Текст книги "Повседневная жизнь блокадного Ленинграда"

Автор книги: Сергей Яров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 21 страниц)

Для людей, не бывавших в генеральских столовых, посещение родных в госпиталях являлось нередко и способом подкормиться самим. Они несли сюда скудные дары, но рассчитывали, что перепадет что-то и им из больничных продуктовых наборов. «Я приходила к ней каждый день, не только потому, что я хотела ее видеть, но и потому, что она делилась со мной супом, который ей давали», – вспоминала о посещении матери в больнице Н.Е. Гаврилина^{649}. Случалось, детей, особенно маленьких, приведенных родителями в больницу, угощали и другие больные, движимые состраданием.

Разговоры о хищениях в госпиталях и больницах были частыми в городе и для этого имелись основания. Работники здесь получали не только карточку I категории, но могли и получать еду, оставшуюся после умерших, еду, которую не успели «разверстать» между теми, кто только недавно прибыл на лечение и не был поставлен на учет. Для медицинских работников оформлялись пропуски в столовые как для больных, на кухне делали более жидкими каши и супы, не выдавали пациентам причитавшихся им дополнительных продуктов, о чем последние могли и не знать, – всё было… Отметим, сколь часто здесь кормили «концертантов», артистов, чтецов, лекторов, – откуда же взялись для этого продукты, если не из общего больничного котла.

Большинство врачей и медсестер, однако, не роскошествовали. Умирали от истощения и они. «Встаю в очередь, а впереди женщина как-то случайно говорит: “…у нас на работе все умирают, мало народу остается”. А она, оказывается, санитарка из Максимилиановскои больницы. А я думаю, там требуются люди, может, и меня возьмут… Пошла туда в отдел кадров и говорю, что пришла устраиваться к ним на работу, так как знаю, что у них не хватает людей. Меня оформили и взяли в больницу в качестве разнорабочей», – вспоминала Н.И. Быковская^{650}. Многие врачи и медсестры поддерживали своих родных, нередко иждивенцев, да и не столь сильно в «смертное время» выдачи по рабочим карточкам превышали нормы служащих. «Кормили больных – протягивали ложку с кашей, и сами рот открывали», – вспоминала А.М. Безобразова^{651}. Котловое питание в госпиталях в первый голодный месяц (ноябрь 1941 года) даже по рабочим карточкам являлось скудным: жидкий (то есть пустой) суп, каша-размазня, 50 граммов мяса и 400 граммов хлеба – главное достоинство такой карточки, ради чего и нанимались работать в больницы.

Плохим было и обслуживание в поликлиниках в конце 1941-го – первой половине 1942 года. Врачи работали в отапливаемых «буржуйками» помещениях, где иногда окна даже закладывались матрацами. «Поднимаюсь по темной лестнице. В регистратуре, в кабинетах холодно. Люди в халатах поверх пальто мне делают огромное одолжение – пускают в туалет для служащих, где стоят соответствующие ведра», – вспоминала А.И. Воеводская^{652}. Принимая больных, врачи не снимали пальто.

Многие из них опухали от голода, передвигались с трудом, обессилевали и не могли отвечать на вызовы больных, прикованных голодом к постелям. Врача иногда приходилось ожидать по 2—4 дня, и, понятно, исход болезни за это время мог стать летальным. В отчете о работе отдела здравоохранения Ленгорисполкома (1943 год) отмечалось, что положение поликлиник особенно ухудшилось в декабре 1941-го – марте 1942 года, а в январе—феврале 1942 года они «почти не оказывали квалифицированной медицинской помощи»^{653}. Последняя чаще всего выявлялась в примитивных формах.

Ассортимент аптек в «смертное время» был скудным. Лекарства стоили обычно дороже, чем хлеб, и ленинградцы, в поисках пищи, чаще заглядывали в магазины, чем в аптеки, но всё, что было съедобным, оказалось выкупленным в октябре—ноябре 1941 года. Иногда в аптеках и около них находили трупы дистрофиков, надеявшихся, что лекарства дадут хоть какой-то шанс спастись от гибели. «В аптеке умирали двое мужчин и женщина, прося о помощи. Старик аптекарь беспомощно разводил руками», – отмечала в дневнике 16 января 1942 года М.С. Коноплева^{654}. Аптеки закрывались не только из-за нехватки товаров. «Некоторые аптеки открыты, но за отсутствием воды и света рецепты не принимают», – сообщал В.А. Заветновский дочери 5 февраля 1942 года^{655}.

