Текст книги "Боги Яви (СИ)"

Автор книги: Сергей Беркут

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)

    Боги мои, боги

     Вам снятся сны? А мне всегда. Последнее время один и тот же, и столь явно, словно я участник тех древних битв, давно нами забытых, наших, старых богов, канувших в бездну времён. Я вижу себя молодым крепким поджарым воином, русым, в алом плаще, держащим в руках копьё, словно жало пчелы. Такие же, как и я, воины приготовились к своей последней в их жизни песне, окружив меня полумесяцем. А перед нами нарастает чёрное облако мрака, которое катится на нас снежной лавиной. Я не вижу, кто это, но я точно знаю, что это тёмные. Нечисть, прорвавшаяся в наш мир и так яростно жаждущая вцепиться нам в горло и вырвать наши пока ещё бьющиеся сердца. Нас сорок три воина, которые ощетинились, словно ёж, своими копьями. Нет ни страха, ни сожаления, а только то чувство, которое зовётся долгом. Этот путь, мы выбрали сами. Я вижу на молодых лицах улыбки, и это страшно, всегда страшно, когда воин уходит в Ирий с улыбкой на губах. Страшно для его врага. Воины знают, что вся суть их жизни в этом коротком для них миге. Долгие годы упорных тренировок, и всего лишь один миг боя, отведённый им судьбой. Это для них ЧЕСТЬ!

     – Олег! – такой же высокий воин окликнул меня. – Нам пора уходить по горной тропе! – Сердце отозвалось болью. Чистые глаза друзей смотрят на тебя с надеждой. – Нам пора! – С горечью осознаёшь, что все этого ждут именно от тебя. И мы уходим по скальной тропе. Огромные валуны, и кряжистая скала нависла над нами, как злой рок и неотвратимая судьба человека. Позади нас слышится треск ломающихся копий вперемешку с людским стоном. Нечисть добралась до моего отряда, пронзительный визг умирающих тварей и звук вонзающихся в их плоть калёных клинков глухим эхом отозвались в ущелье. Главный в жизни бой для моих друзей начался. Передо мной выскочила какая-то чернявая зверюга, чем-то напоминающая огромную собаку, сразу же клацнув возле моего бедра своей слюнявой пастью. Ещё бы немного, и мне конец, я больше не бегун по горам. Подпрыгнув на скальный выступ, с разворота рассекаю копьём горло псу Одина. Зверь по инерции движется и врезается в уступ скалы, слышится хруст его позвоночника. Двигаюсь дальше, справа от меня раздался протяжный одинокий вой.

     Воин, аккуратно подныривает под такую же нечисть, и своим калёным клинком вспарывает её брюхо. Сука протяжно взвыла, но Метру это не остановило, а это она, я узнал её, она движется на меня как лесной тур, волоча своё нутро по пыльной тропе, обезумев от адской боли, захлебываясь в своих слюнях. Ну что ж, вполне ожидаемо от неё, у неё ко мне личные счёты, любовь, она такая, кого хочешь сведет с ума, даже если ты тёмная тварь с другого конца Вселенной, ухожу немного левее с линии атаки, пропускаю обезумевшую от любви тварь немного вперёд, короткий росчерк клинка отделяет голову от её тела. Ну вот и всё, отправляйся-ка ты, дорогуша, к своему другу Церберу, в свои паскудные миры. Отмучилась, бедненькая... Ещё слышится позади нас угасающий бой, перемешанный с людским стоном и предсмертными хрипами нечисти, а мы уходим по горной тропе, оставляя за собой своих любимых и друзей на верную гибель. Тоска и горечь утраты спёрла грудь, подкатывает к горлу, стоит комом и, словно вулкан, прорывается в ночную тишину страшным нечеловеческим рыком. Боги?!..

     Глава 1. Вуокса, остров Малый

     Солнце светит. Птички поют.

     – Эх, хорошо-то как! – Лёгкий ветерок подул, освежая. Сразу же на водной глади появились небольшие барашки, качнув тем самым поплавок. Зажмурился и потянулся.

     – Ух, лепота!

     Давно бы так, а то всё Питер да Питер, насилу вырвался. Скоро лето закончится, а я на рыбалку первый раз выехал. Какой ужас... Вытащил удочку и смачно плюнул на червяка.

