Текст книги "Война Войной, А Деткам - Кашу (СИ)"

Автор книги: Сергей Шведов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

– Убедил, но препохабственно.

– А шо? Тут я согласный, – нервно закивал Любомир Франько. – Всех москалей трэба перебить. Только подари мне сокровище, чёртушка! Склад советского стратегического резерва. Дай мне его зацапать, и я стану ясновельможным магнатом на всю округу.

Юный Ладомир Франько взмахнул руками и плюхнулся навзничь в бурлящую воду протоки после выстрела генерала Петьки.

– Ну, в меня теперь стрельни попробуй! – ухмыльнулся прапорщик в парадно-выходном мундире, новеньком как с иголочки.

– Изыди, нечистый!.. Патрон на тебя ещё тратить – стрелять в пустоту. Но если они в Европе хотят демографической войны, я им её обещаю лично. Так и передай своим холуям.

– Жаль. Мне говорили, на Руси все праведники перевелись.

– Я не праведник, а великий грешник. Ты ещё наших праведников не видел.

Техническое масло ярко полыхнуло на сковородке огненным столпом, на некоторое время ослепив генерала. Когда глаза снова привыкли к темноте, прапорщик исчез, как будто его и не бывало.

* * *

Из тростников вышла огромадина с широкой зубастой пастью и на двух ногах. Сзади болтался хвост. У генерала Петьки перестало колотиться сердце, когда он различил в отблесках костра высоченного здоровяка в ошмотьях лагерного бушлата. В двух руках тот держал корзину с трепещущей мелкой рыбой. К плечам его был привязан за жабры сом. Голова рыбины торчала выше макушки человека, а матляющийся маятником хвост доставал до воды.

– Прими корзину, а то руки скоро отвалятся.

Генерал перехватил корзину и поставил её подальше от воды.

– Давай отвяжу сома!

– Не, ты сомов не знаешь. Сначала я лягу на сухое место, потом ты ему башку отчекрыжишь. Смотри, и мне заодно шею не перережь.

Когда обезглавленное тело рыбины перестало выгибаться кольцом, рыбак спросил:

– За что прапор шлёпнул Ладьку?

– Как ты в темноте различил звёздочки?

– Я железнодорожник, машинист поездов дальнего следования. Я и не то могу различить... Павло! – протянул рыбак свою провонявшуюся рыбной слизью лапищу, даже не обтёр её о себя.

– Петька! – без брезгливости протянул свою небольшую руку навстречу бывший генерал.

– Я ясно видел, как прапор из «макарова» выстрелил в гуцулёнка.

– Он говорил, что из лемков.

– Это одно и то же. Про какое такое сокровище Ладька прапору кричал?

– Не было никакого прапора, – сказал генерал.

– А что это было?

– Наваждение.

– Так кто с вами был?

– Искуситель.

– Ты его видел?

– Видел.

– И я его видел. Разве наваждение у двоих случается?

– Бывают даже коллективные галлюцинации у целой толпы.

– Ты психолог или гипнотизёр?

– Да как тебе сказать...

– Тогда лучше не говори... Темнишь ты, парень, но тебе почему-то хочется верить. У тебя лицо доверчивое, доверительное... тьфу-ты... вызывающее доверие. Так что с Ладькой?

– Споткнулся об эту корягу. Упал в воду и захлебнулся.

– Почему ты не кинулся на помощь?

– Не успел. Вишь, какое течение тут бурное!

– А выстрел?

– То масло хлопнуло, когда вспыхнуло на сковородке.

– Ладно, поверю. У тебя лицо доверчивое, доверительное, располагающее к доверию... Ну, не знаю, как точно выразится. У тебя, Петька, оружие есть?

– Пистолет.

– Забирай Ладькин автомат. Я менонит. Вера такая. Нам нельзя из оружия людей убивать. Запрещено даже к нему прикасаться... Я тоже из лагерников. Ты из блатарей, фраеров или просто мужик на зоне, а сел за растрату? – разглядел его промасленную чёрную робу Павло.

– Вынужденное убийство.

– Ну, вы все эти песни поёте. Так куда прапор делся? Островок-то совсем махонький. Он не вернется?

– Сквозь землю провалился, как ему и положено... Сома, Павло, порежем на засолку, у меня пустой мешок и пачка соли в сидоре. Рыбёшку чистить и жарить не будем. Времени нет. У меня есть банка сгущёнки и сухари. Наскоро перекусим с кипяточком и отплывём на твоём плоту.

