Текст книги "Война Войной, А Деткам - Кашу (СИ)"

Автор книги: Сергей Шведов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

Волна накатила на берег и отлегла, обнажив под плитой следующий выступ.

– Так то ж каменная лестница!

– Вот, под ней причал для разгрузочного терминала. Подходи осторожно, прямо к плите, а не сбоку. Под водой наверняка торчат подъёмные механизмы для погрузки. Пробьют днище.

* * *

По плите подошли к сплошной стене из растрескавшегося известняка

– Простучите камень. На уровне груди с двух сторон должны быть запломбированы пустоты.

Стучали камнем о камень целый час, пока в одном месте не провалилась гипсовая пустОта.

– Метров за десять от неё должна быть точно такая.

Нашли и вторую дырку.

Пётр снял ключи с груди и один дал Павлу. Они были похожи на буравчики с кольцом. На концах ключей были параллельные нарезки.

– Всё по стандарту... Павло, вставляй в замочную скважину, как только её найдёшь.

– Нашёл и вставил. Дальше что?

– На счёт раз-два-три резко проверни ключ вправо, я – влево, а Артёмка грудью надавит на скалу посерёдке.

Направляющие на тальковой смазке почти бесшумно отвели створки, замаскированные под известняк. Обнажили пещеру, в глубине которой виднелись двустворчатые ворота.

Пётр вставил третий ключ в замок ворот и провернул его на два оборота.

– Да, всё по стандарту. Ну-ка теперь потянули на себя! Ворота открываются наружу. Толщина каждой створки – полметра.

– А что там внутри? – поинтересовался Артёмка.

– Наше будущее.

– Инструменты, гаечные ключи, напильники там есть?

– Там всё есть в полном наборе... Сначала завесим внешние ворота камуфляжной сеткой.

– От спутников?

– А то от комаров, что ли? Внутри за воротами слева и справа на стенках висят газовые фонари. Возьмите по одному каждый.

– Как мы их зажжём? Война с куревом покончила, дядь Петь. Табачку нема. Ни спичек, ни зажигалок, а угольки храним в горшочках.

– Сбоку кнопка пьезоэлемента. Надавите и зажгите газовый фонарь. Но сначала сговоримся молчать об этом схроне.

– Поклянёмся, что ли? – хмыкнул Павло. – Бог не велит говорить с клятвой.

– Он простит... Проведём древний обряд кровного побратимства.

– Это вообще язычество!

– Зато надежно в безбожный час. Пусть наша кровь сольется в триедином братстве.

Генерал слегка полоснул себя по левому и правому запястью.

– Теперь ты, Павло, себе по левому, а ты, Артёмка – по правой руке. Приложим порезы друг к другу, пусть наши крови сольются воедино.

– Петька, древние эсэсовцы, давали новичкам прикладывать к губам кинжал с кровью первой жертвы. Но те-то хоть были свихнутые на всю голову... К лицу ли попу такая дикость?

– Помолчим! Пусть кровное побратимство поможет сохранить нашу тайну. В подземных складах этого острова хранится зёрнышко, из которого прорастёт новый русский народ. Пророк говорил, останется после гнева Господня от леса людского в Израиле столько деревьев, что и ребёнок сможет пересчитать. Так и от нашего народа осталось несколько саженцев.

– Откуда ты про склад узнал?

– Прапор искусил, Павло, богатством.

– Так вот почему ты Ладьку шлёпнул! Бандеровцу захотелось «сокровище» захапать... Шо не зйим, так покусаю...

– И начштаба Филонов из-за этого на дно пошёл. Эта тайна должна умереть с нами.

* * *

Все четыре солдатки в опрятной форме с карабинами за спиной радостно махали платочками с берега, даже волосы распустили и нацепили веночки из цветов – для красоты.

– Привет, мальчики!.. Заждались мы вас!.. У нас тут такое было, просто ужас!.. Русские налетели!

Заметив на рифлёной палубе упаковки с банками сгущёнки и сгущенным какао, прозрачные пакеты с рафинадом, коробки печенья, банки с вареньями, конфетами, бабы побросали оружие и кинулись в воду навстречу парому.

– Ой, девочки, наши мальчики нам столько вкусняшек привезли!

– Артёмка, задний ход потиху! – скомандовал генерал, спрыгнул с парома в воду и пошёл им навстречу.

