Текст книги "Трансвааль. Земля в огне ."

Автор книги: Сергей Бузинин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц)

– Тогда пойдемте, – поднявшись из-за стола, Глэдис машинально оправила юбку и шагнула к двери. – Лучшую выпивку я храню на своей половине.

– Прошу прощения, – оторопело замер Арсенин, – но моё появление в столь неурочное время в таком месте может скомпрометировать вас…

– Оставьте, Генрих, – не останавливаясь, отмахнулась Глэдис. – Я уже не маленькая девочка и досужие слухи о мужчинах в моей спальне меня ничуть не пугают…

«Однако, знаковая оговорочка-то, – вышагивая следом за хозяйкой, задумчиво хмыкнул про себя Арсенин. – Изначально речь только о хозяйской половине шла, а теперь уже и о спальне…»

– … вот во время этой злополучной экспедиции мой муж и погиб, – буравя стену печальным взглядом, Глэдис продолжила начатый еще в коридоре рассказ, пока Всеслав разливал брэнди по бокалам. – И уже два года я совсем одна… – женщина одни глотком выпила свою порцию и жестом попросила добавки. – Есть, конечно, пара подруг, но у каждой семья, дети… а я… – Глэдис спрятала лицо в ладонях и еле слышно прошептала: – Я так устала от одиночества… Боже-е-е мо-о-ой, как я устала быть одна…

Видя, как женщина забилась в рыданиях, Арсенин в замешательстве замер и какое-то время, не зная, что же ему делать, стоял, тупо уставившись на бутылку. Глэдис всё не успокаивалась, и Всеслав осторожно, словно к огню, протянул руку и погладил её голове. А когда изумленная женщина вскинула заплаканные глаза, поднял её с места и прижал к себе. Уткнувшись лбом в грудь Арсенину, Глэдис еще какое-то время всхлипывала, вздрагивая всем телом. Немного успокоившись, она, видимо, желая проворковать что-то благодарное, откинула голову назад, но сказать ничего не успела – Всеслав, так и не выпустив женщину из объятий, накрыл её губы поцелуем.

– Боже… – прикрыв глаза, тихо прошептала Глэдис, разметавшись по кровати, когда сладкое безумие, накрывшее их обоих, понемногу сошло на нет. – Как хорошо… – и тут же, резко перевернувшись на живот, тревожно взглянула в глаза Всеславу и обеспокоенно зашептала:

– Теперь ты будешь меня презирать?..

– Ни за что, – мягко улыбнулся Арсенин, ласково проводя кончиками пальцев по щеке женщины. – Только обожать и восхищаться.

– Пойми, – всё еще с тревогой глядя ему в глаза, продолжила бессвязно оправдываться Глэдис, – я не такая… Просто ты… просто я…

– Я знаю, – мягко улыбнулся Арсенин, продолжая гладить её по волосам. – Нам было хорошо вдвоём…

– Было?..

– Было, есть и будет, – Всеслав, придвинув женщину вплотную, ласково поцеловал. – Будет. Жизнь кончается не завтра.

Некоторое время в комнате стояла тишина, нарушаемая только прерывистым дыханием и звуками бесконечных поцелуев.

– Я понимаю, что сейчас совсем не время и не место, – Глэдис, уперевшись руками в грудь Арсенина, с трудом отодвинулась в сторону и вновь заглянула в глаза мужчине. – Но твое многозначительное «будет» придало мне решимости. И пока она не растаяла, я хочу спросить…

– Спрашивай, – покладисто кивнул Всеслав, пытаясь, не отпуская женщину, одной рукой вытащить из коробки папиросу. – Если знаю ответ – отвечу.

– Милы-ы-ый… – задумчиво протянула Глэдис, глядя на Всеслава одновременно с тревогой и нежностью. – Если фон Нойманн – твой партнер, то посоветуй бедной женщине, в какую сторону и когда мне бежать?

– Фон? – недоуменно приподнял бровь Арсенин. – Ты немного ошиблась. Он мой партнер, но его фамилия просто Нойманн. Никакой он не фон и в бегстве нет необходимости. И вообще, с чего ты взяла, что нужно куда-то бежать?

