Текст книги "По образу дракона (ЛП)"

Автор книги: Серж Брюссоло

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)

Какое-то время Рацца позволял ему упиваться властью, но затем праздник закончился, и началась серьезная работа. Нату пришлось присоединиться к своим товарищам по обучению – Тобу, Акарису, Ульму… Все они тоже были из сирот. Мощный механизм подготовки пришел в движение; полный его оборот занимал несколько лет и заканчивался только тогда, когда рыцарь отправлялся в путь. В путь к битве и к смерти…

Их первая встреча с «врагом» состоялась в тесном гроте, к которому вел скрытый проход. Не до конца проснувшиеся мальчишки – слипающиеся глаза, вялые рты – спотыкаясь, брели за Раццей. Но то, что они увидели в центре зала, выложенного белыми плитами, заставило их вздрогнуть от ужаса: застыв в угрожающей неподвижности, на них уставили свои ощеренные зубами пасти два дракона. Нат вместе с другими чуть было не пустился наутек, но Рацца остановил своих учеников.

Насмешливо улыбаясь, он спокойно подошел к монстрам, каждый из которых восседал на пьедестале, покрытом непонятными письменами. Ящеры не шелохнулись. За спиной Ната Ульм, высокий парень с рыжими волосами, испустил вздох облегчения:

– Статуи! Это всего лишь статуи! Ну и злобный же у них вид!

Нат прищурил глаза. Фигуры поражали обилием деталей; казалось, они были рождены под резцом скульптора столь же безумного, сколь скрупулезного. Их тела ровными рядами покрывала чешуя; вдоль мощного позвоночника, изогнутого необычайно живо, громоздились костные пластины. Ничего не было упущено: складки на коже, прожилки на перепончатых лапах, сетка кровеносных сосудов на выпуклых глазах с вертикальными зрачками.

– Дотроньтесь до них! – приказал Рацца – Пощупайте! И скажите мне, что вы чувствуете. Начните с того, что справа, затем перейдите к левому, а в конце положите руки одновременно на обе статуи…

Они подчинились, не пытаясь понять, для чего это нужно. Нат первым делом коснулся грубой пасти, из которой устрашающе торчали зубы, – и ощутил холодный камень. Это сразу его ободрило. Это не более чем статуя, просто статуя. Необычайная достоверность исполнения могла сбить с толку, но прикосновение руки к изгибам уродливого тела не оставляло сомнений. Статуя! Бог ты мой! И чего он так испугался! Правду сказать, минерал, выбранный для создания скульптур, – камень зеленого цвета, – усиливал впечатление подлинности. Какая-то разновидность мрамора, необыкновенно твердая – ноготь не оставлял на ней ни единой царапины. Нат принялся осматривать вторую фигуру – то же самое. Он окончательно уверился, что это всего лишь скульптуры, хоть и до невозможности совершенные. Его товарищи пришли к тому же выводу. Ну и что это все означает?

Вместо пояснений Рацца указал им на четыре кувалды, способные по виду справиться с самым крепким камнем.

– Разбейте эти кощунственные идолы! – приказал он, простирая руку. – Пусть от них останется пыль!

С горящими от возбуждения глазами мальчики бросились к инструментам. Исполненный жажды разрушения, Нат схватил деревянную рукоять, размахнулся изо всех сил и ударил стальным бойком по морде чудовища… К его великому изумлению, молоток с оглушительным грохотом отскочил, не оставив на зеленом камне ни малейшей царапины. Нат растерянно переглянулся с товарищами, которых постигла та же неудача. Охваченные задором, мальчишки скопом молотили по статуям – безрезультатно. Что левый, что правый, каменные драконы выдержали все атаки. Рацца ухмыльнулся.

– Не тратьте вашу энергию впустую; вы ничего не добьетесь. Ваши предшественники также потерпели поражение. Драконы не боятся ударов.

– Учитель, – задыхаясь, проговорил Тоб, – из какого дьявольского материала они сделаны? В какой каменоломне добывают камень столь твердый?

