Текст книги "Гражданская война в Испании (1936 – 1939)"

Автор книги: Сергей Данилов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 24 страниц)

Республика не имела ни военного министерства, ни генерального штаба. Более половины работников было арестовано, уволено или скрывалось. От двух внушительных органов осталась горсть офицеров в капитанском и майорском звании, напуганных народной стихией и неспособных руководить военными действиями.

Формальное наличие в кабинете Хираля военного министра – престарелого генерала Сарабии не меняло дела. Приятель Асаньи и Мартинеса Баррио, сделавший на этом карьеру и не обладавший прочими талантами, Сарабия в полном смысле слова был министром без министерства. Не было у военного министра и действенной связи с фронтом и с военной промышленностью.

По этим причинам наступление республиканцев на опорные пункты мятежа довольно скоро выдохлось. К 10 августа на всех направлениях они были разбиты малочисленными, но хорошо обученными, дисциплинированными и метко стрелявшими врагами.

В Андалузии республиканцы тщетно осаждали Гренаду и Кордову, в Арагоне – Сарагоссу, Теруэль, Уэску и Хаку, в Астурии – Овьедо, в Кастилии – Алькасар и Сеговию. Осада Овьедо и Са-рагоссы при этом продолжалась полтора года! Между тем почти все названные города не были крупными экономическими или коммуникационными центрами. Теруэль, например, находится в горах, в глухой местности, то же относится к Хаке. Население Уэски не превышало на тот момент 10 000 человек, еще меньше насчитывала захолустная, затерянная среди Пиренеев Хака. Гренада и Кордова считались заурядными провинциальными столицами (по 50 000-60 000 жителей).

Пожалуй, только промышленная Сарагосса – точка пересечения нескольких шоссе и железных дорог, стоила того, чтобы вести из-за нее длительную борьбу.

Упрямое намерение предводителей милиции непременно и сразу овладеть всеми названными пунктами надолго приковало к их стенам в общей сложности более половины республиканского «вооруженного народа», но так и не дало Республике побед.

Между тем в Средиземном море и Гибралтарском проливе события разворачивались не в пользу Республики. С 28 июля прибывшие в Андалузию германские и итальянские пилоты начали совершать боевые вылеты. В их распоряжении было тогда не более 40 машин, но это были новые, не изношенные самолеты, хорошо снабженные всем необходимым. Меньшая часть иностранных летчиков получила задание прорвать блокаду Марокко, большая – перебросить колониальные войска в метрополию. Над проливом заработал первый в истории воздушный мост. Непрерывной вереницей «Юнкерсы» и «Савойи» вылетали из Сеуты и Тетуана и приземлялись в Хересе, доставляя марокканцев, легионеров, оружие, снаряжение. Они редко встречали противодействие – республиканские ВВС в Андалузии почти отсутствовали. По самолетам Гитлера и Муссолини стреляла только зенитная артиллерия республиканских кораблей, дежуривших в проливе.

Трудности работавшего несколько недель воздушного моста были главным образом техническими и психологическими – плохое оборудование испанских аэродромов, непривычка африканских наемников к воздушным перелетам (многие арабы впервые видели самолеты), языковой барьер. Проблемой оказался также перевоз лошадей марокканской кавалерии. Кони не умещались в тогдашних самолетах с их тесными отсеками. Лошадей удалось переправить из Африки только после прорыва морской блокады Марокко.

Этот пункт был осуществлен к 5 августа немецкими летчиками. «Юнкерсы» несколько раз атаковали республиканские блокадные силы. Каждый раз они оттесняли республиканские эсминцы к Малаге, но те возвращались. И только когда «тримоторес» без потерь прорвались через неточный зенитный огонь неприятеля и 250-килограммовыми бомбами подбили линкор «Хайме I» и крейсер «Сервантес», убив и ранив около 50 человек, результат был налицо. Прямые попадания в крупнейшие корабли Республики вызвали замешательство команд и судовых комитетов. Ремонт линкора в Картахене занял полмесяца.

