Текст книги "Миф о русском дворянстве: Дворянство и привилегии последнего периода императорской России"

Автор книги: Сеймур Беккер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц)

Подавляющее большинство защитников привилегий и последовавшие полтавскому примеру дворянские общества были, однако, не готовы поддерживать столь жесткое ограничение прав собственности дворянства и соответственно предпочитали добровольную заповедность. Для осуществления этого плана они предлагали использование таких мер, как налоговые льготы, льготы в получении образования для потомков тех, кто решится на заповедное имение, а также преимущество в занятии постов в центральной и местной администрации и невыборное членство в уездных земских собраниях ^{197} . Учитывая прочно укорененную традицию поровну делить имение между наследниками и опасаясь, что дворяне будут саботировать закон об обязательной заповедности точно так же, как они когда-то обошлись с законом Петра Великого о неделимости дворянских поместий, комиссия Абазы предложила не делать этот статус обязательной, а дать владельцам возможность перевести свои имения в заповедность либо при жизни, либо по завещанию; никаких стимулов не предусматривалось. Ни Особое совещание по делам дворянства, ни Государственный совет всерьез не рассматривали возможность сделать заповедность обязательной, но в качестве поощрения они освободили передаваемые в заповедность имения от налога на наследство.

Далеко не простым делом оказалось дать точное определение того, что такое среднее имение. Требование, чтобы минимальный размер земли был достаточен для обеспечения достойного существования дворянской семьи, было совершенно логичным. Но какой именно годовой доход достаточен для семьи из четырех человек в дополнение к крову и столу, которые имение должно было обеспечивать? Разброс оценок был от 1500 до 3500 рублей, что соответствовало стоимости имения от 30 до 70 тыс. рублей. Комиссия Абазы рекомендовала меньшую оценку, соответствовавшую двойной величине состояния, дававшего право непосредственно голосовать на земских и дворянских выборах, и площади имения, в зависимости от уезда, в 250–950 десятин ^{198} . Особое совещание сочло, что такое определение минимума несправедливо ограничивает доступ к заповедности, и предложило урезать нижнюю границу вдвое – до 125–475 десятин и стоимости имения в 15 тыс. рублей, оправдывая такое свое решение тем, что и 600 рублей годового дохода в год довольно для скромного существования семьи в деревне, особенно если глава семьи будет получать дополнительный доход от службы в местной администрации. Особое совещание также установило верхнюю границу на уровне, в двадцать раз превышающем нижнюю, а Государственный совет просто принял круглую величину в 10 тыс. десятин, согласившись с предложенным совещанием значением нижней границы. В 1905 г. в эти границы попадало примерно 27 тыс. дворянских имений (25 % от их общего числа) в 50 губерниях Европейской России [51]51
  В 37 губерниях, в которых проводились дворянские выборы, примерно 18 000 имений имели площадь выше установленного минимума (см. гл. 7), из которых 500 были слишком велики, чтобы претендовать на временную заповедность (см. выше примеч. 18). В девяти западных, а также в Вятской и Пермской губерниях, где в 1899 г. была установлена минимальная площадь в 125–475 десятин (Блосфельдт. Сборник законов.С. 273–276), в установленные для временной заповед-ности границы попадали дополнительно еще 9300 имений.


[Закрыть]. В отличие от майоратов, учрежденных по закону 1845 г., заповедные имения нового типа должны были являться цельными хозяйствами с непременной усадьбой, т. е. с садом, дворовыми постройками и пр.

Хотя были предложения сделать заповедное имение бессрочным, наподобие майората, подавляющее большинство было за то, чтобы второе поколение владельцев, скажем внук того, кто установил заповедное имение, имел бы право выйти из этого состояния ^{199} . [52]52
  В Англии майорат обычно устанавливался только в расчете на три поколения: для отца, его сына и для сына последнего до достижения им 21 года. Обычно в каждом поколении при женитьбе старшего сына заново утверждалось правило майората.