– Куда?

– На группу островов в северо-западном направлении. Сначала на ближайший, чтоб успеть до рассвета.

– И на кой такая спешка?

– Потом объясню, а пока просто поверь на слово.

– Ладно, поверю.

Павло был мужик необъятных размеров. Захотел бы, как муху раздавил недорослого Петра. Его прямо поставленные глаза, толстый прямой нос и огромный подбородок выдавали в нём нерусского. Лицо, как с древнего плаката, изображающего бесстрашного солдата вермахта. Каски со свастикой только не хватало.

– Ты какого рода-племени?

– Военнопленный немец.

– Захватили или сам сдался?

– Перебежал, когда амерские негры, спецы-советники, захотели меня власовцам под трибунал отдать.

– Расист, что ли?

– Не, убил Соньку-пулемётчицу из Тамбова, командиршу расстрельной зондеркоманды местного карательного батальона «Тамбовский волк».

– Ты же менонит. Вам нельзя к оружию прикасаться.

– Я её без оружия полотенцем удавил.

– Ты сам в ту сторону на своём плоту ходил?

– Ни разу. Скоро Артёмка вернётся, у него спросишь. Он на своём плескоплаве везде побывал. А вот и он!

В тиши послышались плёскающие хлопки по воде, как будто цапли разгуливали по мелководью. На диковинном водном велосипеде подплыл дородный парень. Конопатый, рыжий, аж гнедой.

– Что это за японский робот под ним?

– Артёмка в рембате служил. На всех станках работал. Сварку знает. Вот и соорудил себе водную гаргару... Сегодня не бУхало на островах? – спросил Павло.

– Тихо, как на кладбище, – ответил рыжий Артёмка. – А это кто?

– Петька. Похоже, зэк, но неопасный.

– А Ладька где?

– Петька говорит, что оступился и утонул.

– С чего вдруг зэку верить, дядь Паш? – недоверчиво насторожился веснушчатый паренёк.

– Мне лицо его сразу понравилось. Располагает. Я ему поверил.

– Вы, менониты, и душегубу поверите. Воевал, дядя?

– С двадцати лет призвали, – ответил генерал. – Пятнадцать лет в армии

– А до призыва кем был?

– Иереем.

– Чего-чего?

– Попом.

– Сейчас почему не на фронте?

– А ты, здоровенный лоб лет двадцати пяти, почему не на фронте?

– Так фронта никакого нет. Кругом вода.

– Тогда чего ты мне уши паришь про фронт! Ты бывал в той стороне? На ближнем острове, – спросил генерал Артёмку.

– Там военные. И дети беспризорные.

– Чьи?

– А кто его знает! На разорванной барже к ихнему берегу малышню прошлым годом прибило.

– Я про военных спрашиваю. Чьи подразделения?

– Похоже российские, но какие-то странные. Как и не русские вовсе.

– И чего такого в них странного?

– Сирот не кормят и не доглядывают, а сами пьют и гуляют с бабами напропалую.

– Пить и русские горазды. И на гульбу с бабами охотники найдутся. Пушки или безоткатки у них есть?

– Даже пулемётов не видел.

– Вышки смотровые с прожекторами на острове стоят?

– Ни одной. И собак служебных нет.

– До рассвета дойдём на шестах?

– Течение как раз в их сторону. Даже не вспотеете. Но я стрелять в них не буду, если что.

– Тоже менонит?

– Я в рембате служил. За два года не пульнул ни разу. Просто не умею стрелять. Боюсь, детей задену ненароком. Там их больше, чем военных.

* * *

– Погодите, мужики, с плотом! Я тут забавную цацку с военного кунга свинтил на одном острове. Главное, работает ещё. Аккумуляторы не сели.

– Там не аккумуляторы, а кристаллические генераторы электричества, – сказал бывший генерал. – Это приёмник для службы единого времени.

– На кой для времени приёмник?

– Запуски всех ракет и полёты авиации должны быть привязаны к сигналам службы единого времени Гринвичской обсерватории. Без этого не работает даже всемирная система позиционирования для спутникового скрининга земной поверхности.

– А он только эти импульсы ловит?

– Нет, это обычный всеволновый радиоприёмник. Вот тебе панель частот. Вот переключатель диапазонов. Вот наушники в нише. Включай и слушай.

