Текст книги "Наместный маг 2 - Сергей Вишневский (СИ)"

Автор книги: Сергей Вишневский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 22 страниц)

Возле печи суетилась степнячка. Она что-то постоянно бормотала себе под нос и шевелила угли в печи ухватом.

За столом сидел Людвиг. На нем была обычная холщовая рубаха и штаны из мешковины. От былого благородного облика остались только искусно отделанные сапоги.

Юноша прихлебывал козье молоко из кувшина и разглядывал угольно-черные лепешки, которые лежали в миске перед ним. Любопытство распирало, и парень, несмотря на предупреждение Кара'кан, протянул руку, взяв небольшую лепешку.

Вопреки ожиданиям, лепешка не была деревянной и жесткой, а наоборот, очень легкой и мягкой. Людвиг откусил, и чем дольше жевал, тем больше хмурился. Проглотив, парень хмыкнул и произнес:

– Недурно, но очень уж необычно...

Ведьма на секунду отвлеклась, взглянув на него, и чему-то ехидно улыбнулась.

– Слушай, а из чего это сделано, и почему они черные? – поинтересовался воздушник и еще раз откусил, продолжая говорить с набитым ртом. – Я привык, что крепленое вино горькое, мед сладкий, простокваша кислая, а рыба вяленая соленая. А твои лепехи все сразу. И кислое, и горькое, и сладкое... А как проглотишь, они еще и соленые.

– Соленое оно от костной золы, сладкое от патоки, кислое от силы моей темной, – ведьма снова мельком глянула на парня. – А горькое – от помета мышиного.

Услышав последний ингредиент, Людвиг закашлялся и начал бить себя по груди, а затем попытался запить молоком.

– Что ж ты сразу... – сквозь кашель попытался произнести Людвиг.

– А вот нечего чужое снадобье трескать, – буркнула ведьма и вновь начала ворошить угли в печи и шептать заговоры. Посреди углей стояла большая каменная кружка, в которой томился отвар. – Ты с камнем хорошо придумал, давно такого не видала, чтобы камень как глину мяли.

– Трансмутация... – откашлявшись, произнес парень.

– А ежели то не камень будет, а металл какой? Сможешь?

– Без разницы. Металл даже проще будет, у него структура другая, – пожал плечами юноша и вновь отхлебнул молока.

– Ты тогда к старосте сходи. У него дело к тебе должно быть, все одно отвар еще пару часов томить, не меньше, а без отвара я Песта будить не стану.

Молодой воздушник взглянул на специальный лежак, где уже третий день беспробудным сном спит Пест. Людвиг очень беспокоился уже на второй день, но его успокоила Кара'кан, сказав, что это она его держит во сне, чтобы быстрее восстановился его дар.

– Так от меня опять все шарахаться будут, как от призрака.

– А ты не болтай много, молча подойди и покажи, что умеешь, а потом в лоб спроси: "Где помочь могу?" И без этих вот "будьте любезны, не соизволите ли". В городе так не болтал, а тут с чего решил так говорить? Сам ведь из простого люда вышедший.

– Да я сдуру ляпнул, – буркнул парень и встал из-за стола. Он накинул легкую кожаную куртку и собирался уже выйти во двор, но получил наставления в спину:

– Как выйдешь – налево поверни и два десятка шагов сделай. Там камень лежит, чернота с красным намешана. Из него старосте миску сделай.

*** 

Дверь в дом старосты скрипнула, и на пороге показался Людвиг с приличных размеров булыжником в руках.

В доме как раз обедали, вся семья сидела за столом. Сыновья старосты и сам хозяин семейства замерли с поднятыми ложками.

Первым засуетился сам староста. Он поднялся и начал что-то говорить, но Людвиг вскинул руку с раскрытой ладонью, а затем прислонил палец к губам, прося тишины.

Юноша молча подошел к столу и сел с краю, так, чтобы никому не мешать. Булыжник он положил на стол перед собой. Оглядев всех, парень постучал по камню костяшками. После этого он раскрытой, светящейся голубым светом ладонью, нажал на центр булыжника. Рука начала его продавливать, словно и не камень это был, а крупный кусок глины.