Провести необходимое обследование в промерзших комнатах, без лекарств, без анализов было трудно, средств, которые помогали бы смягчить боль, тоже не хватало. Одна из блокадниц рассказывала о матери, у которой из-за дистрофии выпадала кишка. Вправление ее было мучительным, от нестерпимых страданий мать кричала, ее дочь, ждавшая в коридоре, плакала, слыша стоны^{656}.

Поликлиники были переполнены: число людей, нуждавшихся в продлении бюллетеней, в «смертное время» необычайно возросло. «Там такая свалка, такая ревущая, осаждающая толпа до ручки дошедших женщин, что не подступись», – писал в дневнике А.Н. Болдырев^{657}. В поликлиники нередко приводили людей, подобранных на улице. Судьба многих из них была трагичной. Д.С. Лихачев, спросив врача о том, что будет с ними, получил прямой ответ: «Они умрут». Доставлять в больницы их было не на чем, и, как пояснил врач, кормить их там все равно нечем^{658}. Их считали обреченными. Раздраженным, голодным врачам порою было не до них, требовалось прежде всего спасать живых. «На скамейке около лестницы лежит умирающий или труп. Он доплелся сюда и дальше не может, и к нему никто не подходит, бесполезно», – рассказывала А.И. Воеводская^{659}. О том же говорилось и в дневнике М.С. Коноплевой, причем описанная ею сцена относится к концу мая 1942 года, когда за работой врачей власти стали следить пристальнее: «Сегодня на скамейке в коридоре поликлиники лежала и беспрерывно стонала женщина с типичным для дистрофиков лицом – обтянутый… кожей… костяк, потухшие глаза, отечная нижняя часть лица. Женщина, по-видимому, теряла сознание, ее голова все время свешивалась, и она падала, но на это мало обращали внимание. Подошел врач, послушал сердце, послушал пульс, безнадежно махнул рукой, а санитарка сказала: “И зачем они тащатся сюда умирать – лежала бы дома”. Кругом пришедшие к врачам больные пререкались и ссорились из-за очередей»^{660}.

Не лучшим, к сожалению, иногда было здесь отношение к детям и подросткам. Директор детского дома А.Н. Миронова, обнаружив в пустующей квартире двух девочек (отец их погиб на фронте, мать попала в больницу), привела одну из них, Лилю, в детскую поликлинику Надолго она там не задержалась: «В 5 часов меня потрясла неожиданная встреча. По забору, шатаясь, идет Лиля – после меня дежурный врач сказал ей, что для нее нет места, а санитарка… выгнала Лилю на улицу». Никакие записки, которые писала А.Н. Миронова в райсовет, ей не помогли – девочка умерла через два дня^{661}.

Скорее всего, это было редкостью, да и во «взрослых» поликлиниках не каждый день лежали трупы в коридоpax. Но то, что врачи мало чем могли помочь, сомнению не подлежит. Однако, и эта помощь являлась ценной, когда люди оказывались на дне блокады. Конечно, и здесь, как и везде, какое-либо вознаграждение играло немалую роль – доставались припрятанные лекарства, осмотр проводился более внимательно. Осуждать никого нельзя – многие врачи кормили не только себя, но и других, не имевших источников пропитания, ждавших, что с ними чем-нибудь поделятся. А.Н. Болдырев, попросив сделать ему укол аскорбиновой кислоты, услышал, как врач в ответ «туманно говорил об антисанитарии и трудности сего в условиях поликлиники. – “Вот если бы частным образом”». Приступ негодования охватывает его, он не сдерживается в выражениях: «Грязные хищники! В поликлинике можно купить всё: любой диагноз, бюллетень освобождения от всех видов государственного принуждения, в том числе от военной службы»^{662}.

