355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Шарлотта Физерстоун » Одержимый » Текст книги (страница 4)
Одержимый
  • Текст добавлен: 4 октября 2016, 10:55

Текст книги "Одержимый"


Автор книги: Шарлотта Физерстоун



сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

– Спасибо за то, что сказал мне это, Линдсей. Хотя тебе и не стоило оправдываться.

– Нет, я должен был объяснить. Пока мой отец талдычил о женщинах и этой Мэри Грантворт, я был вне себя от волнения, боялся, что ты возненавидишь меня и поверишь тому, что он говорит. Я пришел в ужас от мысли, что, когда я наконец-то смогу остаться с тобой наедине, ты не поверишь мне. Не поверишь, когда я скажу, что ты – та единственная женщина, которую я буду желать всегда, всю свою жизнь!

Холодность, которая неожиданно начала зарождаться в ее душе, тут же улетучилась. Успокоившись, Анаис приподнялась на цыпочки и нежно коснулась губами его губ.

– Я верю тебе, Линдсей.

– Я не такой, как он, Анаис. Я – не мой отец. Я не разделяю его пороки.

Анаис взяла лицо Линдсея в ладони, заставив его посмотреть ей в глаза. Любимый обещал, что никогда не скажет Анаис ни одного лживого слова, и она верила ему.

– Ты не такой?

– Нет. Я… – Глаза Линдсея вдруг приняли нечеткое, абсолютно нечитаемое выражение, и он попытался, из последних сил попытался – Анаис это точно знала – сфокусировать свой взгляд, придав ему твердости. В итоге это Линдсею не удалось, и он, глядя через ее плечо куда-то на стену, произнес: – Клянусь. Я не такой, как он.

Что-то заныло в душе Анаис, но тревожное чувство быстро уступило место великой любви, которую она питала к Линдсею, и потребности верить ему. Анаис, казалось, могла справиться со всем, о чем он так боялся говорить ей. Ничто не могло помешать ей любить Линдсея, ничто. В этот момент все представлялось слишком новым. Им двоим требовалось время, чтобы привыкнуть к тому, что теперь происходило между ними.

– Тогда все будет хорошо, правда? Линдсей кивнул, проведя подушечкой большого пальца по губам Анаис.

– Все уже хорошо, – сказал он твердо, так, словно пытался убедить в этом самого себя, а не ее. Он сжал в ладонях лицо Анаис и, прислонившись к ее лбу своим, взглянул ей в глаза. – Нас связывают крепкие узы, и они не должны оборваться. Пообещай мне… – с волнением произнес Линдсей, еще крепче сжимая щеки Анаис. – Пообещай, что та цепь, которая связывает нас, никогда не разорвется.

– Я всегда была связана с тобой. Мое сердце навечно будет принадлежать тебе, Линдсей. Никогда не забывай об этом.

– Твоя доброта необходима мне, как воздух, Анаис. Ты нужна мне, только ты способна удержать меня от превращения в собственного отца.

– Ты никогда не будешь таким, Линдсей.

– Поклянись мне, Анаис. Поклянись, что всегда будешь такой для меня. Скажи, что никогда не изменишься.

– Я клянусь тебе, Линдсей.

– И ты будешь вспоминать обо мне сегодня ночью?

– Буду. А ты станешь думать обо мне, Линдсей?

– Твой аромат остался на моей руке. Твой вкус – на моем языке. Я никогда не забуду, Анаис, никогда…


Глава 3

– Ты что-то скрываешь!

Анаис подняла глаза от пурпурно-золотистого шелка, лежавшего на коленях. Ребекка, ее самая близкая в Бьюдли подруга, прошлась по комнате, показавшись даже не привлекательной – сияющей. Ребекка выглядела весьма экзотично со своими локонами соболиного цвета и янтарного оттенка миндалевидными глазами, обрамленными густыми черными ресницами.

