Текст книги "Гражданская война в Испании (1936 – 1939)"

Автор книги: Сергей Данилов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 24 страниц)

Малочисленные и не ожидавшие нападения заслоны националистов из-за метели не смогли определить даже примерной численности противника. Отвечая Сарабии непродуманными, беспорядочными контратаками, они отступили в расходящихся направлениях – частью в Кастилию, частью в Верхний Арагон. В ставке каудильо и штабах его армий чувствовалась растерянность. Несколько дней ушло на препирательства между испанцами и иностранными гражданами. Немцы во главе с фон Тома и Шперрле требовали ответить на прорыв «красных» ранее намеченным ударом на Гвадарраме, уверяя, что Саликет может дойти до Мадрида. И снова каудильо не пошел на риск двух больших сражений сразу. Он не хотел смиряться с потерей провинциальной столицы и окружением военного губернатора.

20 декабря Франко, вопреки позиции германских офицеров, отменил уже почти подготовленное наступление в Кастилии (до его начала оставалось 72 часа) и перенацелил сосредоточенные севернее Мадрида силы Саликета (восемь дивизий) на восток. Выручку окруженного Теруэля он доверил испытанным полевым командирам – победителю в долине Тахо Вареле и герою Овьедо Аранде.

В распоряжении высшего республиканского командования было два-три дня, чтобы ввести в бой резервы и, преследуя рассредоточенного противника, выйти на удобные естественные рубежи в 40–50 километрах северо-восточнее окруженного Теруэля. Тогда республиканцам удалось бы целиком срезать Теруэльский выступ, угрожавший Леванту, и занять исходные позиции для удара в тыл националистической цитадели – Сарагоссе. Но Прието не дал Сарабии и рвавшемуся вперед Модесто подкрепления и приказал им остановиться на невыгодных рубежах в 5-10 километрах от города. Главные силы Армии маневра военный министр сознательно бросил на выполнение узкой тактической задачи – овладение стоящим на скале в малонаселенной местности Теруэлем с его 20-тысячным населением.

21 декабря республиканцы, несмотря на сильнейшую метель, ворвались в Теруэль и овладели большей его частью. Войска Рея д’Аркура и добровольцы-фалангисты стойко, но без уверенности в успехе держались в нескольких зданиях – губернаторском доме, казармах, монастыре и банке. Их судьба была решена. Однако Прието решил показать неприятелю и всему миру великодушие республиканцев и их готовность к примирению. Он приказал щадить город, беречь жизни женщин и детей и дать окруженной группировке возможность сдаться. По его настоянию по радио жителям Теруэля был гарантирован свободный выход – было разрешено эвакуироваться под белыми флагами группами по 25 человек на Сарагосском шоссе. (Предложением почти никто не воспользовался – теруэльцы опасались обмана.)

Все это готовило предпосылки к примирению, но затрудняло и затягивало военные действия. Поэтому бои в маленькой провинциальной столице стоили наступающим сначала потери темпа, а затем и инициативы и продолжались целых две недели. 26 декабря Прието и Рохо объявили в сводке о победоносном завершении сражения и стали снимать с передовой войска, отводя их на отдых. Но обещания Прието повисли в воздухе, националисты и не подумали вступить в мирные переговоры.

Двумя днями позже – 28-го, пользуясь улучшением погоды, Варела и Аранда пустили в ход превосходные силы авиации и перешли в наступление на внешнем фронте окружения.

Реалистически настроенный Рей д’Аркур умело оборонял город, но понимал, что огромное огневое и численное превосходство врага лишает его сопротивление перспектив. В отличие от полковника Москардо, он отвечал за 15 000 жизней мирных жителей. По телеграфу полковник просил разрешения сдаться, если положение станет безвыходным. Из ставки каудильо Рею д’Аркуру предписали «верить в Испанию, как она верит вам», надеяться на Варелу и Аранду и ни в коем случае не складывать оружия.

