Текст книги "Миф о русском дворянстве: Дворянство и привилегии последнего периода императорской России"

Автор книги: Сеймур Беккер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 23 страниц)

Проведенная в 1831 г. радикальная реформа корпоративных организаций дворянства попыталась исправить эти недостатки ^{59} . Чтобы сделать службу более привлекательной, губернские предводители дворянства отныне назначались императором; служебный ранг всех выборных должностей был повышен на один класс, а выборным администраторам был гарантирован шестилетний срок пребывания в должности, и они впервые получили права чиновников гражданской службы. Одновременно был расширен круг дворян, имевших право занимать выборные должности. Это было достигнуто за счет отмены прежнего требования о минимальной собственности (не менее 100 рублей годового дохода от имения) и обязательной предварительной службы в государственном аппарате с получением звания четырнадцатого класса или выше. Для повышения статуса губернских дворянских собраний им было позволено обращаться в правительство с петициями и жалобами на местные административные промахи и злоупотребления даже в тех случаях, когда дворянство не было главной или единственной жертвой. Чтобы заинтересовать в выборах богатых дворян, и прежде всего не проживавшую в губернии аристократию, право голосовать стало зависеть от размера собственности. Крупные землевладельцы сохранили право голоса на выборах сословных представителей и должностных лиц, средние землевладельцы с этого времени были представлены выборщиками, а мелкопоместные дворяне лишились права голоса [8]8
  Крупными землевладельцами считались те, кто владел не менее 3000 десятин земли или 100 крепостных мужского пола; в группу средних землевладельцев вошли те, кто имел от 150 до 3000 десятин или от 5 до 100 душ мужского пола. На выборах средние землевладельцы получили пропорциональное представительство – по одному выборщику на каждые 3000 десятин земли и 100 душ мужского пола, принадлежавших тем, кто участвовал в предыдущем уездном дворянском собрании. Одна десятина равна 1,09 га.


[Закрыть]. Все землевладельцы, выслужившие чин, сохранили право голоса по всем вопросам, кроме выборов должностных лиц.

Реформа 1831 г. настолько мало помогла государству решить вопрос нехватки должностных лиц для системы местного управления, что еще до конца десятилетия были приняты дополнительные меры. Если меньше чем 12 дворян из одного уезда присутствовали на собрании, губернский предводитель имел право для проведения выборов соединить дворянство двух или более соседних уездов. Любой средний землевладелец получал право голоса на выборах, если на военной службе он дослужился до шестого класса (полковник), а на гражданской – до четвертого (действительный статский советник). Право голоса получал и любой дворянин, отслуживший три года на должности предводителя дворянского собрания, даже если у него не было поместья. Постоянная нехватка дворян для занятия выборных должностей понудила правительство разрешить в известных случаях одному лицу одновременно занимать две выборных должности, а также предоставить право личным дворянам быть избранными на должность уездного полицейского чина ^{60} .

Эффект правительственных усилий оказался минимальным. Жалобы на должностную неадекватность местных выборных администраторов не прекращались до самой отмены этих должностных позиций в 1860-х гг., когда Борис Чичерин высказал всем известную истину – российские дворяне всегда больше ценили свое право собственности на живые души, чем свое право влиять на ход дел посредством участия в выборах и службы на выборных должностях в местном управлении ^{61} . Учитывая тот факт, что самодержавие жестко контролировало как назначенных чиновников, так и выборных администраторов, а также принимая во внимание узость границ, в которых должны были действовать дворянские общества, нельзя не признать, что дворянство достаточно адекватно воспринимало соотношение между ценностью своих прав собственности и прав политических.