– Знаешь, Генрих, если ты, конечно, Генрих, а не Рудольф или вообще какой-нибудь Франсуа, – горько усмехнулась женщина, – Уолфиш-Бей маленький городок, и моя семья жила в нём, когда он еще не был владением Британской короны. Очень уж давно мы сбежали из Ирландии… Но сейчас не об этом. Здесь все всё друг про друга знают, и тот, у кого есть глаза, давно уже догадался, каким скотом и для кого торгует твой друг фон Нойманн… Вот и ты…

– А что я? – с легким напряжением в голосе, обеспокоенно спросил Арсенин. – Купец как купец…

– Не перебивай, – Глэдис, демонстративно надув губки, прикрыла ладошкой рот Всеслава. – Ты хотел знать, что в тебе не так, значит, слушай. То, что ни немецкий, ни английский тебе не родные, становится ясно на второй минуте разговора. Произношение хорошее, но акцент присутствует. Не пойму, какой, но есть. Твои компаньоны… Вот те двое, что постарше, – они ни капли не похожи на купцов, но зато очень напоминают телохранителей. Я, правда, не могу понять, зачем тебе нужны двое других… Ну тот, турок, и тот, что так здорово играет на гитаре. Было бы весьма печально узнать, что он так же великолепно режет глотки…

– Не волнуйся, – криво усмехнулся Арсенин, глядя поверх женской головы. – Художественная резьба не входит в число его достоинств… или недостатков. У него другая специализация. А что еще тебе не по вкусу?

– Что еще? – встряхнула волосами Глэдис. – Слушай. Ты ведь не купец, а если вдруг и купец, то затвором винтовки в последнее время щелкал чаще, чем костяшками счетов.

Женщина поднесла правую руку Всеслава к лицу, поцеловала сбитые затвором костяшки и ласково провела пальчиком по синяку от приклада.

– И наконец, – печально улыбаясь, продолжила она, – для торговца мясом ты совершенно не разбираешься в быках. Лонгхорны, Генрих, – американская порода, и здесь они не водятся.

– Ты очень наблюдательна, – то ли с одобрением, то ли с раздражением качнул головой Арсенин. – Но я – купец. Только товар у меня… специфический. Очень.

– Так, может, ты оставишь свою… торговлю, – загоревшись внезапной надеждой, Глэдис просительно взглянула ему в глаза. – Плюнь на деньги! Тех средств, что у меня есть, хватит на нормальную жизнь. Если не хочешь или не можешь жить здесь, уедем куда угодно, хоть на другой конец света! Только останься со мной… пожалуйста…

– Понимаешь, Глэдис, – ломая спичку за спичкой в безуспешных попытках прикурить и пряча глаза, выдохнул сквозь зубы Арсенин. – В том, чем я сейчас занимаюсь, деньги не играют практически никакой роли. Просто я делаю то, что должен…

– Значит, ты уйдешь, – сев на кровати, Глэдис обняла колени руками, – уйдешь и не вернешься…

– Я уйду, – Арсенин прижавшись к подрагивающей от рыданий спине женщины, спрятал лицо в ее волосах. – Но когда однажды ты увидишь в бухте Уолфиш-Бей алые паруса, знай – я вернулся. Вернулся за тобой.

Глава четвертая

7 апреля 1900 года. Уолфиш-Бей

Проснувшись пусть не с первыми лучами солнца, но все же достаточно рано, Всеслав Глэдис в комнате не застал – та уже вовсю сновала по гостинице, поражая персонал невиданным досель благодушием.

Пивовар, робко заикнувшийся, что в связи с войной (пусть бушующей за тысячу миль отсюда, но все же!) было бы неплохо повысить цену на хмельное, вместо пожелания сотни чертей в печенку или ещё чего похлеще, получил взамен навара короткую проповедь об алчности. Мальчишка-разносчик, перевернувший впопыхах корзину с яйцами, и вовсе удостоился лишь укоризненного взгляда и пожелания носиться аккуратней. Глядя на столь неожиданные перемены в поведении доброй, но строгой хозяйки, мужская половина персонала недоуменно пожимала плечами и задумчиво чесала в затылке, а женская обменивалась понимающими и чуть завистливыми взглядами.