5 августа первый караван судов с войсками и грузами (в том числе с лошадьми) из Марокко благополучно пересек Гибралтар и бросил якорь в Альхесирасе. Все доставленное восставшие экстренно выгрузили на берег и вывезли из порта. Наутро Альхесирас поплатился за дерзость – республиканский флот подверг городок сильной бомбардировке, вызвав пожары и разрушения и потопив канонерку восставших. Но, наказав Альхесирас, главные силы республиканцев окончательно отошли на восток – в Малагу и Альмерию.

Судовые комитеты оставили дежурить в проливе небольшие силы – несколько эсминцев и подводных лодок. От последних, впрочем, совсем не было проку – они были неспособны бороться с авиацией. Трем же эсминцам трудно было противодействовать осмелевшим мятежникам. Блокада Марокко ослабевала. Сказывалось плохое техническое состояние большинства кораблей, отсутствие офицеров, полнейший упадок дисциплины и бесплодное ожидание поддержки с суши и с воздуха.

В августе – сентябре восставшие шаг за шагом наращивали количество морских перевозок из Марокко. В Испанию было переброшено не менее 15 000 арабских кавалеристов и легионеров. Через пролив на самолете перебрались Франко, Ягуэ, Кастехон и другие ранее блокированные в протекторате «африканисты».

Довольно многочисленный республиканский флот, пока не имевший серьезных противников на море («Альмиранте Сервера» и «Веласко» действовали далеко – в Бискайском заливе), не смог противостоять воздушной угрозе. Впервые в военной истории выяснилось, что морское превосходство может быть полностью нейтрализовано воздушным превосходством.

К этому времени восставшие почувствовали, что основная опасность позади. Несмотря на массу неудач, они удержали большую часть занятых территорий и заручились иностранной поддержкой. В их распоряжении теперь находилось техническое новшество – дальняя радиосвязь, позволявшая разрозненным группировкам мятежников согласовывать действия. Португалия заняла по отношению к ним дружескую позицию, позволяя пользоваться ее дорогами, складами и телефонами. Блокада Марокко была снята – отборные колониальные войска вступили на материк. «Вооруженный народ» Республики оказался не столь опасным противником, как могло показаться 20–30 июля. Восставшие перешли в общее наступление.

После обмена радиошифровками Мола и Франко договорились не наступать в Кастилии и Андалузии по кратчайшему маршруту Кордова – Пособланко – Сьюдад-Реаль – Толедо. Большинство кастильского крестьянства, правда, сочувствовало восставшим, однако Моле путь на юг преграждал Гвадаррамский хребет, на котором прочно закрепились большие силы неприятеля. В Андалузии аналогичное положение занимал хребет Сьерра-Морена, проходы через который были в руках стойких республиканцев-шахтеров из Пособланко и Пеньяррои.

Наступать было решено вдоль португальской границы – через отдаленную и слабонаселенную пастушескую Эстремадуру, лишенную городских центров, пролетариата и интеллигенции. Соединение армий Севера и Юга планировалось в долине реки Тахо, откуда восставшие должны были повернуть на восток и следовать к столице. Вспомогательные удары малыми силами наносились на севере по Сан-Себастьяну, в центре – на Гвадарраме, а на Юге – между Кордовой и Гренадой.

Выполнять план первой начала Африканская армия. 3 августа ее передовые части на грузовиках выступили из Кадикса и Севильи. Вскоре они вторглись в Эстремадуру. 5 августа в борьбу включилась Северная армия. Войска Молы повели демонстративное наступление на Мадрид с запада, со стороны Авилы и Сеговии. Длившееся пять суток наступление не принесло восставшим видимого выигрыша. К 11 августа их силы были уже на исходе. Но войска Молы тем не менее нанесли дружинникам заметный урон и вновь сковали силы Республики на всем 200-километровом Гвадаррамском фронте. Республиканцы еще два месяца оставались под гипнозом возможности нового удара врага по столице. В этом отношении расчет Молы был очень точным.

