Текст книги "Вечный поход"

Автор книги: Сергей Вольнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 37 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

Посвящается детям всех войн… значит, и нашим отцам, бывшим детьми Великой Отечественной.

«Как ты назовёшь этот меч, отец?» – «Я назову его Высшим. Это лучший меч, выкованный мною». – «Отец, что важнее, боевое мастерство или хороший меч?» – Хороший меч может помочь новичку и придать могущество мастеру. Но самое важное, КТО использует меч… Запомни, сын, доброта непобедима».

Диалог из фильма «Повелители урагана».

Книга первая
Рекруты Неба

Эх, дороги, пыль да туман…

Холода, тревоги, да степной бурьян…

Слова из легендарной песни Л. Ошанина и А. Новикова «Дороги»

…когда меня окликнули, я не удивился.

Словно ждал этого.

Так ждёт человек, проснувшийся немного раньше обычного. Неосознанно, век не поднимая, но терпеливо. В положенное время подсознание выдаст импульс, разрешая открыть глаза и пробудиться, не нарушив привычки.

Вряд ли звучал голос, но слово было произнесено чётко и властно: «Темник!»

Я среагировал мгновенно. Перекатился по мягкой шкуре, на которой лежал, и коснулся войлочной стенки юрты. И сразу же, пружинисто поднимаясь на ноги, выставил перед собою меч. Росчерком клинка обозначив черту, которую врагам лучше не переступать.

Далее события сдвинулись с места, зашевелили конечностями, начали безудержно развиваться…

Рослый воин в неполных доспехах возник из полутьмы. На голое тело его была натянута лишь длинная кожаная безрукавка, обшитая металлическими бляхами, да наручи из толстой кожи обнимали предплечья. Он мягким кошачьим шагом преодолел несколько метров, разделявших нас, и без всяких разговоров и лишних телодвижений нанёс колющий удар мечом.

Целил воин мне в живот. Клинок стремительно приближался, а я, казалось, наблюдал удар в замедленном темпе со стороны, как будто происходило это не со мной. Но тело, хвала всевышнему, не намеревалось оставаться сторонним наблюдателем. Тело среагировало мгновенно.

Даже не пытаясь вращательным кистевым движением увести меч врага вправо – чтобы не терять драгоценные секунды, – я ушёл с линии атаки резким полуразворотом корпуса влево. И тотчас же, пропустив клинок, пронзающий воздух, своим мечом на выдохе нанёс ответный секущий удар. В горизонтальной плоскости над рукой нападавшего…

«Х-ху-ук!»

Мой меч почти не ощутил нагрузки, лишь чуть сильнее на миг прилегла рукоять к ладони, да послушно остановился после удара клинок, сдерживаемый мышцами. Однако нападавший содрогнулся всем телом, увлекаемый инерцией непогашенного движения, и захрипел. Меч его пропорол войлочную стенку и замер.

Ноги неизвестного врага подогнулись, и он рухнул на колени.

От этого резкого толчка накренилась голова с выпученными глазами, сверкавшими белками в полутьме юрты… неестественно перекосилась, отделилась и наконец с глухим стуком упала на пол, свалившись с обрубка шеи. Фонтаном брызнула кровь, и тело, дёргаясь в конвульсиях, повалилось, скользя по стенке, оставляя на ней чёрные потёки.

Я действовал не раздумывая. Просто был уверен, что надеяться на двух телохранителей ночной стражи, оставленных мною у входа в юрту, уже не стоит. Они наверняка мертвы, иначе вряд ли хоть одна живая душа сумела бы проникнуть внутрь… Также не стоит торопиться на выход – там, скорее всего, меня уже поджидают.

Оставался единственный путь.

Я достал засапожный нож, пробил им белый войлок юрты, и разрезал стенку до самой земли. Затем осторожно выглянул наружу. Прислушался… Где-то совсем рядом, в темноте, шла яростная схватка. Сдвоенный яркий сполох далёких зарниц выхватил на мгновение четыре силуэта. Из них один, хоть и пятился, всё же успевал отбиваться от остальных, больше парируя сыплющиеся с трёх сторон удары, чем нападая.

