Текст книги "Грозный эмир"

Автор книги: Сергей Шведов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

– Зато нравится мужчинам, – засмеялась Сесилия, распуская длинные черные волосы. – Ты на Востоке, сестра. И чем быстрее привыкнешь к местным нравам, тем лучше будет для тебя. Надеюсь, ты уже успела подружиться с бароном де Руси?

– Что ты имеешь в виду? – нахмурилась графиня.

– Я буду с тобой откровенна, Констанция, – вздохнула Сесилия. – Надеюсь, ты не обидишься на меня. Ты старше годами, зато я дольше живу здесь, а потому знаю больше.

– Согласна, – развела руками старшая сестра. – В моем положении было бы глупо спорить.

– У тебя нет ни армии, ни денег, твой сын всего лишь красивый мальчик, которому еще только предстоит лет через десять стать мужчиной. И ты приехала на край света, чтобы прибрать к рукам жемчужину Востока, за обладание которой уже пролиты реки крови. О чем ты думала, отправляясь сюда?

– Меня обманули, – глухо промолвила Констанция.

– И обманут еще не раз, – отказала ей в утешении Сесилия. – Власть просто так не отдают даже в Европе, а уж здесь на Востоке тем более. Я поняла это в Триполи, когда сотни фанатиков ворвались во дворец, где мы с Понсом предавались любовному угару, а защищали нас только головорезы Ролана де Бове, числом не более двух десятков. К счастью, к нам на помощь подоспели русы Венцелина фон Рюстова. Барон собственноручно зарубил насильника, который уже срывал с меня одежду. Потом я с трудом отмыла липкую кровь этого негодяя со своего тела.

– Какой ужас! – только и сумела вымолвить Констанция.

– Это жизнь, дорогая моя сестра. До сих пор ты жила сначала под надежной дланью отца, потом – мужа. После смерти благородного Боэмунда тебе покровительствовал папа Пасхалий. Но здесь, в Сирии, тебе придется принимать решение самой, а это очень трудно, смею тебя уверить.

– Может, мне выйти замуж за барона де Руси, чтобы заручится его поддержкой? – рассердилась скорее на себя, чем на Сесилию графиня.

– Он что, предлагал тебе это?

– Нет, – спохватилась Констанция.

– Вот и хорошо, – вздохнула с облегчением Сесилия. – Благородный Глеб человек разумный, он хорошо понимает, чем может закончиться этот брак.

– И чем же? – удивилась графиня.

– Борьбой его сыновей с Боэмундом за власть над Антиохией после вашей смерти.

– Но ведь у моего сына все права на эти земли! – воскликнула Констанция. – Он наследует своему отцу.

– Боэмунд Тарентский был великим воином, и его заслуги никто не станет отрицать, но если бы Рожер Анжерский четыре года назад не разгромил атабека Бурзука, то Антиохия оказалась бы в руках мусульман.

– Гийом Серданский тоже был великим воином, тем не менее, он уступил графство Триполийское законному наследнику Раймунду Тулузскому!

– Уступил, – усмехнулась Сесилия. – Но только после того, как мой тесть заручился поддержкой императора Византии, короля Иерусалимского и баронов своего отца. Кроме того, за спиной благородного Раймунда стеной стояла тысяча рыцарей и четыре тысячи сержантов. Не говоря уже о том, что смерть настигла благородного Гийома раньше, чем он предполагал. А как мой муж наследовал своему отцу, я тебе уже рассказывала.

– И что ты мне предлагаешь? – нахмурилась Констанция.

– Прежде всего, подружиться с бароном де Руси, но для этого вовсе не обязательно выходить за него замуж. Достаточно будет затащить его к себе в постель и пообещать должность коннетабля. Лучше всего наследственную. Ибо у благородного Глеба есть старший сын, шевалье Влад де Русильон, мой очень хороший друг. Он человек честолюбивый и крайне опасный.

– Не слишком ли много у тебя друзей, дорогая Сесилия? – не удержалось от сарказма Констанция.

– Мало, сестра, – усмехнулась графиня Триполийская. – Зато они очень надежны, ибо привязаны ко мне с детства. Благородных шевалье следует приручать с юных лет, и не только с помощью плоти. Хотя последнее никогда не бывает лишним.

