Текст книги "Смерть в рассрочку"

Автор книги: Сергей Скрипник

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц)

– Дмитриевич сказал: «Правильно». Юрий Антонович передал через связного, что предпочел бы активные действия, – доложил Гамов.

– А идеи? – спросил командир и, видя непонимание на лицах прапорщиков, с легким раздражением пояснил. – Свои предложения кто-нибудь высказал? Я ведь для этого и интересовался их мнением, а не для того, чтобы они обсуждали приказ.

Тимохин с Гамовым переглянулись и одновременно пожали плечами.

– Понятно, – сказал командир и обратился к Тимохину. – Сейчас переоденешься в афганца и получишь задание. Давай по быстрому, Андрей.

Когда Тимохин предстал перед командиром в широких потертых шароварах, заношенном халате, затасканных ботинках, слегка грязноватой, одним концом спускавшейся на грудь чалме, Кондратюк окинул его внимательным взглядом и с улыбкой спросил:

– Где твое спецоружие?

Андрей откинул полу халата, под которым на поясе из ножен торчала ручка десантного ножа.

– Лейтенант Асадов ушел в кишлак пообщаться с местным населением, – сообщил командир. – Ты будешь его страховать. Спустишься до тропы, выберешь место, откуда лучше всего просматривается селение, замаскируешься и будешь наблюдать. Автомат разрешаю использовать лишь в том случае, если не будет другого выхода. Заметишь что-нибудь подозрительное, сразу возвращайся с докладом. Все. Иди.

В середине дня обладавший великолепным слухом прапорщик Владимир Омелин, на этот раз выполнявший роль радиста при командире, доложил Кондратюку, что снизу от тропы донесся какой-то неясный шум.

– Какого рода шум? – спросил майор.

– Пожалуй, удары о камни чем-то тяжелым и, кажется, голоса, – с сомнением ответил Омелин. – Может, и показалось. Хотя, был шум.

А минут через сорок вернулся довольный Тимохин с пятью наполовину заполненными водой флягами.

– Докладывай, – слишком спокойно, даже с некоторой ленцой в голосе приказал командир.

Все в группе знали, что эти интонации в голосе командира не сулят ничего хорошего. Знал и Тимохин, но возбужденный удачей не обратил на интонацию внимания и весело заговорил:

– Нашел я, значит, хорошее место. Замаскировался. Слежу за кишлаком. Там все тихо. Поглядываю и на тропу. Примерно часа полтора назад вижу: метрах в ста от меня из-за поворота тропы выходят «духи». Пятеро. Все с «бурами» на плечах. Держат их, как палки с котомками за спиной. Идут, болтают. Когда подошли ближе гляжу, у каждого фляга выпирает из-под халата.

– А может, мина? – прежним тоном спросил Кондратюк.

– Я сперва тоже так подумал, но один достал флягу и начал пить на ходу. А потом выплюнул на тропу глоток. Мне как будто в горло кость воткнули, дышать не могу. Даже в мозгу помутилось. Мы тут дрожим над каждой каплей, готовы собирать собственный пот, а они… Да может, еще нас же и ищут. Ну, когда подошли, не выдержал я, и прыгнут на них сверху. Автомат на месте оставил, чтобы желание не возникло воспользоваться. Да и даром нас учили, что ли, обходиться без оружия! Я их рубал ребрами ладоней по глоткам, ударами руки отключал, валил ногами. Только эти «буры» летели по сторонам. Ни один не успел выстрелить. И одежда, конечно, помогла. Хотя на соображение я им времени не дал, но думаю, при виде своего они подрастерялись.

– Заканчивай, – сказал командир.

– Ну, добил ножом. Оттащил трупы за скалу и – к вам для доклада. Воды ни глотка не выпил, только язык и горло смочил, чтобы проверить. Во всех – вода.