– Эфир пуст. Только шипит и щёлкает.

– А ты попереключай диапазоны. Погоняй по частотам от длинных до коротких волн.

– Не по-нашему говорят.

– Дай мне послушать, – сказал Павло. – У нас в Германке все по-английски шпрехают, скоро рОдный дойч забудут... Есть Австралия!.. Индонезия... Индия... Зимбабве, это Африка... Жив-здоров Китай. На русском языке транслируют «Алеет Восток». Нет Европы и Америки. Нет Москвы. Зато есть Аргентина. Футбол у них там комментируют.

– Значит, больше нет Америки, Европы и Москвы? – испуганно вытаращил глаза рыжий Артёмка.

– Ничего это не значит, – ответил генерал. – Возможно, цивилизованные страны отказались от эфирного вещания и перешли на новые виды связи.

– Какие?

– Я пять лет сидел под землёй. Откуда мне знать? У нас приёмник был покруче этого. И тоже только Индонезию с Малайзией ловил.

– И не знал, что сейчас зэков в подвалах держат. Оно и понятно – чтоб не сбежали при бомбёжке.

* * *

Небо затянуло тучами. Ни луны, звёзд, но от воды шло еле различимое свечение.

– К дождю, – сказал Артёмка.

– К удаче. Сверху нас никто не засечёт, – сказал Пётр. – Дрон или спутник.

– Самолёты больше не летают, – ответил Павел. – Беспилотники тоже.

– Знаю. В радиусе пятисот километров в округе нет ни одной примитивной радиолокационной станции даже в аэропорту областного значения.

– Тебе это в тюрьме на политинформашке рассказали? Местной авиации может и не быть, а забугорные ракетоносцы летают только на высоте за десять тысяч метров. Знаю я этих натюг, сам оттудова. Они боятся на огонь зениток и ракет нарваться. Пуляют с безопасной высоты.

– Ты, дядь Паш, железнодорожник, машинист, – хмыкнул Артёмка. – Откуда ты знаешь?

– На войне поезда для самолёта как раз главная мишень. Но русские самолёты меня ни разу не атаковали. И вертолётов не видел. А кто ты по военно-учётной специальности, Петька?

– Будем считать, что ракетчик.

– Зенитчик?

– Постановщик ложных целей и специалист по перехвату телеметрии управляемых летательных аппаратов.

– Ты вообще тут откуда взялся, если без брехни? Вижу, что ты всё-таки не совсем зэк.

– Пока не вспомнил до конца, кто я. Тут как шарахнуло три дня назад, что у меня башку свихнуло, и ноги до сих пор немеют после контузии.

– Неделю назад, а не три дня. Я был километров за четыре до эпицентра взрыва, так мой плот волной так качнуло, что я в воду плюхнулся. Со слухом всё в порядке? А то бывает, барабанные перепонки рвёт.

– Со слухом-то всё в порядке, только вот с памятью... Детства не помню.

– Ну, имя же помнишь!

– Имя помню, фамилию помню.

– Как батьку звали?

Петька задумался.

– Пока не припомню.

– Документы при себе? Загляни в них.

Генерал Петька промолчал.

– Жена и дети есть?

– Холостых в попы не рукополагают, если ты не монах.

– Лет тридцать пять тебе, как и мне.

– Тридцать шесть. Жену не помню. Про детей не помню. И мать свою не помню.

– А что помнишь?

– Координаты этой местности помню. Примерно 52 градуса северной широты, 32 градуса восточной долготы. Мы на стыке бывших незалежных стран – Белоруссии, Украины и Росфедерации.

– Так ты шпион, раз координаты помнишь?

– Ракетчик я, уже говорил. Артиллеристы и ракетчики без указания координат не стреляют.

– Ладно. У нас хоть в широту хоть в долготу ни одной живой души не найдёшь.

* * *

Плот вплыл в протоку, отделявшую остров от бесконечных зарослей тростника. Пётр с Павлом толкали его шестами. Артемка рулил правИлом на корме.

– Сколько лет идёт война, Павло?

– Началась, когда мне было пять. Значит, тридцать

– Когда тебя призвали на фронт?

– Железнодорожников не призывают, а переводят в распоряжение военного командования.

– Значит, оружие тебе выдали, если призвали.