     Таблетка горючего спирта вспыхнула голубым огнём. Так, две ложки кофе, две сахара, миниатюрная медная турка уже над огоньком. Ждем-с-с-с...

     День хороший какой, а не клюёт? Плохо, хоть бы плотва взяла! Мелочь, а всё равно приятно. Да и чёртовы комары, ещё не вечер, а они лютуют. Блин, кофе моё, ой-ё! Чуть не сбежало. Куда собралось-то?

     А сигареты где? А, вот, нашёл. Год собираюсь бросить, никак, правда, пока собираюсь, но не могу себя уговорить... Боязно как-то. Но пить сегодня точно не буду, решил. Мужик сказал, мужик сделал. Вот и ладненько. Голубой дымок и глоток обжигающего кофе, что может быть лучше? Что?.. Хорошая баба! Согласен, но не всегда. Для меня в данный момент лучше классный бодрящий кофе.

     Вот же блин, очки забыл дома. Блики на воде так играют, что поплавка не видно. Как в той песне из 'Бременских музыкантов' – 'солнце взойдет...' Ладно, к вечеру авось расклюётся. А пока кофе. Вечером, смотри, и зубастая на охоту выйдет. А мы её, охальницу, на блёсенку да в ушицу. Хорошо бы! Оба-на, смотри, поплавок вздрогнул! Или показалось? Нет, точно, что-то подошло! Видимо, сосёт. Пущай сосёт, подождём. Поплавок немного подкинуло. Ждём, рано ещё, ждём. Поплавок заелозил и отправился куда-то в сторону камышей. Подсечка, в самый раз. Ух ты, удилище дугой. В камышах бурун. Вот и уха! Достать бы! Хорошая катушка, японская, прямо внатяжку, не зря купил. Хвалю себя. Водит кругами, но к берегу не подходит. Лишь бы леска выдержала, засомневался. Ага! Идёт, ближе, ближе. А где подсак? Вот же дурень старый, не взял! Как можно неделю собираться и в результате забыть ровно половину снаряги?! Не понимаю! Я в шоке от себя, граждане! Спешка нужна только при поносе, так говорит мой батя. Опять бурун, но уже ближе.

     А вот и рыбка показалась. А лещик какой? Красавец! Настроение сразу стало подниматься, забаламучу такую уху вечером – ложку оближешь, на костре, да под холодную водочку. Ммм, тятя какая! Эх, благодать – то, какая! Окинул взглядом небольшой остров. Кряжистый большой камень, словно пуп, грел свои бока на солнце, строго посередине острова. И ни души. Вот это рай... Кинул улов в садок, поменял червя и стал продолжать медитировать на лоне природы.

     Солнце коснулось лучом верхушек елей, вот и вечереет. Взял любимый свой спиннинг, набор блёсен, перепрыгнул в зелёную крашеную старенькую лодку и оттолкнулся от берега. Поблеснив под своим берегом, стал переплывать к соседнему острову. А чего? Каждый рыбак знает, что у соседей всегда лучше! И я поплыл. Бросок вдоль камыша, лёгкая проводка. Удар! Вот, долгожданная зубастая. Хорошая штучка, свеча – и уверенно ведёт под корягу. А нет, куда ты, родимая, кто же тебе позволит? Подтянул, два оборота, подтянул, два оборота. Где твои жабры? А вот и они. Подхватываю её и опрокидываю в лодку. Моя прелесть! Пара окунят и неплохой щукарь есть на уху, пора бы и честь знать, нам много не надо. Стараюсь вытащить блесну из пасти рыбины. Щука словно ждала этого. Подпрыгнула и ударила меня хвостом, в самый неподходящий момент. Чёрт! Финская блесна вспорола палец. Вот же чертовка! Ну да ладно, и без какого-либо сожаления отпускаю её в садок на уху, заслужила. Так, а теперь рану промыть – и к себе на остров, там и обработаю перекисью водорода. 'Или пописать!..' – я задумался. Не, на остров.

