Текст книги "Бриллиант"

Автор книги: Шарон Сэйл

Глава 4

Хотя Нэшвилл и поразил Даймонд, он оказался все же не таким ужасным городом, как ей заранее представлялось. Пока Джесс поворачивал с улицы на улицу, она во все глаза смотрела вокруг, думая, что это, наверное, сон. Джесс свернул с Бродвея на Пятую улицу. Когда они проезжали мимо Райман Аудиториум, у Даймонд даже рот приоткрылся от восхищения. Она словно ощутила тут присутствие многих известных музыкантов, в том числе и тех, кто давно уже умер. От этих мыслей у девушки по спине пробежал холодок.

Джесс краем глаза наблюдал за Даймонд, догадываясь, что она чувствует, глядя на виды за окном. Видя ее радостное возбуждение, он припомнил, какие чувства испытывал сам много лет назад, пытаясь добиться певческой славы, взобраться на вершину музыкального Олимпа. Он тогда метался от отчаяния к изумлению. Но все эти метания закончились, когда Джесс встретил Томми Томаса.

Даймонд обернулась к Джессу: глаза ее возбужденно горели, рот был полуоткрыт. Джесс поглубже вдохнул. Он представил сейчас, что с таким же выражением лица она будет лежать под ним, – и картина в его воображении получилась настолько яркой, что он чуть не врезался в припаркованный у тротуара микроавтобус. Каким-то чудом он сумел в последний момент свернуть влево.

– О черт… – беззлобно выругался Джесс. Нет, все это пустые мечтания, до добра они его не доведут. Столько раз Джесс видел в ее взгляде выражение «не трогай меня», что последние сомнения давно уже отпали. Кроме того, Джессу частенько приходилось напоминать себе, что он вытащил эту девушку из Крэдл-Крика вовсе не для того, чтобы затащить к себе в постель. Он хотел помочь ей сделать карьеру. И все, хватит об этом.

Однако все эти размышления не помогали Джессу расслабиться. Проехав по Мьюзик-роу, он остановил автомобиль возле здания, в котором размещалась студия звукозаписи, Джесс, сглотнув, молча стал наблюдать как Даймонд, распахнув дверцу, поставила на землю сначала одну длинную ногу, затем другую и только потом встала в полный рост.

– Машина для моего роста немного низковата, – со смущенной улыбкой сказала она.

Джесс улыбнулся, однако улыбка получилась больше похожей на гримасу. Он старался не представлять себе Даймонд в постели. Воспоминание о ее чувственном теле и длинных красивых ногах было сейчас таким отчетливым, что у Джесса даже пот выступил на лбу.

– Для меня тоже, – сообщил он, пытаясь выбросить из головы неуместные фантазии. Чтобы прийти в себя, Джесс поплотнее нахлобучил стетсон. – Просто я с детства мечтал о подобной машине. Как только сделал свой первый хит, сразу же решил осуществить мечту. Вот теперь и катаюсь на ней.

Даймонд улыбнулась, стараясь представить себе молодого наивного Джесса Игла. Представить его молодым было еще можно, но вот наивным – на это ей явно не хватало воображения.

Джесс повел ее через автостоянку. Даймонд начала еще больше волноваться. Через несколько минут она окажется в самой настоящей студии звукозаписи. И уже сегодня увидит, как записывают музыку для альбома. У нее даже будет вполне благовидный предлог, чтобы сидеть и наблюдать за тем, как это делает сам Джесс Игл. Хотя она спала под крышей его дома, ела с ним за одним столом, все же увидеть, как он создает, свои песни, было несравненно более интересно.

Когда они появились на студии, почти все музыканты «Мадди роуд» – «Грязной дороги» – были уже на месте.

– А… Джесс, старина! Слышал, что ты устроил себе небольшой отдых, только вот не знал, куда именно ты улизнул. Слушай, а там, где ты был, есть еще такие хорошенькие девушки, а? Если да, то я тоже готов сгонять туда.

Джесс никак не ожидал услышать от своего басиста подобное заявление. Ему внезапно стало неприятно: он вовсе не хотел, чтобы Даймонд была мишенью для чьих-либо насмешек, даже таких беззлобных.