Людвиг упражнялся с этим заклинанием уже не первый месяц, и это дало свои результаты. Юноша научился управлять силой заклинания. Там, где была необходима упругость, материал становился тугим, но поддающимся рукам, а там, где надо было создать причудливую форму или сделать поверхность гладкой – камень становился почти текучим.

Но самым неоднозначным приобретением от частого использования этого заклинания стал навык гончарной лепки. Пест, взвешивая в руках очередную каменную кружку, сделанную Людвигом, рассмеялся и сказал: "Такой кружкой и убить можно..."

Когда воздушник зашел в гончарную мастерскую, скорее чтоб самого себя переубедить в глупости этого утверждения, а не в поисках новых приемов и знаний, то впал в прострацию. Один гончарный круг стал для него откровением, а о приемах и мелких хитростях – и говорить не приходилось.

Тогда  Людвиг провел в мастерской гончара три дня. Он платил по 2 серебрушки в день мастеру за то, чтоб стоять у него над душой во время работы. Через неделю самостоятельных попыток лепки парень вновь вернулся к гончарному мастеру и стал платить уже за уроки.

Это были последние дни учебы перед объявлением войны.

Людвиг невольно улыбнулся воспоминаниям о том, как мастер запрещал ему пользоваться магией и заставлял лепить из глины.

Тем временем руки молодого воздушника скользили по камню, и перед ним была уже приличных размеров миска из булыжника. Не идеал, конечно, но уже ровная, с прямыми краями и довольно гладкая.

– Был бы гончарный круг – было бы лучше, – произнес Людвиг и поставил миску перед старостой. Во время процесса лепки из камня за ним, не произнося ни звука, наблюдали все домочадцы. – Как там ведьма говорила? "Где помочь могу?"

Староста аккуратно потрогал теплую от магии миску, приподнял, взвесил в руках и задумчиво произнес:

– А с металлом так можешь?

– Могу, – ответил парень и опять улыбнулся воспоминаниям о ругани Песта. Тогда Людвиг первые попробовал трансмутацию на металле. Он собрал все металлическое, что нашел в комнате, и соединил в один крупный ком. Юноша лепил из этого несколько часов, то раскатывая в блин, то разделяя на мелкие шарики, то снова собирая в одну кучу. Мыль о том, что в комнате не осталось даже ножа, чтобы нарезать еду, его не посетила.

Зато эта мысль посетила Песта, когда он обнаружил Людвига за этим довольно странным занятием. Воздушник попытался вылепить нож обратно, но если форму придать ножу было трудно, но возможно, то вот с заточкой вышла неувязка. Ножи получались тупые до ужаса.

Итогом проб трансмутации металла стала покупка Людвигом за свой счет половника, трех ножей разной длины, двух подсвечников, четырех вилок, металлического подноса и двух котелков.

– Пойдем тогда к Лыку, у него большой чан был. Мы в нем раньше кожу варили, да он прохудился...

Через полчаса на пороге дома местного рыбака стояли Людвиг и староста.

– Лык, а где тот чан большой, что прохудился? – с ходу огорошил староста хозяина дома.

Лык не сразу понял, о чем спрашивает староста. Он опасливо переводил взгляд с Людвига на старосту и обратно.

– В сарае вроде был... – ответил через несколько секунд Лык. – А вы задумали что?

– Пойдем, сам все увидишь, – пробормотал староста и кивнул в сторону выхода.

В сарае, быстро откопав искомый чан, мужики принялись осматривать его в поисках течи. Найти ее удалось только после того, как чан вынесли на улицу. Только на свету стала видна одна маленькая дырочка. Она была настолько мелкой, что без взгляда на свет заметить ее было очень трудно.

Людвиг приступил к ремонту не сразу. Сначала он попросил обычный гвоздь или крепкий металлический прут. Этим прутом он расковырял дырку и соскреб нагар с наружной стороны, освобождая место от примесей. Далее в ход пошла трансмутация.

