Текст книги "Ришелье. Спаситель Франции или коварный интриган?"

Автор книги: Сергей Нечаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

Сам Ален Деко уверен, что "дело не могло зайти так далеко".

А вот рассказ Франсуа де Ларошфуко, ещё одного современника тех событий:

"Однажды вечером, когда двор находился в Амьене, а королева одна прогуливалась в саду, он вместе с графом Холландом проник за ограду и затем вошёл в павильон, где она прилегла отдохнуть. Они оказались с глазу на глаз. Герцог Бекингэм был смел и предприимчив. Случай ему благоприятствовал, и он попытался его использовать, выказав столь мало почтительности по отношению к королеве, что ей пришлось позвать своих дам, которые не могли не заметить некоторое её смущение и даже беспорядок, в каком оказался её туалет".

Как видим, герцог де Ларошфуко приукрашивает оту историю, поместив описываемую встречу наедине в некий "павильон", что явно должно свидетельствовать о соучастии самой Анны Австрийской.

Жан-Франсуа-Поль де Гонди, кардинал де Рец идёт в своих "Мемуарах" ещё дальше:

"Мадам де Шеврёз, единственная, кто был рядом с ней, услышала шум, будто два человека боролись. Подойдя к королеве, она увидела, что та очень взволнована, а Бекингзм стоит перед ней на коленях. Королева, которая в тот вечер, поднимаясь в свои апартаменты, сказала ей только, что все мужчины грубы и наглы, на следующее утро велела спросить у Бекингэма, уверен ли он в том, что ей не грозит опасность оказаться беременной".

Ги Бретон, как всегда, многословен и буквально фонтанирует пикантными деталями, создающими впечатление, что всё описываемое он видел своими глазами:

"Утром Анна вызвала мадам де Шеврёз, чтобы поделиться с ней своим беспокойством. Она опасалась, как бы, вопреки всем приказам, король не узнал о случившемся инциденте, и страшилась его ревности. При этом она снова и снова возмущалась герцогом, но как-то так, что наперснице было понятно: Анна винила Бекингэма в неловкости. Вместо того чтобы устроить тайное свидание, во время которого она бы с восторгом восприняла некоторый недостаток уважения, он заставил её отбиваться и кричать, к тому же он подверг её риску оказаться застигнутой другими в не совсем удобной позе, и за всё это она была очень зла на него <…>.

– Я больше никогда не смогу остаться с ним наедине, – сказала она. – И лучше всего, чтобы он уехал, не пытаясь больше меня увидеть.

Но при этой мысли она не смогла сдержать слёз".

Вышеописанная встреча состоялась 7 июня 1627 года. И что же, необдуманный поступок герцога безнадёжно погубил их любовь? Вовсе нет. Просто проницательный кардинал де Ришелье не мог позволить этой страсти развиться до такой степени, чтобы влюблённые совсем потеряли контроль над ситуацией.

А вскоре, как мы уже знаем, французские королевские войска осадили гугенотскую крепость Ла-Рошель, а английское правительство оказало поддержку гугенотам. И герцог Бекингэм лично готовил британский флот, направившийся к Ла-Рошели…

Александр Дюма, например, вообще уверен, "что истинной ставкой в этой партии, которую два могущественнейших королевства разыгрывали по прихоти двух влюблённых, служил один благосклонный взгляд Анны Австрийской".

Заявление, прямо скажем, слишком смелое и ничем серьёзно не мотивированное. При этом факт остаётся фактом: поражение под Ла-Рошелью лишило Бекингэма остатков популярности у себя на родине. Однако, вопреки всем аргументам оппозиции, король Карл I поставил герцога во главе новой военной экспедиции, которая должна была отправиться из Портсмута летом 1628 года. В разгар приготовлений к отплытию герцог и был пронзён кинжалом Джона Фелтона. Произошло это 23 августа 1628 года.

