355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Сергей Бунтовский » Донбасс: Русь и Украина. Очерки истории » Текст книги (страница 17)
Донбасс: Русь и Украина. Очерки истории
  • Текст добавлен: 7 октября 2016, 12:27

Текст книги "Донбасс: Русь и Украина. Очерки истории"


Автор книги: Сергей Бунтовский


Соавторы: Алексей Иванов

Жанр:

   

История


сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 36 страниц)

Закат СССР

Начало 80-х годов историки называют апогеем застойных тенденций в экономике СССР. Однако рубеж десятилетий в памяти большинства жителей Донбасса сохранился как период относительного достатка и благополучия. Средняя зарплата в народном хозяйстве составляла 150–170 рублей, рабочие получали более 200 рублей, шахтерский труд был самым высокооплачиваемым. На отдельных шахтах месячный доход горнорабочего достигал 500–600 рублей. Цены на товары и услуги последние 15 лет практически не росли и вполне соответствовали зарплатам населения области: хлеб стоил 16–28 копеек за буханку, мясо – 1,95 руб. за кг, масло – 3,40 руб. за кг, одна поездка в трамвае, троллейбусе или городском автобусе обходилась жителям соответственно 3, 4 и 5 копеек. В магазинах всегда были основные товары промышленной группы, пусть местного производства и невысокого качества, зато по доступным ценам. Что касается продовольствия, то в продаже постоянно было сливочное масло, мясо и мясные полуфабрикаты, до десяти сортов вареных колбас. Кроме того, к услугам населения были магазины потребкооперации, где за цену в 1,5–2 раза большую можно было приобрести аналогичные продукты питания более высокого качества. Рыночные цены многочисленных колхозных рынков были сопоставимы с кооперативными и доступны большинству жителей области. Благодаря централизованному распределению регион, находившийся на первой категории снабжения, выгодно отличался от сопредельных областей Российской Федерации и Украины.

Однако в начале 80-тых ситуация на потребительском рынке начала изменяться. Опустели и до сих пор обильные мясные магазины потребкооперации. Соответственно резко возросли цены на мясо на колхозных рынках.

В изменившихся условиях наплыв челноков-покупателей из других областей рассматривался большинством жителей региона как непоправимый удар по внутреннему рынку. Решением областного комитета партии все промтоварные магазины по воскресеньям закрывались на выходной, а попавшие в дефицит мясопродукты решено было отпускать нормировано – не более 1 килограмма в руки. Такая же участь постигла и другой наиболее популярный в народе продукт – сливочное масло: сперва масло исчезло с прилавков, затем установили единые часы реализации (8.00 и 17.00) и регламентировали нормы отпуска – не более 200 граммов. Все это провоцировало дополнительный ажиотажный спрос.

В кризисном положении оказалась и черная металлургия Донбасса, где устарело около 60% оборудования, немедленной реконструкции требовали все доменные печи. Очень остро стоял вопрос внедрения энерго– и материалосберегающих технологий, сокращения вредных выбросов в атмосферу. Проблемы, нараставшие как снежный ком, не замедлили сказаться и на статистических показателях отрасли: Макеевский и Енакиевский металлургические комбинаты, начиная с 1980 года, не выполняли план по всему металлургическому циклу. В целом за XI пятилетку металлурги Донбасса не выполнили плановых заданий. Была допущена большая задолженность по производству чугуна, стали, проката, кокса, не был достигнут плановый рост производительности труда. Из всех отраслей промышленности в нашей области именно в металлургии потери от невыполнения плана по прибыли оказались наибольшими. Только Енакиевский металлургический и Авдеевский коксохимический заводы имели задолженность свыше 100 млн. рублей. Снижался выпуск продукции Северодонецкого химкомбината.

Причины сложной ситуации в металлургической промышленности необходимо искать в низкой производственной и технологической дисциплине.

Еще одной из причин этого кризиса можно считать просчеты в технической политике. Например, на Краматорском металлургическом заводе на ряд мероприятий по механизации было затрачено 34 тыс. рублей, годовой эффект от всех этих нововведений составил всего 10,3 тыс. рублей. С похожими проблемами столкнулись предприятия и других отраслей области.

