Текст книги "Царевич"
Автор книги: Сергей Арсеньев
Жанр:
Альтернативная история
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)
Глава 3
Ну, это я так думал, что не знал французского. Оказывается, теперь я его знаю. Не очень уверенно, хуже, чем немецкий, но куда лучше какого-нибудь, скажем, испанского. При этом я совершенно уверен в том, что до того, как мсье Жильяр со мной заговорил, я по-французски от силы десяток слов мог вспомнить.
Очень любопытно. Память возвращается? Нет, не возвращается. Покопавшись в своей голове, воспоминаний Алексея я там не обнаружил. Только французский язык всплыл. Похоже на то, будто с закрытого раздела памяти сняли блокировку. И ещё я мсье Жильяра вспомнил. Правда, не слишком подробно. Только имя и то, что он мой учитель. А вот чему тот меня учит помимо французского – не имею понятия.
Мсье Жильяр встал, накинул халат поверх забавного спального костюма, велел мне тоже подниматься и ушёл. В туалет, наверное. Ладно, будем вставать.
Неожиданно, это оказалось сделать совсем не просто. Любое движение требовало постоянного контроля. Пару раз даже чуть не упал. Стоило забыть про ноги, как они так и норовили сложиться в коленях.
Своё бельё я ещё ночью обнаружил под собственной подушкой. Стянул через голову ночную рубашку и попытался надеть. Неудача. Оказывается, стоять на одной ноге я не могу совершенно. Падаю. Пришлось садиться обратно на лавку и сидя натягивать эти дурацкие кальсоны. В общей сложности, кальсоны и футболку с длинными рукавами я минут пять надевал.
Стук в дверь. Почти без паузы та распахивается и в купе влетает девчонка примерно моих лет. Нет, года на два постарше, поправляю я себя. Мне ведь теперь не четырнадцать, а двенадцать.
Девчонка начинает щебетать, что мы скоро приедем, и что я копуша и соня, и что давай быстрее одевайся. Не закрывая рта, она по очереди снимает с вешалки брюки военного покроя, а затем и что-то вроде гимнастёрки. Суёт это мне и я быстро одеваюсь. Удивительно, но, несмотря на страх разоблачения, оделся я легко и быстро. Причём брюки надевал стоя на одной ноге. Никаких проблем на этот раз не возникло. Заодно, пока одевался, вспомнил кто это [ Наська, сестра].
А дальше произошло нечто и вовсе удивительное. Девчонка тычет пальцем в стоящие в углу сапоги. Сверху на сапогах лежат какие-то тряпки [ портянки]. Подхожу и уверенно, как будто много раз делал такое, наматываю портянки и просовываю ноги в сапоги. Только вот до этого момента портянок я раньше никогда в жизни не носил и лишь теоретически знал, что этот такое.
Прелестно. Так я французского тоже раньше не знал. Алёшка, значит, помогает. Личность я его разрушил (честное слово, случайно), но некоторые навыки сохранились.
В туалет хочу. Опять паника. Не знаю, где он. Опп! Уже знаю. Вспомнил. Именно вспомнил, а не нашёл. Причём я знал, как туалет выглядит изнутри ещё до того, как открыл ведущую в него дверь. Словно был там уже.
В туалете порадовался тому, насколько легко и просто стало мне решать все свои дела по сравнению с моим старым телом [ сочувствие]. Пока решал вопросы гигиены, вспомнил об ушибленной коленке [ ужас] [ паника]. Спустил штаны и кальсоны ниже колен и осмотрел себя. Ну, коленка. Синяк светло-малиновый. Не успел посинеть ещё. И чего тут такого ужасного? Потыкал его пальцем. Почти не больно. Опухоли нет. Просто обычный молодой синяк [ недоверие] [ надежда] [ радость] [ недоверие] [ недоверие] [ радость]. Неожиданно, из глаз хлынули слёзы. Да что за нафиг? Простой синяк. Чего тут реветь? Запихал вглубь себя ревущего Алёшку и пошёл умываться.
