Текст книги "Война Войной, А Деткам - Кашу (СИ)"

Автор книги: Сергей Шведов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

– У нас нет стиральных порошков. На белье остались менструальные пятна.

– Какая менструация, вы же все беременные на сносях? Вам всем скоро рожать.

– Старые пятна.

– Ладно, идите в расположение вашей части, только не строем, а вразброд, мойтесь и переодевайтесь там в гражданскую одежду.

– А у кого нет гражданки?

– Хоть мешок вместо юбки напяльте, но чтобы телеобъективы на вражеских спутниках фиксировали только мирное население на острове. Разойдись!

Бабы побрели к деревянной землянке.

– Кто у вас командир отделения? – остановил их генерал.

– Манька, старший унтер-офицер. Которой ты зубы вышиб.

– Старший унтер-офицер Манька!

– Марыля, – прошепелявила красотка сквозь выбитые зубы.

– Ваше оружие у мальчика забрать, сложить в ящики и запереть в оружейке! – приказал генерал. – На всё даю пятнадцать минут! Приду и проверю.

– Зря ты их с оружием отпустил, Петька. Бабы народ опасный, что тот шакалюга, о котором ты рассказывал. Исподтишка глотку перегрызут.

– За что ты их так безжалостно костеришь?

– А ты за что с ними цацкаешься?

– Они рожают детей, вот за это.

– Если бы не мужики, такие курвы век бы не рожали, а жили бы лесбухами. Мужик в доме для них – генератор мусора. У двух лесбух в доме всегда образцовая чистота. Или бы за геев замуж выходили. Те тоже чистюли. В очко бы их пёрли. Только не у каждого пидараса на бабу поднимется.

– Ладно тебе злиться на этих дур, Павло. Они просто тупые.

– Злые.

– На войне все злые.

– Я одну такую удавил в Тамбове. И этих бы не пожалел. Жопы отъели, а у деток рёбра, как стиральная доска.

– Всё. Пошли к плоту Артёмку искать.

* * *

Детская землянка ещё не просохла после взрыва в протоке. Худые ребятишки шлёпали босиком по грязи, а некоторые лепили из болотного ила замки со стенами и башенками.

– Бабка, почему они у тебя такие худые? – спросил генерал Петька.

– Марьяновна я по батюшке, ещё не бабка. А может, и бабка, если детки мои в Калинковичах ещё живы. Худые потому, что капитан Кабанюк их на довольствие не ставит. В первую очередь паёк для военнослужащих девок и чуток для меня, вольнонаёмной.

– А почему такие обношенные и грязные?

– Не успеваю я, сынки, их доглядать. Я же вольнонаёмная, в первую очередь обстирываю баб-солдаток и двух мужиков-офицеров. А Светочка-девочка одна с малышнёй не управится

– Сколько всего деток?

– Шашнадцать, но трое уже на подросте, а Светка с Димой вообще почти взрослые.

– Марьяновна, у тебя вода в казане кипит для стирки?

– Нет, сынки, хочу деткам снытки с крапивой и щавельком наварить.

– Снытки с крапивой, говоришь? Ну и вари, а мы сейчас вернёмся. За мной, Павло.

– Ты куда? Нам же Артёмку отыскать надо.

– Потом. Сначала детей накормим.

* * *

Павел с Петром вошли в землянку-казарму для личного состава.

– Стучаться надо, тут женщины! – ойкнула самая писклявая, прикрываясь застиранной до серости штопаной простынёй.

– Почему не выполнили мой приказ, не переоделись в гражданку?

– Так не успели ещё, начальничек! Переодеваемся.

– Дайте мне мешок... Я сказал – большой мешок. Павло, успокой их, пока я делом заниматься буду. Только без синяков и фонарей под глазами, ладно?.. Ага, вот у них наша рыба с плота. Вот мой вещмешок. Спиртягу, конечно, Кабанюку отдали, а то и себе припрятали.

– Нет, вот ещё осталось, – протянула ему пискля фляжку в чехле.

– Где мои сухари и гречка?

Обозлённые бабы на его вопрос только презрительно отвернулись.

– Ладно, суки, найду.

Генерал Петька выгребал из шкафов и тумбочек всё подряд –упаковки галет, сухарей, сахара, конфет, сгущёнки, манной крупы и риса, а Павел тем временем одну за другой укладывал скалящихся, царапающихся фурий разбитыми мордами на пол.