[Закрыть]Именно такое положение и одобрила комиссия Абазы; отсюда возникло временно– или срочно-заповедное имение нового типа, в отличие от майоратов, называемых наследственно заповедными или просто заповедными имениями. Особое совещание по делам дворянства предоставило второму и каждому из последующих унаследовавших временнозаповедное имение право прекратить завещанием этот его статус – но только при условии, что прекращающий является прямым наследником предыдущего владельца имения и, в свою очередь, имеет прямых наследников, которым может его завещать. Автоматическое прекращение предусматривалось в следующих случаях: (1) если последний владелец майората не назначил наследника и не было других прямых наследников первого владельца или учредителя (если при установлении временнозаповедного имения не было предусмотрено других действий в такой ситуации); (2) сам законный наследник и ни один из его прямых потомков не принадлежал к потомственному дворянству. Если на его землях открывалось месторождение полезных ископаемых, заповедность могла быть прекращена в любое время, с разрешения губернского дворянского собрания предводителей и депутатов и первого департамента Сената. Все эти положения были без каких-либо поправок утверждены Государственным советом.

Государственный совет и Особое совещание, в сущности, приняли предложенный в 1887 г. Мещерским порядок наследования ^{200} . Основатель заповедного имения и каждый из его последовательных владельцев должны были выбрать одного наследника, отдавая при этом преимущество прямым потомкам мужского пола, за неимением их – женского и, наконец (если подобное не было запрещено условием учреждения заповедного имения), побочным родственникам, являющимся потомками учредителя. Если ни в одной из этих трех групп не было наследника, его можно было выбрать из числа побочных родственников, не являющихся прямыми потомками учредителя майората.

Сущность концепции заповедности – помешать правовыми средствами пожизненному владельцу имения каким-либо образом принести вред интересам будущих поколений семьи, скажем, обременив собственность долгами. При этом возникала непростая проблема: можно ли сделать заповедным имение, уже отданное в залог (а именно таков был статус 40 % всех дворянских земель в 1896 г.). В проекте полтавского дворянства от 1887 г. предполагалось, что заложенные имения не могут быть сделаны заповедными, но дворянские собрания нескольких других губерний, чтобы заручиться поддержкой незаинтересованных и колеблющихся, сочли возможным распространить право превращения в заповедные и такие поместья. Баратынский соглашался с тем, что включение заложенных имений необходимо; этого же мнения придерживался Плансон, который предложил предельную границу долгов на сумму не более 50 % от стоимости земли ^{201} . Комиссия Абазы рекомендовала заручаться согласием всех владельцев закладных или векселей на имение, не устанавливая никакого предела для процента задолженности. Особое совещание установило потолок задолженности в 60 % и плюс к этому потребовало согласия всех кредиторов на установление заповедного имения. Государственный совет рекомендовал более ограничительные условия. Чтобы претендовать на установление временнозаповедного имения, поместье могло быть заложенным только в Дворянском земельном банке или в его Особом отделе, величина долга не могла превышать 60 % стоимости имения, стоимость имения с вычетом долга должна была быть не менее 15 тыс. рублей, и оно должно было быть свободным от налоговых недоимок или закладных.

Менее сложной была проблема долгов, взятых уже после установления заповедности. Все были единодушны в том, что временнозаповедные имения, подобно майоратам, должны служить обеспечением ссуд только в считанном числе ситуаций. Объединив предложения комиссии Абазы и Особого совещания, Государственный совет разрешил закладывать заново заповедные имения только либо для обеспечения приданым детей, не являющихся наследниками имения, либо для проведения необходимых усовершенствований и восстановительных работ после разрушений, вызванных военными действиями или стихийным бедствием. Для проведения ремонтных и восстановительных работ разрешено было брать в долг сумму, не превышающую двухлетний чистый доход от имения или 8 % его стоимости; в таких случаях суммарная задолженность имения, с учетом прежней и новой, не должна была превышать 33 % его стоимости. Временнозаповедные имения можно было закладывать только в Государственном дворянском земельном банке. Согласно рекомендациям Особого совещания и Государственного совета, временнозаповедное имение можно было продать с торгов только за долги, сделанные до его установления. Заклады, выданные после его установления, и налоговые недоимки не могли быть основанием для принудительной продажи имения.