Так ли это было в действительности, сказать трудно. Возможно, здесь пересказываются распространенные слухи, в самом болдыревском дневнике, очень подробном, сведений об этом не найти. Врачи поликлиник, как и другие ленинградцы, испытали на себе все ужасы блокады. Кому-то было легче, кому-то труднее, но голодал почти каждый. Не они виновны в том, что не имелось лекарств, – где их взять? И как осуждать их раздражительность и безразличие – где еще можно увидеть такую бездну горя и как при этом оставаться добрым и мягким? Обслуживание в поликлиниках улучшилось с лета—осени 1942 года. Было запрещено ставить на всех бюллетенях единственный диагноз «дистрофия» – это мешало распознавать другие болезни, требовавшие незамедлительного лечения. Перестали видеть умерших в коридорах и на лестницах поликлиник, немного расширился ассортимент лекарств. Все это, разумеется, было мало похоже на идиллию, но ничто не достигается в одночасье.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Блокада была полностью снята в боях 14—27 января 1944 года во время Ленинградско-Новгородской операции. В стратегических планах на 1944 год она не являлась основной, но была важна тем, что могла стать предпосылкой для разгрома немецких войск, занимавших Белоруссию. Группа армий «Север» насчитывала в это время свыше 700 тысяч человек, имела глубоко эшелонированную оборону, причем наиболее укрепленным являлся участок дороги от Новгорода до Чудова. Главной задачей операции, стоявшей перед Волховским фонтом, было не «выдавливание» 18-й армии на заранее подготовленные позиции, а ее расчленение и ликвидация. Полностью выполнить этот план не удалось, но сама армия понесла тяжелые потери. Как вспоминал К.А. Мерецков, «операцию планировалось провести в три этапа. На первом, продолжительностью в шесть дней, надо было продвинуться на 25 километров и освободить Новгород с окрестностями. На втором этапе мы намеревались в течение четырех дней пройти еще 30 километров и дойти до восточного изгиба русла реки Луга. Третий этап (10 дней, 50 километров) завершал операцию: овладев городом Луга, мы должны были развернуть свои главные силы для действий в Юго-Западном направлении, на Псков и Остров, причем одну армию я собирался перебросить по Чудскому озеру для удара в сторону Тарту. Но этим дело не исчерпывалось. Предусматривался еще четвертый этап наступления, глубиной в 35 километров, рассчитанный на непосредственную подготовку к освобождению прибалтийских республик Всего на операцию нам отвели месяц»^{663}.

Наступление должно было проводиться силами трех фронтов – Ленинградского, Волховского и 2-го Прибалтийского. 14 января 1944 года начались атаки войск Ленинградского фронта с Ораниенбаумского плацдарма. 15 января немцы изгнаны с Пулковских высот, 19 января была взята Воронья гора – важный узел германской обороны. Одновременно 14 января начал операцию Волховский фронт. 19 января был взят Новгород – главная цель фронта на первом этапе сражения. 21 января была освобождена Мга, 24 января – Пушкин, Павловск и еще более сорока населенных пунктов, 26 января – Гатчина и Тосно. 27 января было завершено освобождение Ленинграда от блокады, противника отбросили от города по всему фронту на 65– 100 километров. 29 января советские войска захватили Чудов, в конце января удалось вытеснить немцев из Шимска, Луги и пробиться к Приильменью.

Развитие событий под Ленинградом в январе 1944 года показало, правда, в меньших масштабах, тот сценарий краха группы армий, который столь ярко проявился в западной России в конце июня – начале июля 1944 года. Возможность переброски резервов от одной армии к другой была крайне затруднена вследствие ударов с двух сторон. После взятия Новгорода возникла угроза нарушения тыловых коммуникаций группировки фельдмаршала Г. фон Кюхлера, которая рисковала попасть в «котел». Задачей группы армий стал теперь переход на позиции, которые обеспечили бы долговременную оборону. Такими обычно бывают водные артерии, усиленные дотами, дзотами и защищенные несколькими линиями окопов, минными полями и противотанковыми рвами. Поскольку становившееся все более беспорядочным и неконтролируемым отступление группы армий, теснимой фронтами, начало напоминать картины Московской битвы, Гитлер сместил Г. фон Кюхлера с поста командующего группой армий «Север» и 31 января назначил на него В. Моделя, считавшегося испытанным мастером обороны. Моделю удалось приостановить продвижение советских дивизий по линии Нарва – Псков – Остров. Примечательно, что ему пришлось заниматься тем же самым в Белоруссии после развала здесь германского фронта.