Однако и благодушию бывает предел: когда изрядно припозднившаяся официантка, заговорщицки подмигнув хозяйке, томно простонала, что ночью ТОЖЕ не выспалась и очень устала, то немедленно была вознаграждена за догадливость взбучкой и, затравленно оглядываясь, улепетнула на кухню, а потом, в течение дня, старалась как можно реже показываться Глэдис на глаза.

– Итак, – отхлебнув кофе, Арсенин обвел внимательным взглядом собравшуюся за завтраком компанию, – заканчиваем приём пищи и дружно топаем в «Черную Каракатицу» – здешнюю самую приличную портовую забегаловку. Сразу хочу пояснить, идем не чтобы пить… – выделив голосом последнюю фразу, Всеслав скользнул взглядом по Троцкому, выжидательно покосился на Корено и довольно усмехнулся.

При слове «пить» Лев явственно передернулся, а одессит состроил невинную физиономию добропорядочного обывателя, не потребляющего ничего крепче простокваши.

– Где-то так, – утвердительно кивнул Арсенин, наблюдая за реакцией друзей. – Нам предстоит встреча с капитанами американских китобоев, и ваша задача – произвести самое что ни на есть благоприятное впечатление.

– Ой, я вас умоляю! – возмущенно вскинулся Корено, жутко недовольный перспективой принудительной абстиненции. – Не делайте мне смешно! Те китобои кушают себе спотыкаловку, шо дядя Фима мацу – с утра и постоянно, а русскому матросу, – молодой грек горделиво тряхнул смоляной шевелюрой, – таки и не випить?! А если, не приведи Господи, те американы будут иметь себе желаний за Содом, ви таки прикажете мине искать румяна и пудру для всей компании?

Впечатлившись буйством Колиной фантазии, Лев, Дато и Барт обменялись взглядами. Первый – озадаченным, второй – недоуменным, а бур – непонимающим.

– Прикажу – чепчик оденешь, – ехидно фыркнул Арсенин, разглядывая изумленных подчиненных. – Но, думаю, до этого дело не дойдет.

– А зачем мы туда идем, Всеслав Романович? – торопливо дожевывая сосиску, промычал Троцкий. – Пить нельзя – это понятно, а что тогда делать?..

На последней фразе Корено, все своим видом выражая, что лично ему сия сентенция непонятна и неприемлема, зашелся в надсадном кашле, но от каких-либо комментариев воздержался. Впрочем, даже если бы он и хотел что-нибудь сказать, то вряд ли б смог: Барт и Дато, искренне переживая за здоровье друга, одновременно двинули одессита по спине.

– Что делать, что делать… – поднимаясь из-за стола, пожал плечами Арсенин. – Впечатление производить, вот что делать. Всеми доступными способами.

То, что «Каракатицу» давно и надолго облюбовали моряки, было заметно ещё на подходе. По крайней мере, двое китобоев, пытаясь смыть последствия вчерашней попойки, вяло плескались в ржавой бочке – списанном судовом опреснителе, а еще один, так и не расставшись с почти пустой бутылкой, безмятежно дрых, привалившись к стене трактира.

Глядя на сию пастораль, Корено в очередной раз тяжко вздохнул и принялся вполголоса завистливо бурчать. Арсенин, прекрасно понимая, когда и как нужно воспринимать одессита, внимания на его стоны не обращал, зато Дато, укоризненно хмуря брови, дернул Кольку за рукав и вполголоса напомнил, что хотя они и на суше, их корабль там, где их капитан, и рейс еще не закончен. Корено, за время совместных путешествий раз двадцать разъяснявший абреку разницу между судном и кораблем, возмущенно поперхнулся на полуслове, но тут же призадумался и больше о выпивке даже не заикался.

Внутри кабак поражал простотой и незатейливостью убранства, клубами табачного дыма и обилием (несмотря на ранний час) посетителей. Бармен, угрюмый рыжеволосый шотландец, стоя под огромным штурвалом (чуть ли не единственным на все заведение украшением), флегматично расчесывал пушистые баки, глядя в мутное зеркало (единственное на всю таверну), и на появление новых клиентов отреагировал в высшей степени наплевательски. При виде молчаливой пятерки прилично одетых незнакомцев, бармен всего лишь вздернул левую бровь и на приветствия почтенной публике размениваться не пожелал. Очевидно, подобная мимика была ему не свойственна и служила сигналом, потому что двое или трое выпивох, вдруг вспомнив о срочных делах, с видом крайней озабоченности, шустро юркнули на улицу через заднюю дверь.