За три дня националисты отбросили неприятеля назад к стенам города. Новогодней ночью они достигли крупного тактического успеха – прорвались в Теруэль, уже оставленный республиканской пехотой, и едва не овладели им. Этому воспрепятствовали советские танкисты. 1–2 января на линию огня вернулись остальные дивизии Армии маневра и оттеснили националистов на несколько километров к западу от города.

7 января 1938 года остатки теруэльского гарнизона, лишившиеся артиллерии, медикаментов и боеприпасов, сдались. Республиканские сводки сообщили о захвате 5000 пленных и 7000 винтовок. Среди пленных были Рей д’Аркур и епископ Теруэльский.

Пленные были отправлены на принудительные работы, а полковник и епископ – в тюрьму. (Попытки Прието ограничиться высылкой епископа за границу не были поддержаны большинством министров, включая Негрина).

Хотя Рей д’Аркур сопротивлялся до последней возможности, Франко был рассержен. По его мнению, теруэльская капитуляция перечеркнула победы под Сантандером и в Хихоне. Единственный раз за всю войну его войска вышли к противнику с белым флагом и сложили оружие. Каудильо назвал полковника «паршивым предателем». Трибунал националистов заочно приговорил полковника к смертной казни.

В Республике царил очередной «январский оптимизм». Взятие захолустного Теруэля провозгласили «великой победой мирового значения». Газеты и радио славили «товарища Прието» и фронтовых командиров и внушали уверенность в скорой общей победе. Пораженческая пропаганда затихла. Активизировался республиканский флот, который стал каждую неделю выходить из Картахены на поиски националистических крейсеров.

В Италии Чиано сердито комментировал: «Из Испании – неважные новости. Франко – великий батальонный командир. Стратегического плана у него нет. Он постоянно борется за территорию, а не за победу над вражескими войсками».

Германский посол Эберхарт фон Шторер был осмотрительнее в выражениях, но сообщал в Берлин из Бургоса нечто похожее: «Главный результат Теруэльской битвы – повышение боеспособности красных. У них улучшилось положение с дисциплиной, а также с боеприпасами, артиллерией, продовольствием. Если Франко не получит внешней поддержки, он не сможет выиграть войну».

Гитлер и Геринг реагировали на сражение, во-первых, напоминанием каудильо о его растущих долгах Третьему рейху, во-вторых, очередным сухим требованием принять «план Монтана», а в-третьих – снятием негласного эмбарго на военные поставки в националистическую Испанию. Сходную позицию занял Муссолини.

Из сказанного видно, что взятие Теруэля привело многих (даже союзников Франко) к недооценке сил националистов и переоценке возможностей Республики. Повторялся феномен Мадрида и Гвадалахары.

17 января сражение под Теруэлем закипело с новой силой. Бои шли в самых непривычных для испанцев условиях – в глубоком снегу и при 20-градусной стуже. От них в равной степени страдали обе стороны. Обмороженные и заболевшие исчислялись тысячами. Теруэль стали называть «адским котлом». Автомобильные и танковые моторы часто отказывали, и тогда нарушалось снабжение. На шоссе Валенсия – Теруэль однажды завязла в сугробах огромная автоколонна из 400 грузовиков. Если при Брунете сражавшиеся проклинали кастильскую жару, то под Теруэлем – арагонский холод.

Инициативой прочно владели националисты, которые, преодолев массу трудностей, подтянули из Кастилии крупнокалиберную артиллерию. Прибыл также Иностранный легион генерала Ягуэ. В небе появлялись уже не единицами, как ранее, а большими группами новинки авиационной техники – германские «Мессершмитты-109», «Дорнье-17» и «Юнкерсы-87», итальянские «Бреды-65» и «Фиаты-20». «Дорнье» и «Хейнкели» вели дальнюю разведку, «Юнкерсы», «Савойи» и «Бреды» сбрасывали бомбы, а «Мессершмитты» прикрывали их.