     Перекидываюсь через борт лодки, тяну руку к воде смыть кровь. Соприкосновение руки с водой, глухой удар, толчок, словно меня током ударило, вольт примерно на триста восемьдесят. Кайфанул так, аж глаза закатил. Ударная волна по ровной глади радиусом разошлась до горизонта. Ой, млядь! А если бы всё-таки пописал?.. Ни фига! Как ещё не убило. Отдышался. Видимо, под водой где-то энергетический кабель пробило. Чудом остался жив. Аккуратно гребу до своего берега, всё, думаю, на сегодня наловился. По-моему, даже волосёнки на голове задымились. Выскочил на берег, стараюсь отойти от шока. Вспотел так, аж трусы к жопе прилипли. Фух, словно заново родился. Хорошо, хоть ума хватило не ссать в воду, а то всё, пиши пропало. Мой сморщенный друг такого шока не выдержал бы, отсох бы, словно стручок фасоли, это в лучшем случае. На горизонте вспыхнула молния. Ну вот, ещё и погода портится, ночью ливанёт, всё одно к одному. Подошёл к столу, наливаю в стакан водки. Ну, с рождением тебя, Серёга! И тебя тоже, мой маленький друг... Махнул не глядя, пошла хорошо, как к себе домой. Скоро стемнеет, надо б и ужином заняться. Аккуратно ножичком потрошу рыбку на берегу озера, никого не трогаю. Краем глаза замечаю в вечерних сумерках в камышах девицу. Вот тебе раз! Две хорошие сиськи. Вот тебе два!

     – А ты откуда взялась такая хорошенькая? – просто от удивления на секунду замер. Девица по пояс находилась в воде. Оглянулся – никого нет в округе.

     – Ты что, немая? – сидит и только таращится на меня. А округлости ничего, дыньки наливные. Длинные чёрные волосы прядями свисают с плеч, опускаясь куда-то в прохладную воду. А довольно милая, делаю вывод. Чёрные жгучие глазки словно два омута, в таких и утонуть можно. Сто пудов, хочет меня! Вон улыбается. Заигрывает... Губки – словно малины лесной наелись. Красотка, прям русалка какая.

     – Вылезай! Простынешь! – реакции никакой, просто ноль, смотрит на меня, словно на медведя в цирке. Чёртовы сектанты языческие, сегодня ведь ночь Ивана – Купалы. Ну, понятно, обдолбалась, наверное, а потом полезла купаться, на свои красные щёки приключений искать, да остров перепутала. М-да, я б с такой рыбкой и сам поплавал, в тихой гавани, да запруды проверил.

     – Вылезай, дурёха! – скинул тапочки, не выдержал я и шагнул в воду, в её сторону. Подруга сразу как-то напряглась и ощетинилась. Делаю ещё шаг поближе и протягиваю свою руку. Бог ты мой, в вечерних сумерках от неё просто глаз не отвести. Особенно от этих спелых, сладких северных арбузиков. Ох, твою ж мать, чтоб мои глаза повылазили. Какое небо голубое...

     – Не бойся, пойдём! – и делаю аккуратно небольшой шажок к ней, протягивая свою руку, чтобы не напугать, стараясь мило улыбаться. Огромный фонтан брызг окатил меня с ног до головы. Рыбий огромный хвост, словно дельфин в аквапарке, ударил по водной глади, подняв столб воды и мути. Не знаю, как поступили бы другие мужики, но меня уговаривать долго не надо, и я сиганул от неё на берег, как северный олень, словно от проказы. Существо, смотрящее на меня, зашипело. Был бы верующий, перекрестился бы. – Отче наш, иже еси на небесах!.. – постарался я вспомнить молитву, но на большее меня не хватило, и я попятился задом.

     – Ишшшилимшам! – процедила она сквозь острые, словно бритва, зубы.

     Фу-у, что-то я погорячился с этой красоткой! Острые зубы, словно у вампира, и синие круги под глазами выделились на бледном водянистом лице. Кикимора что – ли?

     – Убирайся! – не найдя ничего, кроме этого, выкрикнул я. Русалка, обдав ещё раз меня брызгами, оттолкнулась хвостом и нырнула. Огромная волна направилась вдоль камышей, как торпеда. Слово 'удивился' тут немного неуместно. Я просто растерялся... Ну, вот так всегда, только встретишь добрую, хорошую, глазастую, присмотришься к ней утром, а она – лярва лярвой. Нет, ну я тоже не Ален Делон. Но залысины уже есть, щёки есть, пузо тоже на месте! Что вам ещё надо? Подхватив быстро нож и свой улов, я бегом направился поближе к костру. Чёрт-те что происходит! Слышал, таких тварей огонь отпугивает. Опрокинул немного 'беленькой' в себя, чисто для успокоения нервной системы. А именно сто грамм. Подкинул дров в костёр – гори-гори ясно, чтобы не погасло, – и подтащил огромную сухую корягу поближе, водрузил всё это на костёр, создав ебипетскую пирамиду, только тогда и стал понемногу успокаиваться, переводя дух. Хватит, думаю, до утра его. Присел поближе на пенёк у костра, оглянулся, никого нет. На автомате подвесил котелок над огнём, стал понемногу приходить в себя и коситься в камыши.