А вот какая из зубных щёток моя – не имею ни малейшего понятия. На этот раз Алёшка помогать отказывается. Не признаётся, какой щёткой чистил зубы. Но это я и сам угадал. На деревянной ручке каждой щётки была выжжена одна буква. Но буква "А" была лишь на двух щётках. Я выбрал себе зелёную. Вряд ли Алексей чистил зубы розовой.
Почистил зубы, умылся и опасливо вышел в коридор. Дальше что делать? Потихоньку поплёлся обратно в сторону своего купе, но тут по дороге открылась дверь и незнакомая девушка недовольно заявила мне: "Алёшка, где ты ходишь? Всё же стынет!". Паника [ Ольга, сестра].
Тут я понял. Меня пробивает на воспоминания только в стрессовые моменты. В обычном состоянии Алексей полностью пассивен. И только когда я начинаю трусить, боясь разоблачения, он встревает и помогает мне. Спасибо, Алёшка!
Хотя нет. Не полностью он пассивен. Я ходить научился. И не только ходить. Вообще двигаться. Это Алёшка двигается, не я. Никогда я так не ходил раньше. Он, оказывается, невероятный трус. Идёт, постоянно держась хоть за что-нибудь, аккуратно огибая все препятствия. Резких движений вообще не делает. Еле ковыляет, как бабушка. Но я не вмешиваюсь. Один раз попробовал – так стало ещё хуже. Я могу перехватить контроль над телом, но тогда идти получается заметно медленнее, чем у тормоза Алёшки. Потому что мне приходится каждое движение контролировать. А так у нас разделение труда получается. Я – капитан, а он – старпом. Я говорю, куда нужно попасть, а уж как туда лучше идти решает он. И он же командует телом по дороге.
Вообще, мне даже нравится моё нынешнее состояние. Мало того, что здоров, так ещё и помощником обзавёлся. Он и за завтраком всё вместо меня делал. Даже жевал. Единственно, мы с ним поцапались, когда он захотел выпить молока. Я молоко с детства ненавижу. Меня тошнит от него. А Алёшка его любил. Тело хочет молоко, а я не пускаю [ хочу!]. Стошнит [ хочу!]. Нельзя [ дай!]. Всё-таки уступил я. Выпил [ вкусно!] эту [ вкусно!] дрянь [ вкусно!].
Пока завтракали, потихоньку смотрел на отца. Который "хозяин земли Русской". Называть его Николашкой [ возмущение] дальше мне неудобно. Очень Алёшке это не нравится. В принципе, хороший ведь человек [ конечно!]. Но не на своём месте. Не справится он тут. Всё равно его ведь расстреляют. Вместе с семьёй [ ужас] [ бессилие].
Кстати, я обнаружил, что остатки личности Алёшки достаточно разумны и могут даже самостоятельно поддерживать несложную беседу. Но тут мне его уже приходилось жёстко контролировать. Личности у него нет, но памятью моей он пользуется в полном объёме и знает всё то, что знаю я. Так что ему ничего не стоило ляпнуть что-либо вроде "после революции" или "по приказу Ленина" или даже "во время Второй Мировой войны". Но всё равно он сильно выручал меня. Потому что в вопросах подготовки к празднованию приближающегося Рождества в лужу садился бы уже я.
А часам к одиннадцати мы прибыли. В Царское Село мы приехали, это я по дороге выяснить успел. На перроне нас встречала довольно-таки порядочная толпа. Толпа концентрировалась вокруг женщины средних лет [ мама!]. Так вот ты какая, «гессенская муха!» [ возмущение]. Тьфу.
Когда же я (очень аккуратно, держась за перила) спустился из вагона на землю, ко мне подлетел какой-то мальчишка. Знакомый, друг? Хотел было протянуть ему руку, но тот вдруг без предупреждения обнял меня и поцеловал в щёку.
Буря эмоций захлестнула меня. Сразу вспомнил, кто это [ Колька Деревенко]. А моё мнение об Алёшке упало существенно ниже плинтуса. Это он что, с ним… [ гнев] [ отвращение] [ недопустимость].
Так. Ничего не понимаю. А чего он тогда целоваться полез? Не девчонка, чай. Это хорошо, что я такой добрый. Другой мог бы и в рыло дать…
Глава 4
– …Но в теннис! В теннис мне с сёстрами можно поиграть?!