– Суки! Овчарки власовские, под русских солдаток маскировались? Кого ждали? Когда ваши придут? Где ваше командование?

Все четыре отважные бойчихи острова встретили его на берегу карабинами наизготовку с примкнутыми штыками.

– Опять за старое? Я велел вам в гражданку переодеться и оружие запереть. Что с Марьяновной?

– Тута я.

Марьяновна стыдливо прикрывала синяки и царапины на лице.

Прищуренный взгляд серых, почти бесцветных глаз генерала нагнал на баб столбняк.

– Петя, только не убивай их, они же беременные все, – закричал Павел с парома. – Их детки не рождённые ещё здесь при чём?

– «Вавилонская дочь, наш Господь разобьёт младенцы твоя о камень!»... Царь Мыкыта тоже фашистских прихвостней простил, а выблядки полицайские через полвека страну-победительницу в унитаз спустили. Скидайте, стервы, тут же русскую форму, и бегом в расположение части переодеваться в гражданку, как я приказал.

Неровный частокол штыков заколебался.

– Не подходи, вражина, убьём! – крикнула унтер-офицерша Манька с присвистом из-за щербины в зубах.

Генерал дал короткую очередь по песку. Бабы побросали карабины и принялись раздеваться.

– Дым видели на том острове?

– Видели... Лес горел?

– Нет, это я ваших власовцев в бане живьём сжёг.

Бабы не удержались на ногах и плюхнулись на колени, а одна грохнулась мордой в песок и забилась, как припадочная.

– Вова!.. Володенька!.. Вовочка, братик мой родненький!

Генерал собрал их карабины.

– Дядь Петь, они снова деток в грязную землянку кинули, – крикнула издалека девчонка.

– Светочка, девочка, собери их тряпки и отнеси на паром. Потом Марьяновна что-то на детишек перешьёт.

– Дядь Петь, вы же знаете, что я не девочка.

– Не говори глупостей и вообще забудь о дурном.

– Дядь Петь, давайте я отнесу карабины.

– Ты Дима, кажется? Карабины остальное оружие перенесём мы на паром сами. Лучше помоги бабушке Марьяновне накормить ребятишек перед отплытием, – сказал генерал и повернулся к Артёмке. – За одну ходку перебросим всех на остров, где прежде куковали власовцы?

– Должны уместиться, – сказал Артёмка. – Людей мало, барахла и того меньше. На узлах и клунках все усядутся. И ещё полевую кухню закатим.

5

Марьяновна усадила детей на расстеленный брезент и разливала им из ведра какао в консервные банки. Трое мужиков смотрели на это пиршество с какими-то странными, почти придурковатыми улыбками людей не от мира сего. Отвыкли от вида мирной жизни.

– Дядь Петь, они держат банки с какао крохотными лапками, как маленькие бельчата, – хохотнул рыжий Артёмка.

– Точно, и печенье так же хрумкают. Марьяновна, вы уж их не перекормите. А то с голодухи они меры не знают.

– Не бойся, Петя, я прослежу.

Четыре бабы в гражданских обносках подошли и понурили повинные головы, повязанные платочками, выказывая полную покорность. И жадно смотрели, как лакомятся дети.

– Мы переселяемся на остров, где прежде были власовцы. Что, курвы фашистские, оставить вас тут на голодную смерть?

– Мы теперь смирные, товарищ генерал!.. Простите нас... Мы на всё согласные... Только не бросайте.

– Тогда загружайте всё, что у вас есть, на паром. И чтоб вкалывать мне по полной выкладке, как ломовые лошади!

– Мы ж все в положении. Надорвёмся и скинем ненароком.

– Теперь и рожать будете, как в старые времена – прямо на несжатом поле.

Артемка взял большую упаковку печенья, четыре банки сгущёнки и кинул все под ноги самой писклявой из солдаток.

– Помни мою доброту, дура. Дядь Петь, не обижайся на меня. Это фельдшерица. Она нам ещё сгодится, когда дурь из неё выбьем.

* * *

Малышня и взрослые ужасно вымотались и вымокли, перетаскивая весь домашний скарб на паром. День был жаркий, как будто не в начале, а на макушке лета. Домашний скарб доставили до парома на лосёнке в три ходки. Козочек перенесли бабы. Пугливая скотинка боялась стучать копытами по стальной палубе. Пришлось держать коз на руках. Связанного козла мужики отнесли на носилках, ношу вонючую и беспокойную. Тяжелей всего пришлось тринадцатилетнему Димке. Тот не угомонился, пока не перетаскал все свои ржавые железки, которые называл «струмент».

