Текст книги "Наместный маг 2(СИ)"

Автор книги: Сергей Вишневский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Людвиг не двигался.

– Я тебе повторяю! -Цедя сквозь зубы произнес Свал, склонившись над Людвигом. – Последний раз повторяю!

– Не могу... сил нет...

– Немогу – это мертвый или немощный! – Взревел Свал командным голосом на ухо людвигу. – Остольное не хочу!

– Не хочу...

Свал слонился к самой земле, припал к уху Людвига и начал шепотом говорить:

– А всем плевать, что ты хочешь. И дело не в том, что ты хороший или плохой. Благородный ты, или из простолюдин. Дело в том, что там в море есть острова. На этих гребаных островах живут ублюдки с клыками в пасти с твою ладонь и колдунами вместо магов. И они регулярно приплывают к нам. Для того, чтобы убивать. Детей, женщин, воинов... им вообще без разницы кого резать. И ты.. – Тут Свал начал орать в ухо Людвигу. – ТЫ СУКИН СЫН ОБЯЗАН ДО СЕНТЯБРЯ СДОХНУТЬ, НО НЕ ДАТЬ ЭТИМ ТВАРЯМ ТОПТАТЬ ЗЕМЛЮ И РЕЗАТЬ ЛЮДЕЙ В ГОСУДАРСТВЕ ГВИНЕЯ!

Свал с размаху ударил кулаком в ухо, которое орал. Людвиг застонал, ухватившись за ухо.

– Встал в стойку!... В СТРОЙ! – Гаркнул Свал и от этого крика Людвиг начал подн иматься. Вытирая слезы кулаком, поджимая плече со стороны удара в ухо. – ШАГ!... ГОП!... ЧЕТЧЕ! РЕЗЧЕ! РЕЗЧЕ Я СКАЗАЛ БЛАГОРОДНЫЙ СУЧЕНЫШ!

Северное побережье.

Застава берегового патруля.

Людвиг все пытался изобразить стену со щитом, а приличных размеров бугай его опракидывал снова и снова. Одним ударом ноги в щит.

– Уже почти месяц доходит... – Задумчиво произнес Свал, глядящий на тренеровки Людвига. – Не справиться...

– Справиться. Его отец такой же был, я помню его... – Ответил ему Торк, сооящий рядом. – Ты посмотри на него. Он ведь ели держится, на одном упрямстве выезжает.

– А толку? До него не доходит... – Сват уже развернулся, махнув рукой.

– Сват! Постой! Малый когда вернется? – Сват не обернулся на вопрос Торка, но ответил через плече.

– Сегодня должны из потруля прийти...

– Как придет, пусть ко мне зайдет. Надо, чтобы он этого задохлика подтянул...

Уже к вечеру Людиг сидел у казармы на улице, облакотившись на сруб избы спиной. Он шмыгал разбитым носом и периодически трогал распухшие, разбитые губы. Тумаков он получил от смены патруля, которая вернулась под вечер. Людвиг тогда даже не подумал подниматься и уступать место, за что и получил по лицу и ребрам от более старших и опытных бойцов.

– Ну, чего нюни развесил? – Услышал он голос над головой. – Не понравилось как у нас с салагами обращаются?

Людвиг промолчал, но вздувшиеся скулы на лице выдавали, что не понравилось.

– Говорят ты у нас бахародный? И стену держать уже два месяца учишься?

Людвиг, придерживаясь за бока, начал подниматься. Он встал, сжав кулаки на столько сильно, на сколько только смог. От усердия хрустнула пара суставов. Его взору предстал гладковыбритый мужичек не большого роста. Возраст трудно было определить, но то, что это был не пацан было понятно сразу.

– Ну и чего беленишься? Может соврал я где-то? – Мужичек подошел впритык к Людвигу, и подался немного вперед лицом, словно специально подставляясь под удар.

– Я не дворянин. Я бастард ... – Прошептал Людвиг, смотря прямо в глаза мужичку. – И да, у меня не получается держать стену. Не всм же бугаями рождаться...

– Я вот тоже не бугай и руки у меня не бревна, а стену держу! А? Что скажешь? – Мужичек внимательно следил за реакцией Людвига. Тот попытался нахмуриться, но выглядело это так, словно он морщится. Синяк под левым глазом при попытке нахмуриться сильно отдавал болью.

– Нечего сказать? Тогда пошли, покажу тебе кое-что. – Мжичек споро потопал в тьму, в сторону полигона, а Людвиг последовал за мужичком. Этот мужичек был первый кто с ним нормально разговаривал за полтора месяца. До этого к нему обращались как "мясо", "эй ты" или вообще игнорировали. Свал раговаривал с ним только на полигоне. В остальное время он его упорно игнорировал.

– То, что тебя за человека не держат – тут ты не думай. Так со всеми, кто в новиках ходит. А пополнение ждаь не скоро, от того ты один у нас новик. – Мужичек повернулся к хромающему людвигу и добавил: Как строй со щитом сдашь, так и поймешь.

Они в полутьме пришли на полигон и мужичек невесть откуда достал щит с балванкой – мечем. Он подошел к деревянному столбу, стоявшему не по далеку.

– Смотри на меня! Видишь? Вот тут, в ноге – упоре рождаеться волна. Она же идет в пояс, спину и грудь. – Мужичек изобразил короткий но мощный удар щитом в бревно, отчего по округе разнесся громкий, но глухой звук удара дерева об дерево. – Когда тебе гоп говорят, у тебя с маршевой ноги такая волна идти должна! Каждый твой шаг – это удар в щит противника. А стена – это удар в удар. Каким бы бугаем ты не был, если в щит знатно бьют, то опрокинуть на раз могут. А ежели ты волну со щита принимаешь и в маршевую ногу уводишь, то сам всегда на месте останешься.

Мужичек протянул Людвигу, задумчиво чешушему макушку, щит и имитацию меча.

– Делай!

– Сил нет. Руки меч не поднимают. – Тут же пожаловался Людвиг.

– Так и надо! Руки как плети двигай, чтобы болванка, словно хлыст летала... – Мужичек улыбнулся жидким рядом белых збов. – Так полуторник словно плеть рубить начнет. Тамо тоже волной длайть надо. Научишься волну запускать и принимать – за стеной дело не встанет...

Северное побережье.

Полигон берегового патруля.

Людвиг стоял за щитом, наблюдая как перед ним с ноги на ногу перетаптывается бугай Пист. Он был один из самых крупных в нынешней смене патруля. Широкоплечий, на две головы выше его, он создавал ощущение живой крепости. Даже без кожаных доспехов, в которыйе он был одет, когда вернулся в заставу, он наводил ужас и в тоже время щенячий восторг.

Пист без замаха, с чдовищной скоростью пнул щит Людвига. Людвиг на полном автоматизме, как учили, принял удар на левое плече и едва смог погасить его в земле правой ногой. Не смотря на усе его старания, энерция удара немного сдвинула его, а левое плече заныло тупо болью.

– Ба! Свал! Глянь! Оно держится! – Проорал Пист с улыбкой до ушей.

– Сдвинул! – Прокричал голос Свала из-за спины Людвига. – Ты его с наскока возьми, он рассыпится!

Прист уже отходил на несколько шагов. Он со зловещей улыбкой смотрел в глаза Людвигу. Людвиг в это время закусил губу и напряг все тело, словно взведеная пружина.

Пист сорвался с места и в пару широких шагов добрался до Людвига, на ходу ударяя ногой в центр щита.

Людвиг в это время сделал то, чему его учили. Четкий, быстрый, без замаха удар щитом, который пришелся в ступню Приста.

От встречи двух ударов, пусть и не равнозначных, но выполненных правильно пострадал щит. Он хрустнул и, как положено любой деревяшке, развалился на две части. Строго пополам. Тем не менее обе половины остались висеть на руке Людвига.

Еще не успел поставить на землю отбитую ногу Прист, а Людвиг уже делал шаг в перед, занося болванку, изображающую меч, над головой. В полнейшей тишине болванка со свистом опустилась на шею растеренного Писта.

– Убит... – Ели слышно произнес Людвиг. Он в обратном шаге встал в ту же позу, в которой стоял и выставил вперед щит, вернее то, что от нго осталось.

Несколько секунд на полигоне творилась тишина, прерываемая глубокими вдохами Людвига, но потом полигон взорвался. Взорвался гомоном голосов солдат, которые выкрикивали поздравления Людвигу, насмешки Присту и оглашали окрестности простым смехом.

А Людвиг в это время стоял в той же позе и сжимал зубы со всей силы. У него онемела рука, державшая щит. Он со всей силы старался ее удержать, чтобы половинки щита остались на месте, но рука слушаться отазывалась. Она постепенно опускалась вниз, словно паралич ее взял. Правая нога, начала подгибаться и Людвиг упал на колено, но завалившись корпусом назад и уперевшись лбом в обломки щита, он кое-как удержал его на месте.

– Щит сломлен, ты убит. – Послышался голос Свала. Голос казался слишком отчетливым, на фоне гомонящих мужиков. Со стороны казарм уже потянулись отдыхавшие мужики, которые услышали гомон. Им в скоре наперебой рассказывали то, что учудил "новик Бастард".

От слов Свата Людвиг застонал и упал на спину. Он застонал с шипением через зубы. Правая, отбитая рука ныла похуже любой зубной боли.

– Вставай солдат. Время обеда... – Послышался голос Свала. Впервые за месяц с лишним тренеровок он назвал его не "мясом", не "задохликом", не "новиком", а солдатом.

Людвиг с шиперием перекатился со спины на бок и упираясь лбом в землю и держась за плече левой руки присел на корточки, а потом, кое-как встал на колени. Подхватив здоровой рукой болванку меча и ремень разбитого щита, он поковылял к стойке с оружием.

Спустя час, в столовую начал собираться народ, голдевший и обсуждающий недавно увиденное представление. Не каждый день увидишь, как огромную салу Писта, бьющего с наскока ногой, опрокидывает щуплый паренек – подросток.

В зале воцарилась тишина, когда в нее вошел Людвиг. Обычно его никто даже не замечал, а сам он ел на улице. Таковы были порядки, которые Людвиг нарушать не торопился.

Людвиг привычно похрамывая поплелся к раздаче, но его окрикнул голос из зала.

– Эй! Как там тебя? Бастард! Садись к нам, а то так до ужина шаркать будешь! – Голос исходил от ближайшего столика. – Ныр, возьми пайку ему, а то он сейчас вообще до раздачи не доползет.

Один из мужиков за ближайшим столом с ухмылкой поднялся и пошел на раздачу, а остальные начали двигаться освобождая место для Людвига. Когда он буквально упал на тяжелую, дубовую скамью, тот же мужик обратился к нему:

– Меня Ченом кличут. А ты и взаправду бастард?...

Знак Песта.

Пест смотрел в глаза – блюдца старосты Воржских рыбаков. Эти глаза переводили взгляд с кисти Песта, оставшейся у него в руках, на самого Песта, который, закусив губу, затягивал магией рану культи. В этот раз крови было не в пример меньше.

Пест стоял почти впритык к старосте. Он приблизился еще сильнее и шепотом произнес ему на ухо:

– Сие есть плоть моя. От нее не отрекаюсь я! – Пест облизал пересохшие губы, начав уже как обычно гонять магию жизни по своей руке. – Ежели худо станет режь ее, как врага села своего. Боль ту я почую как свою и знать буду, где меня режут. Тогда и помощи моей долго ждать не придеться. Ежели беды не будет, но совет или слово с меня потребуется – ты знак мой погладь и слово молви ему.

Староста сглотнул и начал что-то говорить, но Пест его не слышал. Все вокруг в один момент стало черно-белым и немым. Ни одного звука. Он сделал пару шагов назад и его начала заполнять непонятная тревога. Глаза бегали по лицам мужиков из села Воржских рыбаков. Их лица стали обеспокоенными. Староста продолжал что-то говорить, но потом начал хмуриться.

– Беда... беда дома... – Начал бормотать Пест. Он еще ничего не слышал, но мысль, носившеяся в голове как шальная, не отпускала. Он поднял глаза в лицо старосте и произнес: Беда у Ведичей...

Староста сначала пытадся о чем-то спросить Песта, но не получив результата начал раздавать команды мужикам. Те начали срываться с места и разбегаться по селу, по одним им ведомым делам. За ними пришли в движение женщины и старики, так же пришедшие засвидетельствовать смену хранителя деревни.

Пест немного постоял, ошарашено наблюдая за массовым движением народа, и вдруг подпрыгнул. Он подпрыгнул ровно вверх и приземлялся на прямые ноги. Только ноги не коснулись земли. Они проволились в тень, которая была под Пестом. Вскоре и сам Пест исчез в собственной тени...

Земли села Ведичей

Ближнее поле.

Справа от плеча Песта стоял брат Дым, а с левого стоял его второй брат Огниво.

– Мы в поле были, когда они на нас вышли... – Начал Огниво.

– ...Кто с чем был в руках, с тем и кинулись на них. – Продолжал Дым.

– Ктож знал, что эти трое конных – половина?... Да и конные не простые... В латах, с мечами добрыми, с щитами сталью оконтованными... – Огниво говорил сбивчиво, сквозь зубы, крпеко сжав челюсти.

– Батю сразу стрелой приложило в глаз, они с мечами наголо к мужикам нашим не ринулись. Сначало с луков постреливали. Прямо с коней, словно на охоту вышли. – Продолжил Дым. Он говорил более ровно и по существу. – Потом уже, когда я с Огнивом, да Пронька пращи достали и по ним камнем вдарили, тогда они к нам поскокали. Отец не сразу слег и с мужиками, пока мы камнями по конным били, с телеги жерди посрывали. Вот этими жердями, на манер копья против коня, они их и посбивали.

Пест стоял и смотрел не моргая на труп своего отца Пода. В глазу Пода торчала короткое обломанное древко стрелы, а на шее красовалась вывернутая рана. В ней виднелись мышцы шеи и хрящевые кольца трахеи.

– Отца один по шее рубанул, но не дотянулся... Только мясо перешиб, но батьке хватило... – Огниво начал сжимать и разжимать кулаки, периодически похрустывая суставами. – ...Кровью истек...

Пест сел на землю, посреди поля и поднял руками голову отца. Он положил ее себе на колени и просто уставился на него. Он выдернул стрелу из глазницы и начал поливать рану на шее водой из кожаного бурдюка, который висел у него на поясе, стараясь смыть, уже запекшуюся, кровь.

– Ворожбе учился... бою мажескому учился... а отца родного не уберег... – Пест бормотал это себе под нос не обращая внимания на Дыма и Огниво, что-то еще объясняющих и рассказывающих, ни на старосту, который прибежал из деревни в сопровождении нескольких отроков. За ними в далеке плелись не поспевающие старики.

– И у вас... – С отчаянием произнес староста, когда подбежал по ближе и увидел несколько тел мужиков, лежащих неподвижно в траве. Он обошел каждое тело, что-то шепча, перещитал всех и подошел к Песту. – Шестеро мужиков...

Он вскинул голову к небу и еще раз произнес:

– Шестеро... – Потом староста опустил взгляд на Песта и уже более собранно добавил: В село зашли четверо конных. Мужиков не было, а они рубить с плеча принялись... Трое дворовых пацанов, две бабы, четверо стариков...

– Кто? – Хрипло спросил Пест, продолжая рассматривать вырожение лица собственного мертвого отца.

– Там двоих из седла Отроки выбили. Двое ушли. – Начал староста, посматривая на Огниво и Дыма. – Одного насмерть тут же отроки порвали, а за втоого старики вступиться успели. Он и рассказал...

– Кто они? – Повторил Пест свой вопрос. Он все так же не отрывал взгляда от мертвого отца. Его кадык носился вверх – вниз, словно пытался что-то проглотить. Глаза заволокла тьма. Не проглядная, чистая тьма.

Староста замешкался и Пест обернулся к нему.

– Откуда конные? – Спросил с нажимом Пест сбледнувшего старосту. По щекам Песта потекла черная, тягучая как прошлогодний мед тьма.

– Вои с Ультака... прознали, что Аккилура душу отдала... – Словно боясь Песта, произнес староста. – На щитах Ультака знак, того, что порвали дед Хирон признал. В Ультаке у старшого средний сын...

Пест отвернулся и снова уставился на мертвого отца. Огниво в это время начал скрипеть зубами от злости.

– Виру! – Произнес Огниво. – Виру кровью хочу!

– Не будет виры... – Тихо произнес Пест. – ...Резня будет...

После похорон, состоявшихся этим же вечером, в доме старосты собрались главы родов. Те рода, что лишились своих глав в результате налета воинов из Ультака, были представлены старшими мужиками или вообще отроками.

Староста мельком оглядел мужиков, потом остановил взгляд на Огниве и Дыме.

– Верно Пест сказал. Резня будет... – Староста потер руками лицо и добавил: Как старшой в Ультаке узнает, что Аккилуры больше нет, что кровинушка его тут полегла, от рук наших, так и придет к нам с воями. За кровь свою спрашивать...

– Так его кровь сама к нам с мечем пришла! – Возмутился Огниво.

– А ты поди разбери, кто куда пришел и чья кровь вперед полилась! – Тут же ответил ему Дым спокойным, размеренным голосом.

– Верно Дым говорит. – Кивнул староста. – Ультаку повод нужен, чтобы села свободные прибрать, дань с нас брать. А уж мертвая кровь отпрыска – повод не малый.

– Что же нам теперь? – Спросил огромный мжик с пудовыми кулаками. – С воями из Ультака биться? Так ведь в Ультаке их не пара десятков! А ну как пару сотен пригонят? Что делать будем?

– Пест... ? – Не обращаясь ни к кому конкретно спросил Лык, мастер рыбного дела в селе Ведичей.

– С Песта толку будет мало, ежели до битвы дело дайдет... – На старосте скрестились непонимающие взгляды. – Рок у него. Как в смерти запачкается, так она его с собой заберет...

Лица мужиков, после этих слов, тут же стали хмурыми. В доме старосты повисло почти осязаемое чувство отчаяния.

– Как бы то ни было, но биться все равно будем. – Произнес староста, сжав руки, лежащие на столе в кулаки. – До последней крови будем! Клич по слам соседним кинем. Кто воями богат – поможет.

– Пест тоже в бой пойдет... – Четко обьявил Дым. – Не удержишь ты его, старшой. А он подсобит в бою, как Аккилура нам подсабливала...

– Чем он подсобит? – Спросил один из мужиков, сидящих по праую руку от старосты. – Он ведь сам слово молвил, что толку с него...

– Ты старшой сам видел тьму, что с глаз его текла! – Вмешался в разговор Огниво. – Ту тьму, что Аккилуре подчинялась. Ежли Пест дело делать будет не как маг недоученый, а как ведун, за которым слово Аккилуры? Сдюжит!

Староста взглянул на Дыма. Тот молча кивнул в ответ. Он переводил взгляд с одного главы рода на другого. Все молча кивали.

– Что же выходит? Хоть свет, хоть тьма, но села уберечь надо?

– Я так вразумею... – Кивнул Дым.

– Выходит, что так... – Кивнул один из мужиков.

– Хоть с чертом бок о бок биться буду, но кровь свою под Ультак не пущу! – Огромный мужик с пудовыми кулаками стукнул по столу, от чего тот скрипнул и слегка подпрыгнул.

В вечернем полумраке, который наполнял дом рода Подова суетилась Лита. Она вертелась у печи, готовя не хитрый ужин. Ее мать тем временем сидела на лавке, за столом и не моргая смотрела в небольшое оконце. За ним смеркалось и света от лучины было больше, чем от окна.

– Мама, поешь! – Обратилась к ней Лита, ставя перед ней тарелку с парящей, ароматной кашей. Мать не прореагировала. Даже не моргнула. Лита принялась трясти ее за плече и та встрепнулась.

– А? Что?

– Мам, тебе поесть надо! Ты сегодня не ела совсем...

– Не хочу... – Почти одними губами произнесла в ответ мать, бездумно глядя в тарелку с парящей кашей.

В это время из-за печи вышел Пест. Его лицо было бледным и осунувшимся, как и лицо матери, но его глаза... Они были полны решимости.

Он прошел за стол и сел, взглянув на уже подросшую Литу.

– Ставь ужин. Мне идти надо... – Коротко бросил он ей. Лита метнулась к котлу и принялась ложить в отцовскую миску кашу. Навалив с горкой он принесла ее Песту и поставила на стол. Сама же отошла к стене и спросила оттуда:

– А куда ты пойдешь?

– Ворожить...

– А что ворожить собрался? Дело к ночи же! Не видать ничего!

Пест не ответил и замер, перестав жевать. Он взглнул на миску и проглотив произнес:

– Смерть ворожить буду. – Коротко ответил Пест. Мать подняла на него глаза и тихим шепотом произнесла:

– Не быть миру, пока мести кострище горит. Не быть прощенью, пока мести пожар не истлеет.. – Она оторвала взгляд от столешницы из обычных тесаных досок и уставилась в глаза Пста. – Не бери греха на душу, не пачкайся в смрти. Не такой ты... не таким тебя растили... Огниво – да, тот может, а ты нет...

Пест молча продолжил есть. Периодически он останавливался и начинал рассказывать.

– От лесного хозяина весть была. Конные, что у нас люд резали в Ультак вернулись, а уже следующим утром из Ультака вышли двадьцать три десятка воев пеших. – Пест закинул в рот несколько ложек каши и, прожевав ее, продолжил: Все вои в доспехах. У всех одинаковые, словно из гвардии государевой. Только у каждого на щите знак Ультака града.

Пест на долго замолчал, доедая кашу. После того, как он ее полностью доел и вымазал тарелку хлебом он поднял взгляд на мать. Та следила за тем как он есть. От ее внимания не укрылось, что Пест заглатывает кашу, не особо разбирая ее вкус.

– Двадцать три десятка воев. – Пест вздохнул и поднялся из-за стола. – Ежли жывых для боя не хватает – я мертвых звать буду... За тем смерть ворожить надо...

Пест поклонился матери в пояс и вышел из дома. Его проводили глазами мать и сестра.

– Нас убют? – Тихо спросила Лита, после того как Пест вышел из дома.

– Единый не выдаст вурдалак не сьест... – Задумчиво ответила мать, глядя на закрытую дверь. Не отрывая взгляд от двери, она обратилась к Лите: Беги к старосте, расскажи разговор наш ему. Про двадцать три десятка воев не забудь.

Она оторвала взгляд от двери и, пододвинув к себе тарелку с уже остывшей кашей, начала есть.

– Ну? Чего встала? Беги! Кому сказано? – Лита тут же сорвалась с места и скрылась за дверью.

Место захоронения села Дорожичей.

Пест стоял на вершине пологого холма. Кое-где на холме были видны свежая земля, которую недвано перекапывали. На этой же вершине находился огромный камень, размером с самого Песта. Камень был серый и местами покрытый мхом.

На голове Песта была повязана его повязка с перечеркнутыми кругами на месте глаз. Он одной рукой упирался в камнь, словно держался за него для чего-то.

Обернувшись он взглянул вниз по склону. Туда, где он начертил пентаграмму с защитными знаками. По ее углам лежали черные камешки – накопители.

Помимо пентаграммы он увидел не ясные, полупрозрачные фигуры людей. Глубоко вздохнув он обратился к ним:

– Не ученый я некромантии, а коль учили бы – не посмел бы такое сотворить. – Одна из фигур подошла к пентаграмме, начерченной на земле, и уставилась на нее. После пары секунд молчания фигур подняла голову и Пест увидел лицо. Лицо довольно старого человека. Оно хмурясь смотрело на него.

– Я это начертил для того, чтобы те из вас, ежели кто решиться помочь в битве за село Ведовское, могли в этот мир вернуться... – Пест вглядывался в лицо старика, который переводил взгляд с пентаграммы на Песта и обратно.

Пест простоял так еще минут двадцать. К пентаграмме и Песту подходили полуразмытые тени, разглядывающие его и его творение. Ни один дух не проронил ни слова. Все происходило в полнейшей тишине. Это было уже третье кладбище, на котором Пест чертил упрощенную "Звезду некроманта". И везде происходило одно и то же. К нему подходили духи, разглядывали его, слушали и уходили. Никто в пентаграмму не вошел.

Потеряв всякое терпение Пест начал говорить ни к кому конкретно не обращаясь.

– Как же так, то? Как такое быть может, чтобы предок не откликнулся? – Пест не глядел в лица духов, он глядел в землю, словно обиделся на что-то или кого-то. – Меня с малых лет учили, что над главою предок, что предок не предаст, предок поможет, предок подскажет... Предок в тружный час не бросит...

Пест утер нос кулаком, словно откуда-то появился насморк. Глаза были влажные, но слез он не обронил.

– Аль не ведаете вы, что идет вражина к селам, да такая, что села сметет и не заметит! Нет у нас воев столько, чтобы хотя бы по числу в ровень встать! – Пест начал повышать голос, словно он обвинял предков села Дорожичей в чем-то. – Я вас рабами быть не заставляю! Я вас прошу на бой прийти, только на бой! Чтобы мужики не полегли, чтобы ни один род, не приведи единый, не оборвался! Я с вас клятвы верности не прошу... я сам ее дать готов...

Пест поднял взгляд, обведя безэмоциональные лица духов и громко спросил:

– Вы пойдете за мной, на битву с вражиной из Ультака?

Но ответом ему была полнейшая тишина. Лица, которые все так же ничего не вырожали начали растворяться. Сначала контуры духов стали безликими, а потом и вовсе растворились в ночном воздухе.

– Что же я не так сделал?... Где мы провинились? – Спросил ночную тишину Пест.

Землянка Аккилуры.

– Мне нужен артефакт. Я хочу его сделать из этой иглы... – Пест протянул Дакриту крупную белоснежную иголку. – Я хочу, чтобы артефакт раны со всех воинов, на которых я нанес знак, переносились на меня.

– Зачем? – С прищуром спросил Дакрит. Он был одет в рубаху из мешковины и такие же штаны. На нем не было ни одного кольца, ни одного знака того, что он является наследуемым дворянином с длинной родословной и в добавок декаонм факультета Артефакторики. С виду обычный деревенский старик, хоть и не дряхлый.

– С городища вои идут к нам. – Глухо произнес Пест.

– Слышал. – Хмыкнул Дакрит. – И ты решил подарить воинам своего села хотя бы временное... бессмертие? Ты представляешь, что с тобой будет? Ты умрешь от боли...

– Я зелья варить обучен, могу боль притупить, да и тренерованый я! Боль то терпеть...

– Ты даже не представляешь какую боль будешь терпеть! – Возразил Дакрит, но Пест его перебил:

– Настой мака красного!

– Допустим ты не умрешь от боли и не сойдешь с ума. – Дакрит сложил руки в замок на груди и начал перечислять далее. – Тогда ты умрешь от ран!

– Белого лотоса и фиалки кровавой отвар...

– Ладно, ты разгонишь до безумия свою регенерацию, но воину могут и голову отрубить!

– Меня Ратмир и такому учил, я правда еще не здавал практику...

– Так! Стоп! Даже если ты не умрешь от ран, не сойдешь с ума от боли, то ты просто истечешь кровью...

– Зелье синего игольника и земляники лесной...

Дакрит умолк, не зная как еще образумить Песта. Он смотрел в его глаза, наполненные решимостью и задал только один вопрос:

– Все действительно так плохо?

Пест не ответил. Он кивнул и упер взгляд в пол.

– И другого выхода не нашел?

Снова кивок Песта.

– К завтрашнему дню сделаю. – Дакрит сжал в ладони большую иглу и вздохнул. – Не волнуйся, все сделаю! Ступай...

Пст молча поклонился в пояс и вышел, а Дакрит подождал, пока Пест выйдет и спросил пустую комнату:

– Я свой уговор выполнил!

После этого в комнате появилась улыбка, усыпанная множеством мелких, но острых зубов. Затем роявились три глаза, а за ними и сам демон. Он был огромен и присел, чтобы вместиться в избе с низкими потолками.

– Уговор! – Произнес демон, продолжая улыбаться. Он толи чихнул, толи кашлянул и из его рта выскочили два шарика. Один ослепительно белый, а второй черный. Причем настолько черный, что показалось, как будто свет из окна стал немного слабее. – Шар, что светиться – это дух света, для артефакта Песта.

– А черный? – Хмурясь спросил Дакрит.

– Этот шар сьешь. Только когда артефакт закончишь. – Черт шипел мягким, манящим шелестом. – Как его сьешь – в сон упадешь на несколько дней. Как проснешься – все за духов знать будешь, то что Пест знает и что я знаю. Темный шар – это знания!

Демон начал исчезать, просто растворяясь в воздухе. Сначала тело, потом глаза и в последнюю очередь улыбка-оскал.

Дакрит тем временем начал крутиться в комнате, в поисках мешка, куда можно было спрятать оба шара.

Вои Ультака

Сердце билось с сумасшедшей скоростью. Он глядел на ровные ряды с одинаковыми щитами и эмблемой городища Ультака. Они шагали одновременно и создавали ощущение неумолимо приближающейся живой сене. Слышался зычный голос ритмично и четко выкрикивающий «Гоп!». С каждым выкриком стена из щитов и воинов в одинаковых доспехах делала шаг. Все как один. Сразу стало понятно, что это не лихой люд, раздобывший оружие, а обученные воины.

Пест оглянулся и увидел разномастный сброд воинов из сел Куприян, без брони, в рубахах, с парой гнутых сабель каждый. Они стояли по флангам строя. По центру стояли Дорожичи. Они были одеты в кожаную броню с бляхами на груди и в стальными шлемах. Каждый в руке держал по плотницкому топору с усиленным обухом. В другой руке было по щиту, окованному стальными полосами. За спиной у каждого висело еще по топору. Среди строя Дорожичей Пест заметил двух своих братьев и еще нескольких мужиков из Ведичей, переживших набег конных из Ультака и имевших право называться воями. Позади них виднелись Рыбаки с побережья Воржа с луками и пращами. Среди пращников, одетых в мужскую одежду глаз цеплялся за женские косы.

До строя воинов свободных сел было шагов триста, а до строя воинов Ультака около пяти сотен. Воины Ультака приближались, а воины свободных сел стояли на месте. У огромного камня, обозначавшего границу владений вольных сел.

–Не дай, Единый, подвести. Дай силушки удержать на этой стороне мужиков. – Пест сглотнул ком в горле. Он первый раз обращался к Единому с просьбой-молитвой. Язык слабо ворчался, а зубы со страха начали спостукивать. – Видишь же, что полегли... Отца моего прибрали, детвору да баб за зря резали... Дай силы родовых глав сохранить. Не дай родам оборваться...

Пока Пест это шептал себе под нос, из леса начали выходить трупы. Некоторые были одеты вполне сносную одежду, а некоторые зияли дырами в лохмотьях. У кого-то было сгнившее лицо, кто-то красовался костями рук, было даже несколько скелетов без одежды. Один из трупов, красовавшийся выколотым глазом, направился к Песту. Подойдя к нему он положил на его плече руку кисть которой красовалась отсутствием пары пальцев. Пест вертел головой по сторонам. Поняв, что происходит, он не смог вымолвить слова.

– Боязно Пест? – Спросил труп с синюшным лицом и четкой полосе на шее с виднеющимся мясом шеи. Пест увидел лицо. Лицо собственного отца, которого хоронил несколько дней назад с выколотым глазом.

– ...Боязно Папка – Сглотнув произнес Пест. Весь страх ушел, оставив слезы на глазах и щемящее ощущение в груди. – Очень боязно. От того, что думал не придете...

– Аль забыл ты Пестушка... – Рука без двух пальцев потрепала парня по голове. – ...Над главою – долг и предок! Во глове – Село! Род – шея!

– В груди дело твое... – Уже успокоившись и даже немного улыбнувшись произнес Пест.

Полутрупы, выходящие из леса подходили к воинам в строю и протягивали руки. Опешившие воины протягивали оружие перед собой и щиты. Мертвецы начали вооружаться. Многие мужики, когда разглядели трупы, начинали обнимать их и что-то шептать.

Среди Куприян раздался гомон. К ним тоже начали подходить скелеты и ожившие, полуразложившиеся трупы. Он подходили к воинам, забирали у них одну из двух сабель и становились рядом.

Спустя десяток минут в десяти шагах от Песта, за его спиной, стоял разномастный строй из мертвецов, вышедших из своих могил по своей воле. Среди них попадались и живые в доспехах. За их спины встали лучники и пращники из тех, к кому не подошел мертвец и не протянул руки, прося оружие.

Сам Под, отец Песта, стоял за его спиной и держал руку на плече.

– Дым и Огниво тут? – спросил Под сына.

– Тут Папко! Оба тут... – Пест еще раз оглянулся, взглянув на братьев. Он достал белоснежную иголку. На иголке были нанесены мельчайшие знаки. Он одной рукой перехватил иголку за тупой конец. Направив острие вниз, он начал медленно вводить иглу под кожу лба. Ровно по середине, так чтобы кончик остановился в районе переносицы. При этом он уже тише приговаривал.

– Тебя зову жизни дух. Не прошу ни крови, ни боли. Не нужны ни победа от тебя, ни вражин мертых. Живота прошу тебя целого воям живым. Не пусти на грань, не дай живот отдать за дело правое. За то, боль меча вражиного себе беру, за то кровь свою пролью. За то – ворожить и смерть дарить не возьмусь... – Кожа на лбу Песта засветилась белым цветом. Из иглы, словно корень цветка полевого, вниз по коже побежали извилистые белые дорожки. Они спустились ниже переносицы и белоснежным рисунком корней опустились на щеки и подбородок.