Мак Мартин был известным ловеласом, музыканты часто подшучивали по этому поводу. Даже не видя лица Даймонд, Джесс был уверен, что шутку она не одобрила. Сразу вспомнился бар Уайтлоу. Конечно, ей приходилось слушать и худшие сальности, но дело сейчас было не в этом. Джессу просто не понравился юмор Мака. На щеках Даймонд выступил румянец, и она, не произнеся ни единого слова, уставилась на бородача.

Его длинные прямые волосы и борода с сединой картинно обрамляли лицо. Губы улыбались, однако глаза смотрели холодно и жестко. Даймонд смотрела, как он, поднявшись с места, коленом подал гитару и направился в их сторону. На ремне гитары было вышито имя «Мак». Даймонд еще подумала, что этому человеку очень подходит его имя. Гитарист был массивным, даже толстым, совсем как грузовик «Мак». И почти такой же некрасивый.

Сняв гитару, он дружески обнял Джесса, исподтишка бросив взгляд на Даймонд, ухмыльнулся и подмигнул девушке.

– Знаешь, Мак, не слышал от тебя таких заявлений с тех пор, как ко мне в гости приезжала мать. Иначе предупредил бы свою даму, что под твоим сарказмом скрывается самая обыкновенная зависть.

Мак громко расхохотался, засмеялись и остальные музыканты группы.

Джесс поспешил представить Даймонд всем присутствующим, начал было объяснять, почему привез ее сюда, но, увидев появившиеся на лицах насмешливые улыбочки, придержал язык. Ему явно не поверят, впрочем, это не важно. Он знал, что придет время, и Даймонд сама все объяснит своим голосом. В ее таланте Джесс не сомневался ни секунды.

Даймонд пожимала руки, улыбаясь каждому музыканту вежливой сдержанной улыбкой. Кроме Мака, в студии собрались Джейк, Монти, Эл и Дейв. Все они с различной степенью заинтересованности посматривали на девушку, но ни у одного из них во взгляде не мелькнуло даже ничего похожего на интерес к ее голосу. Когда наконец прибыл менеджер Джесса, Даймонд удостоилась еще одного, на сей раз более пристального и проницательного взгляда. Впрочем, такого она и ожидала. Томми Томасу она явно не понравилась, да это было и неудивительно, если припомнить историю их знакомства.

Томми выдавил на губах профессионально вежливую улыбку, пожал руки Даймонд и Джессу, вдобавок мягко похлопав девушку по плечу. Даймонд благоразумно не отреагировала на приветствие Томми, так же как и на улыбочки музыкантов. Когда началась репетиция, все, казалось, совершенно забыли о ее присутствии. Но этого-то ей как раз и хотелось. Как хотелось послушать музыку Джесса.

Часов пять спустя затихла последняя нота, и Джесс замолчал. В течение всего долгого рабочего дня голос его оставался таким же чистым и сильным, как и в начале записи. Своей большой ладонью он накрыл гитарные струны, заставив инструмент замолчать.

Даймонд нервно поежилась и прислонилась головой к стене. Джесс так великолепно владел своим голосом, что она просто устала слушать его, устала от этого бесконечного совершенства. Ей казалось, что при помощи голоса Джесс занимается любовью с песней. Он обольщал и подчинял себе мелодию, соблазнял ее, улещивал. А каждый раз, когда песня заканчивалась, Даймонд казалось, что Джесс пел специально для нее.

Именно эта магия его исполнения так привлекала слушательниц. Даймонд понимала это и старалась не поддаваться обаянию Джесса. Она чувствовала, что он поет для себя и для публики, стараясь получить как можно больше удовольствия от собственного исполнения и одновременно доставить удовольствие другим. Даймонд догадывалась, что в жизни Джесса не было какой-то единственной женщины, которую он любил, а была лишь бесконечная череда сменявших друг друга любовниц. И она совсем не хотела стать его очередной прихотью, угодить в капкан, расставленный этим человеком. Ей казалось, что она избежала этого капкана, но тут случилось нечто, чего Даймонд не ожидала.

Джесс облокотился на пюпитр, где были разложены его ноты, отмечая то место, которое хотел переписывать. Гитара лежала у него на коленях.