– Они что же, все были твоими любовниками?! – ужаснулась Констанция.

– Я не настолько распутна, дорогая, – засмеялась Сесилия. – Гуго мой близкий родственник. А Влад де Русильон слишком благороден, чтобы покушаться на честь жены своего друга Понса Триполийского. Даже если я голая явлюсь к нему в спальню, этот паладин, чего доброго, отведет меня к мужу, несмотря на буйство собственной плоти. Научись разбираться в мужчинах, благородная Констанция, эта наука самая полезная из всех наук.

– Твой муж поддержит меня? – прямо спросила графиня.

– Только в том случае, если король Иерусалимский скажет свое слово в защиту твоего сына. Понса тоже можно понять, ибо наши бароны и рыцари не хотят войны с Рожером Анжерским. Междоусобица на виду у мусульманских эмиров может погубить нас всех.

– Тогда зачем ты подталкиваешь меня к Глебу де Руси?

– Во-первых, король Иерусалимский еще не сказал своего слова, во-вторых, чтобы спасти своего племянника Боэмунда, оказавшегося на чужой земле без всякой защиты, и в-третьих, благородный Глеб тебе нравится как мужчина. Ты весь вечер не сводила с него глаз, игнорируя всех остальных шевалье, сидевших за столом. Воля твоя, Констанция, но тебе следует более умело скрывать свои чувства.

– А тебе, Сесилия? – рассердилась графиня на неуместное поучение.

– Ты намекаешь на Венсана? – обворожительно улыбнулась Сесилия. – Я обожаю его вот уже семь лет, сначала почти как сына, теперь почти как мужа. Ты не представляешь себе, какая у него нежная кожа. Я скорее умру, чем уступлю его другой.

– А если он полюбит кого-то? – поразилась Констанция страсти, вдруг зазвучавшей в голосе сестры.

– Я ее отравлю, – сверкнула глазами Сесилия.

– Но ведь у тебя есть муж!

– Причем любимый муж, которому я родила здорового сына. Я очень хорошо отношусь к своему Понсу, он очень порядочный и честный человек. Но Венсан, это не любовь, сестра, это рок, это сладкая мука, от которой я не откажусь никогда. Не скрою, я приехала сюда не только повидаться с тобою, но и насладиться своим Венсаном. Надеюсь, ты не будешь мне мешать? А я в свою очередь закрою глаза на твои шашни с бароном де Руси.

– Сесилия! – возвысила голос графиня.

– Перестань сестра, – махнула в ее сторону рукой красавица. – Ты же зрелая женщина и хорошо понимаешь что и почему. В глазах окружающих ты уже давно стала любовницей Глеба, а приговор людской порою выше приговора неба.

После ухода сестры Констанция не смогла уснуть. Половину ночи она ужасалась распущенности сестры и ее безумной страсти к юному оруженосцу, не успевшему даже отрастить усы. Сама графиня в молодые годы предпочитала мужчин зрелых. И, наверное, поэтому влюбилась в своего мужа графа Тарентского едва ли не с первого взгляда. Их брак был счастливым, но не продолжительным. Благородный Боэмунд покинул ее слишком рано, и если бы не покровительство брата Людовика Французского и папы Пасхалия Второго, ей вряд ли удалось бы удержать за собой Тарент. Там, в Италии, у нее были мудрые наставники, к советам которых она прислушивалась всегда. Здесь, в Сирии, ей впервые в жизни приходилось самой принимать решения. Очень трудные решения, от которых зависела не только ее дальнейшая судьба, но и благополучие сына. Констанция вдруг поняла, что может лишиться Боэмунда раньше, чем успеет поставить на ноги. И гибель сына ляжет тяжким грузом на ее совесть и в этом мире, и в том. Это она привезла его сюда, поверив в лживые посулы подлых людей, и это по ее глупости Боэмунд оказался в капкане, смертельно опасном для жизни и души. Сына графа Тарентского могли убить еще в море, но Господь не допустил его гибели. Дав тем самым Констанции возможность, исправить допущенную ошибку. И для этого он привел ее в замок Ульбаш, о существовании которого она даже не подозревала. Именно здесь она встретила человека, в которого была влюблена в далекой юности. Не может быть, чтобы эта встреча оказалось простой случайностью, а ни волей провидения. Сесилия права, Констанции нужен барон де Руси, чтобы спасти сына. Возможно, она совершит грех, но грех простительный. Тем более для дочери короля, которой самим Богом предназначено вершить дела, недоступные разумению простых смертных.

