Текст книги "Стражи времени (СИ)"
Автор книги: Сергей Ванин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]
К рассвету отряд партизан возвратился на базу. Люди наскоро позавтракав, пошли отдыхать. Борзяк решил навестить Антона. Зайдя в лазарет, Василий увидел, что Зубарев не спит. По внешнему виду было заметно, что ему стало лучше. Увидев Борзяка, он попытался приподняться. Василий огляделся. Вокруг еще три койки были заняты. Двое партизан были лежачие, третий уже потихоньку ходил, разрабатывал раненную ногу.
– Ты как, Антон? – изобразил участие Борзяк.
– Да ничего, скоро уже оклемаюся. Доктор говорит, что рана не очень опасная, заживает потихоньку. Да и слабость у меня, Василий.
– Ну, ничего, бог даст, все обойдется! – сказал Борзяк громко, чтобы слышали другие раненные. Затем, наклонившись вплотную к Антону, прошептал. – Не вздумай пока на ноги вставать, блажи, что худо тебе, что помираешь. Понял меня, товарищ командир?
– Понял. А зачем я врать буду?
– Затем, чтобы живым остаться. Нутром чую, скоро стрёмные дела начнутся, – тихим шепотом не сказал, а прошипел Борзяк.
– Ну, выздоравливайте, товарищ старший лейтенант! Набирайтесь сил, – громко попрощался Василий и пошел на выход.
Выйдя из лазарета, он заметил Стожкова и Нефедова, идущих по направлению к землянке командира. Увидев Василия, оба остановились.
– Ну, как, Мигун, проведал начальника своего, Зубарева? – остановившись перед Борзяком, Стожков начал сворачивать самокрутку.
– Так точно, проведал, товарищ командир. Слабый он, не оклемается никак.
– Закуривай, Василий! – Нефедов передал Борзяку свой кисет. – Есть у нас к тебе дело, товарищ ефрейтор. В бою мы тебя посмотрели. Парень ты, конечно, горячий, лихой. Но, кроме горячки, башка на плечах ещё нужна.
– Не пойму, куда вы клоните, товарищ командир, – разом насторожился Борзяк.
– Пойдем-ка, Василий, ко мне, поговорить надо. Дело серьезное. Тут важно не ошибиться, – Стожков посмотрел Борзяку прямо в глаза. Василий взгляд выдержал.
– Раз дело серьёзное, без разговора не обойтись.
Зайдя в землянку командира, все трое уселись за столом. Через несколько минут пришел Дымов.
– Ну вот, все в сборе, – Стожков достал карту местности. – Тут вот какое дело, Василий. – Отряд должен идти на воссоединение с регулярными частями Красной Армии.
Все взгляды устремились на карту.
– Через три дня одна часть отряда, включающая в себя стариков, женщин, детей, раненных, пойдет вокруг Волчьей балки, – командир показал маршрут на карте. – И примерно через четыре-пять дней достигнет передовых отрядов Красной армии.
– Вторая часть отряда, в которой не будет ни детей, ни раненных, ни стариков, ни женщин, будет прорываться через деревню, где мы сегодня комендатуру разгромили, – вступил в разговор Дымов.
– Да, там сегодня уже фрицев видимо-невидимо. Они, того гляди, сами на нас попрут. Идти в том направлении в прорыв – чистое самоубийство, – Борзяк удивлённо посмотрел на Стожкова.
– Правильно мыслишь! Это и есть чистое самоубийство. У нас прорыв в этом направлении, немцы бросят все силы на нас. Тогда, та часть отряда, где собрано в основном гражданское население, пройдет беспрепятственно. По крайней мере, шансов у них будет намного больше, чем, если бы мы пошли бы единым строем, – Стожков закончил и посмотрел на товарищей.
– Короче, мы хотели узнать у тебя, Мигун, смог бы ты взять на себя руководство нашим гражданским воинством. Они к нам прибились, не можем же мы женщин, детей, стариков теперь на произвол судьбы бросить. А сами они не дойдут, – теперь Нефёдов выжидающе посмотрел Мигуну в глаза.
Такой расклад пришелся по душе Борзяку, но показывать свое согласие Василий сразу же не стал, испугавшись, что руководство отряда устроило ему очередную проверку.