     Итак, что мы имеем? То, что долбануло меня, – это уже не в счёт. А вот что вокруг острова рыщет какая-то хищная тварь, это факт! Сам не видел бы – ни за что бы не поверил. Но костюм мокрый, и я до ветру не ходил. Ночью валить с острова просто глупо, в данный момент фиг вы меня отсюда выковырнете. Мало ли, эта сумасшедшая нападёт. Что там народ про ночь Ивана – Купала говорит? Информации почти ноль, голова пустая. Бабы венки из цветов плетут да в воду кидают. Где-то читал, что нежить всякая ночью выходит. Вроде у Мазина где-то было, точно не помню. Ещё что? Всё! Без ста грамм не разобраться. Обернулся – никого. Чувствую себя, как в фильме 'Пираты Карибского моря'. Где мой ром? Оглянулся, налил, выпил, словно украл. Дожил... Ах да, хороводы вокруг костра водят! Надо было русские народные сказки на ночь читать, а я Мазина Сашу. Толку-то! Знал бы, соломы подстелил.

     Гроза приближалась. Её тут только не хватает. Зальёт ведь костёр, как пить дать зальёт. В озере что-то огромное плюхнуло. Так, давай рассуждать логически. Нежить чего боится? В голову приходит только одно – серебряные пули. И то все мои познания основаны на песнях 'Сектора Газа', слабо. И где я их возьму тут? Ага, слово мухой жужжит в мозгу, но вам не скажу. Везде! Судя по фильмам, боятся света. Стоп! У меня же классный рыбацкий фонарь есть. Тогда почему я в темноте? Мухой в палатку. Да будет свет! Яркий свет разлился по округе. Как знал, купил.

     – Он ещё и комаров отпугивает! – прокричал я куда-то в темноту, на всякий случай. Что-то в камышах зловеще зашелестело. Глаз зацепился за старую ненужную тряпку. Так, так, так! Разорвав её на ленты, обматываю подобранную палку, поливаю её оливковым маслом. А факелы никто не отменял! Ну вот, установил один на подходе к лагерю, привязал его верёвкой к стволу дерева и поджёг со стороны озера, на тропинке. В камышах недовольно засопели.

     – Выкусите!..

     Вернулся, подсолил воду в котелке и добавил немного пшена. Второй факел положил возле себя на всякий случай. Если чего, думаю, подпалю и в харю ей, в харю! На автомате достал нож и порезал зелень. Нож с костяной ручкой уверенно сидел в моей ладони. Калёная сталь, друзья подарили. А как про боевую единицу я про него забыл. Подвесил на пояс и сразу стал себя чувствовать намного спокойнее. Прям герой! А поджилки у самого и сейчас трясутся, даже водка не помогла. Война войной, а пожрать никто не отменял, добавил куски рыбы. Немного выждал, помешал душистое варево деревянной ложкой. Ещё налил себе граммульку 'наркомовских', запивая горячим бульоном. Да, а жизнь налаживается ребята. Вот что мы за люди такие? Зажрались! И многие мои знакомые вкус к жизни потеряли, причём к своей, да я и сам такой. Всем мы недовольны. У кого работа плохая, у кого нет денег, кто политикой желчь мечет, кто Путиным, кто антиПутиным. А жить-то когда? Телевизионщики не новости нам показывают, они время моё крадут. А ведь кто-то мог лишний час и с детьми побыть, и с друзьями посидеть. Так что и выходит, за всех переживаем, а за себя пожить некому. Чужой жизнью живём. Вон, как у меня, сначала мне некогда было, работа, работа, теперь дети выросли, у них работа, работа. А чуть-чуть к сраке припекло, сразу начинаешь чувствовать любовь к своей жизни, остроту ощущений. И всякая чертовщина мерещится. Вот как сейчас. Прям адреналин в крови, или алкоголь, неважно, суть одна. Как у Высоцкого в той песне: и жить хорошо, и жизнь хороша.