– В одной далекой северной области, затерянной в вечных туманах. Наши враги называют его пиритом. Но я хотел показать вам не только это. Посмотрите-ка внимательно на эти создания. Одно из них – и в самом деле просто скульптура, тогда как другое – настоящий дракон… Живая рептилия, окаменевшая на время спячки.

Шепот недоверия пробежал по группке учеников.

– Но, учитель… Это невозможно…

– Оставьте эти мысли! – сухо отрезал Рацца. – Не стоит недооценивать врагов. Наши люди слишком быстро забывают, что драконы суть лишь охотничьи собаки, свора, посланная противником, чтобы нас уничтожить. Чтобы постичь истину, надо смотреть намного дальше. Ну, а сейчас, вглядитесь в этих тварей… Они неотличимы друг от друга. И, однако, достаточно окропить водой того, что слева, чтобы его кожа вновь стала упругой, хвост забил по земле, лапы покинули пьедестал, на котором они покоятся. Да! Довольно и капли, чтобы вернуть его к жизни... и заставить броситься на нас.

Рацца сделал паузу, с удовлетворением наблюдая, как на лицах его учеников застыло ошарашенное выражение.

– Они называют это сухой гибернацией, или иначе молекулярным сжатием. Процесс запускается автоматически, как только тела рептилий перестают подвергаться постоянному смачиванию водой.

– Вы хотите сказать: как только прекращаются дожди? – осмелился спросить Нат.

– Да! Едва увлажнение становится для них недостаточным, они впадают в спячку. Их мускулы, внутренние органы, кожные покровы затвердевают до предела, можно сказать, «минерализуются». Их жизнь приостанавливается, и они превращаются мумии тверже самого крепкого камня. Обезвоживая свои оболочки, они противопоставляют солнцу прочный панцирь – результат естественной кальцификации тканей. Лишь сердце и некоторые фундаментальные доли мозга не подвергаются этому добровольному окаменению, но пульсация настолько замедляется, что ее невозможно уловить, даже приставив ухо к боку «статуи». Такова их хитрость, их стратегия в противостоянии небесному огню, которая позволяет им не сгореть вместе с их гнусными лесами. И засушливый сезон проходит для них, как солнечный луч скользит по поверхности камня, не проникая в него…

Рацца замолчал, тяжело дыша и стиснув пальцами ткань своего одеяния.

– Вы устали, учитель! – робко сказал Акарис.

Но Рацца отмел замечание взмахом рукава.

– Каждый год они на шесть месяцев впадают в это личиночное состояние. Превращаются в народ статуй. Только осенний дождь, заструившись по их телам, кладет конец этому каменному заточению, в котором они дремлют. Шаг за шагом активизируются химические процессы, выделяются гормоны, они истачивают и разрушают минеральный кокон, защищающий клетки. Эти существа можно сравнить с черепахами, чей панцирь на полгода становится мягким и гибким. Да, думаю, это хороший образ: черепаха с изменяемым панцирем – то кость, то плоть…

Нат снова потрогал руками обоих неподвижных чудовищ: что каменный, что «живой», оба казались одинаковыми. И на вид, и на ощупь. В последней надежде он прикоснулся к драконьему носу, пытаясь уловить запах, какие-либо испарения… Ничего.

– Они не боятся ни молота, ни зубила, – заверил Рацца; от ненависти его голос звучал резче. – Не стоит и надеяться уничтожить их такими средствами.

– Но как же эта тварь попала сюда? – вдруг спросил Ульм, указывая пальцем на спящего дракона.

– По моему приказу, – веско ответил Рацца. – Как пример опасностей, которые подстерегают будущих искателей, и чтобы ни у кого не возникло мысли посчитать мои слова бредом выжившего из ума старика.

– Но… – пробормотал Акарис. – Но… что, если этот монстр проснется?

– До тех пор, пока сюда не проникнут дожди, чтобы окропить его, тебе нечего бояться! Он пребудет таким как сейчас – уснувшим на тысячи лет, навечно отрешенным от жизни.

– А он нас слышит? Видит? – встревожился Нат.