Одновременно Мола двинул часть Северной армии из Саламанки на юг и усилил атаки против Бискайи на севере, стремясь выйти к Бискайскому заливу и отрезать республиканский Север от Франции.

Его войска и наваррские рекете продвигались из Старой Кастилии в двух направлениях с трудом, неся ощутимые потери. У Молы не было марокканской кавалерии и германо-итальянской техники. Его войска были измотаны боями на Гвадарраме. А противостояли ему решительно настроенные и неплохо оснащенные баски. Лишь к концу августа Северная армия дошла до окрестностей Сан-Себастьяна, где снова надолго была остановлена республиканцами.

Наступление небольшой (12 000 человек), но свежей, отдохнувшей Африканской армии через Эстремадуру, напротив, протекало в быстром темпе. Ей прокладывали дорогу три десятка иностранных бомбардировщиков, метко стреляющая и безжалостная марокканская кавалерия и моторизованная пехота Иностранного легиона. Им противостояли лишь разрозненные и нестойкие крестьянские ополчения, все снаряжение которых ограничивалось дробовиками. Радио, телефон и даже телеграф в Эстрема-дуре был в диковинку, поэтому республиканцы не имели возможности связаться друг с другом.

Войска генералы Варелы налетами захватывали затерянные в предгорьях небольшие села и деревни, крошечные городки. Следовали повальные обыски, объявление военного положения, аресты подозрительных лиц. 10 августа армия заняла Мериду – за неделю она продвинулась на 300 километров.

Республика недооценивала Франко и долго не реагировала на события в Эстремадуре. Республиканцы были увлечены отвоевыванием Андалузии и Арагона. Кроме того, каталонцы 6 августа затеяли еще одно наступление – на Балеарские острова, чтобы отобрать у восставших крупнейшие острова архипелага – Майорку и Ивису.

В Балеарской экспедиции участвовало до четверти вооруженных сил Каталонии. Сверх того, она связала часть сил флота. По требованию Компаниса в походе участвовало несколько посланных из Картахены эсминцев. Поначалу операция разворачивалась удачно. 7 августа каталонцы после короткой схватки овладели двумя островами – Ивисой и Форментерой. Но после этого они долго отмечали победу и на Майорке высадились только на десятый день операции. Правда, высадка все же прошла успешно: десант захватил большой плацдарм и двинулся к провинциальной столице – Пальме-де-Майорка.

Однако на помощь полуокруженным в Пальме восставшим пришли несколько итальянских военных самолетов. Их обстрелы и бомбежки с бреющего полета внесли панику в ряды десантников, которые потребовали возвращения домой. На сей раз из Картахены прибыли крупные корабли – линкор и крейсер, которые были нужнее не в конце, а в начале операции.

8 сентября десант, бросив часть вооружения, оставил Майорку и отплыл назад в Каталонию. Ивису вскоре вторично заняли восставшие. Майорка осталась за республиканцами.

Но пока они топтались в Арагоне, Кастилии и на Балеарах, восставшие ворвались в Эстремадуру. 10 августа авангарды Африканской армии под командованием Ягуэ заняли Мериду, откуда Франко смог переговорить с Молой по телефону. Затем армия повернула на северо-запад и 12 августа достигла единственного оплота Республики в Эстремадуре – старинного, обнесенного обветшалыми крепостными стенами городка Бадахоса близ португальской границы на автостраде Мадрид – Лиссабон. Здесь армия впервые вынуждена была остановиться.

Главными пехотными силами Франко и Ягуэ блокировали Бадахос, а часть кавалерии под командованием Варелы ушла в дальний рейд на восток – в Андалузию. Целью рейда было выручить мятежников, оборонявшихся в Кордове и Гренаде, и отвлечь внимание неприятеля от Эстремадурского фронта.