– Наше не бери! Что мы жрать-то будем?

– Снытку будете варить с щавельком и крапивкой, как Марьяновна деткам варит.

– Петька, гля-ка! – присвистнул Павел. – Они и моего сома оприходовали – на балык сушить повесили под потолок.

– А ну, сучары, ещё один мешок мне! И почему у вас полевая кухня в землянке стоит?

– Для отопления зимой.

Павел приподнял крышку котла.

– Запах духовитый... Что в котле?

– Гречка с тушёнкой.

Генерал откинул брезентовый полог кладовки.

– А это кто за занавеской прячется?

– Мы тут прибираемся у тётенек каждый день, – поднялись с пола девочка и мальчик лет девяти-десяти.

– Молодцы, – чисто прибираете! А стирает на них Марьяновна?

– Марьяновна.

– А вы убираете за тётеньками, хорошо... Сухо тут, уютненько даже... Тебя, мальчик, как зовут?

– Тишка.

– Тихон, ты знаешь кто я?

– Слышал уже – генерал.

– Тогда выполняй мой приказ. Бери с собой свою подружку-прибиральщицу...

– Варька её зовут.

– Скажите Марьяновне, чтобы немедленно перевела сюда всех детей до единого. Теперь они тут будут жить.

– А нас куда? – презрительно скривилась щербатая красотка.

– Вам в детской землянке на низком берегу самое место.

– Там сыро и грязно. Яма под дырявой крышей.

– Для таких жаб самое место.

– Ты здесь не командуй! У нас свой командир есть – Манька.

– Собирайте ваши бэхи, шмотки и монатки, как вы их называете по-блатяцки. Матрасы, одеяла, простыни и подушки оставить. Ну, живее! А то мы с Павлом всё ваше бабское богатство наружу выкинем. Где замок от оружейки?.. Ох, ты же глянь! Даже снайперская винтовка.. Запираю оружие, продукты и вашу военную форму в оружейную комнату. Ключ отдам Марьяновне. Она у нас пока завхоз. А вы теперь просто гражданские бабёнки.

– Марш в яму, жабы! – шумнул на них Павло.

Четыре бабы в платках и заношенных тряпках засеменили вниз по склону к детской землянке с узлами за спиной, как настоящие беженки. А навстречу им Марьяновна вела ребятню.

* * *

– Марьяновна, в этих завязанных мешках еда только для детей. Проследите, чтобы никто из взрослых бабищ и кусочка не взял. Вас я моим приказом назначаю воспитателем.

– Баб же тоже кормить надо.

– Павло им мешок перловки отнесёт. Пусть посидят на диете.

– А они меня не побьют?

Павел как взбеленился:

– Я их сам побью. Ты больше не обстирываешь и не обшиваешь этих стервей, а следишь только за детьми. Ясно? Так тебе генерал приказал.

– Ой, сынки, боюсь. Бабы эти лютые.

– А как вы сами попали сюда, Марьяновна? – спросил Пётр.

– Так с этими же детками на поломатом напополам пароме сюда нас прибило. Капитан меня на службу принял.

– А в Калинковичах кем работали?

– Акушеркой в роддоме.

– Да вам же цены нет! Кобылам толстозадым скоро рожать. Из деток многие умерли?

– Слава богу, все живы и здоровы.

– Спасибо вам!

– Спасибо тебе, сынок! Только, сдаётся мне, ты никак не тянешь на настоящего генерала.

– А что не так?

– Худющий и росточка малого. Придушат тебя бабы, если гурьбой навалятся.

– Фельдмаршал Суворов точной такой комплекции был.

* * *

– Петька, что мы с бабами да детьми возимся! Артёмку надо искать.

Не успел он договорить, как что-то грохнуло на уже на самОм острове.

– Ракетная атака! – крикнул генерал, когда они с Павлом выбежали на самую верхушку острова. – Убитые? Раненые?

– Не-е, – ответил перепуганный мальчик Димка, – это Кабанюк своё гнилое нутро по потолку размазал.

В «штабном» бункере от взрыва стальная дверь сорвалась с петель и едва не убила обоих охранников, мальчишку и девчонку Светку. Поднялся бабий вой – весь гарем в крестьянских платках заголосил по отцу своих ещё не рождённых детей. Черноокая красавица с двумя выбитыми зубами заглянула в бункер и отпрянула, давясь рвотой.

Когда отблевалась, прорычала Петру, как простуженная волчица:

– Тебе конец! У него батя – генерал в генштабе.