Первое, что увидела Констанция, едва открыв глаза, было спокойное лицо Зары, склонившееся над ее ложем:

– Ты плохо спала, сеньора?

– Да, – сказала графиня. – Хуже некуда. Передай барону де Руси, что я согласна пойти с ним на край света.

– Когда? – тихо спросила Зара, опуская глаза.

– Сегодня ночью, – также тихо отозвалась Констанция.

– Да поможет тебе Великая Мать, сеньора.

– Пусть поможет, – со стоном согласилась графиня.

Глава 3. Кровавое поле.

Смерть Бадр ад-Дина Лулу порадовала почтенного Андроника, но не разрешила всех его проблем. О чем он без обиняков сказал каирцу, впавшему после совершенного накануне подвига в обычное свое полусонное состояние. Даис почти не сомневался, что Саббах пьянствовал всю ночь, однако осуждать его за это не собирался. Надо полагать, Аллах простит беку это прегрешение, поскольку помыслы почтенного исмаилита были чисты как слеза младенца, а совершенное им деяние принесет пользу всему исламскому миру. Или не принесет. Но это уже не вина Саббаха.

– Ты напрасно полагаешь, Андроник, что смерть эмира Лулу уронит Уруслана в глазах шейха Гассана и кади Бузург-Умида. Даис Палестины тебе не по зубам.

– Это еще почему? – ощерился на хозяина гость.

– А потому что Ролан де Бове восстановил оборванные после смерти Хусейна Кахини связи в Европе, и теперь деньги в казну ассасинов поступают через его руки. Большие деньги, смею тебя уверить, почтенный Андроник. На твоем месте я бы съездил в Дай-эль-Кебир и объяснил Бузург-Умиду, зачем понадобилось устранять Бадр ад-Дина Лулу, поставленного эмиром Халеба не без помощи почтенного кади.

Конечно, Саббах хлопотал в первую очередь о себе и пытался всеми доступными средствами избавиться от докучливого гостя, мешавшего ему прожигать жизнь. Точнее, ее жалкие остатки. Долго этот разжиревший пьяница на этом свете не задержится. Зато сам Андроник рассчитывал прожить в разумном достатке еще лет двадцать, благо хорошее здоровье ему это позволяло. Увы, далеко не все в этом мире зависело от даиса. Если туповатый Бузург-Умид вообразит, что смерть Лулу большая утрата для Повелителя Времени, то он, чего доброго, расправится с излишне ретивым соратником.

– Аль-Кашаб уже отправил посланцев к эмиру Мардина? – спросил Андроник у Саббаха.

– Отправил, – кивнул бек. – Правда я не уверен, что эта миссия завершится успешно. Никто не знает, что взбредет в голову своенравному Ильгази.

– Тебе придется за ним присматривать, Саббах.

– Можешь на меня положиться, почтенный даис.

Андронику следовало поторопиться. В крепость Дай-эль-Кебир он должен был попасть раньше Ролана де Бове. В последнее время среди ассасинов ходили слухи о нездоровье шейха Гассана, и власть в ордене потихоньку переходила в руки Бузург-Умида, который был поумнее и порасторопнее бербера Абу-Али. Следовало во что бы то ни стало доказать свою полезность именно персу, который являлся естественным преемником нынешнего Повелителя Времени. Шейху Гассану ибн Сулейману не повезло с сыновьями. Старший погряз в пьянстве и умер раньше, чем достиг возраста зрелости. У младшего слишком рано зачесались руки, в предвкушении власти, и он был задушен по приказу своего отца. Что же касается Бузург-Умида, то перс никогда не торопил события и сохранял верность шейху в любых ситуациях, не столько даже из религиозного фанатизма, сколько из врожденной осторожности. Однако и у Бузург-Умида имелась маленькая слабость, о которой знали немногие. Кади мечтал о возрождении Персии, но для этого следовало сначала ослабить, а потом и уничтожить весь многочисленный род Сельджукидов. На этой слабости скрытного перса Андроник и собирался сыграть.