«Вот легавый отлёживается в лазарете, а я за него мозгой раскидываю», – зло подумал про себя Борзяк, а вслух сказал:
– А я и не знал, товарищи командиры, что вы бойца МГБ за детёныша несмышлёного или за старика полоумного держите. Ваше предложение меня не устраивает, я с бабами не пойду, я с вами воевать буду.
– Я тебя не спрашиваю, пойдешь ты или нет. Я тебя спрашиваю, сможешь их довести или не сможешь? – Стожков зверел прямо на глазах. – И предложений тебе, ефрейтор, никто не делает. Не баба ты, чтобы тебе предложения делать.
Василий, войдя в роль, опустил голову и сжал кулаки.
– Подожди, Мигун, – подал голос Иван Дымов. – У нас с кадрами военными туго стало. Ты же видишь, кто у нас в отряде в живых остался, или колхозники или школяры. Мы не в счёт. Мы втроём на этой земле жили, мы за неё и умрём. Мы так решили, это не обсуждается. Кроме тебя, нам это задание поручить некому. Мог бы твой старлей помочь, да он сам пластом лежит. Это же не так просто, людей почти полсотни вывести. Тут кое-какой военный опыт иметься должен, а ты всё-таки срочную отслужил, ефрейтором стал. Выручай!
– Да всё! Разговор кончен. Это тебе боевой приказ! – снова взял слово Стожков. – Мы на тебя, Мигун, очень надеемся.
– Есть! Приказ есть приказ! – Василий козырнул. – Позвольте одно дельце в деревеньке доделать. Не успел я во время вылазки.
– Что за дело? – насторожился Стожков.
– Да староста местный, Конюков Иван Фокич – предатель, прихвостень фашистский наказания избежал. В распыл я отправить его не успел. Фрица, командира зондер команды, порешил. А до Конюкова руки не дошли.
– Да, староста, гад известный. До войны бригадиром в колхозе был, а сейчас у немцев в холуях ходит – с ненавистью выговорил Нефёдов. – Скольких выдал, а скольких ещё выдаст.
– А как ты к нему подберёшься? – Стожков развел руками. – Сам знаешь, немцев теперь видимо-невидимо. Небось, со всех деревень понемногу взяли и сюда пригнали.
– Это и хорошо, что с многих деревень фрицев собирали. Они же друг друга не знают. Я среди них и затеряюсь. Форму ихнюю я в комендатуре притырил. Так, что дело выгорит, – Мигун уверенно махнул рукой. – Зуб даю.
– Опять ты со своими зэковскими выражениями, – Стожков недовольно поморщился. – Просил же тебя, Вася, по-человечески разговаривать.
– Извините, товарищ командир.
– Ну, хорошо. Действуй, Василий, – командир отряда рубанул рукой воздух. – Такого подлеца наказать необходимо другим в назидание. Только не подведи нас, вернись живым.
– Так точно! Есть вернуться живым, – Борзяк повернулся и вышел.
За столом повисла пауза.
– Рисковый парень, таких бабы любят, – грустно улыбаясь, нарушил молчание Нефёдов.
– Все равно он мне чем-то не нравится. Злобный он чересчур, – покачал головой Стожков.
– А чего же мы ему, людей выводить доверили? – спросил командира Дымов.
– Потому, что больше доверить некому, – ответил ему командир.
Глава 10. ПОСЛЕДНИЙ БОЙ ОТРЯДА СТОЖКОВА
«Все-таки дерьмовая одёжка – форма рядового войск вермахта. Не для русской зимы сшита. Зэковской клифт и то получше будет», – думал Борзяк, зябко поеживаясь под ночным колким ветром. Немецкая шинель, совсем не держала тепла. Пока Василий добрался до деревни, совсем окоченел. Хорошо, что снег не идёт, видимость нормальная. Впереди показался немецкий пост. Теперь там стояла самоходка, рядом прогуливались сразу три караульных. Заметив человека в немецкой форме, один из часовых вскинул винтовку и крикнул что-то на своем языке. Василий остановился и поднял руки.
«Сразу стрелять не решатся. Все-таки на мне форма ихняя», – подумал Борзяк и не ошибся.