Итак, командно-административные методы в руководстве тяжелой промышленностью области, игнорирование экономических рычагов, экстенсивные механизмы развития производства и недостаточное внимание к техническому перевооружению поставили важнейшие отрасли региона на грань кризиса. Необходимы были срочные и действенные меры по спасению тяжелой промышленности Донбасса, в первую очередь угольной и металлургической.

Преимущественно индустриальное развитие региона приводило к росту миграции сельского населения, причем наиболее дееспособной его части. Еще более усиливали этот процесс попытки переселения жителей из «неперспективных» сел на центральные усадьбы колхозов. Волна «неперспективности», прокатившаяся по всем областям республики, только за период 1972–1986 гг. уничтожила на Донетчине 103 села. В сельском хозяйстве области к 1985 г. было занято 5% от численности всего населения. Следствием этого явилось обострение продовольственной проблемы: область сильно зависела от поставок из других регионов.

Таким образом, экономические противоречия, копившиеся много лет, поставили промышленность и сельское хозяйство области в середине 80-х гг. на грань кризиса.

Несмотря на явные тревожные симптомы как в экономике, так и в социальной жизни края, плановые задания на новое пятилетие (1986–1990 годы) были составлены в традиционном русле – с цифрами значительного прироста производительности труда, объема производства, выпуска валовой продукции и других показателей. При этом в директивных документах отмечалось, что угольной отрасли предстоит преодолеть немалые сложности, так как ряд шахт из-за отработки запасов выйдет из строя и горняки перейдут на разработку главным образом глубинных пластов (с глубиной 1 км и более). Однако даже эти объективные трудности не смутили составителей планов. К концу XII пятилетки в 1990 г. Донбасс должен был не только сохранить достигнутый уровень производства в угольной промышленности, но и превысить его. При этом плановые задания подчеркивали, что весь прирост добычи угля будет идти за счет повышения производительности труда более чем на 15%. Кризисные явления упорно старались не замечать и в других отраслях тяжелой промышленности: металлургии, машиностроении, металлообработке – планы предполагали увеличение выпуска продукции в них приблизительно на 32%.

Таким образом, пятилетние плановые задания области на 1986–1990 годы были составлены волюнтаристски, без учета ситуации как в отдельных отраслях, так и в регионе в целом. Тем самым они изначально были обречены на невыполнение.

Настоящим бичом промышленности, как и в прежние годы, явилось нерациональное использование капиталовложений; значительная часть их была вложена в незавершенное строительство и неэффективные производства.

Тревожным симптомом нарастающего кризиса в экономике Донецкой области явились результаты выполнения плана за 1986 г.: 34% предприятий не справилось с выполнением плана поставок продукции; 25% – не обеспечили планируемого снижения себестоимости и роста прибыли; около 20% предприятий допустили увеличение заработной платы при прежней или даже снижающейся производительности труда. Среди наиболее отстающих отраслей оказалось машиностроение, производство стройматериалов и угольная промышленность (не выполнили план половина шахт объединений «Артемуголь» и «Торезантрацит»). Резко упало качество выпускаемой продукции.

С целью обеспечения выпуска конкурентоспособных, качественных товаров решено было ввести так называемую государственную приемку. На предприятиях области она начала внедряться с января 1987 г. Пионерами в этом отношении стали Новокраматорский машиностроительный завод, Донецкий и Енакиевскии металлургические заводы, Донецкий завод горного машиностроения. Госприемка, предполагающая создание специальных органов вневедомственного контроля, должна была поставить заслон расточительности и браку на производстве. Однако она имела и неожиданные социальные последствия: повсеместно выявлялось несоответствие изделий стандартам качества, в результате чего трудовые коллективы лишались премий. Так, на предприятиях, работающих в условиях госприемки, в I полугодии 1989 г. почти на 145 млн. руб. продукции было принято только после доработки и повторного предъявления; на 0,8 млн. руб. – окончательно забраковано.

Опосредованным результатом госприемки стало фактическое сокращение заработной платы десятков тысяч трудящихся области. Это еще более усиливало социальную напряженность в регионе. Таким образом, к середине 1987 года попытки стабилизировать экономику области традиционными методами выявились малорезультативными.