Те самые законы, которые должны бы в 1831 г. возбудить интерес дворянства к участию в дворянских собраниях и к занятию выборных должностей, сделали еще яснее, чем раньше, тот факт, что государство смотрело на эти функции скорее как на обязанности, чем привилегии. Для дворян были установлены штрафы, если они не посещали дворянских собраний (если только они заранее не предъявляли уважительной причины) или отказывались принять должность, на которую их избрали; надзор губернатора за губернскими собраниями был усилен [9]9
  Для созыва губернского собрания стало необходимым разрешение губернатора. Он должен был лично открывать собрание и давать письменное распоряжение об окончании его работы. Губернский предводитель дворянства был обязан подавать губернатору списки участвующих в собрании и текст всех принятых решений. Без разрешения губернатора собрание нельзя было затянуть более чем на пятнадцать дней, а в случае каких-либо непорядков в собрании, он лично должен был вмешаться, сделать виновникам выговор и предупредить о недопустимости повторения чего-либо подобного. Романович-Славатинский. С. 445–446; О составе.С. 97–98.


[Закрыть]; был особенно подчеркнут тот факт, что внесение в генеалогический реестр и избирательный список соответствующей губернии было не только правом, но и «обязанностью» каждого дворянина, ставшего владельцем земли ^{62} . В том же стиле происходила и проведенная в 1832 г. замена заведенных в 1780-х гг. дворянских мундиров, особых для каждой губернии, на единую для всех форму – темно-зеленый мундир министерства внутренних дел. Правительство Екатерины Великой ввело разнообразие мундиров, выражавших корпоративное единство дворянства каждой губернии. Правительство Николая I, унифицировавшее мундир, сделало упор на роли дворянства как агента государственной власти ^{63} .

Воздействие Великих реформ

С Петра I до Николая II государство Российское поставило перед собой двойную задачу, стремясь уменьшить несоответствие (в основном военное и экономическое) России Западу путем избирательного заимствования у последнего и включить в политическую систему российского самодержавия и иерархическую структуру общества изменения, неизбежно сопровождающие такие заимствования. В XVIII в. решение этой двойственной задачи шло успешно: государство энергично содействовало проведению технической, культурной и административной вестернизации, одновременно усиливая традиционные политические и социальные структуры. В XIX в. задача стала бесконечно более трудной, потому что на Западе одно сословное общество за другим трансформировалось в классовые общества, а династические государства превращались в национальные, основанные на принципе народного суверенитета. Глядя с сильнейшим неодобрением на эту тенденцию, российское правительство проявляло чрезвычайную чувствительность к взаимосвязи между интеллектуальными и экономическими переменами, с одной стороны, и фундаментальными политическими и социальными преобразованиями – с другой; теперь оно стало относиться с крайней осторожностью и подозрительностью к дальнейшему проникновению в Россию западных идей и западной техники. Платой за такую чрезмерную настороженность стало унизительное поражение России в Крымской войне против Британии и Франции – двух обществ, мощь которых, несоотносимая с мощью России, была чудесным образом увеличена непрекращающейся модернизацией их экономических, социальных структур и политических систем.

В течение шестидесяти лет после поражения в Крымской войне старый режим, стремясь к повышению силы и безопасности государства, с обновленным интересом начал осуществлять модернизацию экономики и вооруженных сил, не намереваясь, однако, отказываться от традиционной сословной системы организации общества и от самодержавного режима власти. Фактически политическая система оставалась неизменной – по форме до 1906 г., а по сути во многом вплоть до 1917 г., когда, наконец, и был предъявлен счет за подобное отсутствие гибкости. Оставалась формально неизменной до 1917 г. и сословная система; единственные структурные изменения, проведенные в 1860-х гг., были незначительные – реорганизация трех купеческих гильдий в две и слияние различных разрядов крепостных и крестьян в однородное в правовом отношении крестьянство [10]10
  Рибер (Rieber) ошибается, утверждая, что в «Собрании законов 1892 г… правительство восстановило деление населения на четыре сословия: дворянство, духовенство, горожан и селян» (р. XXIII). В таком восстановлении не было никакой нужды, потому что его никто никогда не отменял. Во 2-м томе Свода (а не Полного собрания)законов издания 1892 г. в законе о земских учреждениях было восстановлено сословное деление владельцев недвижимости, расположенной в малых городах и в сельской местности, и сделано это было ради выбора уездных земских собраний (см. гл. 7).