Парень размягчал металл и аккуратно его растягивал, немного утончал стенки чана, чтобы освободившийся метал собрать в месте течи. Это заняло не больше пятнадцати минут. Гончарные навыки вновь напомнили о себе.

Рука Людвига еще раз проходит по наружной поверхности огромного металлического чана, в котором еще несколько минут назад была течь.

– Вот тебе раз! – буркнул староста и, не веря своим глазам, начал сам ощупывать поверхность чана. Не найдя даже изъяна на поверхности, староста с натугой поднял чан на ребро и начал смотреть на свет.

– А не прохудится? – спрашивает Лык. Он вместе со старостой пытается нащупать прогоревшую течь изнутри.

– Не должно, если только в другом месте прогорит... – задумчиво произносит Людвиг. – В месте, где была течь, сейчас сплошной металл.

– Шибко хорошо вышло, думали, к Дорожичам везти придется, перековывать... – бормочет староста. – И сколько за работу свою возьмёшь?

– Да я как бы и не работал... Это тренировочное заклинание. Для учебы.

– Нам бы такой учебы, – задумчиво произнес Лык. – Мы бы такого нагородили бы...

Людвиг недоумевающе переводит взгляд с Лыка на старосту.

– Ну ты сам подумай: каменная кладка – хорошо? Хорошо! А если дом опосля того, как сложить из камня – в один камень соединить, цельный! – попытался объяснить староста. – Вот тот всем домам дом был бы...

– А с бревном ты так сделать сможешь? – вдруг спросил Лык.

– Дерево, оно не однородно. Снаружи потверже, изнутри помягче, но в принципе.... – Людвиг задумался и, почесав лоб, произнес. – Пробовать надо, так сразу не скажу.

*** 

Пест сидел на краю лежака и наблюдал за Кара’кан. Та накрывала на стол, попутно рассказывая о событиях, которые произошли за время лечения ведуна.

– У Дорожичей на поле черная плесень снова появилась. Просят очень за поля, боятся, сожрет та плесень весь урожай.

– Сама глядела?

– В ночь по тем полям ходила, смотрела. То не навороженная хворь, с птицей с юга та хворь пришла, – Пест кивает словам ведьмы и коротко отвечает.

– С Лукашей пойдем...

– Завтра, – заканчивает ведьма за юношу и строго добавляет. – Сегодня никуда не пущу! Не хватало совсем дара лишиться! Своей силой чтобы не пользовался, вон у тебя благородный есть. У него не сила – океан без берега и края. Четвертый день ходит, избы лепит.

– Топором с мужиками машет? – удивлённо спросил Пест.

– Держи карман шире! Он своей тр... труму... – ведьма сплевывает и обиженно бурчит. – Магией он своей то металл в воду без огня обращает, то дерево сращивает так, что оно как одно целое. В избах стены как гранит. Ни щелочки, ни заусениц. В одной избе так доску половую срастил. Теперь мужики пилят. Щелей нет – куда доске гулять, ежели намокнет? Старшой, чтобы дурня этого унять, гонца к рыбакам Воржским послал. Велел звать мастера лодочных дел, чтобы сюда ехал, а Людвига твоего к нему приставить, мол, пусть лодки для рыбаков Воржских правит, а то спасу нет мастерам Куприяновским. Так и норовит им под руку влезть.

– Воржские мастера взвоют, – заметил Пест с улыбкой.

– Рыбаки не дураки, да и гонец предупрежден. Мастера не пошлют, а отрока в ученичестве – это да, – Ведьма поставила на стол большой, исходящий паром чан с отварным картофелем, положила несколько угольно-черных лепешек и поднесла каменную кружку отвара Песту. – Пей!

Пест залпом осушил кружку и, сморщившись, произнес:

– Ведьмовской отвар...

– Так и я на монашку не похожа, – с улыбкой произнесла Кара’кан.

– Нам на острова Северные вертаться надо. Там и артефакт отыскать треба, и кости люда нашего схоронить, и рыргов тех, что в море не сдуло, на костер сложить.

