Текст книги "Тайны имперской канцелярии (СИ)"

Автор книги: Сергей Пилипенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

–    Пришлю я тебе, не волнуйся, – успокоил второй, – а может, он и вовсе не  понадобится...

–     Как это?

–   Как, да что. Не донимай меня, – грозно ответил второй, – настанет час, узнаешь.

На этом разговор прекратился, и они разошлись кто куда. Сани же продолжали везти графа до нужного ему места.

Спустя время они приблизились к желаемому, и дворник, остановив сани подле большого крыльца, забарабанил в дверь.

Графу хотелось прикрикнуть на него, чтоб не делал шуму, но, вспомнив, что   ему нужно молчать, решил лежать тихо.

Через минуту  дверь отворилась и, судя по всему, вышла какая-то старуха.

                                                                                    .

–   Что это ты, окаянный, гремишь на всю округу, -завопила она, – думаешь, все тебе дозволено, коли барский слуга?

–    Замолчи, старуха, – грозно прикрикнул на нее Гаврила, – и позови своего постояльца.

–    Зачем он тебе? – огрызнулась та, – ты ведь приходил недавно.

–    Иди, зови, не то сам пойду, – снова пригрозил дворник.

–    Ишь ты, окаянный, грозит он мне. Да я тебе как дам вот сейчас, – но  на этом словарный запас был исчерпан и она удалилась.

Очевидно, это был обычный ритуал, потому как дворник спокойно дожидался снаружи.

Сани стояли позади его и не подавали ни малейших признаков жизни.

–   Уж, не замерз  ли? – тревожился про себя Гаврила, в душе проклиная сварливую хозяйку дома.

Но вот скоро появился нужный ему человек, и дворник, отозвав того в сторону, прошептал:

–   Там на санях знам человек. Очень высок и почетен. Надобно уложить в  постель и спрятать на время.

Человек спокойно кивнул и предложил свою помощь.

Но Гаврила отверг его предложение, спросив только куда занести.

–   Ко мне, – кратко ответил тот, ступая внутрь здания.

Гаврила кивнул и, взяв на плечи тугой увертышь, понес его в дом.

На лестнице он снова повстречал ту же хозяйку.

–    Вот, черт рогатый, – сварилась она, – сам приперси, да еще и хламу всякого нанес.

–    Замолчи, – прикрикнул снова Гаврила, ступая на первую ступеньку.

"Хоть бы не свалился от тяжести", – подумал про себя граф, сжимая все свое тело воедино.

А Гаврила тем временем, осторожно ступая по лестнице, поднимался вверх.

Взобравшись на второй этаж, он прошел в одну из отчиненных дверей и остановился возле кровати, застланной, как и у него, пошарпанным одеялом.

–    Надобно сменить, – сказал он человеку, стоявшему посреди комнаты и тихо опустил обвязку на пол.

Человек недоуменно пожал плечами и произнес:

–    Сам знаю, но ты   ведь знаешь, какая у меня баба сварливая. Ничего не  выпросишь, коли надо.

–    Так прогони ее, – не выдержал дворник.

–    Не могу, – покачал головой человек, – дом на ей, да еще и имущество кое-какое имеется. Я без нее ничто. Сам ведь знаешь, как тяжело живется сейчас.

–   Да– а, – сокрушился Гаврила, но тут же, вспомнив о человеке, замотанном в попону, засуетился, – а, ну, прикрой дверь, чтоб не видно было.

–    Да  кому? – удивился тот, – все одно от нее не скроешь. Пусть, лучше сразу  знает.

–    Ладно, пусть так, поскорее разматывай, а то замерз я лежать-то, – раздался голос откуда-то изнутри.

Дворник еще быстрее заработал руками и вскоре освободил графа от скрывающей его попоны.

–  Фу-у, – произнес тот, приподнимаясь с пола, – думал, околею тут, так и не узрев своего старого друга, – и граф повернулся к человеку.

Тот, завидев с детства знакомое ему лицо, всплеснул руками, отчего получился небольшой хлопок, и быстро затораторил:

–   Батюшки свет, Иван Алексеевич, пожаловали. Вот это гость. Так чего ж  так-то? Случилось что? Али я не прав? – и он встал с распростертыми руками в стороны.