Бадахос удерживало 5000 дружинников. К ним на помощь двигалось еще 2000 человек подкрепления. Но у республиканцев оставалось мало оружия, и их силы были разобщены. К тому же Бадахос только что пережил мятеж гражданской гвардии, на подавление которого защитникам пришлось потратить немало энергии.

Африканская армия сильным ударом отбросила и рассеяла отряд, стремившийся соединиться с бадахосцами. Обезопасив себя извне, 14 августа Ягуэ бросил Иностранный легион на приступ. Утром 15 августа после жаркого боя Бадахос пал. Улицы городка были завалены трупами его защитников. Только нескольким из них удалось прорваться в Португалию. На арене для боя быков победители устроили расправу с врагами, расстреляв не менее 200 пленных.

Бадахосское кровопролитие подтвердило, что угрозы восставших в адрес противника («если нужно, расстрелять половину Испании», «убивать, убивать и убивать») вполне серьезны.

Победа при Бадахосе отдала в руки мятежников всю западную половину Эстремадуры. Они полностью контролировали автостраду Мадрид – Лиссабон, а через территорию западной соседки – дружественной Португалии к восставшим пошел еще один поток военных грузов из Германии.

Только потеряв западную Эстремадуру, правительство Хираля стало осознавать масштабы опасности, которую несла Африканская армия. К португальской границе и в долину Тахо была направлена почти 10-тысячная колонна милиции во главе с генералом Рикельме, которого считали героем Гвадаррамы, и авиаэскадрилья. Летчики разыскали одну из колонн Африканской армии и нанесли ей порядочный урон. Но на земле дружинники не имели ни малейшего успеха. Кавалерия Ягуэ без труда разбила колонну Рикельме, беспорядочные остатки которой вернулись обратно в Кастилию.

23 августа, совершив за неделю бросок еще на 120 километров, войска Ягуэ вышли в долину Тахо, оказавшись у границ Новой Кастилии и выйдя на подступы к Талавере-де-ла-Рейне. До Мадрида оставалось менее 150 километров.

В эти же дни генерал Варела добился заметных успехов на Андалузском фронте. Благодаря неожиданным атакам его кавалерия разгромила 10-тысячные силы дружинников республиканского генерала Миахи, наседавшего на Кордову. Недисциплинированные войска Миахи обратились в бегство, почти не сопротивляясь и норовя убить собственных командиров. 23 августа республиканцы сняли осаду Кордовы.

Варела достиг существенного успеха. Часть мятежной территории глубже вклинилась в «красную Андалузию». Между Гренадой, Кордовой и Севильей была установлена прямая сухопутная связь. Весь Южный фронт восставших был консолидирован. Мятежники угрожали республиканской Малаге, охватив ее с севера.

Тогда же передовые части Африканской и Северной армий восставших встретились у Касереса на севере Эстремадуры. Франко по настоянию Молы прислал ему подкрепление – 2000 марокканцев и звено только что прибывших в Испанию итальянских военно-транспортных самолетов «Капрони-101», отличившихся в Эфиопии.

Получив помощь и медленно оттесняя басков на северо-запад, Мола 26 августа приступил к штурму Ируна. Против 2000 мятежников во главе с отличным полевым командиром – полковником Беорлеги сражалось 3000 басков, у которых почти не было снарядов и патронов. Беорлеги имел несколько артиллерийских батарей и несколько броневиков, а также танкетки. Со стороны моря ему помогал крейсер «Альмиранте Сервера».

Ирун пылал. Его жители уходили частью на запад – в Бильбао, частью на восток – через пограничную реку Бидассоа во Францию. Штыковые контратаки басков не помогали. В ходе их погибла половина защитников. 3 сентября полуразрушенный поселок был взят. Последними его покинули неутомимые анархисты, которые перед отступлением успели расстрелять часть политзаключенных в местной тюрьме.