– У машиниста вооруженная охрана, на кой мне оружие? А ты, поп, в армии солдат святой водой кропил перед атакой?

– Я не капеллан, не армейский священник. Любил астрономию и математику в семинарии. Меня призвали, бросили в учебку для зенитных расчётов, оттуда после учебных стрельб направили в военное училище, потом фронт, и снова учёба в военной академии.

– А я думал, там учат кадилом махать.

– Знаешь, в семинарии астрономию, математику и физику так преподают, что любая физико-математическая школа даже рядом с ней не стояла.

– А когда для тебя война закончилась?

– Ты же сам сказал, что неделю назад. Я-то себе думал, что всего три дня.

– А тот прапор из ваших?

– Прапор – бред. Простое наваждение. Галлюцинация. Забудь!

– Галлюники разве убивают?

– Ты про Ладомира?

– Ага.

– Ладьку я шлёпнул. Пока не спрашивай почему, ладно? Всё равно сразу не поймёшь.

– Хоть намекни втёмную.

– Понимаешь, Павло, собака, волк и шакал – всё одно собака для зоологов, canis по латыни. В Сибири охотники отлавливают слепых волчат, чтобы натаскать потом их для охоты. Волк лучше собаки идёт по следу копытной дичи. От него жди лишь одну пакость – порвёт подстреленную добычу, если вовремя не отнимешь. А ручной шакал может незаметно перегрызть глотку спящему хозяину. В слюне у него мощный анестетик, человек не чует боли, когда шакал обдирает шершавым языком кожу до мяса и слизывает кровь. А бандеровцы – всё те же шакалюги.

* * *

После этого долго плыли молча, пока Павло не спросил:

– Почему не кончается война, хоть знаешь? Ты военный.

– Думаю, имеем дело с компьютерами. Только машина может так бездумно шлёпать снарядами в белый свет как в копеечку.

– А кто снаряжает ракеты для запуска?

– Ты видел роботы-манипуляторы? Главное, чтобы другие роботы обеспечивали бесперебойное энергообеспечение.

– А кто наводит?

– Спутники. Хорошо, что небо затянуло тучами.

– Откуда пуляют по нам, ракетчик?

– Дай припомнить последние данные, Павло... По нам лупят братья-славяне из Болгарии, Сербии, Польши и православные румыны. Ну, и венгры, что с родом с Поволжья. Да ещё и с Финляндии бьют по русскому Северу до Таймыра.

– Я не славянин, но Поволжье для меня родное. Моя мать родом из поволжских немцев. Поэтому я менонит, как и она.

– А батя?

– Братья, сёстры и батя – православные.

– Отец военный?

– Нет, школьный учитель русского языка.

* * *

Плот бесшумно несло течением по протоке. Лишь изредка шестами отталкивали его подальше от берегов.

– Вот тут лучше всего пристать, – тихо сказал Артёмка. – Военные по ту сторону острова. Тут берег пологий и болотистый. Идти трудно, но безопасно.

– Тшш! – приложил палец к губам генерал. – Слушайте.

– А что, подарочек летит? – прошептал Павло.

Явно различимый шелестящий звук в небе то удалялся и стихал, то снова приближался и нарастал.

– Беспилотник-разведчик?

– Крылатая ракета!

– Почему она кружит над нами?

– Глиссада по конической траектории перед тем, как сорваться в пике на наши дурные бОшки.

Взрыв был такой силы, что Петра с Павлом на плоту трёхметровая волна болотной жижи откинула на метров на десять от берега на остров.

– Ты как? – спросил Пётр, прочищая пальцами уши.

– Ну и пирохимия пошла! – Павел отряхивался на карачках, как собака. – Все потроха отбило. Мощная штучка.

– Брось ты... Так себе. Это привет из Польши, не дальше. Тактическая.

– Петька, а где Артёмка?

3

Луч света от сильного фонаря ударил им в глаза:

– Руки в гору!

Смогли разглядеть только древние карабины с примкнутыми штык-ножами.

Когда Петра с Павлом связали, фонарь выключили. Стало ясно при луне в разрыве облаков, что двух мужиков взяли в плен три бабы в военной форме.

– Жаль Артёмку, – прошептал Павел Петру. – Смышленый парнишка.

– Не бухтеть, идти молча! – приказала конвоирша.