Небрежно раздвигая в стороны подвернувшиеся под ноги обшарпанные табуреты и их не менее обшарпанных хозяев и не обращая внимания на бесконечный гул людских голосов и надсадный скрип граммофона, визгливо выводившего «…То Кемпбелы идут, ура, ура…» или нечто другое, но тоже явно шотландское, Арсенин добрался до стойки. Бармен не изменил монументальную позу ни на йоту. Всеслав требовательно ударил ладонью по кнопке барного звонка. Хайлендер с сомнением покрутил физиономией перед зеркалом и вновь взялся за расческу.

Изрядно раздосадованный явным неуважением к своей персоне, Всеслав глазами указал Корено на бармена и, небрежно облокотившись на стойку, вынул из портсигара папиросу. Не успел Арсенин чиркнуть спичкой о терок, как одессит, ухватив невежу за широкий клетчатый галстук, рывком подтянул его к капитану.

– Приличный хозяин приличного заведения, встречая приличных гостей, как минимум приветствует их, – назидательным тоном произнес Всеслав, выдыхая струю дыма в покрасневшую от возмущения и удушья физиономию бармена. – Вы же, сударь, ведете себя, мягко говоря, невежливо.

– Так то приличных, – упрямо прохрипел шотландец, безрезультатно пытаясь вырваться из рук Корено. – А ухари залетные пусть не за моё воспитание, а за своё здоровье пекутся.

Словно по команде в зале стих многоголосый гомон, и в угрюмой тишине, внезапно накрывшей таверну, словно покойника покрывалом, сдавленный хрип прозвучал зловеще. Кто-то из посетителей, сжав горлышко пустой бутылки, будто рукоять меча, даже привстал со стула, кто-то, разминая кулаки, выразительно хрустнул костяшками пальцев, но этим всё и ограничилось. Китобои, напряженно выжидая, чем же закончится диалог бармена с наглыми пришельцами, от решительных мер пока воздерживались.

– У меня здесь назначена встреча, – выдохнув очередную струю дыма, Арсенин взял со стойки пустой стакан и придирчиво рассмотрел его на свет. – С капитаном Джекилом Хайдом. – Жестом приказав Корено слегка ослабить захват, Всеслав невозмутимо, словно не замечая готовых броситься в драку американцев, протер стакан платком и, щедро плеснув в него виски из стоящей наособицу бутылки, продолжил: – Он уже здесь?

– Уж с полчаса как здесь, – потирая горло, мрачно буркнул бармен, – в отдельном кабинете дожидается. Только зря вы, мистер, сразу по-хорошему не спросили, – угрожающе просипел ирландец, косясь на заднюю дверь. – Приличные люди, – передразнил он Арсенина, – вежливо спрашивают, а не гавкают…

– С тобой, свинья, не гавкает, а разговаривает капитан Жег… – криво усмехнулся Троцкий, проследив за взглядом хозяина таверны и вставая сбоку от двери, – тьфу ты, герр Штольц!

Как по заказу, створка, выбитая жестким пинком снаружи, резко распахнулась, и в зал, размахивая внушительного вида дубинами, ворвалась давешняя троица. При виде подручных, мысленно окрещенных Львом дуболомами, бармен осклабился в радостной улыбке, но почти тут же вновь осунулся.

Первый дуболом, споткнувшись о заботливо подставленную Троцким ногу, с размаху въехал головой в деревянную стойку и признаков жизни не подавал. Второй, получив от Льва табуреткой по морде, размазывая по щекам кровавые слюни и сопли, стек по стене и в настоящий момент был больше озабочен подсчетом оставшихся во рту зубов, чем восстановлением статус-кво. Третьему не повезло больше всех: проскочив мимо Льва, он даже успел замахнуться дубиной, но этим его удача и ограничилась.

Дато, крутнувшись в неразличимом глазу пируэте, рубанул ладонью по горлу дуболома, а Барт впечатал ногу в пузо. Выронив дубину и раззявив рот в беззвучном крике, несчастный рухнул на колени, но и на этом его беды не закончились: Коля, не желая отставать от друзей, навернул ему кулачищем по затылку, и дуболом, сипя, словно сдувающийся шарик, растянулся на полу.