Прейдя к власти в апреле 1985 г., Михаил Горбачов заявил об изменении экономической политики государства. Стремясь вывести экономику из кризиса, руководство страны сделало ставку в первую очередь на расширение самостоятельности государственных предприятий. В соответствии с объявленной радикальной экономической реформой начался постепенный переход на хозрасчет промышленных предприятий Донбасса. Одним из первых в порядке эксперимента в 1986 г. начал работать в новых условиях металлургический комбинат «Азовсталь». В 1988 г. на хозрасчет перешло уже более половины предприятий области (243 предприятия), а с 1989 г. – вся донецкая промышленность. Однако говорить об успехе начинания некорректно, так как переход к экономическим методам регулирования становится обязательным, навязывается «сверху». Дело в том, что с целью ускорения проведения реформы 30 июня 1987 г. был принят «Закон о государственном предприятии». Он должен был стимулировать переход на самофинансирование и хозрасчет, расширяя права отдельных предприятий и устраняя посредничество Госплана в отношениях со смежниками. С 1 января 1989 г. этот Закон вступил в силу для всех предприятий. Таким образом, хозрасчет, который задумывался как добровольный переход отдельных предприятии к новой модели хозяйствования, превратился в очередную кампанию. Хозрасчет в угольной промышленности вообще оказался в значительной степени формальным, поскольку действующие цены на уголь не соответствовали реальным затратам и в любом случае оставляли предприятие в категории планово-убыточных.

Производительность труда в отрасли была ниже, чем за рубежом в 5–6 раз. Дотации составили в 1988 г. 5,5 млрд. рублей. Кроме того, контроль государства сделал фиктивной обещанную законом финансовую самостоятельность, поэтому результаты реформы в нашей области оказались очень скромными. Иначе и быть не могло, поскольку госзаказ, ничем не отличающийся от директивного плана, охватывал 100% продукции на шахтах и металлургических заводах Донбасса.

В Донбассе, где преобладающая часть населения была занята в тяжелой промышленности, создание производственных кооперативов тормозилось вышестоящими организациями и ведомствами. К середине 1989 г. в Донецкой области лишь 6 предприятий были переданы в аренду их коллективам. Значительно активнее шел процесс создания торговозакупочных, посреднических кооперативов. На них возлагались большие надежды в деле улучшения ситуации на потребительском рынке, пораженном дефицитом товаров. Однако в действительности последствия развития кооперативного движения оказались далеки от ожидаемых, поэтому оно получило негативную оценку у части граждан. Большинство населения, столкнувшись со значительным перепадом цен в государственном и кооперативном секторах, с утечкой товаров из государственной торговой сети в кооперативную, считали развитие частной инициативы причиной снижения жизненного уровня. Цены на продукты питания заметно поднялись. В июле 1989 г. на рынках области мясо стоило 3,6–5,0 руб., помидоры – 2,0–3,0 руб., картофель – 0,8–1,2 руб., капуста – 0,5 руб. за кг., растительное масло – 3–4 руб. за литр. При средней заработной плате в народном хозяйстве Донетчины 227 рублей в месяц такой рост цен на 25–40% был очень ощутим.

Дефицит самых необходимых продуктов, многочасовые очереди, «вымывание» различных групп продовольственных и промышленных товаров из государственной торговли в кооперативную и на «черный рынок» заставили власти ввести их нормированное распределение для населения области: по талонам, спискам, приглашениям. Так, в 1988–1989 годах на каждого жителя полагалось в месяц от 1 до 2,5 кг сахара (в зависимости от времени года), 2 бутылки водки, 5 пачек сигарет, 1 кусок туалетного мыла, 300–400 г. стирального порошка. Были введены также нормы отпуска сливочного масла, мяса и мясопродуктов. Однако стабилизировать положение на потребительском рынке не удавалось. Во-первых, не всегда можно было отоварить выданные талоны; во-вторых, зачастую качество отпускаемых по карточкам товаров оставляло желать лучшего. И, наконец, в-третьих, появлялись все новые и новые виды дефицита: из торговли вдруг повсеместно исчезали то спички, то носки, то соль, то лампочки. Неоднократно даже случались перебои в снабжении хлебом. Все это вызывало ажиотажный спрос, что еще более затягивало узел кризиса.

Однако кроме общих, характерных для всей страны трудностей, в Донецкой области были и специфические проблемы, связанные с состоянием дел в угольной промышленности.