Анаис молча смотрела на Ребекку, которая плюхнулась на кровать и подперла подбородок тоненькой, как у куклы, ручкой. Внешне подруга была полной противоположностью Анаис. Единственное, в чем Ребекка испытывала недостаток, были состояние и семейные связи. Но этот факт, казалось, совсем не отпугивал многочисленных поклонников, которые пытались ухаживать за Ребеккой на протяжении многих лет. Сколько раз Анаис стояла в сторонке, одинокая и никем не замеченная, наблюдая, как подруга очаровательно улыбается очередному отъявленному мерзавцу, следующему за ней по пятам! Как же Анаис тогда хотелось обладать хоть частичкой красоты Ребекки! Анаис не думая отдала бы все свое приданое за одну лишь крупицу обаяния и томного облика необычайно привлекательной подруги.

– Что ж, – с вызовом бросила Ребекка, поднимая идеально очерченную бровь, – ваша прогулка верхом длилась чересчур долго. Что, ради всего святого, делал с тобой лорд Реберн после того, как практически похитил тебя из гостиной?

Уголки губ Анаис приподнялись в легкой улыбке. Подумать только, а она и забыла, что Ребекка присутствовала на званом ужине…

– Ну-ка, Анаис, выбалтывай свои секреты! Я знаю, что у тебя было страстное свидание в конюшне!

– И что заставляет тебя так думать? – Анаис вспомнила взволновавший ее момент, когда она услышала грохот снаружи конюшни и заметила фигуру, метнувшуюся от окна. А что, если Ребекка шпионила за ней? Но зачем?

– Анаис, мы так давно с тобой дружим! Когда ты вернулась в гостиную после длительного отсутствия, все признаки пылких объятий бросались в глаза! Твое лицо стало пунцовым, а твои губы, – дразнящим тоном сказала Ребекка, – казались чересчур розовыми и опухшими. Или тебя ужалила пчела в феврале, или тобой пылко овладели, доставив несказанное удовольствие! Так что не томи меня больше в неизвестности. Я просто сгораю от нетерпения, так хочу узнать, что же произошло между вами!

Анаис вспыхнула и воткнула иглу в пурпурный шелк, пытаясь унять дрожь в руке и боясь неровно подшить кайму. Она хотела, чтобы этот маскарадный костюм был безупречным.

– Анаис, – все так же, поддразнивая, не унималась Ребекка, – мы дружим с незапамятных времен, ты знаешь. Тебе не удастся скрыть от меня правду. Он поцеловал тебя, не так ли?

– Может быть, – отозвалась Анаис, не в силах сдержать широкую улыбку, в которой невольно расплылись губы.

– Ах ты, злодейка! – вскричала Ребекка, слетая с кровати и вырывая ткань из рук подруги. – Ты скрывала это от меня целых два дня! Расскажи же мне все! Это было божественно? У него сильные губы?

– Ребекка, я абсолютно уверена в том, что ты и сама знаешь: это было истинное блаженство. В конце концов, тебя целовали уже много раз.

– Да, но меня не целовал никто столь же очаровательно-порочный, как лорд Реберн.

По некоторым причинам Анаис не хотела обсуждать Линдсея с Ребеккой. Не потому, что не доверяла подруге, боялась, что та неосторожно проболтается и поведает всем ее секрет. Анаис безоговорочно полагалась на Ребекку. Но понимала: то, что произошло между ней и Линдсеем, должно было остаться тайной исключительно их двоих.

– Ну же! – настаивала нетерпеливая Ребекка.

– А еще я абсолютно уверена в том, что лорд Броутон столь же очаровательно-порочен, Ребекка. Думаю, тебе давно пора выяснить, когда же он собирается сделать тебе предложение.

– О, боюсь, лорд Броутон – самый благочестивый из всех джентльменов. «Очаровательно-порочный» – я бы не прибегла к этому выражению, чтобы описать его.

Нахмурившись, Анаис подумала о мужчине, который ухаживал за Ребеккой. Гарретт, лорд Броутон, был истинным джентльменом. Красивый и богатый, Гарретт слыл желанной добычей мечтавших о замужестве барышень и их мамаш. Да, он был джентльменом, скромным и склонным к тихой рефлексии, это правда, но нельзя было отрицать и того, что Ребекка привлекала его внимание.

– Что это ты делаешь? – вдруг спросила Ребекка, проводя пальцем по золотистой тесьме, которую Анаис так сосредоточенно пришивала к пурпурному шелку.

– Готовлю костюм для сегодняшнего маскарада.