Германо-итальянские самолеты, поддерживая наземные войска, одновременно нанесли в январе серию неожиданных бомбовых ударов по республиканскому тылу. В первую очередь пострадали Барселона и Валенсия. Республиканские бомбовозы в отместку атаковали Вальядолид, Саламанку и Севилью.

Создав превосходство в огневых средствах, а затем и в количестве бойцов, националисты разрушали оборону врага и оттесняли его к востоку. Прието и Сарабия вынуждены были вызвать из тыла интербригады, но их ввод в сражение ничего не изменил. Других пополнений республиканцы в январе-феврале не получили.

Генерал Сарабия стремился вернуть инициативу ударом в долине реки Альфамбры 25–29 января. Но усталые и плохо накормленные войска лишь потеснили неприятеля к западу на 3–5 километров, не разбив ни одной его бригады или дивизии. Линия фронта выгнулась в сторону националистов, облегчив им последующие фланговые удары.

Переутомление и холод, отсутствие смены вызвали бунты в нескольких республиканских дивизиях, где большинство составляли теплолюбивые каталонцы и андалузцы. У националистов бунтов не последовало, что говорило об их большой нравственной устойчивости.

Связав неприятеля у Теруэля, 7–8 февраля 1938 года националисты нанесли неожиданный комбинированный удар по выступу фронта в долине Альфамбры. Операцией руководили Аранда и Ягуэ. Кавалерия полковника Монастерио, с успехом заменившая танки, в тесном взаимодействии с ВВС прорвала оборону на флангах и постепенно окружала республиканцев, те в беспорядке отступали к Каталонии. У Альфамбры они продержались всего несколько суток. Сражение у Альфамбры стало последним в военной истории большим кавалерийским сражением. В последний раз большие массы конницы выполнили роль высокоподвижных войск, решивших исход операции.

Всего за два дня националисты при минимальных собственных потерях разбили две неприятельские дивизии, продвинулись на 40 километров, захватили 7000 пленных и сокрушили еще около 15 000 неприятелей.

Таким образом, Сарабия и Рохо впустую растратили последние резервы Армии маневра. Ее название теперь звучало как зловещая насмешка. Армия маневра истекала кровью в холодных траншеях.

Победа на Альфамбре окрылила националистов. 17 февраля они развернули пятое по счету наступление на Теруэль. Через три дня они охватили город с трех сторон и просочились в его пределы. Сарабия при непротивлении Прието и Рохо разрешил обескровленным войскам отступить.

Оставление Теруэля 22 февраля сопровождалось новыми ссорами между командирами-коммунистами. Три дивизии вовремя выскользнули из мешка, но оставили неприятелю массу военного имущества и умышленно покинули без поддержки 46-ю дивизию Кампесино (по его мнению). Остатки дивизии с трудом прорвались через боевые порядки врага. Подозреваемые же – Листер и Модесто уверяли, что причиной окружения 46-й дивизии была заносчивость и неповоротливость Кампесино. Обвинения выдвигались также против главного военного советника из СССР – Штерна. Социалисты полагали, что он намеренно способствовал поражению Республики, чтобы скомпрометировать Прието.

Те и другие обвинения остаются недоказанными, хотя Штерна вскоре отозвали в Москву и направили на дальневосточную границу. Новым главным военным советником назначили К.М. Качанова, но он прибыл в Республику далеко не сразу.

Штерну предстояло изведать сражения на Халхин-Голе и в Финляндии, служебные понижения, арест и расстрел в 1941 году.

Потери сторон в «морозной битве» были жесточайшими. У националистов насчитывалось 14 000 погибших и пленных, 16 000 раненых и 17 000 обмороженных и больных – всего 47 000 человек. Республиканцы лишились почти 55 000 человек, из них около 20 000 – пленными, а также 60–70 орудий и 40–50 танков. Метели и туманы препятствовали воздушным боям. Тем не менее каждая из сторон потеряла по 50–60 самолетов.

