Текст книги "Торквемада"

Автор книги: Сергей Нечаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

Глава третья
Испанская инквизиция

Учреждение новой инквизиции в Севилье

Семнадцатого сентября 1480 года Изабелла и Фердинанд, будучи в Медина-дель-Кампо, назначили в качестве первых инквизиторов двух доминиканцев – Мигеля де Морильо и Хуана де Сан-Мартина (первый из них до этого был инквизитором в арагонской провинции Руссильон). Они начали исполнять свои обязанности именно в Севилье, где марранская община не показывала должной лояльности по отношению к властям и угрожала восстанием. С этого момента инквизиция в двойной монархии начала быстро превращаться в мощную организацию с жесткой, почти военной дисциплиной. Очень скоро в каждой провинции были созданы трибуналы во главе с инквизиторами.

Активное участие в этом принимали Томас де Торквемада и Альфонсо де Охеда, приор доминиканского монастыря в Севилье. Как мы уже знаем, Альфонсо де Охеда встретился с Изабеллой и Фердинандом и изложил перед ними проблему севильских марранов, попросив принять соответствующие меры. В конечном итоге королевская пара обратилась к папе Сиксту IV с просьбой разрешить установление в их королевстве института инквизиции.

Мигель де Морильо и Хуан де Сан-Мартин приступили к активным действиям с 1 января 1481 года.

Инквизиционный трибунал сначала состоял из двух вышеназванных монахов-доминиканцев и их советника, которым стал Хуан Руис де Медина, аббат церкви в Медина-дель-Рио-Секо, советник королевы, который позднее достиг званий епископа и посла в Риме. В качестве прокурора трибуналу был придан Хуан Лопес дель Барко, капеллан Изабеллы.

Эта организация скоро оказалась недостаточной, и взамен была создана целая система инквизиционных учреждений: центральный совет и четыре местных трибунала, число которых потом было увеличено до десяти.

Девятого октября 1480 года от имени Изабеллы и Фердинанда всем губернаторам был послан приказ снабдить инквизиторов и их помощников дорожными вещами и провизией, в которых они будут нуждаться при своем проезде в Севилью. Однако население Кастилии с таким недовольством встретило учреждение у них инквизиции, что, когда инквизиторы прибыли в Севилью, им практически ничего не удалось получить из того, что было нужно для исполнения своих обязанностей. В результате Изабелла и Фердинанд, которые находились еще в Медина-дель-Кампо, 27 декабря издали новый приказ, чтобы власти Севильи и епархии Кадиса помогли Мигелю де Морильо и Хуану де Сан-Мартину вступить в должность. После этого почти все «новые христиане», как говорится «от греха подальше», переселились с земель, непосредственно принадлежавших Изабелле Кастильской, на земли герцога де Медина-Сидония, маркиза де Кадис, графа д’Аркоса и некоторых других частных владельцев. Все они были объявлены новым трибуналом преступниками, уличенными в ереси, как пишет Хуан Антонио Льоренте, «в силу факта их желания бегством избавиться от наблюдения и власти инквизиции».

Следует отметить, что, став королевой, Изабелла получила разоренную страну, где люди давно даже слово такое – «закон» – позабыли. Чтобы покончить с этим, молодой королеве пришлось и хитрить, и изворачиваться, и вступать в самые неожиданные союзы, и даже воевать. Изабелла приняла новый уголовный кодекс, крайне жестокий, и поручила эрмандадам [22]22
  Эрмандады (исп. hermandades – братства) – союзы городов и крестьянских общин, которые создавались в эпоху почти полного отсутствия полиции для защиты и самообороны во время войн с арабами, а также для борьбы с разбойниками и разбойничавшими рыцарями. Первая эрмандада – Астурийская – была создана в 1115 году. В XIII веке многие эрмандады создавались для противодействия стремлению центральной (королевской) власти унифицировать управление и ущемить автономию городов. Особенно широкое распространение эрмандады получили в XIII–XIV веках (в частности, в Кастилии). Они имели значительные права, свое управление и вооруженные отряды (полицейское ополчение). В 1476 году города и крестьянские общины Кастилии, Леона и Астурии объединились в так называемую Святую эрмандаду, чье самоуправление просуществовало до 1498 года.


[Закрыть]следить за его исполнением.

