Текст книги "Слуги Карающего Огня"

Автор книги: Сергей Волков

Глава шестая
Дом Корча

Теперь, прежде чем лечь спать, Луня каждый день подолгу упражнялся с Красным мечом, приучая руки к тяжести оружия, учился колоть, рубить и отбиваться.

Еще он укоротил топорище сохраненного волхвом берского топорика, оставив ухватистый черенок в локоть длиной, и начал учится мудреной науки топорометания. В первые дни топорик летел вкривь и вкось, но постепенно Луня набил руку, и все чаще Шык мог слышать сквозь сон не треск и стук от пролетевшего мимо выбраннного Луней в качестве мишени древесного ствола топора, а глухой, четкий звук воткнувшегося оружия.

Постепенно толщина мишеней уменьшалась, а расстояние, с которого Луня кидал топорик – увеличивалось. К концу четвертой семидицы пути вдоль Черного леса топорик поражал осинку в руку толщиной с тридцати шагов восемь раз из десяти! Луня в тайне сильно гордился таким умением – у родов метание топоров неизвестно почти, если они вернуться, будет чем похвалится перед родичами…

Никто не тревожил путников все эти дни. То ли жутковатое ожерелье на шее Луни действительно внушало страх, то ли потеря шестерых бойцов подсказала берам, что с этими двумя странниками лучше не ратится, но дни и ночи проходили спокойно. Приближался Дом Старого Корча, волхв говорил, что осталось не более двух ночей пути. А за Домом – день пути до Перевала, а за Перевалом – Загорье, Ар-Зум, благословенная земля аров…

* * *

К утру, когда нещадно погоняемые путниками арпаки начали от усталости замедлять свой бег, Луня заметил, что маячавший все это время по правую руку Черный лес начал отступать от Хода к полудню. На дневке стало заметно, что местность меняется – исчезли лесистые холмы на севере, Ледяной хребет стал почти неразличим, зато впереди показались вершины иных гор.

– Серединный хребет! – с волнением сказал волхв, указывая на цепочку серый вершин: – Хвала Роду и всем богам, завтра мы увидим Старого Корча и отдохнем в его Доме!

– А кто он, этот самый Корч? – спросил Луня, по обыкновению упражняясь с мечом.

– Он род, только не Влесов потомок, а из Куниц, младшего рода, что живет севернее нас, на берегах Великой реки Ва. Давным-давно ары упросили его поселиться в Доме возле Перевала, и Корч согласился. Там, возле Дома, от Хода отделяется Малый Ход, что ведет на юг, в земли, о которых и я ничего не знаю. Но ары знают, ведут с тамошними жителями торговые дела.

– А зачем нужен этот Дом? Что, на отшибе жить разве пристало? – удивился Луня.

Волхв улыбнулся:

– Перед тем, как идти на Перевал, путники из далеких земель, вот как мы с тобой, должны хорошо отдохнуть, обиходить коней, вот для того-то и стоит с незапамятных времен этот самый Дом, и хозяин его оказывает путникам гостеприимство по законам аров и своего племени, ибо так повелось, опять же исстари, что Хозяин Дома родом не ар…

Путники расплачиваются за постой кто чем, а если нет у них ничего, благодарят Хозяина вестями. Ары мудры, ибо все вести потом от Хозяина попадают к ним, так они собирают Знания.

Домов, подобных тому, в котором мы завтра окажемся, несколько, но те, другие, стоят много дальше по Ходу, за Ар-Зумом, и я там не бывал… Ну ладно, хватит бронзой махать, давай-ка харчится да спать, вон солнце уже к полудню…

Дом Корча путники увидели на рассвете – обнесенный крепким тыном, каменный, он стоял чуть в стороне от Хода, и не смотря на ранний час, из каменной же трубы над крышей поднимался дымок.

Луня еще никогда не видел домов из камня, да еще таких громадных, и даже открыл рот от изумления – надо же, сколько труда положено, чтобы соорудить такую избу! Зато, наверное, в каменном доме спокойно, пожар ему не страшен, да и простоит он много-много лет, не сгниет, шашель его не сточит, не просядут бревна, не смоет во время половодья вода…

Шык остановил арпака у широких, огромных, окованных бронзовыми полосами ворот, по ночному времени запертых, приосанился и громко постучал Костяной Иглой по боковому столбу.