Джесс придерживал ее рукой, другой энергично жестикулируя. И все время, пока Джесс объяснял свой замысел, он неосознанно поглаживал золотистую древесину своей гитары – так мужчина ласкает тело женщины.

Кончиками пальцев он нежно проводил по изгибам деки, и со своего места Даймонд видела, что его влажные пальцы оставляют едва различимые следы на полированной поверхности инструмента.

Когда Даймонд встала и пошла из студии, все мужчины разом повернули головы на стук ее каблуков. Она так незаметно, так тихо сидела много часов подряд, что музыканты совсем позабыли о ее существовании.

Все, кроме Джесса. Он, наоборот, в течение всего дня постоянно ощущал рядом с собой ее присутствие. Он замечал, как она время от времени меняла позу, как клала ногу на ногу, как тихонько подпевала его песням. Однако ее уход был для Джесса полной неожиданностью. Как и выражение боли на лице Даймонд.

Джесс снял с колен гитару и объявил общий перерыв.

Все, кто был в студии, с понимающими улыбками переглянулись. Когда Джесс почти побежал догонять Даймонд, раздались сдержанные шуточки. Мак молча смотрел ему вслед, прикидывая, сколько пройдет времени, прежде чем Джесс устанет от этой женщины. При виде Даймонд у Мака появились какие-то нехорошие предчувствия. Эта женщина была для него загадкой.

Стоя в коридоре, Даймонд вспоминала, что выделывали руки Джесса с гитарой, и ей невольно приходилось признать возможность существования чувства, о котором раньше она только догадывалась. Это чувство, пришедшее против желания Даймонд, было столь сильным, что не заметить его было просто невозможно. Нечто похожее, хоть и нечасто, происходило с ней, когда Даймонд была помоложе: когда думала, что не все мужчины лгуны, что не все женщины могут только плакать. И вот она влюбилась в мужчину, который был легендой в мире кантри. Наверное, никогда прежде Даймонд не позволяла себе подобного безрассудства.

– Даймонд, дорогая. С тобой все в порядке?

Девушка услышала озабоченность в голосе Джесса. Ее же взгляд, когда она обернулась, был холодным и неприступным.

– Я вовсе не твоя дорогая. Просто я устала и проголодалась. Прошу прощения, если я нарушила своим уходом какое-нибудь правило.

Джесс отреагировал на ее гнев, но совершенно неожиданно для Даймонд.

– Извини, Даймонд, – спокойным голосом произнес он. – Видишь ли, у меня такая привычка, я всем женщинам говорю «дорогая».

– Ну конечно…

На душе у Даймонд сейчас было отвратительно. Да, никакой ошибки: она и вправду влюбилась в Джесса. И отметила это тем, что нагрубила ему. Но она ничего не могла с собой поделать. Это была единственная оставшаяся ей форма самозащиты.

Джесс вздохнул, привычно запустив руку в волосы и взъерошив их. Он не понимал, что стало причиной последней выходки Даймонд. Зато он прекрасно знал, что хочет сейчас сделать. Ему хотелось крепко обнять Даймонд, чтобы в ее глазах растаял снег, исчезло выражение боли. Однако он поступил иначе: вытащил из кармана несколько купюр и, вложив их в руку Даймонд, указал ей на небольшую забегаловку, расположенную как раз через дорогу.

– Там довольно хорошо кормят. Лучше всего они готовят сандвичи с жареной говядиной. Пойди и поешь как следует. А потом, если тебя не затруднит, возьми и нам дюжину бургеров, ладно? Я был бы тебе очень признателен, дорог…

Джесс не договорил, сердито махнув рукой. Ну вот, опять… Такое, казалось бы, славное словечко, но от него сегодня одни неприятности.

Даймонд покосилась на деньги, зажатые в руке, поборов в себе желание швырнуть купюры ему в лицо. Но она заставила себя сдержаться.

– С удовольствием, – мрачно произнесла она, повернулась и пошла к выходу.

Джесс не отрывал от нее глаз, пока Даймонд не скрылась за дверью закусочной. Ему казалось, что сейчас он только ухудшил их отношения, и без того неважные.

– Вот проклятие… – пробормотал он, направляясь назад в студию.