[Закрыть]. К 1917 г., однако, режиму пришлось пожертвовать большей частью той сути, которая определяла сословную систему требованиям модернизации.

Первым по времени и по значительности шагом по выхолащиванию сути сословной системы было освобождение крепостных в 1861 г. Эта радикальная реформа одновременно повысила правовой статус крестьянства и лишила дворянство самой ценной из привилегий – исключительного права владеть населенной землей и получать выгоду от бесплатного труда своих крепостных. С освобождением крепостных дворяне также лишились другой своей прежней роли – от имени государства осуществлять судебные, полицейские и налоговые функции относительно своих крестьян. Большая часть личных привилегий, принадлежавших дворянству наравне с другими привилегированными сословиями, ненадолго пережила освобождение крестьян. Уже в 1863 г. освобождение от подушной подати было распространено на мещанство ^{64} , а спустя двадцать лет этот налог был совсем отменен. Другие налоги, прежде всего налог на недвижимость и акцизные налоги, всегда применялись по отношению ко всем сословиям. Самые жестокие формы телесных наказаний были отменены в 1863 г., хотя в некоторых случаях крестьян все еще подвергали битью розгами ^{65} . Наиболее серьезный удар привилегиям нанесла судебная реформа 1864 г., в основе которой лежали «принципы безсословности суда, равенства всех граждан перед законом» ^{66} . Право дворян быть судимыми себе равными приняло радикально иной вид: в самом знаменитом из описанных в художественной литературе уголовных процессов в пореформенной России обвиняемый, потомственный дворянин Дмитрий Карамазов, был осужден присяжными, состоявшими из четырех чиновников, двух купцов и шести мещан и крестьян ^{67} . Благодаря судебной реформе все граждане России без различия сословий получили право не только на суд присяжных, но и на гарантии от внесудебного лишения жизни, статуса или собственности, а также на право обжаловать приговор у императора. В 1860-х гг. все граждане получили право на паспорт для выезда за границу и на занятия торговлей и промышленностью ^{68} . С освобождением привилегированных сословий от рекрутской повинности покончила военная реформа 1874 г., которая сделала призыв на военную службу всеобщим, и теперь образование, а не сословная принадлежность, давало право на уменьшенный срок службы. А когда армия отказалась от практики размещения войск по частным домам, освобождение дворянства от постоя потеряло всякий смысл.

Последней областью, в которой сохранились существенные сословные различия, была государственная служба. До 1906 г. дворянство имело известные предпочтения при приеме на службу и при продвижении по служебной лестнице, тогда как выходцам из мещанства и крестьянства («бывших податных сословий», как их стали называть после отмены подушной подати) доступ на гражданскую службу был по-прежнему закрыт ^{69} . Если не считать этой сферы общественной жизни, единственной существенной формой межсословных различий, сохранившейся после Великих реформ, было неравенство между крестьянством и всеми остальными. Крестьян, как и прежде, судили особые суды; для них сохранилось телесное наказание; в случае стихийных бедствий они единственные подлежали принудительной мобилизации для общественных работ; сохранились также известные ограничения свободы передвижения и выбора места жительства ^{70} .