Так за пять дней до тридцатишестилетия оборвалась жизнь одного из самых харизматичных авантюристов XVII века, фаворита двух английских королей, любовника бесчисленного множества женщин самого разного происхождения, включая (возможно) и французскую королеву. Так погиб герцог Бекингэм. Он был похоронен в Вестминстере, в капелле Генриха VII Тюдора.

Многие потом считали, что Джон Фелтон был шпионом кардинала де Ришелье, однако доказательств этому так и не нашлось. Впрочем, смерть англичанина явно не огорчила кардинала, что дало повод Франсуа де Ларошфуко написать:

"Кардинал с жестокосердною прямотой выражал свою радость по случаю его гибели; он позволил себе язвительные слова о скорби королевы".

Конечно же по итогам поездки в Амьен между Анной и Людовиком XIII состоялся неприятный для королевы разговор. Болес того, «неподобающее поведение королевы» было даже вынесено на обсуждение Королевского совета, и этот день (17 сентября 1626 года), вероятно, стал самым тяжким воспоминанием для Анны. После этого муж практически бросил её на длительный срок – почти на двенадцать лет.

Впрочем, справедливости ради следует заметить, что подоплёкой всего этого были не только дела амурные. Как раз в 1626 году младший брат короля Гастон был объявлен дофином (наследником престола), ибо у королевской четы всё ещё не появилось детей. У врагов кардинала де Ришелье тут же возник план его убийства, а также отстранения бездетного Людовика XIII от власти. Заговорщики прочили на престол Гастона и хотели добиться от римского папы развода Анны с Людовиком с тем, чтобы выдать её за нового короля. Однако планам заговорщиков не суждено было сбыться (та же герцогиня де Шеврёз, например, за это была отправлена в ссылку в город Тур, который она смогла покинуть лишь в 1637 году, переодевшись в мужчину).

Естественно, Анна Австрийская мечтала отомстить кардиналу, и не было, казалось, ни одного заговора против него, в котором прямо или косвенно она бы не участвовала. В частности, в 30-е годы она сошлась с герцогом Генрихом де Монморанси, поднявшим мятеж против Ришелье, но и тот был казнён в Тулузе 30 октября 1632 года.

Забегая вперёд, скажем, что в 1637 году, на гребне успехов австро-испанской армии в Тридцатилетней войне, Анна Австрийская активно готовилась низвергнуть ненавистного ей кардинала де Ришелье. Она даже пыталась подбить на это Людовика XIII, но явно переоценила свои возможности. Обо всей этой истории мы ещё расскажем, а пока ограничимся лишь тем, что отметим: кукловодом в ней, как всегда, оказался наш герой.

Что касается знаменитой истории с бриллиантовыми подвесками, то это не была целиком и полностью фантазия Александра Дюма. Впервые эту историю рассказал друг королевы Франсуа де Ларошфуко. В своих «Мемуарах» он пишет:

"Герцогиня де Шеврёз вскоре покинула двор английского короля и вместе со своим мужем герцогом вернулась во Францию; она была встречена кардиналом как лицо, преданное королеве и герцогу Бекингэму. Тем не менее он пытался привлечь её на свою сторону и заставить служить ему, шпионя за королевой. Больше того, на какое-то время он даже поверил, что госпожа де Шеврёз благосклонна к нему, но при всём этом, не очень полагаясь на её обещания, принял и другие меры предосторожности. Он захотел принять их также и в отношении герцога Бекингэма; и, зная, что у того существует в Англии давняя связь с графиней Карлейль, кардинал, разъяснив графине, что их чувства сходны и что у них общие интересы, сумел так искусно овладеть надменной и ревнивой душой этой женщины, что она сделалась самым опасным его соглядатаем при герцоге Бекингэме. Из жажды отомстить ему за неверность и желание стать необходимой кардиналу, она не пожалела усилий, чтобы добыть для него бесспорные доказательства в подтверждение его подозрений относительно королевы. Герцог Бекингэм, как я сказал выше, был щёголем и любил великолепие: он прилагал много стараний, чтобы появляться в собраниях отменно одетым. Графиня Карлейль, которой было так важно следить за ним, вскоре заметила, что с некоторых пор он стал носить ранее неизвестные ей бриллиантовые подвески. Она нисколько не сомневалась, что их подарила ему королева, но, чтобы окончательно убедиться в этом, как-то на балу улучила момент поговорить с герцогом Бекингэмом наедине и срезать у него эти подвески, чтобы послать их кардиналу. Герцог Бекингэм в тот же вечер обнаружил пропажу и, рассудив, что подвески похитила графиня Карлейль, устрашился последствий её ревности и стал опасаться, как бы она не оказалась способной переправить их кардиналу и тем самым не погубила королевы. Чтобы отвести эту опасность, он немедленно разослал приказ закрыть все гавани Англии и распорядился никого ни под каким видом не выпускать из страны впредь до обозначенного им срока. Тем временем по его повелению были спешно изготовлены другие подвески, точно такие же, как похищенные, и он отправил их королеве, сообщив обо всём происшедшем. Эта предосторожность с закрытием гаваней помешала графине Карлейль осуществить задуманное, и она поняла, что у герцога Бекингэма достаточно времени, чтобы предупредить выполнение её коварного замысла. Королева, таким образом, избегла мщения этой рассвирепевшей женщины, а кардинал лишился верного способа уличить королеву и подтвердить одолевавшие короля сомнения: ведь тот хорошо знал эти подвески, так как сам подарил их королеве".

Вот и вся история, и в ней нет места каким бы то ни было мушкетёрам. Впрочем, и без них она достаточно спорна, неясна и противоречива.

Есть мнение, что королева действительно подарила герцогу Бекингэму бриллиантовые подвески. Но не в Париже, как утверждает Александр Дюма, а в Булони, где отъезжавшим в Англию предстояло подняться на борт корабля. Королева плакала, Бекингэм плакал, а шпионы кардинала де Ришелье поспешили донести своему начальнику, что потерявшая от любви голову Анна преподнесла своему любовнику аксельбант с двенадцатью подвесками – подарок её венценосного супруга. Подобное "художество" можно объяснить лишь тем, что испытанное наконец-то Анной блаженство совершенно лишило её осторожности, ведь было очевидно, что блистательный герцог не спрячет подвески в шкатулку, чтобы тайком ими любоваться, а станет их носить.

Впрочем, недаром французский философ Дени Дидро говорил, что "любовь часто отнимает разум у того, кто его имеет". При этом, правда, он добавлял, что любовь даёт разум тем, у кого его нет, но последнее в данном случае не про Анну с Бекингэмом…

Поступок этот действительно выглядит по-ребячески легкомысленным и неосторожным. Ну почему бы, скажем, не подарить любимому какой-нибудь перстень, серьги или браслет? В общем, любую дорогую вещь, но не такую уникальную? По всей видимости, потому и подарила, что испытала уникальные (для себя, разумеется) ощущения. В таких случаях королевы мало чем отличаются от простых смертных, и творят они порой ничуть не меньшие глупости.

Франсуа де Ларошфуко никак не объясняет, как выросшая при знаменитом своими интригами испанском дворе королева Анна могла до такой степени потерять бдительность, что рискнула расстаться с драгоценностью, подаренной ей самим королём, вместо того чтобы ограничиться любой другой вещью меньшей значимости.

Неудивительно, что возвращение Анны Австрийской в Париж было сильно омрачено грубой холодностью со стороны её законного супруга. Ему явно сообщили обо всём, что произошло в Амьене, и, как утверждают многие, к раздуванию королевского гнева приложил руку кардинал де Ришелье. Во всяком случае, как отмечает Мишель Дюшен, он "явно не делал ничего, чтобы уладить это дело". Да и зачем ему было здесь что-то улаживать. Напротив, хитроумный кардинал всегда умел из всего извлекать выгоду – даже из чужих заблуждений страсти и ума.