Вскоре во дворе за воротами послышалось шаркание ног, и хриплый старческий голос произнес что-то на неизвестном языке. Волхв ответил, тоже не по-родски, Луня различил в быстром водопаде чужого говора лишь свое имя и имя самого Шыка.

Воротины со скрипом отворились и навстречу спешившимся путником шагнул седой, как лунь, сгорбленный годами человек, с морщинистым лицом, красным, на еловую шишку похожим носом, явно род, в меховой безрукавке, в домотканных теплых шерстяных портах, улыбчивый и приветливый.

Сперва он долго обнимался с Шыком, распрашивал волхва о том, легка ли была дорога, потом повернулся к Луне.

– Здраве будь, Хозяин! – поприветствовал его Луня, как велел обычай.

– И ты здрав будь, отрок Луня! Хоть на прадеда своего ты не похож, но породу видать, ни куда не денешься! Входите, будьте гостями дорогими, давно уже не встречал я родовичей, давно не слыхал родской речи!

Луня отвел приморенных коней в большой сарай, наполовину заваленный сухим, пахучим сеном. Выкликнутый из дома шустрый паренек не намного младше Луни, белобрысый и широкоплечий, занялся арпаками, а Луня вслед за Шыком и гостеприимным Корчем вошел в распахнутые двери Дома.

Да, таких домов Луне видеть еще не прходилось! Огромная Гостевая горница, в которой он оказался, могла бы вместить внутри себя и хоромину вожа, и для избушки Шыка еще место бы осталось!

Вдоль каменных стен стояли широкие дубовые лавки. Длиннющие, как приречные мостки, столы, числом десять, занимали всю центральную часть горницы, а каменные же столбы, что подпирали черные резные балки потолка, казались стволами громадных деревьев.

Слева виднелся огромный крытый очаг, тоже весь из камня, и возле него хлопотали несколько женщин, гремя котлами, мисами, черпаками и ендовами. Свет в горницу попадал через узкие окна, похожие на бойницы, что прорубают в стенах родских городищ, чтобы удобнее было поражать врагов стрелами. Поскольку на дворе еще стояли утренние сумерки, да и день обещал быть пасмурным, в горнице пылали факелы, воткнутые в бронзовые поставцы, а на каждом столе возвышались к тому ж большие масляные лампы арской работы.

Справа от входа вдоль стены шла лестница, сложенная из дубовых плах, и вела она на широкую галерею, на которую выходило множество дверей, иные затворенные, иные – занавешанные тканями или кожами.

– Там ночуют гости, которые пожелали отдохнуть в Доме несколько дней! – пояснил Луне Шык, когда они уселись за стол, а Хозяин ушел, чтобы распорядиться по поводу еды и питья. Волхв выглядел веселым и довольным, он не оглядывался, раскрыв рот, как Луня, но с радостью узнавал уже однажды виденное, словно бы убеждаясь, что все это было, было на самом деле… Спохватившись, волхв дернул Луню за рукав:

– Луня, гости у Корча из разных народов! Разные народы – разные обычаи! Поэтому не глазей на них попусту, какие бы диковенные одежы они не носили, и как бы диковенно они себя не вели! Понял? А то потом беды не оберешься!

Луня понял. Конечно, любопытно поглядеть иноземцев, но раз не оберешься, то анчута с ними, буду смотреть на стены да потолок дивной горницы…

Вскоре на столе перед оголодавшими путниками стали появляться блюда, мисы, корчаги и горшки со снедью. Чего тут только не было! Запеченая птица, пласты жареного мяса, вареные языки и копченое сало, свежесоленые грибы, моченые ягоды, резаная зелень, свежеиспечные караваи жита, жаренные в масле лепехи, кувшины и ендовы с квасом, медом и взварами. Но не обилие еды поразило Луню, а женщины, что подносили ее.

Шык уже успел сказать ученику, что у Старого Корча есть три сына, которые взяли жен из разных народов. Женщины нарожали Корчу внуков, и теперь в Доме живет большая семья, и кровь ее не принадлежит ни родам, ни какому другому племени. Луня был готов, что увидит чудных людей, но вид чужеземных родствениц Корча потряс его, не видевшего в жизни, кроме корья да беров, да и тех в горячке боя, больше никого чужого, до глубины души.