– Не думаю. Во время каменного анабиоза его функции замедлены до предела, а органы восприятия отключены. В лучшем случае, произнесенное перед ним слово достигнет его мозга лет через десять.

– Но если они настолько неуязвимы, что мы можем против них? – воскликнул вдруг Тоб. – Мы бессильны!

– Кто сказал, что они неуязвимы? – возразил Рацца, сверкнув глазами. – Да, молоток и зубило их не берут, это факт, но есть и другие способы их уничтожить. И в надлежащее время я обучу вас этим способам. А сегодня я лишь хотел, чтобы вы прикоснулись руками, чтобы на примере этого дракона вы осознали тот природный феномен, который позволяет нашим врагам выживать летом в пустыне. Но это свойство сопряжено у них с хитрой уловкой, которая осложнит вашу задачу. В своем коварстве они быстро поняли, какую выгоду сулит им их сходство с камнем. Вот за эту тактику мимикрии их и прозвали хамелеонами…

Рацца остановился и величественно поднял руку.

– Слушайте! – выдохнул он. – То, что я вам сейчас скажу, никогда не должно покинуть пределы ваших губ. Потому что в большинстве своем люди не догадываются о дьявольской силе хамелеонов. Обычно говорят только о драконах, но драконы ничего не стоят без своих хозяев, которые натаскали их выслеживать нас. Однажды эти палачи перестанут довольствоваться нападениями исподтишка и явятся сами, чтобы нас истребить. За одну дождливую ночь их армия достигнет подножия нашей скалы; они взберутся по стенам и хлынут в пещеры. Они обольют нас водой из насосов, зальют нижние уровни, повернут русла потоков так, чтобы мы оказались затоплены… Вот почему ваша задача столь важна и прекрасна. Наше выживание зависит от вас, от вашей самоотверженности и от вашей готовности умереть.

Воцарилась глубокая тишина, нарушаемая лишь потрескиванием очага в середине зала. Из параболических зеркал на ящеров падали белые лучи – в точности как днем в пустыне. Нат зачарованно смотрел на них, воображая, как под нерушимым панцирем идет медленная работа органов, а расслабление сердечной мышцы следует за сокращением не ранее, чем через две недели… Подобное чудо не укладывалось у него в голове.

Словно прочитав его мысли, Рацца сказал сухим тоном:

– Не поддавайтесь своему наивному восхищению! Все, что заключено в образе дракона, суть зло. Единственный свет, который можно увидеть в его глазах – это свет ненависти. Вот почему вы не должны иметь другой цели кроме одной: убить…

Нат опустил голову и отступил на шаг. От внезапного чувства тоски в горле возник комок.

– На границе пустыни стоят некрополи, – чуть слышно начал Рацца. – Города-кладбища с пустынными улицами и необитаемыми домами… Летний ветер, прошелестев по этим улицам, стихает, так и не встретив ни одной живой души. Там нет ничего – только дворцы, полные скульптур, с множеством балконов, поддерживаемых армией кариатид; выжженные сады, в которых расставлены эскадроны конных статуй. Барельефы в натуральную величину украшают стены храмов, каменные фигуры возлежат на каменных помостах. Каждый город – словно грандиозный музей с богатыми залами. Вознесенные на свои пьедесталы, сонмы идолов застыли в причудливых позах под палящим солнцем сезона засухи. А если вы проникните в жилища, что окружают площади, то увидите немыслимое количество алтарей, возведенных у ног неизвестных божеств, память о которых не сохранила ни одна мифология. Проблуждав день по этому городу, вы ощутите головокружение и удушье. Будто этот лабиринт статуй, остановленных на середине жеста, смыкается вокруг вас. Будто вы сейчас, подчиняясь неведомому колдовству, окажетесь в строю этой неподвижной когорты…

Рацца умолк, пошатываясь. На его правом виске набухла и пульсировала крупная вена. Нат больше не мог сдерживать свое любопытство.