Бузург-Умид пребывал в скверном настроении, но все-таки согласился принять и выслушать даиса Сирии. Абу-Али, питавший к умному даису некоторую симпатию, честно предупредил, что этот визит может закончится скверно для гостя. Ибо кади ассасинов подозревает Андроника в измене, со всеми вытекающими для оплошавшего миссионера последствиями. Впрочем, тот и сам понимал, что ходит по лезвию ножа.

Бузург-Умид уже достиг пятидесятилетнего возраста, однако сохранил при этом стройную фигуру и стремительность в движениях. Его черную прежде бороду тронула седина, но большие карие глаза сверкали молодо и грозно. Не приходилось сомневаться, что бывший федави сумеет не только перехватить власть, падающую из слабеющих рук Старца Горы, но и удержать ее на долгие годы.

– Говори, – коротко бросил кади Андронику, склонившемуся в подобострастном поклоне.

– Я устранил правителя Халеба Бадр ад-Дина Лулу, изменившему долгу и Повелителю Времени.

– Об измене эмира я слышу в первый раз, – холодно бросил Бузург-Умид, отрываясь от подушек.

Прежде кади принимал гостей стоя или сидя, ныне же он возлежал на невысоком помосте, застеленном персидским ковром. Конечно, поза была выбрана не случайно, и Андроник это оценил.

– Лулу собирался сдать Халеб франкам, а усиление Рожера Анжерского вряд ли принесет пользу ассасинам. Мы получим в его лице нового Танкреда, угрозу для всего мусульманского мира.

– До сих пор Рожер соблюдал все заключенные между нами договоренности, – задумчиво проговорил Бузург-Умид.

– Ситуация изменилась, – напомнил Андроник. – Раньше у нас был общий враг, султан Мухаммад, но после его смерти турки утратили былое единство. Рожер Анжерский решил воспользоваться благоприятным моментом. Тем более что иного выхода у него нет.

– Почему?

– У благородного Рожера появился соперник – сын Боэмунда Тарентского. Мальчишка еще мал и глуп, но у него есть преданные сторонники. Междоусобица среди франков пойдет нам на пользу.

– А ты уверен, что она вспыхнет? – прищурился на расторопного даиса Бузург-Умид.

– Во всяком случае, я сделаю все, что в моих силах, дабы испортить настроение нынешнему правителю Антиохии. И очень рассчитываю, что новый эмир Халеба Ильгази не будет сидеть, сложа руки.

– И в результате мы получим вместо дружески расположенного к нам нурмана грозного сельджука у себя под боком.

– Не думаю, что Ильгази удастся одолеть Рожера, но пустить крестоносцам кровь он сможет. К тому же эмир Мардина горький пьяница. Рано или поздно, Аллах покарает его за этот порок. А если ты, почтенный Бузург-Умид сумеешь заручиться поддержкой багдадского халифа, то мы сможем прибрать к рукам не только Халеб, но и Мардин.

– С какой же стати халиф суннитов станет поддерживать ассасинов?

– Арабы спят и видят, как бы им избавиться от турецкого владычества, они пойдут на любой союз только бы скинуть чужое ярмо со своей шеи. Бек Омар, ныне очень близкий к халифу человек, намекает в письме ко мне на такую возможность. Если мы сумеем избавиться от Сельджукидов, почтенный Бузург-Умид, это приведет к возрождению не только Ирака, но и Персии. А это подвиг, достойный истинного Махди.

– Ты уверен, почтенный Андроник, что нам хватит сил для столь великого деяния?

– Мы не можем сидеть, сложа руки, кади. Правителем Востока станет тот, кто сумеет освободить наши земли от пришельцев, как сельджуков, так и франков.

– Хорошо, даис, меня ты убедил. Остается убедить шейха Гассана. Но это уже не твоя забота.