Результат превзошел все ожидания: в считаные месяцы прекратилась чеканка фальшивых монет, разбойников, нападавших на купцов, уничтожили, уровень городской преступности резко упал. Опираясь на эрмандады, Изабелла одного за другим подчинила всех своевольных грандов, приказала срыть более полусотни замков, запретила строительство новых частных укреплений, вернула в казну все пожалования, сделанные ее сводным братом, наладила поступление налогов в центральную казну. Кастилия – страна замков (исп. castillos– замок) – перестала быть страной, где каждый замок был словно отдельным княжеством.

Но чем больше проблем решал «меч правосудия» деятельной Изабеллы, тем яснее за ними виделась самая главная – религиозная раздробленность всех королевств Пиренейского полуострова. Королеве именно потому так долго доказывали необходимость введения в стране инквизиционных трибуналов, что положение с марранами становилось просто невыносимым. Им принадлежала львиная доля богатств в стране, они занимали высшие посты (марранами были канцлер Луис де Сантанел, главный казначей Габриель Санчес, королевский камергер Хуан Кабреро и многие другие). Они перемешались со знатью, породнившись со всеми крупными аристократическими семьями, и, что крайне неприятно, позволяли себе слишком много религиозных вольностей, уверовав в свою полную безнаказанность.

Марранская знать не признавала центральную власть. Ей не нужны были контроль, налогообложение, закон и порядок. Защитить же себя и свои интересы она могла легко, благо материальных средств для этого у нее было предостаточно, а подчиняться ради абстрактного блага государства она не хотела.

Была и еще одна заинтересованная сторона, которая старалась держаться в тени, – это генуэзские банкиры. Пиренейский полуостров казался им перспективным рынком, но чтобы завладеть им, нужно было вытеснить всех возможных конкурентов. Оказав финансовую поддержку Изабелле и Фердинанду (а они, как известно, имели счета и одалживали деньги в банке Святого Георгия, основанном в Генуе в 1407 году), генуэзцы доказали, что без марранов можно обойтись. А ведь марранов зачастую терпели лишь потому, что они служили «кошельком», выдавая ссуды налево и направо. Теперь, когда генуэзцы предложили более интересные условия, судьба марранов была решена.

Томас де Торквемада без устали убеждал Изабеллу и Фердинанда, что благочестие народа падает из-за соседства с иноверцами. Сам он был искренне убежден в том, что прежде всего нужно разобраться с врагами среди самих христиан. Он видел, что многие крещеные мавры и евреи продолжали тайно исповедовать веру своих отцов. С ними-то и должен был бороться инквизиционный трибунал.

Принято считать, что в этом деле Торквемада отличился страшной жестокостью, что вместе с бесконечным доверием, которое питали к нему король и королева, быстро превратило его в настоящего диктатора, перед которым трепетали все вокруг.

Изначально инквизиция, созданная Изабеллой и Фердинандом, не предназначалась для обращения в католичество исключительно евреев, продолжавших тайно поклоняться своему богу. Однако местная знать всегда кичилась чистотой своего происхождения и ортодоксальностью веры, а посему Изабелла и Фердинанд легко дали себя убедить в том, что именно евреи представляют угрозу для Церкви и государства. Помимо этого, инквизиция использовалась с целью раздробления оппозиции. Изабелла и Фердинанд смогли применить инквизицию в качестве оружия против дерзких дворян и таким образом установить централизованную и абсолютную монархию. Также они использовали ее для осуществления контроля над местным духовенством.

Торквемада сыграл огромную роль в убеждении королевы Изабеллы в том, что на подвластных ей землях необходимо ввести инквизицию. В результате королева очень скоро именно ему предоставила все права для вершения справедливого священного суда.

Первые казни еретиков

Итак, как мы уже говорили, в 1480 году в Севилье был учрежден первый трибунал инквизиции, а в начале января 1481 года он, удобно обосновавшись в местном доминиканском монастыре Сан-Пабло, приступил к работе.

Прежде всего был обнародован приказ, касавшийся эмиграции «новых христиан». Герцогу де Медина-Сидония, маркизу де Кадис, графу д’Аркоса и прочим грандам Кастильского королевства повелевалось схватить беглецов в двухнедельный срок и доставить их под конвоем в Севилью. Тем же, кто не выполнит этого приказания, грозили как пособникам еретиков отлучением от Церкви, а также конфискацией имущества, потерей должностей и владетельных прав.