Домой ехали поздно вечером; путь показался Даймонд очень долгим и утомительным. Разговор как-то не клеился. Даймонд даже не глядела на Джесса, когда он пытался ей что-то рассказывать. Она боялась смотреть на него. Он с легкостью мог бы прочитать по ее глазам самые сокровенные мысли.

Джесс, впрочем, не слишком пытался развлечь ее. Он не понимал, почему вдруг Даймонд сделалась такой замкнутой. Однако он достаточно знал женщин, чтобы догадаться: иногда их следует просто-напросто оставить в покое. Особенно когда они напускают на себя вот такой неприступный вид. Ему уже довелось однажды увидеть, каким сильным ударом справа обладает Даймонд, и Джесс решил не рисковать, вызывая ее недовольство.

– Вот и замечательно, – сказал Джесс, заводя машину в гараж. – Как я вижу, Хенли уже вернулся.

Эти слова явно заинтересовали Даймонд. Хенли? Она, кажется, уже слышала однажды это имя… Хотя и не видела этого человека. Прежде чём Джесс успел отстегнуть свой ремень безопасности, девушка уже выскочила из автомобиля.

Почувствовав запах цыпленка, Даймонд ощутила, как у нее буквально потекли слюнки. Запах доносился через открытое окно кухни. В животе у девушки громко заурчало. При этих звуках Джесс весело усмехнулся, что совсем не понравилось Даймонд.

– Это еще кто такой – Хенли? – спросила она, нарочито не замечая его улыбки.

– Это я, мисс, – ответил мужской голос, эхом отозвавшийся под низким сводом гаража. – Вы приехали как раз вовремя. Ужин почти готов, – добавил он и скрылся в глубине дома.

– Ужин… готов? – растерянно повторила Даймонд.

Джесс улыбнулся:

– Хенли знает свое дело. Я всю жизнь любил как следует поесть.

– Что ж, прекрасно. А то я просто умираю с голоду, – заявила Даймонд и направилась из гаража в дом.

– Это видно, – не без ехидства заметил Джесс. Даймонд обернулась и высунула язык.

– Настоящий джентльмен никогда не показал бы виду, что слышал, как у дамы урчит в животе.

– Ну, я-то не джентльмен, – спокойно ответил он.

Джесс сейчас стоял так близко к Даймонд, что ее волосы касались его лица. Он вдохнул поглубже и прикрыл глаза. Затем медленно выдохнул.

Девушка почувствовала на своей шее его горячее дыхание. И у нее закружилась голова от внезапного желания. Но Даймонд не позволила воображению увлечь себя. Тем более что Джесс находился за ее спиной, а впереди ее ждала еда, и, стало быть, пути назад были отрезаны.

– Мне нужно минут пять, умыться и привести себя в порядок, – сказала Даймонд, начав подниматься по лестнице. – Не начинай есть без меня, потому что я…

– Ладно, ладно… Потому что ты умираешь от голода, я понимаю.

Даймонд пробормотала себе под нос что-то нечленораздельное: уж, конечно, не комплимент. Впрочем, это Джесс понял по ее тону, слов ему не удалось расслышать. Он сначала улыбнулся, затем громко рассмеялся: ее желудок вновь дал о себе знать.

Брови Джо Хенли вопросительно приподнялись, почти коснувшись редкой рыжей шевелюры, рот искривила усмешечка.

– Ваша гостья, сэр?

– Что-то в этом роде… Но совершенно не такая, как ты о ней подумал. У этой леди потрясающий голос, я нашел ее в одной Богом забытой дыре, в городишке, даже названия которого я никогда в жизни не слышал. И предложил ей помочь сделать карьеру, для которой у нее есть все данные. Не больше.

– Ну разумеется, – поспешил согласиться с хозяином Хенли. – Не больше, сэр.

Джесс нахмурился.

– Кажется, я уже не раз просил тебя, чтобы ты не называл меня сэром, черт побери?!

– Я не называл вас сэр, черт побери. Я просто сказал «сэр». Но если вы хотите поменять свой титул, нужно лишь дать мне об этом знать, мистер Игл. Я с большим удовольствием…

Джесс не выдержал и улыбнулся. Хенли явно подшучивал над ним и весьма гордился своим юмором. Высказавшись, он отправился к себе на кухню.