Получив письмо от короля Болдуина Иерусалимского, привезенное сенешалем Роланом де Бове, Рожер Анжерский пришел в ярость. Санлису и Ле Гуину пришлось затратить немало усилий, чтобы удержать взбешенного графа в рамках приличий. Ссориться с королем и его влиятельным посланцем в любом случае не стоило. Тем более что Болдуин де Бурк ничего от правителя Антиохии не требовал, он лишь в мягкой форме советовал ему уладить возникший конфликт и не доводить дело до кровопролития.

– Почему бы тебе не признать юного Болдуина своим наследником? – осторожно посоветовал Рожеру благородный Ричард, когда за Роланом де Бове закрылась дверь.

– И жить в ожидании удара в спину? – повернулся в его сторону Анжерский.

– Сыну графа Тарентского всего одиннадцать лет, – пожал плечами коннетабль. – До его совершеннолетия ты можешь спать совершенно спокойно.

Ситуация складывалась щекотливая, а Ле Гуин был слишком старым и опытным лисом, чтобы этого не понимать. В последний год Рожер хлопотал о разводе с благородной Терезой перед папским престолом. Он почти добился своего, но Геласий Второй, избранный папой всего год назад, неожиданно скончался, к величайшей досаде правителя Антиохии, уже подыскавшего себе невесту. Теперь все приходилось начинать сначала. И еще не факт, что вновь избранный Калист Второй отнесется к просьбе графа столь же благосклонно, как покойный Геласий. В любом случае для благополучного разрешения потребуется год-два, а сторонники юного Боэмунда, коих с каждым днем становится все больше, ждать не будут.

– Ну, это положим, – запротестовал Санлис. – Пока что Боэмунда подержали только барон де Руси и Гуго де Сабаль, которые и прежде не числились в друзьях благородного Рожера.

– Воля твоя, граф, – пожал плечами Ле Гуин, – но нам все равно придется решать эту проблему в ближайшие месяцы.

В этот раз промолчал даже обычно красноречивый Санлис. Хитроумный Ги очень опасался, как бы до графа не дошли сведения о человеке, направившем роковое письмо к благородной Констанции с любезным приглашением, прибыть в Антиохию. А такое вполне может случиться, если Рожер вступит в переговоры с матерью юного наследника. Конечно, у Санлиса был под рукою некий Жак Фуше, ловкий писаришка, умевший подделывать любой почерк, но вряд ли Рожер поверит, что приглашение графини тот написал по собственному почину, а значит, подозрение в любом случае падет на благородного Ги. Сближения Констанции и Рожера нельзя было допустить, но, к сожалению, преданный союзник благородного Ги почтенный Андроник застрял в Халебе и от него до сих пор не было вестей.

– А почему бы тебе, благородный Рожер не вступить в брак с Констанцией? – продолжал гнуть свое Ле Гуин.

– Граф Антиохийский пока еще женат, – поспешил вмешаться в разговор Санлис, отлично понимавший, чем может закончиться этот брак для него лично. – И его предложение будет воспринято как оскорбление.

– Я могу просто намекнуть Констанции на возможность такого развития событий, – не сдавался Ле Гуин. – Она может и подождать. В конце концов, графиня не девица на выданье, а вдова. Думаю, папа Климент поймет всю сложность создавшегося положения и не станет затягивать с разводом.

Рожер Анжерский перестал метаться по комнате и впал в глубокую задумчивость. Санлис с досадою вынужден был признать, что в предложении Ле Гуина есть свой резон. Брак с Констанцией не только не ослаблял позиции Рожера, но, скорее, укреплял их. В этом случае он мог на равных разговаривать с государями Европы, опираясь на поддержку своего шурина французского короля. Препятствием к браку могла послужить неприязнь, которую жених и невеста издавна испытывали друг к другу, но в данном случае ею можно было пренебречь, учитывая все выгоды от предстоящего союза.

– Хорошо, благородный Ричард, – кивнул Рожер, отрываясь, наконец, от распахнутого окна, – отправляйся в замок Ульбаш и переговори с благородной Констанцией. Никаких обещаний ты ей пока не давай, но обязательно намекни на возможное разрешение конфликта, выгодное нам обоим.