Двое солдат, вскинув винтовки, осторожно подошли к нему. Один встал сзади, второй остался перед Борзяком. Немцы недоуменно смотрели на Василия и молчали.
– Абвер, майор фон Шлёсс, шнель! – гаркнул Василий.
Один из караульных что-то сказал своему товарищу, тот опустил оружие и быстро обыскал Василия. Обнаружив в его сапоге длинный острый нож, фриц удовлетворенно хмыкнул. Василий стоял, подняв руки. Второй солдат снял с Борзяка ремень и, перехватив ему руки за спиной, толкнул в спину стволом винтовки. Иди, мол. Так втроём они и пошли к дому, где квартировал фон Шлёсс. Впереди пленный с поднятыми руками, сзади – двое конвойных.
Добравшись, наконец, до нужного дома, один из конвоиров окликнул солдата, который нес караул у крыльца. Тот прошмыгнул в хату и через минуту показался уже вместе с майором. Фон Шлёсс, по обыкновению, был в своей роскошной домашней куртке, в руке его дымилась длинная сигара.
Майор что-то коротко сказал солдатам и взмахнул сигарой. Те быстро развязав Василию руки, собрались уходить.
– Пусть нож мой отдадут, господин майор, они его у меня забрали, когда шмонали у КПП.
Немец усмехнулся и, переведя конвойным просьбу Василия, опять махнул сигарой, мол, убирайтесь, вы своё дело сделали. Один из солдат вынул нож и протянул его Борзяку, после чего оба фрица, козырнув, удалились. Фон Шлёсс провел Василия в дом.
– Отряд будет уходить через три дня, – начал доклад Борзяк. – Я там на хорошем счету. Командир мне верит, и поручил вывести раненных, стариков, детей. По большей части там гражданские, которые прибились к партизанам. Мы будем уходить вокруг Волчьей балки.
– А как поживает наш друг Антон Зубарев? – спросил немец.
– В лазарете лежит, снайпер ваш его серьезно подранил, но ничего, оклемается. Он тоже с нами уходить думает. Наверное, на подводе легавого везти придется, сам не дойдёт, – Василий досадливо поморщился. – Один я, господин майор, стараюсь, напарничек мой подушку всё больше давит.
– Ничего, Василий. Если доберетесь до Москвы, Антон своё отработает, пристроит вас на службу. Так, что берегите его.
– Придётся, – Борзяк тряхнул головой. – Куда ж теперь деваться?
– А что со второй частью отряда? – поторопил Василия абверовец.
– Вторая часть отряда, состоящая из могущих сражаться, пойдет на деревню, они попытаются прорваться здесь. Их основная задача – отвлечь ваши силы от обоза с раненными. Командир отряда Стожков прекрасно понимает, что шансов пробиться, практически нет. И он и его люди осознанно пойдут насмерть, спасая своих товарищей, – Борзяк закончил и посмотрел на немца.
– Сколько этих сумасшедших?
– Примерно человек семьдесят. Большая часть отряда погибла. В числе этих семидесяти есть и легко раненые, могущие носить оружие, – при немце Борзяк старался обходиться без блатных выражений, это давалось ему с трудом.
– Ясно, я все понял и приму меры. Группу Стожкова постигнет страшная участь. А ваш обоз с ранеными беспрепятственно дойдет до русских позиций, – фон Шлёсс с усмешкой взглянул на Василия. – Ну, разве что, мои люди немного постреляют для большей достоверности. Вы вместе с обозом доберётесь до своих, там и вас, Василий, и Антона ждет серьезная проверка особистов. Я думаю, что они учтут ваши заслуги во время нахождения в отряде Стожкова, и вскоре оставят вас в покое. Я уверен, что Антона вернут, вскоре, на его старое место службы, куда он устроит и вас. Несите службу старательно, когда вы будете нужны, мои люди в столице найдут вас и передадут от меня привет.
«Да, уж от тебя нигде не спрячешься», – подумал про себя Василий и промолчал.
– Кстати, а как вы объяснили руководству отряда свой поход в деревню? – немец с удовольствием выпил рюмку самогона и закусил соленым грибом.
– Я действовал согласно вашим указаниям, данным нам перед побегом. Я предложил Стожкову ликвидировать местного старосту Конюкова. Он предатель, выдал многих людей, родственники которых служат в Красной Армии. Стожков согласился со мной.