Снятие блокады не сразу сказалось на повседневной жизни Ленинграда. Весной 1944 года прекратились обстрелы города, но раны его залечивались долго и мучительно. Те, кто приехал из эвакуации и обладал зачастую более острым зрением, чем давно привыкшие к разрухе горожане, обнаруживали приметы войны всюду: неотремонтированные здания, кучи кирпича и щебня, рытвины и ямы, «запущенные» улицы, грязь на мостовых, трава на асфальте, грядки и огороды на центральных улицах, несмытые предупредительные надписи на стенах домов. Ремонт проводился в 1944 году чаще всего там, куда возвращались студенты и рабочие, вывезенные в 1941 – 1942 годах из Ленинграда, там, где высились здания, ставшие жемчужиной петербургской архитектуры.

Не были засыпаны и рвы, заблаговременно вырытые на Пискаревском кладбище. Миллион погибших, миллион эвакуированных, из которых далеко не все вернулись домой. Они были лишены ленинградской «прописки», не имели средств, чтобы вернуться обратно из далеких сибирских городов, либо прижились на новых местах и не хотели возвращаться туда, где пришлось пережить «смертное время», где погибли все их родные.

Эвакуация из города для многих из них стала не средством спасения, а крестным путем. Ехали ленинградцы не в плодородные долины, богатые хлебосольством. Ехали туда, где царила нищета, где люди тоже недоедали, где негде было жить и работать, где порой неприязненно встречали толпы непрошеных пришельцев. «Чем дальше от Ленинграда, тем меньше чувствуешь заботу о человеке», – горько заметит один из горожан, прибывший из «глубоких тылов»^{664}. Не было сил заботиться обо всех в разоренной стране, видели дистрофиков и в не затронутых войной местностях, и не имелось там никаких лечебных стационаров.

Документы об эвакуации ленинградцев весной 1942 года после пересечения ими Ладоги читать тяжело. Бывали случаи, когда люди голодали, не получая хлеба несколько дней, каша из бочек из-за нехватки посуды выливалась прямо в снег и происходили сцены, которые трудно описывать. В одном из официальных отчетов отмечалось, что «…на месте погрузки эшелона на ст. Жихарево начальник эвакопункта понуждал грузиться в необорудованные вагоны, при этом заявляя, что если через полчаса не будет произведена погрузка, то эвакуированные будут выгнаны из общежитий», – и эти случаи не являлись единичными^{665}. Истощенные люди, как вспоминал А.К. Соколов, «пытались съесть всё: хлеб, суп, кашу, концентраты в сухом виде, иногда тут же падали на пол. Их даже не пытались поднять. Упавший самостоятельно подняться не мог… Умершие валялись везде, на трупах сидели, ели, спали. А в это время прибывали новые машины с эвакуированными. В тесное помещение набивалась новая партия промерзших при переходе Ладоги людей. Некоторые из них не имели сил пробиться к раздаче пищи и тут же, сидя где-нибудь у стенки, умирали… На питательном пункте почти не прекращались ссоры, стычки, драки. Дерущихся не пытались разнять»^{666}. Разумеется, такие сцены видели далеко не всегда и в основном в феврале 1942 года – но видели.

Город пришлось заселять заново, многие традиции культуры, быта и поведения ленинградцев оказались утраченными. Но у всех осталась боль блокады, испытанная и самими горожанами, и переданная другим рассказами родных и бесконечной чередой могил. Никуда боль не ушла и никогда не исчезнет, и рассказ о страданиях блокадников не будет бесстрастным – как и любой рассказ о людях, прошедших все круги ада и «претерпевших до конца».

Ю.С. Яров

КРАТКИЙ СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

900 блокадных дней. Новосибирск, 2004.

Адамович А., Гранин Д. Блокадная книга. СПб., 2012.