– Московские паркетные генералы уже давно во Флориде и Калифорнии геморрой свой греют.

– А дед Кабанюка до маршала выслужился.

– Их много таких, какие выслуживаются продажей родины.

– А если что, так я тебе сама глотку перережу. Бойся меня, так и знай. Как волчица тебя буду скрадывать всю жизнь, пока не прикончу.

– Тётка Манька, да заткнись ты! Теперь тебя никто не боится.

– Светочка, не трогай её. Она в состоянии аффекта. Ты и Димка, идите помогать бабушке Марьяновне. Там вы сегодня вкусно покушаете с детками. Моя гречневая каша с тушёнкой... Э, Димон, пистолет-то верни... Айда, Павло, теперь за Артёмкой! Тут всё спокойно.

– А тебя, Павло, как натовского немца, командир Кабанюк обещал сдать бундесверовским органам, как только наши придут, – крикнула им вслед унтер-офицерша Манька. – Я сама тебя выдам. Бойся меня!

– А кто у вас – ваши? – криво усмехнулся Пётр.

– Не твоё дело. Помни, ты – покойник! И ты покойник!

Генерал рявкнул на баб:

– Отставить вой! Всем взять шанцевый инструмент и забросать грязью дот.

– Чего-о-о?

– Лопаты в руки! Это теперь могильник, а не штаб.

– А продукты откуда будем брать?

– У вас будет мешок перловки. Щавеля и крапивы сами соберёте.

– Сам жри эту дратву!

Павло грозно выступил вперёд и прорычал:

– Берите лопаты, коровы, и возводите мавзолей вашему бугаю.

* * *

– Кто бы мог подумать, что Кабанюк – психокинестетик! А ведь не раз медкомиссию в армии проходил.

– Попроще можно выражаться, ваше превосходительство господин генерал?

– Есть некоторая категория психически неуравновешенных людей, ну, зэковские паханы, полевые командиры, картёжники и даже политики, которые губят себя, если проиграют или опозорятся на людях.

– Как губят?

– Могут с досады и бессильной злобы башку о стенку разбить. А этот надумал подорвать ящик с гранатами в надежде, что сдетонируют остальные боеприпасы на складе, и нас ещё посечёт.

– Ладно, пусть хахальницы по нём рыдают, а нам Артёмка нужен позарез живой и здоровый. Пошли к плоту. Оттуда поиски начнём. И на кой мы возились с этими дурами, такие же придурки! Заперли бы их вместе Кабанюком. Он бы их тоже с собой забрал в преисподнюю.

– Но-но, не бери греха на душу даже помышлением своим.

* * *

– Ты глянь, Павло, твой плот не рассыпался.

– Так я его саморучно вязал. Давай столкнём на воду жердями. Это лёгко! Он подсох за полдня на солнышке. Ходчее на воде будет.

– Заряд ракеты взорвался ровно посередине протоки вон там. По натёкам донного ила на берегах видно. Куда же взрывная волна выкинула Артёмку?

Битый час они обшаривали берег, где их накрывала волна после разрыва.

– А если Артёмку перекинуло на ту сторону протоки?

– Так тростник же показал бы, заметили бы по смятому следу от падения тела.

– Может, волки задрали, когда был без сознания?

– Волки в воду не сунутся без надобности, а тут кругом вода.

– Тшш!

– Ты что услышал?

– Молчи и вслушивайся! – прошептал Павло.

Где-то неподалёку словно бы грудной ребёнок пузыри губами пускал и пытался бормотать.

– Васька будто бы ворчухается.

– Какой ещё Васька?

– Артёмкин лосёнок. Он за ним повсюду таскается... Вась-Вась, иди сюда!

В ответ губной лепет стал громче и даже прорезался резкий жалобный всхлип, похожий на плач грудника.

– Вася-Вася... Кось-кось, выходи!

Зашлёпали шаги по воде и над тростником поднялась голова лосёнка. На рогах два отростка.

– Петька, у тебя чёрные сухари в кармане остались? Достань один.

Пётр поискал по карманам лосиное лакомство.

– Кось-кось, на-ка угостись!

Лосёнок подвижными губами потянулся к сухарю, но вдруг взбрыкнул и поскакал назад.

– Это он к Артёмке нас выводит. Давай за ним.

В воде полоскала ветви плакучая ива.