–    Да, случилось, -ответил губернатор, встав с пола и подойдя ближе к  именитому в свое время лекарскому проходимцу, как его именовали в более ранние годы, – но это еще ничего не говорит за себя, – продолжил он, указывая рукой на попону.

–    Я понимаю, – делая шаг навстречу, ответил знахарь, – и сочувствую.

–    Кому, мне? – удивился граф.

–   Не-е, не вам, а ему, – и он указал на Гаврилу.

Все  засмеялись. Что-то снова больно кольнуло губернатора под ребра, и он чуть было не присел от боли.

–    Вижу вам досталось хорошо, – очень серьезно сказал знахарь, подходя  ближе к графу и уже издали осматривая его тело.

–    Что видишь? –  спросил  Иван Алексеевич.

–    Вижу сломанных два ребра в верхней и нижней части, вижу надорванную селезенку и вижу немного поврежденную  оболочку печени.

–    Это все?– очень серьезно спросил граф.

–    Нет, есть еще кое-что. Но об этом позже.

–    Хорошо, куда прикажешь лечь?

–    Ложиться пока не надо, будем работать стоя, – и он подошел вплотную  к графу, – снимайте все до пояса.

Губернатор повиновался и вскоре стоял раздетый.

–    Да-а, – печально   произнес знахарь, – дела серьезные. Придется недельки  две отлежаться у меня.

–   А не опасно? – вместо графа спросил Гаврила, с искренним любопытством  наблюдавшим за бывшим лекарем.

–    Думаю, нет, – ответил знахарь, – разве, что баба? Так ее можно приструнить немного.

–   Как? – спросили  почти одновременно посетители.

–    Да, просто. Скажу, силу дьявольскую истребую сейчас на нее. Она этого очень боится, от того и сварливая такая.

–    Ну и как, помогает? – поинтересовался граф, с любопытством осматривая  старого друга.

–    О, еще как. Бывает, так запугаю, что сидит в темноте и шагу никуда не ступит.

–   Так уж, в темноте? – засомневался Гаврила.

–    Ну, свечей немного есть для большего сомнения, а так, почти темно.

–    И что, она там не боится?

–    Нет, я ей сказал, что в темноте они плохо видят, а свечей боятся, как огня.

Все дружно рассмеялись. В это время дверь в комнату приоткрылась и заглянула уже немолодая женщина.

–    Что ржете, как лошади? – сразу пошла она в атаку, – совести у вас окаянных нету.

–    Эй, остановись, – сурово приказал знахарь, – тут дело серьезное. Целое хранилище дьявольских голов.

–    Ой, батюшки, – вскинула руки к голове женщина, – что ж ты сразу не сказал, я б и не шла сюда. Я так и поняла, когда увидела его связанным...

Граф для устрашения довольно широко оскалил рот и зарычал, сверкая глазами и чуть ли не брызгая слюной.

–    Ох, господи Иисусе, – залепетала женщина, крестясь и пятясь обратно, – это ж надо, точно черта принес, – и она мигом вылетела из комнаты.                    ;

Все снова рассмеялись, но уже потише, чтоб не показалось странным для хозяйки.

Затем знахарь сказал:

–   Вот видите, я же говорил, что она боязливая. Теперь сюда до самого гроба не зайдет. Ну, ладно, давайте к делу, а то время уходит, – сразу  посерьезнел он, разматывая ткань, обволакивающую графу тело.

Лекарь поводил зачем-то поверх ребер рукой, затем прикрыл глаза и немного постоял. После чего снова поводил руками, только уже в других местах.

Графу даже показалось, что внутри его что-то шевелится от этих манипуляций. Затем знахарь отошел в сторону и как-то странно посмотрел на него, немного сощурив глаза.

После этого, подошел ближе и сильно ударил ребром правой ладони по одному из ребер.

Граф, дико вскрикнув, упал на пол, на минуту потеряв сознание.

Гаврила в ужасе кинулся к нему.

–    Не трожь, – почти крикнул лекарь, заходя к тому с другой стороны.

Он развернул руки графу в стороны и ровно положил ноги, сложив пятки вместе. А затем приказал держать их дворнику.

Тот подчинился. Знахарь ощупал руку губернатору и, покачав головой, тихо произнес:

–   Мертв, – отчего у Гаврилы полезли мурашки по спине.

Затем лекарь привстал и, занеся левую руку, резко выбросил ее вперед, ударяя прямо в то место, где, судя по всему, находится сердце.