Теруэльская победа сплотила националистов разных направлений. Ставке каудильо она позволила создать почву для дальнейшей успешной борьбы в Леванте. Наличие многочисленных обученных резервов и возобновление иностранных военных поставок помогли ему очень быстро восполнить потери.

К марту 1938 года высшее командование националистов стянуло в Арагон большое количество войск – до 300 000 человек. Между Теруэлем и Пиренеями на 300-километровом фронте Франко разместил пять испанских армейских корпусов («Галисия», «Кастилия», «Марокко», «Маэстраго», «Наварра») шестидивизионного состава каждый. Сюда же после смены состава и отдыха прибыл итальянский добровольческий корпус трехдивизионного состава с новым командующим – генералом Марио Берти. Технические средства националистов, немцев и итальянцев насчитывали свыше 700 орудий и минометов, не менее 300 бронеединиц, до 800 самолетов ВВС.

Войскам была теперь поставлена решительная задача стратегического масштаба – «финальным ударом» разгромить врага в Арагоне, овладеть Каталонией и Валенсией и закончить войну. По обоснованным расчетам националистических и германских генштабистов, Республика, лишившись Каталонии и сухопутной связи с Францией, неминуемо сдалась бы.

Общая обстановка благоприятствовала националистам. Падение Теруэля, из-за обладания которым велась жестокая борьба, деморализовало республиканцев. Компартия потребовала найти виновников поражения. Прието на страницах «Эль сосиалиста» попытался их назвать: ими оказались коммунисты и анархисты, «не выполнившие до конца своего долга». Печать компартии мгновенно ответила кампанией против «пораженцев». Пока националистическая Испания праздновала победу и готовила «финальный удар», в Республике разгорелся сильнейший политический конфликт.

Зарубежные союзники националистов – Гитлер и Муссолини были на подъеме. Они увеличивали военную мощь и международное влияние, тогда как демократические державы находились в состоянии полной растерянности.

Но ранее запланированного в Бургосе решающего сражения на суше разыгралось большое морское сражение.

Ночью с 5 на 6 марта 1938 года из Пальмы вышла националистическая эскадра адмирала Виерны, состоящая из 3 крейсеров, 2 минных заградителей и 4 эсминцев с заданием выставить минные заграждения у вражеских берегов, а при появлении противника навязать ему бой.

Тогда же из Картахены на поиски неприятеля под флагом капитана 1 ранга Убиеты вышли 2 республиканских крейсера и 9 эсминцев с заданием морского министерства и адмирала Буисы – найти и разбить морские силы противника. После Тенесского боя эсминцы Буисы прошли основательную тренировку под руководством советских офицеров. Многие из них (Алафузов, Дроздов, Питерский) постоянно находились на кораблях.

Встреча эскадр произошла глубокой ночью почти в 100 километрах к востоку от мыса Палос. Националисты имели преимущество в количестве крейсеров, в эскадренном водоизмещении и в силе артиллерийского огня, республиканцы – в количестве кораблей и торпедных аппаратов. Скорость эскадр была почти одинаковой – около 30 узлов.

Артиллерийский огонь обеих сторон в темноте и на больших скоростях оказался безрезультатным. Убиета пытался маневрировать, стараясь прижать Виерну к берегу. Националисты, убедившись, что не в силах реализовать преимущество в количестве и качестве крейсеров, повернули к югу, в сторону Африки. Половина эсминцев Убиеты тщетно пыталась настигнуть непрятеля, найти противника помогли радипеленгаторные станции. По настоянию советских офицеров он взял курс на юго-запад, наперерез Виерне.

Адмирал Виерна после первой стычки не искал боя, но и не уклонялся от него. Вероятно, он из опыта Тенесской операции был уверен в беспомощности республиканских торпедных флотилий. Не отказался он и от плана постановки минных полей, поэтому в третьем часу ночи эскадры снова сблизились.