– Вы хотите сказать, что…

– Да, ты правильно понял. Среди этих статуй далеко не все из камня! Это и есть та хитрость, с которой вам предстоит справиться. Люди воды отлично научились извлекать пользу из феномена сухой гибернации. Чтобы обезопасить себя от наших разрушительных набегов, они придумали использовать свое сходство с мрамором. Их скульпторы изваяли тысячи статуй в человеческий рост, чьи пропорции в точности соответствуют реальным. Для этого они использовали камень, зеленый, как их кожа, и не имеющий себе равных по прочности, который они обтесали и отшлифовали при помощи неизвестной нам техники. Так они создали целую армию фигур обоих полов и всех возрастов. Подлинный народ идолов немыслимой анатомической точности, установленных на пьедесталах, застывших у стен, взирающих с крыш зданий. А затем, как только наступает время гибернации, они сами включаются в эти композиции! Они смешиваются с толпой статуй – взбираются на каменных коней, занимают место в хороводе нимф, замирают над алтарями несуществующим божествам! Они путают карты! Кальцификация, которая превращает их кожу в панцирь, позволяет им создавать морок, дает возможность на целый сезон затеряться в этом лесу статуй. Теперь вы понимаете, почему их называют хамелеонами? Умножая число скульптур, они могут становиться невидимыми, растворяться в их массе. Теперь вы по собственному опыту знаете, насколько велико их искусство: ведь вы оказались неспособны выявить различие между драконами. Между подлинным и фальшивым, между изображением и его моделью…

– А зачем нужно их различать, если у нас только и есть, что жалкие молотки? – обиженно вскинулся Ульм.

– Когда вы отправитесь в странствие, вы будете вооружены не кувалдами, – отрезал жрец. – У нас еще есть мощные взрывчатые вещества…

– Так достаточно снести каждый город до последней статуи! – глуповато обрадовался Тоб.

Рацца раздраженно прищелкнул языком.

– Не все так просто! Далеко не все! Наши запасы взрывчатки хранятся с давних времен. Мы обнаружили их в глубине скалы, где их укрыли наши предки. Понимаете, что это означает? Что наша неразвитая наука не способна синтезировать эти вещества. Поэтому не может быть и речи о том, чтобы устроить вакханалию взрывов, чтобы снести каждый город до последней статуи! Наоборот, взрывчатку следует использовать с большим разбором, сперва научившись отличать каменных от живых в толпе неподвижных фигур. Живая материя, и только она, подлежит уничтожению. К чему нам истребление скульптур?

Тоб опустил голову.

– Это будет вашим основным принципом, – объявил жрец. – Вы ни в коем случае не должны тратить взрывчатое вещество ради бессмысленных разрушений. Я понимаю, как это сложно. Выматывающая игра в прятки в лабиринте безумных сооружений, с одним вопросом, терзающим ваше сознание: статуя это или живое существо? Вы испытаете муки сомнения. Каждый раз, истратив заряд, вы еще долго будете проклинать себя. Вы будете бродить как сомнамбулы по этим городам из кошмаров: с пьедестала на балкон, с балкона на барельеф, ощупывая, исследуя, обнюхивая с закрытыми глазами для пущей концентрации. Я сам пережил подобное, когда обходил эти города-ловушки, чтобы потом составить карту. Я был тогда молод и невыносимо страдал от собственного бессилия. Я пытался задавать им вопросы, даже оскорблять их. Я поднимался ночью и до изнеможения бил кулаками по их торсам, а утром отступал, побежденный, с разбитыми костяшками. С тех пор я нашел, чем их поразить. Поверьте, вы не пуститесь в путь безоружными. Водному народу придется туго от вашего набега. Их уловки им уже не помогут! Ваши глаза, перебегая от лежащих фигур к стоящим, смогут в три секунды отличить спящего хамелеона, маскирующегося под статую, от каменной копии. И тогда вы со знанием дела его уничтожите, и за каждого поверженного врага люди пещер будут вечно превозносить ваше имя!

Возвышенную речь Раццы оборвал приступ кашля. Тоб исподтишка злорадно ухмыльнулся.