Неспокойная обстановка в коллективах угольных предприятий поддерживалась постоянно циркулирующими слухами о грядущем закрытии шахт из-за дороговизны донецкого угля, о скором завозе в регион кузбасского и казахстанского дешевого угля. Закрытие в мае 1989 г. шахты «Нижняя Крынка» в Макеевке, № 11 в Донецке и ряда других было воспринято горняками как подтверждение правдивости слухов, как «начало конца Донбасса».

Начиная с 1987–89 гг. на отдельных угольных предприятиях Донбасса возникали локальные трудовые конфликты, заканчивающиеся коллективными жалобами и обращениями в вышестоящие органы власти, групповыми протестами, прекращением работы и даже голодовками. Как правило, они охватывали сравнительно небольшую группу людей – в несколько десятков человек – и не имели никакого резонанса. Чтобы привлечь внимание к кризисной ситуации в Донбассе, шахтеры передали сотни писем и обращений в президиум XIX партконференции и I съезда народных депутатов СССР. Отчаявшись и разуверившись в результативности таких форм протеста, они изменили тактику.

С весны 1989 г. отдельные конфликты на шахтах начали перерастать в коллективные действия, приобретать все большую и большую организованность и в конечном итоге вылились в шахтерскую стачку в июле 1989 г. Этому способствовало появление первых самостоятельных рабочих организаций, представлявших независимое профсоюзное и рабочее движение: объединения социалистических профсоюзов, советов трудовых коллективов, стачечных комитетов и др. Итак, с апреля 1989 г. горняки Донецкой области систематически начали выдвигать требования повышения зарплаты, улучшения нормирования и организации труда, социально-бытовых условий шахтеров.

Между тем кризисные явления в экономике и социальной жизни общества продолжали углубляться. Во второй половине 1989 г., кроме угольной промышленности, большое отставание от плановых показателей допустили предприятия черной металлургии: почти 60% их не справились с договорными обязательствами

Экономические проблемы Донецкой области заставляли задуматься над путями выхода из кризиса. Поэтому принятие 16 июля 1990 г. Декларации о государственном суверенитете Украины жителями Донбасса было воспринято как первый шаг к обретению Украиной и ее отдельными регионами экономической и политической независимости. В то время центробежные силы в СССР еще не достигли своего апогея, поэтому государственный суверенитет большинством населения, особенно в многонациональном Донбассе, рассматривался исключительно как путь реформирования Советского Союза, превращения его в демократическое государство.

Донецкая общегородская конференция представителей 26 партий и общественных объединений, проведенная 19–20 января 1991 г., продемонстрировала существование разных подходов к решению вопроса о подписании союзного договора. Однако большинство рядовых граждан видели свое будущее в обновленном Союзе, о чем свидетельствовали данные социологических опросов. Готовность к заключению нового союзного договора, в котором Украина имела бы широкие права и подлинный суверенитет, наглядно отразилась в результатах Всесоюзного референдума 17 марта 1991 г. о сохранении СССР. В Донецкой области более 84,5% голосовавших избирателей высказалось за сохранение и обновление Союза, более 86,1% – за вхождение в него Украины. Этот референдум показал также, насколько велика разница между промышленным Донбассом и западными областями Украины, где процент голосовавших за сохранение СССР не превышал 20%.

Такие результаты голосования были обусловлены спецификой региональной экономики, тесно интегрированной с экономикой всего Советского Союза. Промышленная продукция Донбасса была ориентирована на потребление во всех республиках. За пределы Украины вывозилось 45% проката, произведенного в области; 65% стальных труб; 32% минеральных удобрений; 69% металлорежущих станков; 82% прокатного оборудования. Вместе с тем в область ввозили 59% заготовок из черного металла, 27% угля, не говоря уже о предметах потребления и продовольствия. В целом 1/6 часть рыночного фонда товаров формировалась за счет поставок из других республик СССР.


Донбасс в период Перестройки

Среди множества партий и движений, возникших в конце 80-х – начале 90-х годов прошлого века, к сожалению, малоизученными остаются антинационалистические движения, возникшие в национальных республиках. Но они были – заявили о себе, как только стало ясно, что республиканские верхушки взяли курс на выход из союзного государства.