Прошлёпали двести метров по притопшей гати, отмеченной вешками. Вышли на твёрдую землю. Островок уже не напоминал обжитый уголок болотной суши. Он весь был покрыт десятиметровым слоем вонючей жижи, которая скользила под ногами. На востоке вдоль горизонта уже прорезалась зеленоватая полоска, предвестница рассвета.

– Что бабка, сильно затопило после взрыва? – спросил связанный генерал Петька у старухи с ведром, когда их вели мимо землянки, просто ямы, крытой тростником.

– Ох, сынок, и не скажи. Как хляби небесные разверзлись.

– Ничего. Ной с сыновьями и невестками во всемирном потопе выжил и род свой расплодил, так и мы род русский люд возродим.

– Поздно мне рожать-то.

– Твое дело роды принимать, а рожать вон эти будут.

– Молчать! – прикрикнула конвоирша и кольнула его штыком в спину.

Девочка-подросток с ведром грязи пояснила в предрассветной полутьме:

– По колено воды в детской землянке было, дяденьки. Только-только последние вёдра вынесли. Всё грязью заляпано. Где вот теперь чистого песку взять, чтобы пол присыпать? И крышу перекрыть надо – провалилась.

– Продукты болотной жижей не попортило?

– Какие там продукты! Снытка, щавель да крапива.

– Там у нас на плоту, девочка, много рыбы для малышей и сухари. Накорми детишек.

– Не смей трогать чужую жратву, сучонка малолетняя, – снова подтолкнула Петра острым штыком конвоирша. – Командование само распорядится трофеями. Ну, пошли!

Замызганные, исхудавшие и продрогшие ребятишки сидели в предрассветной полутьме повыше землянки на расстеленном брезенте, ожидая тёплого солнышка.

– Они у вас, как призраки из концлагеря! – взорвался от негодования связанный великан Павло. – Что за бабы! Детей не могут обиходить, а у самих морды трескаются от жира. Вы что, овчарки-шутцманши?

– Когда тебя будут допрашивать, я тебе первая яйца откручу, если не заткнёшься, – пообещала необъятная в груди и плечах конвоирша высоченного роста.

* * *

– Кабанюк! – пробасила одна из военнослужащих баб и стукнула пару раз сапогом в металлическую дверь бетонного бункера. – Прымай шпигунив!

Из-за двери только нечто нечленораздельное, как мычание бугая:

– Приказывал дурам – меня не будить!

– Разведывательно-диверсионную группу в плен споймали, – пояснила на этот раз писклявая конвоирша.

– Хватит вам там дрыхнуть с Манькой, мужики! Солнце встаёт, – зло крикнула третья.

Бронированную дверь широко растворил похмельный капитан в мятой гимнастёрке. За ним в полутьме с кровати поднялся ещё более похмельный плешак в одной нижней рубашке. На шее у него была толстая почерневшая серебряная цепь. Пьяная и по сю пору баба рядом с ним недовольно заворочалась, не размыкая глаз.

– Подождите на пороге, я фонарь запалю.

Капитан Кабанюк опрокинул полстакана спирта, зажёг керосиновый светильник, нацепил портупею с расстёгнутой на всякий случай кобурой.

– Заводите пленных по одному и ставьте лбом к стенке с раздвинутыми ногами. Обыщите их.

Плешивый начштаба навёл на них автомат. Дульный тормоз описывал петли в его трясущихся руках.

– Положь на место! – приказал капитан. – А то в Маньку или меня пульнёшь по пьяни.

Капитан даже при ярком свете фонаря долго вчитывался в документы Павла и Петра. Сравнивал фото с оригиналом.

– Рядовой Пауль Рихард Фладке из бундесвера. Это ты, шкаф? Нехер под немца косить, у тебя рожа метр на метр, как у дюжего сибиряка... Бригадный генерал войск противокосмической обороны Петр Алексеевич Лопин... Такая сопля и генерал? Ищите дурака попроще, он вам поверит.

Капитан хватил ещё полстакана спирта. Начштаба тоже. Руки у обоих перестали трястись.

– Отвечать коротко и ясно! Цель заброски в наш тыл? Род войск? Номер части? Дислокация вашего подразделения. На чем десантировались. Настоящие имена и звания.

– Я военнопленный, – первым ответил Павел. – Добровольно перешёл на сторону русских.

– Русских нет и больше никогда не будет! – рыкнул капитан Кабанюк. – Это слово признано неполиткорректным государственной думой. Есть только российские войска, воюют россияне, а не выродки-русаки... А ты, липовый генерал, почему не в военной форме?