– Алёша! Я ведь говорил уже. Нельзя! Что ты как маленький?
– Мне скучно.
– Я понимаю.
– На дерево нельзя, на велосипеде нельзя, в мяч нельзя. Даже в теннис нельзя!
– Алёша! Мы же уже разговаривали с тобой об этом! Нельзя!
– Извините. Обидно.
– Понимаю. Но… такова судьба.
– Ладно, я потерплю. Извините, сорвался.
– Давай лучше мы ещё раз повторим с тобой французские глаголы. Итак, мы остановились на…
– Давайте…
Что ж, французский – это не страшно. Я его худо-бедно, но знаю. Гораздо хуже латынь. Мне нужно чего-то испугаться или чему-то обрадоваться, когда меня спросят о латыни. Тогда, может, тоже вспомню. Но пока не получается. Я как-то меньше стал бояться. Не как в первый день. А то, что я латынь забыл полностью, смазывается тем, что Алёшка и раньше успехами в ней не блистал.
Ещё хуже латыни – русский язык. Прямо беда с ним. Я сейчас по-французски пишу много грамотнее, чем по-русски. Собственные знания Алексея по русскому не восстановились. И когда он пытается что-то писать, то чаще всего слова пишет так, как они ему слышатся в данный момент. Правил-то он никаких не помнит [ уныние]. Зато правила знаю я. Я-то, в отличие от него, пишу довольно грамотно (читал много). И он этим пытается пользоваться, беззастенчиво обращаясь к моей памяти в спорных моментах. Как правило, верный ответ быстро находится. Но беда в том, что это верный ответ с точки зрения орфографии начала XXI века. В итоге, на бумаге у нас с ним получается полная фигня [ согласие]. Подменить я его тоже не могу. Во-первых, нынешние правила русского языка мне всё равно не известны. А во-вторых, когда я отодвигаю Алёшку в сторону и пытаюсь писать сам, то у меня почерк меняется. Характерные Алёшкины завитушки на буквах остаются, но всё равно это больше похоже на мой старый почерк. К тому же, писать перьевыми ручками я не привык. Кляксы постоянно сажаю. Мсье Жильяр в ужасе от моих диктантов.
Зато на математике я отыгрываюсь [ гордость]! Математика-то не изменилась. Вернее, ушла вперёд, но то, чему учили Алёшку, было мне хорошо известно. Ответы на детские задачки, которые подсовывал мне Жильяр, я писал, даже не утруждая себя записью решения. Я их в уме решал. По-моему, это где-то уровень третьего-четвёртого класса обычной советской школы.
Сегодня же я со своим учителем гулять вышел. Он хоть и француз, но вполне нормальный мужик. С понятием. Даже покрывает мои мелкие шалости перед родителями. То есть, это он их мелкими считает. Как тот случай, когда Пьер застал меня в спальне императрицы, где я искал какие-то особо вкусные немецкие конфеты. На самом деле я, вообще-то, искал там доказательства связи маменьки с немецким двором и её шпионажа в пользу Германии [ глупость]. Но Пьеру об этом знать совершенно не нужно, верно?
А вообще, носятся тут со мной, как с писаной торбой. То нельзя, это нельзя. Не ходи, не прыгай, не упади, держись крепче! Это всё я постоянно слышу со всех сторон. Поехать на велосипеде для меня – самоубийство. Мне вообще ни в какие физические игры не разрешается играть. Даже прыгать через скакалочку нельзя – вдруг упаду [ уныние]?!
Всё моя болезнь виновата. Гемофилия она называется, я выяснил [ ненависть]. Редкостная дрянь. И не лечится. Мне категорически нельзя ни обо что ушибаться [ согласие]. Простой ушиб может для меня стать смертельным. И даже совсем небольшой порез – тоже. Больше того, мне в носу ковырять нельзя, представляете? Если кровь у меня пойдёт носом, фиг её остановишь [ согласие] [ так было].