– Ну ладно, Хенли, твоя взяла. Только не слишком увлекайся своей болтовней. А от запаха цыпленка с клецками у меня уже слюнки текут. Надеюсь, ты приготовил достаточно, так как леди…

– Да, сэр. Полагаю, она очень проголодалась.

Хенли отцепил верхнюю часть своего поварского передника, поправил белую, с короткими рукавами рубашку и галстук-бабочку, приготовившись прислуживать за столом. Он хорошо разбирался в людях. Ему удалось увидеть Даймонд лишь мельком, но он сразу понял, что леди очень проголодалась. Хотя ему и показалось еще, что она нуждается не столько в пище, сколько в человеческом тепле и участии. Посмотрев на нее, Хенли мог бы сказать, что давно уже не видел на лице у женщин таких эмоций. Нечто похожее доводилось ему наблюдать в Сайгоне, а также в джунглях Камбоджи. Подобное выражение лица означало только одно: женщина потеряла веру в человечество, а особенно в сильную его половину.

Заставив себя не думать больше об этом, Хенли принялся накрывать на стол. В конце-то концов какое ему дело, что происходит у его хозяина с этой женщиной… Ему решительно все равно. Поэтому он будет вести себя совершенно нейтрально, только если она сама не попросит его о большем! И только когда Хенли накладывал в тарелку Даймонд вторую порцию добавки, он переменил к лучшему свое мнение об этой женщине: не вызывало сомнений то, что ей нравится его стряпня.

Даймонд улыбнулась про себя, припомнив, как съела огромного цыпленка с изрядной порцией клецок и затем попросила Хенли о добавке. Она ела, разговаривала с толстяком поваром, и это избавляло ее от необходимости общаться с Джессом. Так что к концу ужина Даймонд и думать забыла о том, что он тоже сидит за столом.

Привалившись к колонне крыльца, Даймонд с улыбкой смотрела на расстилавшийся перед домом луг, на жеребенка, который скакал вдоль изгороди, забавно подпрыгивая. Кобылица, его мать, лениво щипала траву, однако глаз с жеребенка не спускала.

Даймонд потянулась, сошла с крыльца и пошла к загону для скота. Вечерний ветерок подул совсем недавно, однако в воздухе уже чувствовалась сменившая жару приятная прохлада. За деревьями, окружавшими дом, громко замычала корова. Откуда-то издали ей ответила другая. Прикрыв ладонью глаза, Даймонд принялась смотреть на спускавшееся к горизонту солнце.

Она думала о том, что у этих коров, даже вот у той вороны, есть свой дом. Как и у всего живого. Только она одна – бездомная скиталица.

Подойдя к загородке, Даймонд облокотилась на верхнюю планку, любуясь сочной зеленью травы, наблюдая за тем, как резвится жеребенок.

– Ведь и у тебя, малыш, есть мама, которая заботится о тебе?

Голос Даймонд далеко разносился в вечернем прохладном воздухе. Услышав человеческую речь, жеребенок прекратил резвиться и начал прислушиваться. Затем мотнул головой, заржал и, смешно выбрасывая тонкие ножки, поскакал к матери.

Джесс стоял в дверях, наблюдая за тем, как Даймонд направляется в сторону пастбища. Ветер развевал ее длинные волосы. Она наскоро собрала их и перебросила за спину, затем оперлась о перекладину забора.

Сойдя с крыльца, Джесс последовал за ней. Он сделал это инстинктивно. Если бы Джесс ждал подсказки от своих чувств, он наверняка бы сделал какую-нибудь очередную ошибку.

– Ну как, не сердишься на меня больше? – тихонько спросил он.

Даймонд от неожиданности вздрогнула. Сердце ее дважды отчаянно прыгнуло и только потом медленно стало возвращаться к своему обычному ритму. Вот проклятие! Она не слышала, как он приблизился.

– На что тут сердиться? – ответила она, не желая признавать, что все же некоторые его слова сильно ее задели.

Джесс положил руки девушке на плечи, развернул Даймонд к себе лицом.