     В небе громыхнуло так, что голову охота вжать в плечи. Так, сухие дровишки срочно собрать и в тамбур палатки. Подхватил кое-какие вещи и унёс. А то дождь накроет, не просохнут потом. Ненастье разыгралось не на шутку. Молнии били в разные стороны, словно небесный спрут, озаряя всё вокруг. Для Питера это вообще аномальная погода. Гремит, конечно, но не так же! Треск такой разнёсся по небу, словно канаты рвут. Рождённый в южных районах страны, никогда не боялся этого природного явления. Но такого даже там не видел... Ночное небо громыхало и горело малиновыми огнями. Пойду лучше отолью, пока не поздно. Пробежал метров двадцать от лагеря, устроился на этом мегалите. А чего, ровно и удобно. Чем-то он мне напоминает Гром-камень, на похожем в Санкт-Петербурге Медный всадник стоит. А я чем хуже! Коня, правда, нет. Я его 'Пуп земли' назвал, дурацкая привычка, конечно, неживому имена давать, согласен. Но я такой, какой есть. Куда уж мне меняться, поздно, Вася! Над моей головой гром прошёлся таким раскатом, что я подпрыгнул, молния резанула глаз. На мгновение перед собой я увидел её, она стояла недалеко от меня, на Гром-камне. Молодая девушка! Волосы чёрными прядями покрывали её плечи и грудь, словно плакали они. Что особенно кидалось в глаза – её седая прядь на чёрной чёлке, словно народившийся молодой месяц, и широко открытые серые, словно туман, глаза, а в них – немой вопрос. 'Где ты был? Я тебя так долго искала...' Если это сама смерть пришла за мной, я с такой готов идти куда угодно. Хоть за Калинов мост. Я своей рукой утёр горячий потный лоб. Да я весь горю! Это просто ночной бред какой-то. Такого не может быть!..

     Алые жгуты молний полоснули в Гром-камень, озаряя в округе так, что, наверное, было видно со спутников эти электрические разряды природы. А в её глазах теплится какая-то надежда и глубокая грусть.

     Она сделала шаг, всего лишь один шаг навстречу мне. Я уже не мог адекватно воспринимать этот мир, моя голова закружилась, я был в огненном бреду, на грани... Кроме её глаз, в голове не осталось ничего, одна пустота. Она приподнялась на носочки, и её губы соприкоснулись с моими. Сердце сжалось, вспоминая до боли знакомый их вкус, словно я был лишён их тысячу лет. Она опустилась и положила свою голову на моё плечо, обняв меня крепко своими руками.

     – Этого не может быть... – прошептал я сероглазой. – Я, наверно, сошёл с ума?! – и я обхватил её талию, рывком прижал к себе, заглянул в её до боли знакомые и родные глаза. И я узнал их... – Ты приходишь ко мне в моих снах?.. – она улыбнулась и поцеловала меня, прижимаясь крепко к моей груди, и даже немного всхлипнула. – Я тебя больше никуда не отпущу! – голос шёпотом закрался в мою голову. – Пропади этот мир пропадом... – А вокруг меня мир рвался в огненные клочья. Молнии неудержимо жгли кислород, создавая вокруг нас огненный кокон. Остров содрогался от грозовых раскатов, словно два великана неудержимо били в него своими барабанными палками. А ветер, словно разъярённый демон, стегал своей плетью этот небольшой участок суши под нашими ногами.

     – Не уходи... – шепчу я, прижав её голову к своей груди. Чувствуя всем сердцем что-то родное, да так, словно его сжали кованые тиски.

     – Не уходи... – повторил я, губы пересохли от подскочившей вокруг температуры. Она заглянула мне в глаза, показав мне свои весёлые морщинки.

     – Если я не уйду, ты погибнешь, – и она отшатнулась от меня, и всё пропало. Всё сразу же стихло, словно ничего и не было. И сероглазая пропала! Молнии перестали бить в камень, густая мгла спустилась на землю. Лёгкий ветер тронул моё лицо, словно её поцелуй на прощание. Грозовые раскаты прошли стороной, тишина и покой. Ветер кинул мне в лицо первые прохладные капли дождя.

     Больно! Словно часть моей души ушла с ней. С камня вставать было крайне неохота. Так и сидел, одиноко пялился в ночную темноту.