Но я всё равно в носу ковыряю. Когда не видит никто. Потому что гемофилия у меня, похоже, волшебным образом вылечилась [ радость!] [ радость!] [ неуверенность]. Как? А не знаю как. Мой перенос в это тело сказался, не иначе [ сомнение] [ надежда].
Откуда я знаю? А вспомните, я когда ещё в поезде ехал, треснул себя по колену железной пряжкой ремня [ глупость!!]. Сильно треснул. Конечно, нормальному мальчишке такой удар – растереть и забыть. Но не больному гемофилией [ согласие]. Тот удар был бы для меня как минимум тяжёлым ранением [ согласие]. А то и смертельным. Но я же не знал тогда этого [ осёл]!
Что-то новенькое. Никогда он меня ещё ослом не обзывал. Вообще, похоже, я ошибался, когда думал, будто уничтожил личность Алёшки. Тут он [ согласие]. По крайней мере, частично. Он не уничтожен полностью, его просто придавило мной. И сейчас он постепенно, очень медленно, из-под меня выкарабкивается. Не знаю, то ли на один участок мозга можно информацию в несколько слоёв записывать, то ли он с какой резервной копии себя распаковывает. Ведь голова, как известно, предмет тёмный и обследованию не подлежит. Единственное, что можно с уверенностью сказать, так это то, что Алексей с каждым днём всё активнее ведёт себя [ удовлетворение]. Он всё ещё не является личностью, но уже способен не только ходить и есть, а и выполнять довольно сложные мои поручения [ гордость]. Писать диктанты, например. Да и эмоции его стали куда как разнообразнее [ согласие]. К сожалению, этот процесс возрождения полностью стихийный. Ни я, ни Алёшка никак управлять им не способны [ печаль].
Подробности о своей болезни я узнал лишь через три дня после того, как мы с сёстрами и отцом вернулись в Царское Село. Кстати, откуда мы вернулись, я так до сих пор и не выяснил. Не знаю, куда мы ездили. И Алёшка этого не помнит [ огорчение].
Так вот. Сильный удар пряжкой ремня по колену должен был бы вызвать у меня обширное внутреннее кровоизлияние [ дурак!]. А не вызвал. Синяк, правда, получился. Но совсем небольшой. Обычный синяк. Который прошёл уже через четыре дня [ эйфория!!]. Никто его даже и не заметил.
А потом я и ещё опыты ставил. Нарочно расковырял себе до крови нос [ очень страшно]. Через полторы минуты кровь остановилась [ счастье]. Острым ножом сделал себе неглубокий, но длинный надрез на внутренней стороне бедра [ жутькакая]. Десять минут – кровь не идёт [ удивление] [ радость]. И это при том, что я не прилагал к тому никаких усилий и даже ходил все эти десять минут [ штаны испачкал] [ стирка ночью].
Я в Царском Селе теперь живу. И всё время… Стоп! Что сейчас было? Испачкал штаны? Стирка? Это же не эмоции [ согласие]! Это маленький рассказ о действительно произошедшем событии. Причём меня не пугали сейчас. Алёшка сам послал мне его. И не словами, а образами. Отчего-то словами он со мной не общается [ неумение]. Хотя вслух говорить на несложные темы может [ удивление]. Похоже, он на верном пути. Может, скоро более вменяемым станет [ надежда].
Сам Александровский дворец поразил меня. Я думал, придётся жить в чём-то наподобие музея [ смех, глупый]. Нет, обычный дом. Богатый, конечно, этого не отнять. Но вовсе не музей. Я с сёстрами на втором этаже флигеля живу. У девчонок две спальни на четверых (парами живут), а у меня отдельная [ теперь на двоих]. В смысле? А, ну да. Забавно. Родители же на первом этаже обитают. На музей несколько похожа только центральная, парадная часть дворца. Но всё равно не слишком. Какой-то этот музей вид не слишком музейный имеет [ удивление]. У нас в СССР-2029 дворцы побогаче выглядят [ недоверие]. Да и парк не очень-то ухоженный. Какой-то диковатый [ обида]. Я могу сравнивать, так как был тут раньше, на экскурсии. С мамой на самолёте в Ленинград на две недели прилетали [ зависть] [ большой аэроплан] [ желание летать].