– Я понимаю, что мои слова были тебе неприятны. Хотя я ничего плохого не имел в виду. Но как бы там ни было, мне и самому неприятно, Даймонд Хьюстон. И поэтому я хочу, чтобы ты сказала, что не сердишься на меня. Иначе я заснуть не смогу. А если встану завтра невыспавшийся, все ребята в студии будут уверены, что мы с тобой ночью занимались сама знаешь чем. Понимаешь, что я хочу сказать? – От его мягкого голоса и горячих рук, лежавших у нее на плечах, Даймонд испытывала те ощущения, которых так боялась. Она была не в силах произнести ни слова. – Ты, надеюсь, не, хочешь, чтобы я завтра пришел на студию с черными кругами под глазами?

Даймонд опустила голову и легонько стукнула Джесса в плечо.

– Ладно, ладно… Можешь не говорить, я догадываюсь, что твои музыканты думают обо мне, о том, что я живу у тебя в доме. Это все настолько очевидно. Даже такая дремучая провинциалка, как я, и то все понимает.

– Разве тебя занимает то, что они думают? – поинтересовался он. – Даже если мы с тобой оба знаем, что все это – неправда?

Даймонд пожала плечами.

– Пусть думают, что хотят. Что я могу с этим поделать? Главное – что я сама думаю о себе!

Джесс взял девушку за подбородок, приподняв ей голову, и посмотрел ей в глаза.

– Ну и что же ты сама о себе думаешь, славная девушка?

Слезы неожиданно выступили на глазах Даймонд. Она хотела уйти, но рука Джесса крепко ухватила ее за локоть. Даймонд со всхлипом спрятала лицо в ладонях.

– Господи, дорогая моя… Что я такого сказал?! Я вовсе не хотел тебя расстроить. – От ее тихого плача Джессу стало нехорошо.

– Ты тут ни при чем, – ответила она, отчаянно пытаясь успокоиться, взять себя в руки. Но слезы снова хлынули из глаз. – Просто ты назвал меня славной девушкой. Так ко мне обращался Джонни, когда хотел подтрунить надо мной. Меня никто другой так… ни разу… Не думала, что так расстроюсь. И вот…

Джесс прижался подбородком к ее лбу и устремил невидящий взгляд в сторону луга. Происходило что-то, чего он никак не предполагал. Его ощущения не имели никакого отношения к чувственным желаниям. Он часто видел, как плачут женщины. Иногда они плакали от злости. Иногда жалея его. Но при мысли о том, что эта женщина расстроена, а он ничего не может сделать, чтобы утешить ее, Джесс пришел в ярость. Он и сам толком не понимал, почему для него так важно, чтобы она чувствовала себя счастливой. Однако Джесс подозревал, что если он задаст себе этот вопрос, то скорее всего будет не готов к ответу.

– Ну вот, – сказал он и вздохнул, – я ведь пришел, чтобы попросить прощения за одну неловкость, а теперь к ней прибавилась еще одна.

– Да ну тебя, – мягко произнесла Даймонд, – забудь ты про свои объяснения. Просто обними меня покрепче. Я так устала притворяться.

Джесс не заставил себя долго упрашивать: он с нежностью обнял девушку и прижал ее к себе. Он еще подумал в то мгновение, что это лишь самое начало их отношений. А когда ночь опустится на землю, они уйдут в дом, и он забудет все свои глупые страхи.

Джесс проводил Даймонд до крыльца и там еще раз крепко обнял ее.

– Уже поздно, дорогая, – сказал он, нежно целуя ее в щеку.

Забравшись через несколько минут к себе в постель, Даймонд все еще чувствовала прикосновение его губ, его тела, когда они обнялись перед тем, как расстаться. Она перевернулась на живот и впервые в жизни пожалела о том, что у нее нет ночной рубашки. Ее обнаженная кожа, казалось, пылала, и слезы, которые Даймонд изо всех сил сдерживала в присутствии Джесса, хлынули на подушку. Только на этот раз она плакала не о Джонни. Она плакала о себе самой.

Когда Джесс на следующее утро вошел в студию вместе с Даймонд, «Мадди роуд» были уже в сборе. Томми с недовольным видом взглянул на вошедших. Остальные свистели и отпускали шутливые замечания.

Мак Мартин ухмыльнулся: надо же, одна и та же женщина рядом с боссом уже второй день. Он не мог припомнить ничего подобного. Одно из двух: или она оказалась очень уж хороша в постели, или Джесс и вправду считает, что у нее великолепный голос. Может, она действительно умеет петь.