Я выскользнул через проделанный мною лаз в стенке и приник к земле, решая – на чьей стороне вступить в схватку.

Между тем воин-одиночка неожиданно сильным скользящим ударом меча, пришедшимся по шлему нападавшего справа, сбил того с ног. Получив некоторую свободу манёвра, резко изменил путь отхода и сместился вправо. При этом, хоть и ненадолго, оба противника, не успев остановиться, оказались на одной линии нападения, мешая друг другу, и тем самым – давая передышку одиночке. Теперь он пятился прямо на меня, сверкая клинком в тусклом болезненном свете луны.

Новый сполох зарницы выхватил из ночной темени его лицо в тот самый миг, когда воин между ударами обернулся и бросил взгляд назад, не доверяя тишине за спиной… И в этот миг я его узнал. Он был без шлема, с окровавленным перекошенным лицом, на котором застыла жуткая гримаса, но это был он.

Начальник ночной стражи, воин недюжинной силы, лихой рубака и смельчак.

Я окликнул сотника по имени. Просочился из тьмы, соткался из неё, как ночной демон, возник рядом с ним и встал в боевую стойку.

– Команди-ир… – радостно выдохнул он.

Удары сотника сразу же приобрели силу второго дыхания. Враги, опешившие при моём демоническом появлении, утратили преимущество, и без того далеко не очевидное.

Они явно знали, кто я. Более того, похоже, были уверены, что с этого момента их жизни находятся под серьезной угрозой. И я не стал их разубеждать.

Мой меч порхал точно живой, прощупывая оборону беспорядочно отмахивающегося врага. Доставшийся мне противник был умелым воином, но этого было мало для победы в подобном единоборстве. Умения хватило лишь на то, чтобы суметь ещё немного пожить… И вот, поддавшись на ложный полувыпад, он раскрылся, блокируя несостоявшуюся атаку, и тут же напоролся на колющий удар невесть откуда взявшегося, возникшего из темноты клинка.

Меч вошёл в его туловище как раз там, где заканчивались доспехи из толстой слоёной кожи – во впадинку между ключицами, – пронзив насквозь основание шеи и попутно расчленив позвонки. Поверженный враг начал грузно валиться на меня, всё больше и больше нанизываясь на клинок. Ещё немного, и я был бы полностью скован этим бездыханным телом. Пришлось наносить останавливающий удар ногой в грудь, одновременно с усилием выдергивая наполовину ушедший в тело меч… Затем отбрасывать труп врага назад и влево.

Сотник также недолго возился со своим напарником по игре в смерть, позволив тому выиграть этот приз. Выиграть, обмякнув под двумя ударами, что разрубили тело и выпустили душу. Начальник ночной стражи наклонился над убитым, сорвал с его шеи что-то напоминавшее амулет, повернулся ко мне и хрипло, срывающимся голосом, доложил:

– Мой темник… их было около десятка… Половина двигалась к шатру Потрясателя Вселенной… Бежим туда!

До юрты Великого было совсем недалеко, но с той стороны не доносилось ни единого звука. Это могло означать, что там уже всё кончилось, и наша подмога слишком запоздала… Хотя и оставалась слабая надежда, что убийцы притаились перед последним броском.

Мы быстро и бесшумно, соблюдая все меры предосторожности, переместились туда.

Большая белая юрта выделялась среди других походных шатров даже в слабом лунном свете. Она стояла особняком, и приблизиться к ней незамеченным было тяжело. Но внезапные ночные убийцы, судя по всему, совершили это. Иначе не валялись бы на подступах к юрте тела трёх телохранителей внешней ночной стражи. Один из них был упокоен стрелой, вошедшей прямо в левый глаз, двое других – ударами мечей, отыскавших свой путь к плоти в железном лабиринте доспехов. Тут же лежали трупы двоих нападавших. Именно такую цену телохранители в последние мгновения запросили за свои жизни.

Удача определённо не улыбалась врагам при выборе ночи для нападения. Сегодня небеса были на нашей стороне, выхватывая вспышками зарниц мгновенные картины всего, что творилось под покровом тьмы. Новая вспышка осветила две фигуры, пытавшиеся разрезать стенку юрты, слева, на значительном удалении от входа.