Мишель Дюшен уверен, что кардинал де Ришелье, чьи гордыню и самолюбие явно задели, был о герцоге Бекингэме "дурного мнения". Он считал его человеком "не особенно благородным по рождению, но ещё менее благородным по духу", человеком "дурного происхождения и ещё более дурного воспитания". Он и в самом деле считал, что король Англии напрасно доверил управление государством этому выскочке и пустозвону, слабо представлявшему себе политический и экономический контекст происходивших в Европе событий. Сам же кардинал де Ришелье разбирался в этом самым доскональным образом.

Когда кардинал де Ришелье умер, он так и унёс с собой тайну: на самом ли деле была история с подвесками и правда ли, что он сам был влюблён в Анну Австрийскую?

И вот тут-то мы подошли к необходимости рассказать историю, в которой якобы главную роль сыграла графиня Люси Карлейль, дочь графа Генри Нортумберлендского. По некоторым версиям, именно она стала прототипом знаменитой Миледи, рождённой фантазией Александра Дюма.

Жан-Кристиан Птифис, в частности, пишет:

"Некоторые исследователи полагают, что образ Миледи не был полностью вымышлен. В ней хотели видеть некую леди Карлейль, дочь графа Генри Нортумберлендского. Эта молодая дама много раз приезжала во Францию после смерти своего супруга лорда Хея, графа Карлейля".

Дело в том, что графиня Карлейль была любовницей, точнее, одной из лондонских любовниц герцога Бекингэма. А кардинал де Ришелье ещё во время пребывания бесподобного герцога во французской столице связался с ней и поведал о его новом увлечении. Взбешённая "Миледи" всё поняла с первого слова:

– Конечно же Его Преосвященству известно, – заявила она посланцу кардинала, – что нынче происходят страшные религиозные распри между католиками и протестантами? Но вопрос религиозный – это только ширма, за которой скрываются пучина политических амбиций и стремление захватить власть. Покуда этот мятеж тлеет, беспокоиться не о чем, но если из искры раздуть пожар, его отсветы быстро заставят Бекингэма позабыть о его глупых романах.

Подобные высказывания не должны вводить в заблуждение: сигналом к раздуванию пожара послужили вовсе не политические соображения, а банальная ревность. Англичанка отнюдь не была исчадием ада, и уж тем более – хитроумным политиком, она была просто любящей и страдающей женщиной.

После отъезда герцога Бекингэма из Франции и возвращения королевы Анны в Париж кардинал направил графине Карлейль письмо следующего содержания:

"Так как благодаря вашему содействию цель наша достигнута и герцог вернулся в Англию, то не сомневаюсь, что он сблизится с вами по-прежнему Мне доподлинно известно, что королева Анна подарила герцогу на память голубой аксельбант с двенадцатью бриллиантовыми подвесками. При первом же удобном случае постарайтесь отрезать две или три из них и доставить их немедленно ко мне: я найду им достойное применение. Этим вы навеки рассорите королеву с вашим вероломным возлюбленным, мне же дадите возможность уронить его окончательно во мнении Людовика XIII, а может быть, даже и самого Его Величества, короля Карла I".

Кардинал де Ришелье был уверен, что герцог обязательно будет носить воистину королевское украшение. И тот действительно надел его на первый же придворный маскарад. Однако очень трудно себе представить, чтобы даже обладающая навыками гипноза шпионка могла заморочить голову герцогу Бекингэму настолько, чтобы суметь срезать у него подвески прямо во время бала. Эта деликатная роль могла быть доверена только лицу, примелькавшемуся во дворце и вряд ли вызвавшему бы подозрения. По версии Франсуа де Ларошфуко, работу Миледи сделала любовница герцога графиня Люси Карлейль, супруга английского посла в Париже. В ловкости этой дамы сомневаться не приходится – кардинал де Ришелье всегда отличался тем, что умел подбирать квалифицированные кадры.

Итак, графиня Карлейль раздобыла подвески, но положение спас камердинер герцога. Помогая своему господину раздеться после маскарада, он обнаружил пропажу. А дальше герцог Бекингэм действовал уже самостоятельно. Он мгновенно "вычислил" и воровку, и причины кражи, а затем принял все необходимые меры…

А во Франции события тем временем приняли прямо-таки драматический оборот. Кардинал де Ришелье под предлогом необходимого примирения венценосных супругов предложил королю дать большой бал во дворце, пригласив на него королеву.