– Ну, что же, этого хапугу не жалко. Хотя, Иван Фокич иногда приносил мне ценную информацию, – немец щелкнул пальцами. – Но на войне, как на войне. Пусть его смерть послужит великому рейху.
– Пусть послужит, – Борзяк поднялся. – Я пойду, господин майор.
– Курт проводит вас, а заодно и поможет осуществить казнь Конюкова.
– Нет уж, мочить сам буду! Курт ваш, пусть лучше на стреме постоит, – снова съехал на феню Борзяк.
– Я же просил – без жаргонизмов! – немец в бешенстве схватил Василия за ворот шинели. – Вы теперь мой агент, а я не терплю, когда мои агенты не выполняют моих просьб.
Едва за русским захлопнулась дверь, Отто фон Шлёсс налил еще самогона и, задержав дыхание, с удовольствием влил в себя. Подождав несколько секунд, шумно выдохнул воздух.
«Нет, эти русские положительно знают толк и в выпивке и в закуске. Первач, который делает хозяйка, чист, как слеза младенца. Разве фабричная водка или бездушный немецкий шнапс сравнятся с этим эликсиром жизни?» – Отто фон Шлёсс опять взялся за графинчик, но, подумав, поставил его обратно на стол – сейчас майору Абвера нужна трезвая голова.
Как все, однако, замечательно выходит. Русские громят комендатуру, убивают этого жирдяя Кнопфа, который настрочил на него, Отто, донос. Проклятый лавочник жаловался, что он, майор Абвера, занимается какими-то своими делами, играет в шпионские игры, спасает от расстрела каких-то русских. Заставляет немецких солдат напрасно рисковать своими жизнями. Хорошо, что офицер, к которому на стол попала эта писанина оказался старинным другом отца Отто фон Шлёсса и, который знал маленького Отто с пеленок. В свете последних неудач немецких войск под Москвой, этот донос мог стоить майору карьеры. Однако, добрый друг семьи спустил дело на тормозах, обвинив самого жалобщика в нерадивом отношении к службе.
«Теперь пришло время моего триумфа», – подумал фон Шлёсс. – «Уничтожение партизанского отряда Стожкова – это прекрасная возможность стяжать лавры, возможность показать в лучшем свете плоды своей разведдеятельности, а также блеснуть тактическими навыками! Решено! Командовать группой уничтожения партизан будет лично он, майор Отто фон Шлёсс! Он покажет этим русским колхозникам, что значит германская мощь. Не беда, что отряд партизан почти обескровлен, не беда, что мал по численности. При умелой подаче информации можно превратить горстку русских патриотов в громадное партизанское соединение. Хорошо, что друг у Отто служит военным корреспондентом. Он-то и обеспечит необходимую шумиху и превратит рядовой бой в громкую победу».
В том, что русских удастся победить малой кровью, фон Шлёсс не сомневался.
Тем временем, Борзяк, сопровождаемый Куртом, добрался до добротного дома деревенского старосты Ивана Фокича Конюкова. При приближении людей заливисто залаяла собака. Натягивая цепь, псина пыталась преградить дорогу ночным гостям, будто чувствуя, что они несут зло в дом, который она честно охраняет. На лай собаки вышел сам хозяин, крепкий пожилой мужчина. Накинув полушубок прямо на исподнее, он молча глядел на людей в форме.
– Господин староста! Мы бы хотели с вами поговорить, начал было Курт, но Борзяк, оттолкнув его, бросился на Конюкова.
В темноте сверкнула сталь ножа. Удар пришелся старосте прямо в сердце. Конюков рухнул прямо на пороге. Провернув несколько раз лезвие, Борзяк осторожно, потихоньку, извлек нож из раны и тщательно обтёр его о полушубок уже мертвого старосты. После этого, сделав Курту знак оставаться на месте, Василий прошмыгнул в избу. На лавке, возле печи сидела, трясясь от страха, жена старосты, тщедушная старушонка. Она уже поняла, что случилось, и, молча дожидалась своей участи.
– Вставай, – прошипел Борзяк. – Надень что-нибудь тёплое и открывай подпол.