Граф тихо застонал, а у Гаврилы  на лбу выступил пот, обильно поливая ноги губернатора.

–   Жив, – снова кратко сообщил знахарь, отступая в сторону и замахиваясь.

Дворник закрыл глаза от ужаса, но удара не последовало. Вместо этого он  услышал какой-то мгновенный свист и краткий выдох самого лекаря.

Открыв глаза, Гаврила увидел, что знахарь склонился над графом и живо массирует ему ребра.

Тот кривил губами и стонал. Наконец, лекарь закончил и удовлетворенно потер руки, сказав то ли дворнику, то ли самому себе:

–    Вот, теперь, будет жить, а то не поймешь – то там, то здесь.

–    Что ты сделал? – прохрипел граф, услышав, очевидно, его последние слова.

–    Да так, ничего особенного, – скромно признался старый друг, – всего лишь вставил на место ребро и подарил тебе несколько лет жизни.

–    А почему несколько, почему не много? – снова захрипел тот.

–    Потому, что я не знаю, что будет завтра, – ответил лекарь.

–    А, что было у меня? – опять задал вопрос Иван Алексеевич.

–   Сломано ребро и, очевидно, часть воткнулась в мышечную ткань сердца.., – начал было он.

–   А теперь? – взволнованно спросил граф.

–   Теперь, в норме, – сухо ответил тот, выходя в другую комнату.

Вскоре он возвратился, держа в руках какие-то бинты и обычную вату.

–    Осторожно приподними его и посади, -распорядился знахарь, обращаясь к дворнику, который так и сидел, прикипев обеими руками к ногам графа.

Тот быстро выполнил указание. Лекарь аккуратно наложил повязки на тело бедного графа, заставив до этого вдохнуть и выдохнуть до конца.

После этого, его так же аккуратно возложили на постель, при этом убирая из-под головы подушку.

–   Вот теперь, надо лежать, – говорил лекарь, отступая в сторону.

–   И долго? – с надеждой на быстрое выздоровление спросил граф.

–    Не знаю, – ответил знахарь, – время покажет, но думаю, не меньше двух-трех недель.

–    Ну, это еще, куда ни шло, – вздохнул с облегчением Иван Алексеевич.

–    Что ж, мне можно ступать обратно, – выдохнул облегченно и дворник, понимая, что  теперь  все в порядке.

–    Нет, домой не ходи, – запротестовал граф, – тебя уберут, как ненужного очевидца.

–    Кто?– удивился Гаврила.

–    Да, кто ж. Твой барин, да тот высокий и здоровый.

–    А откуда вы знаете? – спросил дворник.

–    Видел я сквозь небольшую щелку, как они в окне переговаривались и  понял, что тебе не сдобровать.

–    А куда ж я пойду? – с тревогой спросил Гаврила.

–    Семья-то где твоя?– вместо ответа спросил граф.

–    В деревне, я  ее сюда не привозил. Так и живут там, хозяйство небольшое  имеется, – как бы оправдываясь отвечал тот.

–     А что ж ты тут?– удивился губернатор.

–    Да-к, я тут, как на заработке. Деньги собираю в свою казну. Скоро должон барин заплатить мне. Вот тогда и покину город сей.

–    А, что ты хочешь делать потом? – заинтересовался граф.

–    Да, что. Землю пахать, сеять, я ведь сам из крестьянских кровей и родня вся там. А дворником я так, для приработку пока вот зима, да хлябая осень.

–    А барин знает, где ты   живешь?

–    Нет, откуда ему знать это. Я сказал, что из городских, а то к себе не взял бы. Они земских не любят.

–   Ну, вот и хорошо. Тогда, ступай домой, – распорядился  губернатор.

–     Да, не могу я, – опротестовал дворник, – дома ведь достаток ждут. Что ж  я им скажу. Обсмеют ведь и не поверят. Скажут, загулял где-то мужик и  деньги  прошиб.

–     Ну, ладно, – согласился с ним Иван Алексеевич, – а твои-то не знают, где ты  устроен?

–     Нет, слава богу, не сказывал того.

–     Тогда, вот что. Оставайся пока со мной, здесь. А по весне я тебя отпущу.

–     Вот спасибо, ваше сиятельство. Премного благодарен. А то, как же я дома  покажусь без денег-то? Я отслужу хорошо, не волнуйтесь, – уверял дворник, ломая шапку в руках.