Вечером того же дня королева получила письмо от короля:

"Государыня и возлюбленная супруга, с удовольствием и от всего сердца сознаёмся в неосновательности подозрений, дерзких и несправедливых, которые пробудили в нас некоторые события в Амьене. Мы желали бы публично заявить вам, сколь глубоко были мы тронуты явной несправедливостью, пусть и невольной. Посему завтра приглашаем вас в замок Сен-Жермен, а если вы желаете доказать и ваше незлопамятство, то потрудитесь надеть аксельбант, подаренный вам в начале прошедшего года. Этим вы совершенно нас порадуете и успокоите".

Это милое письмо привело Анну в не поддающийся описанию ужас. Всё висело буквально на волоске: честь, корона и, возможно, сама её жизнь. Герцогиня де Шеврёз – её излюбленная советчица – предложила королеве притвориться на несколько дней больной и послать гонца в Лондон. Однако опытный в подобного рода делах кардинал предусмотрел и это: королева в одночасье была лишена почти всех преданных ей слуг, во всяком случае, таких, чьё отсутствие могло остаться незамеченным.

Впрочем, кардинал упустил из виду только одно: герцог Бекингэм был фактическим правителем Англии, и он мог организовать всё, что ему было угодно.

Перед самым балом кардинал нашептал королю, что нужно обязательно проследить, наденет ли королева его бриллиантовые подвески. А дальше всё якобы было, как у Дюма. Король всё время спрашивал:

– Где же подвески, дорогая? Что-то я их не вижу. А мне так хочется ещё раз убедиться, что они вам к лицу.

А королева отвечала:

– Их сейчас принесут, Ваше Величество.

Король, в число достоинств которого отнюдь не входило умение владеть собой, уже готов был прилюдно наградить королеву пощёчиной. Но тут прибежала герцогиня де Шеврез и протянула Анне Австрийской футляр. Королева была спасена – это герцог Бекингэм прислал курьера с подвесками и письмом, в котором говорилось:

"Заметив пропажу подвесок и догадываясь о злом умысле против королевы, моей владычицы, я в ту же ночь приказал закрыть все порты Англии, оправдывая это распоряжение мерой политической. Король одобрил мои распоряжения. Пользуясь случаем, я приказал изготовить новые подвески и с болью в сердце возвращаю моей повелительнице то, что ей угодно было мне подарить".

Итак, королева предъявила мужу подвески "в целости и сохранности". Король ничего не понял, но сразу успокоился, а кардинал был посрамлён, оконфужен, дискредитирован (можно выбрать любое слово по желанию).

Имела ли на самом деле место подобная интрига с подвесками, никто точно сказать не сможет.

Биограф кардинала Франсуа Блюш, например, уверен, что "история с подвесками совершенно абсурдна". Обосновывая своё мнение, этот известный историк задаётся следующим вопросом:

"Как в 1625 году, через год после своего вхождения в Королевский совет, только лишь терпимый королём, но ещё не любимый им министр мог бы из мести королеве обвинить её перед супругом?"

Однако, если вся эта история и происходила, упрямые факты говорят о том, что события просто не могли выстроиться так, как мы привыкли думать после прочтения "Трёх мушкетёров". Хотя бы по той простой причине, что, отправься четверо друзей в Англию, в тех условиях живыми бы им точно не вернуться.

А что же наш герой? Говоря о его так называемом романе с Анной Австрийской, историк Франсуа Блюш совершенно справедливо отмечает, что кардинал был «слишком поглощён публичными делами, слишком озабочен своим долгом, слишком ревнив к своей власти, чтобы рисковать положением ради любовных интрижек».