В течение долгого времени правительство намеревалось провести реформы местной полиции и других органов власти, включая судебную систему, на уездном и губернском уровнях. Когда под стимулирующим действием отмены крепостного права эти реформы были в начале 1860-х гг. осуществлены, дворянство как сословие едва не утратило всякую роль в местной администрации. В 1862 г. были упразднены выборы сельских полицейских должностных лиц на уровне уездов и станов, которые прежде избирались дворянством. Как в сельской местности, так и в городах их заменили назначаемые губернатором служащие. Ожидалось, что созданные в сельских местностях в 1864 г. земские собрания и земские управы окажутся более эффективными в обеспечении определенных социальных услуг, чем различные должностные лица и комитеты, избиравшиеся с 1775 г. целиком или частично дворянством и вызывавшие множество нареканий ^{71} . Еще один решительный удар по принципу сословных привилегий был нанесен уездными земскими собраниями, единственно выбираемый обществом орган, созданный в ходе Земской реформы 1864 г. Земские собрания представляли собой межсословный орган самоуправления, формировавшийся не на сословных, а на имущественных критериях. При этом членами первой курии выборщиков были все личные землевладельцы – и дворяне и недворяне. Судебная реформа 1864 г. заменила отдельные сословные суды первой инстанции, существовавшие с 1775 г., и отменила посословное избрание судебных должностных лиц. Юрисдикция новых судов охватывала лиц всех сословий (хотя одновременно были созданы волостные суды для разбора незначительных правонарушений, в которых действовали только крестьяне). Роль судей исполняли либо профессиональные юристы, назначаемые министерством юстиции, либо мировые судьи, избиравшиеся уездными земскими собраниями.

После Великих реформ единственной должностной фигурой, избираемой губернским дворянским собранием, остался один из четырех заседателей уездного полицейского управления ^{72} . [11]11
  Из трех других членов уездного управления земской управы один избирался горожанами, а двое – крестьянами.


[Закрыть]Что касается некоторых других должностных фигур, включая мировых посредников и представителей первого сословия в губернских и уездных по крестьянским делам присутствиях, дворянское собрание составляло короткие списки кандидатов, из которых губернатор совместно с губернским предводителем дворянства выбирал должностных лиц ^{73} . [12]12
  Мировой посредник был назначаем для каждого участка уезда, для разрешения споров между помещиками и их бывшими крепостными в период 1861–1863 гг., когда составлялись и утверждались уставные грамоты. Грамоты предлагали размежевание крестьянских наделов и сумму, причитающуюся землевладельцу в возмещение за наделы. До 1874 г. мировые посредники осуществляли контроль над крестьянскими сословными учреждениями на уровне сельского общества и волости. Уездные съезды мировых посредников были ответственны перед губернскими по крестьянским делам присутствиями, в которых состояли местные чиновники и четыре представителя дворянства. Когда в 1874 г. мировые посредники были упразднены, некоторые их функции были переданы в новые уездные по крестьянским делам присутствия, имевшие сходный состав.


[Закрыть]Хотя дворянские общества остались не затронутыми реформой, их роль в поставке должностных лиц местного управления резко снизилась. В их компетенции остались только сословные дела, да и здесь их полномочия были резко ограничены надзором самодержавного государства, ревниво защищавшего незыблемость своей политической монополии.

Таким образом, за одно или два десятилетия после освобождения крепостных государство лишило дворянство большей части его правовых привилегий, как гражданских (включая личные и имущественные), так и политических. Вес традиций и обычаев, сохранявшееся чувство почтения со стороны низших сословий, сохранение господствующих позиций дворянства в сельском хозяйстве, в высших слоях бюрократического аппарата и офицерского корпуса – все это было залогом того, что первое сословие России еще будет известное время сохранять влияние, далеко не соответствующее его численности, но что теперь ему придется действовать без защиты правовых привилегий.