Завидев это, я прокричал сигнал тревоги, поднимая охранную сотню, и, уже не таясь, устремился на врага. В это же время изнутри юрты раздался короткий вскрик и лязг клинков.

Движением меча указав сотнику на двух противников, которые уже повернулись к нам и изготовились к атаке, я левой ладонью ударил себя по нагрудным металлическим пластинам. Показал на входной полог юрты и не мешкая бросился туда.

Откинув кошму, ворвался внутрь. Моим глазам предстала мерцающая в свете лампад картина. Одновременно радостная – Великий жив! – и страшная… Повелитель с обнажённой саблей стоял в глубине юрты, прижавшись спиной к стенке. Справа перед ним, преграждая собой дорогу, стоял последний выживший телохранитель внутренней ночной стражи. Ещё двое лежали бездыханно у самого входа.

Вбежав, я выкрикнул тайный пароль, и это спасло мне жизнь, остановило в полуметре от моей головы лезвие меча телохранителя, уже летевшее в мою сторону. Воин узнал своего темника! Едва успев сдержать свою разящую руку, он отпрянул… левой рукой указывая вправо от меня. И сразу же отбил удар блеснувшего молнией клинка, метившего скорее в меня, чем в него. Я тут же подсел и, пользуясь моментом, пока меч нападавшего из полутьмы был скован блокирующим ударом, – резко рубанул наотмашь.

Удар достиг цели. Противник повалился с распоротым животом, сжавшись и исторгнув глухой стон. Но его тут же утихомирил добивающий удар телохранителя, пригвоздивший поверженное тело к земле.

Обведя горящим взглядом юрту и не обнаружив других поводов для беспокойства, я жестом велел нукеру оставаться рядом с Великим, и выскочил наружу. Моя помощь приспела вовремя – сотник с трудом отбивался от ещё двух неизвестных воинов. За краткое время, проведённое мною в юрте, его успели ранить в левое бедро и правую руку; он, перехватив меч в левую, хромая, успевая ставить только блоки, отступал теперь назад, теснимый наседавшими врагами.

Подбодрив его криком, я ринулся к ним, заходя с тыла. Но этот маневр не возымел настоящего успеха. На этот раз нам довелось скрестить мечи с поистине незаурядными воинами, которые мгновенно перестроились, защищая спины друг друга. Казалось, судьбы собственных жизней их совершенно не волновали!

Они бросались на нас с такой решимостью и умением, что мы ничего не сумели с ними поделать, только сдерживали напор и отступали, пока подоспевшие гвардейцы охранной сотни не расстреляли их из луков. Но даже утыканный стрелами, один из них пытался ползти, переламывая собою древки, пока не затих на полудвижении.

Судорожно сжатая кисть так и не выпустила рукоятку меча…

Последующее я помнил плохо. Возможно, в пылу схватки не придал значения нескольким ударам, доставшимся мне. Один из них зацепил правую щеку и открыл дорогу крови – и она успела залить чуть ли не всю правую половину нагрудных доспехов. А может, причина была вовсе и не в ранениях. Так или иначе, дальнейшие события я помнил обрывочно…

Я видел перед собой немигающие кошачьи глаза Повелителя. Они пульсировали, пересыпая жёлтый песок в такт его словам, которые я уже – то ли не слышал, то ли не понимал. Ещё я видел, как он снял с себя золотой амулет и повесил мне на шею. Взяв бесценный подарок слабеющей рукой и поднеся к лицу, я разглядел сидящего сокола. Хищная птица держала в клюве пучок стрел. Мне показалось, что сокол шевельнул крыльями, взлетая, и что небо шевельнулось вместе с ним… И тогда я оттолкнулся от земли и тоже взлетел ввысь. Небо закружилось вокруг меня, завертелось, переворачиваясь. А сокол плыл рядом, выпуская из клюва по очереди стрелы, как из лука, и стрелы неслись вниз, поражая на земле невидимых врагов…

Потом я парил где-то в облачной дымке, рассматривая свой меч, который сжимал до боли левой рукой, потому что правой не было вовсе. Во всяком случае, я её не чувствовал… Я ухитрялся размахивать мечом, отбивая удары, что норовили меня поразить, и продолжал его рассматривать. В особенности знак на клинке, состоявший из шести попарно перекрещенных между собой чёрточек и седьмой вертикальной – «ХХХI», – и навершие рукоятки, выполненное в виде круглой пластины, с которой на меня пристально смотрел широко открытый глаз…