Всего к столу путников подходили три женщины, различные и обликом, и одеждой. Одна, уже в годах, имела черные, как смоль, волосы, убранные под кожаную квадратную шапочку, шитую бисером, на ее белом, словно точеном из кости, лице с огромными грустными глазами, казалось, навеки поселилась печаль.

У другой, помоложе, были буйные кудри, рыжие, как осенние листья, перевитые лентами и шнурами, широкое, доброе лицо улыбалось, налитое тело под простороной рубахой, расшитой узорами, казалось слепленным из житного теста. Третья, совсем молодая, пожалуй, ровня Луне, тоненькая, как тростинка, коротко стриженная, словно отрок, в кожаном сарафане поверх шерстяной вязанной кофты, быстро стрельнула на Луню глазами, и тут же потупила взгляд, поставила на стол блюдо с рыбой и проворно убежал к очагу. Убежала, а Луню словно дротом пробило – сердце забилось часто, руки-ноги захолодели, в ушах зазвенело – никогда еще такой пригожей девки ученику волхва из рода Влеса всречать не приходилось…

– Луня! – Шык уже оторвал от печеной утки ножку и теперь толкал ногой ученика: – Ты чего остолбенел-то? Ешь давай, а то Хозяин обидется! Тут ломаться нечего, давай-давай! Еще успеешь на девок насмотреться!

Луня, очнувшись, уткнулся носом в мису с похлебкой. Ломаться он и не собирался – давненько не ел по настоящему, последнее время все больше пахнущая дымом зверина да дичина попадал Луне на зуб, и парень, вооружившись ножом да ложкой, взялся за еду…

Ели долго и обстоятельно, словно после продолжительного поста. Время шло, попросыпались остановившиеся на ночлег гости, кое-кто уже выходил из своих комнат, спускался в горницу. Луня крепко помнил наставление Шыка, по сторонам особо не глазел, но любопытство все же заставляло его нет-нет да и окинуть взором сидящих за соседними столами.

Да, зело причудливо устроен мир, если уживаются в нем столь не похожие ликами, одежой и обычами люди! Луня скользил взглядом по сидящим за столами представителям разных племен и народов, и удивлялся.

Вот двое кряжистых бородачей в овчинах, с огромными кривыми ножами за поясами, рвут на части жаренного кабанчика. Вот несколько худых темнокожих людей в белых, как снег, накидках, с тяжелыми серьгами в ушах, ровно они не мужи, а девки, тянут из глиняных кружек горячее молоко, вот одетые в кожанные кафтаны и бронзовые брони меднокожие… этих Луня знает, это ары, видом похожи они на убитого у Синего камня соплеменника. А там, дальше, вовсе какие-то дикие – одежда из рыбих кож, волосы зеленью травяной крашены, на шеях ожерелья из звериных клыков…

Тут Луня смутился – нашел диких, а сам-то! У самого-то ожерелье и вовсе из человеческих пальцев сделано! Удружил волхв, нечего сказать! Может снять его потихоньку?

Луня потянул левой рукой через голову страшный оберег, но Шык, не глядя, поймал его руку, молвил только:

– Не надо, пригодится еще!

Пришлось смирится и продолжить трапезу…

Людей в горнице все прибывало. В открытые двери Луня увидел, как во двор Дома въехали новые гости – невиданные телеги на огромных колесах, влекомые круторогими быками. На телегах громоздились тюки с поклажей, вокруг гарцевали на черных тонконогих, не кряжестым арпакам чета, скакунах статные воины, с медными щитами, длинными копьями, в накинутых поверх кожаных броней красных плащах.

С передней телеги соскочил на землю невысокий, плосколицы человек в остроконечной синей шапке с красной кистью. Луня увидел Старог Корча, который кланялся новым гостям, подивился, когда это Хозяин успел выйти из горницы, вроде только-что был тут!

– Это жители страны Ом! – пояснил, заметив Лунин взгляд, Шык, уминая медовую лепешку и запивая ее квасом: – Их земли лежат далеко за страной аров, на восход и полдень. Там Ход делает большую петлю, чтобы обойти Голубые пески. Я тебе потом покажу!