Он же утверждает:

"Если красота Анны Австрийской и волновала его, его отношения с ней чаще всего заключались в том, чтобы умаслить её в попытках шпионить за ней, в постоянном стремлении отвлечь её от тоски по испанскому прошлому и сделать большей француженкой. То есть в основном это была политика".

А вот Франсуа де Ларошфуко в своих "Мемуарах" пишет про то, как развивались отношения могущественного кардинала с Анной Австрийской, следующее:

"Все, кто не покорялся его желаниям, навлекали на себя его ненависть, а чтобы возвысить своих ставлен ті ков и сгубить врагов, любые средства были для него хороши. Страсть, которая издавна влекла его к королеве, превратилась в озлобленность против неё. Королева чувствовала к нему отвращение, а ему казалось, что у неё были другие привязанности. Король был от природы ревнив, и его ревности, поддерживаемой ревностью кардинала, было бы совершенно достаточно, чтобы восстановить его против королевы".

8

Итак, кардинал де Ришелье плёл интриги вокруг Анны Австрийской, а Анна Австрийская с её уязвлённой гордостью и неудавшейся любовью терпеть не могла кардинала де Ришелье. С другой стороны, Людовик XIII с каждым днём всё больше и больше привязывался к кардиналу. Тот же Франсуа Блюш называет этот почти сформировавшийся политический тандем «согласием, которое среди бесконечных случайностей способствовало единству суверена и его министра».

Кончилось же всё тем, что многие историки квалифицируют как "двоевластие".

Луи де Рувруа де Сен-Симон, великий поклонник Людовика XIII, сделавшего его отца герцогом, по этому поводу пишет:

"Любое из великих деяний, которые свершались тогда, происходило только после того, как было обсуждено королём с де Ришелье в самой глубокой тайне".

А великий французский философ и писатель Вольтер, отмечая всемогущество кардинала, даже сделал такое заключение:

"Ему не хватало только короны".

Что же касается Анны Австрийской, то, по сути, кардинал просто "стравил" её с Людовиком XIII и очень умело свёл "на нет" всё её влияние.

Конечно, Анна Австрийская жаждала мести и готова была ввязаться в любую интригу, направленную на свержение кардинала. В частности, она имела прямое отношение к заговору герцогини де Шеврёз и маркиза де Шале.

Заговор Анри де Талейран-Перигора (он же граф де Шале) имел место в 1626 году, и это была первая серьёзная попытка устранения кардинала де Ришелье его политическими противниками. Более того, этот заговор стал важнейшей частью ещё более широкого замысла по низложению Людовика XIII и возведению на трон его младшего брата Гастона.

Элегантный и беззаботный Гастон, как мы уже знаем, разительно отличался от своего старшего брата. Он был любимцем Марии Медичи и двора, больше походившего на кипящий котёл, где соперничали брожение умов и распутство. И именно его многие считали самым подходящим кандидатом в преемники Людовика XIII. А раз так, думали эти "многие", то почему было бы не ускорить его восшествие на трон, тем более что существовавший король, как им казалось, мало соответствовал своему высокому предназначению.

Активную роль в заговоре играли герцогиня де Шеврёз и воспитатель Гастона маршал д’Орнано. Они считали необходимым после устранения Людовика XIII устроить брак Гастона и Анны Австрийской. Другие же, в частности принц де Конде, сами вполне могли претендовать на престол.

Кардинал де Ришелье очень скоро заподозрил неладное и через сеть своих тайных агентов выяснил, что на Гастона оказывает дурное влияние его воспитатель. Кардинал приказал немедленно арестовать маршала и начать следствие по его делу. Заговорщики (а в их число входили ещё и сводные братья короля де Вандоммы, его кузены Конде и Суассон, а также Анна Австрийская) всполошились и решили поторопиться с ликвидацией кардинала. Нужен был только исполнитель, и его нашла всё та же герцогиня де Шеврёз в числе своих многочисленных поклонников. Им оказался двадцатисемилетний граф де Шале[15]15
  Он был дальним родственником ставшему знаменитым в XIX веке Шарлю-Морису де Талейран-Перигору, влиятельному министру императора Наполеона.