Граф посмотрел почему-то на его руки, и ему вдруг стало жаль этого крестьянина, которому даже зимой не было передыху.

–  Ладно, успокойся, – сказал он ему, глядя прямо в глаза, – заплачу, как следует и убыток твой покрою. А теперь, вот что. Сходи пока к моему дому, но осторожно. Осмотри, что творится вокруг, и, если сможешь, переговори с женой. Не говори где я, а просто ответь, что в  знамом месте. Она поймет. Только переоденься вначале и подстриги  немного бороду, чтоб издали было не узнать. Кстати, а куда сани дели? Или там и стоят?

–   Нет, баба прибрала в дом, – ответил позади стоящий знахарь.

–    Ну и хорошо. Ты вот что, Иннокентий, -обратился граф теперь уже к лекарю, – дай ему что приодеть. Я тебе долги возверну, не беспокойся.

–    Что вы, Иван Алексеевич, бог с вами. Какие долги? Я ceйчac принесу, – и он вышел из комнаты.

–    Ты будь осторожен, – предупредил граф Гаврилу, – не крутись на глазах, чтоб не узнал кто.

–     Да, кто ж  узнает после этого, – обозвался тот, оборачиваясь и показывая  графу свою коротко подстриженную бороду и лихо закрученные кверху усы.

–    Помыть бы надобно, – продолжил он, отряхиваясь от настырных волос.

–    Так сходи вон туда, – указал  ему рукой зашедший знахарь, державший на  руках  какой-то странного вида костюм, – а заодно, шею помой, чтоб не грязнить рубаху.

Гаврила пошел исполнять указание, а лекарь, положа костюм на стол, обратился к  графу.

–    Думаете, не узнают? – спросил он.

–    Будем надеяться, что нет, – вздохнул губернатор.

–    Надо вот, что сделать, – предупредил Иннокентий, – надо вселить ему новую душу.

–    Чего-чего? –  пролепетал  Иван Алексеевич, – это как?

–    О-о, сейчас увидите. Всего два часа  и готово. Совсем другой человек. Надо только, чтоб он сам захотел сильно поверить в это.

–   А что, так невозможно?

–   Почему же, возможно. Но лучше, когда человек желает сам этого сперва.

–    А, что для этого нужно? –  спросил  Иван Алексеевич.

–    Да, ничего, – спокойно ответил знахарь, добавляя, – только вот эти руки, – и он протянул их к свету в окне.

Графу даже показалось, что впереди их дополнительно выскочили еще одни, но только на мгновение.

Вскоре зашел хорошо умытый и посвежевший дворник. Но радоваться ему было рано.

Знахарь повел его снова куда-то и только спустя полчаса привел обратно. Тот был весь голый и мокрый и почти дрожал от холода и страха.

–    Что ты сделал? – испугался граф подобному эксперименту.

–     Пока ничего, – спокойно ответил тот, – только как следует вымыл, чтоб  не вонял,  как дикий хряк. На, оботрись, – и он кинул дворнику полотенце.

Тот вытерся и ступил на сухое.

–    Хорошо, – снова обратился к нему Иннокентий, – теперь, одень белье, вон  то, и подходи ко мне.

Гаврила, аккуратно ступая босыми ногами по полу, взял белье и приоделся.

Затем, осторожно, словно боясь чего-то, подошел к знахарю.

–   Да, не бойся ты, – сказал тот, – подходи поближе, не кусаюсь я. И пойми, что от твоего хотения, будет зависеть твоя жизнь.

Гаврила пролепетал что-то непонятное в ответ, но все ж подошел ближе.

–   На, садись вон тут, – пододвинул ему стул Иннокентий, – и положи свои  руки на колени.

Дворник сел, располагаясь поудобнее и сделал то, что просил лекарь.

–   Теперь, пододвинься вместе со стулом ближе к окну и свету, – распорядился знахарь.

Тот выполнил и это.

–    Теперь, обрати свой взор на окно и закрой глаза.

Дворник повиновался.

–    Что видишь? – спросил тут же Иннокентий.

–    Темно, как в аду, – ответил тот.

–    А ты что, там был? – задал вопрос лекарь.

–    Да, нет, это я так, к слову, – испугался дворник.

–    Не переживай, сейчас побываешь.