     – Кто ты?.. -

 

     Глава 2. Пробуждение

     Утро было ну очень тяжёлым... Глаз один, глаз другой. Ой-ой! Плохо-то как. То ли утро, то ли вечер, в Питере всегда так, сразу не разберёшься. Ага, вроде в палатке своей, уже хорошо, это раз. Кое-как вылезаю на божий свет, это два. Воды бы, а то язык к нёбу прилип, как лопух к жопе а, ну ладно, не об этом сейчас. Голова как котелок чугунный, кашу совсем не варит, видно, ночью по ней кто-то старательно настучал. Стою на четвереньках, смотрю на догорающие угли. Вижу два пол-литра пустые на горизонте. Ой-ёй. Чайник копчёный над костром сопит. Раз горячий, значит, недолго был в отключке. Сейчас бы граммов сто махнуть, и мир снова бы заиграл для меня чудесной красочной палитрой. Ни фига я выдал перл. Всё же в глубине своей души я чуткий и ранимый романтик, впрочем, как и все алкоголики. Правда, очень в глубине, но чувствую себя как в августе сорок первого, где-то под Минском... Сажусь на лавку. Видно, местные для себя строили. Хороший стол, обшит клеёнкой. Крепкая скамья. Стоп! Вот это скатерть-самобранка. Ай да Серёга, ай да сукин сын! Мурлыкаю, словно кот. Серёжа хороший. Аж шею потянул. Стол был накрыт. На блюдце аккуратно лежит тонко порезанный свежий огурчик, финский сырок. Нарезана копчёная колбаса. А главное! Граммов двести запотевшей холодной водочки.

     Ух! Благодать. Господи, благослови 'Русский Стандарт'! И я перекрестился. Фу, богохульник!.. По Пулково буду проезжать, просто помолюсь за них. Со мной это бывает, иногда на утро остаётся. Налил, махнул, как в армии. Слеза выступила, глаза прикрыл, кайфую. Печёт, сука! Между первой и второй промежуток небольшой. Вторая прошла, как в доменную печь, даёшь стране угля. Даю! Открываю потихоньку один глаз. Как же жизнь, ребята, прекрасна, если бы вы только знали. Тянусь рукой, беру со стола стакан холодного огуречного рассола. Запил. Желудок одобрительно буркнул. Жить, ребята, всегда нужно по кайфу! СТОП! Немного назад. В голове словно подлый червь проснулся – хрям-хрям меня. Стакан холодного огуречного рассола! Я что, на рыбалку банку огурцов брал?.. Не помню... Опускаю аккуратно вниз свои глазки. Я когда-то по телеку видел ядерный взрыв. БАБАХ!!! – взрывной волной в моей голове потушило последний огонёк моего больного сознания. Осторожно осматриваюсь... На углу стола лежит свёрток. Гадский папа! Аккуратно завернут в совдеповскую бумагу. Помню, помню такую, раньше мамка пошлёт за конфетами, так их в то же самое заворачивали. Пацаны, атас!.. Нутро так и кричит. Серёга, проснись! Проснулся. Не помогло, свёрток как лежал, так и лежит. Нервно передернул..., в смысле, сигарету достал.

     Бывает же такое чувство на душе поганое, когда неспокойно как-то тебе. Вот-вот, так и сейчас. Чувствую, говнецом попахивает каким-то. Засада... С вами так бывает? А вот со мной часто. Как будто весь Евросоюз нацелил все свои боеголовки на мою скромную пушистую задницу. Пустил сизый дым, закурил. Очень интересно... А хочется заглянуть в свёрток, аж зуд в одном месте. Рука на автомате сама тянется к третьему стакану. Не зря же Бог троицу любит, а я чем хуже его... Махнул. Докурил. Взял свёрток. Оглянулся, никого нет. Развернул куль, тупо смотрю. Кожаный кошель, крепкий, видно, очень старый. Золотыми нитками по центру вышит парящий орёл на фоне синего круга. Мысли ручьём заполняют голову, уже стал сомневаться в этой реальности. Такое лёгкое, еле уловимое чувство, что начинаю уверенно сходить с ума. Стремительным потоком возвращаются вечерние события в моё больное воображение. А я фантазёр!.. Обрывки ночного кошмара складываются в одну страшную для меня картину. Мне скоро медкомиссию ежегодную проходить в Гатчине, надо срочно заглянуть к психиатру, хорошей тёте пожаловаться, давно пора.