25 мая 1899 г. император утвердил проект Государственного совета, и временная заповедность стала доступна потомственным дворянам, владеющим среднего размера имениями. Новый закон был принят практически при отсутствии оппозиции в рядах Особого совещания и Государственного совета. Его противники, включая Витте, считали его безвредным, поскольку были убеждены, что на всю Россию найдется лишь несколько сот желающих установить временнозаповедное имение. Даже многие сторонники нового закона, такие, как Дурново и секретарь Государственного совета В. К. фон Плеве, оценивали его будущее столь же пессимистично. В начале 1896 г., в ходе первого обсуждения рекомендаций комиссии Абазы, объединенное заседание департаментов Государственного совета отметило, что предлагаемый закон ничем не улучшил положения мелкопоместных дворян, а его полезность для среднепоместных дворян крайне сомнительна. И все эти соображения оказались справедливыми: добровольно придать своим землям статус временнозаповедных имений решили очень немногие дворяне. В 1899 и 1900 гг. на это решились только тринадцать землевладельцев, а в следующие одиннадцать лет их примеру последовали еще 22 помещика ^{202} .

Раздробление и выкуп родовых имений

К поощрению временной заповедности прибегли для того, чтобы составить противодействие процессу раздробления и отчуждения родовых имений. Для борьбы только с процессом раздробления имений в 1880—1890-х гг. неоднократно предлагалось, как замена или дополнение политики заповедности, не столь крайнее средство, а именно установление минимального размера площади имений (от 200 до 800 десятин) как допустимой нижней границы для раздела собственности между наследниками ^{203} .

Предложенный запрет на раздробление дворянских владений противоречил существовавшим законам о наследовании имущества. Русское гражданское право проводило разграничение между родовыми имениями, полученными в наследство от кровных родственников, и благоприобретенным имуществом, куда входили купленные или полученные в дар или награду земли, а также все движимое имущество и ликвидные активы. Благоприобретенная земля, будучи переданной по завещанию кровному родственнику, имеющему законное право на долю в наследуемом имуществе, тем самым обращалась в родовое имение, но родовое имение, купленное у кровного родственника, сохраняло статус родового. Кровными родственниками считались члены единого рода, образуемого всеми потомками общего предка, независимо от разности носимых ими фамилий. Благоприобретенной собственностью можно было в завещании распорядиться как угодно. Здесь существовали лишь самые ничтожные ограничения, и человек мог еще при жизни продать благоприобретенные земли или подарить их. Зато наследование родового имения жестко регулировалось законом, не оставлявшим завещателю особой свободы выбора: небольшие доли следовало выделить вдове и дочерям, а большая часть имения должна была быть поровну разделенной между сыновьями. Владелец родового имения мог при жизни продать его, но не мог подарить его постороннему ^{204} . [53]53
  Всероссийское совещание губернских предводителей дворянства в конце 1890-х гг. отвергло предложение законом уравнять доли, наследуемые дочерьми и сыновьями. РГАДА. Ф. 1254. Оп. 1. Д. 104. Л. 1 а—16.


[Закрыть]

Комиссия Абазы предпочла не запрещать дробление имений ниже установленного законом минимума, а пойти по пути положительных действий. Она предложила, чтобы независимо от сословия любой владелец родового имения, в котором он ведет собственное хозяйство и имеет усадьбу и которое не более чем в десять раз превосходит ценз, дающий право на непосредственное участие в земских выборах, мог завещать его целиком одному из своих сыновей, а при отсутствии оных – одной из дочерей, при отсутствии же детей – одному из родственников по боковой линии. При таком порядке наследования все остальные законные наследники должны были получить компенсацию деньгами, но их законные доли могли быть уменьшены на 50 %. Проект комиссии Абазы не вызвал особого интереса у членов Особого совещания по делам дворянства; с энтузиазмом он был принят только князьями Оболенским и Ливеном, которые возглавляли движение противников майората ^{205} .

В следующем десятилетии самым настойчивым сторонником изменения законов о наследстве в части, касающейся родовых имений, стал князь П. Н. Трубецкой, предводитель дворянства Московской губернии, один из немногих противников временной заповедности на совещании предводителей дворянства 1896 г. Трубецкой исходил из того, что не все семьи одинаковы и что глава семьи лучше может судить о ее нуждах, чем законодатель. Он предложил, чтобы владелец родового имения, независимо от своей сословной принадлежности и размера имения, имел право разделить его между своими прямыми наследниками, а при отсутствии таковых – между родственниками по боковой линии, причем мог бы оставить все кому-либо одному или наделить каждого долей в соответствии с собственным разумением. Одобренный февральским 1901 г. совещанием предводителей дворянства и принципиальной поддержкой заключительной сессии Особого совещания в ноябре того же года, проект Трубецкого был передан в министерство юстиции и в комиссию, занимавшуюся пересмотром свода гражданских законов. В 1912 г. предложения Трубецкого об изменении порядка наследования родовых имений были наконец воплощены в законы – слишком поздно, чтобы как-то повлиять на процесс неуклонного раздробления дворянских имений ^{206} .