Я медленно приходил в себя, заново узнавая полузабытый мир. Скользил ничего не понимающим взглядом по окружавшим меня предметам, вслушивался в ещё нераспознанные шумы, что врывались в меня извне. Я все ещё был не просто солдатом, а военачальником – обладателем высочайшего, на уровне генерала армии, воинского чина предводителя десятитысячной «тьмы», – и моя рука по-прежнему до судороги сжимала невидимый меч, а грудь сдавливали массивные доспехи…

И вдруг всё это неуловимо ушло из меня, истекло, растворилось в пробуждающемся потоке сознания. Лишь напоследок резко заныла рана на правой щеке, да что-то большое, тёплое и лёгкое шевельнулось внутри… Может, это вернулась в меня душа, блуждавшая неведомо где. Впрыгнула обратно, как невидимая и невесомая кошка, гулявшая сама по себе всю ночь. Она шевельнулась, словно устраиваясь поудобнее, и принялась гладить неощутимыми касаниями тело, которое не успело отвыкнуть от неё. К счастью, НЕ.

Может быть, так и ведут себя души по ночам?

Может быть.

Может…

Сканируя участок открытой местности, я лежал в густых кустах под раскидистым деревом на краю лиственной рощи, в которой устраивался на ночлег, и сжимал ладонями округлые боковины универсального бинокля. Остаточные видения ночной схватки на мечах не шли из головы, стояли перед глазами. Они застили виды поля, которое мне вот-вот доведётся переходить… Усилием воли, предельно сконцентрировавшись на реальности, я отодвинул их подальше, из оперативной памяти в постоянную. Это оказалось нелегко, но я справился. Никакой, даже самый яркий и выпуклый, сон не может внести помехи в отработку следующего этапа моего маршру… СОН???

Нет.

Вряд ли это был сон.

Скорее, предутреннее вязкое марево на зыбком стыке сознания и подсознания, проступающее из небытия. Мною что-то двигало. Меня звали незримые сущности, окликали из тьмы. И я двигался. И я отзывался… Это было непривычное, непередаваемое состояние, в котором сконцентрировалось сразу ВСЁ. Это была моя жизнь, моё тело, мои рефлексы и чувства. Не было лишь удивления и страха. Я не испугался, когда меня окликнули, и с готовностью отозвался на призыв; и не испугался, когда моя жизнь повисла на волоске.

Вряд ли я спал.

Поэтому, когда меня окликнули, я нисколько не удивился.

Словно давным-давно ждал этого.

Часть первая
Исход Черной Тьмы

Чёрными бывают не только дыры, дела и души.

Звёзды тоже.

Как выяснилось.

Невероятно, но факт. Исторический.

Чёрные звёзды.

Блудные дети Вселенной.

Сбежавшие от законов, которыми природа определяет существование звёзд красных, белых, жёлтых, прочих.

Преступившие их и потому способные выстраивать траектории своего движения произвольно, в каком угодно направлении.

Ночами поднимая глаза к звёздному небу, мы даже не подозревали, насколько близоруки, пока…

Однажды они добрались к нам.

Их нельзя было увидеть. Их неотвратимое наступление невозможно было предугадать. Даже поверить в их реальность было практически невозможно…

Они сами заявили о своём присутствии.

Карта звёздного неба начала изменять свой рисунок неестественно быстро.

Прямо на наших глазах.

Правда, для осознания, что мы – всего лишь пылинки, налипшие на чью-то еду, понадобилось немало времени. Сменилось не одно поколение скоротечных НАС, прежде чем была получена точная информация о предпосылках и сделан правильный вывод. Ведь то, что для каждого из нас драгоценный срок жизни – для них всего лишь краткое мгновение.

Чёрные звёзды…

Не вспыхнувшие светила и не рождённые планеты. Существование за чертой Света и Тепла. Нечто, питающееся исключительно себе подобными, но – «законопослушными»… А может быть, Некто?