– Буря там на спад идет, но еще не улеглась. У нас два дня ветер рвал и метал так, что думали – он крыши приберет с домов. Хорошо, хоть града не принес, урожай сберегло. А пока ветер ревет на севере, ты с ходоками разберись да слово с ними молви. Я тебе артефакт-толмач сготовила, только темный он...

– Я сам сд...

– Я тебе дам – сам! – пригрозила ведьма кулаком. – Только попробуй поворожить до завтра! Все жилы вытяну!

Пест вздохнул и с трудом поднялся на ноги. Шаркая ногами по полу, он подошел к столу и сел у чана с картошкой.

– Много ходоков пришло?

– Четверо. Один на олене прискакал, как на лошади...

– На олене? – хмурясь, спросил парень.

– На олене, – кивнула ведьма и добавила. – Я сначала не поняла, думала, охотник оленя оседлал, ан нет! Олень ручной. С седлом и упряжью как у всадника. Говорила с ходоком тем, рассказывает, что с севера он. Просит у тебя слова разрешения. Семья у него большая, хочет на севере земель твоих, там, где горы, и окромя мха не растет ничего, свое стадо пасти.

– У меня земель-то нет... – хмыкает юноша, заглядывая в чан с картофелем.

– Бумага подписана, ты хозяин этих земель. Как благородный твой в отчий дом воротится – тебя ко двору звать будут, на дарение земель, титула и присягу Государю.

– Откуда знаешь?

– Тьма сказала.

Пест хмыкнул и задумчиво спросил:

– А ежели на севере не растет ничего, окромя мха, что там олени есть будут?

– Олень не простой – северный. Он только мох и ест.

– А зимой?

– Зимой снег копытами копает, до мха дороет и снова его ест, – пожимает плечами девушка. – За то обещает пяток оленей в год приводить.

– И что нам с теми оленями делать? – задумчиво спрашивает парень. – На мясо только...

– А у них и нет ничего. Ни золота, ни серебра они промысел не ведут. Тут ты с ним сам разговаривай.

Пест начинает есть картошку, а Кара’кан наблюдает за Пестом, продолжая рассказывать:

– Второй ходок – охотник. Весь в шкуры да меха укутанный. Ни клочка ткани на нем, словно торгу у них нет ни с кем. С собой тюк меха соболиного принес, да не абы какого. Мех чистый, зимний...

– А он что хотел?

– Разрешение на торжище просил. Мол, на наших землях, на востоке, соболя они бьют. Село у них кочевое. Летом на одном месте живут, у реки рыбу ловят, а зимой промысел ведут соболиный и за соболем кочуют от стоянки к стоянке. Обещал за право на торжище торговать соболиных шкурок большой тюк.

Третий – степняк с юга. Там огнепоклонники живут, но у наших земель жила семья степняков. Огнепоклонники их к себе в города не пускают, торговать не дают, да и если беда какая – не помогут, а то и масла в огонь подольют. Степняк тот просит права на землях твоих жить и детей своих на твоей земле растить. Хочет тебе поклониться, в услужение семью свою согласен отдать.

Четвертый ходок – с рек на востоке, рыбак. Там живет народ вдоль большой реки. Реку ту называют Иртын. Народ тот рыбы промысел ведет. У них последний ведун по весне помер, и теперь просятся под твою руку, говорит, таков наказ ведуна был, нельзя без ведуна. Рыбак тот с мешком соли по воде пришел. Говорит, в их краях та соль как камень из земли растет.

– Дела... – прожевав, произносит ведун. – Тут с наскока не решить. Надо со старостой и главами родов думать.

– Думать потом будешь, ты ешь давай, – перебила ведьма Песта. – Ходоки четвертый день ждут, подождут еще...

– А сколько я спал? – хмурясь, спрашивает Пест. – Четыре дня?

– Почти десяток дней, – хмыкнув, отвечает Кара’кан. – Один раз тебя будила, чтобы староста слово молвил. Остальное время я тебя свой силой во сне держала.

Пест вздыхает и трет ладонями лицо:

– Луна полная была? – Кара’кан кивает в ответ. – Людвига на проклятье смотрела?