– Ну, вот тебе и картинка-загадка для дошкольника – отыщи охотника на дереве.

Лосёнок губами отобрал заслуженный сухарь.

Пётр зашипел:

– Мне этот лосяра чуть пальцы не вывернул вместе с сухарём.

– Значит, мы на месте. Осматривай внимательней местность.

– А чего там высматривать? Вон он на стволе плашмя лежит, а рыжая голова в развилке ствола застряла... Артёмка, живой?

Пётр прикоснулся двумя пальцами к сонной артерии.

– Живой!

– Да не дёргай ты его, башку оторвёшь. Тут думать надо.

– А что там думать! На раз-два-три ногами и руками разводим стволы развилки. Ты, Артёмка, нас слышишь?

В ответ еле слышный стон.

– Он в сознании. Ну-ка, раз-два-три!

Артёмка вывалился из ловушки, сел на землю и с гортанным мычанием пытался открыть рот.

– Это у него за полдня от сжатия мышцы свело. Я неделю под завалом пролежал, знаю это состояние. Его сейчас нужно всего промять с ног до головы и спирта в него влить, но только чтобы не задохнулся на выдохе.

– А спирт откуда возьмешь?

– Захватил у баб флягу.

Когда Артёмка пришёл в себя, первым делом спросил:

– Где мой Васька?

– Жив-здоров и тебе кланяется. Вон рядом стоит! А-а-а, ты же шеей не ворочаешь На ноги подняться можешь? Не торопись только, чтобы мышцы спазмами не свело. Это больно, сам знаю.

– Вась-Вась, подойди... – поманил Павло.

Лосёнка заставили опуститься на колени. Артёмка обнял его за шею. Поднявшийся лосёнок поставил на ноги и Артёмку. Пётр и Павел подхватили его под руки с двух сторон.

– Переломов нет, ходить будешь.

– Башку будто бы как клещами сжимает, – просипел Артёмка. – И шею не повернуть.

– Пройдёт ещё до операции.

– А что за операция?

– Высадка и разведка на большом острове.

– Там фашисты.

– Кинушки про войнушку насмотрелся?

– Эмблемы у них фашистские.

– Ты там был?

– Проплывал. В оптический прицел разглядел.

– С фашистами разберёмся. У нас дела поважнее. Нам нужно на следующий остров до темноты добраться.

– Там пусто и обрывисто. Пристать негде.

– Как раз то, что надо.

– Ваську моего с собой на плот обязательно возьмём.

– Лося твоего? Лишняя тяжесть. Да и демаскирует.

– У них сухая часть острова голая и пристреленная. Лучше с болотистого боку заходить. Васька как раз-то нам броды укажет.

– Это лось-то? Да лось любую топь пройдёт и глыбь переплывёт.

– Не, Васька у меня наученный броды искать. Смышлёный зверюга.

– Как бы через год нас твой зверь на рога не поднял подчас гона.

– Не боись, он ещё маленький, да и ручной к тому же.

– Можно мне с вами на плоту, дяденьки? – подскочил к ним Димка.

– Димон, останешься с детьми. Головой за них отвечаешь. Сам же ещё мальчишка.

– Что вы меня с детьми ровняете! Пока нашу школу не разбомбили, я почти что шесть классов закончил.

– Вот и оставайся на хозяйстве. Хозяйство без мужика – бардак со свистопляской с такими осатанелыми бабами. Ты теперь комендант острова, пока нас не будет.

– А мне дозволите на Светке жениться?

– Если она не против.

– Она хоть сейчас готова.

– Дозволь ей сначала родить, а потом я вас обвенчаю.

– А ты разве поп?

– Поп.

– Ты ж, дядь Петь, на войне генералом стал. Ты теперь бывший поп.

– Бывших попов не бывает, если он не распоп. Обвенчаю обязательно.

4

Лосёнок действительно знал своё дело. Шёл впереди плота по мелководью, где шесты легко доставали дна. Иногда баловался. В полдень стало жарко, и он уходил в воду на глубоком месте, только ноздри торчали.

– Васька не балуй! – злился на него Артёмка.

Лосёнок ещё минут пять нежился в водной прохладе, потом послушно выкарабкивался на мелкое место и шлёпал по колено в воде к острову.

– За что ты, Петька, такой молодой, получил генерала? – спросил Павло.