Женщина молча повиновалась.
– Лезь внутрь, бабка.
Кряхтя и всхлипывая, старостиха спустилась вниз.
– Орать будешь, вернусь и убью, – Борзяк захлопнул крышку и сдвинул на неё тяжеленный обеденный стол.
Подойдя к двери, ведущей на улицу, Борзяк кликнул помощника фон Шлёсса. Вдвоем они затащили тело старосты в избу. Засветив лампу, Василий собрал кое-какие съестные припасы и сложил их в найденную в сенях торбу.
– Ну, что, Курт, давай прощаться, может и свидимся когда, – Василий подмигнул немцу. – Ты меня только за КПП возле околицы выведи, а то я по-немецки ни в зуб ногой, еще ваши прицепятся.
Курт молча выполнил просьбу русского со странным звериным взглядом. Выведя Борзяка к околице, немец долго смотрел ему в след. Вышедшая луна ярко освещала быстро удаляющуюся фигуру.
Вернувшись в отряд, Василий сразу явился к Стожкову и доложил о ликвидации предателя. Потом, получив благодарность от командования, отправился на кухню. Повариха Тоня уже встала и готовилась греть завтрак.
– На! – Борзяк грохнул на пол землянки увесистый мешок. – Раздай-ка детям и раненным старостовы харчи. Да и себя не обдели. Там шоколад немецкий есть, побалуйся.
Он властно притянул девушку к себе и, стащив с головы платок, утопил горящее лицо в ее густых каштановых волосах. Тоня не отстранилась, наоборот, жадно прильнув к Василию, нашла его губы. Так жарко Борзяка еще никто не целовал. Потом Василий понёс Тоню на топчан. Задернув за собой занавеску, они ринулись в объятья друг друга. Нагие, они не могли оторваться друг от друга. Борзяк тяжело дышал, Тоня и плакала и улыбалась, закрывая глаза. Василий гладил Тоню по волосам, накручивая длинные пряди на пальцы, а девушка ласкала его трогательно и нежно. Не так, как это делали шлюхи и продажные девки, с которыми, в основном, имел дело уголовник Шалый.
Тоня грустно смотрела в глаза Борзяку, а Василий встал и, накинув бушлат прямо на голое тело, вышел на улицу. Подвесив над костром чайник, он вскипятил воду и заварил мелко нарубленные хвойные иголки, которые были у партизан вместо чая. Потом он принёс отвар в землянку и долго смотрел, как Тоня, закрыв глаза, смакует это горькое питьё и заедает его маленьким кусочком немецкого шоколада. Они смотрели друг на друга и не заметили, как в землянку вошел Нефёдов. Потоптавшись у входа, увидев задернутую занавеску у топчана, и брошенные рядом вещи, тот потихоньку вышел и отправился восвояси.
«Пусть их …, – подумал он. – Идет война и каждый час может стать последним».
Через два дня обоз Василия был готов к отправке. Впрочем, обоз – это было слишком громко сказано. Три телеги, заряженные плюгавыми лошаденками. Вот и весь транспорт. На телегах разместились раненные и дети. Антон уже мог немного ходить, но врач отряда, белый как лунь, старичок, запретил Зубареву вставать.
Борзяк пересчитал своих подопечных по головам. Набралось двадцать три человека. Один тяжело раненный, парень лет семнадцати, медленно умирал. Он не стонал, а лишь тяжело дышал и, несмотря на холодную погоду, обильно потел.
«Почти труп, а целую подводу занял, – зло подумал Борзяк. – Бабы вон с ребятишками, старики. Как я их доведу? А довести надо, иначе самого к стенке поставят».
– Мигун, как настрой? – окликнул его командир отряда.
– Да так себе, товарищ командир, – Василий угрюмо посмотрел на Стожкова. – Лошаденки хилые, народ слабенький. Бабы, старики, детишки. Провианта – кот наплакал, а добираться несколько дней. Не знаю, дойдем ли?
– Ты маршрут хорошо уяснил? – пропуская мимо ушей стенания Борзяка, спросил Сергей.
– Так точно.
– Тогда с Богом! – Стожков хлопнул Борзяка по плечу. – Трогайтесь, мы связывались с командованием, на месте вас будут ждать.