Крейсеры возобновили артиллерийский бой, но снова ни разу не попали друг в друга. Три эсминца Убиеты между тем вышли на дистанцию торпедного залпа, но их офицеры утверждали, что расстояние якобы слишком велико и стрелять бесполезно. Тогда приказы были отданы советскими офицерами. По их команде эсминец «Санчес» выпустил единым залпом 4 торпеды, «Лепанто» – пять и «Антекера» – еще три.

Две или три торпеды поразили «Балеареса». После взрывов 10 000-тонный крейсер вспыхнул и стал погружаться. Огромный пожар осветил море на несколько километров в окружности. Еще одна торпеда попала в «Канариаса», заклинив его винт. Корабль лишился хода, и националистам пришлось буксировать его.

Эскадра националистов, ошеломленная гибелью флагмана, спешно оставила поле боя. Полуразрушенный «Балеарес» пошел ко дну утром 6 марта под бомбами республиканских ВВС. Вместе с кораблем погибло свыше 700 человек, в том числе адмирал Виерна. Республиканцы потерь и повреждений не имели.

Республиканское правительство наградило многих участников сражения. Буиса, Убиета и советские офицеры были отмечены орденами.

Палосское морское сражение подтвердило могущество торпедного оружия и уязвимость больших надводных кораблей. Оно стало крупнейшей морской битвой межвоенного периода и первым сражением, в котором был потоплен крейсер нового («вашингтонского») поколения. Массовый торпедный залп 6 марта 1938 года стал первым в истории западных флотов.

Героями сражения стали матросы-торпедисты и советские офицеры, которые нанесли крупное поражение качественно сильнейшему врагу. Гибель новейшего крейсера вызвала болезненную реакцию в ставке каудильо. На ремонт «Канариаса» у националистов ушло несколько месяцев. Затем республиканские ВВС подбили в открытом море «Альмиранте Серверу». Все основное боевое ядро флота националистов было выведено из строя. Преемнику погибшего Виерны – адмиралу Морене пришлось вводить в бой стоявший в резерве старый крейсер «Наварру», чтобы уравновесить превосходство, обретенное Республикой на море. Однако националисты сохранили и упрочили преимущества на главном театре военных действий – сухопутном.

После поражения под Теруэлем Прието и Рохо рассчитывали поправить ситуацию наступлением в другом конце страны – в Андалузии. Директиву об этом Рохо подписал 22 февраля. Туда были переброшены почти все войска из Леванта.

Всего Республика имела в Арагоне в первой декаде марта 1938 года немало живой силы – около 200 000 человек при умеренном количестве техники (300 орудий, около 100 бронеединиц и 60 самолетов). При правильном образе действий этого могло хватить на длительные оборонительные бои с небольшим территориальным проигрышем.

Но в Арагоне у республиканцев не было ни плана действий, ни сплошной обороны. Многие дивизии, обескровленные Теруэльским сражением, не получили пополнения и отдыха. Половина бойцов не имела винтовок. Почти треть бронеединиц составляли самодельные танки и бронемашины, кустарно построенные каталонскими анархистами. В войсках ощущалась вражда между кастильцами и каталонцами.

Плохая оснащенность войск Арагонского фронта объяснялась болезненными потерями материальной части под Сарагоссой и Теруэлем. СССР, правда, выделил новую большую партию вооружения и боеприпасов, но французское правительство отказалось пропустить ее в Республику.

Что еще хуже – высшее командование и войска Республики нацелились на наступление. Они готовились наносить удары на юге, а не отражать их. В Арагоне республиканская оборона на всем 400-километровом Арагонском фронте оставалась недопустимо слабой. На втором году войны она по-прежнему состояла только из одной неглубокой прерывчатой полосы небрежно выполненных окопов и траншей. Долговременных бетонированных укреплений (фортов) так и не построили. Не было также колючей проволоки и мин, по-прежнему не хватало лопат.