– Мы поедем туда? – удивился Луня: – Мы отправимся дальше Загорья?

Волхв улыбнулся:

– Чтобы показать другие земли, не обязательно туда отправляться! Ары придумали делать чертежи земель, ну вроде наших охотничьих наметок, когда на песке рисуют то место, где будут охотничать, знаешь?

– Знаю. – кивнул Луня: – А что, разве можно нарисовать на песке всю землю? Это же песка не хватит!

Шык снова улыбнулся:

– Когда я возвращался от аров, давно это было, со мной был мастер Теша, слышал, может, он утонул двадцать с лихом зим назад на Великой реке. Так вот, изучил он арское мастерство тесать камни, и здесь, неподалеку, у обочины Хода мы с ним начертали на скале Слово о Великом Ходе и Чертеж земель Великого Хода. После я тебе покажу…

Шык и Луня закончили трапезничат, и тут же, как из под земли, возле них возник улыбающийся Корч.

– Как угощение, довольны ли гости дорогие? – спросил он.

– За последние полторы луны мы еще ни разу не ели так сытно и вкусно! Спасибо тебе, радушный Корч, и родне твоей, что позаботились об усталых путниках! – учтиво поклонился Шык, улыбась в ответ.

– Не хотите ли, дорогие гости, отдохнуть с дороги? – осведомился Корч.

– С удовольствием! – подтвердил Шык.

Корч повел путников наверх, в приготовленную для них комнату. Луня шагал вслед за Хозяином и волхвом, увлеченно беседовавшим о чем-то, по широким темным ступеням лестницы, и мысли в его голове путались, то ли от сытной и обильной еды, то ли от увиденного и услышенного за это утро…

Комната, в которую Корч привел соплеменников, большая и светлая, с двумя кроватями, укрытыми пушистыми оленими и овчиными шкурами, Луне понравилась. Его сразу потянуло в сон, и пока Шык благодарил Хозяина, Луня отстегнул пояс с клинками, бросил в головы котомку с вещами, повесил на оление рога, украшавшие стену, плащ, сад с луком и стрелами, и овчиный кожух, растянулся на мягких шкурах, и мгновенно погрузился в сон.

Он не слышал, как Корч вполголоса сказал Шыку, глядя на уснувшего юношу:

– Совсем еще мальчик! Ты был старше, когда ходил в арам вместе с Тешей! Говоришь, он срубил двоих беров? Н-да, великий вой живет в этом пареньке, может быть, дух его неистового прадеда ожил через столько лет? Уверен ли ты, Шык Костяная Игла, что его удел – волхование? Ведь волхв…

Шык прервал Хозяина:

– Знаю, знаю я, о Старый Корч, что волхву вместно и потребно, и что с мирской жизнью волховская несовместна… Но мыслю я и чую, не нутром, не сердцем даже, а сущностью своею, что времена меняются на земле. Идет Великая Смута на мировой порядок, так мне боги и предки сказали, и Великий Вед меня для того же к себе призывает! И чтобы побороть эту Смуту, во время которой должны сгинуть без следа все народы земные, нужны другие люди, нежели мы с тобой! Так я чую, а чутье мое меня, Шыка Костяную Иглу, еще ни разу не подводило.

– Про Смуту и что-то страшное и ужасное, что ждет нас всех, я догадываюсь. Как догадываюсь и о судьбе посланца Великого Бодана… Он погиб?

Шык кивнул. Корч печально опустил глаза, потом коротко спросил:

– Как?

– Нелюдь… – только и сказал Шык. Помолчали, помянув про себя молодого ара.

– И какими должны быть эти… новые люди? – тихо и очень серьезно спросил наконец Корч.

– Такими, как Луня! – отрезал Шык: – В них волховские умения, знания мудреца и сила воя зело искусного слиться должны воедино, слиться, чтобы мог он и мечно, и чародейно, и умно с любым врагом бороться и побеждать и людь, и нелюдь, и нежить, и богов поганых, коли в том нужда будет!

– Вона ты куда замахнулся, Шык! – удивленно поднял седые клочковатые брови Корч: – С богами ратится! Тут одного умения, силы да знаний мало – ярость должна жить в сердце того, кто на богов отважится посягнуть.