– Маршал Шебаршин представил к внеочередному званию. Когда наши брали устье Дуная с двух берегов, я обеспечил полную блокаду эфира «белым шумом», ложными целями и перехватом управления любых летательных аппаратов. У меня суперкомпьютер был. Ни одна ракета, ни одна бомба с лазерным наведением не упала в зоне наступления.

– А где сейчас маршал?

– Да свои же шлёпнули на месте. За измену родине. Это я точно знаю, потому что тогда ещё была связь с большой землёй. По всем частям и кораблям тогда разослали сообщение про путч русских полководцев против правительства инородцев.

– А кто такие инородцы?

– Люди, которые притворяются русскими, а сами всей душой за бугром и за лужей. И дети у них там, и капиталы, и недвижимость. Инородцы и есть.

– А я думал, вы с евреями боролись, как Гитлер.

– Израильтяне парни что надо. И воюют достойно, и дела ведут честно. Не предадут, не продадут. Я от евреев пакостей не знал. А вот их полукровки, особенно помесь с монголами, кавказерами, неграми и даже с японцами, это совсем не евреи, а что-то с чем-то.

– Ну и чем закончился путч маршалов?

– Закончился тем, что у меня навсегда пропала спецсвязь. По тырнету узнал, что русская армия ушла за Урал и Волгу, чтобы стать заградительным щитом между Китаем и Евросоюзом. Примерно пять лет назад.

– Теперь мне всё понятно. А то мы, Петька, как раз в то время проснулись в лагере под Моршанском без единого охранника. Ни офицеров, ни рядовых вохров. Жрать нечего, отопления нет. Латиносы и негры, военспецы и советники, особенно мёрзли.

– И куда вас?

– А никуда. Все разбежались побираться Христа ради по деревням или мародёрствовать. Тогда же пошло сплошное молотилово ракетами с неба. Натюги били всех без разбора, даже своих прислужников. Я пошёл пешком лесами и полями на запад. Молотили ведь по населенным пунктам. Думал к партизанам прибиться – ни одного не встретил.

– У поколения эпохи развлечений партизан не бывает, Павло. Подпольщиков тоже. Хорошо партизанить, если в тыл врага заброшен вышколенный личный состав, есть надёжная радиосвязь с центром. Раз в неделю Москва сбрасывают отрядам оружие, боеприпасы и мешки с мукой и сахаром. А раз месяц прилетают народные и заслуженные артисты с концертом.

– Неужто такое бывало?

– Во Вторую мировую в лесах на оккупированной врагом территории – как бог свят! Тогда и простые люди поднимались, подполье росло, Родина была. А нынешние патриоты сразу сдаются.

– Некому сдаваться, Петя, – нога европейского солдата на вашу землю не ступала.

– А негры и латиносы в твоём лагере?

– Так то советники при карательных батальонах. Ваши добробаты воевали с мирным населением.

– Чего ты городишь, Павло! За что воевали?

– За право получить побольше ништяков, как им наши натюги обещали. На вашей земле были только натовские дальнобойщики и железнодорожные машинисты. Да охрана железных дорог и охрана автоколонн. А настоящих европейских войск на территории России не было.

– А кто ж нас захватил?

– Только не мы, немцы. Мы награбленное вывозили.

– А что именно?

– Чем загрузят, то и вывезем. В основном цветные металлы и ценную химию. Цистерны с аммиаком, например. Последний цветмет вывозили на тепловозах и даже паровозах, когда контактные линии для электровозов срезали.

– Кто вам дозволял? Армия ведь ещё была у русских.

– Армейские защищали только города, ВИП-городки и охраняемые коттеджные посёлки. За них у армейцев с власовцами бывали стычки. Сам видел. Но воевать они не воевали. Охраняли богатеньких.

– Представляю, что в стране творилось!

– В общем мародёрство шло по старинной европейской заведёнке. Добробат власовцев или казаков захватывал металлургический комбинат, химкобинат, или завод по обогащение урана. Тут же для нас прокладывали железнодорожный спецмаршрут, пока всё не выгребут подчистую.

– А скот, хлеб?

– Говядина у вас низкосортная, зерно не выше второго класса. На сельхозпродукцию наши мародёры не заморачивались.

– Но ты-то сдался ещё действующей российской власти.

– Казацкий добробат «Степан Разин» устроил по Тамбовщине настоящее всесожжение, если выражаться твоим церковным языком. Грабили, жгли, расстреливали и даже не хоронили. Там-то я и удавил Соньку-пулемётчицу, сбежал и сдался охране какого-то ВИП-городка. Оттуда меня в лагерь с обычными зэками. Посидел там три годика, пока всю российскую армию не перебросили за Урал, чтобы она стояла щитом между Европой и Китаем, как ты сказал.