Я стал вспоминать ту поездку. Гигантский аэропорт "Шереметьево". Десятки самолётов на поле [ удивление] [ восхищение]. Взлёт и посадку. Ленинград. Улицы огромного города, заполненные автомобилями [ невероятно!]. Руины Исаакиевского собора [ как?!!]. Зимний дворец. И в этот момент мои воспоминания стали как-то резче, чётче. А образы принялись сменять друг друга совершенно хаотично, по непонятной мне логике. Я даже едва не упал [ извини]. Насколько мне удалось разобрать невнятные потуги тени Алёшкиной личности пояснить ситуацию, тому было очень сложно без моей помощи найти эти воспоминания. Образно говоря, у него был доступ к библиотеке, но не к её каталогу. Так что любую полезную информацию он был вынужден искать на ощупь, по очереди перебирая тома один за другим. Если я не помогу. А так я указал ему нужную полку, и тот стал хватать с неё книги одну за другой [ похоже].
Но всё-таки моя личность сейчас, несомненно, доминирует. Так что я задвинул Алёшку подальше. Он всё равно продолжил рассматривать Ленинград будущего, но тихонечко, на краю сознания. Так, чтобы это не мешало ему управлять ходьбой. И вообще, я кушать хочу [ подтверждение]. Пошли домой [ согласие].
А вот еда царская не оправдала моих ожиданий. Никаких "государь трапезничать желает" или "товарищ, за чей счёт этот банкет?" [ удивление] [ интерес] [ кино?]. Нет, наверное, случаются какие-то парадные мероприятия [ подтверждение]. Но при мне ещё ни разу не было таковых [ скука] [ душно] [ жарко] [ рожи]. А в обычные дни…Ну еда. Ну вкусная. И что? Вилок девятнадцати видов мне к обеду не выдавали [ улыбка]. Посуда, кстати, тоже воображение не поражала. У нас дома парадный сервиз, пожалуй что, и побогаче выглядит, чем то, с чего семья императора ела [ сомнение] [ желание увидеть].
Две недели я уже в Царском Селе живу, с сёстрами и матерью. Отец в Петроград уехал. Сёстры. Чёрт, отличные девчонки. Наивные немного, но добрые [ согласие]. Особенно Наська со мной близка. Настасья. Анастасия. У меня ведь не было сестёр раньше, вовсе не знаю, что это такое [ сочувствие]. Наташка не считается. Она сводная сестра, я её воспринимал скорее как девчонку, а не как сестру [ понимание]. А тут сразу четыре сестры [ гордость]! И все со мной носятся. Ах, Алёшенька! Ах, осторожней! Сначала раздражало [ удивление], а потом я понял, что они любят меня и боятся за меня. Ведь все считают меня больным [ сложность] [ что делать?].
А я вовсе не болен уже. Иногда даже неудобно становится [ да]. Вроде как сидеть в метро перед стоящей бабушкой и притворяться спящим [ некрасиво] [ желание смотреть метро]. Некрасиво. А надо.
Итак, Ленин [ кто это?] вернётся в Россию весной. Точно не помню когда, но где-то в апреле-мае. Товарищ Сталин [ кто это?] сейчас должен находиться в ссылке [ бандит!]. Но весной и он вернётся в Петроград. Кого я ещё помню? Дзержинский, Ворошилов, Троцкий, Свердлов. Ногин ещё. Причём Свердлова и Ногина в лицо я не узнаю. Бухарин, Каменев, Зиновьев. Последние трое – мутные. С ними лучше не связываться [ кто эти люди?] [ желание знать больше]. Больше никого не помню. А, не. Калинина помню.
Алёшка, куда ты полез! Зачем ты влез к Ленину? Там на три дня воспоминаний [ удивление]. Я про него много чего знаю. Вылези оттуда [ сожаление] [ интерес]! Блин. И к Сталину тоже не лазай, там ещё больше [крайнее удивление].
Брр… Скоро с ума сойду [ виноват]. Сиди тихо, Алёшка [ согласие]. А то задвину.