В порядке наследования родовых имений была еще одна специфическая черта. Когда такое имение продавалось за пределы рода (кроме как для удовлетворения претензий кредиторов), кровный родственник продающего, кроме его прямых наследников, имел право, пока он был жив, в течение трех лет выкупить имение у нового владельца, возместив ему уплаченную при покупке цену плюс налог с продажи и расходы на ремонтные и восстановительные работы. Право выкупа не действовало только в том случае, когда член одного сословия продавал незаселенную землю члену другого сословия. Это исключение возникло в период крепостного права, чтобы облегчить непривилегированным сословиям покупку незначительных участков дворянских земель. Когда освобожденные крепостные крестьяне получили свои земельные наделы (а к концу 1880-х гг. процесс надела крестьян землей был уже завершен), вся дворянская земля попала в категорию «незаселенная», а потому оговорка о праве выкупа при покупке ее недворянами практически перестала действовать ^{207} .

В конце 1880-х и в 1890-х гг. несколько дворянских обществ ходатайствовали о распространении права выкупа дворянских родовых имений при продаже их недворянам, а комиссия Абазы склонялась в пользу более общей меры, которая бы затрагивала все продажи родовых имений лицам, принадлежащим другим сословиям ^{208} . Подавляющее большинство участников Особого совещания по дворянскому вопросу проголосовало за то, чтобы право на выкуп распространялось только «на родовые земельные имущества, проданные потомственными дворянами лицам других сословий». Они обосновывали это свое решение тем, что, поскольку при продаже родовой земли представителям других сословий речь почти всегда шла о дворянской земле, существующий закон являлся de facto дискриминационным по отношению к дворянам. Сторонники такого решения также признали, что они не верили в то, что правом выкупа будут когда-либо пользоваться часто. Несмотря на эту оговорку, меньшинство совещания посчитало предложение о праве выкупа непродуктивным, поскольку оно неизбежно должно было породить настороженность недворян при покупке земли, которую потом могли затребовать назад. Одним, неизбежным результатом такой ситуации стало бы ослабление спроса на дворянские земли и понижение на них цен. Другим, возможным результатом могло стать распространение договоров о продаже с указанием фиктивных цен. Государственный совет согласился с меньшинством и зарубил проект ^{209} .

Право кровных родственников на выкуп проданных недворянам родовых имений никогда не являлось убедительным способом затормозить процесс обезземеливания дворянства. Законы о порядке наследования были изменены слишком поздно, чтобы предупредить или замедлить ход раздробления дворянских имений. Главной (и единственно реализованной) целью кампании по созданию правовых механизмов сохранения дворянского землевладения было создание временнозаповедных имений. Но достигнутые этим практические результаты оказались абсурдно неадекватны возлагавшимся на эту панацею надеждам. Правовые средства, однако, были не единственными, прописанными сословниками. Различные формы материальной помощи дворянам-землевладельцам казались им еще более привлекательными.

Долгосрочный кредит

Помимо временной заповедности кредит, как средство стабилизации дворянского землевладения, привлекал наибольшее внимание губернских дворянских обществ и всех тех, кто словом и пером защищал систему привилегий. Правда, среди последних некоторые не доверяли кредиту, видя в нем ловушку, расставляемую плутократами, чтобы погубить честных носителей традиционных ценностей – как дворян, так и крестьян. Как сформулировал в 1880 г. анонимный автор: «Одним словом, не будет преувеличением сказать, что наши землевладельцы… отдали себя в кабалу, которая под изящными формами, оказывается несравненно более жестокою, чем в большинстве случаев было для крестьян крепостное право. Кредит – это страшное орудие и пользование им, как пользование опиумом, может быть допущено лишь в исключительных случаях» ^{210} . В последующие два десятилетия схожие чувства выражались и другими сословниками, некоторые из которых хотели вообще запретить ипотеку. Одиннадцать из тринадцати членов комиссии Абазы главным достоинством заповедности считали то, что она закрывает землевладельцам возможность закладывать землю под кредит ^{211} .

Однако большинство защитников привилегий требовали облегчить дворянам-землевладельцам доступ к кредиту. При этом они не имели в виду такого займа, к которому прибегают предприниматели, берущие деньги в долг, чтобы нарастить доход и затем выплатить долг из полученной прибыли. Их интересовали кредиты, которые предоставлялись для содействия государственным интересам в поддержании традиционного общественного порядка. Поскольку государство не настаивало слишком жестко на возврате такого рода кредитов, их следует обозначить точнее – как дотации или субсидии. Привыкнув в царствование Николая I к тому, что государство использует ипотечный кредит именно таким образом, многие дворяне возмущались исчезновением в конце 1850-х гг. этого рода помощи и желали ее возобновления. И сословники часто добавляли, что государство обязано было оказать помещикам такую помощь в качестве частичной компенсации за серьезные потери, которые они понесли в результате освобождения крепостных и последующих реформ ^{212} .

Именно такого рода соображения, а не труднодоступность частного кредита объясняют, почему в конце 1870-х и в начале 1880-х гг. со всех сторон слышались требования первого сословия о создании государственной системы ипотечного кредита. В ответ на неослабевающий поток ходатайств, направлявшихся дворянскими и земскими собраниями, Александр III в июне 1885 г. учредил Государственный дворянский земельный банк ^{213} . По словам императора, целью банка было «облегчить им [дворянам] способы и впредь выполнять с честью столь высокое призвание». Александр надеялся, что с помощью банка «дворяне тем более привлекались к постоянному пребыванию в своих поместьях, где предстоит им преимущественно приложить свои силы к деятельности, требуемой от них долгом их звания… Мы, для пользы Государства, признаем за благо, чтобы Российские дворяне и ныне, как и в прежнее время, сохраняли первенствующее место в предводительстве ратном, в делах местного управления и суда, в безкорыстном попечении о нуждах народа, в распространении примером своим правил веры и верности и здравых начал народного образования» ^{214} .

Банк действовал на условиях, не оставлявших никаких сомнений в причинах его существования ^{215} . Ссуды предоставлялись потомственным дворянам под залог уже принадлежащих им сельских земель. Банк, как правило, не финансировал операции по покупке земель, если не считать того, что с 1894 г. он выдавал ссуды на покупку земель великороссами у нерусского (главным образом, польского) дворянства в девяти западных губерниях. Польские дворяне, владевшие землями в западных губерниях, не имели прав на получение ссуд ^{216} , и сфера деятельности банка была ограничена 47 губерниями Европейской России (за вычетом Прибалтийского края) и территориями Северного Кавказа и Закавказья.

В отличие от учрежденного двумя годами ранее Крестьянского поземельного банка, который до 1895 г. взимал с заемщиков коммерческую ставку 7,5–8,5 %, Дворянский земельный банк сначала выдавал под залог земли ссуды под всего лишь 5 %, в 1889 г. снизил ставку до 4,5 %, а в 1894 г. – до 4 %. Да и капитализация Дворянского банка была существенно выше, чем у Крестьянского банка: к середине 1890-х гг. сумма кредитов, выданных первым, была примерно вшестеро больше, чем у второго ^{217} . [54]54
  В 1895 г. Крестьянский банк понизил ставку по закладным до 4,5 процентов, и к 1905 г. сумма выданных им кредитов составляла уже более половины кредитов Дворянского банка.


[Закрыть]В 1890 г., когда Дворянский земельный банк взял на свой баланс все кредиты, сделанные Обществом взаимного поземельного кредита (в свое время они выдавались под более чем 7 % годовых), заемщикам разрешили осуществить рефинансирование своего долга по существенно более низкой ставке процента. Обычно ссуды банка не превышали 60 % стоимости имений, но в тех случаях, когда целью кредита было покрытие ссуд, взятых до основания банка, максимальная величина долга могла доходить до 75 %. Могло быть выдвинуто (и чаще всего выдвигалось) требование о более высокой оценке собственности; к ноябрю 1896 г. 65 % всех имений, заложенных в Дворянском земельном банке, были подвергнуты переоценке ^{218} . Хотя банк имел право ссужать деньги на срок от 11 до 67 лет, в период между 1902 и 1905 гг. 97 % всего числа ссуд (97–99 % по стоимости) были выданы на срок от 61 до 67 лет ^{219} . Через пять лет после получения ссуды заемщик имел право осуществить ее рефинансирование – увеличить срок кредита или повысить его сумму до 60 % текущей стоимости имения. Если заложенное поместье приобретал человек, не имеющий дворянского достоинства или имеющий только личное дворянство, он обязан был в течение пяти лет погасить задолженность перед банком.