Мак сразу отвернулся, чтобы, Даймонд и Джесс не видели его ухмылки. Сам он предпочитал женщин совсем другого типа – молоденьких и наивных, которые готовы были на что угодно, лишь бы побыть рядом с музыкантами. Мак подтянул струны гитары и приготовился к работе. Что ж, он подождет, пока эта женщина надоест Джессу. Он вообще человек терпеливый.

Однако даже терпение Мака стало иссякать, когда через несколько часов упорной работы Джесс вдруг решил заново переписать песню, над которой они бились с раннего утра.

 
Признайся в том, что любишь ты меня,
Что жить невмоготу без этого огня.
Но не спеши, подумай, так ли это,
И не сгорит ли чувство, как спешащая комета.
Реши, да – или нет, но только поскорей,
Мне плохо без тебя, согрей меня, согрей.
Мы обойдемся без улыбок ложных
И слов любви поспешно-невозможных.
Улыбки с ложью дружат зачастую,
Как с винным ароматом поцелуи.
Не нужно мне вина, не нужно лжи твоей,
Люблю! Не мыслю жизни без тебя —
Какой я дуралей.
 

Закончив песню, Джесс опустил гитару и вполголоса выругался:

– Черт побери, Томми, что-то не так… Я чувствую, что это должно звучать совершенно иначе.

– Да, но когда мы покупали эту песню, ты утверждал обратное, если не ошибаюсь? – заметил Томми, еле сдерживаясь, чтобы не повысить голос.

Джесс в растерянности запустил руки в волосы, затем обернулся к музыкантам.

– Извините, ребята, – сказал он. – Придется еще разок сыграть, с самого начала. И когда дойдем до второй строфы, я хотел бы, чтобы мелодия звучала лиричнее, не так скованно, как в последний раз. Эл, понятно, о чем я?

Эл кивнул и расстегнул пуговицу на рубашке, чтобы не так давил воротник. У них с женой намечалось празднование годовщины свадьбы. Рита давно и очень тщательно готовилась к этому празднику. Если бы только удалось записать эту песню, тогда все в порядке: можно будет ночь напролет веселиться в собственное удовольствие. Если только…

Прислонившись к стене так, чтобы Джесс со своего места ее не видел, Даймонд наблюдала за тем, как он разминает затекшие от долгого сидения ноги. Под тканью его рубашки рельефно выступали мускулы. Когда Джесс наклонился, чтобы поднять гитару, мускулы обозначились и на ногах. Даймонд поежилась, представив себе, как Джесс выглядит совсем без одежды; при этой мысли ей пришлось даже прикрыть глаза.

– Итак, еще раз, с самого начала, – попросил Джесс усталым голосом. – И на сегодня будет все. Завтра с утра прослушаю, и, может быть, окажется, что мы все сделали, как надо.

– Так, может, дело как раз в том, что тебе надо выспаться? А сейчас нам стоит разбежаться и…

– Заткнись, Мак! – рявкнул Джесс.

Резкость, с которой были произнесены эти слова, вполне соответствовала гневному взгляду Джесса. Мак сразу все понял и замолчал, но такая реакция патрона ему явно не понравилась. Вообще ему не нравилось, что между музыкантами и Джессом встала какая-то несчастная шлюшка, из-за которой репетиция пошла псу под хвост. И что только Джесс в ней нашел?! Сотни таких же девчонок, и даже лучше, постоянно вертелись вокруг, ожидая, чтобы на них обратили внимание.

Даймонд стиснула зубы. Ей хотелось сделать так, чтобы Мак проглотил обратно свои слова вместе с длинным трепливым языком. Даже не видя лица менеджера, она не сомневалась, что тот улыбается. Уж тут и гадать нечего: Томми улыбается во весь рот.

Ее присутствие на студии действовало на музыкантов как раз так, как предсказывал Томми. Если бы Джесс понимал, какие проблемы она создает для всех, он бы, наверное, сам выставил. Даймонд за порог, чтобы она не служила помехой для работы.

Даймонд не могла до конца понять, что именно подтолкнуло ее на следующий шаг. Может, дело заключалось в том, что она была расстроена, чувствовала себя незваным гостем, а может, она просто заметила невыносимую усталость на лице Джесса.