     Слов нет, лишь одно маленькое. Млядь! Прихожу понемногу в себя. Видимо, отпускает. Что мы имеем? А имеем мы вот что. Водка 'Русский Стандарт', не моя, одна штука. Колбаса 'Краковская', не моя, две штуки. Стакан огуречного холодного рассола, тоже не мой. Вывод напрашивается сам собой. Кто-то хозяйничал тут без меня, пока я был в кратковременном отпуске... А неприятно как-то, чувствую осадочек нехороший на душе. Развязываю кошель, заглядываю. Внутри что-то есть. Аккуратно выкладываем это на стол. Две серебряные монетки с дырочками, просверленными ровно по центру. Какие-то непонятные символы. Вроде птица хищная, но не герб РФ. Непонятно... Через отверстие продет кожаный плетёный шнурок. Понюхал, подёргал, сыромятина, на таком и удавиться можно, не порвётся. Серебрушки на вес довольно увесистые, я подкинул одну на ладони.

     – Это тебе! – неожиданно раздался сзади скрипучий голос. Бог ты мой! Я подпрыгнул и случайно дёрнул своей рукой, зацепив стакан на столе, который перевернулся. Хорошо хоть, пустой. Чувствую себя нашкодившим школьником, которого застали за онанизмом. Аккуратно отодвигаю монетки от себя. Не мои... Мама учила, что по чужим кошелькам лазить нельзя. И при этом сильно била по моим гадким рукам. А кто из нас в своём детстве был паинькой?..

     – Здрасьте! – разглядываю мужичка.

     – И тебе не хворать, – мужичок как-то по-хозяйски прошёл мимо меня, подошёл к моей палатке, достал пару сухих поленьев и подбросил их в тлеющий костёр. Потянулся до хруста костей, приподнял шапку-ушанку, почесал лохматую гриву, торчащую на затылке, словно клок сухой соломы. И присел на пенёк, видимо, съесть пирожок, нагло так разглядывая меня. Во как! Я тоже присел и занялся тем же. Значить сидим! Старенькая шапка-ушанка с торчащим одним ухом, советская телогреечка, кирзовые полусапожки. А вот штаны его явно выходили из этого образа: боковые карманы на липучках, задние – на молнии, камуфляжного цвета. Словно прочитав мои мысли, дедок пригладил свою бородку, торчащую, словно штыковая лопата. – В чём удобно, в том и хожу! – уперев в меня свой недобрый взгляд, рявкнул он.

     – Да ходи, дедуля, в чём хочешь, на здоровье! – огрызнулся я так же ему.

     – Какой я тебе дедуля?! – взъелся он на меня.

     – А кто ты?.. – озадачил я его подлым вопросом.

     – Кузьмой зови! – ответил мужичок и как-то сразу расслабился.

     – А меня Серёга! – из-за его бороды рта не было видно. Лишь торчал огромный нос картошкой, почти как у меня. Может он мой брат?.. Глубоко посаженные глаза, как у телёнка, минут пять внимательно изучали мой божественный образ. Впрочем, чем и я занимался. Мужик Кузьма ростом был невелик, может, метра полтора, чуть больше. Только вот его походка, какая-то вальяжная, как у депутата Госдумы нашей, что-то в ней не так, как у всех, ходит так, словно яйца свои растёр. Просто муж могучий, а с виду – то просто хмырь.

     Наконец он, видимо, устал играть в гляделки или разглядел, что хотел.

     – Ну и наделал ты шуму вчерась! – уже более миролюбиво ответил он.

     – Какого шума?.. – сразу не понял я. – Где наделал?.. – я закрутил своей головой. Что, опять менты?..

     – А такого, не помнишь?..

     Я такой! Хрен признаюсь когда! – Не помню... Амнезия у меня! -

     Как-то вчерашний день вообще смутно помню. Наверное, перегрелся на солнышке. Но мои ночные кошмары никуда от меня не делись. Но не рассказывать же ему, что я у мамы дурачок. Последнее время они стали совсем уж меня донимать. Наверное, половое созревание... Отрицательно мотаю головой, мельком глянул на пустую тару. Кузьма тоже, видимо, перехватил мой взгляд.