– Докуда власть российская была?

– Покуда все ВИПы не слиняли после твоего путча маршалов. Пять лет назад всё было кончено. Наши натюги сняли все сливки с вашей земли, обобрали подчистую, что плохо и удобно для транспортировки лежало. И занялись глажкой и утюжкой территории ракетами. Так я всё это понимаю. Откуда пуляли – не знаю.

– Со всех сторон, Павло. Турция по всему Кавказу лупила, не разбирая своих и чужых. От финнов летели чемоданы до северного Урала. Ну а братья-славяне и единоверные румыны кошмарили Молдавию и Причерноморье с Крымом. Поляки добросовестно обработали бывшую Белоруссию и Прибалтику. Шавки-лимитрофы своё отработали, русского медведя обкусали, оборвали и облаяли. Теперь они хозяевам не нужны, нужны безлюдные территории. Гробят всех подряд. Зачистка под ноль. Ты, когда сюда из лагеря пробирался, разрушения видел?

– Пешодралом протопал от Моршанска до Брянска. Одни развалины. Мостов нет. Электричества нет, воды нет, людей нет.

– А деревни?

– А что деревни! Я и деревни обходил. Любой клочок земли держит своя банда. Весь урожай выгребут, даже не семена не оставят. Только на Полесье бандюганов нет, потому что взять нечего.

– Ты же мог дальше через Польшу на родину пробираться.

– Побоялся.

– Кого?

– А вдруг у нас то же самое начнётся! Полстраны – цветные, да ещё и мусульмане. Без ножа правоверный на улицу не выйдёт... Вон смотри, на берёзе торчит подарочек с нашей стороны. К ней мы плот и причалим.

Плот привязали надёжно к двум корявым березам, торчавшим из воды. Артёмка силился выдрать из дерева осколок.

– Ты ж сильней, дядь Паш, вырви его. Что там написано?

– «1959». Боеголовка более чем столетней давности.

– Видать, им ещё много чего утилизировать на нашу голову осталось.

* * *

Долго шлёпали по болотистой части острова, пока не вышли на высокое сухое место с превосходным сосняком.

– А лосёнок твой где, Артёмка?

– Да тут он, дядь Паш. Совсем недалеко его колокольчик брякал.

– Ты колокольчик-то подвяжи. А то мы уже недалеко от натюг.

Артёмка залился залихватски соловьиным свистом с перещёлкиванием. Пётр почувствовал за спиной горячее дыхание и вздрогнул от неожиданности, когда повернулся и увидел торчавшую из кустов лосиную морду, рога с двумя отростками.

– Так тихо, ну, просто леший!

– То что надо нам в лесу, – усмехнулся Артёмка. – Кося, косенька... Кось-кось! Держи сухарик.

– Детям бы сохранил.

– Он тоже ещё почти что ребёнок.

– Пусти его перед нами. Пусть отвлекает наблюдателей. Кстати, ты три года сортиры чистил в Англии, говорят?

– В Ирландии, дядь Петь.

– Как военнопленный?

– Русская армия не воевала, по казармам отсиживались. Строго держала нейтралитет, как дяденьки из ООН велели. Когда она совсем испарилась, в наш военный городок при рембате вошли каратели из добробата «Кастусь Калиновский». Натюгам потребовалась бесплатная рабочая сила. Каратели нас продавали оптом хедхантерам-нанимателям – и айда в прицепных автофурах, в каких скот перевозят, до самого туннеля под Ла-Маншем. Вкалывали за супчик из растворимого кубика, лапшу мгновенного приготовления для беженцев из Африки и подкрашенную химией газировку, хоть и обещали платить. Но от ирландских рыжих бобиков дождёшься.

– А что делать заставляли?

– Прибирал в солдатской столовке.

– Как же ты вернулся?

– Очень даже просто и комфортно. Ирики подняли бучу против беженцев из Африки и всех прочих загорелых. Погрузили гастарбайтеров на сухогруз и отправили всех в Латвию. Ну, я к чёрным в компанию затесался и доплыл до самой Риги. Оттуда пеши до Брянска, потом дотопал сюда. По болотам реже пуляют, чем по суху.

– Если что, переговоришь с натюгами по-английски.