В то же время было бы ошибкой считать, что политика сепаратизма, опиравшаяся на идеологию местечковых национализмов, проводилась переродившимися частями партийно-государственных верхов исключительно собственными руками. Для того, чтобы придать заурядным национализмам вид демократических, общенародных движений, республиканские номенклатурщики дали сначала полную волю националистам диссидентского толка. К концу 80-х годов все они были уже на свободе. И снова лишиться её за распространение своих взглядов, даже если это был махровый нацизм, желанием не горели. Но власти дали им карт-бланш – те самые власти, которые их только что разоблачали и сажали. Но теперь на дворе была пора перестройки, гласности, демократии и прочих демагогических вещей.

Но для большей промывки мозгов одних диссидентов было мало. Слишком уж немногочисленными были эти «идейные» борцы с тёмным тоталитарным прошлым. Еще одна подмога республиканским «элитам», причём, более широкая и влиятельная, чем худосочные наследники самостийнических партий времён Гражданской войны и немецко-фашистской оккупации, нашлась быстро. Многие представители пишущей и преподающей интеллигенции союзных республик стали прямо-таки соревноваться между собой в ненависти к собственной стране. Свою роль здесь сыграло умение «мыслящей» публики держать нос по ветру,

Всякое действие рождает противодействие. Тем более – в стране, всего лишь менее полувека назад победившей нацизм. Что характерно: если националистические «фронты» гласно или негласно патронировались властями (всё ещё коммунистическими, прошу заметить!), то альтернатива им возникала стихийно – изнутри как бы несуществовавшего «гражданского общества».

С выбором названия у антинационалистических движений больших проблем не было. Если противник – национализм, то противостоять ему должны интернационалисты. Так возник Интернациональный Фронт трудящихся Латвийской ССР, Интернациональное движение в Эстонии. Правда, в Литве движение интернационалистов избрало для себя название «Venibe – Единство – Jednoscz». Но и это трёхъязычное литовско-русско-польское наименование также служило выражением основополагающего интернационального принципа. Предложение создать организацию под названием «Интернациональный Фронт Донбасса» прозвучало и в Донецке. Произошло это 31 августа 1989 года, когда в одной из аудиторий Донецкого (тогда Государственного, а не «национального» университета) собрались люди, обозначившие себя как «группа обеспокоенных граждан». В числе участников группы были Дмитрий Корнилов, преподаватель университета Евгений Царенко, младший брат Дмитрия Корнилова Владимир. Сейчас последний руководит Украинским филиалом Института стран СНГ.

«Группа обеспокоенных граждан» уже тогда заметила, что под общий шум разговоров о демократизации общества везде, где можно, тихой сапой протаскивают украинизацию – причём, со специфическим, хорошо знакомым из истории душком. Особо пристальным вниманием украинизаторов уже тогда пользовалась гуманитарная сфера: литература, искусство, образование, наука. То есть всё то, что формирует мысли и взгляды самых широких кругов общества.

Собрание граждан, обеспокоенных ползучим наступлением украинского национализма, пришло к выводу о необходимости создания в Донбассе массового регионального движения, которое могло бы выступить не просто против маскировавшегося под демократию нацизма, но и за самостоятельный путь развития промышленного и интернационального по составу населения края.

Летом братья Дмитрий и Владимир Корниловы съездили в Прибалтику, Владимир побывал ещё и во Львове. Привезённые оттуда впечатления ещё больше убедили в том, что вопрос создания в Донецком регионе организованного антинационалистического сопротивления назрел и как никогда актуален. Одной группы граждан для осуществления этой цели явно не хватало. Пришло время объявить более широкий сбор сторонников. В ход пошли личные знакомства, встречи на митингах (которые собирались тогда чуть ли не каждую неделю) с людьми близкого образа мыслей, кое-чего удалось достигнуть и через прессу.

В газете «Вечерний Донецк» 18 сентября 1990 года в подборке объявлений была опубликована краткая информация следующего содержания: «По вопросу создания Интернационального Фронта Донбасса звонить по телефону…»

Движение, организационно ещё не оформленное, тем не менее, провело вскоре свою первую акцию. В середине октября в Доме политического просвещения обкома партии, который в связи с изменившимися временами стал клубом для проведения мероприятий всевозможными партиями и организациями, было устроено обсуждение темы о значении и исторических уроках Донецко-Криворожской республики. Тогда же впервые пришлось столкнуться с местными националистами. На мероприятие явились участники так называемого «Демократического руха».