Бойков В. Память блокадного подростка. Л., 1989-

Бианки В. Лихолетье. СПб., 2005.

Блокада глазами очевидцев: Дневники и воспоминания. СПб., 2012.

Блокадные дневники и документы. СПб., 2004.

Богданов И.А. Ленинградская блокада от А до Я. СПб., 2010.

Болдырев А.Н. Осадная запись. СПб., 1998.

Воеводская А.И. Четыре года жизни, четыре года молодости. СПб., 2005.

Гинзбург Л. Записные книжки: Воспоминания: Эссе. СПб., 2002.

Гладких П.Ф. Здравоохранение и военная медицина в битве за Ленинград глазами историка и очевидца: 1941 – 1944 гг.. СПб., 2006.

Девятьсот дней. Л., 1962.

Дети города-героя. Л., 1974.

Дзенискевич А.Р. Блокада и политика: Оборона Ленинграда в политической конъюнктуре. СПб., 1998.

Живая память: О боях за Родину и буднях тыла, о блокаде Ленинграда, о жизни в оккупации и плену вспоминают ветераны Сенного округа. СПб., 2010.

Жизнь и быт блокированного Ленинграда. СПб., 2010.

Жизнь и смерть в блокированном Ленинграде. СПб., 2001.

Ильин И. От блокады до победы // Нева. 2005. № 5.

Карасев А.В. Ленинградцы в годы блокады. М., 1959.

Ковалъчук В.М. 900 дней блокады: Ленинград 1941—1944. СПб., 2005.

Коровин А. Записки военного хирурга //Ленинградский альманах. 1948. № 2.

Котов С.Д. Детские дома в блокадном Ленинграде. СПб., 2003.

Лебедев Ю.М. Ленинградский «блицкриг». М.; СПб., 2011.

Ленинград в осаде. СПб., 1995.

Лихачев Д.С. Воспоминания. СПб., 1996.

Ломагин Н.А. Неизвестная блокада: В 2 т. М., 2002.

Остроумова-Лебедева А.П. Автобиографические записки. Т. 3. М., 2004.

Павлов Д.В. Ленинград в блокаде. Л., 1985.

Память: Письма о войне и блокаде. Л., 1985.

Пантелеев А.И. Приоткрытая дверь. Л., 1980.

Публичная библиотека в годы войны: 1941 – 1945: Дневники, воспоминания, письма, документы. СПб., 2005.

Соболев Г.Л. Ученые Ленинграда в годы Великой Отечественной войны: 1941 – 1945 гг. М.; Л., 1961.

Солсбери Г. 900 дней. СПб.; М., 1994.

«…Сохрани мою печальную историю…»: Дневник Лены Мухиной. СПб., 2011.

Федор Михайлович Никитин: Актер, учитель, гражданин. СПб., 2010.

Чекризов В.Ф. Дневник блокадного времени // Труды Государственного музея истории Санкт-Петербурга. Вып. 8. СПб., 2004.

Человек в блокаде: Новые свидетельства. СПб., 2008.

Шапорина Л.В. Дневник: В 2 т. СПб., 2011.

«Я не сдамся до последнего…»: Записки из блокадного Ленинграда. СПб, 2010.

Янушевич З.В. Случайные записки. СПб, 2007.

ИЛЛЮСТРАЦИИ

^{В осажденном Ленинграде. Февраль 1942 г.}

^{Мобилизация в Ленинграде. Лето 1941 г.}

^{Зенитные установки на набережной Невы. 1941 г.}

^{Женский отряд на улице Ленинграда. 1941 г.}

^{Громкоговорители для информации о налетах и воздушной тревоге. 1941 г.}

^{Коровы на Дворцовой площади. Август 1941 г.}

^{Ленинградские девушки-наблюдатели ПВО на крыше. 1941 г.}

^{Жители разбирают на дрова крышу здания}

^{Бойцы местной противовоздушной обороны (МПВО) убирают снег на Международном (Московском) проспекте блокадного Ленинграда}