     – Не к месту тебе, Серёга, сейчас столько водки жрать. А уматывать нам с тобой надо, да побыстрее, и чем дальше, тем для тебя лучше. После твоего шороха, что ты навёл в озере, столько гостей незваных посбежится, тьма... И заметь, половина из них захотят тебя прикончить самой лютой смертью. От самого Великого Новгорода до Господина Пскова оповещена вся нечисть в радиусе пятисот километров в округе! – Кузьма заёрзал, утерев рукавом нос. А я, видно, нашёл себе соседа по тихой белой палате...

     – Какая нечисть, Кузьма, ты что?! Мы её раз в четыре года сами выбираем. Откуда она тут? Она вся там! – и я махнул рукой в неопределённом направлении.

      – Кукуня! Уходить пора, ирод. Кукуня, мерзавец! Где ты? – он стал громко какого-то звать.

     – Кузьма, да что происходит? Ты толком объяснить можешь? – просто шизею с этих дураков. Видно 'дурочка' не только по мне плачет.

     – Могу, но не сейчас. Сейчас тикать надо, и быстро! – Кузьма ловко подскочил и забегал по территории лагеря как гном какой. Подбежал ко мне, взял со стола монетки, понюхал их и одну убрал в старый кошель. Протянул вторую мне. – Надевай!

     С сумасшедшими спорить бесполезно, а если встретились два дурака, то вообще труба, и я накинул серебрушку на себя, с меня не убудет, а ему прибавит.

     – Это оберег, для отвода глаз, – пояснил Кузьма.

     – Угу, – поддакиваю я этому лесному белорусскому партизану.

     – Кукуня, беличье племя! Где ты?!

     По тропинке, видимо, бежал тот самый Кукуня со стороны озера. В зубах которого болталась здоровенная краснопёрка. Видимо, вытащена им из моего садка. Такого огромного хорька я ещё не видел в своей никчёмной жизни.

     – Кому что, а вшивому баня! Лишь бы пожрать, прорва. А ну давай делом займись, вон, палатку разбери, а то русалкам на корм быстро пойдёшь. Вымя! – Кузьма быстро всё сгребал со стола. – А ты что сидишь, давай помогай!

     От всего этого я вообще впал в прострацию. От его слова 'русалка', словно по щелчку, в моей памяти стали всплывать образы. Бог ты мой! Это же всё явь, или нет, я уже стал путаться. Мне стало нехорошо. Я даже помотал своей головой. Блин, и факел возле костра лежит, только заметил. Не до конца всё осознав, я поддался суматохе и панике этого полоумного дедули. Дорогие японские спиннинги я кинул в тубус. Тем временем хорёк заскочил в палатку, и она стала заваливаться, что он там делал, одному богу известно! Но палатка сложилась. Управившись там, он выскочил из неё и стал вытаскивать колышки, вцепившись в них своими зубами. Ай да Кукуня! Ай да молодец! Не зря, видимо, хлеб свой у Кузьмы ест. Подойдя к берегу, я вытащил свой садок, покосился на зелёный камыш, но там никого не было. Поднялся к лагерю, стал складывать палатку. Пока занимался хоть каким-то делом, стал обдумывать ситуацию. Итак, мучившие ночные кошмары оказались ну очень уж реальными. Картина Репина за последние сутки сложилась полностью. И я всё понял! Я лежу привязанный к кровати полотенцами добрым, умным санитаром в большой белой палате. Больше ничего хорошего в голову мою не приходит. И даже та прекрасная незнакомка, я прикрыл глаза и сразу же почувствовал в груди острую боль. Моя больная, к сожалению, фантазия. Вот почему так, только всё стало налаживаться, и тут на тебе, ушат холодной воды на голову. Раз, и ты весь в помоях... Всё это моё больное воображение виновато.

     Пока я занимался мозгоблудием, Кузьма практически собрался. Схватил свой потрёпанный рюкзак, с которым наши деды на фронт уходили. Стал развязывать узелки, что-то выхватил из него и побежал на Гром-камень. Мне тоже стало интересно, и я направился следом за ним. Забежав на камень, он стал посыпать его махоркой. Хоть я и не видел её лет тридцать, но узнать её ещё в состоянии по запаху. Тем временем Кузьма присел на корточки, достал из рюкзака карандаш, чем-то похожий на железный стержень.

     – Это свинец, – старательно выводя узоры и какие-то символы и иероглифы на монолите, пояснил он мне.