Снова кивок.

– Ну?

– Посмертное проклятье на нем лежит и на три колена еще лежать будет. В ночь полной луны у него видения будут. За рыргову долю, – ведьма встала из-за стола и вновь отправилась к печке, вновь взяв в руки ухват и начав шевелить им угли. – В эту луну он с матерью рырговой лесами бежал. Говорит, бежал так, как никогда раньше не бегал.

– А чего бежал? – спросил Пест, откусив картофелину.

– От смерти бежал, от нас, от людей, убегал.

Пест замер, не дожевав кусок, и, вздохнув, отложил картофелину в сторону.

– Силы выброса не было?

– Не было. Под утро, с рассветом, в постели сел и, как обухом стукнутый, до обеда так и просидел. В тот день смурной ходил, как подменили. На второй день отошел и за то рассказал. Тебе тоже рассказывал, когда я тебя к слову старосты будила...

– Не помню, – буркнул ведун.

– Пока языком с ним чесал, отвар действие закончил, ты прям там с ним и уснул.

Ведьма поворачивается к ведуну и со вздохом спрашивает:

– Когда на острова пойдете?

– Как в тень уйти смогу, чтобы к побережью не лететь. Там в небе сейчас духи хозяйничают...

Глава 18.
Там, где поет камень...

– Я место, куда рырги сваливали кости, во сне видел, – произнес Людвиг сквозь зубы. – Это где-то на этом острове...

Оба мага, скрипя зубами, пытались вытащить из воды тяжелую и неудобную лодку, которую они едва смогли найти в пустом селении рыбаков, восточнее островов. Двое юношей сбились с ног, пытаясь найти хоть какое-то судно, чтобы переплыть небольшое расстояние от берега до острова.

Несмотря на расстояние, плыть получалось откровенно плохо.

Лодка была слишком большой для двух подростков. Прямой парус сразу же порвал резкий порывистый ветер, а сил двух подростков явно не хватало, чтоб орудовать огромными веслами. Поэтому Песту пришлось создавать потоки воды под судном, чтобы хоть как-то преодолеть расстояние до берега.

А теперь оба молодых мага пытаются по круглякам затащить лодку на берег, пусть не полностью, но хотя бы чуть-чуть, чтобы высокая волна не утащила единственный транспорт в море.

Дождь бьет по лицам двух юношей скупыми каплями. Ветер разгоняет их настолько, что дождь кажется колючим. Пест и Людвиг едва передвигают ноги. Они идут сквозь развалины поселения рыргов от пологого места, куда они с трудом пристали на лодке.

Вокруг валяются осколки камней, переломленные бревна, остатки какой-то утвари. Изредка попадаются тела рыргов. Буря не пощадила никого. Ни зданий, ни остатков леса, ни серокожих тварей. Остров превратился в один огромный пустырь, покрытый мешаниной из камней, бревен и тел рыргов.

– Это должно быть где-то тут, – бормочет Людвиг, взбираясь на неестественно крутой холм. Как только они на него взбираются, то их взору предстает огромный котлован, до краёв засыпанный человеческими костями. Некоторые уже пожелтели от времени, некоторые блистали белизной, на некоторых еще сохранились остатки плоти.

Людвиг замер на несколько секунд, наблюдая эту картину, и растерянно сел на землю. Он сидел с прямой спиной и, не моргая, уставился на братскую могилу.

За его спиной бледный Пест покачивался под порывами ветра. Он тоже разглядывал кладбище внутренним взором.

– Нам надо их как-то похоронить, – Людвиг смотрел, казалось, не моргая.

Пест не ответил. Юный ведун уселся рядом с Людвигом. Рука поднялась к лицу Людвига и прикрыла его глаза. Людвиг начал видеть то, что видел Пест.

– Если человек умер не своей смертью, в муках, тогда его дух у останков остается, – Пест говорил тихо, и его слова было трудно разобрать от ветра, но Людвиг и так все понял. Он видел несколько сотен людей, которые стояли посреди братской могилы. Поначалу смутные образы начали приобретать четкость.