Этой ночью Нат плохо спал. Ему снилось, что он заблудился в лабиринте застывших фигур. Он колотит по ним молотом, в тщетной попытке различить их. Не в состоянии определиться, он перебегает от одного пьедестала к другому, без конца меняя место закладки взрывчатки. Какова доля живых среди этих изваяний? Сколько статуй приходится на одного хамелеона? Десять? Двадцать? Сто? Если он заложит взрывчатку наудачу, каковы его шансы уничтожить подлинного врага?

Застонав, Нат проснулся под недовольные окрики соседей по спальне.

Три дня спустя Рацца привел нескольких совсем юных девушек с непомерно большими грудями – гидрофагов – и дал понять, что ущербность этих рабынь (они были лишены языков) компенсировалась развитием необыкновенно острого слуха.

Нату уже доводилось слышать об этом феномене, но он не мог взять в толк, чем племя гидрофагов может быть полезно им в том странствии, которое они собирались предпринять. Он сказал об этом жрецу и получил в ответ гневный взгляд.

– Они способны различать тончайшие тона, которые наше ухо не может уловить. Я знаю это, потому что я сам их проверял. Они утверждают, что отзвук от статуи и от живого хамелеона, если по ним ударить серебряным молотком, не будет одинаков. Существует едва заметная разница в резонансе. Разница, позволяющая безошибочно выявить подделку!

– А может, они врут, чтобы придать себе значительности? – хохотнул Тоб.

– Исключено! – отрезал Рацца. – Я тысячу раз в их отсутствие переставлял местами драконов. В семи случаях из десяти они смогли определить спящую рептилию. Эти девушки отправятся в путь с вами. Они есть тот козырь, которым вы не имеете права пренебрегать. Особо хочу заметить: они девственницы и должны таковыми остаться. Какая-либо органическая модификация может оказать воздействие на их способности, а я этого не желаю.

Затем состоялся жребий, по которому каждый будущий рыцарь получил свою служанку-грума. Как понял Нат, девушку, что досталась ему, звали Боа. Он протянул ей руку, не зная толком, как следует себя с ней вести. Тоб, Ульм и другие предпочли презрительно отвернуться. В глазах молодой рабыни что-то сверкнуло. Что-то, похожее на гордость и на вызов. Она словно сказала ему: «Еще посмотрим, кто из нас окажется лучше, доблестный сэр: вы, с вашим нелепым каучуком, или я, с моим отрезанным языком!»

Гром и птица

На рассвете одиннадцатого дня Боа привстала в стременах и указала пальцем на горизонт. Нат вздрогнул, и Кари, тотчас почувствовав его нервозность, забил копытами и затряс гривой. Посреди покрытой трещинами долины что-то чернело, какая-то область с четкими геометрическими границами, которые невозможно было списать на случайность. Прищурив глаза, Нат различал многоэтажные сооружения с террасами, зубчатые выступы, раскинутые веерами величественные лестницы. Ну, а зеленый, похожий на малахит, материал, не оставлял сомнений по поводу природы этого места. Конечно же, то был город. Город, спящий каменным сном.

Нат сжал челюсти. Значит, конец пути близок. Он понял: подсознательно он надеялся, что карта, составленная Раццей, является приблизительной, а возможно, и придуманной, и эта неопределенность сулит им долгое странствие. Он ожидал, что им придется покружить, тем самым удлиняя дорогу и получая временную отсрочку. Он был раздавлен. Координаты, указанные Раццей тридцать лет назад, обнаружили сегодня свою обескураживающую точность. Скрепя сердце, Нат изобразил воодушевление: поднял вверх кулак в знак победы. При этом в глазах служанки, как ему показалось, блеснули иронические огоньки. Он пожал плечами и хлестнул коня. Однако на сей раз размашистый галоп через дюны не развеял его тоскливых мыслей.