– Да не было, Петька, на вашей земле никаких европейцев! – взорвался, как паровой котёл, Павел. – Ваши добробаты между собой дрались за наживу. Говорю, а вам хоть кол на голове теши.

– Посмотрим, убедимся, тогда и поверим.

* * *

– Дядь Петь, смотри, филин! Или сова... Глаза в дупле блеснули...

– Не шевелись, Артёмка, и покажи мне одними зрачками, где именно.

– Вон там!

– Действительно «сова». Заметил проводок, перекинутый на соседнее дерево? Это её антенна. Теперь мы знаем, в какой стороне искать натюг. Спрячьтесь оба за кустами и не выглядывайте. Я сейчас.

Пётр в обход пополз к дуплистому вязу, где промелькнул совиный взгляд. Забрался на дерево и что-то намудрил со спрятанным в дупле оптическим устройством. Вернулся назад он уже в полный рост.

– Я «посадил» аккумулятор. Такое могло случиться и после дождя. В центре наблюдение не станут волноваться, а просто пришлют настройщика, если им надо. Обычно «сову» ставят за двести метров от лагеря. Нам теперь прямо на север. Ветер в лицо. Собаки не скоро учуют.

* * *

За лесом открылось какое-то хозяйство из шести кирпичных домиков и длинного склада с подпирающими стены контрфорсами. Надо всеми строениями бесшумно шелестел лопастями киловаттный ветряк.

– Флаг вроде российский. Может, лесничество?

– Петя, на вывеске над входом вон в тот домик звёздный круг Евросоюза с розой ветров НАТО внутри. Это не лесничёвка, а комендатура. Они там.

Собаки учуяли, но не их. Две чёрных немецких овчарки сорвались со двора и помчались в лес. Очевидно, унюхали лосёнка. Генерал бесшумно убрал обеих из снайперской винтовки, найденной в оружейке у баб-солдаток

– Непорядок. У натюг служебные собаки вышколены. На зверя не кинутся. Или там никого нет, или что-то у немчуры не так..

– Ему про Фому, а он про Ерёму. Не было у вас немецких солдат. Только военные советники. Это или литовцы из «Жальгириса», или белорусская «Армия крэсова», или бандеровцы.

Колючей проволоки вокруг военного расположения не было. Пулемётных гнёзд за горой мешков с песком тоже. Странно. Бойцы НАТО в любой стране даже тележного скрипа пугаются, возводят целые крепости на месте дислокации, откуда и нос боятся высунуть.

– Павел, я иду с Артёмкой в лесничёвку, а ты загляни в длинный сарай и пройдись по служебным постройкам. Но осторожно, без пальбы.

– Я же менонит!

* * *

Артёмка толкнул ногой дверь, зажал гранату над головой и заорал:

– Halt! Surrender! Hands up! If you make noise, I shall kill you!

Генерал зашёл вслед за ним и сначала подумал, что перед ними французы. Пять солдат в обношенном натовском обмундировании вскочили и подняли руки. У каждого под левым погоном торчала пилотка. Но для французов они были слишком белобрысые.

– Which unit? Which company? Which troop? To which division do you belong? Where is your officer?

Натюги онемели от натуги с поднятыми дрожащими руками. Наконец один заикнулся:

– Ви донт анстэнд! Ви а рашен... Я из Ферзикова с-под Калуги.

– Я из Касимова, Рязань.

– Я из Ефемова, Тула.

– А я из самой Кастромы.

– Сколько вас всего на острове?

– Пятеро.

– Где пятый?

– В сортир пошёл.

– Артёмка, шуруй за ним!

Но никуда идти не пришлось – на пороге стоял пятый с поднятыми руками. Пётр схватил его и заглянул на знаки отличия – красно-сине-былые шевроны и буквы РОА на них.

– А, зигзаг истории. Власовцы.

– Это шутцманы-полицаи, ну, каратели, дядь Петь. Вон у них целая коробка пластиковых наручников, – сказал Артёмка и вставил чеку в гранату.

Генерал бросил пленным эту коробку:

– Гады, связать друг друга и всем сесть на пол. Последнего свяжу я. И проверю наручники на каждом.

Автоматы власовцев стояли в пирамиде. Очевидно, они давно уже не ожидали опасности. Генерал проверил наручники на каждом:

– Добросовестно власовские палачи работают. Артёмка, отведи их в баньку у берега, видел же её, и подопри дверь. Окошко там с ладошку. Не выберутся. А я пока над техникой поколдую.