Поскольку владение крепостными крестьянами было самой ценной из дворянских привилегий, отмена крепостного права не могла не быть самой серьезной потерей, вызванной Великими реформами. С 1801 г. члены других сословий имели право владеть ненаселенными имениями, т. е. землей, к которой не были приписаны крестьяне, но только дворяне могли владеть населенными имениями. Освобождение крепостных и наделение их землей в период 1863–1883 гг. привели к упразднению категории «населенные земли» и превратили землю, частную собственность отдельного человека, в такой же товар, как и любой другой. В отличие от таких западных стран, как Франция и Пруссия, в российском праве не было концепции «дворянской земли» как таковой, независимо от сословия владельца, и поэтому все привилегии были привязаны к землевладельцу, а не к земле. Стоило землевладельцу и его бывшим крепостным достичь соглашения об условиях выкупа за обязательные крестьянские наделы – под давлением правительства этот процесс к концу 1880-х гг. был завершен, – как оставшаяся у них земля впервые в истории стала доступной покупателям всех сословий [13]13
  До заключения между помещиком и его бывшими крепостными выкупной сделки, согласно которой последние получали наделы, начинали выкуп земли и переставали быть «временно-обязанными», помещичье имение могло быть передано только другому дворянину. Земли, выделенные бывшим крепостным, являлись коллективной собственностью сельских обществ, за которые те были обязаны платить выкупные платежи государству. Последнее, со своей стороны, авансом выделило помещикам возмещение за крестьянские наделы, взятые у них.


[Закрыть]. Необходимое условие для отделения дворянства от его земель было создано, процесс, к которому дворяне, не теряя времени, подключились, начался.

Глава 2
ДВОРЯНСТВО И ЗЕМЛЯ: ПЕРЕОЦЕНКА

Исторический контекст

В течение полувека после отмены крепостного права шел непрерывный процесс разделения двух групп, границы между которыми до этого в основном совпадали. Скорость и масштаб дифференциации этих групп показаны в таблице 2. Быстрая урбанизация первого сословия – это еще один признак того, в какой степени дворянство уже отдалилось от земли. К 1897 г. 47,2 % дворян, проживавших на территории европейской части России, были горожанами, тогда как в 1858 г. таких было только 15–20 %. <sup>{74} , [14]14
  В официальных оценках соотношения численности городского и сельского населения по состоянию на 1858 г. потомственное дворянство учитывалось в одной группе с личным дворянством и чиновниками, не имеющими дворянского статуса. В 1858 г. 32,9 % этой большой группы были горожанами, а в 1897 г. – уже 57,6 %. 78,4 % личных дворян и чиновников были в 1897 г. горожанами, а в 1858 г., когда им было запрещено владеть землей с крепостными, горожан среди них должно было не менее 60–70 %. Поскольку в продолжение этого периода отношение числа потомственных дворян к суммарной численности личных дворян и чиновников недворянского происхождения оставалось на уровне 2:1, в 1858 г. среди потомственных дворян не могло быть больше 15–20 % горожан. В целом население в 1858 г. было городским на 9,4 %, а в 1897 г. – на 12,9 %.


[Закрыть]</sup>Сходную картину открывают и данные о миграции населения: в Европейской России в 1897 г. из всех горожан дворянского происхождения 64,2 % жили не в тех уездах, в которых были рождены, а 49,1 % жили даже за пределами своих губерний [15]15
  Общий свод результатов переписи,1: 90, 92, 102, 105. Для городского населения в целом значения этого показателя существенно ниже: только 47,8 % всего населения проживало за пределами уездов, в которых были рождены, и только 30,9 % – за пределами губерний, в которых были рождены.


[Закрыть]. Первое сословие, как следует из этих данных, претерпевало резкие социальные изменения. Накануне освобождения крестьян 80 % всех дворян принадлежали к семьям землевладельцев, лишь 20 % или меньше были горожанами. Накануне Первой мировой войны к семьям землевладельцев принадлежало менее 40 %, тогда как от 60 до 80 % этой группы числились уже городскими жителями [16]16
  В 1897–1914 гг. темп роста городского населения Европейской России оставался таким же, как в 1858–1897 гг., и к 1914 г. 15 % населения этой части империи проживало в городах. Если бы относительная численность проживающих в городах дворян продолжала увеличиваться с таким же темпом, как в прошлом, к 1914 г. примерно 80 % дворян уже были бы горожанами, а если бы темпы прироста относительной численности этой группы стали вдвое меньше, чем в 1858–1897 гг., они составили бы к 1914 г. примерно 60 % всей численности дворянства.


[Закрыть].

Таблица 2.