–    Что-о-о? – протянул Гаврила, вскакивая со стула и чуть было не падая в  окно.

–     Ты куда, бес тебя понес. Сядь и не бойся ничего. Это будет только так, не в  самом деле.

–      Господа, – взмолился крестьянин, – не нужно мне этого, отпущайте лучше домой. Не хочу я энтой жизни другой.

–      Терпи, терпи, – сурово приказал лекарь, снова усаживая того на стул.

–      И за что мне такие муки? – тревожно лепетал дворник.

–    Все, успокойся и закрой глаза. Смотри на окно и не отводи взгляда в  сторону. Отведешь – погибнешь, так и знай.

Дворник снова было дернулся к окну, но знахарь вовремя удержал на месте.

–    Сиди спокойно, – довольно грубо сказал он, а затем уже мягче добавил, – сейчас будет всходить солнце. Возрадуйся этому и ублажь самого себя.

–    Как это? – почти сонно спросил крестьянин.

–    Да, просто. Воздыхай аромат свежести и пряности лета. Чувствуешь?

–     Да, – так же сонно отвечал   тот, слегка покачиваясь на стуле.

Знахарь обошел его несколько раз, а затем, став позади, наложил руки на голову.

С минуту подержав и произнеся при этом неведомые графу слова, он резко оторвал их  от головы и описал круг вокруг тела.

Оно покачнулось, но не упало. Со стороны графу казалось, что это какая-то кукла, а не живой человек.

Гаврила сидел тихо, слегка откинув голову назад. Руки свободно лежали на коленях, а тело было напряжено, как тетива лука.

Оно слегка даже покачивалось взад-вперед. Его закрытые глаза упорно смотрели на окно, за которым ярко, почти по-весеннему светило солнце.

Иннокентий стоял в полуметре позади его и, вытянув руки вперед при закрытых глазах, что-то шептал.

Вскоре граф увидел, как из глубины его пальцев вырастают какие-то белые линии и тянутся к голове Гаврилы.

Он даже испугался, но совладел с собой и молча, затаив дыхание, продолжал смотреть.

Линии становились сильнее и толще. Вскоре образовалась сплошная полоса, исходящая от рук, которая входила в голову человеку, сидящему впереди, и не выходила наружу.

Иннокентий так и продолжал стоять с закрытыми глазами, когда вдруг от него отделилось какое-то небольшое бело-молочное облако и окутало голову дворника.

Получилось что-то вроде небольшой тучи, нависшей над головой последнего.

Граф снова испугался, но все ж  не мешал этому и молчал. Вскоре облако расплылось по комнате, и остались видны одни лишь полосы, исходящие из рук.

Вдруг, откуда-то изнутри самого графа вырвалось какое-то пламя вверх и обожгло ему голову. Губернатору показалось, что он даже потерял сознание. Но это было не так.

Иван Алексеевич отчетливо видел, как что-то зеленовато огненного цвета отделилось от головы дворника и ушло вглубь комнаты, опускаясь куда-то в угол на пол. И в то же время, от него самого что-то отделилось и медленно приблизилось к человеку, сидевшему на стуле.

Это было почти такое же облако, что и отошедшее, но голубовато-розового цвета.

Оно спокойно продвинулось к голове Гаврилы, а затем мгновенно опустилось внутрь, не делая при этом никакого шума или запаха.

Самого Иннокентия уже видно не было. Он стоял в стороне и как бы в тумане. Вместо него очень четко вырисовывался силуэт непонятного графу существа, чем-то напоминавшего ему обычного черта  из сказок с  единственным различием, что он был весь соткан из белого света.

Затем последовала краткая, не очень большая вспышка огня, невесть откуда  взявшегося в комнате и уже дальше все снова образовалось на свои места.

Граф постепенно приходил в себя, ежеминутно ощущая какие-то движения внутри.

Казалось, время для него замерло и не уходило. Но на самом деле было вовсе не так.

Солнце уже достаточно село ниже, и его блики были не так ярки. В комнате царила полутьма, так как светило уходило за другую сторону дома.

Гаврила все так же сидел на стуле, раскачиваясь взад и вперед с закрытыми главами. Только  теперь его руки тянулись куда-то к окну, к свету.

Позади его стоял на коленях Иннокентий, склонив голову в поклоне. Белые полосы исчезли, яркие цвета и свет тоже. Все обретало реальные черты.