– Ты говорила мне, что оденешься пастушкой. Я думала, что твоя мать уже придумала для тебя костюм.

– Я не напялю на себя это отвратительное, уродливое чудовище. – Анаис бросила взгляд на костюм, висевший на двери ее платяного шкафа. – В этой юбке с кринолином я буду выглядеть широкой, как фрегат.

Ребекка окинула костюм критичным взором:

– Он просто омерзительный, не так ли?

– Я его не надену.

– Тогда в чем же ты пойдешь?

– Я собираюсь нарядиться одалиской.

Рот Ребекки изумленно приоткрылся, и она поспешила резко его захлопнуть.

– Ты ведь знаешь, кто такая одалиска, верно? И ты понимаешь, что тебе придется обнажиться довольно… – Взволнованная Ребекка глотнула и выразительно посмотрела на подругу. – Тебе придется обнажиться чуть ли не целиком, Анаис.

– О, я добавлю в костюм соответствующие детали, которые позволят мне прилично выглядеть в светском обществе, – не беспокойся об этом. Зато из достоверных источников знаю, что буду выглядеть гораздо привлекательнее в костюме одалиски. Эту идею подал Линдсей, и мне хочется ему угодить.

Глаза подруги с сомнением округлились.

– Не могу поверить, что это именно Реберн так себя ведет! Хорошо-хорошо, не то чтобы ему не следует считать тебя привлекательной, – поспешила оговориться Ребекка. – Просто после всех этих лет… когда вы так долго были лишь… понимаешь, казалось, будто вас не интересуют отношения подобного рода…

Последние слова Ребекка произнесла почти шепотом, а потом и вовсе ошеломленно смолкла.

– Я сама едва ли могу в это поверить. О, Ребекка, но я действительно не сомневаюсь в том, что он любит меня. Я ему верю, он говорит, что мы обязательно поженимся!

– Ты так уверена в этом, Анаис? Мне бы не хотелось видеть тебя разочарованной!

Что-то в словах Ребекки заставило кровь Анаис застыть в жилах. Зловещие вихри сомнения закрутились в глубине души, медленно подавляя только начавшую зарождаться уверенность. Но Анаис тут же выбросила все дурные мысли из головы. Линдсей так хотел ее… Она видела это в его глазах, слышала в его голосе, явственно ощущала в его прикосновениях.

– А ну-ка, не вешай нос! Давай не будем задерживаться на мрачных мыслях. Конечно, он любит тебя, Анаис. Да и как может быть иначе? Ты многие годы ходила за ним по пятам, не отставая ни на мгновение. Это был лишь вопрос времени, когда лорд Реберн споткнется о тебя и обратит внимание на твое присутствие.

Так что же, это и есть объяснение тому, что между ними произошло? Линдсей просто смилостивился над ней, пожалел? Неужели его настолько утомило то, что Анаис вечно крутилась поблизости? А что, если он всего-навсего покорился неизбежному и наконец-то уступил заветному желанию своей матери – идее фикс своей матери, которую та даже не пыталась скрывать?

– Анаис, – раздался голос ее сестры Энн. – Тебе письмо.

– Скорее! – Анаис вскочила со стула, быстро сгребла разложенную на кровати пурпурно-золотистую юбку и бросила подруге. – Помоги мне это спрятать.

С помощью Ребекки Анаис засунула костюм в мешок из грубого муслина за пару секунд до того, как дверь широко распахнулась, и в комнату ворвалась ее четырнадцатилетняя сестра. Локоны Энн разметались, щеки ярко горели от волнения.

С этим слегка вздернутым носиком и своими сверкающими светло-голубыми глазами младшая сестра напоминала беспокойного маленького эльфа. Миниатюрная Энн казалась хрупкой и легонькой, ее волосы были светлее, серебристее и прямее завитушек Анаис. Кожа младшенькой напоминала фарфор, а черты ее лица, несомненно аристократические, несли на себе и отпечаток некоторой хрупкости, что делало облик девчушки прямо-таки эфирным, воздушным. И все же Энн не выглядела существом бесплотным и неземным – все благодаря оживленному, задорному нраву.

В один прекрасный день Энн Дарнби должна была стать потрясающе красивой и превратиться в самую популярную, самую желанную женщину Англии. Анаис уже не могла дождаться, когда же настанет этот момент и любимая сестра найдет мужчину своей мечты.