Чтобы восполнять затраченное и продолжать свой вольный полёт, им необходимо поглощать энергию и материю.

То есть другие звёзды… Значит, и планеты.

Значит, и жизнь. Значит, и разум.

Значит, нас.

Походя этак. Ненароком, даже не замечая.

Что самое обидное…

Немногие посвящённые, обладающие полной информацией о грозящей нам участи, растерялись.

И разделились.

Большинство смирились с неотвратимостью.

Но некоторые уверяли, что видят чёрное на чёрном. Они призвали к сопротивлению. Они загорелись желанием дать отпор вселенским кочующим каннибалам, пожирающим наше жизненное пространство.

Пока у нас остаётся время…

Как это сделать, не представлял никто, в том числе и те, кто узрел чёрное на чёрном. Но именно они не дали прочим посвящённым окончательно смириться. И сторонники Отпора неустанно призывали не выжидать пассивно, пока захватчицы доберутся до нас. Спустя считанные поколения наконец сожмут границы непроглядного и разрушат наше мироздание до основания…

И призыв достиг цели. Прочие устрашились даже не конца света, а того, КЕМ будут нас считать наши потомки, которым доведётся встречать чёрный апокалипсис лицом к лицу.

И проросли семена, упавшие в почву совести, щедро подпитанные чувством стыда. Постепенно все посвящённые в тайну научились испытывать странное чувство.

Страх Небес.

И даже обычные ночи стали чёрной бездной, крадущей смысл жизни, взамен изливая в души смертоносное ощущение бессмысленности всего сущего.

По себе знаю, как страшно в неё заглядывать.

Я тоже не хочу ожидать в бездействии, когда антисвет губительных чёрных лучей слижет с чёрной доски Вселенной белое имя нашей цивилизации.

Чёрные звёзды…

Предвестники и авангард наступающего Конца Света – в буквальном смысле.

Но как остановить их полёт?..

Известные нам способы воздействия на пространство и материю – совершенно неэффективны против сущностей, не подчиняющихся законам мироздания.

Необходимо нечто более действенное. Что-нибудь вроде… войны?

Но воевать мы не способны.

У нас даже боевого оружия не осталось.

Солдат и полководцев среди нас не отыскать при всём желании. Мы научились не воспринимать время и пространство – а значит, иные жизненные формы, – как врагов, посягающих на наши интересы. Но при этом… точнее, именно поэтому – бороться разучились совершенно.

Незачем было.

В нашей истории уже давным-давно нет войн. Миру – мир! Ещё мой дед считал это главным достижением Разума. Война – удел примитивных цивилизаций. Истинно разумные существа способны ограничивать и контролировать собственный эгоизм, потому отвергают насилие в принципе… Мой отец в молодости вторил ему (тогда в реальности Чёрных звёзд не сомневались считанные из нас). Позднее отец возмужал и стал гибче относиться к толкованиям смысла слов. Пока, однажды, в открытую не поддержал тех из посвящённых, кто видел чёрное на чёрном. Он поверил в их прозрение.

И на правах семиарха потребовал выработать окончательное решение. Имеющие абсолютный допуск к информации, или, как выразился бы представитель примитивной цивилизации, «власти предержащие» – те из нас, кто сосредоточил силы, управляющие нашим миром, – обязаны были решить, КАК БЫТЬ, и в дальнейшем – поступать соответственно.

Обескураживающее осознание ответственности перед потомками воцарилось в душах посвящённых в суть. И уже не вызывали неприятия призывы к возвращению ужасного смысла, некогда наполнявшего слово архаичное «война», в число повседневных, обиходных понятий.

Хотим мы того или нет, но Война вернулась в нашу реальную жизнь.

Без всяких кавычек, в прямом смысле этого позабытого слова.

К НАМ вернулась, а не в отдалённое грядущее наших потомков.

Я запечатлеваю эту мысль в своём «мнемо», а сама до конца не верю в свершившееся.

Но как же хочется верить… В то, что у нас появился шанс.

Что мы спохватились вовремя.

Точнее, в то, что время способно отвоевать пространство у небытия.

Нашими стараниями… и молитвами.

Кажется, потомкам посчастливится рассматривать лица на старых семейных портретах НЕ В ЧЁРНОМ свете, и они всё-таки не проклянут предков.