Падение Ируна получило сильный международный отклик: север Республики лишился сухопутных связей с соседними государствами.

Взятием Ируна Беорлеги предрешил участь «летней столицы Испании» – Сан-Себастьяна. Защитники города пытались нейтрализовать неприятеля, публично расстреливая группы политзаключенных после каждого обстрела города. Однако это лишь ожесточило восставших, которые уже вели войну на уничтожение.

Город пал 13 сентября. Наварра и Старая Кастилия отпраздновали победу. Затем части Молы были остановлены басками на реке Деве, после чего эта линия фронта надолго стабилизировалась.

Из франкистских источников известно, что победы Молы стоили его Северной армии 30-процентных потерь. Среди погибших мятежников значился полковник Беорлеги, убитый под Сан-Себастьяном.

Но основные бои шли в Новой Кастилии. Талаверу-де-ла-Рейну, перекрывавшую с запада вход в долину Тахо, республиканцы намеревались оборонять до последнего. При умелых действиях так оно и получилось бы. Талавера окружена холмами, облегчающими ее защиту. С севера и юга городок прикрывают горные хребты. Из Кастилии республиканцы успели подтянуть артиллерию и бронепоезда. Обороняло Талаверу до 10 000 дружинников, что почти равнялось численности всей Африканской армии.

Но если Ирун продержался 8 дней, то Талавера – всего два. Авиация повстанцев короткой бомбежкой и обстрелом вызвала замешательство дружинников, не бывавших ранее под бомбами. Три кавалерийские колонны Ягуэ, привыкшие действовать в предгорьях, тем временем обошли Талаверу с разных сторон и захватили аэродром и железнодорожную станцию, угрожая окружить дружинников. Воинственные вопли мавров окончательно подорвали дух защитников города.

4 сентября милиция оставила Талаверу, отступление очень напоминало бегство. Африканской армии досталось немало трофеев.

Важнее судьбы Талаверы было прочное соединение Африканской и Северной армий: отныне территории, контролируемые Молой и Франко, слились в единый массив, координация действий мятежных сил значительно улучшилась. Явственно обозначилась изоляция республиканского Севера.

Восставшие одержали новую крупную победу, которая существенно повлияла на весь ход войны.

Поражения сразу на нескольких фронтах подорвали положение кабинета Хираля. Он подвергся насмешкам и издевательствам как «правительство комедии и позора». 1–2 сентября в Мадриде массовая молодежная демонстрация потребовала его смены. 4 сентября – в день оставления Талаверы – Хираль вышел в отставку. Премьерство этого неплохого политика, к которому была столь несправедлива судьба, продолжалось 47 дней. Впрочем, его карьера не была закончена.

Подходящим преемником Хираля многим наблюдателям казался умеренный социалист, осведомленный и гибкий политик – Индалесио Прието. Он давно стремился стать премьером, но не находил опоры в массах, в частности в профцентрах. Взгляды Прието считались слишком умеренными и в рядах анархистов, коммунистов и большинства социалистов. Уступив давлению слева, президент назначил премьер-министром популярного, но не самого одаренного социалиста – руководителя ВСТ Ларго Кабальеро.

Простонародное происхождение, бытовая честность и простота, трудовые мозоли и пребывание в тюрьме создали Ларго авторитет в массах, которого так не хватало Прието. Несмотря на солидный возраст (67 лет), Ларго выглядел свежим и бодрым, а его рабочий день составлял не менее 11 часов.

«Испанский Ленин» в отличие от российского образовал коалиционный кабинет из шести социалистов, четырех республиканцев, двух коммунистов, каталонца и баска. Министром иностранных дел он назначил левого социалиста Альвареса дель Вайо, министром финансов – умеренного социалиста Хуана Негрина. Старый соперник Ларго – Прието получил портфель министра флота и авиации, портфель военного министра премьер взял себе. Коммунисты стали министрами сельского хозяйства и народного просвещения. Впервые в истории Запада представители коммунистов вошли в правительство.