– Мерзкое пойло, – Арсенин, пригубив спиртное из своего стакана, аккуратно промокнул платком губы и повернулся к товарищам. – Я пойду с мистером Хайдом пообщаюсь, а вы пока меня здесь подождите, – капитан, перехватив мечтательный взгляд Корено, на заставленные бутылками полки, отрицательно качнул головой. – Без излишеств. Просто подождите.

Отдельный кабинет оказался небольшой комнатенкой, меблированной в общем стиле заведения, то есть почти пустой. Перешагнув порог, Арсенин с грустью констатировал, что роскошью или маломальским комфортом здесь и не пахнет: в комнате находились колченогий круглый стол, застеленный потертой скатертью некогда зеленого цвета, стайка ветхих стульев и пять человек, одетых с присущим морякам колоритом. По-видимому, один из пятерых – капитан Джекил Хайд. Кто же остальные четверо, предметы мебели или капитанские доверенные, предстояло еще разобраться.

– Добрый день, господа, – Арсенин, намеренно не концентрируя взгляд на ком-либо из присутствующих, кинул взгляд поверх голов. – Я – Генрих Штольц, и мне нужен капитан Хайд.

– И чего клятые москали желают от шановних панов? – неприязненно оскалившись, бросил по-русски похожий на ожившую корягу мужик в кожаной тужурке и капитанской фуражке.

– А с чего герр решил, что я москаль? – зловеще ухмыльнувшись краем рта, в тон ему, но по-английски, осклабился Арсенин.

– Матка бозка Ченстоховска! – с демонстративным удивлением всплеснул руками собеседник. – А то я москалей не узнаю, даже если они рядятся под шваба! Збигнев Пшесинский! Честь имею!

– Позвольте поинтересоваться, – с самым простодушным видом спросил Арсенин, встав так, чтобы спина оказалась прикрыта стеной, – если имеете, отчего ж не пользуетесь?

Внезапно в общем зале кто-то вскрикнул и чей-то голос, переходя с рычания на визг, завопил: «Бей их!» То ли поляк и без того не отличался кротким нравом и большим терпением, то ли вопль послужил ему сигналом, так и осталось неизвестным, но сразу же за начавшейся в таверне суматохой Збигнев заорал: «Idz do diabla!» и, резко выбросив вперед сжатую в кулак руку, попытался своротить Всеславу челюсть.

– Еще недовольные москалями поляки имеются? – едва заметно поморщившись, тряхнул ушибленной кистью Арсенин, когда неистовый поборник Великопольской вольности, разбрызгивая кровь из сломанного носа, рухнул на пол. – Если да, – капитан приветливо махнул рукой, – добро пожаловать.

– Я, к примеру, ирландец, – коренастый бородач с сизым носом недовольно поморщился, услышав, как в общем зале со звоном и плеском вдребезги разлетаются бутылки, сплюнул на пол табачную жвачку. – А сеньор Родриго, ежли слухам верить, и вовсе португалец. Только, какое вам до этого дело, мистер? Мы все – американцы. Так что будем про дела денежные говорить или национальности обсуждать?

– Если про деньги пошел разговор, – Всеслав пододвинул к себе свободный стул и, проверяя его на прочность, пошатал, – так представиться бы не мешало. Я себя назвал, – сочтя стул условно пригодным, Арсенин рискнул откинуться на спинку и обвел внимательным взглядом сидящих напротив людей. – Очередь за вами…

– Браво, мистер Штольц! – имитируя аплодисменты, трижды хлопнул в ладоши сухопарый мужчина, единственный из всех одетый в капитанский китель, – ваш выход на сцену производит впечатление! Занимались боксом? Джиу-джитсу? Ну, да это не важно. Я… – американец удивленно покосился на содрогнувшуюся от удара извне стену, – капитан Джекил Хайд. Это – китобой обвел рукой остальных, – мои друзья и коллеги. Дугал О’Коннор – капитан «Утренней звезды», сеньор Родриго Перанта – капитан «Невесты ветра», Джеймс Кастор – капитан… – Хайд, прервав процедуру знакомства недовольно поморщился и покосился на стену, отделяющую кабинет от общего зала, словно хотел пробиться взглядом сквозь доски. В зале, перекрывая гвалт, ор и непрекращающийся треск, кто-то пронзительно завизжал и не переставал скулить до тех пор, пока грохот оборвавшегося светильника не перекрыл все остальные звуки.