– Мою бригаду разбомбили.

– И так ловко, что генерала в живых оставили, а солдат перебили?

– Ну...

– Не нукай, а доложить по полной форме! Я тебе боевой капитан российской армии!

– Ты ЧМОшник, а не боевой командир, по толстой харе видно, – заступился за генерала Павел.

– А ты вообще заткнись, ты своих предал, если ты на самом деле немчура. А они в Россию свободу и демократию несли.

– Повторяю, я добровольно перешёл на сторону русских.

– Россиян! Попрошу выражайся политкорректно. И почему вдруг немец так чисто говорит по-русски?

– У нас в доме все говорят по-русски. Я из семьи потомственных русских немцев.

– Прекратить! Меня корёжит от одного слова «русский». Скоро ты у меня по-китайски заговоришь, когда перейдём к методам физического воздействия и психического устрашения. У нас и не таким языки на полметра растягивали. Начштаба, ведите протокол допроса!

Лысый хиляк влил в себя ещё полстакана спирта и выдохнул парами алкоголя:

– Да шлёпни ты их без оформления бумажек! А лучше отдай их нашим бабам. Вот уж на пленных душу отведут. Особенно Манька... А, Манька? Просыпайся! – ткнул он кулаком в широкую спину бабы. – Свежей кровушки попьёшь вдоволь... Унтер-офицер Сероштан, подъём!

Ещё пьяная, она еле ворочала языком. Отвернулась носом к стенке:

– А пошёл бы ты! Ванька, дай за меня Филонову в морду...

– Ты, Филонов, живой силой не разбрасывайся. Шлёпнуть их всегда успеем, – сурово сказал капитан. – Пошлём пленных искать по островам местных жителей. Нужны мужики с бабами, чтоб вкалывали на нас.

– Крепостное быдло, – уточнил плешак.

– Они армию кормить обязаны и повинности нести, трудовые и продуктами. Я тут за военного коменданта назначенный. Комендатуре прилагается подчинённый народ, а у нас его нет. Как и связи с командованием.

– Не выдавай военную та-й-ну, – икнул начштаба.

– Слушай, липовый генерал, моё задание. Пойдёшь с этим шкафом двустворчатым и найдешь памятник единению трёх славянских народов – украинского, российского и белорусского. Называется он «Три сестры».

Пётр скривился:

– Три сеструшки-потаскушки прогуляли наследие Великой Матери-Руси со смуглыми, усатыми и горбоносыми мачо-хачо и стали выискивать престарелого богатенького дядю-папика, под которого лечь. Не получилось. Пошли по рукам содержанками у залётных коммерсантов в командировках, потом на панель. Оттуда их профессионалки вытеснили на обочину автотрассы, где плечевые работают за бутерброд с салом и стакан самогонки от доброго дальнобойщика.

– Ты, морда предательская, не марай святого!

– Нас уже замарала с ног до головы болотной дрянью крылатая ракета. Скажи спасибо, что у натовского оператора где-то в Братиславе, Праге или Софии косоглазие по пьяни, как у твоего плешивого начштаба. А если это робот в нас пулял, то у него объективы не отъюстированы. Не смог на экране коллиматорные визиры совместить, а то бы ваш остров разбросало по всему болоту. А всё потому, что какой-то толстый недоумок Ваня Кабанюк расхаживает на открытом месте в фуражке армейского образца с двуглавым орлом на кокарде. Ну как тут не распознать знакомый образ натовскому компьютеру на спутнике? Был бы поумней, ходил бы в мужицкой кепке, а бабам велел платками повязаться.

– У нас боевая армейская единица, а не банда дезертиров. Таких, как вы.

– Нет, капитан Кабанюк, тут у тебя детский дом с дюжиной дошколят и школьников да ещё девчонка на подросте. И четыре бабы с бабкой в придачу. Не боевое подразделение, а ЧМО – часть материального обеспечения. Продуктовый склад, а дети голодные.

– Казённое имущество на байстрюков переводить? Да я бы тебя, сука, собственными руками придушил, если бы мне не нужны были координаты населённых пунктов с живыми крестьянами.

– Я знаю прикидочные координаты.

– Мне нужны точные! Для этого и отправляю вас на топоразведку.

– По воде, аки по суху?