– Это валентинка! – возвестила Энн, и ее голос дрогнул от волнения.

Анаис потянулась к письму в красной обертке и нетерпеливо вырвала его из рук сестры. Отвернувшись, она развернула обертку и обнаружила под ней аккуратно сложенный кусок плотной веленевой бумаги в форме сердца.

«Твой паша ждет тебя. В полночь, на террасе».

– Ну, что там? – взволнованно спросила Ребекка. – От кого это?

– От поклонника? – застенчиво поинтересовалась Энн. – Так у тебя есть тайный воздыхатель, Анаис?

– Энн, не будь такой несносной, не глупи! – упрекнула мать, показавшись у двери. Лицо родительницы в мгновение ока приняло строгое выражение, стоило ее пристальному взгляду остановиться на Анаис. – Разумеется, у твоей сестры нет никакого поклонника, не строй из себя дурочку, Энн!

Красивые глаза матери стрельнули в сторону Анаис, и она заметила вспыхнувшее в них знакомое выражение недовольства.

Анаис прекрасно знала, что была главным разочарованием своей матери. «Подумать только, такое восхитительное, страстное имя досталось столь некрасивому, заурядному существу!» – это замечание Анаис слышала множество раз, причем произносилось оно, как правило, резким голосом матери.

А сколько раз Анаис нечаянно слышала, как во время бала кто-то говорил о том, что должна найтись по крайней мере одна неприметная простушка среди красивых женщин семейства Дарнби? Истина заключалась в том, что подобные разговоры не причиняли бы Анаис такой боли, если бы ее не постигло несчастье уродиться той самой простушкой.

Ее старшая сестра, Эбигейл, которая повсюду слыла ослепительной царицей бала и теперь звалась графиней Уэстон, считалась главной красавицей семьи – не го воря уже о том, что она была любимицей матери. Та никогда не упускала шанса напомнить Анаис о красоте Эбигейл, ее высоком статусе, о том, что старшей сестре удалось заманить в свою ловушку самого завидного жениха. Теперь воплощенной красой семьи в противовес «простушке» Анаис стала Энн – она была даже привлекательнее Эбигейл, хотя и, хвала небесам, гораздо менее самодовольной.

– Ну а теперь, девочки, пришло время собираться на Торрингтонский маскарад. Анаис, тебе, моя дорогая, потребуется немало времени, если мы хотим, чтобы ты выглядела подобающим образом. Самое важное – это замужество, Анаис, – поучала мать, махая идеально наманикюренным пальчиком перед носом средней дочери. – Ты должна помнить, что выгодный брак – главная цель в жизни благовоспитанной молодой леди. Ты уже находишься в невыгодном положении. Сейчас, в твои годы, ты проигрываешь – видишь ли, просто невозможно найти кого-то подходящего со всеми этими дебютантками, начавшими выезжать в свет в этом сезоне.

– Мама… – Боже праведный, как же Анаис ненавидела, когда ее мать говорила подобные вещи в присутствии Ребекки!

– А что, ведь это правда! На следующей неделе тебе исполнится двадцать восемь, и без приданого в твою сторону вряд ли кто-нибудь посмотрит. В мое время женщина в таком возрасте моментально оказывалась не у дел. Задумайся, к двадцати пяти годам я уже родила своему мужу двоих детей!

– Мама…

– Да посмотри хотя бы на Ребекку! Бедна, как церковная мышь, к тому же ее семье явно недостает нужных связей. Если бы не наша с твоим отцом помощь, если бы не поддержка ее дяди, ей пришлось бы стать гувернанткой. Но, несмотря на все преграды, она сумела произвести фурор в светском обществе и даже привлечь внимание джентльмена, известного своей исключительной разборчивостью. Обаяние и красота Ребекки заставили лорда Броутона забыть о том, что у нее нет денег и семейных связей. Ты уж прости меня за столь откровенный разговор, моя дорогая, – полным раскаяния шепотом обратилась мать к Ребекке. – Понимаешь, я лишь пытаюсь заставить Анаис осознать, что недостаточно быть богатой, нужно еще и обладать красотой.