Санлис нисколько не сомневался, что такой опытный и ловкий дипломат, как Ричард Ле Гуин сумеет очаровать благородную Констанцию. Для тридцатипятилетней вдовы, едва не угодившей в хорошо расставленную ловушку, этот брак станет спасением, а для Санлиса – концом блестящей карьеры. И это в лучшем случае. В худшем его ждет изгнание, а то и виселица. Благородный Ги запаниковал, что с ним случалось крайне редко. К сожалению, нотарий Никодим, навестивший старого знакомого, не смог утешить перетрусившего маршала, а только подсыпал соли на его свежие раны. От Никодима благородный Ги узнал о браке племянницы графини с комитом Константином, родным сыном весьма влиятельного при дворе Иоанна человека. Этим жестом дочь Филиппа Французского явно давала понять басилевсу, что не держит на него зла и готова к сближению с Византией.

– За невестой дали приданное в десять тысяч денариев, – продолжал свой невеселый рассказ Никодим. – Все захваченные в плен византийские моряки и пельтасты отпущены на свободу. Надо полагать, божественный Иоанн сумеет оценить ловкость молодого Константина, сумевшего с достоинством выйти из крайне неприятной ситуации.

– Я не думал, что Констанция так богата, – прошипел Санлис, давясь холодной телятиной.

– А при чем здесь графиня, – усмехнулся осведомленный нотарий. – Благородную Элоизу облагодетельствовали бароны Венцелин фон Рюстов и Глеб де Руси.

– Щедрость благородного Глеба воистину не знает границ, – ехидно бросил Ги.

– Быть может, речь следует вести не о щедрости, а о расчетливости, – прищурился на хозяина гость. – Почему бы не предположить, что барон имеет свои виды на знатную вдову.

Предположение было интересным, но, к сожалению, не избавляло Санлиса от хлопот. Если Рожер сочтет выгодным брак с Констанцией, то он просто махнет рукой на ее шашни с Глебом де Руси. В конце концов, он трезвый политик, а не влюбленный юнец, ревнующий свою подругу к первому встречному.

– Куда пропал Андроник?! – почти простонал Санлис. – Он обещал мне голову эмира Халеба.

– Насколько я знаю, даис сдержал слово, – удивленно покосился на хозяина Никодим. – Во всяком случае, Бадр ад-Дин Лулу убит десять дней тому назад. А что касается почтенного Андроника, то он назначил мне здесь встречу. Я жду его с минуты на минуту.

Санлис коротко хохотнул и провел ладонью по взмокшему лицу. Спасение пришло именно тогда, когда он уже начал терять надежду. Смерть эмира Лулу приключилась как нельзя кстати. У благородного Ги появился отличный шанс, выскочить сухим из воды, несмотря на происки своего недруга Ле Гуина. И все-таки он счел нужным переспросить византийского нотария:

– А ты уверен, что Лулу мертв?

– Думаю, Андроник развеет все твои сомнения. Я слышу его голос в прихожей.

И даис Сирии оправдал все надежды благородного Санлиса. Эмир Халеба был подстрелен собственными мамелюками во время соколиной охоты, что позволило заговорщикам списать его смерть на несчастный случай, от которого не застрахованы ни высокородные правители, ни простые смертные. Почтенный Андроник был полон оптимизма и самодовольно потирал руки в предвкушении большого куша.

– Вина гостю, – рявкнул на замешкавшихся слуг Санлис.

Холодную телятину мгновенно сменила баранина в чесночном соусе, к которой почтенный Андроник питал слабость. Даис набросился на нее с такой жадностью, словно голодал, по меньшей мере, неделю.

– Разве ты не получал моего письма? – спросил он у хозяина, старательно работая челюстями. – Я отправил голубя сразу же, как только мне сообщили о смерти Лулу.

– Нет, – досадливо крякнул Санлис.

– Значит, армия не готова к походу? – даже привстал со своего места Андроник.

– Рожер собрал людей, как только узнал о появлении Констанции в Сирии, – усмехнулся Ги. – Они с Ле Гуином вообразили, что графиня явилась к нам с многотысячным войском. Я не стал их разочаровывать до поры.