– А вы, что же? – выдавил из себя Борзяк, пряча глаза.
– Мы чуть позже ударим, выманим фрицев на себя, – отозвался Нефёдов.
– Ннно! – тронул Борзяк первую подводу.
За первой потянулись другие подводы, вереницей пошли старики и женщины. Детей постарались рассадить по подводам. Сзади и сбоку от колонны шли еще двое, ребята лет по пятнадцать. Остальные остались с командиром, они отказались покидать свой отряд, решив принять самый последний бой в своей недолгой жизни.
Вернулся из разведки Дымов с группой партизан. Лица у мужчин были решительные и сосредоточенные.
– От деревни немцы движутся численностью до батальона, два танка, три самоходки. Еще возле опушки огнеметы видели, – доложил командиру Дымов.
– Похоже, серьёзно фрицы нас ценят, – усмехнулся Стожков. – Ну, что, ребята, пора! Первая группа ударит слева, вторая – справа, а третья сзади постарается их обойти. Хотя это нелегко будет, много фрицев, очень много. Первая группа – твоя, Нефёдов, вторая – моя, а третьей, тебе, Дымов, командовать. Ты в разведке был только что, обстановку своими глазами видел.
– К бою! – раздались команды старших по подразделениям.
Партизаны, разбившись на группы, ждали, когда каратели войдут в лес. Тяжелая техника немцев, добравшись до опушки, остановилась, готовая встретить огнём отряд, собиравшийся пойти в прорыв, поделив пространство на сектора обстрела. Но фашисты ждали напрасно. Броска отряда не случилось. Фон Шлёсс посмотрел на часы, потом на карту, сзади партизан болото, пытаться уйти через него нереально.
«Отряд практически окружен, значит, бою быть», – подумал майор и отдал приказ своим солдатам войти в лес. Роту он оставил на всякий случай в резерве. Сам тоже решил не рисковать.
– Кажется, я понял их замысел. Открытого боестолкновения они испугались. Поделившись на маленькие группы по три-четыре человека, партизаны бросились в бегство по всем направлениям. Откуда им знать, что массив уже окружен, – поделился майор своими тактическими наблюдениями с командиром батальона, который вёл своих людей, прочесывая местность.
Командир батальона, капитан Кунцт с раздражением бросил наушники передатчика своему радисту. Кунцт воевал с русскими партизанами довольно давно, а перед этим победно прошествовал по Европе. Но здесь о победном шествии не могло быть и речи. Начало операции не предвещало ничего хорошего. Немец осторожно двигался вперед, жестами призывая своих солдат рассредоточиваться, увеличивая интервалы между идущими.
«Проклятый умник, военный аристократ! Ничего не смыслит в подобных операциях, а лезет руководить, даёт советы по рации», – зло думал Кунцт, внимательно слушая пронзительную тишину леса.
Вышли к большой поляне. Напряжение нарастало. Они шли уже больше трёх часов, но не было слышно ни звука, лишь шорохи леса, отдельные крики птиц. Но это посторонние шумы. Чуткое ухо капитана чётко отличало звуки присутствия человека от лесных звуков. Щёлкнула ветка, раздался резкий неприятный крик птицы. Кунцт вскинул голову, это не птица. Похоже на птицу, но не птица. Его, старого охотника, не обманешь. Это был условный сигнал, который подал человек. Ловушка! Капитан понял это, но было уже поздно. Автоматные очереди ударили сначала сзади, а потом сбоку. Немцы, развернувшись, начали отвечать, умело распределив огонь, пытались подавить малочисленные группы лесных мстителей. Командир батальона, капитан Кунцт был убит одним из первых. Его помощники не сразу оценили серьёзность ситуации. Партизаны отошли к поляне, которая раньше служила стоянкой для части отряда и за пару часов до боя была старательно заминирована подрывниками Нефёдова. Вступив на неё, гитлеровцы стали подрываться на минах. Со всех сторон слышались гортанные крики и стоны умирающих людей. Партизаны, распределив между собой попавших в перекрестье их огня гитлеровцев, планомерно уничтожали противника. Пока подоспевшие сзади подавляющие силы карателей не взяли в кольцо поредевшие группки партизан.