Хуан Антонио Льоренте рассказывает: «Число пленников вскоре сделалось столь значительным, что монастырь, назначенный инквизиторам, не мог более их вместить, и трибунал устроился в замке Триана, расположенном в предместье Севильи».

К тому времени среди «новых христиан» уже распространилась паника. Многие стали менять фамилии и места жительства, скрываясь у друзей или родственников. Другие спешно ликвидировали дела и спасались бегством за границу – во Францию, в Португалию и даже в Африку. Многие бежали в Рим и там искали правосудия.

Шестого января 1481 года состоялось первое аутодафе – живыми на костре были сожжены шесть человек.

Аутодафе – это слово не испанское, а португальское. В переводе «auto da fé» – это «акт веры». Под этим термином подразумевается торжественная церемония оглашения приговоров суда инквизиции лицам, уличенным в духовных преступлениях. Обычно ей предшествовали чтение кратко сформулированных обвинений, изложенных на местном языке, и вызов обвиняемых для того, чтобы те выслушали вердикт. Рано утром произносилась краткая проповедь или увещание (наставление). Затем представители светской власти давали присягу, обещая, что они будут подчиняться инквизитору во всем, что касается искоренения ереси. Далее обыкновенно оглашались так называемые декреты милости, смягчавшие или отсрочивавшие наказания. Затем вновь перечислялись заблуждения виновных и оглашались наказания, вплоть до самых суровых, включавших пожизненное тюремное заключение или смертную казнь. Наконец, осужденные передавались в руки гражданским властям. Тех же, чье наказание не предусматривало лишения свободы, отпускали. А осужденных вели в тюрьму или на эшафот.

Термином «аутодафе» обозначали также акт исполнения приговора суда инквизиции, в частности, сожжение еретика на костре.

Как правило, массовые аутодафе проводились с большой пышностью и на них обязательно присутствовал или местный сеньор, или сам монарх.

Марселей Дефурно отмечает, что «аутодафе было действительно торжественной церемонией, обычно объединявшейся с празднованием великого события». При этом он пишет: «Следует подчеркнуть, что аутодафе было достаточно редкой церемонией».

Первое аутодафе, как мы уже говорили, состоялось в Севилье в начале января. В том же месяце в Севилье имело место второе, не менее помпезное сожжение, во время которого огню было предано три человека.

Третье аутодафе состоялось в Севилье 26 марта того же года. На этот раз в пламени погибло семнадцать еретиков.

А уже к концу года первый священный трибунал мог похвастаться преданием казни 298 еретиков. Результатом этого стала не только страшная паника, но и целый ряд жалоб на действия трибунала, обращенных к римскому папе. Главным образом жалобы шли со стороны епископов.

Арестованных доставляли со всех концов Кастилии в Севилью, где их помещали в монастырях и в замке Триана, переоборудованном под тюрьму.

Шли все более и более массовые казни. Тех из арестованных, кто отказывался признать себя виновным, отлучали от Церкви и посылали на костер. Те же, кто признавался во всем, отделывались поркой, тюремным заключением, конфискацией имущества и лишением всех прав.

Историк С. Г. Лозинский в своей «Истории папства» пишет: «Это аутодафе, являвшееся огненным апофеозом религии и святой Церкви, было устроено по всем предписаниям папской буллы. Во главе процессии шел доминиканский приор Охеда, увидевший, наконец, осуществление своих давнишних мечтаний. В первый и в последний раз Охеда присутствовал на аутодафе. Через несколько дней он умер от чумы, унесшей в Севилье пятнадцать тысяч человек».

Вскоре, в связи с тем что деятельность трибунала инквизиции стала принимать регулярный характер, в Севилье было решено построить специальное сооружение для сожжения еретиков. Сооружение это было названо «El Quemadero» (Кемадеро). Собственно, это было даже не сооружение, а целая площадь (исп. quemadero– площадь огня), оборудованная для сожжения осужденных.

С. Г. Лозинский отмечает, что «площадь огня» была украшена статуями пророков, сделанными «на средства какого-то „великодушного“ жертвователя». Эти большие каменные статуи пророков использовались для сожжения: по одним данным, осужденных замуровывали в эти изваяния заживо, и они там погибали, поджариваясь от пламени общего костра; по другим – осужденных только привязывали к статуям, а не замуровывали внутри них.