^{Жители выходят из бомбоубежища после отбоя тревоги. 1942 г.}

^{После очередного артобстрела. 1942 г.}

^{В разрушенной квартире. 1942 г.}

^{Стирка на набережной}

^{Карточка на хлеб времен блокады Ленинграда. Декабрь 1941 г.}

^{На весах 125 граммов хлеба, установленная норма для служащих, иждивенцев и детей в ноябре 1941 года}

^{Блокадные объявления об обмене вещей на продукты. Февраль 1942 г.}

^{У водоразборной колонки, установленной на углу улицы Дзержинского и Загородного проспекта. Зима 1942 г.}

^{У водопроводного люка на Звенигородской улице. Февраль 1942 г.}

^{Обессиленные жители по дороге за водой. Зима 1942 г.}

^{На Неве. Зима 1942 г.}

^{Прощание со сверстником. Весна 1942 г.}

^{Родственники везут умершего на кладбище. Весна 1942 г.}

^{Могильщики за работой. 1942 г.}

^{Волково кладбище. 1942 г.}

^{Осиротевший при артобстреле ребенок. 1942 г.}

^{Жертвы первых обстрелов на углу Невского и Лиговского проспектов. Сентябрь 1941 г.}

^{Эвакуация погибших под немецкими артобстрелами. 1942 г.}

^{Истощенные голодом ленинградцы. 1942 г.}

^{Ребенок возле плаката. 1942 г.}

^{В бомбоубежище}

^{Дети из детского сада №237}

^{Истощенная от голода девочка в ленинградской больнице}

^{Палата детской больницы с новогодней елкой в блокадном Ленинграде. Зима 1941/42 г.}

^{Жители блокадного Ленинграда у ларька с товарами}

^{Толкучка у Кузнечного рынка. Зима 1941/42 г.}

^{Обмен товарами на рынке}

^{«Тихий ход! Опасно! Неразорвавшаяся бомба». 1942 г.}

^{Эвакуация по ледовой Дороге жизни. Зима 1941/42 г.}

^{Трупы ленинградцев, пытавшихся пройти пешком через Ладожское озеро. Зима 1941/42 г.}

^{Посадка на трамваи эвакуирующихся жителей Кировского района, подвергавшегося наиболее сильным немецким артобстрелам. 1942 г.}

^{Эвакуируемые из города везут свои вещи на Финляндский вокзал. Март 1942 г.}

^{Жители Ленинграда вскапывают землю возле Исаакиевского собора под посадку овощей. Весна 1942 г.}

^{Женщины на заводе льют металл. 1942 г.}

^{Девушки из бригады местной противовоздушной обороны (МПВО) снимают урожай капусты на Исаакиевской площади. Август 1942 г.}

^{Ремонт крыла советского самолета-истребителя Як-1Б из состава 21-го истребительного авиаполка ВВС Балтийского флота в одной из авиамастерских Ленинграда. 1942 г.}

^{Выгрузка продовольствия для блокадного Ленинграда из транспортного самолета Ли-2. Зима 1941/42 г.}

^{Продовольствие в Ленинград везут по льду Ладожского озера. Зима 1941/42 г.}

^{Паровоз с мукой в Ленинграде на трамвайных рельсах. 1942 г.}

^{Доставка продуктов для столовой. 1942 г.}

^{Исполнение Седьмой (Ленинградской) симфонии Дмитрия Шостаковича, написанной в осажденном городе. Дирижирует оркестром Карл Элиасберг. 1942 г.}

^{Читальный зал Государственной публичной библиотеки им. М.Е. Салтыкова-Щедрина в годы блокады}

^{Вид на двор из разбитого окна ленинградского Театра юных зрителей на Моховой улице}

^{Театр музыкальной комедии действовал всю блокаду. 1942 г.}

^{Навстречу ленинградцам. Волховский фронт. Январь 1943 г.}

^{Прорыв блокады Ленинграда. Встреча войск Ленинградского и Волховского фронтов у Ропши. Январь 1943 г.}

^{Дождались! Ленинградцы и красноармейцы у приказа войскам Ленинградского фронта о снятии блокады города. Январь 1943 г.}

^{Ленинградцы закрашивают на стене дома надпись, предупреждающую об артобстрелах. Февраль 1944 г.}

^{Первые восстановительные работы в Ленинграде. Май 1944 г.}