На большом острове сгоревшая банька уже не дымилась. На том месте вбили в земли четыре железные трубы и обнесли их сеткой – устроили свалку для мусора. У воды вдали от остальных построек безопаснее сжигать мусор. Все продукты снесли в аппаратную, где наши накрыли власовцев.

– Марьяновна, вы будете жить здесь. Вот замок и ключ. Если будете отлучаться, запирайте домик.

– Сделаю, Петя, только деток куда? У меня тут места совсем мало из-за этих электрических гаргарин.

– С детками разберемся.

Маленький генерал попробовал сорвать бело-сине-красный флаг над бывшим штабом власовцев, но не допрыгнул.

– Павло, сорви эту тряпку!

– Ты в уме, Петька? Это ж флаг Росфедерации.

– Это теперь не флаг России, а власовский триколор.

– Я ж военнопленный. Кто знает, как на войне судьба повернётся. Мне с судьбой играть нельзя.

Павло вырвал древко из держака, аккуратно скатал флаг и ухмыльнулся:

– Прикажете зачехлить боевое знамя, ваше превосходительство?

– А пошёл ты! Тогда разбей табличку с натовской символикой в звёздном круге Евросоюза.

– Вот это мы с полным нашим удовольствием.

Павло с одного удара древком снёс натовский знак над входом.

– Тебе бы в городки играть с такими ручищами.

– Хорошая игра была. Кстати, в городки у вас ещё играют?

– Не помню, не видел... Зови Артёмку с лосёнком мешки с парома перетаскивать.

– Да он своего Ваську потерял. Теперь бегает по лесу и кличет его.

– Ладно. И без лося управимся. Пацан Димка поможет. Он уже в силу входит.

* * *

Когда разгрузились на новом острове и, уже без сил, отдыхали на прогретой земле, Димка спросил:

– Дядь Паш, а тебя в немецкой армии готовили на шпиона? Начштаба, который в байдарке утоп, говорил, тебя зовут по-настоящему – Пауль Рихард Фладке.

– Нет, я гражданский железнодорожник. А до того закончил ландвиршафтсшуле – сельхозучилище. Просто я немец по рождению и воспитанию.

– Почему так хорошо говоришь по-русски?

– Так я же из русской немецкой семьи. У нас дома все говорят по-русски и ходят в православную церковь. Кроме нас с матерью. Мы с ней менониты.

– А это кто?

– Вроде русских староверов. Греха сторонятся.

– Мамка русская?

– Нет, немка. Отец тоже немец. И деды, и прадеды тоже.

– Этого мне совсем не понять.

– Вот это уж правда, что вам не понять. Ты слышал о рыцарях-крестоносцах?

– Да, мы ещё смотрели видик и играли на компьютере. Делали латы, шлемы, плели кольчуги и стражались на мечах.

– К чему были призваны крестоносцы?

– Чтоб стражаться на конях.

– Нет, Димон. Их задача была освободить храм Гроба Господня в Иерусалиме и всем языческим странам принести веру в Христа.

– Так там же евреи!

– Когда-то там были только арабы. Крестоносцы взяли Иерусалим, но султан Саладин выбил их.

– А крестоносцы были хорошие?

– Как и все люди, они были и хорошие, и плохие одновременно. В 13 веке они захватили у русских Прибалтику и остались там жить.

– А разве Литва, Латвия и Эстония – русская земля?

– Была русская. Когда-то это были земли Полоцкого княжества и Новгородской республики, и Пскова тоже. Когда в войне со шведами царь Пётр подошел к Прибалтике, немецкие курфюрства-княжества добровольно приняли русское подданство и многое немцы крестились в православие.

– Давно это было?

– Много-много сот лет назад. Теперь ты понял, почему я из православной семьи и хорошо говорю по-русски.

– А почему ты сбежал в Германию?

– Не я, а мой прапрапрадед. И не сбежал он вовсе. Ещё до войны с фашистами всех немцев из Прибалтики просто выгнали в Германию. Мои предки жили в Риге. Теперь понятно?