Напрасно Отто фон Шлёсс делал ставку на боевую технику, отряд так и не вышел на открытое место, продолжая сражаться в лесу.
Через полтора часа активного боя почти всё было кончено. Группы Нефёдова и Дымова были уничтожены. Какое-то время оттуда еще огрызались огнём. Но вскоре всё стихло. Группа Стожкова ещё продолжала обороняться. Укрывшись за мощными стволами поваленных елей, с десяток бойцов продолжали отчаянно отстреливаться. Стожков был ранен в плечо, но, превозмогая боль, продолжал вести бой.
– Сергей Борисович, – сквозь грохот боя его окликнул Колька Зудин, мальчишка лет пятнадцати. Один из тех, кому Стожков приказал сопровождать обоз Мигуна. Щуплый паренек теребил командира за полу бушлата.
– Колька?!! – Стожков отпрянул, не веря своим глазам. – Ты как тут? Ты, почему тут? Я ж тебе велел с обозом уходить. Ты, почему приказ нарушил, сынок? Разве так поступают солдаты, а?
На глазах у Сергея Борисовича выступили слезы. Лет пять назад у Коли умерла мать, отца своего парень не помнил, тот бросил их сразу после рождения сына. Своей семьи у Стожкова не было, и он взял Кольку к себе, вроде, как на воспитание. Бумаг необходимых оформить не успел. Все недосуг было, все на работе занят был.
– Ты как тут оказался, Колёк? – прижимал к себе мальчика Стожков. – Что же мне с тобой теперь делать?
– Я из обоза этого сбежал, батя. Чтобы с тобой, батя. Я хотел тебе помочь, батя. – Мальчик глотал слезы, прижимаясь к набухающему от крови бушлату Сергея.
Рядом раздались два взрыва, немцы подобрались поближе, у них появилась возможность бросать гранаты. У Стожкова кончились патроны, он оглянулся по сторонам. Все погибли, остались лишь они с Колькой. Стожков подобрал винтовку сражавшегося рядом с ним бойца, передернул затвор, прицелился, нажал курок. Щелчок. Пусто! Немцы, бросив еще пару гранат, выжидали.
– Сынок, беги, родной! К болоту беги, может, уйдёшь. Не оставайся здесь, сынок. Они не пощадят, гады! – Стожков уже плакал навзрыд. – Беги Колёк, прости меня, Колёк!
И Колька, глотая слезы, побежал. Он бежал к болоту, бежал, как велел ему отец, с которым сегодня он пришел разделить смерть.
Гитлеровцы, поняв, что бояться больше нечего, осторожно, держа оружие наперевес, подбирались к последнему оплоту партизан. Израненный Стожков бросился на них со звериным рыком. Он попытался ударить их винтовкой, но подвела раненная рука, оружие выпало на землю. Вслед за ним упал, сраженный фашистской пулей и сам Сергей Борисович Стожков.
Покончив с командиром, фашисты бросились за последним бойцом отряда, пятнадцатилетним Колей Зудиным. Взрослые тренированные мужчины бежали споро, быстро сокращая разделяющее их расстояние. Они бежали за Колькой, а Колька бежал к болоту. Сейчас оно, такое страшное раньше, было для него желанным и родным. Кочковатое пространство болота, припорошенное снежком, предстало перед беглецом внезапно. Колька вошел в него по горло. Двое его преследователей – по плечи. Последнее, что увидел в этой жизни партизан Коля Зудин, дало ему предсмертное успокоение. Две фигуры в гитлеровской форме, отчаянно пытаясь высвободиться от обволакивающей их страшной трясины, стремительно уходят всё глубже и глубже. Отставшие участники погони больше никогда не увидят своих сослуживцев.
Прибывший на место последнего боя отряда Стожкова майор Абвера Отто фон Шлёсс метал громы и молнии. Жалкие полсотни русских колхозников утащили за собой столько солдат фюрера, что об этом лучше никому не говорить. Триумф превратился в позор. Разве о такой победе мечтал господин майор? А завтра сюда приедет его друг Вальтер, известный военный журналист. Его репортажами с фронта зачитывается вся Германия. Вальтер, конечно, мастер художественного вранья и может все поставить с ног на голову, но не до такой же степени! Похоронная команда работала, как никогда слаженно и чётко, собирая и сортируя трупы. Вырастали две горки. Одна состояла из разномастно одетых русских партизан. На некоторых из них были маскировочные халаты. Немецкие же трупы были одеты в одинаковые белые комбинезоны, под которыми имелись одинаковые утепленные куртки и такие же брюки.