– Ни один человек не волен решать, каким уродится – красивым или нет, – тихо произнесла расстроенная Анаис, нервно перебирая пальцами ткань своей юбки.

– Верно, с этим не поспоришь, – согласилась мать, гладя ее по льняным локонам. – Но по крайней мере, можно постараться поработать над своими внешними данными.

– А я думаю, что Анаис красивая, – встала на защиту сестры Энн.

– Собирайся, Анаис, – поторопила мать, высокомерно вскинув подбородок и пропуская мимо ушей замечание младшей дочери. – Ребекка, дорогая, твой дядя прислал за тобой карету. Она ждет тебя на дорожке перед домом.

Уже потянувшись к дверной ручке, мать бросила резкий взгляд и предупредила:

– Не заставляй меня ждать, Анаис.

– Я думаю, что ты восхитительна, Анаис, – с гордостью произнесла упорно стоявшая на своем Энн. – К тому же я подслушала, как Линдсей говорил лорду Уоллингфорду, что считает тебя совершенством, идеальным сочетанием красоты и разума. Он называл тебя своим ангелом. Мне кажется, он собирается сделать тебе предложение. И я действительно верю…

– Довольно, Энн, – оборвала мать, метнув в младшую дочь сердитый взгляд. – Видит Бог, я ничего не желала бы больше! Ах, если бы он женился на Анаис и избавил бы меня от забот о ней! Но, увы, теперь нам нечего на это рассчитывать, нет ни малейшего шанса. Если он не сделал предложение после всех этих лет, ничто не заставит его сподобиться на это сейчас.

– Мама, я слышала…

– Хватит, я сыта по горло этой ерундой. Никакого тебе заварного крема после ужина.

– Но, мама! – вскричала Энн.

– Ты немного раздаешься в талии, Энн. Один вечер без хлебного пудинга пойдет тебе на пользу. Ты должна быть сознательной, следить за своим телом. Фигура, подобная твоей, способна произвести на мужчину сильное впечатление. Поэтому тебе так важно сохранить ее, необходимо тщательно об этом заботиться. – Продолжая читать нотации, мать спешно удалилась из комнаты вместе с Энн, громко протестовавшей по поводу потери своего обожаемого пудинга.

– Так что в письме, Анаис? – снова спросила Ребекка.

– Он хочет встретиться со мной! – взволнованно ответила Анаис и, мигом забыв о придирках вечно недовольной матери, показала подруге валентинку, написанную Линдсеем.

Ребекка прочла послание и подняла на Анаис свои янтарного оттенка глаза, горевшие странным светом.

– Как мило.

– А что ты наденешь сегодня вечером? – поинтересовалась Анаис, метнув беспокойный взгляд в сторону мешка с костюмом подруги, лежавшего у двери. – Как я узнаю тебя в толпе?

– Не бойся, ты обязательно меня найдешь, – простонала Ребекка, потянувшись к муслиновому мешку, который бросила на пол, как только пришла. – Миссис Баттон сообщила дяде, что у нее есть для меня прекрасный костюм. И разумеется, мой дядя, насколько тебе известно, потакает всем без исключения желаниям миссис Баттон.

Ребекка вытащила из мешка старое коричневое одеяние и протянула подруге.

– Монахиня? – поперхнулась Анаис и рассмеялась, представив Ребекку в этом бесформенном коричневом мешке.

– Хм… Уверена, этот костюм не вдохновит лорда Броутона на то, чтобы осмелиться войти в царство порока.

– Ты не знаешь этого наверняка, – поддразнила Анаис. – Ночь может преподнести сюрпризы.

– Как же ты права, Анаис! – тихо отозвалась Ребекка, забирая свой мешок, лежавший на кровати. Она запихнула внутрь коричневую тунику и ослепительно улыбнулась. – Нужно использовать те шансы, что посылает нам судьба.

Опустившись на красный бархатный диванчик, Линдсей закинул широко разведенные руки на спинку. Потом обвел взглядом маленькую комнату, ставшую его спасением от всей этой театральщины, господствовавшей в танцевальном зале этажом ниже.