Ларго в отличие от Хираля помпезно обставил свой приход к власти. Около двух недель премьер-министр принимал поздравления всевозможных общественных организаций, в программной речи в кортесах он пообещал «с героической народной милицией закончить войну в два месяца» и объявил кабинет «правительством победы». Портреты Ларго с этим пышным девизом появились во многих общественных местах. Вскоре выяснилось, что истины в подобных словах не больше, чем в военных сводках Касареса Кироги.

Ларго, однако, принял ряд военных контрмер. Многие из них были назревшими. Был укомплектован штат военного министерства и генерального штаба. Начальником последнего стал генерал Кабрера. Вместо бывшего тыловика Рикельме на Центральный фронт был назначен воевавший ранее в Марокко генерал Асенсио Торрадо. Расправы над пленными офицерами были ограничены, а затем и вовсе прекращены. Пообещав «защитить Мадрид на Тахо», премьер успокоил тыловое население. Он санкционировал помощь отрезанному Северу, двинув в Атлантику основные силы флота.

По образцу Французской революции и русской гражданской войны Ларго учредил во фронтовых частях военных комиссаров. Тут не обошлось без влияния советских офицеров и дипломатов.

7 октября правительство санкционировало принятие предложенной коммунистами земельной реформы – все помещичьи земли без выкупа передавались в распоряжение крестьянства и батрачества. Провозглашалось равноправие обоих способов обработки земли – индивидуального и коллективного. Государство обещало крестьянам поддержку кредитами, машинами и удобрениями. Некоторые из этих обещаний действительно были выполнены.

«Испанский Ленин» сделал два таких шага, на которые и не думали идти Кирога или Хираль. Вовсе не будучи марксистом-ленинцем, настороженно относясь к советскому социализму, он тем не менее обменялся послами с СССР и затем обратился в Москву с секретной просьбой о помощи оружием и военными специалистами. Во многом на эту меру нерешительного и медлительного по природе Ларго толкнул гнев против «невмешательства».

6 октября премьер-министр после пятинедельной оппозиции согласился с предложением коммунистов и Коминтерна о создании из иностранных добровольцев «интернациональных бригад». Первоначальные его отказы объяснялись недоверием к коммунистам, неприязнью высокомерного кастильца Ларго к иностранному вмешательству и далеко шедшими требованиями сторонников интербригад.

Интернациональные бригады получали отдельное командование и право экстерриториальности. Их бойцы не подчинялись испанской армии и милиции и были, сверх того, неподсудны испанскому правосудию.

Штаб-квартирой интербригад был сделан Альбасете, находящийся в глубине Кастилии, а куратором интербригадовцев Ларго назначил осторожного и гибкого Мартинеса Баррио. Фактическим же руководителем бригад стал их генеральный комиссар – французский коммунист родом из Каталонии, герой морского мятежа 1919 года, отбывший несколько лет в каторжной тюрьме, Андре Марти. Звание этого бывшего корабельного писаря, ни дня не служившего в армии, было по настоянию СССР и французской компартии приравнено к генеральскому.

Качество же руководства войной не улучшилось. Республиканцы продолжали воевать беззаботно и бессистемно. Ларго и многими его приверженцами прочно владел «августовский оптимизм». Правительственный декрет 16 октября о создании регулярной армии откровенно и безнаказанно саботировали почти все организации Народного фронта, не заинтересованные в роспуске собственных военных отрядов. Да и сам премьер-министр открыто говорил, что народная милиция имеет право на существование. (Он даже ссылался на «Государство и революцию» Ленина.) Недаром в его декрете ничего не говорилось о наборе в армию, о мобилизациях и др.

«Защиту Мадрида на Тахо» Ларго и сотрудники военного министерства и генштаба толковали как направление против Варелы и Ягуэ большого количества скверно снабженных и дурно управляемых, а потому нестойких дружинников. Премьер и генерал Асенсио Торрадо запрещали строить укрепления, ибо испанцы, по их словам, «не привыкли прятаться от врага… Они привыкли сражаться в открытом поле и с открытой грудью. Такова психология испанского воина».