Дворянские землевладельцы, 1861–1912 [17]17
  Цифры приблизительны. Об источниках данных см.: Приложение В.


[Закрыть]

Сокращение в 1861–1912 гг. более чем вдвое процента дворян, входивших в семьи землевладельцев, сопровождалось примерно таким же уменьшением земель в руках потомственного дворянства. В ходе проведения в жизнь крестьянской реформы 1861 г. первое сословие передало своим вчерашним крепостным 28 % своей земельной площади [18]18
  Бывшие крепостные получили 33 756 тыс. десятин земли (Robinson G. T. Rural Russia under the Old Regime[N.Y., 1932]. P. 87), тогда как у дворян, проживавших в 47 губерниях Европейской России, осталось 87 181 тыс. десятин, за вычетом прибалтийских губерний, где крестьяне были освобождены без земли уже во втором десятилетии XIX в. (МСДЗ 24 fl915]:66–67).


[Закрыть]. В 1862 г. оставшиеся в руках дворян европейской части России 87,2 млн. десятин (без учета земель в прибалтийских губерниях) сократились за следующие пятьдесят два года до 41,1 млн. десятин – на 53 % (см. следующий раздел, «Продажа и скупка дворянских земель»).

Превращение дворян-землевладельцев в меньшинство первого сословия, потеря дворянством более половины земель, которыми оно владело накануне освобождения крестьян, и трансформация дворянства из преимущественно сельской группы населения в преимущественно городскую – все это признаки драматических изменений, пережитых дворянством за первые полстолетия после Великих реформ. Чтобы оценить значение этих перемен, следует начать с исторического контекста связи между российским дворянством и землей.

Даже после освобождения в 1762 г. от обязательной службы государству дворянство, бывшее по своему происхождению и традициям служилым сословием, продолжало тяготеть к городам и к императорскому двору. Городская жизнь, по крайней мере в период зимнего «сезона», для дворянина XIX в. была идеалом. Поместье являлось для него прежде всего источником провизии и доходов, делавших возможной жизнь в городе, а помимо этого было приятной резиденцией в летние месяцы. И хотя большинству дворян до 1861 г. этот идеал был недоступен, это не мешало им считать такой порядок вещей наилучшим, а сельское хозяйство – занятием низменным, подходящим только для управляющих имением крестьян. Западных посетителей России крайне поражало, насколько слаба была связь русского дворянства с землей. В 1840-х гг. этот феномен попал в поле зрения барона фон Гакстхаузена, который, среди всего прочего, отметил, что типичный помещичий дом – наскоро построенный, примитивно отделанный даже внутри, с непритязательной меблировкой – производит впечатление временного пристанища, а не постоянного жилища. И такая картина была характерна даже для довольно влиятельных лиц ^{75} . Примерно так же описал сельские усадьбы дворян живший в России в конце XIX столетия англичанин ^{76} , а в 1880-х гг. о том же явлении оставил свидетельство Леруа-Болью: «Здесь никогда не было такой, как на Западе, связи между дворянством и землей. В отличие от остальной Европы, здешнее дворянство не отождествляет себя ни с почвой, ни с местностью. Имена дворян никак не связаны с названиями их поместий или близлежащего района, как они связаны в немецком и французском языках приставками vonи de…[В России] нет ничего похожего на гордые дома европейской аристократии, наследницы феодализма; нет ничего сходного с этими средневековыми замками, столь прочно и основательно вросшими в почву, столь надменно напоминающими о могуществе семей, твердыней которых они были когда-то. Кажется, что дама русская природа воспротивилась созданию таких замков, для которых здесь нет ни подходящих мест, ни материалов – ни скалистых гор, на вершине которых могли бы возвышаться эти семейные крепости, ни камня, из которого их можно было бы построить. Деревянный дом, так часто сгорающий дотла, так быстро уничтожаемый жучками-древоточцами, так легко переносимый с места на место и поддающийся любой перестройке, является подходящим символом русской жизни; жилища сами по себе свидетельствуют о непрочности положения аристократии» ^{77} . Даже более основательные, выстроенные в стиле Палладио, помещичьи резиденции XVIII и начала XIX в. редко служили родовым гнездом в западном смысле слова, так как поместья не часто оставались собственностью одной и той же семьи дольше чем в двух-трех поколениях ^{78} .