Уже после первой дискуссии с противоположной стороной стало ясно, что почувствовавшие волю националисты меньше всего предрасположены к открытой, добросовестной полемике. Передергивание фактов, подмена понятий, полная невосприимчивость к доводам – этот фирменный стиль проявился уже тогда. Ничего не изменилось и почти двадцать лет спустя. Кроме того, что националисты превратились в ещё более зашоренных и ограниченных субъектов.

В такой обстановке и была создана политическая организация, получившая название Интернациональное Движение Донбасса (ИДД). Произошло это 18 ноября 1990 года в том же Доме политпросвещения.

На учредительной конференции ИДД присутствовали около сотни человек. Они представляли несколько городов Донецкой области. Помимо представителей областного центра, приехали делегаты из Макеевки, Енакиево, Ясиноватой, Красного Лимана и некоторых других мест. Накануне конференции произошла небольшая дискуссия по вопросу названия будущей организации: мнения разделились между сторонниками наименований «Интернациональный Фронт Донбасса» и «Интернациональное Движение Донбасса». Остановились всё же на названии «Интернациональное Движение Донбасса».

Конференция избрала Центральный Совет ИДД. В состав Совета вошли Дмитрий Корнилов, Виталий Заблоцкий, горняк шахты имени Челюскинцев Виталий Хомутов, учительница донецкой средней школы № 72 Ольга Маринцова, Владимир Корнилов, шахтёр Евгений Маслов и Игорь Сычёв.

Вновь созданная организация сразу приступила к пропаганде своих взглядов. Важно было донести до широких слоёв населения свою оценку происходящего.

Но вскоре Интернациональному Движению пришлось на себе испытать, что такое информационная блокада.

Поводом послужили события в Вильнюсе. В январе 1991 года литовские националисты, представлявшие движение «Саюдис» («Саюдис», кстати, означает по-литовски «движение», то же самое, что и «рух» по-украински) спровоцировали в столице республики кровавые беспорядки. Виновниками кровопролития были объявлены литовские интернационалисты.

И везде, словно по мановению палочки скрытого дирижера, любым силам, выступавшим за Союз, было отказано в обнародовании своих взглядов и выводов. Официально, конечно, никакого запрета на публикацию чьих-либо статей и материалов не было. Но пресса, радио, телевидение, казалось бы, получившие долгожданное освобождение от партийного руководства, моментально заняли или подчёркнуто аполитичные позиции, или стали открыто подыгрывать националистам.

Поэтому и получилось так, что свое отношение к референдуму об учреждении обновленного Союза суверенных республик ИДД могло донести только посредством листовок. А отношение Интердвижения к вопросам референдума было неординарным.

Как известно, на референдум, состоявшийся 17 марта 1991 года, были вынесены два вопроса: общесоюзный и республиканский. Общесоюзный вопрос предлагал выразить согласие или несогласие с продолжением существования союзного государства в виде обновлённой федерации республик. Однако националистическое руководство Украины во главе с Леонидом Кравчуком подсунуло участникам референдума свой вопрос: согласны ли вы, чтобы Украина вошла в союз суверенных государств на основах Декларации о суверенитете? В этом и заключалась ловушка.

Принятая 16 июля 1990 года Декларация о суверенитете Украинской ССР только в конце последнего раздела содержала положение о гарантировании гражданам Украины права на гражданство в обновлённом Союзе, а также содержала упоминание о том, что Декларация о суверенитете послужит основанием для подписания Украинской ССР нового Союзного договора. Но в остальном смысл и буква Декларации о суверенитете были пронизаны духом кондового национализма – вплоть до провозглашения безъядерного и нейтрального статуса Украины. Что собой представляет этот нейтралитет, видно сейчас. «Безъядерный», «внеблоковый» статус Украины националисты с самого начала рассматривали только в качестве «разгона» для вступления в НАТО.

Таким образом, человек, отвечая «да» на республиканский вопрос и думая, что он голосует за Союз, фактически говорил «да» декларации, которая была направлена против принципов любого союзного государства. А тот, кто отвечал «нет», явно и открыто отвергал Союз даже в его самом аморфном, ни к чему не обязывающем виде.