Капитан не ответил, а повернулся к начштаба:

– Развяжи их, Филонов! Пусть свой плот на воду спустят.

– С ума спятил! Это ж криминальный элемент, по зэковским рожам видно. И одёжа, как у лагерников.

– Развяжи. Всё равно они сюда припрутся, как оголодают и обносятся, а у нас склад со жратвой и спиртом. Мужик жив только водкой, теплом и бабой. У нас этого добра навалом. Берите ваш плот, теодолит и мерную рейку и отправляйтесь к монументу!

– Без компаса?

– Вот вам мой компас! Держите чуть к югу, монумент там. Мы где-то в треугольнике Веселовка – Новые Юрковичи – Сеньковка. Возьми мою карту-трехвёрстку и по монументу засеките наше месторасположение. Мы не знаем, на чьей мы территории – Росфедерации, Белоруссии или Украины. Вам нужно отметить на карте деревни с рабсилой, скотом, полями и огородами.

– С холопа-а-ами, – снова икнул перегаром начштаба Филонов и воткнул штык-нож в столешницу. – Подходи по одному – разрежу верёвки.

Первым освободился от пут Павло и долго мял затёкшие запястья. Генерал Петька не торопился подходить к начштаба, лихорадочно осматривая бункер, словно прикидывал в уме какую-то комбинацию.

– Ты особого приглашения ждёшь? – скривился от отрыжки начштаба и долго мучился с путами на руках генерала Петьки, так уж бабы постарались побольше узлов навязать.

Генерал не стал разминать запястья, а левой освободившейся рукой ухватился за серебряную цепочку на шее начштаба, правой вырвал у него штык-нож и пилой на тупой стороне лезвия срезал её с шеи вместе со связкой ключей, успев крикнуть:

– Павло, капитан – твой!

Но расчёты и прикидки генерала не сработали. Пришлось отложить возню с лысым хиляком и помогать Павлу. Начштаба он пока просто отправил в нокаут. Даже вдвоём не так-то легко было сладить с Кабанюком. Его мощный лоб выдержал три удара о бетонную стену, а он даже не потерял сознания. А тут ещё на них повисла проснувшаяся бабёнка, даже с похмелья такая яркая с лица, что бровей, ресниц, губ и щёк косметикой подкрашивать не надо. Её с трудом вытолкали из бункера, когда скрутили по рукам и ногам капитана. Кусалась и царапалась, как рысь.

– Павло, возьми автомат, пока я дверь бункера на засов не закрою.

– Я же тебе, Петька, говорил, мне нельзя. Менонит я.

– А я попом был до войны, ну что с того? Мне тоже – «не убий». Бери автомат. Этих дур с карабинами пугнёшь, если что.

Пугнул Павел их знатно. Весь рожок выпустил в воздух. Солдатки дали деру по грязи к бревенчатой землянке, очевидно, их казарме. Черноокая красотка в ночной рубашке аж чёрными пятками мелькала.

* * *

Павел с Петром вышли на вершину острова и огляделись. Неподалёку виднелись ещё два острова. Ближний – очень большой, а дальний – с крутыми обрывистыми берегами из монолита известняка. Тут только генерал Петька всполошился:

– А где плешивый начштаба Филонов?

– Вона где он уже плывет, дяденьки! – показала девчонка, которая до того расчищала от грязи крытую тростником яму с детьми.

Пока Павел с Петром высматривали, щурясь против солнца, брезентовую байдарку с беглецом на сверкающей яркими отблесками воде, босая красотка в одной ночной рубашке под шумок вернулась из землянки-казармы с карабином и штыком пыталась достать девчонку:

– Ах ты, проститень малолетняя, своих выдавать?

Генерал кинулся их разнимать и еле отбился от яркой брюнетки, которая и его пыталась пырнуть штыком древнего карабина. Вырвал из её цепких рук оружие лишь после того, как крепко дал ей по зубам. И с сожалением почувствовал, как жемчужные зубки хрустнули под костяшками его небольшого кулака.

Три солдатки примчались на подмогу. С карабинами наизготовку хотели спасти боевую подругу, которая сидела в грязи, накрывшей остров после взрыва ракеты на болоте, и выплевывала зубы. Но тут же бросили оружие, когда Пётр выстрелил им под ноги:

– Руки вверх и всем стоять, не дыша!

Потом повернулся к испуганной девчонке:

– Девочка, как тебя зовут?