Что же касается «„великодушного“ жертвователя», то им оказался ревностный католик Меса. Однако вскоре вскрылось, что сам Меса – «новый христианин», и он был немедленно арестован. В результате Меса был сожжен на том же Кемадеро, которое, не жалея средств, он так великолепно украсил статуями пророков.

Нравится это кому-то или нет, но Торквемада ничего не изобретал, и инквизицию создал, конечно же, не он. Инквизиция не была его детищем и существовала задолго до него. Первый указ против еретиков, например, был издан королем Арагона Педро II аж в 1197 году. Во Франции инквизиция начала работать в 1208 году, а в 1236 году появилось бреве (письменное послание) папы Григория IX, относящееся к введению инквизиции в Кастилии. В Барселоне в 1269 году по приговору местной инквизиции была лишена чести память виконта де Кастельбона и его дочери Эрмензинды, графини де Фуа (для этого их тела были вырыты из земли). В 1292 году появился на свет указ короля Арагона Хаиме II, изгонявший еретиков из его государства.

Соответственно, и все методы, которые потом, при Торквемаде, использовались инквизицией, были опробованы на практике задолго до его возвышения. Даже пресловутую Кемадеро изобрел не он, как утверждают некоторые, а севильский губернатор, которому не хотелось возиться с отдельным костром для каждого грешника. На этот факт обращает внимание даже Хуан Антонио Льоренте, крайне негативно относящийся к Торквемаде. Он, в частности, пишет: «Большое количество осужденных, подвергавшихся сожжению, вынудило префекта Севильи построить на поле, называемом Таблада, постоянный каменный эшафот, который сохранился до наших дней под именем Кемадеро».

Таким образом (и об этом не стоит забывать), инквизиция на территории Пиренейского полуострова была учреждена еще в XIII веке, и до Торквемады она была не менее сурова к разного рода еретикам, отошедшим от веры и закоренелым в отступничестве.

Тем не менее М. В. Барро в своем очерке о Торквемаде утверждает: «Торквемаде справедливо приписывается открытие новой эры в инквизиционной практике. Торквемада довел эту практику до жестокости, из орудия охраны религиозных догматов сделал ее орудием религиозной нивелировки и первый придал инквизиционному трибуналу политический характер».

Довел… Придал… Даже если это и так, Торквемада аскетически служил высшим силам, которые не подчиняются ни королю, ни королеве, никому из живущих на земле. Огромнейшая власть неожиданно сама пришла к нему в руки, и он вобрал в себя всю строгость, на какую только была способна инквизиция. Он встал в один ряд с немногими избранными, чьи действия и поступки диктовались, как ему казалось, лишь небесными правилами, чья служба состояла в том, чтобы карать еретиков во имя Господа. В этом по крайней мере он был совершенно искренен.

Булла папы Сикста IV

В самом начале 1482 года папа Сикст IV написал Изабелле и Фердинанду жалобу на то, что инквизиторы Мигель де Морильо и Хуан де Сан-Мартин не следуют правилам закона, объявляя еретиками тех, кто ими на самом деле не был даже в мыслях.

Хуан Антонио Льоренте по этому поводу пишет: «Его святейшество прибавлял, что он отрешил бы их от должности, если бы не имел уважения к королевскому декрету, который их поставил на место».

А 11 февраля 1482 года Сикст IV пошел еще дальше и назначил инквизиторами на территорию, подконтрольную Изабелле и Фердинанду, еще семь монахов-доминиканцев, которым тут же были отправлены мандаты с предписанием немедленно приступить к исполнению своих обязанностей. Среди вновь назначенных был и Томас де Торквемада, приор монастыря Санта-Крус и исповедник королевской четы.

Как видим, Торквемада поначалу был «одним из» (были еще и Педро де Оканья, и Хуан де Сан-Доминго, и Родриго де Сегарра, и другие), но именно ему, как принято о нем говорить, «суждено было войти в историю и стать олицетворением испанской инквизиции в ее самых мрачных проявлениях».

Хуан Антонио Льоренте по этому поводу пишет: «Для того чтобы судить, насколько учреждение инквизиции должно было не нравиться подданным Фердинанда, достаточно видеть оказанное ей сопротивление и даже преступления, совершенные с целью устранить ее в этом королевстве».