Так или иначе, но как только группа начала играть, Даймонд подошла к столу, на котором Джесс оставил свою шляпу, надела ее на голову и принялась ему подпевать.

Ее сильный голос наполнил студию, превосходно гармонируя с глубоким, чуть хрипловатым голосом Джесса. Получилось что-то невообразимое. После каждой строфы, произносимой Джессом, ему вторила Даймонд своим чистым мягким голосом.

Эл распустил галстук и заморгал, скрывая слезы. Он никак не мог понять, кто же все-таки в песне – мужчина или женщина – говорит правду, кто кого призывает воздерживаться от лжи. В этот момент он спохватился и чуть не рассмеялся вслух, поняв, что просто оказался во власти песни. Во время записи с ним такого ни разу не случалось. «Но черт побери, – подумал он про себя, – как же здорово у них все получилось…» Именно так и надо было исполнять эту песню!

Томми был вне себя: исполнение и правда оказалось прекрасным. У Даймонд был великолепный голос. Но ему происходящее не нравилось все больше. Даймонд разрушала тот контроль, который установился у Томми над Джессом. И мириться с подобным поражением менеджер не намеревался. Даймонд завершила песню почти шепотом, пропев:

 
– …Не выбросить из сердца моего.
 

Джесс был поражен. Комок в горле мешал ему говорить. Он снял с нее свою шляпу и подбросил ее в воздух, затем обхватил Даймонд и закружил ее по комнате. Его так и распирало от радости: Джесс кружил Даймонд и хохотал во все горло. Сначала все музыканты ошарашенно молчали, но вот кто-то засмеялся, его поддержали остальные. Невозможно было удержаться от улыбки, видя, как искренне радуется их босс.

– Господи Боже! – воскликнул Джесс, ставя наконец Даймонд на пол. Он постарался не слишком помять ей одежду. – Это было совершенно потрясающе, леди! – Джесс обхватил ее голову, приблизил лицо девушки к своему и тихонько прошептал: – Но почему же ты раньше не помогала мне? Если ты поняла, что можешь спеть со мной дуэтом, что же ты молчала целых шесть часов, видя, как мы все тут мучаемся?!

Даймонд вспыхнула, однако не нашлась, что ему ответить. Она только пожала плечами. Для нее самой собственная смелость стала неожиданностью. Она вовсе не собиралась принимать участие в записи песни.

Джесс схватил Даймонд за руку и повернулся к своему менеджеру.

– Ну как, теперь ты веришь мне? Я же говорил, что у нее великолепный голос!

Томми пожал плечами и ухмыльнулся. Что он мог с этим поделать? Внутри у него все кипело от возмущения.

– Эту запись обязательно нужно будет включить в альбом, – заявил Джесс. – И вообще я хочу, чтобы она пела вместе со мной, как только что. И еще: надо чтобы ее имя появилось на обложке диска. А теперь, Томми… Не надо так на меня смотреть. Я дело говорю, и ты это сам отлично понимаешь.

Даймонд была шокирована.

– Но Джесс, я вовсе не хочу, чтобы ты…

– Мне плевать, что ты хочешь, а что нет. Я сам знаю, что нужно делать, и парни понимают это не хуже меня. Так ведь, ребята?

Музыканты заулыбались, кто-то из них произнес:

– Ну еще бы, босс.

Хотя было очевидно, что и для музыкантов подобное решение было совершенно неожиданным. Если рядом с именем Джесса Игла появится никому ничего не говорящее имя, это будет, пожалуй, чересчур. Все, конечно, решили про себя, что эта бабенка, Даймонд Хьюстон, очаровала Джесса в постели. Как иначе можно было объяснить нелепое поведение Джесса?

– Ну что, на сегодня закончим, пожалуй? – спросил Джесс. – А завтра продолжим. «Ложь» была последней незаконченной композицией в альбоме. – Он улыбнулся и шутливо дернул Даймонд за прядь волос. – Но теперь благодаря леди мы все закончили. Завтра начинаем записывать окончательный вариант. По графику мы должны выпустить альбом к Рождеству. Томми, проследи, чтобы не было накладок.