Воздух в гостиной был спертым от вьющегося дыма, тяжелым от запаха разлитого кларета и турецкого табака. Вокруг в беспорядке валялись многочисленные подушки, курились благовония, жаровни горели, испуская удушливый, почти чувственный аромат, слишком хорошо знакомый Линдсею. Пьянящее благоухание чистейшего турецкого опиума наполняло комнату, покрывая его хмельным облаком.

В центре гостиной, одетый пашой, сидел граф Уоллингфордский, самый старший отпрыск герцога Торрингтонского. Уоллингфорд считался гулякой и бездельником высшего порядка, а еще он был очень хорошим другом.

– А я все гадал, когда же ты ускользнешь из тисков всех этих бредящих замужеством дебютанток, которых так жаждал пригласить на маскарад мой отец, – с усмешкой сказал Уоллингфорд. – Девственницы так чертовски скучны и утомительны! Дайте мне куртизанку с опытом и умением, чтобы встряхнуться после общества жеманной, стыдливой девственницы!

– Признаю, это было нелегкое испытание – избежать их ловушек, но я справился, – засмеялся Линдсей, подумав о несметном числе молодых леди, которые пытались загнать его в один из множества темных укромных уголков танцевального зала. Девственницы могли быть неопытными в спальне, но, когда речь шла о поиске выгодной партии, они превращались в мастериц манипуляции.

– Ну, что ты об этом думаешь, дружище? – спросил Уоллингфорд, размашистым жестом обводя убранство гостиной, которая недавно была отремонтирована и декорирована в восточном стиле. В стиле, который ныне слыл последним криком моды среди художников и поэтов, считавших себя представителями романтизма, подобно Байрону и Шелли. – Тебе наконец-то удалось привить мне свои вкусы, Реберн, я превратился в заправского турка, – с резким язвительным смешком бросил Уоллингфорд. – О, я знаю, эта гостиная явно не дотягивает до твоей шикарной комнаты, но для начала неплохо, ты согласен?

– Точно, так и есть, – отозвался Линдсей, вдыхая пьянящий аромат, исходящий от горящей рядом с ним ароматической палочки. Линдсей склонился над ней, втянул ноздрями дым, благодарно вздохнул и снова опустился на мягкие диванные подушки, чувствуя, как сковавшее живот мучительное желание медленно нарастает, а потом стихает.

– Я остался весьма доволен результатами. Без сомнения, эта гостиная сослужит хорошую службу, когда нам вздумается искать удовольствий. И разумеется, я был еще более очарован этой комнатой, когда увидел, в какую ярость привела она моего отца. – Уоллингфорд издевательски растягивал слова, на его губах играла хищная улыбка. – Это заставило папашу задуматься, что я сделаю с домом, этим чудовищем в готическом стиле, как только он отправится к праотцам. Признаюсь, я обожаю мучить его предположениями о том, что может произойти после его кончины. Может быть, я превращу это место в бордель или, еще лучше, в притон курильщиков опиума, где распутники и лентяи могли бы вальяжно развалиться и обкуриваться вволю. Конечно, вокруг будут возлежать леди, делая обстановку намного более развратной, как ты думаешь? Уж это обязательно заставит старого козла перевернуться в могиле! Впрочем, довольно о моем отце. Пойдем выпьем, старина.

Последние слова Уоллингфорд произнес уже нечленораздельно, постепенно хмелея, и добавил:

– Нам нужно основательно набраться перед тем, как придется вернуться на этот скучный бал моего отца. Просто необходимо повысить градус!

– Я пас, – бросил Линдсей, заметив, как Уоллингфорд потянулся к руке молодой служанки, одетой в восточные шелка и чадру. Граф потянул ее к себе, рывком усадил на колени, и кларет выплеснулся через край его бокала, пролившись в бесстыдно выставленную напоказ ложбинку между грудями юной девушки.

– О, смотри-ка, – все так же нарочито медленно произнес Уоллингфорд, и его глаза порочно заблестели. – Новый способ потягивать свой обычный вечерний напиток.

Взрыв мужского смеха сотряс комнату, когда Уоллингфорд склонил голову к груди девушки и слизал струйку красного вина, сочившуюся между аппетитными холмиками служанки. Вместо того чтобы с негодованием отбиваться, девушка, очевидно профессиональная куртизанка, захихикала и прижала его лицо к своему декольте.