– Нас этому не учили.

– Заведём школу, научишься. А пока учись труду у дяди Артёма. У тебя золотые руки. У него тоже.

– Я всё запросто смогу сделать, только прикажите. Если что, так Сенька поможет.

Одиннадцатилетний Сенька уже был похож на кряжистого мужичка. Густой пушок на верхней губе обещал стать с годами пышными усами. Подошёл и сказал ломким баском:

– Дядя Петя приказал привести вас на общее собрание.

Павел встал и поднял руки:

– Ну, веди нас, конвоир!

Димка фыркнул:

– А почему мы тебя, малой, должны слушаться?

– Потому что дядя Петя тут самый главный!

– Правда, дядь Паш? – удивленно спросил Димка. – Ты же самый сильный и высокий.

– Правда, Димка. Дядя Петя самый главный, потому что генерал, а мы его солдаты.

– Но ты же немец!

– Русский немец.

* * *

Длинное строение, которое генерал сначала принял за казарму, оказалось складом ГСМ с пустыми бочками и банками от смазки.

– Вот здесь у нас будет церковь. Надо только подремонтировать, подчистить и лавки сколотить.

– Сколотим, дядь Петь, – сказал Артёмка. – Доски под навесом не все сгнили. Ну а пока на бочках посидим.

– Рассаживайтесь побыстрей, а то скоро темнеть начнёт, детей пора спать укладывать.

– Управимся.

Генерал вскарабкался на металлический помост, чтобы всех видеть, детей, женщин, и мужиков.

– Сегодня мы будем спать не в землянках, а домах из настоящего кирпича и с целыми стёклами. Женщины, вы снова станете теми, кем должны быть, – хозяйками в доме. Нас теперь спасёт от вымирания только матка русской бабы да ещё и мастеровитые руки русского мужика.

– А если кто не русский? – задиристо выкрикнула красавица Манька.

– Отныне здесь все русские. У Бога нет убогих, а для каждого есть воздаяние, покаяние и искупление. Для вас начинается новая жизнь. Выпал шанс исправиться. Теперь вы не солдатки, а мамки, беженки из разных мест. У нас образовалась ячейка выживания – православная община.

– А если чьи войска придут? – выкрикнула самая крупная телом из бывших солдаток.

– Никаких войск на европейской территории России нет. Только банды грабителей.

– А у Украины?

– Я имею в виду европейскую территорию всей Великой России, включая Прибалтику и Молдавию. На вашей жизни, полагаю, никаких войск тут не будет. Также долго не будет электричества, водопровода, радио и телевизора, автомобилей, кораблей и самолётов, пока мы сами всё это не построим. Дорогие женщины! Вы действительно теперь самое дорогое, что у нас есть. Мы с вами должны восстановить народонаселение.

– Как?

– Я уже говорил. Рожать как можно больше детей, вот так. У нас тринадцать малышей-дошколят и четыре беременные женщины.

– Пять, – подняла руку, как в школе, Светлана.

– Светочка, о тебе отдельный разговор. Три взрослых женщины возьмут себе троих малышей, а четвёртая – четверых. Кого кому брать, решайте сами.

– Петечка, пусть они возьмут по трое детей, а я одну девочку к себе приголублю.

– А потянешь, Марьяновна?

– Да я ещё бы родила и вынянчала, если б ты знал.

– Рожать есть кому.

Ясноглазая беляночка прильнула к Марьяновне:

– Бабушка, а ты меня любить будешь?

– А как же! Ты ж моя родненькая.

– Вот и поладили. Теперь выбирайте себе строения, разбирайте по домам детей и наводите домашний уют. Война для вас кончилась.

– А мужики?

– Мы пока будем жить в этом складе и перестраивать его под церковь.

– А большие пацаны? – обиженно протянул Димку.

– Вы с мужиками, разумеется, будете работать.

– А большие девчонки? – чуть ли не хором крикнули Светочка и Варька-прибиральщица.

– Вы откомандировываетесь в распоряжение Марьяновны. Будете помогать ей по хозяйству.

6

Новый остров был окружён чистой проточной, а не болотной водой. Каждый день дети ужинали рыбой вьюнами, краснопёрками. Сазанов, толстолобиков и белых амуров солили и сушили на балык на зиму. Ловили рыбу, конечно, мальчишки.