– Капитан «Красотки Сью», – продолжил Хайд, укоризненно покачивая головой. Судя по доносившимся из-за стены чавкающим звукам и сопровождающим их всхлипам, кто-то кого-то вбивал в пол непосредственно за дверью. – Ну и я имею честь владеть премилой посудинкой по имени «Тысячелетний сокол»… Ваш приятель Збигнев в любом случае вне игры. Его скорлупка течет по швам и вряд ли будет вам интересна. Так что же вы хотели нам предложить?

– Две с половиной тысячи фунтов чеком марсельского банка или аналогичную сумму в немецких марках, – прикурив папиросу, Арсенин резким взмахом затушил спичку. Словно по сигналу, одновременно с его жестом в зале кто-то разбил бутылку, затем – вторую и, судя по звукам, о чью-то голову. – Причем я предлагаю очень большие деньги за очень небольшую работу.

– А подробнее? – вопросительно шевельнул бровью Хайд, старательно перешагивая через натекшую из-под двери лужицу то ли крови, то ли спиртного. – Что за работа? Для одного или для всех?

– Для всех, – что прикинув про себя, кивнул Арсенин. – Работа несколько не по вашему профилю, но деньги есть деньги, не так ли? – и, с кривой ухмылкой взглянув на Пшесинского, который кряхтя и стеная, пытался встать с пола, продолжил:

– Завтра, в крайнем случае – послезавтра, нужно выйти из сей уютной гавани и прогуляться до бухты Контарес, что ниже Людерица, принять на борт кое-какое количество… пассажиров и доставить их сюда, в Уолфиш-Бей. Причем уходить из нашей гавани можно в любое время. А вот вернуться лучше всего ночью…

Выслушав предложение Всеслава, американцы (даже Пшесинский приполз!) сбились в тесную кучу и какое-то время, перебивая друг друга и азартно размахивая руками, о чем-то шептались.

– Вот что я скажу, мистер Штольц, – закончив обсуждение, Хайд с ехидной улыбкой прислушался к воцарившейся в зале тишине, – предложение, что и говорить, заманчивое. Но! И слепому видно, что дело здесь нечисто, а мы доселе знакомство с вами не водили и какие рифы кроются под гладкой водицей, не знаем. Лично мне лично вы симпатичны, но кто поручиться за вашу команду? Сдается мне, что ваши ребятишки слова доброго не стоят, так что наш ответ – нет!

Церемонно распрощавшись, Хайд шагнул к двери и, демонстративно подобострастно поклонившись Арсенину, распахнул перед ним дверь.

– Вы можете идти, – американец махнул рукой в сторону выхода из таверны и, оборвав речь на полуслове, удивленно замер.

В общем зале, на полу, вместо привычных взгляду опилок, плевков и окурков, то тут, то там валялись стонущие моряки, обломки мебели и осколки бутылок. Из нехитрой обстановки уцелел только один стол да пара стульев и на одном из них восседал угрюмый бородатый мужчина из числа тех, кто пришел с герром Штольцем…

– Вечно ты, Нико, самовольничаешь, – вполголоса ворчал Дато, вытирая руки о какую-то тряпку, – Батоно капитан, сказал, чтобы без излишеств, а ты драку затеял…

– И таки шо вам не нравится? – пытался оправдаться Корено, старательно обтирая ботинки робой одного из валявшихся на полу мордоворотов. – Всеслав Романыч, шоб он был здоров, имел желаний за впечатления и немножко за уважение. Таки ми это устроили. А если вы имеете слов за излишества, таки где ви их видите? Смотрите сюдой глазами, – Коля приподнял за волосы одно из бесчувственных тел и продемонстрировал его другу. – Я имею мыслев, шо излишества – это когда поц немножко мертвый. А они таки дышат!