В начале вечера, словно в подтверждение неизбежности того, что их ждет, с западным ветром по равнине прокатились глухие отголоски взрыва. Нат и Боа застыли. Даже искаженное расстоянием, это эхо невозможно было не узнать: пронзительный металлический скрежет – органная труба, задетая взрывной волной, – заканчивался резкой трелью, от которой заныли уши. Сомневаться не приходилось: кто-то только что взорвал шашку…

Кто-то уже был у цели – возможно, в самом сердце спящего города. Кто? Тоб? Ульм? Акарис? Несмотря на потаенный страх, который гнездился где-то в желудке, Нат ощутил укол ревности: значит, он не будет первым! И тут же упрекнул себя за мелочность. Они здесь не соревнуются друг с другом, а выполняют работу, требующую терпения и кропотливости. И неважно, кому достанется пресловутая пальма первенства.

В тот день вдалеке раздались еще два взрыва, но где именно, Нат определить не смог: ветер уже сменил направление.

Нат прибавил ходу, безотчетно пытаясь себе доказать, что ему не терпится тоже поиграть со взрывчаткой. Хотя на самом деле ничего этого не было. Зеленая стена, что с каждым часом становилась выше, внушала ему страх, а в голове крутились слова учителя Раццы. Ему вспоминались фантасмагоричные описания жреца: пустынные улицы, заполненные статуями, неподвижный маскарад, великая уловка гибернации. Сумеет ли он отличить живых от каменных? Конечно, Боа придет ему на помощь. Боа, и ее маленький серебряный молоток. Но и ее чутье небезупречно: она верно угадывала в шести случаях из десяти, редко чаще. К тому же, оба они утомлены долгим переходом.

Недолгий и непрочный сон, нервное напряжение, накопившееся за ночи, когда она стояла на страже, несомненно, повлияют на точность Боа. Ей следовало бы хорошенько выспаться, прежде чем приступать к чему-либо. Хотя в любом случае, окончательное решение принимает рыцарь-искатель. «Не попадайтесь в ловушку нерешительности! – часто говорил им Рацца. – Дайте себе на раздумья тридцать минут, не больше, после чего выполните свой долг. В противном случае вас утянет в водоворот сомнений. Сомнения обрекут вас на промедление, и вы день напролет будете изучать свою мишень, не отваживаясь сделать шаг. Если вы не сможете быстро принять решение, ищите другую цель. Но будьте осторожны! Два раза подряд отступив перед препятствием, вы рискуете разувериться в своих силах… Даже отчаяться. Когда вас во второй раз одолеет кризис нерешительности, действуйте наобум. Но это не должно превратиться в систему! Пусть это будет вашим способом преодолеть минуту слабости, но никак не правилом…»

Сомнения… Вот это подлинный враг. Все надо делать быстро, не слишком раздумывая. Действовать технично: удостовериться в наличии нужных признаков, с часами в руках взвесить все за и против и подытожить сумму вероятностей. И ни в коем случае не давать обратный ход. Не допускать колебаний. Критический взгляд Боа, направленный ему в затылок, он уверен, заставит его собраться, и никакой из демонов, о которых предупреждал Рацца, не сможет утянуть его в свою пучину. В этом Нат дал клятву.

Раскаленный воздух дрожал, искажая очертания предметов, но, несмотря на это, город проступал все отчетливее. Каждая новая деталь решительно опровергала предположение о мираже. Уже можно было различить подъездную дорогу; по сторонам ее, словно изгородь, выстроился двойной ряд застывших драконов на одинаковых кубических пьедесталах. При мысли, что ему придется пройти через эту галерею ощеренных зубов, Нат ощутил непривычный спазм в своем атрофировавшемся желудке. Сколько здесь каменных ящеров? И сколько спящих монстров? Сколько гибернантов и сколько их копий?..

Нет! Он не должен поддаваться головокружению! Количество статуй подавляло, и чтобы прийти в себя, Нат сконцентрировался на действиях, которые ему предстоит выполнить совсем скоро, инстинктивно ища взглядом ящики, обтянутые кожей и притороченные ремнями к крупу вьючной лошади.