– Пойдем посмотрим, что еще может протечь между ними, – промурлыкал Уоллингфорд, заставляя себя подняться на нетвердые ноги. Его глаза ни на мгновение не отрывались от огромных, цвета слоновой кости холмов грудей куртизанки.

Линдсей отвел взгляд от покидающей гостиную пары. Ему довелось быть свидетелем пьяных оргий с участием собственного отца – их было больше, чем Линдсей мог сосчитать. И теперь у него не было ни малейшего желания наблюдать, как Уоллингфорд строит из себя дурака – точно так же, как и следовать за ним вниз, по шаткой дорожке хмельного небытия.

Окинув взглядом комнату и заметив, что несколько мужчин тоже предпочли уединиться с другими не возражающими против страстных ласк женщинами, Линдсей вздохнул и выдернул ароматическую палочку из деревянного, украшенного медью держателя.

Помахивая палочкой перед носом, Линдсей позволил закручивающимся струйкам ласкать его кожу, потом вдохнул запах, смакуя терпкий аромат, как истинный знаток. Букет был богатым, земляные ноты с легкими оттенками моха и сандалового дерева. Определенно, турецким. Ничто не пахло столь же крепко, как турецкий опиум.

Закрыв глаза, Линдсей откинул голову на спинку дивана и бросил взгляд на часы. Полночь еще не наступила. Придется немного подождать, прежде чем он встретится с Анаис на террасе. Линдсей думал о возлюбленной, вспоминая, как она выглядела там, в конюшне, когда стояла перед ним, полностью обнаженная. Какой же она была красивой с этими своими медово-белокурыми волосами, разметавшимися по плечам, широко распахнутыми голубыми глазами – восхитительными глазами, всегда полными жизни и задора! Линдсей с наслаждением вызывал в памяти воспоминания о ее пышных, с розовыми верхушками грудях и восхитительно-округлом холмике ее живота. Он явно провел недостаточно времени, поклоняясь этому мягкому животу, а еще не позволил себе задержаться подольше на нежной впадине между ее бедрами…

Линдсей пристально смотрел на представший перед мысленным взором мягкий треугольник, самую сокровенную частичку тела Анаис, где сходились ее пышные бедра и соединялись покрывавшие соблазнительный холмик мелкие завитки. Это было загадочное, непостижимое место – место, неудержимо манившее его, место, созданное для его губ, его пальцев, его члена. Боже праведный, как же сильно Линдсей вожделел Анаис! Каких-то пару ночей назад он овладел ею дважды. И вместо того чтобы умерить его желание, это лишь разожгло его страсть, его потребность быть с ней.

Сколько же времени прошло с тех пор, как Линдсей впервые захотел затащить Анаис в свою постель? Ему было шестнадцать. Вот как долго он мечтал об этой девушке! Четырнадцать долгих, мучительных лет – все эти годы он видел ее, слышал ее, был с ней рядом. Он провел очень много лет, страстно желая давнюю подругу, представляя у всех женщин, с которыми делил ложе, ее лицо.

Он ждал слишком долго, со вздохом подумал Линдсей, бросая использованную ароматическую палочку на стол. Да, он потратил впустую слишком много лет. Но он не был уверен – ни в ней, ни в себе самом.

Ровно до того сладостного момента, две ночи назад, Линдсей не знал, что на самом деле думает о нем Анаис. Пока Линдсей учился в Кембридже, она присылала ему письма – эти послания были неизменно сердечными и доверительно-личными, хотя оставались в рамках приличия. Линдсей никак не мог понять, что же по-настоящему творится в сердце Анаис, – и это несмотря на то, что он провел множество ночей, внимательно перечитывая ее письма и пытаясь отыскать в них хоть малейший признак того, что она питает к нему ответные чувства.

Линдсей, в свою очередь, бесчисленное количество раз начинал письма, объясняясь Анаис в любви, признаваясь в своей физической потребности обладать ею. Доверял свои сокровенные чувства бумаге, но потом комкал письма и бросал их в огонь, боясь, что эти сладострастные чувства и поступки заставят Анаис отвернуться, навсегда вычеркнуть его из своей жизни. Так и выходило, что Линдсей долго выжидал подходящего момента, пытаясь убедиться в том, что Анаис отвечает ему взаимностью.