Неуклонное приближение неприятеля к Мадриду, падение Толедо озадачило и испугало многих, но не «испанского Ленина». Более того, Ларго не раз объявлял, что обладание столицей имеет «только нравственное значение» и что вероятное падение Мадрида вовсе не будет означать конца Республики. («Наша борьба непобедима. Ибо она – всюду и везде».)

Не предательство, как иногда полагали, было тому причиной. Ларго, Асенсио Торрадо и Кабрера возвели в культ антифранцузскую войну 1808 года. Тогда сила испанского сопротивления вопреки здравому смыслу была в недисциплинированности и отсутствии у испанцев единого руководящего центра. Тогда занятие Мадрида неприятелем всколыхнуло страну и вызвало массовые восстания. Тогда разрозненные отряды небритых, пьяных и почти невооруженных голодранцев-партизан, полууголовные вожаки которых к тому же враждовали друг с другом, проиграли немало боев, однако выиграли войну.

Ларго и его приверженцы были уверены, что данный сценарий может и должен быть повторен. О том, что условия вооруженной борьбы успели значительно измениться, что появились пулеметы, дальнобойная артиллерия, авиация, бронетанковые силы, радиосвязь и т. д., – об этом премьер Республики и его окружение не хотели и слушать. Странным образом они не хотели видеть и другого, еще более очевидного факта – с Республикой воюют не чужеземцы, как при вторжении Бонапарта, а соотечественники, прекрасно ориентирующиеся в местных условиях.

Перелома в военных действиях «правительству победы» создать не удалось. Пока Асенсио Торрадо готовил восточнее Талаверы встречный удар, а его офицеры собирали сведения о неприятеле, мятежники снова рванулись вперед.

Борьба на Центральном фронте протекала с растущим преимуществом восставших. Республика из наступающей стороны все более превращалась в обороняющуюся. И оборону нельзя было назвать успешной.

Дружинники Центрального фронта в большинстве мест бежали, стоило только звену «тримоторес» сбросить по бомбе или авангардам Варелы и Ягуэ открыть пушечный или пулеметный огонь. Вдобавок у восставших появился новый козырь – Муссолини прислал четыре десятка вертких и быстрых итальянских танкеток «Ансальдо», рассчитанных на бои в горах и легко преодолевавших склоны и спуски. Они внесли большой вклад в победу над Эфиопией. Лязг их гусениц и рокот моторов наводил панику на дружинников, ранее не видевших танков. С прибытием «Ансальдо» народную милицию охватила танкобоязнь.

Иностранная печать писала: «Со времени сдачи Талаверы дружинники Центрального фронта находятся словно в лихорадке… Они не пытаются держаться: они беспорядочно бегут… Они произвольно меняют позиции, и их, естественно, не могут найти санитарные машины и продовольственные транспорты. Дружинникам стыдно, но им также голодно».

Однако республиканцы не размыкали кольца, в котором с июля держали Алькасар. Окружив крепость баррикадами, они упорно стремились овладеть им то артогнем, то приступом, то переговорами. Но более половины долго лежавших на складах снарядов не разрывалось из-за испортившихся взрывателей, как и при осаде Монтаньи. Штурмы не имели успеха из-за несогласованности действий дружинников – многие из них попросту ленились карабкаться на крутой холм перед крепостью. Переговоры тоже провалились. Глава гарнизона полковник Москардо был смел и упрям, а большинство его сил составляли гражданские гвардейцы, предпочитавшие смерть капитуляции.

Осажденные, которых было всего около 500 человек – почти вдесятеро меньше, чем осаждающих, питались сухарями и кониной и сильно страдали от нехватки питьевой воды. Но они были укрыты высокими прочными стенами и сражались за существование. А дружинники ездили в Толедо не побеждать, а развлекаться – «пострелять по мятежникам».