«Это не простая взрывчатка! – не раз втолковывал им Рацца, ведя их за собой вглубь скалы, в сумрачную пещеру, о существовании которой никто, кроме жреца, не знал. – Нет, вещество, к коему вы сейчас прикоснетесь, не имеет ничего общего с тем, о чем вы могли слышать прежде. Никаких фитилей, электрических проводов, никаких взрывателей – ни ручных, ни замедленного действия, ни срабатывающих от встряски, никаких датчиков времени, часовых механизмов, никаких запалов… Нет, субстанция, содержащаяся в этих ящиках, не боится ни жары, ни огня, ни ударов. Вы можете бросить ее в пламя, бить по ней молотком – и нисколько не опасаться взрыва. Фактически это вещество чувствительно лишь к одному воздействию: к звуку! К определенному звуку некоей частоты. Только к нему, и ни к чему другому. Превосходное решение, согласитесь!»

Спотыкаясь в полумраке каменного лабиринта, неофиты предпочитали помалкивать. Наконец, в дрожащем свете факела им открылось странное сооружение: гигантское веретено из покореженного металла, впечатанное в скалу, словно лезвие в рану. Ржавчина расползлась по его поверхности алыми язвами; лопасти, покривившиеся от удара, были изрезаны ее жалкими кружевами.

– Космический корабль, – проговорил Рацца; его голос дрожал от волнения. – Возможно, боевой крейсер. Эта пещера, несомненно, является его шахтой. Но со временем шахта обрушилась, похоронив его навсегда в толще скалы…

Недоуменно сдвинув брови, Нат обернулся к товарищам, но ни Тоб, ни Акарис не могли объяснить смысл странных слов мастера поиска, и ему пришлось просто принять их к сведению. Отодвинув проблему на край сознания, Нат все свое внимание перенес на ржавую конструкцию. Тем временем Рацца ступил на примитивный мостик и двинулся в нутро «корабля». Факел, раскачивающийся в его тощей руке, дымил и потрескивал, потоки воздуха отбрасывали за ним шлейф из сажи и искр, опалявший волосы учеников, гуськом следующих за учителем. Наконец они оказались в круглом помещении, стены которого были сплошь заставлены ящиками, похожими на дорожные вьюки, обитыми кожей, побелевшей от пыли; кое-где ящиков недоставало, и на их месте зияла пустота.

– Сто восемьдесят, – прошептал Рацца, – их осталось только сто восемьдесят. Эти запасы невозможно восполнить. Пробелы, что встречаются от ряда к ряду, никогда не будут восстановлены… Перед вами сейчас наше единственное оружие против людей дождя, оружие, унаследованное в далеком прошлом, и от которого однажды не останется ничего, кроме воспоминаний. Понимаете теперь, почему его нельзя растрачивать впустую?

С огромной осторожностью Рацца вынул один из ящиков и распустил связывающие его ремни. Нат заметил, что с внутренней стороны короб защищал резиновый слой шириной в несколько сантиметров. В центре ящика находилось прямоугольное углубление толщиной в руку, наполненное розоватой массой, по виду напоминающей желатин.

– Не много же сюда поместилось! – тихонько фыркнул Тоб.

– Это называется «глухим ящиком», – объяснил жрец, демонстрируя маленький кожаный короб. – Изнутри он полностью звукоизолирован; это сделано, чтобы ни один звук снаружи не достигал взрывчатого вещества, чтобы оно оставалось «глухим» ко всем внешним воздействиям. Это очень важное условие, и его соблюдение может спасти вам жизнь, а пренебрежение им, напротив, оборвет ее.

– Ну, а фитиль? – отважился спросить Ульм.

На лице мастера промелькнула гримаса раздражения.

– Я ведь вам уже говорил! Эта субстанция реагирует только на определенный звуковой сигнал. Что же до инструмента, к которому прибегали создатели взрывчатки…

Рацца раскрыл руку. На ладони у него поблескивал странный свисток, что-то вроде небольшой костяной флейты.

– Это? – недоверчиво воскликнул Тоб.