Деликатной проблемой было обращение с просрочившими уплату заемщиками, так как задачей Дворянского земельного банка было сохранить заложенные имения в руках их нынешних владельцев. Заемщик, просрочивший полугодовой платеж, должен был в течение первых трех месяцев выплачивать пеню в 0,5 %, а за каждый последующий месяц – по 1 %. После шести месяцев просрочки банк имел право вступить во владение имением, а в случае просрочки платежей еще на три месяца – продать его с публичного аукциона. У прекратившего платежи заемщика были и другие возможности. Для уплаты просрочки его имение могла взять в управление на срок до шести лет дворянская опека его уезда, либо, на срок до двух лет, сам банк. В период опеки на сумму просрочки платежей начислялись пени в размере 6 % годовых. В случае стихийного бедствия, пожара или смерти владельца заложенного имения разрешалось задержать два полугодовых платежа на срок до трех лет, при этом пени начислялись в том же размере, но владелец не лишался права выкупа закладной. Фактически, как указал Витте в обращении к Особому совещанию по делам дворянства, просрочивший уплату заемщик лишался права на выкуп закладной, только просрочив три или более платежа. Большинство заемщиков Дворянского земельного банка вовсю использовали такую мягкость условий погашения кредита (см. табл. 17). Вероятность принудительной продажи была на практике совсем ничтожной: в период 1891–1896 гг. банк продавал с аукциона в среднем по 41 имению в год – всего лишь три тысячных от числа всех заложенных в нем имений ^{220} . [55]55
  По состоянию на 1 ноября 1896 г. банк владел закладными на 12 801 имение в 39 губерниях. Цифровым данным.С. 42–43.


[Закрыть]

Таблица 17.

Задолженность заемщиков Дворянского земельного банка по состоянию на 1 ноября 1896 г. (в %) ^{221}

^{(Задолженность по платежам …… Число ссуд – В проценте к совокупной величине выданных ссуд)}

Своевременная выплата …… 21 – 20

Просрочка одного платежа …… 38 – 35

Просрочка двух платежей …… 26 – 26

Просрочка трех и более платежей …… 16 – 19

Несмотря на всю мягкость своего устава и снисходительность политики, Дворянский земельный банк с самого начала подвергался критике за то, что он мало чем отличался от обычного коммерческого банка. Именно за это атаковали в 1885 г. устав банка, и Мещерский, в частых записках, направлявшихся им Александру III и наследнику престола, и Катков, в передовых статьях «Московских ведомостей». Десять с лишним лет спустя публицист Семенов заклеймил банк за предоставление «биржеваго банковаго кредита» и вообще за «коммерческий взгляд на земли» ^{222} . Еще откровеннее высказывался П. А. Кривский, предводитель дворянства Саратовской губернии, который в 1896 г. утверждал, что замысел Александра III относительно банка был извращен министерством финансов под руководством Витте. В результате при первой же просрочке с платежами по закладным банк выставлял имения на торги и вообще вел свои дела совершенно как «частные жидовские банки», от милости которых до 1885 г. целиком зависели дворяне-землевладельцы ^{223} . Филиппики Кривского представляли собой обычную для того времени попытку идентифицировать коммерческую ментальность как угрозу чужаков ценностям русской жизни, а дворянство при этом изображали как защитника этих ценностей.

Конкретные предложения об изменении политики Дворянского банка поступали нескончаемым потоком от дворянских обществ, публицистов и совещаний губернских предводителей дворянства. Предлагалось множество всяких решений: шире использовать опеку, чтобы предотвращать или хотя бы оттягивать момент признания заемщиков некредитоспособными; запретить принудительную продажу дворянских имений с торгов или ограничить такого рода продажу так, чтобы к участию в торгах допускали только членов первого сословия; понизить ставки процента; сделать так, чтобы банк финансировал покупку земель дворянами либо покупал земли сам, чтобы потом на льготных условиях перепродать ее им же; передать банки в другое министерство (земледелия или внутренних дел), которое представлялось более отзывчивым к нуждам дворянства, чем министерство финансов; избирать представителей дворянства в управление банком ^{224} .