Шык кивнул:

– Ведомо мне про то, как и ведомо, что ярость эта есть в Луне, живет она там, внутри, малая и тихая, но с каждым днем просыпается, наливается силой, вытесняя из него сомнения и страхи! Великим мужем станет он, коли сейчас, в начале пути, не подрубить ему крылья, не опалить душу страхом, робостью, отчаянием или… Или любовью!

– Любовью? – удивился Хозяин Дома.

– Именно… – опустил глаза волхв: – Знаю, ведаю, что жестоко это, но другого пути нет – любовь все силы, на другие дела означенные, забирает, гложет душу, шатает сердце, сушит разум. Многие великие мужы разных народов превращались в овец да оленей кротких, когда Лада им глаза затмевала, Леля срамной уд дергала… Потому и берегу сейчас парня, потому и прошу тебя, во имя старого нашего побратимства – сделай так, чтобы родные твои бабы, особливо молодые девки, на глаза Луне не попадались! Сделаешь?

Корч усмехнулся:

– Против воли богов идешь, Шык? Любовь может и ослабить, а может и омогучить, горы своротить…

– Так, а волхвоство что, как не противление боговой воле? – быстро ответил Шык, блеснув глазами: – А что до любови, так она, как бабье слово, уж больно нетверда! Может приголубить, а может и убить.

– Но всегда парня в узде держать все одно не выйдет! – упрямо возразил Корч.

– Понимаю я то, Корч, знаю и понимаю, но мне важно СЕЙЧАС его от сетей Лады уберечь, СЕЙЧАС другое в его душе прорастить, а потом уж пусть, как Судьбина раскинет, будет! Ну как, просьбу сполнишь?

– Сполню!.. – скривившись, кивнул Корч, и вышел из комнаты…

Шык постоял некоторое время в задумчивости, машинально перебирая амулеты, висевшие на груди, потом посмотрел на спящего Луню, и на секунду суровое лицо волхва осветилось воистину отческой заботой и любовью. Но краткий миг чувств прошел, Шык шагнул к узкому окну, поглядел во двор, где омы разгружали свои телеги и перетаскивали тюки с товаром в особый каменный амбар – видимо, гости собирались задержаться у Корча надолго.

Людская возня внизу вдруг напомнила Шыку суету муравьев у муравейника в жаркий летний полдень – и те, и другие таскают что-то, трудятся на благо своих племен, но до недавнего времени разница между муравьями и людьми была огромна – мравейник мог прекратить свое существование в один миг – выльет какой-нибудь паскудник ведро воды, или еще проще и гаже – помочится на домик трудолюбивой мелкоты – и нет муравьиного народа… Люди же всегда мнили себя могучими и мудрыми. Но вот движется что-то, чему и названия в «мудрых» людских умишках нету, и это что-то может уничтожить всю Землю, как один большой муравейник…

Шык резко отвернулся от окна, скинул дорожную одежду, достал из мешка большой белый плащ из мягкой шерсти горных ахеевых коз, завернулся в него, лег и уснул…

* * *

Путники проспали весь день. За это время весть о том, что в Доме, в одной из лучших горниц почивает могучий и мудрый волхв родов Костяная Игла с учеником, облетела всех гостей Корча. Хозяин и сам не скрывал этого – времена уже давно стояли мирные, последняя большая война умыла кровью народы Великого Хода почти сорок девять зим назад, сейчас везде люди доверяли друг другу и не было нужды таится ни в большом, ни в малом.

О Костяной Игле в странах Хода знали. Правда, большинство только по-наслышке, но «Слово о Ходе» и Чертеж видели почти все, кому довелось путешествовать по свету, их переписывали и перерисовывали, переводили на разные языки, так что слава о Шыке и Теше облетела всю землю.

Теперь же гости узнали о новом деянии мудрого волхва – вместе с учеником Луней, могучим воином, не смотря на юные лета и легкую стать, Шык уложил целый отряд проклятых беров – великий подвиг, коего не удавалось сделать со времен легендарного Ар-Вала, воителя аров, который вознамерился очистить Черный лес от скверны, пошел в мрачные чащобы с небольшим отрядом лихи рубак и сильным чародеем-аром, имя которого затерялось во мраке лет, побил множество беров, но пал в неравной битве с нечистью, и с тех пор ни разу людям не удавалось победить служителей Чернобога…

Многие расценивали деяние Шыка и Луни как добрый знак – скоро и остальные беры поплатятся, а там и нечисть изведем, то-то хорошо будет ездить по Ходу!