* * *

Павел заглянул в лесничёвку:

– Что тут у вас, Петька?

– Полный порядок, Паша. Я закольцевал виодеосистему наблюдения. Их командование будет наблюдать картинку несения службы личного состава за последнюю неделю. На запрос программы-робота со спутника в штабе будут получать ответ: «123+ТТТ+nothing to report», ничего не случилось.

– Хитро, но напрасно. У них осталось на складе полбочки соляры для генератора. Жратвы и вовсе нет, на пару дней только. Я все домики обошёл – пусто. Натюги своих псов оставили подыхать с голоду, как и всех остальных союзничков лимитрофных.

– Соляру на коганцы возьмём. Лосёнок твой утянет бочку на волокуше до плота, Артёмка?

– Должен. Он уже сейчас посильней любого коняги. Ты, дядь Петь, тяни его за недоуздок чуть сбоку, а то норовистый больно. Бойся быка спереди, коня сзади, а лося со всех сторон. Матерый лось передним копытом волку череп пробивает на раз.

* * *

Лосёнок даже не брыкался, а только фыркал, когда его запрягли в оглобли волокуши.

– Погодите бочкой. Павло, отцеди мне в банку немножко соляры.

– Зачем?

– Ты как будто вчера на свет появился, а меня ещё упрекал в беспечности.

Генерал вошёл в баню и облил сидящих на полу связанных предателей. Потом сделал из ситцевой занавески фитиль и долго поджигал его спецназовской спичкой – дизтопливо не вспыхивает, как бензин. Закрыл дверь бани с ревущими и орущими натюгами и подпер её бревном.

– Ты бы хоть сначала молитву за упокой души прочитал, поп называется!

– Иудам всё равно одна дорога. Хватит русским сопли разводить – дозвольте, иноземный панок, переночевать под лавкой в собственной хате.

– А допросить пленных?

– Незачем допрашивать, Паша. Я просмотрел на компьютере историю их связи с большой землёй. Последний приказ они получили пять лет назад. Как только началась сплошная зачистка русской территории. Больше ни одного сообщения с той стороны. Их просто кинули подыхать, как и остальных карателей.

– Может, аппаратура вышла из строя, врёт?

– Всё работает в штатном режиме.

* * *

– Дядь Петь, ты только глянь! Пирс.

– Причал?

У деревянных столбов на берегу был зачален армейский мотопаром для переправы солдат. Артёмка со всех ног кинулся к берегу. Пока Пётр с Павлом и лосёнком спустились к воде, уже заревел движок парома.

– Дядь Петь, двигатель в идеальном состоянии!

– Как и аппаратура связи... Каратели добросовестно отрабатывали иудины сребреники. Понятно, почему у них нет припасов – это их склад был на острове с солдатками под командой Кабанюка. Они по надобности плавали на тот островок на случку с сучками да и чтоб затариться жратвой и топливом.

– Хитрожопые русачки-предатели! – засопел от злости Павел. – Одних переодели в русскую форму, другие остались в натовской. Если придут чьи-то войска, можно и за своих заступиться, взять под залог и поручиться.

– Дядь Петь, можно я перенесу на паром электрогенератор и всю натовскую технику.

– Нет, Артёмка, не нужно.

– Так-то ценное имущество ведь!

– И лосяру твоего распрягай. Тут его оставишь. Мы сегодня же перевезём всех баб и детишек на этот остров. Тут сухо. Даже подвалы без воды. Земля годна под огороды и выпас для скотины. Ты видел, сколько власовцы картошки посадили? Свеклы, морковки и огороднины всякой. И борок сосновый есть. Хвойный дух для детишек полезен... Артёмка, держи курс на тот остров, где высокий холм.

– Видел я его, дядь Петь, много раз.

– Правь туда!

– А на кой тебе маскировочная сетка, дядь Петь? У меня для рыболовли настоящие сетки есть.

– Потом узнаешь. Артёмка, давай шибче ходу!

* * *

– Дядь Петь, мы уже третий круг вокруг этого острова делаем. Где пристать?

Генерал зло потёр многодневную щетину на подбородке.

– А чёрт его знает!.. Он это точно знает, но не сказал нам, как к пристать... Ты давай-ка на всех парах гони к берегу, потом резко полный поворот кругом, чтоб волна набежала. Смотрите все на ту базальтовую плиту.