К величайшему сожалению, не всех посвящённых волнует их мнение.

Глава первая
Жаркая битва

…Ох, не к добру притихла Степь. Отпустила буйные табуны ветров, и они тотчас же стремглав умчали в разные стороны. Чуть слышно звенит воздух от разноголосья насекомых. Тем неразличимым звоном, который не замечаешь, путая с напряжённой тишиной.

Склонил покаянно свои растрёпанные седые головы ковыль, молчаливо покачиваясь в старческом раболепии. Перекатывая травинки, незаметно крадётся вниз по склону, в надежде обрести спасение в манящей ложбине у неглубокой степной речушки… Не вспорхнёт непоседа-жаворонок, трепеща коротенькими крылышками. Не вложит в рваный полёт восхищение этим жестоким, но прекрасным миром, не взмоет, разливая с высоты новую песню, вскрикивая пронзительно незатейливой трелью.

Попрятались птицы, каждым перышком предчувствуя недоброе. Взирают испуганно с земли, сквозь травяное сплетенье, в знойное марево поднебесья. Остановило небо облака свои на дальних подступах, на высоких пределах. Висят облака, серебрятся на солнце, вынимающем слезинки из раскосых глаз кочевого люда. Висят – не то осуждающе, не то равнодушно… Но нет, глядят облака вниз со значением, будто предрекая, что настал самый страшный миг – последний миг тишины.

Настал.

Отмолчал своё, отбезмолвствовал.

И оборвалась тончайшая нить, что степное безмолвие удерживала…

Взвизгнула недовольно высь, пуская в себя инородное тело, – остро заточенную, длинную занозу стрелы. Засвистела стрела, тёмной малозаметной тенью метнувшись по размашистой дуге. Перечеркнула собой клочок накалившегося неба.

Неоткуда ждать добра, если в небе вместо птиц свистит стрела излётная. Поёт, заливается призывно и страшно. Быстротечна её песня и леденит кровь в жилах, и покалывает от неё в висках, но лучше бы она не стихала. Лучше бы зависла стрела над степью… Прямо посередине нетоптаного разнотравья, что разделило два воинственных народа.

Увы, всё во власти Вечного Синего Неба. О, Мэнкэ-Тенгри, не возжелаешь ты остановить стрелу жуткую, сигнальную. Пусть всё идёт, как предписано. Пусть же летит стрела, как отпущена.

Пусть…

Но если бы можно было сойти с небес на землю да вернуть время назад, хоть ненамного – взгляд непременно выхватил бы движение. Среди тысяч нукеров, неподвижно застывших в грозном молчании – единственную фигуру, что передвигалась сейчас по степи.

Всадник, немолодой воин в дорогих добротных доспехах.

Вот он, выехав по узкому проходу из середины войска, поравнялся с передней линией панцирной конницы и окриком властным остановил коня, статного высокого скакуна вороной масти. Затем неторопливо достал из саадака* тугой лук «номо»* и, не глядя, провёл пальцами по веслообразной роговой накладке на кибити.* Пальцы привычно ощупали коряво вырезанные слова-обереги и приняли, впитали в себя спящую силу этих древних слов… Далее – скользнули в овальную горловину берестяного колчана; не теряя ни секунды, безошибочно отыскали нужную стрелу. Потянули точёный, округлый в сечении стержень из ветви ивы, окрашенный тремя кроваво-красными кольцами шириною в ладонь.[1]1
  Пояснения и комментарии ко всем отмеченным * «звёздочкой» незнакомым, слэнговым и специфическим словам – ГЛОССАРИЙ – можно прочесть на последних страницах этой книги; термины расположены в алфавитном порядке. – Прим. автора.


[Закрыть]

Стрелы с подобной окраской были знакомы каждому нукеру грозного Чёрного тумена.* Они принадлежали их темнику,* опытному военачальнику Хасанбеку, возглавлявшему «кешик» – десятитысячную отборную гвардию Великого Хана.

Руки совершали нисколько не медля раз и навсегда заученные, доведённые до совершенства движения.

Миг – и пальцы, мягко пройдясь по оперению, цепко ухватили край древка.