Дома и подвалы были сухие. В начале июня ещё не поздно было сажать картошку. К тем соткам, что засадили власовцы, вскопали втрое больше земли и засадили остатками старой картошки, которую те оставили себе на еду. Артём с Димкой и Сенькой в помощниках распахали сухие полоски на трёх ближних островах под рожь и ячмень. Семена взяли из склада госрезерва. Была там и пшеница на семена, но с ней решили не возиться. Урожайность на кислых почвах у неё совсем не та, что на чернозёмах. Фасоли и гороха посадили немного, ну и квадратных бобов совсем чуть-чуть, деткам зубки поточить.

Бабы народ любопытный только по своей женской части бытования. Откуда мужики берут трактора, моторные лодки, соляру для моторов и керосин на освещение, их не интересовало. Кстати, тайна склада госрезерва на дальнем остове так и умерла вместе в Петром, Павлом и Артёмом. Но запасов хватило лет на десять, учитывая всё прибывающее население их уголка Полесского края по мере спада воды.

Первого урожая картошки хватило до первой зелени следующего года, но ржи и ячменя даже с полосок на трёх островах – только до нового года. Чеснок, лук, свеклу и морковку на грядках не тронули, оставили на семена.

В мрачных домиках военного городка власовцев всё ожило. Там смеялись и плакали дети, голосили младенцы. Все бабы благополучно разродились. Девочка Светочка родила здоровенького мальчишку. Марьяновна у всех рожениц принимала роды. Все четыре бывшие шутцманши-зондерши притихли. Старались казаться расторопными хозяйками, но украдкой из-под платочков, повязанных по-деревенски, бросали ненавистные взгляды на пленивших их мужиков, которые до сих пор на всякий случай ходили с оружием.

Прошлой осенью в стае перелетных крякв распознали двух домашних серых уток с селезнем. Мальчишки их поймали без труда, а диких крякв отловили сетью и самым живодёрским способом – на леску с червяком на рыболовном крючке. Диким кряквам подрезали маховые перья на крыльях, чтобы не улетели. Так на столе у детей уже изредка появлялась яичница. На следующий год утиное кряканье и писк утят можно было услышать в каждом доме, где проживали «мамки» с детьми.

В весеннюю полую воду на каком-то заборе на остров приплыли две овечки. Откуда появился старый баран, никто не заметил. Летошную телочку и низкорослую коровёнку с телёнком выбросило в бурю на берег на половинке разорванного плота. ТелОк обещал стать справным бугайком.

У пацана Димки завелась кузница, когда научились в ямах делать древесный уголь. Лопаты, тяпки даже лёгкие плужки Димка ковал первоклассные. Такой плуг легко тянули пять человек.

За год обносились все, взрослые и малые. Униформу советского образца перешивали и красили в бурый цвет красителями из лишайника, коры дуба, ольхи, крушины, травы серпухи и конского щавеля. Всему этому научила Марьяновна – ходячая энциклопедия по выживанию в экстремальных условиях.

Война затаилась где-то вдалеке. Ракеты больше не тревожили полешуков. Самолёты, может, и летали, но так высоко, что их не было видно и слышно. С западной стороны иногда гремело, как раскаты далёкого грома. Похоже, натюги зачищали Волынь и Западную Белоруссию от остатков населения. Погромыхивало порой и на восточной стороне. Добивали последних недочеловеков на Сумщине и Харьковщине. Но их уголок Полесья оставили в покое. Посчитали, тут население зачистила вода.

Пришлых людей со стороны пока не видели. Всего раз проплыл мимо раздутый труп в оранжевом спасательном жилете, но его не стали догонять на лодке-байдарке, которую смастерил из натовской палатки Димон.

* * *

И вот на второй год, когда уже отсеялись, а прополкой ещё заниматься рано, суровый генерал Петька собрал в воскресенье всех взрослых мамок в почти отстроенной церкви.

Грудничков оставили с Марьяновной в её «больнице», где она лечила хвори целебными травками, которые сама собирала и сушила. Малышню отправили на другой конец острова, чтобы они на мелководье искупались и позагорали под присмотром Светочки, Димона, Сеньки и Варьки.

В почти готовой церкви ещё стоял едкий запах нефтепродуктов от бывшего склада.