Ну, и чем им может помочь мальчишка? Обычный мальчишка – ничем. А царевич? Пожалуй, тоже ничем. Навредить может. Самим фактом своего существования. Поэтому, меня нужно убить [ нет!!]. На благо революции [ не надо]. А мне быть убитым не хочется [ полноесогласие]. А вот чего хочется – так это остановить приближающуюся братоубийственную войну. Десять миллионов [ шок]! Безумие [ горячее согласие].
Николашка [ протест]. Извини. Козёл [ нет!] [ добрый] [ умный] [ заботится] [ любит]. Тьфу. Да вижу, вижу. Хватит показывать мне. Согласен, с тобой он действительно такой. И добрый и заботливый. И вообще в жизни хороший человек. Потому и козёл, что человек хороший. Империи плохой человек нужен сейчас [ удивление]. Я где-то читал такую характеристику английского короля Ричарда I (он же Львиное Сердце): «он был великим воином, но отвратительным королём» [ задумчивость]. Вот, и наш такой же. Рыцарь, блин. Дон Кихот в фуражке [ жалость] [ согласие].
Мне-то что делать? Ведь сейчас любые мои шаги, что бы я ни сделал, что бы ни сказал, никто просто не заметит. Я никто. Пустое место. Придаток человека, которого презирает и ненавидит вся страна [ возмущение]. А это правда, не возмущайся. Хорошего человека. Даже отличного человека [ согласие]. И совсем никакого правителя [ сомнение].
А это кто там бежит мне навстречу? О, да это ж Колька [ узнавание] [ радость]! В гости, что ли, пришёл [ игра]? А, ну да. Вспомнил. Конечно. Я с ним играть сегодня после обеда договорился. В солдатиков. Блин, совсем как маленький [ несогласие]. Но Алёшка так хотел этого, что я уступил. Пусть [ благодарность]. Вспомню молодость. Я ведь тоже когда-то в солдатиков играл [ весело]. Лет до семи. А потом стало неинтересно. На считалке проще, удобнее и интереснее, чем вживую [ удивление] [ как это?].
Привет, Коль. Нет, целоваться не надо. Достаточно пожать руку. А они девчонки, им можно. Пошли в дом. Пообедаем и начнём…
Глава 5
– …Лёшка, ты чего? Какую радиостанцию?!
– Мобильную. У разведчиков же должна быть радиостанция.
– Офонарел? Как они такую дуру с собой в разведку потянут?
– Эээ… Радист понесёт. В ранце.
– Да радиостанцию, что на семьдесят километров добьёт, нужно на слоне везти. А сколько она стоит? И потом, даже если унесут, радиограмму ведь перехватят всё равно.
– Она будет зашифрована.
– Ещё и зашифрована. То есть взвод разведчиков в глубоком тылу противника. Взводу приданы радист, шифровальщик и грузовой слон с рацией на борту. Так у тебя получается? А, не, ещё погонщик слона нужен. Может, и духовой оркестр возьмёшь до кучи? А что? С музыкой парадным строем в разведку – оно самое то.
– Так что, рации нет?
– Конечно, нет. Откуда она у них.
– А как же тогда разведданные передать?
– Как хочешь. Думай. Зачем ты так глубоко послал их?
– Я думал, они по радио всё передадут.
– Фигу. Нет у них радио.
– Блин. Ну и ладно. Рискну. Мои начинают. Атака с юга между восьмым и девятым фортом. Седьмая и двенадцатая дивизии наступают сразу за огненным валом.
– Сразу за чем?
– За огненным валом.
– А это чего такое?..
Так. Опять мы с Алёшкой промахнулись? Колька не знает, что такое "атака за огненным валом". Странно. А мне казалось, что в Первую мировую их уже вовсю применяли [ казалось!]. Или это просто Колька не в теме? Не, вряд ли. Наверное, действительно нет пока. Немного подумав, я предположил, что для создания «огненного вала» нужны самоходные орудия достаточно серьёзного калибра и в больших количествах [ наверное]. А вот этого сейчас точно нет. Тут даже и танки пока лишь пулемётные. Кажется [ по-моему, так].