– Светлана.

– Светочка, собери у них оружие.

– Я их, дяденька, боюся. Они бьются больно. Я лучше Димку позову. Дима, беги сюда!

С пологого болотистого конца острова на кручу вскарабкался невысокий крепыш с очень широкими плечами и мускулистой шеей.

– Димуль, помоги дяденькам, ладно? А то гад Филонов уплывёт. Забери у тёток оружие.

Генерал сорвал подсумок с одной из солдаток, вставил новую обойму во встроенный магазин карабина. Долго целился в уплывающую байдарку, потом передал карабин Павлу:

– Паша, у меня руки трясутся! Не попаду.

– Я ж менонит, мне нельзя убивать людей.

– Стреляй по байдарке, пусть его убьёт вода. А то выдаст тайну.

– Какую?

– Стреляй ниже ватерлинии, потом узнаешь.

Павел выпустил весь магазин. Показалось, что промазал. Но вскоре над водой раздался вопль:

– Спасите! Я плавать не умею.

Брезентовая байдарка шла ко дну. Павел отвёл глаза:

– Может, ещё прибьётся к берегу живая душа.

– К берегу Стикса.

Солдатки заголосили по утопшему. Пали на колени, чуть по болотной грязи не катались, которая накрыла весь островок после взрыва ракеты.

* * *

– Теперь пойдём Артёмку искать.

– Ну ты, Петька, как и не воевал вовсе.

– Ты о чём?

– Нужно у бункера вооруженную охрану поставить. Эти стервы могут своего хахаля выпустить.

– Меня поставьте охранять, дяденьки! – напросилась девчонка. – Только дайте пистолет. Задумает убежать – я его пристрелю. И злых тёток тоже.

– За что ж ты так его ненавидишь, дитё?

Девчонка обтянула на себе выцветшее ситцевое платьишко, чтобы был виден округляющийся животик.

– Светик, у него были наколки типа фашисткой свастики или стрел СС? – спросил Павел.

– Видела, дядь Паш! – подняла руку, как школьница в классе, девчонка. – Меж грудей у него трызуб, на правой руке выколото «москалив на ножи», на левой – «москаляку ни гиляку», а над... – девчонка замялась.

– На паху, – подсказал Павел.

– Ага, на паху у него татуировка «Рижь русню», а на пузе – нож с капающей кровью.

Вываленные в грязи бабы-солдатки не с ужасом, не с жалостью, а с ревнивой ненавистью выставились на угловатую девчонку-подростка:

– Сука!.. Шалава малолетняя... Сама ему подставила, а винит капитана.

– Держи пистолет, дитё, – сказал генерал. – Осторожно, он взведён. Тебе только курок нажать, если полезут.

– Отдайте его мне, дяденьки, – подскочил паренёк с четырьмя карабинами на плечах. – Я Светку жалею и никому её в обиду не отдам. Любую из тёток пристрелю за неё.

– Ну, тогда, Димон, сложи их карабины у двери и оставайся у бункера за часового.

Солдатки не утихли, а донимали девочку чисто бабским срачем:

– Стервь от рождения!.. Подстилка малолетняя!.. Подставлялка!

– Отставить!

Генерал вытянул правую руку на уровне плеча и заорал на баб в военном и на окровавленную красотку в грязной ночной рубашке:

– Личный состав, общее построение! Ровняйсь! Смирно!

– А кто ты тут нам?

– Вот она вам скажет, когда морду от крови отмоет, – показал он на красатулю, которая утирала рукавом ночной рубашки кровь, бегущую с губ по подбородку.

Четыре солдатки вытянулись в струнку в строю.

– Чо, тётка Манька, теперь щербиной будешь скалиться? – дерзко крикнула девчонка Светка.

Генерал увидел, что выбил красотке пару зубов.

– Я командир 226 бригады войск противокосмической обороны Росфедерации. Объявляю устный приказ о вашей демобилизации. Документально оформим всё потом. Вы теперь не военнослужащие, а простые беженки.

– Ты нам никто, мы в личном подчинении у капитана Кабанюка.

– Кабанюк арестован и под стражей.

– Да мы этого стражника сопливого!

– Приказываю всем раздеться! Исполнять!

– Догола?

– Снять верхнюю одежду, то есть военную форму.

– При тебе не можем, командир. Стесняемся.

– Я отворачиваться не стану.