– Да, именно это! Простой свисток, вырезанный из неизвестного нам материала. Из кости или из рога, но в нашем мире не существует животного, которому они могли бы принадлежать. Благодаря этой особенности он способен создавать своеобразный звук, который никакое человеческое горло не сможет произвести. Этот свист мгновенно провоцирует детонирующую реакцию. Крайне локализованный, но необыкновенно мощный взрыв, перед которым ничего не способно устоять…

– Что значит крайне локализованный? – спросил Нат, не отрывая глаз от желтоватой трубки, которую жрец сейчас зажимал между большим и указательным пальцами.

– Я хочу сказать, что взрыв разрушит все в радиусе двух метров, какой бы не была прочность объектов, но если ты будешь находиться на расстоянии пятидесяти сантиметров от зоны поражения, ты ни в коей мере не будешь задет. В двух шагах от тебя разверзнется ад, но ни огонь, ни ударная волна не нанесут тебе ни малейшей раны.

– Невероятно! – выдохнул Ульм.

– Однако я ничуть не преувеличиваю, – подтвердил жрец с довольной улыбкой. – Вот какова наука у этих неизвестных существ. Мы все испробовали против драконов. Все старые традиционные взрывчатые вещества, составленные нашими мастерами на основе серы и селитры. И самое большее, на что они были способны – произвести трещину в панцире хамелеона! И только эта материя, пришедшая к нам со звезд, может нам помочь в нашей очистительной миссии. Эта смертоносная субстанция, которой мы обладаем, увы, лишь в ограниченном количестве.

– Ну, а свистки? – перебил его Тоб.

Рацца поморщился.

– Их тоже осталось немного. Некоторые испортились от времени. Достаточно одного простого скола на кости, чтобы извлекаемая нота изменилась и, следовательно, перестала оказывать воздействие. Это еще одна трудность, с которой вам предстоит столкнуться. Я уже говорил вам, что мы вырезали миллионы подобных свистков, но не добились ни малейшего эффекта. Когда вы окажетесь в пустыне, как зеницу ока берегите свой детонатор: трещина, царапина на язычке, и инструмент станет бессильным, бесполезным. И тут хоть дуйте в него, пока не лопнут щеки: взрывчатое вещество не соизволит пробудиться от своего неподвижного сна. И вы, мои рыцари, будете не опаснее, чем пугало. А что может пугало против дракона?

И прежде чем вновь исчезнуть в одном из карманов Раццы, костяной цилиндрик прошел по рукам учеников. По поводу взрывчатки больше вопросов не было.

Прошел почти год, прежде чем Нат снова столкнулся с загадкой этого странного способа разрушения. В то время он проходил подготовку при конюшнях под началом одного из учеников старшего набора. Это был парень, весь состоящий из мускулов и с вызовом носящий бритый череп. Откликался он на имя Ольмар. Мелкий интриган, он пользовался непререкаемым авторитетом среди неофитов. Нат, опасаясь его грубости и силы, при встречах с ним всегда был сдержанно вежлив.

Однажды вечером Ольмар, желая произвести на него впечатление, неожиданно ударился в откровения.

– Старик Рацца смеется над вами, – ухмыляясь, сказал он, решительно вонзив вилы в соломенную подстилку.

И, видя недоумение Ната, прибавил, гнусно улыбаясь:

– Да, да! Он рассказывает вам сказки, а вы, малышня, слушаете его, раскрыв рот. Он старый хитрец: то, что может напугать, он утаивает от вас. Своей болтовней заставляет вас сиять от гордости! Слава!.. Да он скрывает от вас самое дерьмо! А я тебе скажу. Мне ты можешь верить. Держу пари, он вам уже показывал взрывчатку? Взрывчатку, которая срабатывает только на звук свистка? Волшебную хлопушку, которая делает «бум», когда ты играешь на флейте?

Нат кивнул. Его горло внезапно сжалось от дурного предчувствия. Ольмар понизил голос и уселся на солому, поманив его знаком поближе к себе.

– Тебе не кажется странным, что это взрывчатое тесто, что его непременно надо держать в глухом ящике? Если для того, чтобы заставить его бабахнуть, без свистка не обойтись?

Нат кусал губы; этот вопрос тоже приходил ему в голову, но он не осмелился его задать из уважения к учителю.