И с радиостанцией глупо получилось. Это всё я виноват. Насоветовал [ балбес]. Мне отчего-то всё кажется, что армия у меня времён Второй Мировой. Всё никак я на местные реалии не перестроюсь. Вчера вон, предложил отвлекающую атаку пятью сотнями танков и основную двумя тысячами [ гы-гы-гы]. А у меня их во всей армии немногим более двухсот. Причём по боевым характеристикам они недалеко ушли от консервных банок [ по сравнению с Т-110 даже хуже консервной банки; по соотношению ценакачество банка против Т-110 выигрывает].
Да, А Алёшка-то как ожил за последние дни [ а то!]! Даже личность у него теперь есть [ стараюсь, командир!]. Внятные фразы произносить научился. Хотя иногда эмоции из него и лезут. Алёшка – отличный парень. Всегда хотел иметь такого друга [ спасибо]. И мне очень неприятно то, что я его чуть не убил, когда лез на его место [ прощение] [ не парься] [ ты не хотел] [ здоровье].
Во, о чём я и говорил. Иногда снова эмоции прорываются голые. Хотя всей памяти Алёшкиной не открылось. Писать по-русски мы с ним так и не научились. Приходится заново осваивать это.
Толчок к пробуждению Алёшки дала эта дурацкая [ почему?] игра в солдатики, к которой я поначалу отнёсся столь пренебрежительно [ дурень]. Оказалось, очень зря. Это вовсе не игра в солдатики в моём понимании. Это самая настоящая командно-штабная игра. С настоящими формулами [ конечно!]. Сейчас у нас тут третий день битва за Берлин идёт. Колька защищается, а мы с Алёшкой атакуем. Да, именно мы, а не он. Меня тоже эта игра увлекла [ вот видишь!].
Основная сложность для меня – использовать соответствующую настоящему моменту технику. Я просто не помню, что там и когда появилось [ дырявая голова]. И сегодняшние примеры – ещё не самые одиозные. Позавчера Алёшка хотел ляпнуть, что перемещение Колькиного кавалерийского полка ночью засекли с аэропланов тепловизорами [ а чё?]. А вчера и вовсе. Я его едва удержал. Он чуть было не сказал, что подробный план оборонительных сооружений Берлина уже сфотографировали и скинули нам в штаб с секретного спутника [ это я погорячился].
Просто Алёшка ещё не совсем освоился. Часто путает свои и мои воспоминания [ иначе не получается]. Хорошо хоть, что к моим знаниям без моей личности доступ у него ограниченный. Нет, доступ полный, секретов от него нет никаких, но он просто не знает, куда нужно смотреть [ жалко]. А перебирать всё подряд – так на это как раз и уйдут те четырнадцать с лишним лет, что я прожил в старом мире [ лениво столько смотреть].
Зато уж, если показать ему, то… Невероятно яркие и свежие воспоминания [ угу]. Я буквально с помощью Алёшки могу прожить жизнь заново. Оказывается, я ничего не забыл [ удивление]. Вот такой пример. Я когда в роддоме ещё с мамой лежал, смотрел из кровати на маму, которая читала газету. Причём с моей точки зрения газета была повёрнута «вниз головой». Так Алёшка это воспоминание поднял и прочитал текст! Конечно, только то, что я видел, но причитал ведь [ но ничего не понял]! Неважно, что не понял. Нужно вырасти в СССР, чтобы понять такое.
Но это так, просто пример отвлечённый. А вот взять хотя бы Кольку Деревенко [ друг!], с которым мы играем в солдатики. Алёшка поинтересовался у меня его судьбой. Я ничего про это не знал [ ну и плохо]. Даже не подозревал раньше о существовании такого персонажа [ сам ты персонаж]. Но на всякий случай показал Алёшке Наташкин реферат по истории. Она там много чего написала – полторы сотни страниц 10-м шрифтом [ молодец!]. С картинками, правда [ так ещё лучше].