– Как же ты меня напугал! – облегченно перевел дух Андроник. – В Халебе царит паника. Никто не знает, какому эмиру кланяться. Сейчас самое время благородному Рожеру напомнить о себе.

– А где ты пропадал все это время?

– Договаривался с Бузург-Умидом, – хитренько усмехнулся даис. – Ассасины не будут мешать нурманам, если те уступят им две крепости на юге эмирата.

– Берите, – великодушно махнул рукой барон. – И да поможет нам твой Аллах во всех наших начинаниях.

Как и предполагал Ги де Санлис, известие о смерти эмира Лулу произвело очень благоприятное впечатление на Рожера. Правитель Антиохии был человеком желчным, часто упрямым, но в чем ему никто не мог отказать, так это в умении оборачивать чужие несчастья себе на пользу. Сильно ослабевший в последние годы Халебский эмират манил нурманских и французских баронов, составлявших ближайшее окружение графа Анжерского. Особенно усердствовал по этому поводу барон де Крийон, чьи владения примыкали к границам эмирата. Благородный Мишель полагал, что Халеб можно взять без больших потерь, напугав его жителей долгой осадой. Озабоченные смертью эмира обыватели сами откроют ворота города перед доблестными крестоносцами. Мнение Крийона по поводу Халеба разделяли почти все бароны и шевалье, собравшиеся на совет в цитадели Антиохии. Спор вышел по поводу предполагаемого брака Рожера с Констанцией. Ле Гуин, вернувшийся из замка Ульбаш, не привез четкого ответа на вопрос, который, кстати говоря, не был задан. Правда, Констанция готова была признать Рожера правителем Антиохии до совершеннолетия Боэмунда, но только в том случае если граф Анжерский и все бароны принесут вассальную присягу ее сыну, что уже, между прочим, сделали бароны де Руси и де Сабаль.

– Не знаю я никакого барона де Сабаля! – взревел раненным зверем Крийон, потрясая над головами собравшихся огромными волосатыми кулаками.

Благородный Мишель обладал воистину бычьей силой. Он был коренаст, высок ростом, и его бешеного нрава побаивались не только враги, но и союзники. Разумеется, барон очень хорошо знал Сабаля, поскольку именно к нему отошел город аль-Атреб, дарованный когда-то юному Гуго самим Танкредом.

– По моим сведениям, бароны де Руси и де Сабаль вступили в сговор с эмиром Мардина Ильгази и готовятся к совместному выступлению против графа Рожера, – подлил масла в огонь Санлис.

Конечно, шевалье, собравшиеся в парадном зале графского дворца, благородному Ги не поверили, во всяком случае, сомневающихся было более чем достаточно, однако никому кроме Ле Гуина в голову не пришло вступиться за честь отсутствующих баронов. Впрочем, речь Ричарда тоже показалась многим неубедительной. Глеб де Руси всегда отличался надменным и воинственным нравом, и если уж он взялся помогать щенку Боэмунду, то наверняка пойдет в своих притязаниях до конца. О Гуго де Сабале и говорить нечего, этот авантюрист никогда не согласится с опалой и до конца своей жизни будет бороться за утерянные земли.

– Мы в любом случае не можем оставить замок Ульбаш у себя за спиной, – выразил общее мнение осторожный Луи де Лоррен, никогда прежде не замеченный в излишней резкости суждений. Благородный Луи был далеко не молод, ему уже перевалило за пятьдесят, имел трех дочерей на выданье, и к его мнению прислушивались многие.

– В Ульбаше сейчас находятся не менее тридцати рыцарей и около пятисот сержантов, – попробовал охладить разгорающиеся страсти Ле Гуин. – Вчера туда прибыл Ролан де Бове со своими людьми. Вы что же, собираетесь поссориться еще и с королем Иерусалимским?

– Шевалье де Бове предатель, он связан с мусульманами, это известно всем, – выкрикнул Санлис.

– Нам всем приходится вступать в переговоры с мусульманами и даже заключать с ними договоры, – пожал плечами Ле Гуин, – но это вовсе не означает, что мы изменяем христианской вере.