Ещё миг – и вся стрела, вырванная из саадака, прошлась древком по кибити лука. Пальцы при этом провернули ушко, найдя и зафиксировав нужное положение «прорези».

Ещё миг – и стрела насажена на тетиву.

Ещё – и большой палец, соскользнув с древка, захлестнул сгибом тетиву, сразу же начав её натягивать. На его ноготь тут же лёг указательный палец, беря тетиву в кольцо. Темник резко, не целясь, растянул лук, разведя в противоположные стороны сильные руки. Левая с кибитью – вперёд и вверх; правая с тетивой – к солнечному сплетению.

И вот дошла стрела, увлекаемая тетивой, до незримой предельной черты, коснулась кибити бочонкообразным костяным свистунком, насаженным на древко сразу за наконечником. Замер измолчавшийся свистунок, темнея сквозными отверстиями. Чуть различимая пауза, и всё…

Безвольно поникли, ослабли пальцы, позволяя тетиве вырваться, выпорхнуть из своих цепких объятий.

«Шшу-у-у-у-ухххх…»

Упруго рванули вперёд тугие рога лука. Шумно и коротко рассекла воздух тетива. Ударилась о кожаный наруч, отдав стреле все свои накопленные силы и злость. И ушла стрела в небо, исходя низким будоражащим свистом в безоблачной вышине.

Стрела пронзала воздух, видя врага даже в нём, распластавшись в полёте всем своим телом длиною в несколько ладоней и два пальца. И всё больше и больше закручивалась вправо, благодаря белому с коричневым оперению, когда-то бывшему передними перьями в крыле степного орла. Перья ещё не позабыли высокий стремительный полёт, да и кованный не для забавы листовидный наконечник уже не однажды лакомился кровью. Оттого и был хищным полёт стрелы, вкручивающейся в небо…

Не успела она упасть.

«Хур-раг-гх-х-х!» – покатилось лавиной над закованными в железо всадниками. И, удаляясь, выдохлось до яростного визга… Но тут же, возникнув, кажется, прямо из недр земли, из корневищ степных трав, вобрав в себя мощь и боевую злость небесных духов-покровителей, – громыхнуло повторной, более мощной волной:

«Хур-р-раг-гх-х-х-х!!!»

И грузно сдвинулась с места застоявшаяся орда. Тысячи глоток исторгли древний боевой клич… И ушли от земли в небо, вопреки мирозданию, шевелящиеся серые тучи, образованные из стрел.

Хасанбек проводил взглядом лаву всадников, рванувших с места во весь опор.

Первая волна.

Мощная. Устрашающая. И всё-таки не смертельная, если вдали, на расстоянии одного полета стрелы, в чужеземных боевых порядках выстроились воины. Именно воины, а не сброд, просто скопившийся на этом кусочке земли.

Хасанбек ждал.

Когда первая волна дойдёт до неприятельского войска и свяжет передние ряды вражеской пехоты обвальной стрельбой, засыпая стрелами, залп за залпом…

Когда они врежутся в конницу врага и закрутятся на месте после кратковременной яростной сшибки, опустошив колчаны и понеся первые потери…

Когда выдохнется боевой клич, и ордынцы отхлынут от потрёпанных рядов неприятеля…

Когда они, нестройно и не сразу, развернут лошадей. И будет непонятно даже для своих – действительно они отступают или только исполняют задуманное. Когда поскачут назад, рассыпаясь в разные стороны из смятого строя. А многие лошади поволокут погибших нукеров, запутавшихся в стременах…

Темник наблюдал, сдерживая поводьями боевого коня, почуявшего начало битвы. Обветренное безжалостными степными ветрами, лицо опытного воина было неподвижно. Никаких эмоций, только чуть заметно подрагивали желваки, да сильнее обычного сузились раскосые глаза, напоминая прорези в маске.

Пока всё шло, как обычно, и казалось, нет никаких причин для волнения.

Однако враг не пожелал сыграть по его правилам.

У него были свои представления о решительной битве.

Слева, держа направление по косой линии к мчащейся лаве, от неприятельского фланга отделился большой отряд всадников. Не дожидаясь нападения конницы, атакующие раскололи свой строй на две части. Меньшая, перестраиваясь на ходу – тотчас же повернула к приближающемуся отряду.