– Ну шо, вражина, ты нас и в воскресенье хочешь на работу погнать? Вкалываем на тебя, как наши предки при большевиках в колхозах, – крикнула щербатая Манька, которая после родов раздалась вширь и ещё больше прежнего похорошела. – Зачем нас собрал?

– Не на работу, Маня, а на учёбу.

– Мы и без тебя все бабские науки прошли.

– Откуда на малых детях синяки?

– Носятся как угорелые, вот и синяки.

– Как бы вам не носится как угорелым под плетью, садюги.

– Ой, напугал!.. Все грехи на нас повесил!.. Где гендерное равенство?

– Бабоньки, мне ли вам напоминать, что нет человека без греха... «Се бо в беззакониих зачат есмь, и во гресех роди мя мати моя»... Чего глазки опустили? Думали, война всё спишет? Да, спишет. Забудем и не будем поминать вам прошлого, но при одном условии – будьте настоящими женщинами, матерями, хозяйками, а не сучками приблудными.

– Ты нас не сучи!.. На коленях перед тобой ползать не будем... Ты для нас не генерал.

– Я давно уже не генерал, а простой деревенский поп.

– Наши придут, мы сдадим тебя американцам.

– Прощения и искупления заслужит та из вас, кто родит и воспитает ещё пятеро детей.

– От кого рожать? От святого духа, что ли?

– Отпусти нас на волю, сатрап! – заголосили все.

– Уплывайте хоть на корыте. Только спросите у Павла, что осталось от человечества на нашей земле. Он половину России пешком протопал.

– Мы не верим фашистскому ублюдку! – крикнула Манька.

– А не вы ли фашистские сучарки-овчарки? Не твоя ли прапрабабка, Манька, маршировала по Львову с малиновым знаменем со свастикой и зиговала на портрет Гитлера?

– Да у наших баб хватит сил перебить всех вас, мужиков. А тебя, недомерок Петька, я между ног задушу.

– Манька, будешь говорить, когда дам тебе слово.

– Ух ты, генерал сраный!

– Да не генерал он, а председатель колхоза «Шлях до торбы».

– А теперь замолкли. Если надо, расстреляем всех до единой, – постучал Пётр карандашом по столу. – И не посмотрим, что кормящие.

– Мужики! Вам только с бабами воевать.

Пётр надолго замолк. Бабы поворчали и стихли.

– Успокоились? А то я ещё подожду. Хочу напомнить, что сахар мы выдаём вам для детей, а не для бражки, чтобы вы пьянствовали по ночам.

– А ты с нами пил?

– Фельдшерице мы выдали аптечный дистиллятор не для того, чтобы самогонку гнать.

– Слюнки текут, что тебя не угостили?

– Теперь о самом противном. Сексуальные игры с большими мальчишками – развратные действия в отношении несовершеннолетних. Ещё и дрессируете кобелей для сношений с вами. Хоть бы животных пожалели, они-то ведь безгрешные.

– Нам всем по тридцать лет. Нас девчонками на войну призвали. Хочешь превратить нас в старых коблух или подлизух?

– Мы вам простили предательство, службу в расстрельных командах. Подарили вам новую жизнь, а вы её сами же поганите?

– Ты что, сам господь бог, чтобы нам жизни раздаривать! Мы хотим жить и радоваться жизни, а ты из нас сделал крестьянок и воспитательниц над сопливыми рахитиками.

– Повторяю, пусть каждая испытает своё счастье на вёслах. Держать насильно не будем. Попутного ветра ей в спину!

– Ага, чтобы мы в пути с голоду подохли или утопли. Ты нас в Киев или Гомель отвези на катере.

– Нет больше Киева и Гомеля. Артёмка плавал туда и туда. Одни развалины. Людей нет. Бомбардировки длились тридцать лет без передышки.

– Не тризди!

* * *

Пётр побледнел, как перед смертью.

– Разговор не получился, а жаль. Придётся приступить к перевоспитанию. Павел!

– Да, Петька.

– Выводи женскую команду на воспитательную экзекуцию.

Гигант Павел щёлкнул кнутом по полу, как из пистолета выстрелил.

– Бабы! Руки за голову и выходи по одному.

– Ты ж менонит, морда твоя фашистская! Вам запрещено убивать и бить людей.

– Зверей и тварей можно, я это уже сам усвоил на опыте.

– Кормящих бить нельзя. Молоко пропадёт.