Губернатор слегка тряхнул головой и почувствовал небольшую свежесть, потянувшуюся откуда-то изнутри.

Тело уже не ныло и болело гораздо меньше. Голова как будто освежилась, и мысли летали в ней очень ясно.

Иннокентий вскоре поднял голову, и, окинув взглядом комнату, встал с колен.

Затем, подойдя ближе к Гавриле, пощелкал перед его носом пальцами и совершенно безразлично сказал.

–   Просыпайтесь, господин Валерьев. Сколько можно спать.

Гаврила, как будто понимая, что обращаются именно к нему, медленно опустил руки и приоткрыл глаза.

Солнце немного ослепило его, но затем   все стало на свои места. Как ни в чем не бывало, он встал и спросил знахаря:

–    И долго я так спал, уважаемый? – отчего у графа снова помутнело в голове, а волосы  поднялись дыбом.

–    Да, нет, – просто ответил лекарь, как бы не замечая никаких перемен у своего подопечного, – совсем немного, пару часов.

–    О-о, так долго, – удивился тот, прохаживаясь по комнате и одной рукой ища что-то на левом боку в белье, – а почему я раздет? – спросил он, обратив внимание, что на нем нет прилагаемого костюма.

–    Ох, извините, господин учитель, – ответил слегка подмигивая графу, знахарь, – мне пришлось  вас раздеть для лучшего отдыха, а костюмчик ваш вон там, на стуле, – и он указал  рукой где.

Гаврила или новоиспеченный учитель прошелся по комнате и, увидев костюм, произнес:

–    Помилуйте, дорогой Иннокентий Петрович. Но ведь он весь измят. Прикажите отутюжить.

–   Не могу-с, – отвечал кратко лекарь, – у жены испортился утюг.

–   Как же вы так живете? – сокрушенно помотал головой Гаврила и, обойдя стул, принялся ловко одевать костюм, заодно одевая и рядом стоящие колоши на туфли.

–   Ну, вот, вроде оделся, – сказал он спокойно, снова прохаживаясь по комнате и приглаживая плохо отутюженные кем-то бока.

–   Что прикажите для вас сделать, милый Иван Алексеевич, – обратился он к графу, застывшему от ужаса и немо смотрящего на бывшего дворника.

Знахарь, понимая, что тому сейчас тяжело к этому привыкнуть, помог сам, обращаясь к Гавриле словами:

–   Вы знаете, Гавриил Эдмонтович, – графу тяжело сейчас говорить. Он ведь пострадал в аварии, помните?

–   Помню, помню, а то как же, – поспешил заверить  учитель.

–   Так вот, он хотел , чтобы  вы  сходили к его жене и передали на словах, что он жив и находится в знамом ему месте.

–    Извините, сударь, – выпалил в ответ тот, – как я могу пойти к даме в таком  костюме, да и на улице холодно. А где, кстати, мое пальто?

–    Вон там, на вешалке, – указал рукой Иннокентий.

–   Я сейчас, – сказал учитель и пошел одеваться.

–    Что  за чудеса? – еле вымолвил Иван Алексеевич, – я уж начинаю бояться – не сделает ли он  чего дурного.

–     Нет, не волнуйтесь, – заверил знахарь, – это хорошая душа всплыла на свет божий. Это один учитель, умерший совсем недавно...

–     Умерший? – чуть  было не вскричал граф, – это как же понимать?

–     Тише, тише, а то всех переполошите, – успокоил его Иннокентий, – потом объясню, когда уйдет.

–   А выполнит ли он поручение? – неуверенно спросил граф.

 –   Еще как, – ответил лекарь, – он ведь  теперь учитель и много знает.

 –   Что, даже писать умеет? – удивился граф, но зашедший в комнату дворник  не дал услышать ответ.

–    Вот и все, – произнес он, довольный своим видом, – так уже можно и к даме  обратиться. Ладно, пойду, а то вечереет уже. Когда возвернусь, будьте добры, приготовьте чай.

–   Непременно, – заверил его Иннокентий, провожая на улицу.

Где-то внизу захлопнулась дверь, и вскоре показался лекарь, немного утомленный и раздраженный.

–   Что-то случилось? – спросил граф.

–    Нет, нет. Это просто остатки того  крестьянина догорают внутри.