Прочие нукеры продолжали мчаться на неровные шеренги пехотинцев, что укрывались за большими плетёными щитами. Уже сделав несколько залпов на полном скаку, монголы продолжали стрелять из луков до последнего, до самого столкновения. Издалека казалось, из мчащейся массы всадников в сторону противника вылетали тучи кровососущих насекомых. Вонзались в плоть… Жалили насмерть… Валили в пыль, вырывая из пересохших глоток хриплые вопли.

Короткие частые щелчки тетивы луков и глухое жужжание стрел, что уходили одна за другой в живые мишени, прячущиеся за щитами. И нестройные ответные редкие выстрелы, которые вряд ли можно было называть залпами. Мерещилось, будто весь воздух буквально заполнен смертоносными стрелами. Он словно пропитался ими… Жуткая обвальная ордынская стрельба, когда в воздухе висит сразу три стрелы, выпущенные одним лучником: первая только достигла врага, вторая находится в полёте, а третья – уже срывается с тетивы.

Сегодня, в эти мгновения и на этом кусочке земли, – воздух состоял из монгольских стрел.

Но, вдыхая такой воздух, с ним можно вдохнуть только смерть.

Пехотинцы, знакомые с боевой тактикой ордынцев, ожидали нечто подобное. Тем не менее, они буквально не могли высунуть носа из-за своих щитов. Да и сами щиты оказались несовершенным укрытием. Узкие бронебойные наконечники, получив дополнительное ускорение от скачущих галопом лошадей, – легко пронзали древесину, обтянутую кожей. Пробивали тонкие пластины доспехов, сея первые зерна паники.

Потому-то пехотинцы и прозевали тот единственный миг, когда ещё можно было спасти положение: бесстрашно вынырнув из-за прикрытия щитов, выстроить плотную стену. Не успели они, не успели ощетиниться копьями и алебардами, дабы встретить во всеоружии воистину страшный, сокрушительный, всё и вся сметающий удар конной лавы.

Упустили, прозевали… Или не смогли, ловя последние излётные стрелы своими лицами, выглядывающими из-за щитов.

Ордынцы резко, заученно сунули луки в саадаки, притороченные к седлам; и, словно по команде, единовременно взялись за мечи.

И вот уже блеснули на солнце множественным холодным огнём клинки, выпорхнувшие из ножен. Заплясали искрами, взлетая и молниеносно обрушиваясь вниз на чьи-то головы.

«Сибду гхарху!!! – надсаживая глотки, почти в унисон исторгли крик предводители сотен: – Прорвать строй!!!»

«Хур-р-р-раг-гх-х-х-х-х!!!» – опять взорвался воздух яростным воплем.

И даже, показалось со стороны, что этим слитным криком тысяч нукеров отбросило назад переднюю рваную линию пехоты, ошеломлённую яростью атаки.

УДАР!!!

Хруст ломаемого и звериные вопли пронзаемого. Дикое предсмертное ржание лошадей, напоровшихся на копья. И звон!.. Волны звона железа, перекатывающиеся поверх волн разбушевавшегося людского моря.

Бреши в стене пехоты, пробитые слаженными залпами лучников, не успели затянуться. Какого-нибудь десятка мгновений не хватило им, чтобы вновь сомкнуть ряды. Опомниться, выдвинуться сзади на переднюю линию. И эти упущенные мгновения стоили не одной сотни враз оборванных жизней, когда искры клинков заплясали в пробитых тучами стрел разрывах…

Первая линия обороны была буквально опрокинута назад и безжалостно вмята в землю копытами обезумевших лошадей.

Приняв на себя страшный таранный удар, по всему фронту вспучилась колышущаяся живая масса. Несколько распятых на копьях монгольских всадников взмыли вверх и опрокинулись за головы пехоты, падая во второй и третий ряды.

Задние шеренги, создавая опорное давление, теснили спины передних воинов, однако их отчаянные усилия были тщетны… Неумолимая сила сминала людей в малоподвижный живой пласт. Медленно сдвигала ряды назад, ломая боевой порядок, валя пеших воинов на спины и топча их ещё живыми.