Хуан Антонио Льоренте. Имя этого человека уже встречалось и встретится нам еще не раз, поэтому хотелось бы, пользуясь случаем, сказать несколько слов об этом авторе.

Он родился 30 марта 1756 года в Ринкон-дель-Сото. В 1778 году поступил в Валенсийский университет, а с 1789 года стал секретарем инквизиции в Мадриде. В 1808 году он присоединился к правительству короля Жозефа Бонапарта и добился упразднения инквизиции. В 1822 году он опубликовал двухтомный трактат «Политические портреты пап от святого Петра до Пия VII», за что был выслан из Франции. Умер Хуан Антонио Льоренте 5 февраля 1823 года в Мадриде.

Особую известность этот человек получил благодаря своей двухтомной книге «Критическая история испанской инквизиции», опубликованной в 1815–1817 годах. Фактически эта книга стала основным «источником» для многих последующих исследований, посвященных испанской инквизиции. Но тут важно отметить следующее: написал эту книгу дважды предатель – бывший инквизитор, подавшийся в еретики, и испанец, перешедший на сторону завоевателей-французов. Именно такой человек, в частности, дал «точную» оценку жертв инквизиции в Испании, именно он положил начало «черной легенде» испанской инквизиции.

Карл Йозеф фон Хефеле в своей книге о кардинале Хименесе пишет о Хуане Антонио Льоренте следующим образом: «Спросим себя: человек, который оплачивался тираническим правительством, чтобы, искажая историю, задушить древнюю и святую свободу отважного народа; человек, показавший себя предателем родины и продавшийся душой и телом иностранному угнетателю; священник, ставший инструментом насилия и разграбления по отношению к Церкви… – имеет ли право такой человек на наше доверие? Заслуживает такой священник нашей веры? Без сомнения, никто не осмелится дать утвердительный ответ».

В самом деле, книга Хуана Антонио Льоренте получилась не просто тенденциозной, она пропитана ненавистью к инквизиции. Как говорится, это его личное дело, а на вкус и цвет товарищей нет. Тем не менее, если читать ее, не обращая внимания на субъективные оценки автора, – это весьма ценный документ. Факты, приводимые автором (а они, как известно, вещь упрямая), если их рассматривать хладнокровно и беспристрастно, очень интересны и рисуют нам яркую картину происходившего.

А происходило следующее. Испанская инквизиция, как мы уже говорили, была учреждена задолго до Торквемады – в XIII веке. Конечно, до него она была не столь сурова, но она и не бездействовала.

Все тот же Хуан Антонио Льоренте пишет: «Я видел в 1813 году в Сарагосе несколько описаний процессов того времени, особенно одного, относящегося к 1482 году, против Франсиско де Клементе, протонотария королевства. Мисер Маненте, асессор инквизиторов Уэски, Барбастро и Лериды, приводит несколько других в своей книге „Генеалогия новых христиан Арагона“, написанной в 1507 году. Можно было предполагать, что арагонцы, привыкшие к этому трибуналу с давних пор, без труда подчинятся его реформе и новым уставам. Однако события показали обратное.

Конфискация имуществ не производилась благодаря привилегиям, которыми пользовалось население Арагона. Тайна, облекавшая имена и показания свидетелей, не была всеобщей, кроме случаев, когда на основании буллы папы Урбана IV от 28 июля 1262 года им угрожала смертная казнь. Эти условия давали возможность в достаточной степени предчувствовать тот ужас, который должно было внушить учреждение новых уставов».

Сказанное нуждается в пояснениях и дополнениях.

Термин «инквизиция», как мы уже говорили, происходит от латинского слова «inquisitio», производного от глагола «inquirere» (искать, расследовать). Соответственно, оно переводится как «розыск», «расследование».

Термин этот был широко распространен еще до возникновения средневековых церковных учреждений с таким названием, и означал он выяснение обстоятельств дела, расследование, что обычно достигалось путем допросов, часто с применением насильственных методов.

Термин «инквизиция» существовал издавна, но до XIII века он не имел специального значения, и Церковь еще не пользовалась им для означения той сферы своей деятельности, которая имела целью преследование еретиков.