– Козье молоко дети пьют с года, а все ваши уже годовалые, – не по-доброму оскалился Артёмка. – Выживут и без позорных матёрок, убийц и развратниц.

* * *

На дворе ещё вчера мужики водрузили на круглом помосте столб с тележным колесом наверху.

– Карусельку детям соорудили!.. Не мужики, а няньки... Юбки наденьте!

– Нет, это вы юбки снимите, – сказал Артёмка, обычно добряк – ешьте меня мухи с комарами, но сегодня его аж трясло от злобы. – И всё остальное скидайте, а то насильно разденем. Это не карусель, а дыба на лобном месте. Живо раздевайтесь, суки, догола!

Связанные руки баб петлями прикрутили к колесу, а ноги к помосту. Манька укусила Павла и вырвалась, но он догнал.

– Не убежишь от меня, галицайская кровопийца. Я одну такую уже придушил. Протягивай руки, чтобы я связал.

– Повесить нас хотите?

– Есть будет за что, так и повесим, а пока считайте вашу житуху поганую за отсрочку смертного приговора... Артёмка, готов?

– Готов, дядь Паш!

– Тогда поехали!

Артём вертел круглый помост, как детскую карусель. Проворачивалось и колесо на столбе вместе с распяленными бабами. Пётр с Павлом хлестали бичами их жирные спины. Бабёнки оказались идейно стойкими:

– Да здравствует женский батальон смерти имени Марии Бочкарёвой!

– Вечная слава великомученику генералу Власову!

– Славься император наш Иммануил Первый!

– Русскому скоту – плеть, кладь и комбикорм!

После десятого удара они обмякли и замолчали. Заговорили мужики.

– Вот тебе гендерное равноправенство.

– Это тебе за няшный салон автомобиля в велюре.

– А это за кресла в том же салоне в кожаном исполнении с сексуальной подсветкой.

– Вот тебе ночной клуб для голубых и розовых.

– Вот тебе кавказские мальчики по вызову.

– Это тебе кружевные трусики из ЛондОна и ПОрижу.

– А это за талоны на сексобслуживание натюг.

На третьем круге власовские героини скисли, обмякли и завизжали, как свиньи. Полосовали вопящих власовок вдоль и поперёк, пока те не потеряли сознание. Потом их на простынках отнесли в «больницу».

– Марьяновна, через неделю поставь их на ноги. Прополка как раз подойдёт.

– Это блядво удавить мало было, Петя. Моих деток чудь не уморили.

– Удивляюсь тебе. Ты же сама мать, Марьяновна, как ты можешь говорить такое! Мы их перевоспитаем.

– Это не матери, а сучки перебеглые. Не перевоспитаешь, Петя. Горбатого только могила исправит.

– Кто знает, может, эти самые распоследние из последних баб на русской земле остались? Их доля – народить будущий народ. Бабе только дай нормальную жизнь без потреблядства, она на подвиг материнства сподвигнется.

– Из говна, Петя, народ не слепишь. Говняный от них род пойдёт.

– Бог Саваоф из персти земной слепил Адама, попросту из того же говна. Другого материала у нас не будет. Эти убийцы, пьяницы, блудницы смогут родить нормальных детей, если Он благословит.

7

Через неделю мужики окончательно переоборудовали длинный склад из красного кирпича с контрфорсами вдоль стен в церковь. Водрузили деревянный крест над входом. Внутри стояли лавки, как у протестантов, хотя соорудили, как смогли, даже иконостас без икон, царские врата, солею с амвоном. Свечей, конечно, не было.

– Кирха какая-то получилась, а не православная церква, – сказал Павел.

– Или баптистский молельный дом, – добавил яду и Артёмка.

– Не придирайтесь. Настоящий храм – место нисхождения Святого Духа. Люди давно забыли, когда он в последний раз к ним нисходил. Наверное, при святых апостолах. А с тех пор любая церковь –просто молельный дом.

– И ламаистский дацан?

– К ним нисходят демоны, я о христианских церквах говорю.

* * *

Выпоротые бабы с зажившими шрамами на спинах не проявляли признаков былого лихачества и блатняцкой задиристости, а сидели смирно, как мышки под метлой, с затуманенным взором. Но это было смирение перед законом уголовника с ножом в кармане, готового в любой момент пырнуть просто так из дурного расположения своего гаденького духа. Глаза их ещё выдавали признаки психической травмы после унижения и боли. Одни смотрели, будто в пустоту, другие блуждали невидящим взором по сторонам, словно никого и нечего не узнавая вокруг.