Особенно сильные страсти возбуждал вопрос о задержке выплат по закладным, который лично затрагивал каждых четырех из пяти заемщиков банка. В марте 1896 г. Совещание губернских предводителей дворянства призвало установить на три года мораторий на погашение долгов по закладным, аннулировать часть просрочки, а накопившиеся долги по погашению закладных прибавить к сумме основного долга, и при этом безо всяких пеней в виде повышенного процента на задержанные платежи. Опыт подобного решения проблемы неаккуратных плательщиков уже был – в 1889 г. Дворянский банк списал шесть миллионов рублей просроченных платежей, а оставшиеся пять миллионов рублей прибавил к основной сумме долга. Предложение совещания было поддержано памятными записками Кривского и других предводителей дворянства, а также публицистами вроде Плансона ^{225} . В марте 1897 г. Витте выступил с альтернативным планом – понизить ставку банковского процента и одновременно ужесточить политику по отношению к неплатежеспособным заемщикам, но это породило бурный протест многих предводителей дворянства и самого Дурново ^{226} .

В обращенном к Витте Указе от 29 мая 1897 г. император попытался установить компромисс между его предложениями и требованиями прошедшего в 1896 г. съезда предводителей дворянства. Николай II отверг идею моратория на платежи по закладным после того, как виднейшие губернские предводители дворянства (П. Н. Трубецкой из Москвы, А. Д. Зиновьев из Петербурга и М. А. Стахович из Орла) убедили его, что такой вопиющий акт правительственного фаворитизма может только уронить репутацию первого сословия в глазах общества. По всем кредитам, полученным до 1 мая 1897 г., ставка была снижена до 3,5 % годовых; для кредитов, полученных после этой даты, она осталась на уровне 4 %, а в июле 1900 г. была повышена до 5 % ^{227} . Все просроченные платежи по закладным на конец апреля 1897 г. плюс сумма накопленных штрафных платежей образовали особый долг, сумма которого не должна была превышать 12 % первоначальной величины кредита по закладной. По этому долгу была установлена ставка в 3,5 %, и он подлежал погашению полугодовыми платежами величиной в четверть регулярных выплат в счет погашения закладной. Было установлено, что в будущем пени за несвоевременное внесение платежей в счет ипотечных кредитов должны составлять 0,5 % в месяц вплоть до момента погашения просрочки, а не удваиваться до 1 % в месяц после третьего месяца, как это было прежде. В феврале 1900 г. в устав Дворянского банка была внесена статья, позволяющая ему спасать от дефолта самых безнадежных должников, по имениям которых сумма ипотечного кредита и просроченных платежей превосходила 60 % стоимости самого имения. Банк получил право с согласия должника выкупать часть имения и использовать вырученные деньги для уменьшения бремени задолженности по остальной части имения. Земля, оказавшаяся таким образом в собственности банка, подлежала продаже в течение двух лет, причем преимущественно в руки потомственных дворян; по прошествии двух лет непроданные участки переходили для продажи в собственность Крестьянского банка.

Эти изменения мало повлияли на уровень просроченности по платежам заемщиков Дворянского банка. В период 1898–1905 гг. предупреждения о возможности принудительной продажи были посланы владельцам 42 839 имений, в среднем по 5355 предупреждений в год, примерно каждому четвертому из владельцев заложенной в банке земли. Число же имений, действительно проданных с торгов за несвоевременное погашение долга, уменьшилось в тот же период относительно предыдущего (крайне низкого) уровня и составило в среднем 29 в год, т. е. 1,3 на тысячу заложенных в банке имений ^{228} . [56]56
  В 1897 г. не было продано с торгов ни одного имения, так что среднегодовой показатель за 1891–1905 гг. составляет ровно 32. По состоянию на 1 января 1902 г. в банке были заложены 22 758 имений (Ежегодник России 1904 г.С. 398).


[Закрыть]В 1906–1913 гг. число имений, продаваемых за долги с торгов, в среднем опять выросло до 50 в год, или до 1,8 на тысячу, – по-прежнему очень низкий показатель ^{229} .

Большинство дворян, становившихся заемщиками банка, таким образом, не только получали щедрые суммы денег под низкий процент и на большой срок, но и продолжали в полной мере использовать снисходительное отношение банка к неаккуратному погашению долгов, часто очень серьезных, понимая, что риск лишиться заложенной земли невелик. И хотя Дворянский земельный банк остался под юрисдикцией министерства финансов, в своей деятельности он не сильно отклонялся от представлений сословников о целях кредитной политики.