И представляете, он там нашёлся [ повезло]. В приложениях, где, в том числе, и про судьбу императорской фамилии было рассказано [ ужас] [ страх] [ отчаяние] [ бессилие]. Я сам это приложение не читал, но видел. Этого оказалось достаточно. Алёшка смог разобрать, что там было написано [ старался]. Колька, оказывается, до самого конца не бросил его. Поехал с Алёшкой в Тобольск, а потом и в Свердловск [ в Екатеринбург]. Алёшка после прочтения той статьи так расчувствовался, что чуть сам не полез целоваться с Колькой [ я же не в том смысле!]. Мне даже пришлось управление телом перехватывать. Так что теперь Колька Деревенко для Алексея – первый друг и непотопляемый фаворит [ ага, давай, Меншикова вспомни ещё]. Такое не забывают.
А ещё Алёшкина личность кино пристрастилась смотреть [ интересно же!]. Я ведь много фильмов видел. Показал Алёшке, где они лежат и теперь он ночами кино крутит. Научился. Он тихонечко. Спать мне это не мешает [ я стараюсь потише]. Вообще, мы с ним выяснили опытным путём, что это нашему организму нужно часов семь-восемь сна в сутки. Но астральной личности (лучшего названия не придумали) вполне двух часов в сутки хватает. Так что я ложусь спать и усыпляю организм, а Алёшкина личность тихонько ползает по моей памяти, смотрит на будущее [ круто!] и кино крутит. Во, и словечек уже поднабрался от меня. «Круто», «не парься» – это ведь из моего мира. Алёшка такого раньше не знал [ теперь знаю]. Особенно ему нравятся мультфильмы серии «Маша и Медведь» [ улыбка]. Несколько раз даже ночью случайно будил меня своим ржанием [ извини]. А я этих мультфильмов много смотрел. Там около полутора сотен серий всего [ зашибись!]. Алёшке надолго хватит…
Ага, про Машу и Медведя он смотреть будет. Ну да. Ночью проснулся от дикого ужаса. По-моему, едва не описался со страха. Алёшкина личность сжалась в комочек и продолжает излучать волны паники [ УЖАС] [ УЖАС] [ УЖАС]. А тело-то у нас общее. Мне тоже страшно.
Очень медленно осматриваю комнату. Жуткие тёмные пятна мебели, зловещего вида занавески, мой страшный-престрашный костюм на вешалке. А что его так испугало?
И потом, я же спал с закрытыми глазами. Так что увидеть ничего страшного Алёшка не мог. Значит – звук. Но я ничего не слышал. Потому – тихий звук. Тихий страшный звук. Прислушиваюсь. За окном загадочно шумит ветер в ветвях деревьев. Вроде, звук не страшный. Но Алёшка продолжает пугать меня. Что испугало-то?
Полез к нему за объяснениями, одновременно пытаясь успокоить. Через пару минут сердце, вроде, стало стучать ровнее, и Алёшка слегка оттаял. Чего испугался? [ Кино]. Чего?! [ Кино; страшно].
Какое ещё кино? [ Вот это]. Тьфу! Сразу успокоился. Заодно Алёшка перестал дрожать, почувствовал, что мне совсем не страшно.
И правильно у нас в СССР это кино запретили. Нечего там смотреть. Снято, конечно, красиво, но советские фильмы всё равно лучше. Зря я его вообще скачал. Любопытный, блин. Это мне когда неограниченный интернет дали, я в зоне "COM" его выкопал, все шесть частей. И взял посмотреть. Русского перевода там, правда, не было, но был немецкий. Я его и скачал, так как английского не знал. По-немецки же я тогда уже хорошо понимал, говорил только с акцентом.
Ну, а раз я немецкий понимал, то теперь и Алёшка понимает. Как я французский выучил – так и он немецкий. Нашёл это кино в моей памяти и сдуру начал смотреть. Первую часть кое-как осилил, а в середине второй его развезло. Он ведь никогда ничего подобного не видел раньше, а там и мне страшно было смотреть в первый раз [ вот видишь! а я не трус!].
Ладно, успокоил я кое-как личность Алёшки. Конечно, не трус. Но лучше не смотри дальше. Там ещё страшнее будет. "Чужой-6" сами американцы признали самым жутким игровым фильмом в истории человечества. Алёш, смотри лучше про Машу, это интереснее [ согласие]…