– Fool* (дурак, африкаанс)… – горестно вздыхал Барт, тряся за шкирку безвольно обвисшего китобоя, – Jy frats van die natuur * (ты ошибка природы, африкаанс). – Уронив бессловесного моряка на пол, бур ласково погладил покореженную трубу граммофона и снова вздохнул. – So 'n ding het gebreek …* (такую вещь сломал, африкаанс)

Хайд перевел ошарашенный взгляд со Льва, беззаботно болтавшего ногами на краю барной стойки, из-под которой, потирая ладонью набухающий синяк, затравленно выглядывал бармен, на не менее удивленных капитанов, а после – на ухмыляющегося Арсенина и явственно сглотнул слюну.

– Так что вы там говорили о рекомендациях для моих людей? – аккуратно отодвинув американца в сторону, Всеслав вышел из кабинета. – По-моему, – капитан обвел рукой зал, – слова здесь излишни.

– Да-да, – приходя в себя, промямлил Хайд, – похоже, что мы немного поторопились с выводами. Помнится, вы что-то говорили про деньги?

8 апреля 1900 года. Уолфиш-Бей

Когда утром следующего дня команда собралась за завтраком, Арсенин отметил про себя, насколько однообразно хмуры физиономии товарищей: кроме Дато, выспаться не удалось никому.

Сам Всеслав вечером, призвав на помощь уроки математики из морского корпуса, помогал Глэдис с хозяйскими расчетами, после уже она просвещала Арсенина о нравах и обычаях местного гарнизона, выложив за час больше полезной информации, чем вся команда собрала за прошедшее время. Покончив с делами, они решили отдохнуть от расчетов, рухнув в постель. В результате, когда довольные и уставшие мужчина и женщина смогли оторвать друг от друга и уснуть, часы пробили три ночи. Корено, в очередной раз убедившись в действенности своей харизмы и выведав окольными путями, что официантка Мадлен замужем, на пальцах договорился с ее подругой Бетти о свидании. Вот только ночью, когда Коля мольбами и уговорами выпроводил Льва ночевать в соседнюю комнату, с небольшим разрывом во времени заявились обе красотки. Мысленно поставив крест на возможности приятно провести вечер, одессит, не дожидаясь, пока подруги вцепятся друг другу в волосы, выставил обеих за дверь. Однако не прошло и пяти минут, как достигшие мирного соглашения соперницы возникли на пороге. И когда Коля в пятом часу выпроводил их восвояси, удовлетворение он испытывал только от мысли, что, несмотря на все старания странных подружек, честь русского флота вообще и российского матроса в частности он не посрамил…

Лёва в вакханалии участия не принимал, но, благодаря тонким гостиничным стенам, проснулся от первого же стона и заснуть больше не смог. И когда проказницы наконец удалились, радовался едва ли не больше Корено. Только недолго – завтрак начинался в семь и опоздания командиром не приветствовались.

Барт, решив навестить земляков из коммандо Ван Брика, предупредил Дато, что вернется через час и степенно удалился. Видимо, встреча прошла в теплой и дружественной обстановке, так как в гостиницу бур вернулся только в четвертом часу, пошатываясь и благоухая скотчем.

Механически поглощая завтрак, приятели обменялись едва ли десятком слов, и когда в девятом часу утра в сопровождении двух мордоворотов в гостиницу заявился фон Нойманн, он натолкнулся на стену из не предвещающих ничего хорошего взглядов. Сам кайзеровский шпион отнесся к данному факту равнодушно (по крайней мере, внешне), зато его телохранители явно побледнели и, судорожно вцепившись в рукояти револьверов, принялись нетерпеливо переминаться с ноги на ногу. Не обращая внимания на угрюмых русских, фон Нойманн небрежно поставил на стол пухлый кожаный саквояж с медным замочком, пожелал Арсенину удачи в его начинаниях и, сдержанно попрощавшись, ретировался.

Проводив немца равнодушным взглядом, Всеслав персонально проинструктировал каждого из подчиненных и разослал их по городу, а сам, захватив саквояж, неспешно пошагал в порт.

Обе намеченные встречи прошли без осложнений. Хозяин бригантины, получив задаток, заверил Арсенина, что все формальности уладит без проволочек и выход в море намечен на завтра. В «Черной каракатице» всё тоже прошло как нельзя лучше. Бармен, завидев Всеслава на пороге таверны, льстиво улыбаясь, выскочил из-за стойки и проводил гостя в уже знакомую тому комнату. Капитаны китобоев, включая гонористого поляка, выслушали подробные инструкции и, деловито пересчитав аванс, условились о точке и времени рандеву. Распрощавшись с американцами, Арсенин вышел на улицу и зябко поежился: над Уолфиш-беем, в прямом и переносном смысле, сгущались тучи. Вот только о намечающемся шторме мало кто догадывался.