«Как сделать победу над горсткой партизан более весомой? Как превратить её в разгром большого партизанского соединения?» – думал Отто фон Шлёсс, наматывая круги вокруг грузовика, где сидела его группа.
В кузове машины находились семь человек, включая командира, унтер офицера Курта Вессинга, самого смышленого помощника майора. Сейчас парни удрученно курили, глядя на все возрастающую гору трупов солдат немецкой армии.
– Господин майор, – Курт подошел к фон Шлёссу. – служащие похоронной команды собирают воинские книжки погибших. Их число велико. Погибших партизан намного меньше. Как нам выйти из сложившейся ситуации?
– Значит нужно сделать так, чтобы число погибших партизан возросло. Я не могу предъявить к осмотру высоким чинам из нашего командования эту жалкую горстку трупов русских, – рявкнул майор. – Кроме того, будет военный корреспондент, что он будет фотографировать, о чём он будет писать в своей газетке?
– Мы не можем найти больше трупов русских, чем их есть на самом деле, – осторожно сказал Курт.
– Я и сам знаю об этом, – зло ответил абверовец. – Кроме того, необходимо похоронить наших павших солдат. Они не могут валяться здесь на снегу, рядом с трупами партизан.
– Члены похоронной команды уже копают общую могилу. Приходится жечь костры. Грунт довольно сильно промерз.
– Пусть поторопятся, воинов рейха нужно похоронить как можно скорее, не их вина, что они пали в этой варварской стране и будут лежать здесь, а не покоиться в германской земле, – фон Шлёсс назидательно поднял вверх указательный палец.
– Господин майор, – замялся Курт.
– Что еще, унтер офицер Вессинг? – прорычал фон Шлёсс.
– Господин майор, – осторожно продолжил Курт. – Кто будет знать, сколько трупов немецких солдат будут похоронены в этой общей могиле, в этом безымянном русском лесу?
– Что ты хочешь этим сказать, Курт? – мигом заинтересовался майор.
– В общую могилу, которая будет готова через несколько часов, мы можем положить для вида десяток, полтора наших павших воинов.
– А что мы будем делать с остальными? – вопросил абверовец, уже поймав мысль своего хитрого помощника.
– Остальных мы выдадим за погибших партизан.
– Как это? – уставился фон Шлесс на Курта. – Ведь на них форма германской армии, а партизанский сброд одет во что попало.
– Огонь сделает всех похожими друг на друга, господин майор, – Вессинг цинично усмехнулся. – Скажите, кто-нибудь додумается разрыть могилу немецких воинов, чтобы посмотреть, сколько точно человек нашли в ней свой покой?
– До этого не додумается даже сам сатана, – воскликнул в волнении Отто фон Шлёсс.
– Значит, так и нужно сделать! Мы ждём, пока похоронная команда закончит рытьё могилы. Потом отправляем их восвояси под каким-нибудь благовидным предлогом….
– Это уж я возьму на себя, – радостно воскликнул майор. – Я обвиню этих могильщиков в мародерстве. Все знают, что перед тем, как похоронить солдат, эти скоты лазают у них по карманам, снимают с пальцев кольца, а иногда не гнушаются выбивать у мёртвых золотые зубы.
– Вот, вот, – поддержал начальника Курт. – Вы отсылаете их отсюда, а мы положим в выкопанную могилу десяток трупов и сами заровняем её. После этого, мы с моими парнями сожжём трупы остальных огнемётами. Несколько русских трупов разбросаем по окрестностям. Пусть создастся впечатление, что русские бежали из этого гигантского огненного котла, но немецкие пули не дали им уйти. Мало того, будут оправданы большие потери, которые понесли наши ребята! Ещё бы, ведь русских было несколько сотен, но военнослужащих вермахта не запугать, они выполнили поставленную перед ними задачу! Всё будет прекрасно. Ручаюсь, мы подготовим живописную картинку для вашего друга, военного корреспондента.