– Пойдем, они там, – Людвиг прижал своей рукой руку Песта и поднялся. Ведя за собой ведуна, он прошел на правую сторону котлована. Там он остановился у холма из мешанины костей.

Трое духов стояли перед Людвигом. Каждый молча уставился под ноги на свои собственные кости. Среди них молодой воздушник четко узнал Торка, командира заставы берегового патруля, Свала, одного из своих старшин, и бугая Приста. Того бугая, с которым вместе бегали в соседнее село за бормотухой, и с которым вместе потом мотали наряды вне очереди. Торк отрывает голову от своих останков и поднимает взгляд на Людвига.

– Бастард… – произносит он с ухмылкой. Головы поднимают Прист и Свал. – Выжил…

– Бастард живой! – улыбается бугай, но тут же улыбка уходит с его лица. – А мы вот полегли…

Мутнеющий взгляд бугая возвращается к собственным костям.

– Бастард… живой… – задумчиво произносит Свал и торопливо, словно только, что вспомнил, спрашивает. – А заставу, заставу-то отстояли?

Людвиг молчит. Губы дрожат, а кадык носится вверх и вниз.

– Застава Серый Клык, – дрожащим голосом произносит юноша. – Заставы больше нет.

– Да? – взгляд, полный надежды, затухает, и Свал снова возвращает взгляд на останки. – А мы вот полегли. Совсем… насмерть…

Троица снова замирает, разглядывая собственные останки. Голову поднимает Торк, и все повторяется сначала, словно кто-то зациклил время.

– Бастард… Выжил…

– Бастард живой!... А мы вот полегли…

– Бастард… живой… А заставу, заставу-то отстояли?

– Заставы больше нет, – сквозь стиснутые зубы произносит Людвиг. – Заставы Серый Клык больше не существует.

– Да? А мы вот полегли. Совсем… насмерть…

Людвиг отталкивает руку ведуна и падает на колени. Кисти впиваются в землю, словно пытаются что-то ухватить, что-то удержать. Руки, ухватив по горсти земли и сжавшись в кулаки, принимаются бить ее. Удар за ударом. То ли от злости, то ли мстя кому-то.

Пест хватает его за шиворот и тащит к краю котлована. Подняв его, ведун выдает четкие указания.

– Не своей смертью померли, отпускать их надо. Не дело, чтобы души умерших по земле ходили. Потом может худо стать, – ведун, еще раз встряхнув Людвига, говорит, глядя ему в глаза перечеркнутыми кругами на повязке. – По развалам домов иди и соль собирай. Соли много надо.

Вдруг дождь заканчивается, но промозглый ветер продолжает нещадно дуть. Людвиг шмыгает носом и отправляется к мешанине камней, бревен и какой-то утвари. Пест поворачивается к котловану и вздыхает.

– За неделю бы управиться.

*** 

Солнце вставало из-за горизонта, даря первые, еще неуверенные и робкие лучи света. У подножия низкого, но большого холма стояли две фигуры. Обе были укутаны в теплые куртки с капюшонами. Недалеко лежали лопаты, пара одноколесных тачек для земли и пара пустых мешков. Весь холм был заключен в большой круг из соли. Ее не жалели и сыпали так, что даже издалека виднелась четкая белая линия.

– Готов? – спросил Пест, не оборачиваясь к Людвигу.

– Готов.

Справа от двух фигур находился огромный остроконечный камень. Камень был покрыт знаками из школы воздуха. Знаки нарисовали чем-то белым, и в рассветных сумерках казалось, что они слегка светятся. На вершине этого камня было несколько отверстий разной формы. Они уводили куда-то вглубь камня.

– По кругу, по сходящейся спирали, так, чтобы везде соль легла, – сосредоточено произнес юный ведун.

– Понял.

– … Давай…

Разговор был тихим. Все несколько дней Людвиг и Пест почти не разговаривали. Только короткие реплики и односложные ответы.

Вокруг холма поднялся воздушный вихрь, подхвативший соль. Вихрь стремительно сужался к центру холма. В это время и Пест, и Людвиг широким взмахом кинули в него по горсти соли.

– Нет на вас ни долга, ни дела на свете этом, – рявкает юный ведун, стараясь перекричать завывания ветра.

Соль, вброшенная в вихрь, подхватывается ветром, но не успевает Пест закончить слова, как все вдруг замирает. Опадает вихрь, соль сыпется на землю. В наступившей тишине звучат голоса Песта и Людвига. Одновременно они говорят одно и то же:

– Покойтесь с миром…

Пест замирает, к чему-то прислушиваясь, а Людвиг разворачивается и, шаркая ногами по гальке, бредет к огромному камню. Подойдя, он прикладывает руку к одному из знаков воздуха. Цепь знаков на высоком камне начинает светиться. С моря начинает дуть ветер. Проходя сквозь извилистое отверстие, ветер создает звук.

«М-м-м-м-м»…

По округе разносится утробный звук. Словно совсем рядом толпа мужиков вот-вот начнет свою песнь. Тяжелую, разухабистую песнь о тяжести службы, о горе и отчаянии, которое приносит война. Вот-вот должен зазвучать не по возрасту звонкий голос Малого, но… Ветер не утихает, а утробный звук, так похожий на протяжное мужское «М-м-м-м», не прекращается.

Людвиг разворачивается и идет к Песту. Голова от холода вжимается в плечи. На сухом, обветренном лице юноши нет и намека на слезы, лицо бесстрастно. Пест, наблюдавший за ворожбой Людвига, встречает его вопросом:

– Долго он будет так петь? – Пест задумчиво смотрит на поющий камень.

– Всегда, – сухо отвечает воздушник. – Зацикленное заклинание. Замолчит только на время штиля.

Пест молча кивнул, помолчал несколько секунд, и спросил, стараясь поймать взгляд Людвига:

– Домой?

– Домой, – Людвиг посмотрел на Песта, и на лице впервые за несколько дней появились эмоции. Лицо исказило подобие улыбки. – Я, когда трансмутацией котел металлический чинил… в общем, я, кажется, знаю, чем хочу заниматься.

Пест задумчиво пожал плечами и начал медленно идти в сторону причалов.

– И что же ты решил?

– Я хочу строить… – начал Людвиг, но почему-то запнулся с определением того, что же он хочет строить. – … наверное, дома.

– …Или замки, – поправил Пест на ходу.

– Или замки… – кивнул Людвиг и вновь добавил. – Или крепости… Я не знаю что, но я точно буду строить! С трансмутацией можно….

Молодой ведун остановился и обернулся к воздушнику, произнеся то ли с издевкой, то ли с грустью:

– С трансмутацией много чего можно, но с твоей силой и трасмутацией можно гораздо больше…

Оба парня оборачиваются и идут в сторону берега, где стоит старая лодка со следами свежего ремонта. Предыдущую лодку с рваными снастями, несмотря на все труды подростков, все же унесло в море.

В этот момент над головами юношей разносится голос Свала, бугая, с которым служил Людвиг. Голос начинает петь песнь Северной пограничной стражи: «Ой, да не сгинет Сокола застава…».

Людвиг замирает и встревожено смотрит на Песта. Удивленные лица парней упираются друг в друга, и становится понятно, что слышат это они оба.

Только воздушник хотел обернуться, как его за плечо хватает Пест.

– Не оборачивайся. Нельзя…

Людвиг, как пришибленный, стоит и слушает песню, которую разучивал во время службы. Петь Людвиг не умел и никогда ее не пел, но слова знал. И когда мужики заводили эту песню, он вместе со всеми открывал рот, делая вид, что поет.

Парень стоял, пока песня не кончилась, и вместе с Пестом продолжил путь к лодке.

Через несколько минут два молодых мага столкнули лодку в воду и, взявшись за весла, начали грести в сторону берега Гвинеи. Молодой маг воздуха последний раз оглянулся на остров, на котором, казалось, слышалась песня, и повторил слова ведуна:

– Нет на вас ни долга, ни дела на этом свете…