– Я бы предложил графине Констанции и ее сыну покинуть Сирию и вернуться в Тарент, – сказал Луи де Лоррен. – В случае если она примет наши условия, никто из ее сторонников в Антиохии не пострадает.

– А если не примет? – набычился Крийон.

– В таком случае пусть пеняет на себя, – нахмурился барон. – Мы не можем допустить разлада в своих рядах. Изменники должны быть наказаны.

Благородному Луи никто не возразил, промолчал даже красноречивый Ле Гуин. Взоры всех присутствующих обратились к Рожеру Анжерскому, и граф не обманул надежд своих преданных баронов:

– Мы возьмем замок Ульбаш, если в этом возникнет необходимость, но целью нашего похода остается Халеб. Седлайте коней, благородные шевалье.

Почтенный Саббах еще не успел отойти от прежнего визита Андроника, закончившегося преждевременной смертью эмира Лулу, как неугомонный даис вновь посетил его в печальной обители. Каирскому беку нездоровилось, сказывались, видимо, годы проведенные вдали от семьи и родного Каира. Даже прекрасные женщины, похожие на гурий из рая, перестали волновать его кровь, о чем он с прискорбием и сообщил своему гостю.

– Пить меньше надо, – укорил его Андроник.

– И рад бы, да не могу, – вздохнул Саббах. – Новый эмир косо смотрит на трезвенников, видя в них потенциальных предателей.

– Тебе обвинение в измене не грозит, – усмехнулся Андроник, глядя на опухшее лицо хозяина.

– Почтенный Ильгази вступил в брак с дочерью покойного эмира Ридвана и закатил по этому случаю хмельной пир. Я не посмел уклониться от приглашения.

– Невеста хороша собой?

– Не сказал бы, – поморщился Саббах, – но разве это имеет значение, когда дело идет о власти. Ильгази решил укорениться в Халебе, и этот брак позволил ему без больших усилий добиться симпатий, как местных беков, так и простонародья.

– Разумный шаг, – одобрил действия нового эмира Андроник.

– Аль-Кашаб считает почтенного Ильгази самым умным из сельджукских эмиров, и если бы этот человек умел справляться со своими страстями, то наверняка стал бы величайшим полководцем и правителем Востока. Я придерживаюсь того же мнения.

– У нового эмира много людей?

– Две тысячи гвардейцев, пять тысяч мамелюков и десять тысяч туркменов, которых пока разместили вне стен города.

– Немало, – задумчиво проговорил Андроник.

– Халеб, если верить аль-Кашабу, готов выделить Ильгази еще пять тысяч хорошо снаряженных конников.

– С такой силой долго за стенами не усидишь, – задумчиво проговорил даис.

– Туркмены жаждут добычи, – согласился с гостем хозяин. – Кочевникам в пределах эмирата будет тесно. Но Ильгази, как я успел заметить, человек скрытный, он даже аль-Кашабу не говорит о своих намерений. А ведь это кади шиитов открыл ему ворота города. Среди суннитских беков и купцов согласия не было.

– Я должен поговорить с эмиром.

– Думаю, аль-Кашаб сумеет устроить эту встречу, памятуя о твоих заслугах, но я бы на твоем месте, даис, держался настороже, Ильгази ненавидит ассасинов и вполне способен посчитаться с одним из них.

– Спасибо за предупреждение, почтенный Саббах.

Халебская цитадель своими размерами и толщиной стен производила очень сильное впечатление на любого даже малосведущего в воинском деле человека. Она была построена на высоком холме, отчасти искусственном, еще во времена римских императоров. Через ров, окружающий цитадель, был переброшен ажурный арочный мост, ведущий прямо к огромной приворотной башне. Внутри башни имелся ход, закрывающийся тремя железными воротами, который несколько раз поворачивал на девяносто градусов, дабы сделать невозможным применение тарана. Через многочисленные отверстия в потолке нападающих можно было поливать кипящим маслом и смолой. К счастью, почтенный Андроник приехал в цитадель с намерениями сугубо мирными, а потому никакого ущерба на входе не понес.