Поэтому, когда уже под вечер Шык и Луня, выспавшись, вышли на галерею и стали спускаться по лестнице, гости Дома приветствовали их громкими криками, поднимая чаши и рога с медом в честь отважных родов. Смуглолицый джав даже затянул только что сложеный гимн, в котором воспевался их подвиг, причем пел он на родском, но через раз вставлял джавские слова, так что получилось через пень в колоду, как говорили в городище Влеса.

 
Беров проклятых, змеиных детей,
Побили два рода, честь им и слава!
 
 
Мудрый ум многое может свершить,
А вместе с острым клинком – и подавно!
 
 
Великий подвиг нам всем доказал —
Можно и должно с берами биться!
 
 
Больше, как зайцы, не будем мы бегать,
А по примеру родов отважных,
 
 
Соеденив воедино оружие
И силу мысли, беров побьем!
 
 
Будет по Ходу спокойнее ездить
Мимо проклятого Черного леса!
 
 
Слався в веках, о Шык многомудрый,
Слався в веках, о Луня отважный!
 

Луня сперва не понял происходящего, но подоспевший Корч в двух словах растолковал ему, кого славят гости, и Луне стало удивительно приятно, ведь еще никто никогда не пел в его честь хвалебных песен!

Корч приготовил для соплеменников огромный деревянный ушат горячей воды, Шык с Луней омылись на заднем дворе, жалея, что в Доме не нашлось места для парной бани. Но все равно, было очень хорошо смыть пыль и грязь после долгой дороги, почувствовать себя чистым и бодрым.

Потом роды отправились в горницу – трапезничать. Еда и питье на столе снова поразили Луню изобилием и изысканным, по его меркам, вкусом, и лишь то, что подносили ее теперь почему-то внуки Корча, а женщин, хлопотавших в горнице утром, нигде не было видно, смутило Луню – он никак не мог забыть коротко стриженой внучки Хозяина, и все вертел головой, надеясь, что увидит ее, но она так и не появилась…

После трапезы волхв повел Луню к Камню Хода – показать Слово и Чертеж. Вечернее солнце уже окрасило окрестные холмы и недалекие вершины Серединного хребта в розовое и багряное, когда волхв и ученик подошли к высокой, локтей в двести с лишним, трехгранной гранитной скале, одиноко возвышавшейся у обочины.

Перед скалой была вымощена камнем небольшая площадка. Шык и Луня подошли ближе, и замерли, разглядывая узорчатые писмена и искусный Чертеж. Вернее, замер, пораженный и очарованный, только Луня – волхв же просто отшел чуть в сторонку и прикрыл глаза, вспоминая минувшие дни, когда две семидицы, не разгибаясь, трудились они с Тешей над этим чудом.

Взгляд Луни скользил по Чертежу, подмечая знакомое и удивляясь незнакомому. Вот земля родов – леса, городища, реки, озера, луга и пашни. Все изобразил в камне Теша, даже Синий камень крохотной песчинкой виднелся на приречной луговине.

Вот Северные Бугры, Поворот, Ледяной хребет, Черный лес, Дом Корча, Серединный хребет… Дальше Луня смотрел уже не с таким с интересом – неизвестные ему земли просто занимали юношу своей огромностью, прихотливыми извивами чужих рек, пятнами чужих лесов, пустынь, цепочками неизвестных гор…

Да, велика, велика и необъятна земля, и не всю ее показывает Чертеж – есть много других стран, где и не знают о Великом Ходе, есть даже земли, лежащие посреди соленых волн Океана, и попасть туда человеку невозможно, ибо ни один, даже самый большой, челн не выдержит многодневного пути…

Луня словно бы услышал эти слова, они сами родились в его голове, придя ниоткуда и втоже время отовсюду сразу.

– А что там? – спросил он у погруженного в воспоминания волхва, указав пальцем на гладкую поверхность скалы в ладони от правого, восходного края Чертежа.