–    Как это? – снова почему-то испугался губернатор.

–    Да, просто. Чужая душа  вошла, а  его подобрал я. Теперь, она больше не  возвернется назад.

–    А, как же его семья, дети? – спросил Иван Алексеевич.

–    Ничего, поживет тут до весны, либо у вас. Ознакомится со всем, а затем устроит и семью.

–    А что, он их помнит?

–    Конечно, и вас, и барина, и всех остальных, кого знал прежде тоже.

–    Но, как же тогда он совместит в себе это?

–   Очень просто. Ему будет казаться, что они просто давно не виделись и постепенно все само собой отойдет в сторону. Что же касается семьи, то она пока у него сейчас в стороне от мыслей, но месяца через два он вспомнит и о ней. Правда, тогда он уже будет совершенно иным.

–    Как это? Как сейчас?

–    Нет, немного не так, – продолжал разъяснять Иннокентий, – ему будет казаться, что он их давно бросил, покидая ради денег. В городе он обучился новому ремеслу и вот, теперь возвратился за ними.

–    Но как они воспримут это? – продолжал  спрашивать  настойчиво граф.

–    Сначала не поймут ничего, но потом подумают, что он намеренно не хочет вспоминать старое, и все образуется. Они переедут в город  и станут жить.

–   Но где?

–   А это уж ваша забота. Вы  ведь хотели, чтоб я ему спас жизнь.

–    Да, но как я выдам ему какой документ?

–    А ничего и не надо. Они у него есть. Его же родные. Добавьте к имени чуть-чуть, отчество придумайте, a фамилию я дал по прошлому того покойного учителя. Никто и не спросит: почему так.

–    Это верно, – согласился граф, – но вдруг узнают, что он мертв?

–    Кто об этом спросит? Это же совсем другой человек и прошлого учителя  не  знает. А другие не знают его. Однофамильцев ведь много, не так ли?

–    Да, – согласился Иван Алексеевич, – с этим, я думаю, вопросов не будет. Ну, дам ему  имение небольшое в придачу.

–    Не надо, – запротестовал почему-то Иннокентий, – это сейчас вредно для   него. Пока он побудет здесь и привыкнет ко всему. Потом я его обустрою куда-то. А уж затем все наладится.

–   А как ты собираешься обучить его всему тому, что знал учитель?

–    А я и не собираюсь этого делать. Он и так все знает. Остается только лишь напомнить немного грамоте и чистописанию. Это я объясню ему сам. Видите ли, уважаемый граф, душа переходит вместе со знаниями. Просто мы не способны ими воспользоваться. Конечно, не всякая душа ими пресыщена. А только тех, кто при  жизни был умен, то есть чему-то обучался.

–    И как же все это происходит?

–    Я сам не знаю, – с сожалением вздохнул знахарь, – но в этом уверен, так  как провел не один эксперимент.

–    И кого же ты обратил? –  с ужасом спросил губернатор.

–  Да, так, – нехотя ответил Иннокентий, – некоторых людишек, ходивших по  подворью и собиравших   милостыню.

–    И кто же они сейчас? – с еще большим ужасом спросил Иван Алексеевич.

–    Вот этого, я вам не скажу, – упорно стоял на своем лекарь, – нельзя такого рассказывать. Слишком много дурного ходит вокруг всего того. Потому, я ничего не знаю.

–   Понятно, – ответил граф, – надеюсь, что я нормальный человек?

–    Так они все нормальные, – ответил Иннокентий, – душа ведь чистая входит, не грязная, и они сами становятся другими. Конечно, некоторые привычки остаются и даже сильно мешают, но среда их нового обитания доделывает все остальное.

–    А может ли это вернуться вновь?

–    Нет, – помотал головой лекарь, – но кое-что прорываться наружу может. Тот же разбой, пьянка, скверность и так далее. Особо, когда человек усугубляет хмельное.

–    Это как-то зависит?

–    Да, и сильно. Наверное, что-то происходит внутри при этом, и то старое, что осталось, пытается выйти из-под контроля, – спокойно объяснил знахарь. – Правда, я не знаю, как его назвать и много ли остается, но все ж надеюсь,

что мало, так как не хочу этого возврата.

–    Так ведь можно многих переделать? – удивился  сам  своему вопросу  граф.