Непрочность связи дворян со своими поместьями отчасти объясняется их традиционной ориентацией на государственную службу и отсутствием в России феодального прошлого. На Западе благородное сословие было если не прямым потомством, то духовным наследником средневековых воинов-землевладельцев, которые, под защитой крепостных стен своих замков, de facto были суверенными владыками своих феодов, и их политическая власть и влияние прямо зависели от обширности и богатства их земельных владений. Исторически земля была основой положения и власти благородного сословия на Западе. В России, напротив, первое сословие являлось наследником московских служилых людей и своими привилегиями, положением и земельными наделами было обязано государю. Исторической основой общественного положения русского дворянства являлась не земля, а государственная служба.

Относительно слабая привязанность дворян к своим поместьям была также результатом культурной пропасти, отделявшей их от других сословий, прежде всего от крестьян и духовенства. В любом сословном обществе сословия различаются как образом жизни, так и правовым статусом, но первое сословие России было отделено от всех других гораздо больше обычного. Сбрив свои бороды, облачившись в западное платье и усвоив элементарные основы западной культуры и образования – все по приказу Петра Великого, – дворянство быстро, уже к концу XVIII – началу XIX в., превратилось в группу, чуждую всем другим сословиям по образу жизни, мышления и даже по языку бытового общения. В течение почти двух столетий понятие дворянина включало в себя не только высокий общественный статус, что было неотъемлемой привилегией сословия, но и беспримерное, незнакомое Западу и всегда подчеркиваемое чувство своего культурного превосходства. Культурная дистанция, которая отделяла вестернизированное дворянство от сохранявшего традиционные обычаи народа, в сочетании с обширностью российских пространств создавала для дворян-землевладельцев проблему культурного и социального одиночества, по интенсивности своей несравнимую с тем, что переживали западные дворяне в своих культурных захолустьях. До самого конца XIX в. многочисленные наблюдатели неоднократно отмечали, какой ценой расплачивались живущие в удаленных от центра поместьях культурные и энергичные дворяне, лишенные общества образованных людей и доступа к школам, библиотекам и театрам ^{79} .

Не менее важным фактором, обусловившим традиционное отношение к земле дворянства, была неприбыльность сельского хозяйства на значительной части европейской территории России, особенно в губерниях, бывших исторической колыбелью великорусского дворянства, – от Олонца и Вологды на севере до Курска и Воронежа на юге, от Пскова и Смоленска на западе до Симбирска на востоке. Неплодородность почв и короткое лето на севере и в центре, равно как нередкие засухи на юге, являлись причиной низкой продуктивности земли, а сельскохозяйственные потребности небольших и медленно растущих городов были слишком слабым стимулом экономического развития. При таких условиях тратить капитал на совершенствование хозяйства представляло мало смысла. Вместо этого дворянство предпочитало «извлекать из земли все, что можно, при наименьших затратах времени, сил и денег», рассматривая землю, и не без оснований, «как источник средств к существованию, а не богатства» ^{80} . Типичный помещик, даже постоянно проживавший в своем имении, откровенно паразитировал на крестьянах, которым он предоставлял в обработку землю в обмен на оброк (деньгами или натурой) или барщину (отработку трудом).

Воздействие освобождения крестьян на дворянство нужно рассматривать на фоне этих условий. Освобождение создало свободный рынок сельскохозяйственной земли, благодаря чему дворяне получили возможность превратить свои земельные владения в иные, потенциально более доходные формы капитала, попутно отказываясь от роли землевладельца в пользу других, более приятных и близких им видов деятельности.