– А? – словно бы очнулся от забытья Шык: – Там-то? Великий Океан…

– А за ним? – упорствовал Луня.

– Край земли… – ответил волхв: – Там уносит Океан свои воды в бескрайние дали, и в конце концов падают они вниз с огромной высоты, ибо Земля – лишь шкура исполинского медведя, натянутая богами плашмя между четырмя ветвями Мирового древа… И на закате то же, и на полудне, и на полуночи… Мир конечен, Луня, и жители его обречены вечно скитаться по нему, не имя возможности покинуть земных пределов…

– Там, в Океане, есть еще земли! – с непонятной самому себе уверенно сказал Луня. И с детским упрямством топнул ногой: – Я знаю, есть! А где тогда Гамаюн живет? За морями, за горами… Там, за Океаном, и есть Ирий-земля!

Шык только грустно покачал головой. Воспоминания расстроили волхва – всегда несладко, когда кто-то или что-то напоминает тебе, что жизнь идет к концу, и все лучшее уже позади…

От Камня Хода возвратились уже в сумерках. По дороге волхв показал Луне скрытый закатно-красными облаками Перевал:

– Завтра с утра тронемся, к вечеру будем у арской заставы, что стережет Перевал. Там заночуем, а утром минуем горы и к обеду спустимся в Загорье! Готовся, Луня, послезавтра мы встретимся с Ведом!

Луню от этих слов охватил восторг – еще бы, ведь из всего городища он один побывает в Загорье, увидит былиного мудреца Веда, посмотрит на жилища аров, на их жизнь и их землю…

Роды виделись с арами каждую зиму, на Большом Торжище, которое устраивалось на огромном Торг-поле, что лежит на полдень и восход в дне пути от Северных Бугров. Туда съезжались с товарами люди всех племен, живущих к закату и восходу от Серединного хребта на три луны пути, пожалуй, только беры да гремы не бывали на Большом Торжище. Ары присылали на Торг-поле большие обозы со своими товарами, присылали воев и воевод, мастеров, искусников и мудрецов – меняться не только товаром, но и умениями и знаниями.

Глядя на аров, и другие народы хода начали делать то же, и с тех пор повелось, что кузнецы, кожевенники, оружейники, плотники, ткачи и пряхи готовились к Торжищу наравне с теми, кто собирался выгодно обменять десяток мешков с мукой или кадок с медом на чужеземный товар.

Вечерять Шык и Луня решили в своей комнате – в Большой горнице было слишком людно, шумно и суетно, а отвыкших от людей за время дальней дороги путников это сильно угнетало.

Корч все понял, велел своим принести родам еду на верх, а потом отвел Шыка в сторонку.

– Слушай, Костяная Игла, хочу я поведать тебе кое-что… Когда вы спали, пришли в Дом с полудня двое хуров, ты знаешь их племя…

Шык утвердительно кивнул, и Корч продолжил:

– Хуры говорят, что горы, где живет… вернее жило их племя, и которые сами они зовут Ур-ан-аг-алас…

– Горы, Которые Спят! – кивнул Шык.

– Вот именно! Так вот, хуры утверждают, что спящие горы проснулись!

– Как – проснулись? – удивился Шык.

– Хуры говорят, что горы ходят ходуном, из них валит дым, и течет жидкий огонь, который сжигает все на своем пути! Слыхал ты когда нибудь о подобном?!

– Не-ет!.. – не очень уверенно покачал головой волхв: – А не с хмельного меду наплели хуры про это? Может, дурачат они нас?

– Вряд ли… – печально ответил Корч: – Хотя у их племени и дурная слава, но тут они не врали. Племя хуров решило переселиться подальше от проснувшихся гор. Их шаман сказал – если горы могут спать и просыпаться, как живые существа, значит, они могут и ходить, ну, или ползать, по земле, значит, им нужна пища, и племя хуров не хочет быть этой пищей и нужно искать другое место, чтобы вбить столбы своих хижин…

– Хуры не хотят быть пищей, а я не хотел бы, чтобы хуры стали соседями родов, уведи их Влес подальше от наших земель! Но вести твои, Корч, зело важные, благо земное и небесное дарю я тебе за них и Веду сообщу обязательно!