Ни у войск, ни у фронтовых командующих – Миахи, Посаса, Сарабии и др., ни у военного министерства и генштаба не было также понимания, что Арагонский фронт становится основным и решающим. Главным очагом борьбы почти все по привычке считали Центральный фронт и ожидали вражеских подвохов в районе Мадрида.

9 марта 1938 года националисты сильнейшими артиллерийской и авиационной силами начали генеральное наступление в Арагоне южнее Эбро и взломали республиканские позиции. Военному равновесию наступил конец.

Две каталонские дивизии сразу обратились в бегство у Альканьиса, даже не дождавшись наземной атаки. Создалась брешь, в которую немедленно двинулись ударные части националистов – целых два корпуса. Им навстречу пришлось бросить не оправившийся от теруэльских потерь 5-й корпус Модесто. Более суток он удерживал позиции, а потом под угрозой окружения оставил их.

12-13 марта между рекой Эбро и Теруэлем республиканской обороны уже не существовало, лавина националистических дивизий двигалась к Средиземному морю. «Вперед на всех парах!» —торжествовал в Риме Чиано. Иностранный легион Ягуэ сметал все на своем пути. Под Бельчите и Каспе националисты умело применили дымовые завесы. Фронт до самого Монтальбана был полностью сокрушен. Националисты и итальянцы продвигались с огромной по испанским меркам скоростью – по 15–20 километров ежедневно.

Обращала на себя внимание осмотрительность националистического командования. Прорвав фронт и выйдя на оперативный простор, оно тут же заменило осуществившие прорыв бригады и дивизии свежими частями генералов Гарсиа Валино и Эскамеса. Ударные группировки поэтому постоянно сохраняли здоровый наступательный порыв, и наступление не выдыхалось.

Обнаружились плоды измены. В первые же дни битвы к националистам перешли многие высшие офицеры 10-го корпуса и начальник связи фронта. На основании подложного приказа республиканцы оставили крупный коммуникационный узел – Каспе. Бельчите, взятие которого стоило республиканцам тяжких потерь, тоже был занят националистами без борьбы, хотя его укрепления были восстановлены и усилены.

А население сел Арагона, уставшее от республиканского безбожия, произвола «бесконтрольных» и бюрократической неразберихи, встречало националистов колокольным звоном и фалангистским салютом. За неделю националисты прошли с боями до 65 километров, образовав в Нижнем Арагоне глубокий выступ и обойдя с юга группировку неприятеля на северном берегу Эбро. Республиканское командование, считая неудачи на юге кратковременными, запрещало сарагосской группировке отступать.

Воспользовавшись медлительностью и самонадеянностью неприятеля, националисты 16 марта обрушили на эту группировку удары в сходящихся направлениях. Наступление распространилось на север до Хаки, а затем до Пиренеев. Повсеместно националисты продолжали одерживать успехи.

Настроение в Барселоне все ухудшалось. Там готовились к походу на Сарагоссу, а не к отступлению. Разгрома, который затмил поражения у Брунете, Сантандера и Теруэля, не ожидал никто. В военном министерстве царила растерянность. «Фронт и тыл, казалось, рассыпались. Пораженчество проникло во все уголки. В такой обстановке было невозможно установить, где кончалась неспособность и начинались интриги вражеских агентов… Всем, кто хотел его слушать, Прието рассказывал о безнадежности ситуации. Он сообщал об оставлении даже тех пунктов, которые еще были в наших руках. Он ругал усталых полевых командиров, возлагая на них всю вину. Время от времени он восклицал с видом победителя: „Мы погибли!“»– вспоминал Альварес дель Вайо.