– Тебе кто-нибудь говорил, что ты красивая женщина? – мягко улыбнулся Арсенин, любуясь Глэдис, расчесывающейся перед зеркалом. – Необычайно красивая…

– «Кто-нибудь» – говорил, – звонко рассмеялась женщина и кокетливо улыбнувшись, показала язык отражению Всеслава. – А от вас, сударь, слышу впервые. А как иначе, Генрих? Хозяйка лучшего в городе заведения должна быть лучшей во всём, и сейчас я тебе это докажу…

Резко развернувшись, женщина прыжком преодолела четверть ярда, отделявших пуфик от кровати и, шутливо боднув Арсенина в грудь, опрокинула его на одеяло и скорчила потешно-угрожающую рожицу:

– Сразу сдашься, несчастный, или посопротивляешься?

– Я не несчастный, а счастливый, – фыркнул Всеслав, сдувая с кончика своего носа щекочущий женский локон. – И капитулирую безоговорочно. Вот сразу как поговорим, так и капитулирую.

– У тебя есть ровно пять минут, – Глэдис, воткнув локотки в мужскую грудь, водрузила поверх ладоней подбородок и заглянула в глаза Арсенину. – А потом я начинаю боевые действия… – женщина, призывно улыбаясь, плотоядно облизнула губы. – Ну что ж ты молчишь? Я жду…

– Если заведение лучшее, – задумчиво протянул Всеслав, меланхолично гладя женщину по волосам, – значит, его можно быстро и выгодно продать. Советую заняться этим безотлагательно.

– И зачем мне… нам это нужно? – тихо мурлыкнула женщина, по-кошачьи изгибаясь под мужской ладонью. – Трактир и гостиница приносят изрядный и стабильный доход, а что еще нужно, чтобы достойно встретить старость?

– Потому что через неделю цена на недвижимость сильно упадет, – предельно серьезным тоном произнес Всеслав. – Я вообще сомневаюсь, что через неделю здесь можно будет продать даже сарай, не то что гостиницу.

– Допустим, продала я гостиницу, – Глэдис, не желая становиться серьезной, потерлась щекой о его ладонь. – А что дальше?

– Дальше? – грустно усмехнулся Арсенин и недовольно дернул щекой. – Хороший вопрос, еще б ответ на него знать… Но ты не волнуйся, – он ласково улыбнулся моментально напрягшейся женщине, – это не о тебе. Так – мысли вслух. С тобою всё проще. Продав гостиницу, положишь деньги на депозит Марсельского банка, пересечешь границу немецких колоний, благо, это проблем не представляет. Будут проблемы – обратись к Нойманну, он поможет. В Свакопмунде сядешь на поезд и по Западной железной дороге доедешь до французского Алжира. Оттуда пароходом до Марселя. В марсельском порту найдешь таверну «У Софи», ее хозяйка хорошая Ко… хорошая знакомая нашего турка, он тебе черкнет для неё письмецо…

– Хозя-я-я-йка? – Глэдис, подозрительно вглядываясь в лицо Арсенина, сжала губы в тонкую струнку. – Знакомая турка, говоришь? Или твоя?

– Ты из меня турецкого султана-то не делай! – возмутился Всеслав, внутренне гордясь собой и немного радуясь внезапной вспышке ревности. – Та хозяйка старше меня раза в два, если не больше! Старушка хоть и крепкая, а знающей помощнице будет рада. А пока суд да дело, там и я появлюсь.

– Э-эх, – печально усмехнулась Глэдис, глядя в ночь за окном, – не видать Уолфиш-Бею алых парусов… Останется мой городок без красивой сказки… – женщина тоскливо вздохнула и перевела полный надежды взгляд на Арсенина. – Но так хочется верить, что хотя бы у Марселя появится новая легенда…

– Появится, – вложив в интонацию всю свою уверенность, улыбнулся Всеслав. – Всё появится. И легенда, и я… А пока давай ложиться, я утром уеду… но скоро вернусь.