– Братья и сестры, хотели мы того или нет, а создали-таки общину выживания. С Божьей помощью построили церковь. Отслужили первую заутреню и причастились даров Господних. К нам вернулись наши болезные духом заблудшие овцы, все четыре. Поздравим их с духовным выздоровлением. Да пребудет над ними Благодать Господня! Аминь.

Батюшка Пётр стоял на амвоне в крашеном чёрном подряснике из мешковины и чёрном же колпачке. Иконостас пока был безликими, но уже теплились лампадки по углам. А сосновая живица в кадиле наполняла воздух в церкви почти что духом ладана.

– Мы благополучно перезимовали, слава Богу! Все детки живы и здоровы. В этом году распахали в два раза больше целины под зернобобовые культуры и картофель. Не голодаем, хотя и не едим от пуза. Ходим пока в обносках. Плетём лапти, как научила бабушка Марьяновна. Как будет вдосталь овечек, всех оденем в полушубки, валенки и бурки. Замочили коноплю, учимся её трепать, чтобы из пакли вычесать кудель. Зимними вечерами вы, бабы, будете прясть нить на веретене, чтобы к весне ткать посконь на рубахи и юбки. А там до льна дойдём, если ленок отыщется на других островах.

– Если прежде того не придут немцы. Тогда я тебя саморучно повешу, – не сдавалась одна из всех только упрямая Манька.

– Насчёт войны сведений не имею, но на всякий случай предупреждаю, кто бы ни пришёл на нашу землю, отвечайте, что вы мирные полешуки и ничего о войне не знаете, а живёте в глуши на болотах. И навсегда забудьте про быдловато-хамоватых хохлов, поляковато-подляковатых бульбашей и пьяниц-бездельников русаков. Мы теперь единый народ.

– Какой?

– Наши потомки придумают название. У нас всего мало, во всём нехватка, но есть бесценное сокровище – наша бабушка Марьяновна. Она ещё помнит, как устроены кросны, как вымачивать и трепать коноплю. Конопли по островам – целые заросли.

– Курить дурь предлагаешь?

– За курение дури каждая из вас уже знает, что от меня получит, как получили за самогонку и бражку... Нам нужны рядно для мешков или посконь для одежды. До начала урожайной страды мы должны заготовить достаточно конопли. Артём с мальчишками изготовит прялки и кросны. Повторяю, зимой женщины будут прясть и ткать.

– При лучине по старинке?

– Мимо цели, Маня... Керосиновые лампы есть в каждом доме. Ветряк даёт электричество только для радиоаппаратуры, пока бесполезной. Но для школы на освещение классов его мощности хватит. Человек промыслом Божьим стал венцом творения Господа только потому, что люди непрерывно учились. Добывать огонь, делать пращи и луки, строили дома и плавили металл. И у нас учиться будут не только дети, но взрослые, чтобы мы не озверели и не оскотинились. Наши болезные пока духом сёстры вообще бесценное сокровище. У нас есть химичка, учительница русского языка и литературы, фельдшерица, акушерка Марьяновна и зоотехник Маня.

– Марыля!

– Неважно, пусть Марыля. И мужчины у нас хоть куда! Пацан Димон – слесарь и кузнец. Артём – инженер от бога. Павел – дипломированный агроном. Есть у нас и настоящий поп.

– Кто?

– Тот, кто стоит перед вами.

– Ты такой же поп, как и генерал! – не унималась Манька. – Самозванец.

– Я закончил перед войной православную семинарию и был до призыва на фронт рукоположен в сан.

– Холостых попов не бывает!

– Я был женат, у меня росли дети.

– И где они?

– Об этом я никогда уже не узнаю, время такое... Главная ценность – наши дети, а главное наше сокровище – матка русской женщины. Норма деторождения в далёком прошлом была высокая – 12-15 на одну мать. Создатель завещал: «Плодитесь и размножайтесь». По моей суровой воле, хотите вы того или нет, жить вы будете теперь не в блуде, а законными семьями в своих домах, собираясь по воскресеньям для общей молитвы в эту церковь.