В генштабе, напротив, сохранялось олимпийское спокойствие, вряд ли уместное в той ситуации. Советские штабные офицеры во главе с Малиновским настаивали на немедленном ответном ударе неприятелю во фланг – в направлении на узел дорог Ихар. Рохо не соглашался, ссылаясь на необходимость подождать прибытия сил и средств, и выгодный момент через несколько суток навсегда был упущен.

Не пытались Рохо и Посас прибегнуть к хорошо известному из военной истории приему – отскоку (отрыву от неприятеля). Этот прием применяли в разное время Ганнибал, Цезарь, Генрих IV, Барклай-де-Толли, Кутузов, Жоффр, он позволяет выиграть время и силы, жертвуя пространством.

Вместо встречного удара или отскока Рохо и Посас направляли в сражение фронтовые резервы, чтобы подпереть и остановить отступавшие дивизии, вводили резервные войска в дело мелкими порциями, стремясь не поразить ударные группировки врага, а только заткнуть дыры. Только что выгруженные из эшелонов и не знавшие местности солдаты усиливали общую путаницу и вместо подспорья оказывались обузой. Они несли неоправданные потери отставшими, втягивались в общий поток отступления и растворялись в нем, что увеличивало урон без существенной отдачи.

Вскоре генштабу пришлось требовать помощи у Центрального фронта генерала Миахи, у которого было много свободных войск. Но эгоистически настроенный и напуганный Миаха отказался направить их в Левант. Его штаб неверно оценивал намерения врага и полагал, что из Арагона Франко повернет к Мадриду. Центральный фронт ограничился несколькими демонстративными бесплодными атаками на Гвадарраме, на которые националистическое командование не отреагировало.

Продолжая натиск в Леванте, националисты усилили воздушные бомбардировки республиканского тыла. Серией последовательных налетов на Картахену авиация Кинделана и Шперрле вывела из строя два республиканских крейсера – «Либертад» и «Сервантес», частично взяв реванш за поражение Виерны при Палосе. Затем «легионарии» подбили несколько эсминцев.

16-18 марта были отмечены массированными налетами итальянской «легионарной авиации» на каталонскую столицу. Пользуясь слабостью каталонской ПВО, группы «Савой», «Капрони» и «Фиатов» бомбили город каждые три часа, совершенно не пытаясь попасть в военные объекты. Не знавший ранее налетов «испанский Нью-Йорк» за несколько дней разделил участь Мадрида – он был обезображен развалинами, разбитыми трамваями, поваленными столбами с обрывками проводов. Сброшенные на Каталонию листовки извещали, что такие бомбежки продолжатся до капитуляции Барселоны.

Первоисточники неоспоримо указывают, что разрушение Барселоны проводилось по прямому приказу из Рима, в обход ставки каудильо, что вызвало брожение в националистическом тылу и протесты со стороны Франко. Но с 19 марта бомбежки надолго прервались. Оказалось, что в события вмешался Негрин. Он через Францию передал в Рим, что прикажет флоту бомбардировать с моря ближайший к Каталонии итальянский порт – Геную.

21 марта вмешались «великие демократии». Французский посол в Барселоне Лабонн при согласии английского коллеги сообщил Асанье и Негрину, что им гарантируется политическое убежище во Франции, а республиканскому флоту – в Тулоне или Бизерте. Негрин отклонил предложение.

Между тем националисты наращивали успех. 25 марта их войска, занявшие весь Арагон, завязали бои на каталонской территории. На другой день Прието открыто заговорил о полной невозможности сопротивления. Он настаивал на мирных переговорах с противником.

Вскоре Прието, прозванного «сильным человеком Республики», открыто поддержали каталонский Хенералидад Компаниса, баскское правительство в изгнании, президент Республики и председатель кортесов. В Мадриде его был готов поддержать прежний соперник – Бестейро. Наметились контуры возможной коалиции примирения, намеревавшейся прекратить разрушение Испании.