На том расстались, и Шык поднялся в комнату, где Луня, засветив несколько лучин в поставцах, разбирал дорожные мешки, рассматривая одежу, не надо ли где чего залатать, подрубить, чтобы не махрилось, как-никак, после завтра – Загорье!

* * *

Выехать решили затемно, чтобы до ночи успеть до арской заставы у подножья Перевала, ну, а заодно – и не затягивать прощание с гостями Дома.

– Мыслю я, Луня, каждый тут захочет на дорожку нам слово доброе сказать, одарить чем ни есть, и мы с тобой лишь к полудню выберемся… Так что давай, вечеряем и спать. – сказал Шык, когда внук Корча принес корчаги с едой.

Пока ели, Луня все думал о стриженой внучке Хозяина. Наконец, он решил, что во что бы то ни стало должен увидеть ее сегодня. Должен, обязан, иначе… Иначе – все!

– Дяденька, Хозяина упредить надо, чтобы разбудил нас. – глядя в сторону, чтобы волхв не прочел по глазам, что он лукавит, сказал Луня: – Я схожу, мигом обернусь…

– А? – встрепенулся волхв, отвлекаясь от каких-то своих мыслей: – Да, иди, да давай мухой – спать пора…

Луня стремглав, чтобы Шык не заметил вдруг ни с того, ни с сего запылавших щек, выскочил за дверь, сделал несколько шагов и замер у резных дубовых перил галереи, жадно рассматривая в сидевших за столами и ходивших по всей горнице внизу людей.

Там было дымно. Горели факела по стенам, на столах плясали огоньки масляных ламп. Гости ели, пили, разговаривали, у большого, крытого камнем очага двое, смуглый джав и громадный, одетый в шкуры великан неведомого Луне племени, тягались на палке, кто сильнее. Вокруг толпой стояли подначивающие зрители.

Проворно сновали меж людей Корчевы родичи, вот и рыжая толстуха, что подносила им утром, вот еще какая-то незнакомая Луне женщина, вот пробежал быстроглазый белоголовый внук Корча… Где же, где же, во имя Лады, стриженная?!

Сказать по правде, Луня понятия не имел, о чем, и главное, как он будет разговаривать с внучкой Хозяина. Родский язык из всей хозяйской семьи знал, похоже, только один Корч, да и не подойдешь же к приглянувшейся девке, не скажешь: «Здравствуй, голубка, пойдем-ка на сеновал, поворкуем!»? Что делают по полатям, печам да сеновалам парубки с девчатами, Луня знал давно, иной раз с парнями постарше на рыбалку в ночь пойдешь, так такого наслушаешься – страсть стыдобищная! Но вот самому Луне и целоваться-то с девкой еще ни разу не пришлось – с «журавелем» те, что постарше, гулены, да вдовы-вековухи делов иметь не хотели, им мужик нужен, а не робкий отрок, у которого и бороденка-то еще не проклюнулась. А с ровесницами-хохотушками не до целований, все на подначках да подковырках…

Тут Луня заприметил Хозяина. Корч сидел в самом темном углу, за крайним столом, в одиночестве. Перед ним на столе возвышался диковенной формы кувшин и небольшая чарка. Казалось, Хозяин дремлет, откинувшись на покрытую мохнатой барсовой шкурой спинку скамьи.

«Подойду, спрошу!», – в отчаянии решился вдруг Луня: «Не погонит же он меня!».

Проворно сбежав по ступеням вниз, Луня бочком-бочком, стараясь не привлекать к себе внимания, скользнул вдоль всей горницы к столу, за которым сидел Корч, и замер за спиной Хозяина.

– Садись, гостенек дорогой, не вместно стоять тебе в углу! – негромко проговорил Корч, не поворачивая головы. Луня от неожиданности чуть не подпрыгнул – вот те на! У него что, глаза на затылке?

– Благи дарю тебе, дяденька! Не хотел я, значит, чтобы эта… Ну, глазели чтоб на меня, как днем седня…

Луня присел на краешек скамьи, взглянул в блеснувшие из-под бровей глаза Хозяина, и осекся, заробев. Как сказать-то? Где, мол, внучка, повидаться хочу? А Корч в ответ скажет – у нее суженый есть, чего тебе с ней видаться? И все, ходи назад, Луня-Журавель!