Как известно, раннее христианство страдало как от внешних врагов, так и от внутренних раздоров, опиравшихся на всевозможные теологические разногласия: различные толкования священных текстов, признание или непризнание тех или иных текстов священными и т. д. Уже начиная со II века христианские авторитеты (епископы) стали обличать некоторых богословов как еретиков и определять доктрину христианства более ясно, стараясь избежать ошибок и разночтений.

Таким образом, зародыши инквизиции можно найти еще в первые века христианства, однако в то время епископский суд был прост и не отличался жестокостью. Самым сильным наказанием того времени было отлучение от Церкви.

Со времени признания христианства государственной религией Римской империи к церковным наказаниям присоединились и гражданские. В 316 году император Константин Великий издал эдикт, присуждавший донатистов (последователей раскола в Северной Африке, названных так по имени епископа Карфагенского Доната) к конфискации имущества. Угроза смертной казнью впервые была произнесена последним императором единой Римской империи Феодосием Великим в 382 году по отношению к манихеям (последователям составленного из вавилонско-халдейских, иудейских и иранских представлений о вере религиозного учения перса Мани), а через три года она была приведена в исполнение над Присциллианом и его сторонниками (в 385 году светский суд признал Присциллиана виновным в распространении пагубных учений, в ночных сборищах с участием непристойных женщин и в привычке молиться в обнаженном виде, после чего он и шесть его ближайших сторонников были приговорены к смертной казни).

В капитуляриях Карла Великого (747–814) встречаются предписания, обязывающие епископов следить за нравами и надлежащим исповеданием веры в их епархиях, а также искоренять языческие обычаи на саксонских границах. В 844 году Карл Лысый, первый король Западно-Франкского королевства (Франции), предписал епископам утверждать народ в вере посредством проповедей, а также расследовать и исправлять его заблуждения.

В IX–XI веках епископы достигли очень высокой степени могущества, и их деятельность стала отличаться повышенной энергией. Уже в эту эпоху Церковь начала гораздо охотнее обращаться к насильственным мерам против еретиков. Наиболее строгими наказаниями уже в ту пору стали конфискация имущества и сожжение на костре.

Слово «инквизиция», в техническом смысле, впервые было употреблено на Турском соборе католической церкви, имевшем место в 1163 году.

Особый церковный суд католической церкви под названием «инквизиция» был создан в 1215 году папой Иннокентием III. Церковный трибунал, которому было поручено «обнаружение, наказание и предотвращение ересей», был учрежден в Южной Франции в 1229 году папой Григорием IX.

После этого основной задачей инквизиции стало определение, является ли обвиняемый виновным в ереси.

Тем же папой Григорием IX инквизиция была введена в Каталонии, а из Каталонии она быстро распространилась по всему Пиренейскому полуострову.

Таким образом, испанская инквизиция стала отголоском событий в Южной Франции (Крестовых походов против альбигойцев). Но на территории нынешней Испании она получила новую организацию и вскоре приобрела огромное политическое значение. Дело в том, что Пиренейский полуостров представлял собой наиболее благоприятные условия для развития инквизиции. Там шла многовековая борьба с маврами, исповедовавшими ислам (арабы завоевали большую часть полуострова в 711 году), и это способствовало развитию в народе религиозного фанатизма. Им-то с большим успехом и воспользовались водворившиеся здесь монахи-доминиканцы. Нехристиан, а именно мавров и евреев, было очень много на территориях, отвоеванных у мавров христианскими королями. Но главное заключалось не только в этом. Самое страшное было в том, что мавры и усвоившие их образованность евреи являлись наиболее просвещенными и зажиточными слоями населения. Как следствие, их богатство внушало зависть простому народу и представляло огромный соблазн для правительства. В результате уже в конце XIV века масса мавров и евреев вынуждена была принять христианство, но многие и после того продолжали тайно исповедовать религию своих отцов.

Для оккупированной на много веков маврами территории это может показаться удивительным, но главным объектом гнева инквизиции на Пиренейском полуострове стала именно «иудействующая ересь».

Например, в июне 1391 года перестала существовать самая многочисленная еврейская община – севильская. Более четырех тысяч евреев были убиты, около двадцати тысяч приняли христианскую веру. Насилия и убийства, происходившие под покровительством правительства и Церкви, охватили всю территорию нынешней Испании. Тринадцать лет происходили погромы и грабежи еврейских общин по всей территории полуострова. В 1391 году половина общин исчезла совсем, а другая стала состоять из «конверсос» – обращенных в христианство евреев.

В начале XV века на судьбу евреев огромное влияние оказала деятельность монаха-доминиканца Висенте Феррера, духовника короля Арагона и Валенсии Хуана I. Он три года ходил по городам и селам, проповедуя всеобщее крещение евреев и порождая в народе еще большую ненависть к ним. По его инициативе был принят Вальядолидский статут, очень сильно ограничивший права еврейского населения (евреям было запрещено менять место жительства, работать хирургами и аптекарями, занимать государственные посты, нанимать христиан в услужение и т. д.). Отметим, что этот человек умер в 1419 году, то есть еще до рождения Томаса де Торквемада.

Папа Мартин V (1368–1431) в 1413–1414 годах крестил «по доброй воле» по меньшей мере три тысячи испанских евреев. Всего же в XV веке количество новообращенных, по мнению большинства исследователей, составило от двухсот до трехсот тысяч человек. Естественно, среди «конверсос» были люди, искренне принявшие христианскую веру, но существовали и такие, кто принял христианство лишь для вида, чтобы сохранить жизнь себе и своим близким.

Поначалу христиане достаточно благожелательно отнеслись к «новым христианам», на них даже не распространялись условия Вальядолидского статута. Они стали весьма влиятельным общественным слоем, и многие из них даже получили дворянские титулы. Но вскоре их верность религии Христа все больше стала подвергаться сомнениям и возникли споры о «чистоте крови». В результате после 1449 года «новым христианам» было запрещено занимать муниципальные должности, а потом пошли разговоры и о полном их изгнании.

Итак, повторимся еще раз: испанская инквизиция была учреждена задолго до Торквемады, и она отнюдь не бездействовала. Однако нельзя отрицать тот факт, что в период активной жизнедеятельности Торквемады, решительного сторонника искоренения «иудействующей» ереси, деятельность инквизиции стала более организованной, интенсивной и эффективной. Например, до 4 ноября 1481 года, то есть в течение первых десяти месяцев функционирования инквизиционного трибунала, в Севилье было сожжено 298 человек, а к пожизненному тюремному заключению приговорено 79 еретиков. Само собой разумеется, что имущество осужденных было конфисковано, и некоторые летописцы этих событий утверждают, что «под двойной тяжестью – страха чумы и инквизиционного трибунала» – люди стали покидать гостеприимную Севилью.

Это, как говорится, факт исторический. Называются даже конкретные цифры, а это значит, что тысячи «новых христиан» действительно бежали из города, где в начале января 1481 года начал действовать первый в Кастилии трибунал инквизиции. Но стоит ли все это списывать на «зверства инквизиции»? Конечно же нет. Во-первых, в августе 1481 года в Севилье вспыхнула страшная эпидемия чумы, и «новым христианам» было разрешено покинуть город, оставив в залог все свое имущество (многие воспользовались этой возможностью и бежали в Северную Африку, Португалию и Италию). Во-вторых, именно в это время в Севилье был тайно начат сбор оружия, однако инквизиции удалось раскрыть этот заговор, и многие его участники понесли суровое наказание. Надо сказать, вполне заслуженное наказание, которое заговорщики понесли бы и без всякой инквизиции, и не только в Севилье, но и в любом другом месте.

Так что вряд ли стоит сразу же делать заключение о том, что булла папы Сикста IV «способствовала превращению Испании в самую мрачную, невежественную страну, где еще в 20-х годах XIX века пылали костры во имя торжества „истинной“ католической веры», а действия инквизиции – это «преступные проявления фанатизма, приносившие в жертву тысячи людей».

Да, в первые десять месяцев функционирования новой инквизиции было сожжено 298 человек, а 79 человек было приговорено к пожизненному тюремному заточению. Да, имущество жертв поступало в распоряжение инквизиции, а десять процентов доставалось доносчикам. Но нет ни малейших оснований полагать, что Томас де Торквемада хотя бы раз в жизни присутствовал при казни. Если только в раннем детстве, когда мальчишкой он вполне мог увязаться за толпой, обожавшей подобные зрелища. Но во времена его юности в Кастилии казнили не еретиков. Сожжению заживо подвергали, например, за некоторые сексуальные преступления, в частности, за содомию во всех ее видах.