Но Линдсей сомневался не только в ней. Он волновался о том, достоин ли сам такой возлюбленной.

Анаис могла казаться застенчивой и даже немного пугливой молодой женщиной, но одновременно она была благовоспитанной, получившей прекрасное образование леди, которая знала себе цену. Она не походила на других окружавших Линдсея женщин – напыщенных, беспокоящихся лишь о деньгах и моде. В этом и заключалась особая красота Анаис. У нее не было ни малейшего представления о том, насколько чертовски желанной и очаровательной она была, эта скромница не умела пользоваться преимуществами своего чувственного, пышного тела, чтобы получать то, что хотела. Анаис не относилась к подобному, расчетливому типу женщин. Она твердо, с непоколебимой верностью отстаивала свои убеждения. Для Анаис существовали только белое и черное, добро и зло.

В ее жизни не существовало никаких оттенков серого – а большая часть жизни Линдсея была не чем иным, как серой пеленой тумана. И все же, какой бы непреклонной ни казалась Анаис в своих взглядах на правильное и неправильное, она была доброй, заботливой, вдумчивой и восхитительно-невинной. Попросту говоря, Анаис была ангелом для него, сущего демона.

Ее дружба значила для Линдсея все, была всем его миром. Он ценил эту дружбу как редчайшую из драгоценностей. Он доверял Анаис такое, о чем никогда не поведал бы больше никому, ни одной живой душе. Она знала Линдсея в большей степени, чем кто-либо другой на всем белом свете, и это вряд ли когда-нибудь изменилось бы. В Анаис было нечто располагавшее к открытости и искренности. Ей всегда удавалось утешить Линдсея, заставить его почувствовать себя спокойным, безмятежным, любимым…

Осознавала это Анаис или нет, но она заняла важное место в сердце Линдсея, так глубоко обосновалась внутри, что казалось, навеки поселилась в его душе. Она готова была находиться рядом, несмотря ни на что, пройти вместе с Линдсеем сквозь огонь и воду, невзирая на явное отвращение к его отцу и его распутному поведению.

Сколько раз Линдсей говорил Анаис о своем отце? Как боялся, что может вырасти таким же? И как часто Анаис убеждала Линдсея, что он – не его отец? Сколько твердила о том, что Линдсей ни за что не переймет слабостей и пагубных привычек родителя?

Анаис безоговорочно верила в человека, которым был Линдсей, – человека, которым, как она знала, он мог быть. И Линдсей никогда не совершил бы ничего, что могло бы пошатнуть это доверие, потому что понимал: потеряй он веру Анаис, и у него не останется вообще ничего. Без Анаис он станет лишь сыном собственного отца – и, увы, не только по крови.

– Добрый вечер, Реберн.

Открыв глаза, Линдсей заметил Гарретта, лорда Броутона, который откинул назад фалды своего фрака и уселся рядом на диванной подушке.

– Добрый вечер, Броутон.

– Занятное местечко для распутства, не так ли?

– Хм… – пробормотал Линдсей, потом зажег еще одну ароматическую палочку и протянул ее другу, который отрицательно покачал головой. Линдсей безразлично пожал плечами и принялся помахивать палочкой с запахом опиума под носом, вдыхая вьющийся дым.

– Не знаю, как ты выносишь эту дрянь, – закашлялся Броутон. – Черт возьми, я чуть не задохнулся в тот самый момент, когда зашел в комнату! Эта гадость дьявольски одурманивает голову, и каждый раз, когда я ее вдыхаю, меня чуть ли не наизнанку выворачивает в ближайшую кадку с пальмой.

Линдсей снова закрыл глаза, позволяя своему разуму затуманиться, замедлить ход мыслей.

– Ничто так не расслабляет сознание, как немного высококачественного турецкого «рахат-лукума», Броутон. Он создан, чтобы поднимать настроение, переносить тебя в другое место и другое время. Это напоминает воплощение мечты, – тихо произнес Линдсей, вспоминая порочные грезы об Анаис, томившие его все эти годы. Страстные, чувственные мечты о том, как он занимается с ней любовью всеми возможными способами. Мечты о пылких любовных ласках и горячих, неистовых плотских утехах.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю