тому была она сама, и никто более. В ответ на ее робкие расспросы вышивальщицы недоуменно ответили, что знать не знают тех двух женщин, которые принесли Соланж белое платье и которых она хотела отблагодарить. Правду ли они говорили, она не знала, но притворилась, что все это пустяки, не имеющие значения.
Соланж нерешительно села рядом с вышивальщицами. Ей дали золотую иголку и указали на край гобелена, который нуждался в починке, и она принялась за работу, настороженно вслушиваясь в наступившую вдруг тишину. Почему они замолчали? Почему обмениваются исподволь лукавыми взглядами? Неужели смеются над ее неловкими стежками? Или, что еще хуже, насмехаются над самой Соланж, над ее приключениями, ее позором? Знают ли эти женщины о шрамах на ее теле?
Соланж склонилась над работой и прилежно вышивала до тех пор, пока не решила, что теперь может уйти, никого не обидев. И как пристально она ни вглядывалась в лица женщин, так и не смогла понять, насколько они с ней искренни.
Тем не менее, она улыбнулась на прощание, пожелала вышивальщицам всего доброго, и они откликнулись теми же словами, приглашая маркизу Локвуд прийти к ним еще, если она захочет.
Соланж решила, что не появится здесь, покуда не сумеет обрести душевный покой или не изучит получше людей, которые отныне ее окружают. Сам Вульфхавен был для Соланж источником радости и мира, несмотря на то, что обитатели его пока что обращались с нею вежливо, но с отчужденным почтением. Правда, для Соланж это было не в новинку. В конце концов, она много лет училась владеть собой в самых разных обстоятельствах.
И вновь вспомнился Дю Клар. Настоящим открытием для нее стали обнаруженные там потайные ходы. Она нашла их совершенно случайно, потому что почти не выходила из комнаты, которая именовалась покоями графини. Долгими часами она разглядывала узор из цветов и листьев на панелях близ очага, водила по ним пальцами, нащупывая едва заметные щели. Детская вера в фей и чудеса помогла ей однажды найти такое сочетание узоров, которое отпирало древний замок потайной двери.
Секретные ходы Дю Клара открыли ей целый мир и даровали временную свободу. Соланж разрешалось ездить верхом, но всегда в сопровождении еще нескольких всадников. Эти ежедневные прогулки были для нее истинным удовольствием, но свободой здесь и не пахло. Соланж не смела удалиться от своих охранников дальше, чем на несколько шагов. Тем не менее, она использовала каждую возможность, чтобы поупражняться в верховой езде. Это могло ей пригодиться. Соланж вовсе не намерена была оставаться в Дю Кларе до конца своих дней. Она лишь ждала, когда подвернется подходящий случай.
И вот он подвернулся. Обнаружив потайные ходы, Соланж стала вести ночной образ жизни и порой до рассвета бродила в лабиринтах между древними стенами. Когда все обитатели замка погружались в глубокий сон, Соланж потайными ходами покидала Дю Клар и оказывалась на свободе. Метр за метром она изучала лесные тропинки, стараясь не допустить в своем замысле ни единого промаха.
Во время одной из таких прогулок в лесу она наткнулась на листья белены и вспомнила, как Дэймон использовал их в качестве снотворного при лечении своих пациентов. Соланж собрала пригоршню листьев белены, затем прибавила к ней другую, не зная точно, сколько нужно снадобья, чтобы погрузить в сон все население замка. Три ночи подряд перед побегом она резала листья на мельчайшие кусочки, прокрадывалась в кухню и подсыпала зелье в вино, которое подавалось к столу. Пряный вкус вина заглушал чуть горьковатый привкус белены.
Ее план сработал. Ни один человек в замке не проснулся, когда она вместе с Дэймоном покинула Дю Клар. Ни один солдат не погнался за ними той ночью, хотя без погони все же не обошлось. Единственное, чем рисковала Соланж, была вероятность того, что сам Дэймон за ужином выпьет слишком много вина. Счастье, что за все эти годы он не стал пьяницей...
– Госпожа моя! Ты все здесь осмотрела?
Годвин, стоявший перед Соланж, вежливо похлопал ее по руке, дабы привлечь внимание хозяйки.
– Если ты осмотрела эту кладовую, мы можем двинуться дальше.
Они стояли в холодном каменном погребе, на стенах которого висели бараньи туши, разнообразные колбасы, связки перца, чеснока, лука и сушеных трав.
– Да, – сказала Соланж, – пожалуй, с меня довольно.
Однако едва они вышли во двор, как подбежал солдат и сказал, что Годвину срочно нужно идти в казармы, где вышла ссора между местным трактирщиком и солдатом, который якобы не заплатил за выпивку. Годвин с неподдельным сожалением извинился перед Соланж, прибавив, что все же надеется когда-нибудь завершить осмотр замка.
Дэймон на весь день уехал в деревню, чтобы присмотреть за работниками и собственными глазами увидеть, как идет сбор урожая. Соланж бесцельно бродила по замку, осматривая те комнаты, где уже бывала прежде, и старательно избегая людных мест. Во второй раз, пройдя мимо темного арочного проема, она с любопытством заглянула в таинственный полумрак, но разглядела лишь ступени винтовой лестницы, уходящей в кромешную тьму.
Молодая служанка, которую Соланж спросила об этой лестнице, испуганно покачала головой.
– Ой, нет, миледи, не надобно туда ходить! – сказала она.
– Почему же? – удивилась Соланж. Служанка боязливо оглянулась.
? Потому что, госпожа, там водятся духи! – таинственно прошептала она.
? Да неужто? – не на шутку заинтересовалась Соланж.
? Самые настоящие призраки, и какие ужасные! Ночь напролет лопочут что-то, рыдают или же хохочут, как безумные, и двигают вещи!
? Комната наверху заперта?
?Ой, госпожа, не знаю. Я там никогда не была.
Никто туда и не ходит.
?Понимаю. Спасибо тебе, ступай.
Служанка присела в реверансе и побежала прочь, торопясь вернуться к своим обязанностям, а Соланж отправилась в свою спальню за свечой. В Вульфхавене были отменные восковые свечи, куда лучше вечно коптящих свечей из свиного сала, которыми пользовались в Дю Кларе. Подымаясь по винтовой лестнице в темноту, Соланж гадала, держит ли Дэймон пчел.
Наверху лестницы оказалась дверь, и она была не за перта. Впрочем, было видно, что многие годы здесь не ступала нога человека. Дверные петли громко завизжали, и Соланж, опасаясь лишнего шума, приоткрыла дверь ровно настолько, чтобы кое-как протиснуться внутрь, вытянув вперед руку со свечой. Зыбкое пламя затрепетало, но не погасло.
За дверью оказалась еще одна комната. Соланж решила, что, вряд ли она изначально была предназначена под кладовую. Скорее уж здесь находилась гостиная, она была на самом верху одной из замковых башен. Над головой конусом уходил в полумрак потолок, пересеченный черными от времени дубовыми балками. Странно, эта комната оказалась заброшенной. Соланж низачто бы не поверила, что Дэймон может испугаться каких-то там призраков.
В углах стояли ветхие сундуки. Трехногие стулья уныло кренились во все стороны. На покосившихся столах валялись груды изъеденных молью ковров и гобеленов. В битой посуде окаменели остатки еды. Пыльное стекло в узком окне едва пропускало солнечный свет. Комнату наполнял странный буроватый сумрак.
– Самое подходящее место для призраков, – пробормотала Соланж и осторожно двинулась вперед, обходя искалеченную мебель.
За спиной послышался скребущий звук. Соланж стремительно обернулась, подняв свечу повыше, но не увидела даже мыши. Прямо перед ней стоял покрытый пылью сундук.
С виду он ничем не отличался от остальных. Почерневшая кожа, которой он был обтянут, знавала лучшие времена, пока не стала добычей тления и грызунов. Сундук, однако, был не заперт. Прочные кожаные ремни, которые стягивали его, оказались расстегнуты.
Соланж опустилась на колени, поставив свечу в узкое горлышко треснувшей вазы. Крышка сундука оказалась куда тяжелее, чем казалась с виду. Когда Соланж, наконец, удалось кое-как приподнять ее, она с грохотом откинулась назад, а из недр сундука вырвалось облако затхлой пыли. Соланж почувствовала слабый запах лаванды и закашлялась. Она помахала рукой перед лицом, разгоняя пыль, и взглянула на содержимое сундука.
Первое, что она увидела, были сухие лиловые цветы лаванды на длинных стебельках. Они были изящно разложены поверх ткани, словно хозяйка сундука должна вот-вот вернуться за сменой одежды. Соланж бережно вынула цветы и отложила в сторону.
Платье, лежавшее сверху, было из тонкой ярко-синей шерсти, вырез и рукава расшиты мелкими белыми цветочками. Под ним оказалась нижняя рубашка тончайшей, искусно выбеленной шерсти. Дальше следовал еще один слой сухих цветов, а под ними – что-то черное с серебряной вышивкой на плече – изображение такого же волка, какой красовался на камзоле Дэймона в день свадьбы, только без полумесяца. Еще ниже хранилась одежда разного назначения и самых разных цветов – черная, розовая, ярко-желтая, изумрудно-зеленая...
Вся одежда была пропитана запахом лаванды и мягко шуршала, когда Соланж складывала ее на край сундука, где не было пыли. На самом же дне находилось то, что она, собственно, и ожидала увидеть. То была искусно исполненная миниатюра – портрет черноволосой женщины с карими смеющимися глазами. И хотя он был так мал, что умещался в ладони, Соланж без труда узнала знакомые черты. И не потому даже, что Дэймон так похож на свою мать. Соланж поняла, что видела эту женщину собственными глазами и совсем недавно.
Или же ей только почудилось? Но ее глаза точно так же смеялись, когда она протягивала Соланж белое платье. Другая гостья тоже улыбалась – красавица с нежной, почти светящейся кожей. Она говорила по-французски. Тогда Соланж не заметила этого. Ей казалось вполне естественным отвечать их ласковым речам на смеси двух языков...
Соланж вдруг осенило. Те женские голоса, которые утешали и успокаивали ее, когда Дэймон обнаружил шрамы, звучали так знакомо, до боли знакомо...
В Уэллберне, когда Соланж, захворав, металась в горячке, лихорадочный бред уводил ее далеко от реального мира, который был хуже самых страшных кошмаров. Тогда в бреду Соланж оказалась в незнакомом месте, где был и Дэймон. Но лишь теперь она вспомнила голоса двух женщин, звучавшие во мраке. Английские слова смешивались с французскими и значили для Соланж только одно – любовь. Любовь, которой она никогда не знала. Материнскую любовь...
Жизель умерла давным-давно, но лишь теперь стало ясно, что она всегда незримо находилась рядом с дочерью. Понятно, почему вышивальщицы ничего не знали о женщинах, принесших белое платье! Наверное, никто из них не верил в призраков. Кроме Соланж.
Она поднесла к лицу сухую веточку лаванды и вдохнула тонкий аромат летнего тепла. И замерла, зачарован но глядя на портрет.
– Соланж! Соланж, ты здесь?
Голос доносился издалека, но в нем звучала явственная тревога. Не успев ответить, Соланж услышала на лестнице знакомый топот.
– Я тут! – крикнула она Дэймону.
– Соланж! Боже милосердный, что ты здесь делаешь? Мы тебя обыскались! Почему ты не отвечала, когда тебя звали?
– Я ничего не слышала, – сказала она. – Прости, я не хотела никого напугать. Мне казалось, что я пробыла здесь совсем недолго. А ты... ты ведь уехал из замка на весь день?
– Я нашел ее, все в порядке! – крикнул Дэймон вниз, не удостоив ее ответом.
Он с силой толкнул дверь, и она приоткрылась чуть шире, с грохотом ударившись о старые сундуки. Дэймоном протиснулся в эту щель. Лицо у него было очень сердитое. Соланж бережно положила на стол веточку лаванды.
? Что с тобой, Дэймон?
? Что со мной? Я провел три самых страшных часа в своей жизни, воображая, что могло с тобой случиться! Заблудилась, утонула в море, свалилась с башни...
? Милорд, да неужели я так неуклюжа? У меня, если помнишь, изрядный опыт лазанья по башням.
? Помню! Очень хорошо помню о твоих ночных подвигах!
Соланж выпрямилась.
? Как видишь, причин для тревоги нет. Я не упала с башни, не утонула, не заблудилась. Просто задумалась. Вот и все.
Дэймон шагнул к ней и так крепко стиснул в объятиях, что у нее перехватило дыхание.
– Соланж, не смей больше исчезать, не сказав никому ни слова!
– Но я только...
– Если не желаешь, чтобы меня хватил удар.
– Не дай бог! Послушай, я только...
– Обещай!
Дэймон коснулся губами ее щеки, и она невольно улыбнулась.
? Хорошо, Дэймон, обещаю.
? Спасибо. – Он разжал объятия и огляделся – теперь будь добра объяснить мне, как ты ухитрилась отпереть эту дверь. Никому из нас это до сих пор не удавалось.
? Отпереть? Но дверь не была заперта.
Дэймон насторожился.
– Быть того не может!
– Может, потому что это правда.
– Извини, я не хотел обвинить тебя во лжи, но ведь мы нигде не смогли найти ключ от этой комнаты. Она так и оставалась запертой с тех пор, как я вступил во владение замком. Я уже подумывал, не выломать ли дверь...
Соланж отошла к сундуку и снова опустилась перед ним на колени.
– Рада, что тебе не пришлось этого делать. Посмотри, что я нашла!
С этими словами она протянула Дэймону миниатюру. Он пристально взглянул на портрет, затем опустился на колени рядом с Соланж и вернул ей находку.
– Где ты отыскала это?
– В сундуке, под одеждой. Дэймон, этот сундук принадлежал твоей матери! И платья тоже ее. Я уверена.
Она хотела показать ему вышивку с изображением волка, но Дэймон заметил веточки лаванды и поднес одну из них к лицу.
– Я помню, – медленно проговорил он, – помню этот запах.
– Да, – сказала Соланж. – Так пахнет в моей спальне.
– Нет, я помню его с давних пор. До того, как я по селился в Айронстаге.
– Да, конечно, – пробормотала Соланж.
– Она любила запах лаванды, – тихо сказал Дэймон.
Соланж тихонько присела рядом, не желая мешать его воспоминаниям. Профиль Дэймона казался отчеканенным из бронзы – воплощение мужской красоты, чудесным образом повторявшее черты женщины с миниатюры.
Соланж любила их обоих, и сердце ее изнывало от боли «Теперь у него есть хотя бы это, – думала она, ? хотя бы эта мелочь... У нас есть».
Несколько часов пролетели незаметно. Они рассматривали пергаментные свитки, обрывки драгоценных ожерелий, старые седла, заржавленные шпоры и изъеденные мышами плащи. Наконец начало темнеть, да и свечка почти догорела. Дэймон собрал платья, которые обнаружила в сундуке Соланж.
? Почему бы тебе не носить их, покуда не сошьем для тебя новые наряды? Думаю, что моя мать была бы не против.
?Я тоже так думаю, – нежно ответила Соланж.
Сон повторялся. Опять они были в их потаенном местечке. Соланж убегала от Дэймона, задыхаясь от смеха, а он гнался за ней и ругался последними словами. Он едва не схватил Соланж, но в последнюю минуту она увернулась, отскочила, хихикая, игриво размахивая сжатым кулачком. Трава вокруг них была зеленая-зеленая.
«Нет, не смей!» – говорил Дэймон сурово, а Соланж не понимала, что гнев его не притворный, а самый настоящий.
Она крепко стиснула в кулачке желанную добычу, восторгаясь этой новой игрой. И снова поднесла кулачок ко рту.
«Нет!» ? закричал Дэймон, снова бросаясь на нее. У него лицо Редмонда с пустыми глазами. И рука его тянулась к Соланж, чтобы причинить ей боль.
– Нет! – закричала Соланж что есть силы и разом проснулась.
Дэймон тут же открыл глаза и крепко обнял ее.
– Успокойся, любовь моя, это сон, всего только сон... – ласково прошептал он.
Он прижал ее к себе, ладонью отведя со лба спутанные локоны, и держал так, покуда она не пришла в себя. Соланж повернулась на бок, чтобы лучше видеть его лицо.
Постель была уютной и мягкой. Дэймон ласкал жену все медленней и, наконец, снова погрузился в сон. Увы, Соланж было не так легко последовать его примеру.
Дэймону нравилось, когда после жаркой любовной игры Соланж оставалась в его спальне. Он неизменно твердил, что его кровать шире, а стало быть, удобнее для двоих. Соланж ничуть не возражала. Хотя ее спальня тоже была удобна, она с радостью делила бы с Дэймоном любое ложе, где бы он ни вздумал преклонить голову. В последнее время Дэймон спал, как убитый, потому что дни напролет трудился без устали. Когда же Соланж вы разила свое беспокойство, он заявил, что, дескать, вытерпит все, покуда она рядом.
Нынче ночью, как и всегда, Дэймон ласкал ее с безудержной, почти неистовой силой. Как бы поздно он ни лег, как бы ни устал, его поцелуи были всегда страстны ми и чувственными. И Соланж отвечала мужу тем же с неукротимым пылом.
Вечерами он неизменно приходил в комнату Соланж или же притворялся, что похищает ее, увлекая в свою спальню. Его страсть была всепоглощающей, и Соланж изумлялась тому, как пылко и благоговейно ее муж исполнял то, что для многих супружеских пар было лишь постылым долгом.
? Ты моя, моя! – твердил он, обнимая Соланж, ласками ее нагую плоть и приводя их обоих к вершинам блаженства. Наслаждение всякий раз было так велико, что Соланж едва не умирала от восторга. Таков был Дэймон, ее возлюбленный. Даже самые смелые мечты не могли сравниться с подлинной силой его страсти. Реальность оказалась куда восхитительней ее девичьих грез. Неистовые ласки Дэймона открыли для Соланж новый мир.
? Я люблю тебя, – чуть слышно прошептала она, глядя в дорогое лицо. – Люблю, люблю, люблю. Я всегда любила тебя.