Понимая цели готовившегося подлога, ИДД призвало своих сторонников ответить однозначно «да» на вопрос общесоюзного референдума, а бюллетени с софистически сформулированным республиканским вопросом получить и унести с собой. Так поступили все участники Интердвижения и большинство тех людей, которым точка зрения ИДД на скрытый смысл республиканского вопроса стала известной.

Как и следовало ожидать, события и после референдума развивались по сценарию пессимистическому для Союза. Единственное, что могло бы тогда предпринять союзное руководство, – это, оставаясь самому как можно больше в тени, сделать ставку на неформальные просоюзные силы.

Интердвижение Донбасса с самого начала возникло как самодеятельная и довольно «разночинная» по своему составу организация. В рядах ИДД не было тех, за кем тогда закрепилось прозвище «партократов». Вместе с тем, у ИДД был некоторый неформальный контакт с местными партийными органами. Впрочем, преувеличивать значение этого контакта не стоило в то время, нет нужды в этом и сейчас. Никакой сколько-нибудь осязаемой помощи от партии, доживавшей свои последние дни, «интеры» Донбасса не получали.

Высшее партийное и государственное руководство Союза сыграло по сценарию, словно нарочно написанному для успеха «демократов московского типа» и республиканских националистов. По сути, попытка спасти ситуацию карикатурным ГКЧП стала проникающим ударом в спину всем антинационалистическим просоюзным силам и лучшим подарком для псевдодемократов и фашизма, принявшего форму национал-демократии.

О последствиях августовских событий 1991 года написано и сказано много, отдельно останавливаться на их глобальных аспектах здесь нужды нет. Своеобразие положения Донбасса осенью 1991 года и в начале 1992 года состояло в том, что Интернациональное Движение оставалось единственной политической организацией региона, выступавшей против разрыва союзных отношений с Россией и другими республиками Союза. В силе оставались и все другие, ранее провозглашённые принципы и цели антинационалистического сопротивления, актуальность и востребованность которых возросла ещё больше. При этом в деятельности ИДД всё отчётливее звучит идея региональной самобытности Донбасса в рамках Украины. 8 октября 1991 года членами Интердвижения на митинге был поднят донбасский красно-сине-чёрный триколор – по одной из версий таковым был флаг Донецко-Криворожской Республики (1917–1918 гг.).

Также ИДД было единственной силой в тогдашней УССР, выступавшей против развала Союза. Предупреждением о том, что сказать «да» вынесенному на референдум 1 декабря 1991 года Акту о провозглашении независимости Украины означало сделать шаг в пучину социальных и политических передряг, откуда, возможно, уже не будет выхода, служила листовка-призыв Интердвижения. Листовка появилась накануне референдума. «Донбасс говорит «нет» бандеровщине, а также амбициям киевских партократов и чиновников», – гласил лаконичный текст, отпечатанный на небольших листах плотной бумаги, больше похожей на картон. Последняя раздача этих печатных призывов происходила уже поздним вечером 30 ноября 1991 года. Итоги референдума также хорошо известны.

Но с точки зрения политической истории Донбасса более важным сейчас представляется другое. Уже перед парламентскими выборами 1994 года Донецкий областной Совет, избранный в 1990 году и среди депутатов не имевший ни одного участника Интердвижения, хоть и «под занавес», но всё-таки принял постановление о проведении в день выборов Верховного Совета Украины, 27 марта 1994 года, областного опроса избирателей.

Избирателям в отдельном бюллетене предлагалось дать ответы на три вопроса. Первый вопрос: согласны ли вы с предоставлением русскому языку статуса официального языка на территории Донецкой области? Второй вопрос: считаете вы необходимым переход Украины к федерально-земельному устройству? Вопрос третий: поддерживаете вы расширение и укрепление интеграционных связей с Россией? На все вопросы утвердительно ответили около 90 процентов участников опроса. Расстановка политических сил и пристрастий в областном Совете, как и в других местных органах власти, была такова, что опросу заранее был придан консультационный статус, то есть воля избирателей не подлежала обязательному исполнению. Но бесспорным можно считать то, что три главных программных принципа Интердвижения получили народное одобрение.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю