Текст книги "Стражи времени (СИ)"
Автор книги: Сергей Ванин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]
Антон во все глаза смотрел на уголовника.
– Да ведь это – Василий Борзяк, уголовник. Это он ефрейтора Мигуна убил, а потом из эшелона подорвал. Вот, значит, где он всплыл. Я не буду с ним работать, он все испортит.
– Это ты всплыл, говно легавое! – осерчал Борзяк. – А я, между прочим, хоть и уголовник, а не красный офицер, шухер тут навел изрядный.
– Прекратите, Борзяк, – фон Шлёсс одним рывком усадил бросившегося к Антону уголовника обратно на табурет. – Теперь и вы, и Антон должны держаться вместе. Запомните, вы – единое целое. А вы, Зубарев, знайте, что Василия Борзяка больше нет. Умер он, погиб в разбомбленном немецкой авиацией эшелоне. А перед вами, Антон, стоит ефрейтор Мигун. Так и запомните! Свидетелей, могущих опровергнуть эту информацию, попросту нет. Все погибли! Делать запросы по разным инстанциям тоже никто не будет, время не то, поверят вам на слово. Тем более, настоящий Мигун, судя по документам, был круглым сиротой.
– Это точно, не до запросов сейчас. Кто будет ефрейтора какого-то проверять? Никто. Мне на слово поверят, – Антон согласно кивал головой. – Но, чтобы этот хам язык за зубами держал, а то я за себя не ручаюсь.
Василий угрюмо промолчал, понимая и принимая правила игры, в которой им теперь предстояло участвовать. Антон тоже замолчал, откинувшись на подушку.
Отто фон Шлёсс достал из папки два машинописных листа и протянул по одному экземпляру Василию и Антону.
– Что это? – Зубарев взял лист и быстро пробежал его глазами. – Да это же….
– Да, это расписка о добровольном сотрудничестве с германской армейской разведкой «Абвер», – немец протянул Зубареву изящную черную ручку с золотым пером. – Что вы так смотрите, Антон, я же должен отчитаться о своей работе перед вышестоящим начальством. Обычная рутинная процедура. Только и всего.
Зубарев, чертыхаясь сквозь зубы, подписал бумагу и передал перо Борзяку. Тот поставил свою закорючку, даже не удосужившись прочитать бумагу.
– Теперь вы оба работаете на великую Германию и на меня лично. Дальнейшие инструкции получите в день проведения операции «Уход». Осталось дождаться, когда Антон окончательно встанет на ноги.
Глава 8. ОПЕРАЦИЯ «УХОД»
«Ночь выдалась лунная! Это хорошо, очень хорошо», – фон Шлёсс смотрел в бинокль на лежащую внизу деревню. С пригорка её было хорошо видно, вот она, как на ладони. Майор невольно залюбовался сказочным пейзажем. В серебристом лунном свете крестьянские домики выглядели уютными и милыми. Ни звука не доносилось снизу, еле слышное дуновение ветерка, и опять все тихо. Погода просто сказочная, легкий морозец, то, что надо.
Отто фон Шлёсс подозвал к себе Борзяка и Зубарева.
– Повторим все еще раз. По моей команде вы бежите вниз к деревне, к дому Евдокии Мироновой, – немец указал на дом рукой в тонкой кожаной перчатке. – Её сын Пётр – связной партизанского отряда. Во всяком случае, так утверждает местный староста. Я со своими людьми обеспечу вашему побегу шумовое сопровождение. Стрельба, крики, прочешем деревню, но вас, понятное дело, не найдем. После этого спектакля ваш побег будет смотреться более впечатляюще. Партизаны поверят вам, да и Пётр скажет свое веское слово. Ведь мы будем вас искать. Для полноты картины придется вас, Антон, ранить в руку.
– Меня? – Зубарев непонимающе взглянул на майора. – Это еще зачем?
– Для вашей же пользы, – немец усмехнулся. – При бомбежке эшелона Вы тоже были ранены! Партизаны подтвердят, что от немцев Вы пришли тоже раненным. Все сходится. Кто будет разбираться, почему почти два месяца вермахт выхаживал вас так заботливо? Вы попали в плен в бессознательном состоянии. Ефрейтора Мигуна поймали позже. При поимке ефрейтор дрался, как лев. Это, кстати, святая правда. Так вот, вас обоих хотели склонить к сотрудничеству с новым режимом. Вы, как истинные патриоты своей Родины, отказались. Со дня на день вас должны были расстрелять. Вы, естественно, бежали, мы, естественно, стреляли. Не волнуйтесь, стрелять будет мой снайпер, опытный парень, спортсмен. Особого вреда он вам не причинит. Пуля пройдет навылет, задев мягкие ткани.
Антон подавленно молчал.
– А что нам делать дальше, когда попадем в отряд? – подал голос Борзяк, он же Мигун.
– Хороший вопрос! Учитесь, Антон! – немец назидательно поднял указательный палец вверх. – Вы – офицер, а ваш напарник – уголовник, а соображает не в пример лучше вас.
– После попадания в партизанский отряд, вы должны будете проявить себя. Для этого лучше всего подойдет рейд в эту деревушку. Завтра вечером я прикажу Кнопфу арестовать Евдокию Миронову и ее сына Петра, обвинив обоих в помощи беглецам, то бишь вам. Через три дня будет назначена казнь, их должны будут повесить. Но не успеют, за день до назначенного срока, вошедшая в деревеньку группа партизан при вашем непосредственном участии, Василий, освободит их. Бой вам предстоит не трудный, отряд Кнопфа сейчас находится на переформировании. Здесь, в деревне не больше двадцати человек, включая самого Кнопфа. Уничтожьте всех, вместе с их командиром. Этот бездельник ни на что не способен, настоящая обуза для великой Германии, – майор усмехнулся. – Я же в этот день уеду в штаб, и не буду иметь к происшедшему здесь никакого отношения, – подумал про себя Отто фон Шлёсс.
Зубарев и Борзяк переглянулись.
– Что же дальше? – подал голос Антон.
– По прибытии к партизанам, сразу же доложите командованию, что немцы готовят операцию по разгрому вашего партизанского отряда. Эти сведения точные, вы узнали о планах немцев, находясь во вражеском тылу. Партизаны просто вынуждены будут идти на прорыв к основным частям Красной армии, чтобы попытаться сохранить людей. О времени отхода отряда вы найдете способ дать мне знать, сделав вылазку в деревню. Кто-нибудь один из вас. Скорее всего вы, Василий, найдёте способ встретиться со мной в доме, где я квартирую, – немец в упор посмотрел Борзяку в глаза.
– Я всё понял, вот только не ясно, под каким предлогом я покину отряд и рвану в деревню. Так же не понятно, как мы с Зубаревым окажемся живыми? Ведь, как я понимаю, сообщив время отхода отряда и путь, по которому он будет отступать, мы наведём ваших псов прямо на себя! Как же мы уцелеем, ведь нас перебьют вместе со всеми, кто там разбирать-то будет? – теперь Борзяк бросил взгляд на немца.
Но фон Шлёсса вопрос не смутил.
– О том, как я планирую вывести вас из-под удара, я сообщу вам при личной встрече. Мотив вашей отлучки из отряда я уже продумал. Вы должны будете поквитаться с местным старостой. Он, ведь, активно сотрудничает с нами, предавая односельчан, сообщает сведения об их родственниках, военнослужащих Красной армии, – фашист зябко передернул плечами. – Все-таки русская зима разительно отличается от зим, к которым он привык у себя дома, в Германии. Это ещё не так холодно, и он тепло одет. А что говорить о солдатах вермахта, валяющихся сейчас в госпиталях с обморожениями? Вот кто отведал настоящего русского мороза!
Отто задумался. Вчера под вечер к нему опять завалился этот пьяница, обер-лейтенант Кнопф. Как обычно, сильно выпив, он начал костерить на чем свет стоит германское командование и тыловых «крыс», к коим относил и майора Отто фон Шлёсса. Потеряв изрядную часть своего отряда в стычках с партизанами, Кнопф всю вину за случившееся, возложил на абверовца. Попытки сформировать отряд полицаев из пленных бойцов Красной армии, тоже не увенчались успехом. Желающих служить новому германскому порядку оказалось крайне мало. Даже местное население мужского пола, по разным причинам уклонившееся от службы коммунистам, приходя устраиваться на службу в полицию, не сдавали Кнопфу и его помощникам свои советские паспорта, сообщая о том, что де утеряли их ещё до прихода немцев.
– Даже эти предатели в глубине души верят в возвращение коммунистов! Даже сейчас они продолжают бояться советскую власть, уповая на то, что, имея какой-то документ, можно попытаться скрыться от наказания за предательство! – орал, брызгая пьяной сивушной слюной, обер-лейтенант, с каждой неделей всё более теряя человеческий облик.
– Мои мальчики! – не унимался толстяк. – Я ведь хорошо знаю родителей многих из них! Мы ведь с некоторыми из этих ребят до войны жили по соседству. Их близкие наказали мне присматривать за их детьми. Юрген, Вили, Рыжий Клаус! Я помню их еще школьниками. Мы вместе с ними пришли завоёвывать русские земли. Они действительно завоевали себе землю, мерзлую землю общей для них могилы, – Кнопф взвизгнул и, выставив вперед огромный грязный кулак, потряс им перед лицом майора.
– Ну, ничего, скоро я еду принимать пополнение. Будучи в штабе, я обязательно доложу кому следует о ваших интригах. В то время, как мы воюем с Советами, такие хлыщи, как вы, фон Шлёсс, делаете себе карьеру, играете в какие-то странные игры. Эти двое русских ублюдков, которых вы тут содержите, да они давно должны быть расстреляны. Они повинны в гибели немецких парней, но нет! Вы планируете использовать их для достижения каких-то непонятных целей. Разведчики, аристократы, тьфу! Дерьмо вы, чистоплюи и мерзавцы, – Кнопф пошатнулся и, держась за стену, покинул комнату.
«Да, план необходимо срочно реализовывать. Операцию я подготовил, сегодня ночью нужно действовать. Действовать, пока этот боров не помешал моим планам. Да и с ним надо покончить руками этих русских, разумеется. А с партизанским отрядом покончу я, майор „Абвера“ Отто фон Шлёсс. Уж я постараюсь, чтобы начальство отметило мои заслуги», – фашист очнулся от раздумий.
– Хоть бы пожрать дали перед побегом, – процедил Борзяк, обращаясь к майору. – Легко ли канать на голодный-то желудок?
Антон Зубарев молчал, угрюмо глядя в сторону.
– Я держал вас впроголодь последнюю неделю для вашей же пользы, – голос немца звучал насмешливо. – Не хотели бы вы предстать пред ясны очи лесных жителей хорошо откормленными и отдохнувшими?
– Покурить-то хоть дайте, – продолжал канючить Борзяк.
– Хватит! – немец бросил взгляд на часы. – Пора! Курт – ракету. Хайнс – смотри в прицел, время пошло. Если все пройдет удачно, поощрю вас отпуском домой.
Вспышка красной ракеты, нарушив идиллию тихой лунной ночи, привела в действие хорошо отлаженный механизм. Две фигурки, соскользнув со склона, бежали к деревне. Треск мотоциклеток гитлеровцев, стук пулеметов, лай собак, гортанные приказы, все смешалось в едином страшном гуле, мигом разбудив жителей деревни, нарушив зыбкий, тревожный сон людей.
Хайнс, повинуясь команде майора, выдохнув, плавно спустил курок снайперской винтовки и улыбнулся. Все прошло как надо. Фигурка одного из беглецов дернулась, но продолжила бел, припадая на левую ногу.
– Все как Вы хотели, герр майор, – Хайнс любовно похлопал винтовку по прикладу. – Но смею заметить, ранение не такое уж и легкое.
– Ты все сделал правильно. У партизан закрались бы сомнения, заявись к ним легкораненый. А так, все по-честному. Захочет жить, выживет. А Вы, Хайнс и Вы, Курт, скоро отправитесь в отпуск, – майор фон Шлёсс слов на ветер не бросает.
– Сука, фриц поганый! Ногу мне прострелил, – хрипел Антон, выбиваясь из сил, хромая, он не поспевал за Борзяком.
Василий взвалил Антона на плечи, затащив за какой-то сарай, положил на снег. Рванув свитер на груди, соорудил жгут и плотно перевязал рану. Кровить стало меньше. Рядом с ними пронесся мотоцикл, раздался лай собаки.
– Интересно, будут ли немцы стрелять, завидев нас? – Антон облизал засохшие губы. – А что, если мы бежим сейчас по-настоящему? А что, если майор этот врал, что страхует нас?
– Заткнись, – Василий тоже ломал голову над этим вопросом. – Не время сейчас, давай обопрись об меня, вон дом Мироновых.
Деревня не спала. Луна скрылась за тучи, стало темнее. Немцы прочёсывали дворы. Заскакивая в избы, переворачивали в них все вверх дном. Через полчаса во всех домах производились обыски. Женщин, детей, стариков выгоняли на мороз в одном исподнем, а в оставленных людьми жилищах принимались орудовать каратели.
Беглецы, добравшись до двора Мироновых, спрятались на сеновале. Несмотря на зимнее время, сена в постройке было много. Разворошив руками мерзлую сухую траву, беглецы затаились в своих норах. Немцы, ворвавшись во двор, бросились к дому. Один, отделившись от общей массы, грохнул ногой в дверь сарая. В образовавшемся темном проеме сверкнула огнем очередь автомата. Подождав немного, каратель выпустил еще одну. Прислушался. Тихо. Борзяк и Зубарев замерли, боясь вздохнуть. Немец повернулся и, грохая сапогами, вышел со двора. Спустя несколько минут, гомоня, удалились каратели, шарившие в доме. Через час деревня затихла. Поиски сместились в район леса.
Борзяк и Зубарев выбрались из своего укрытия. Забросав сенцом свои норы, беглецы обошли дом с внутренней стороны. Василий осторожно поскребся в окно и, встав за угол дома, внимательно прислушался. Раненного Антона он поддерживал под руку. Чуть приоткрылась дверь. Мальчонка лет двенадцати испуганно глядел в темноту.
– Пацан, ты кто? – Борзяк прекрасно знал, что мальчика зовут Петя, но виду, конечно не показывал.
Петька я! Сын Евдокии Мироновой, а ты кто?
– А я, Петро, боец Красной Армии, я не один, с товарищем я. Он ранен в ногу, но ходить мало-мало может. Кликни мамку, Петро, разговор есть.
Но женщина уже и сама подошла к двери и испуганно смотрела на непрошенных гостей.
– Заходите, только тихо, Петька, помоги болезному, – наконец решилась женщина.
Антон и Василий оказались в сенцах. Посадив Антона на лавку, Евдокия споро обработала рану, забинтовала чистой тряпицей.
– Рана не очень опасная, повезло. Крови вот только много потерял. Слабость из-за этого, – Евдокия с участием посмотрела в бледное, осунувшееся лицо Зубарева. – Жалко вас, ребятки, а все-таки оставлять у себя беглых боязно. Расстреляют фрицы и меня и сына. Уходить вам надо.
– Куда же мы пойдем? – Борзяк развел руками. – Ищут нас везде, через три часа уж светать начнет.
– Значит за три часа нужно управиться, – Евдокия была непреклонна.
– Мама, я их проведу, – Петька начал одеваться. – Пойдем в обход, задами выберемся, деревню обойдем, а там по подлеску и до партизанских постов дотопаем.
– Идти-то сможешь? – спросил Антона Василий.
– Смогу, вроде полегче стало, – Антон встал. – Спасибо, хозяйка. Тебе, Петька, тоже благодарность за то, что помогаешь нам.
– Потом благодарить станете, когда до места доберёмся, – мальчик осторожно приоткрыл дверь и вышел из дома.
Крадучись, обойдя дом, мальчик разглядел малиновые огоньки сигарет. Немецкий пост, раньше его тут не было. По прямой не пройдешь. Петька похвалили себя за сообразительность. Пройдя до оврага, мальчик убедился в своей правоте снова. Здесь постов не было. Всё как он и предполагал. Теперь главное, не поднимая шума, убраться из опасной зоны, преодолев овраг. Дальше спасительный лес, а там свои. Но до них нужно еще дойти.
Вернувшись к дому, он объяснил беглецам план дальнейших действий. Борзяк, взвалив на себя Зубарева, двинулся следом за мальчишкой. Дорога далась им тяжело. Войдя в лес, и осторожно уложив Антона на собранный Петькой еловый лапник, Василий вытер снегом разгоряченное лицо, сердце учащенно билось, ноги и руки были словно налиты свинцом. Задыхаясь, Борзяк присел на снег и закрыл глаза.
– Не время отдыхать, дядя! – Петька дернул за рукав задремавшего Борзяка. – С час нам еще где-то топать.
– Сейчас, малец, сейчас, – язык еле ворочался во рту. Василий поднялся и, взвалив на плечи раненного, поплелся вперед.
Теперь они шли медленно. Борзяк совсем ослабел, часто и глубоко проваливаясь в снег, он падал и поднимался вновь. Уже почти расцвело, но Василий не замечал этого. Он просто шел за мальчиком и, когда прозвучал оклик: «Стой! Кто идет?», Борзяк, разом потеряв остаток сил, рухнул в снег вместе с Антоном, который к тому времени был почти без сознания.
– Свои, помог бы лучше, раненный у нас, – ответил Петька часовому.
– Сейчас, сейчас, Петро, – засуетился караульный, который был не намного старше самого Петьки. – Фома, Егор Демьяныч сюда идите, быстрей. Петро пополнение привел.
Двое крепких мужиков в потёртых телогрейках неслышно выросли из предрассветной мглы. Один из них, тот, что покрепче, взвалил на плечи Антона и кивнул головой Борзяку, пошли, мол. Второй, убедившись, что его помощь не потребовалась, вернулся на пост.
Глава 9. ОТРЯД СТОЖКОВА
Командир партизанского отряда Сергей Борисович Стожков воевал еще в гражданскую. Военный опыт кое-какой имелся. Но годы, проведённые на партийной работе, научили Сергея осторожности. Ещё перед началом войны секретарь райкома Стожков был предупрежден, что в лихую годину быть ему партизанским командиром.
Нельзя сказать, что отряд был создан на пустом месте. И схроны с оружием, и консервы, и запас медикаментов создали. Правда, укрытия на основном партизанском становище доделать не успели. Ну, что же, другим лесным мстителям ещё хуже пришлось. Были и спонтанно созданные партизанские отряды, основу которых, кроме местных жителей, составляли прибившиеся к ним окруженцы, не успевшие выбраться к основным силам Красной Армии. Век этих отрядов был недолог. Попробуй, повоюй без достаточного запаса оружия и продовольствия, без тёплых землянок и врачебной помощи. Вот эти отряды и гибли в первую очередь, но несмотря ни на что, вопреки всему, гражданские люди вкупе с измождёнными, раненными и голодными бойцами Красной Армии продолжали разить захватчиков на, казалось бы, уже отошедшей к гитлеровцам территории.
Стожков разделил свой отряд на несколько мобильных групп, координирующихся общим штабом. Эти группы, отправляясь с базы, проводили многодневные рейды в глубокий тыл гитлеровцев, совершая дерзкие по своему замыслу, операции.
Долгое время немецкое командование не могло понять, что диверсии – дело рук единого партизанского соединения под командованием Сергея Стожкова. Совершаемые партизанами подрывы гитлеровских эшелонов, разгромы штабов полевых жандармерий, уничтожение складов горюче-смазочных материалов и баз военной техники фашистов привели к тому, что немецкое командование осознало, что здесь не существует окончательно завоёванных территорий. Вчера, в ещё спокойную деревеньку, сгоняли скот на нужды германской армии, а сегодня ночью партизаны, совершив набег, разгромили копмендатуру, перебили гарнизон, угнали весь скот, да ещё и подходы к населенному пункту заминировали. Заново войдя в деревню, фашисты не обнаружили ни одной живой души. Все население в лесу! А в лес попробуй, сунься.
Долгое время отряд Стожкова оставался неуязвимым, но в последнее время ситуация резко ухудшилась. Подавляющее преимущество гитлеровцев стало ощущаться настолько явственно, что Сергей запросил центр о возможности прорыва отряда к основным частям Красной Армии. Разведданные подтверждали, что фашисты вот-вот проведут операцию по уничтожению оставшейся части партизан. Сильно потрёпанный, потерявший более половины своих бойцов, отряд имел в своем составе не только мужчин. Спасаясь от зверств оккупантов, к партизанам всё чаще приходили и женщины и дети, даже старики и те тянулись к ним. Ещё до войны офицерами НКВД в деревнях были отобраны специальные люди, ставшие ушами и глазами лесных мстителей на оккупированной территории. В числе связных были даже дети, которые действовали зачастую изворотливее некоторых взрослых.
«Вот вчера Петр, сын Евдокии Мироновой, доставил в отряд двух человек, оба военнослужащие госбезопасности. Толковые ребята, сумели бежать из фашистских застенков. Да и Петька молодец, сначала укрыл ребят, а потом сумел провести их до расположения их отряда. Правда, один ранен, а второй так измучился, таща на себе товарища, что и говорить не смог. Ничего, сегодня с ними потолкуем, может, чего важное расскажут», – думал командир, обходя стоянку своего отряда.
– Товарищ командир, разрешите? – один из вчерашних, тот, что помоложе, смотрел открыто, взгляд не прятал.
– Заходи! Как тебя?
– Мигун. Василий Мигун, ефрейтор Мигун, – представился вошедший. – Командир мой, старший лейтенант Зубарев, в лазарете вашем сейчас. Фрицы, когда мы вчера тикали, зацепили его.
– Я знаю, досталось ему, – Стожков уселся за стол, зажег лампу-коптилку. – Сейчас наши подойдут, комсостав, так сказать, потолкуем.
– Я, товарищ командир, доложить вам хочу: на отряд каратели наступление готовят. Мы с Зубаревым, когда в плену у фрицев сидели, слышали, как там полицаи меж собой толковали, что, как только фрицы в лес партизан давить пойдут, их тоже тут отсиживаться не оставят. Впереди фрицев полицаев пустят, пусть, мол, кровью верность новой власти доказывают. А полицаи, мол, впереди идти не желают. Ссут они, стервецы. Вот так! – Мигун закончил и выжидательно глянул на Стожкова.
– Может, брехали эти полицаи, что вас стерегли?
– Может и брехали, да только карательный отряд обер-лейтенанта Кнопфа, что в деревне квартирует, на переформирование отправился. В деревне не более двадцати человек немцев осталось.
Стожков внимательно посмотрел на говорившего.
– Откуда знаешь, Мигун про то, что отряд на переформирование отправился? Тебе, что этот Кнопф доложился что ли?
– Да видно же всё! Нас на допросы каждый день почти таскали, пока по деревне под конвоем ведут, умный человек многое приметит. Я, ведь, в госбезопасности служил, а не быкам хвосты крутил. Кое-какое понятие имею.
– Ну ладно, сейчас иди, молодец, что всё заметил. Я к сведению принял! – Стожков проводил ефрейтора и, закурив, задумался.
Думы командира были невесёлые. Как ни крути, прав ефрейтор. Скопив силы, немчура, прочесав лесной массив, доберется до них. Сам Сергей Стожков смерти не боялся, сколько раз мог погибнуть в гражданскую, сколько раз мог угодить в молох репрессий. Бог миловал, а вот теперь….
«Что делать с бабами, детьми, стариками? Как их-то выводить? Прибились к отряду, кто поодиночке, кто семьями. А что было делать? Не принимать, гнать обратно? Пусть бы фрицы, эти чертовы, их убили бы? Ведь почти у всех родственники бойцы или командиры Красной Армии. Нет, правильно сделали, что всех приютили», – Сергей поднял голову.
За стол прошли двое мужчин. Его помощники, друзья. Всего двое и осталось-то их. А в начале за столом тесно бывало. Эх, жалко ребят, до слёз жалко, а ничего не попишешь. Воевать и сволочь фашистскую громить надо.
Один из вошедших, Семен Нефёдов, до войны работал учителем в школе. Второй – Дымов Иван был агрономом. Профессии мирные, а вот, поди ж ты, командиры из них получились знатные.
– Чего делать будем, ребята? – голос у Стожкова был невесёлый.
– Петьку Миронова вместе с матерью арестовали. Завтра на площади перед сельсоветом вешать будут, – вместо ответа зло, сквозь зубы выговорил Иван.
Сергей поднял голову. Петька еще вчера был здесь, привел беглых. Ночью ушел обратно. Говорил ему Сергей, чтобы повременил возвращаться. Нет, не послушал Петро, маленький, а упрямый. За мать, наверное, беспокоился. Вот и не уберёгся.
– Как взяли его, знаешь? – Стожков скрутил козью ножку и прикурил от коптилки.
– Местные говорят, что по утру на патруль немецкий наскочил. Они беглых ловили и вокруг деревни шастали.
– Вань! Не в службу, а в дружбу, приведи сюда ефрейтора Мигуна, которого вчера Петька доставил.
Иван вышел и через несколько минут вернулся с ефрейтором.
– Где ты был? – обратился Сергей к Мигуну.
– К Тоньке, поварихе нашей, клинья подбивал. Уже и обнимать её начал, – Дымов улыбнулся в пышные усы.
– А чего, дело-то молодое! Война – любви не помеха, – Мигун причмокнул языком. – Девка – огонь, кого хош сожгёт.
– Я тебе дам, огонь, – Стожков пристукнул по столу кулаком. – Давай нам обскажи как в деревне обстановка? Петьку, спасителя вашего, сегодня, по утру, фрицы взяли. Вместе с матерью завтра повесить хотят. Что скажешь?
– А чего тут говорить? – Мигун пожал плечами. – В деревню ломанёмся, Петьку с матерью из кичи вынем, а фрицев перемочим. Вот такой мой сказ будет.
– Ты что городишь-то? – Стожков поморщился. – Ломанемся, из кичи вынем, перемочим. Ты, что Мигун, блатной что ли? В лагере срок отбывал, да? А ну, давай по-человечески изъясняйся.
– Да я, товарищ командир, считай, что и впрямь сидел. Только с другой стороны.
– Это как же так?
– Да я лагеря охранял. Зэки с одной стороны колючки сидят, а мы с другой. Ну, с кем поведёшься, от того и наберёшься. Вот я от ихнего брата и нахватался выражений блатных, сам не рад, честное слово.
– Ясно! – командир усмехнулся. – Ну, иди, Вася, мы подумаем, а вообще, молодец ты, план у тебя боевой.
– Ну, что скажете, други мои? – Стожков обвел взглядом боевых друзей. – Мне этот ефрейтор каким-то странным показался.
– А мне он показался боевым парнем, – Дымов устало обтер лицо. – Вон сколько старлея этого к нам тащил. Сам еле живой пришел, а товарища не бросил.
– Вот ночью пойдем Мироновых освобождать, увидим, каков этот ухарь в бою, – закрыл обсуждение, молчавший до этого, Нефедов.
До вечера лагерь партизан погрузился в сон. Лишь изредка из землянок доносился детский плач, и слышно было, как гремит кастрюлями повариха Тоня, готовящая скудный ужин. Консервов давно не осталось. Трофейная немецкая тушенка тоже подошла к концу. Местные жители окрестных деревень сами давно пухли с голоду. Кое-как кормил лес, но охота зимой в этой местности была делом неблагодарным. Приходилось потуже затягивать пояса.
Очередная смена заступила в охранение. Сменившиеся бойцы пошли отдыхать. Василий слонялся по лагерю в одиночестве, хотел пойти на кухню к поварихе Тоне, но, помня нагоняй от Стожкова, решил повременить с ухаживаниями. Заглянул в лазарет, Антон спал, выглядел он лучше, чем накануне. «Скоро оклемается, легавый», – подумал Мигун-Борзяк уже почти беззлобно. К своему удивлению, Василий, признав в Антоне товарища по несчастью, стал относиться к тому терпимее.
– Эй, Мигун! – окликнули его. – Иди оружие получай.
Василий оглянулся, молодой парнишка лет пятнадцати тянул его за рукав.
– Айда к товарищу Нефёдову, – пацан поволок Василия за собой.
Нефёдов выдал новоявленному бойцу отряда трофейный немецкий автомат, который партизаны именовали «перделкой». Минут пятнадцать Нефёдов объяснял Василию, как пользоваться автоматом, потом отпустил восвояси.
Едва минула полночь, два отделения партизан выдвинулись к деревне. Погода благоприятствовала мстителям, мела метель. Идти по быстро нарастающему ковру было тяжело, зато и следы партизан практически сразу покрывались новым слоем снега. Подойдя к деревне почти вплотную, маленький отряд разделился на две группы. Одной группой командовал сам Стожков, вторую вел Нефёдов. Теперь партизаны шли очень осторожно. Борзяк хорошо помнил, что говорил ему перед «побегом» фон Шлёсс. Сам абверовец покинул деревню, а сильно поредевший отряд обер-лейтенанта Кнопфа, скорее всего, спрятался от ненастья в здании комендатуры. Значит, надо тихо снять часового и вдарить по комендатуре. Этот план Борзяк и предложил Стожкову и Нефёдову. Те, подумав, признали его подходящим. Стремясь произвести на партизан самое лучшее впечатление, Борзяк решил пойти первым.
– Часового я сниму сам! Я столько здесь в деревне в кутузке просидел, что хорошо представляю, где пост фрицев, – Борзяк достал из сапога нож.
– Возьми ракетницу, как снимешь часового, пульни, мы бежим к тебе и громим комендатуру. Нефёдов со своими освобождает Петьку с матерью. Встречаемся здесь и уходим домой, – Стожков передернул затвор. – Ну, с богом, ребята!
Борзяк пружинисто оттолкнувшись, бросился по направлению к предполагаемому месту поста. Снег шел сплошной стеной, попадая в глаза Василию, слепил его. Но немцы точно также не разглядели маневр Борзяка. Подбежав почти вплотную, Василий увидел черный силуэт мотоциклетки. Немцев было двое. Один сидел в люльке возле пулемета и дремал. Перед тем, как полоснуть его по горлу, Василий увидел его закрытые глаза. «Теперь немец будет спать вечно», – подумал Василий и выбросил руку с ножом в направлении второго. Но второй солдат оказался сильным соперником. Отскочив вправо, он мощным ударом в ухо почти сбил Борзяка с ног. В пылу борьбы и немец и Борзяк забыли об автоматах, которые болтались за спинами у обоих. Мощнейшим ударом в живот фриц свалил Василия на спину и принялся душить, утробно урча. В правой руке Борзяк все еще сжимал нож, но здоровенный фашист наступил ему на запястье коленом. Одной левой рукой Борзяк не мог причинить фрицу, сколь ни будь, заметного вреда. Руки немца сжимались на шее Василия. Задыхаясь, Борзяк принял единственно верное решение, которое спасло ему жизнь. Собрав во рту достаточно слюны, Василий со всей силы плюнул фрицу в глаза. Плевок достиг цели. Не ожидавший такого поворота событий, фашист инстинктивно поднес руки к глазам, желая утереться, и на секунду утратил контроль над соперником. Резко рванув правую руку, Борзяк вонзил нож немцу в шею, под подбородок. Повернув с остервенением рукоятку ножа несколько раз, Василий почувствовал капли крови соперника на своем лице. Это придало ему силы. Борзяк вскочил, пустил ракету и первым ринулся к зданию комендатуры. Несколько гранат, брошенных подоспевшими партизанами в здание, где находился отряд Кнопфа, заставили немцев выскакивать в окна и двери. Партизаны добивали фашистов одиночными выстрелами. Чуть в стороне раздалось несколько очередей и все смолкло.
«Нефёдов освободил Мироновых», – подумал Борзяк. Оберлейтенант Кнопф всё не появлялся из здания комендатуры. Борзяк внимательно следил за выбегающими фрицами.
– Главного фрица нет, – прокричал Борзяк подоспевшему Стожкову.
– Чёрт с ним, убит, наверное, внутри лежит. Отходим, Мигун!
– Нет, товарищ командир, непорядок! Я сейчас! – Борзяк бросился в горящий дом. Заглянул в одну комнату, другую – никого. Дверь в торцевой кабинет оказалась закрыта на засов. Разбежавшись, Василий выбил дверь и влетел в помещение. Маленькая комнатёнка служила спальней. В углу стояла широкая кровать, белье было снято. Окно наглухо закрыто. На полу стояло пустое ведро. Никого нет! А дверь кто запер? Борзяк рывком отодвинул от стены тяжелую старинную кровать. Под кроватью лежало тело, накрытое мокрым половиком. Борзяк сбросил половик и увидел скрюченного оберлейтенанта Кнопфа.
– Ну, ты хитер, фраерок! – Борзяк ударил Кнопфа в живот. – Пожар хотел пересидеть и от пули уберечься? Не выйдет, смерть твоя пришла!
Выпустив в немца несколько очередей, Борзяк выбил ногой окно и присоединился к партизанам, собиравшим трофейное оружие, которым был усыпан двор догорающего здания комендатуры.
Воссоединившись, обе группы партизан стремительно уходили в лес. Отряд стал на два человека больше – мать и сын Мироновы, отбитые у врага, пополнили ряды мстителей. Замыкал колонну Борзяк, тащивший в вещмешке форму солдата немецкой армии, которую он стянул в казарме комендатуры. Убитому взрывом партизанской гранаты, фрицу она была уже не нужна.