–    Нет, на всех не хватит, – ответил тут же Иннокентий, – да и незачем все  это. Мы сами должны то делать, безо всякого там колдовства.

–    А что, это и есть колдовство? – растерянно спросил губернатор.

–    Не совсем, – уверенно ответил лекарь, – я скорее отнес бы все к науке. Только пока мы не знаем, что к чему. Пока только грозу изучаем.

–    А что, это имеет отношение ко всему?

–    Да, вполне. Я думаю, что здесь все взаимосвязано. То же солнце, мы, трава вокруг, земля, ну и т.д. Не могу сказать по-другому, но думаю, что все-таки есть какая-то сила, претворяющая это.

–    Кто, Бог? – сразу спросил граф.

–    Наверное, – вздохнул знахарь, – только знамо бы, как его зовут?

–    А  ты разве не знаешь? – удивился губернатор.

–     Да, нет. Я не про Иисуса. То христианский бог. А я говорю обо всем, не только о нашем люде.

–     А-а, – протянул Иван Алексеевич, совсем не понимая, что тот хочет ему сказать.

–   Ну, ладно, хватит об этом. Ложитесь и отдохните с часок, пока нашего учителя нет, а то скоро надоест расспросами обо всем.

–   Хорошо, – согласился Иван Алексеевич и, к своему удивлению, действительно захотел спать.

Лекарь вышел из комнаты и закрыл за собой дверь.

Граф поудобнее устроил голову на постели и спустя минуту уже спал крепким и здоровым сном...

Глава   7

И снилось ему совсем невероятное. Как будто он летал где-то и на чем-то, и словно он вовсе не человек, а кто-то очень похожий на того, которого видел до сна.

Проснулся граф  уже довольно поздно, так как солнце почти спряталось за горизонтом, и  только розовато-красные края облаков напоминали о том, что день еще не закончился, и наступает вечер.

Голова немного болела, но спустя минуту перестала.

Иван Алексеевич продолжал смотреть в потолок, широко открыв глаза, когда в комнату вошел лекарь.

–  Ну, как спалось? – весело отозвался он.

–  Да, ничего, – сказал граф, – снилось, что летал где-то.

–  О, это хорошо, – ответил ему Иннокентий, -значит, быстро выздоровеете.

–   Твои слова, да к богу, – отозвался граф.

–   А он их и так слышит, – произнес лекарь, слегка поправляя одеяло.

–   Как это? – не понял сразу губернатор.

–   Да, просто. Слышит и все.

–   Возможно, – ответил граф, – а что, Гаврилы  еще не было?

–    Пока нет, – помотал головой Иннокентий, – и не говорите так больше. Его зовут Гавриил  Эдмонтович.

–    А откуда такое отчество? – поинтересовался граф.

–    Да, так, – скрытно произнес лекарь, – это долго объяснять.

–    Ну, а все же? – любопытствовал губернатор.

–    Да от имени его же отца, – спокойно произнес тот.

–    А откуда ты это знаешь? Он что, говорил до этого?

–    Нет, но мне и не надо его настоящее отчество. Я дал ему это по его душе.

–     Что? Значит, душа его не русская? – спросил тут же граф.

–    Ну, почему же, – отвечал лекарь, – русская, но с небольшим уклоном в сторону других земель.

–    Как это понимать?

–    Да, просто. Когда-то его отцом был Эдмонт. Вот и отчество оттуда.

–    А-а, – дошло  наконец к графу, – это имя настоящего отца умершего учителя.

–    И да, и нет, – снова хитро ответил Иннокентий.

–   Слушай, что ты мне тут за байки ведаешь, -рассердился Иван Алексеевич, – а ну, отвечай живо, откуда все это берется?

–   Не серчайте, Иван Алексеевич, но этого не могу сказать. Время не пришло ему.

–   А когда же сможешь?

–   Не знаю. Возможно, буду молчать всю свою жизнь.

–   Что-то ты совсем запутал меня, – ответил губернатор, прикладывая руку  к голове.

–    Что, болит? – поинтересовался лекарь.

–     Да, нет. Гудит немного просто, а так нормально.

–     Ну, это ничего, скоро пройдет. А вот потом, болеть будет...

–     Почему это? – вскинулся граф.

–     Да, все потому же. Душу-то старую до конца не сожгли. Вот она и будет бродить вокруг вас, пытаясь хоть как-то присоединиться.