Попытки дружинников овладеть Алькасаром поражали топорностью и неуклюжестью. Сделать подкоп и взорвать стены Алькасара динамитом не удалось из-за скального грунта, который было трудно долбить, и неопытности подрывников. Ничего не дал и фантастический проект захвата крепости: энтузиасты-анархисты предлагали облить каменные стены бензином(!), затем поджечь стены и выкурить осажденных. Единственным плодом этой экспериментальной операции стали многочисленные ожоги и ранения ее участников.

Между тем осажденных воодушевляло радио. Они слушали радиообращения из Бургоса и Саламанки, которые поддерживали их боевой дух. В середине сентября над Алькасаром стали появляться самолеты мятежников. Сброшенные ими листовки содержали обещания скорой выручки защитников города.

Действительно, Франко в двадцатых числах сентября вопреки требованиям соратников – Кинделана и Ягуэ и настояниям иностранных офицеров остановил продвижение войск к Мадриду и повернул часть сил на юг. Он руководствовался четкими стратегическими соображениями: восставшим был очень нужен толедский патронный завод – один из крупнейших в стране. Кроме того, в преддверии борьбы за Мадрид было неразумно оставлять большую республиканскую группировку у себя на фланге.

27 сентября восставшие вышли к окраинам Толедо и открыли пушечный огонь по городу, вокзалу и Мадридскому шоссе. Дружинники расстреляли командиров, пытавшихся наладить оборону, спешно погрузились в автобусы и скрылись с места сражения. Часть удирала на захваченных у больницы санитарных машинах. Колонны, сея вокруг панику, откатывались до самого Аранхуэса, который до конца войны так и не был занят мятежниками. Поезда на Мадрид брались в полном смысле с бою, с применением пулеметов и гранат.

Пленных при взятии Толедо не было. Брошенные в толедской больнице раненые республиканцы были зверски перерезаны марокканцами. Ягуэ позже доказывал, что в госпитале прятались и здоровые дружинники, стрелявшие по кавалеристам.

Единственная мало-мальски дисциплинированная колонна Эмиля Клебера и Энрике Листера оставила город с боем и закрепилась восточнее него. Ягуэ ее не преследовал – его задача состояла только во взятии Толедо.

Полуразрушенный Алькасар был свободен. Навстречу генералитету во главе с Франко горделиво вышел изможденный и заросший бородой Москардо и его офицеры. Полковник рапортовал командующему: «В Алькасаре все спокойно, мой генерал».После этой фразы он тут же был повышен в чине и отправлен в отпуск. Освобождение стойких защитников Алькасара стало визитной карточкой восставших. До Мадрида им оставалось 70 километров.

Республика утратила один из важнейших центров военной промышленности и потерпела морально-политическое поражение.

Борьба на море тоже развивалась с перевесом восставших. В сентябре они завершили строительство новейшего крейсера «Канариас» и ввели его в строй. Полным ходом шла работа над не уступавшим ему по техническим данным «Балеаресом». Республиканский флот в это время по приказу морского министерства был направлен через Гибралтарский пролив в Северный поход с задачей помочь отрезанным Бискайе и Астурии. Инициатором этой непродуманной и очень рискованной операции был депутат от Бискайи морской министр Прието.

Флотом по-прежнему распоряжались некомпетентные и своевольные матросские комитеты. Правда, на корабли позволили вернуться некоторым уцелевшим офицерам. Был даже назначен командующий – капитан второго ранга Мигель де Буиса, единственный родовитый моряк, оставшийся верным Республике. Но ему официально «помогали» (т. е. постоянно вмешивались во все действия) комитеты, не несшие ответственности перед правительством. Командование Буисы было марионеточным. Члены экипажей отличались храбростью, но подготовка их по-прежнему оставляла желать лучшего, а единственный линейный корабль был лишь наскоро отремонтирован.