[Закрыть], человек из окружения Гастона.

О том, что граф де Шале был влюблён в герцогиню де Шеврёз, рассказывает нам в своих "Мемуарах" мадам де Мотвилль. По её словам, будучи профессиональной интриганкой, герцогиня могла "лепить" из молодого графа всё, что ей было угодно. К тому же он оказался весьма близким другом Гастона, которому в 1626 году исполнилось восемнадцать лет и его официально объявили дофином[16]16
  У Людовика XIII всё ещё не было наследника, и Гастон должен был им считаться до тех пор, пока в королевской семье не родится мальчик.


[Закрыть].

Мадам де Шеврёз пригласила графа к себе и сказала тоном капризной маленькой девочки:

– Вы говорите, что любите меня, но ни разу не подумали доставить мне хоть какое-нибудь удовольствие.

У графа при этом от изумления округлились глаза.

– Мадам, просите у меня что угодно, – лишь сумел пролепетать он.

И тут герцогиня рассказала ему о плане заговорщиков свергнуть вознёсшегося до небес кардинала.

– Если вам это удастся, вознаграждение не заставит себя долго ждать.

Влюблённый граф де Шале тут же согласился убить кардинала. Было решено, что это произойдёт в его летней резиденции Флёри-ан-Бьер, около Фонтенбло, во время визита туда брата короля Гастона.

В конечном итоге всё дело погубил сам "исполнитель", отличавшийся, как и все молодые люди, чрезмерной болтливостью. Он неосмотрительно посвятил в заговор своего крестного, господина де Валансэ, а тот, испугавшись, поспешил сообщить обо всём кардиналу де Ришелье.

По другой версии, донос кардиналу написал один из друзей графа де Шале – Роже де Граммон, граф де Луви-ньи. По словам современников тех событий, они были "как братья", но потом между ними произошла серьёзная ссора. В результате граф де Лувиньи направил кардиналу письменный донос, в котором не только сообщил о переписке де Шале с другими заговорщиками, но и утверждал, что де Шале обязался убить короля, а брат короля со своими сообщниками взялся при этом стоять у дверей спальни в качестве прикрытия.

Акция была назначена на 11 мая 1626 года. Накануне граф де Шале в сопровождении группы единомышленников прибыл во Флёри-ан-Бьер, чтобы уведомить кардинала о скором приезде Гастона. Заодно он должен был изучить обстановку, в которой ему предстояло действовать. Прибывшие были явно озадачены, когда кардинал де Ришелье принял их в окружении усиленной охраны. Обескураженный граф и его люди покинули Флёри-ан-Бьер.

Не медля ни минуты, кардинал де Ришелье в сопровождении вооружённого отряда отправился в Фонтенбло с визитом к Гастону, который в то время ещё находился в постели. Кардинал сразу же дал ему понять, что заговор раскрыт. Затем он стал говорить о необходимости укрепления единства в королевском доме и об опасностях, которые подстерегают государство в случае распрей среди членов королевской семьи. Он призывал Гастона образумиться и немедленно выдать имена заговорщиков. Перепуганный насмерть Гастон так и сделал, безропотно подписав все бумаги, предложенные ему кардиналом де Ришелье.

Получив подробные сведения о заговорщиках, кардинал сообщил обо всём Людовику XIII. Одновременно с этим он подал королю прошение об отставке, сославшись на ухудшившееся состояние здоровья. Хитрый кардинал сознательно пошёл на такое обострение ситуации, понимая, что в столь критический момент Людовик XIII, как никогда, будет нуждаться в нём. Нашему же герою был нужен новый мандат с ещё более широкими полномочиями. И он конечно же получил его.

9 июня 1626 года королевский курьер вручил кардиналу письмо, в котором среди прочего говорилось:

"Я знаю все причины, по которым вы хотите уйти на покой. Я желаю вам быть здоровым даже больше, чем вы сами этого хотите… Благодаря Господу всё идёт хорошо с тех пор, как вы здесь. Я питаю к вам полное доверие, и у меня никогда не было никого, кто служил бы мне на благо так, как это делаете вы. Это побуждает меня просить вас не уходить в отставку, ибо в этом случае дела мои пошли бы плохо… Не обращайте никакого внимания на то, что о вас говорят. Я разоблачу любую клевету на вас и заставлю любого <…> считаться с вами. Будьте уверены, я не изменю своего мнения. Кто бы ни выступил против вас, вы можете рассчитывать на меня".

Следует отметить, что Людовик XIII написал это письмо собственноручно, что свидетельствовало о его искреннем и полном доверии к кардиналу. Это особенно важно подчеркнуть в связи с тем, что в исторической литературе бытует мнение, будто кардинал постоянно тиранил слабовольного короля, а тот в глубине души ненавидел своего притеснителя.

Узнав о заговоре, король хотел немедленно расправиться с графом де Шале, а также отдать под суд королеву и своего младшего брата. Однако расчётливый кардинал позволил себе поиграть с заговорщиками в кошки-мышки, установив за каждым тайное наблюдение. Скорее всего, он хотел выявить ещё каких-то новых участников заговора. И лишь убедившись, что таковых нет, он приказал арестовать графа де Шале.

В тот день, 8 июля 1626 года, наивный граф, далёкий от мысли, что опутан сетью агентов кардинала, имел свидания с Анной Австрийской и Гастоном, а также довольно долго оставался у мадам де Шеврёз.

Узнав об аресте графа, все придворные страшно испугались, ибо тут же началось следствие по этому делу, а далеко не у всех совесть была чиста. Королева, например, совсем сникла. Только мадам де Шеврёз сохранила присутствие духа и деятельно искала союзников в борьбе за освобождение заключённого. Впрочем, в сложившихся обстоятельствах союзников ей найти не удалось… Тогда она вызвала на помощь мать графа де Шале.

Следствие тем временем не спеша катилось к неизбежному финалу. Граф де Шале признавал всё, пункт за пунктом, кроме запланированных убийства короля и женитьбы Гастона на Анне Австрийской, которая была на восемь лет старше.

Следует понимать, что если бы дело было только в графе, то предъявленных доказательств вполне хватило бы для его казни, но тут были замешаны королева и младший брат короля. И как бы ни был доверчив король, какие бы чувства он ни испытывал к своей жене и брату, но даже ему требовались более веские доказательства.

Все эти события очень беспокоили Людовика XIII и пагубно сказывались на его здоровье. Видя это, кардинал до Ришелье решил действовать более жёстко. Однажды вечером он лично вошёл в камеру к графу де Шале и в течение получаса оставался там наедине с ним. Выйдя из тюрьмы, он направился прямо к королю и, несмотря на поздний час, добился, чтобы король его принял. Войдя к королю, он протянул ему лист бумаги с полными и подробными признаниями графа.

На этот раз де Шале признался не только в том, что он в действительности готовился совершить, но он также обвинял королеву и Гастона. После прочтения такого ужасного по своему содержанию документа король назвал кардинала своим лучшим и единственным другом.

Утром следующего дня весь двор уже знал об убийственных признаниях арестованного графа. Гастон явился к королю и попросил у него позволения отправиться в дальнее морское путешествие. Король принял его вполне любезно, однако сказал, что не видит никаких препятствий к такому путешествию, но окончательно этот вопрос надо будет согласовать с кардиналом. Однако у кардинала беседа о морском путешествии быстро сошла на нет, практически и не начавшись, ибо тот показал Гастону письмо с полным признанием графа де Шале. Брат короля прочитал письмо, побледнел, как полотно, и безоговорочно капитулировал. При этом он попытался заикнуться о помиловании графа де Шале, но кардинал решительно заявил, что тот будет осуждён. Однако он намекнул, что король может его помиловать. Как бы то ни было, позднее Гастон, умевший при любых обстоятельствах выходить сухим из воды, утверждал, что кардинал определённо обещал ему, что сохранит жизнь графу, а кардинал категорически это отрицал.