К апрелю 1938 года международная печать заговорила о победе националистов и о конце испанской войны как о решенном деле. «Все мы тогда верили, что Каталония сдается», – писал позже всецело сочувствовавший Республике американский посол в Барселоне Клод Бауэрс.

Против компромисса и капитуляции выступил СССР, испанская компартия, анархисты и часть социалистов. Выражавший их настроения Негрин с подачи коммунистов призвал армию и народ продолжать сражаться. В крупных городах прошли демонстрации под лозунгами: «Нет компромисса, кроме разгрома Франко!», «Долой пораженцев!», «Долой министра обороны!» Премьер-министр в обход военного министерства приказал возводить укрепленные пояса, создавать новые молодежные дивизии из юношей и подростков.

Прието Негрин предложил покинуть пост военного министра. Ему были даны на выбор посты министра общественных работ и министра без портфеля. Прието, разумеется, не согласился, понимая, что его лишают власти и вытесняют из политики, сознательно оставляя в кабинете на положении заложника министерской солидарности. Он был решительно против допуска подростков в армию, справедливо видя в этом акт отчаяния и истребление потомства.

Затягивая время, Прието не уходил в отставку и отказывался от перемещения на другой пост. Военный кризис тесно сплелся с политическим. «У красных царит полный хаос», – деловито сообщал германский посол в Бургосе Эберхарт фон Шторер.

Мир по соглашению, к которому стремились Прието, Асанья, Агирре и Компанис, окончательно стал невозможным из-за позиции националистов. Как и в дни Теруэльской битвы, правительство Франко проводило курс на полную победу, а не на компромисс.

Перед лицом опасности анархисты пошли на сближение с коммунистами. 2 апреля НКТ сделала шаг, от которого отказывалась три года – присоединилась к Народному фронту, премьер-министр посулил ей место в кабинете. Фактически анархистское руководство подчинилось гегемонии компартии и Негрина.

В западной Каталонии националисты встретили очень сильное противодействие и вынуждены были остановиться в долине реки Сегре, протекающей с севера на юг. Но они все же заняли одну из баз каталонской энергетики – Тремп. Барселона и вся Каталония оказались на голодном электрическом пайке. Падение Тремпа стало предтечей будущего паралича каталонского индустриального сектора.

Предприимчивый генерал Ягуэ настаивал на марше вглубь Каталонии, к ее незащищенной столице. В Каталонии совсем не было укреплений. Однако каудильо резонно опасался военного вмешательства Франции и сильного сопротивления каталонцев на их родной земле. К тому же путь преграждали две глубокие реки – Эбро и Сегре, почти все мосты через которые были взорваны противником.

Ставка Франко запретила войскам приближаться к французской границе больше чем на 50 километров и приказала наступать не на север, а на юго-восток, к морю. Часть генералов-националистов (Аранда, Кинделан, Ягуэ) и часть историков считают это крупнейшим стратегическим промахом каудильо, существенно затянувшим войну.

Зато армейский аппарат националистов работал исправно. Исполняя волю вождя, националисты быстро перегруппировали силы, сосредоточили пехотно-моторизованный и танковый кулак южнее Эбро и вновь прорвали вражеский только что воссозданный фронт.

Как ранее в Бискайе и Астурии, в воздухе безраздельно царила авиация наступающих. Генералы Шперрле и Кинделан нашли новый способ увеличить численное превосходство ВВС над полем боя – они стали применять все машины, включая истребители, непосредственно в интересах пехоты и танков.

С республиканской стороны рухнувшего фронта из дивизии в дивизию колесил «альбасетский мясник» – Андре Марти, выискивавший и каравший предателей. Количество расстрелов перед строем, все чаще без следствия, росло с угрожающей быстротой, но результаты были противоположными. Интернациональные бригады, вместо того чтобы сплотиться, распадались в прямом и переносном смысле. Несколько сотен их бойцов попало в плен (ранее из интербригадовцев в плену оказывались только единицы).