– То, что о товарищах позаботился, это хорошо, – медленно заговорил Кондратюк. – Пятерых душманов уложил – тоже будто бы неплохо. И, конечно, думаешь, что ты герой. Но ты не герой, – повысил голос командир. – Ты разгильдяй и мудак! Своей идиотской выходкой ты раскрыл расположение группы, и теперь нам надо уходить. Хуже того! О нашем существовании и районе действий моджахеды только догадывались, теперь будут знать. Даже самый тупой душман поймет, с кем они имеют дело, увидев твою работу. Не надо много мозгов, чтобы понять, – тут был только один шурави. А у них немало профессионалов, которые по следам этого побоища на тропе, по характеру ножевых ударов точно определят, что действовал только один человек. Так какого рода войска может представлять этот профессионал, этот безымянный страшный враг и, по твоему мнению, герой, – с недоброй иронией закончил он.

Багровый от неожиданно обрушившегося из него нагоняя вместо похвалы Тимохин стоял, опустив глаза, и только нервно поводил лопатками.

– Теперь вот что, – помолчав, снова заговорил Кондратюк. – Бери с собой Гамова и отправляйтесь уничтожить следы твоего безобразия. Затрите, насколько возможно, используя одежду душманов, кровь на тропе, засыпьте, если найдется чем. А не получится, оставьте больше своих следов. Трупы спрячьте в какое-нибудь углубление – слишком далеко таскать их некогда, завалите камнями.

Приказав Омелину спать, майор занял наблюдательный пост. Чрез бинокль он всматривался в безрадостную панораму лишенных всего живого скал – без единого кустика, без травинки, без клочка мха – и размышлял.

Душманы шли с «бурами». Следовательно, они не выслеживали группу. Вряд ли можно было предположить, что эти пятеро представляли собой идущую по его следу разведку. Посылать на такое дело людей со столь допотопным оружием – верх идиотизма. А руководители моджахедов не были идиотами.

Даже теперь, на шестом году войны, у афганской оппозиции, получавшей новейшее вооружение не менее, чем из десятка стран, Америки до Китая, не хватало оружия на всех бойцов страны с двадцатимиллионным населением. Пришлось извлечь из каких-то затхлых арсеналов тяжелые, как Фальконеты, древние, как фузеи, ружья времен англо-бурской войны – отсюда и название «буры». У них была очень большая отдача, надолго оставлявшая след на плече стрелявшего. Правительственные войска и органы афганского КГБ, вылавливая прячущихся среди мирного населения моджахедов, обнажали у мужчин плечи. Если обнаруживали синяки или потертости от лямок «лифчика», не помогали ни заверения в любви к власти к ниспосланному аллахом Кармалю, ни восхищение благородством шурави. Таких уничтожали на месте.

По всем правилам, выработанным опытом и здравым смыслом, после дурацкого налета Тимохина на душманов, нужно было немедленно уводить группу. Но тщательно проанализировав ситуацию, Кондратюк решил не отменять своего прежнего приказа и остаться на месте.

Вернулись Тимохин с Гамовым и по требованию командира подробно доложили, как выполнили задание.

– Теперь проверьте наличие воды во флягах, – распорядился майор. – Ту, в которой воды больше, оставьте здесь. Нас все же пятеро. Остальные Гамов с Омелиным передадут другим группам. Тимохин сменит Омелина на рации. Пусть отдохнет.

К пяти часам, встреченный возле тропы Омелиным, возвратился лейтенант Асадов, не добыв никакой полезной для Кондратюка информации. Ни агент Жилина, и никто другой в кишлаке ничего не знали, даже не слышали о беглеце. Ни один чужой человек в минувшие дни у них не появлялся, в горы никто из жителей не ходил. Когда лейтенант спускался вниз, возле кишлака его задержала хорошо замаскированная засада армейского спецназа. По описанию он не был похож на того, кого они ждали, говорил только по-таджикски, и его пропустили. Возвращаясь, он обошел засаду стороной.

—20-

Внизу, в долине, уже накапливались сумерки, а наверху, в горах, было еще светло, когда лейтенант Асадов заметил беглеца. Он же доложил командиру и передал ему бинокль. Метрах в трехстах впереди Кондратюк увидел человека в «эксперименталке» с подполковничьими звездами на погонах, с тощим рюкзаком за плечами. Он двигался сверху от уровня расположения группы Черных наискосок вниз по направлению к кишлаку. Шел медленно, его слегка пошатывало, но ступал твердо. Майор рассмотрел заросшее светлой щетиной лицо с запавшими от голода щеками, потрескавшиеся от жажды губы, однако маленькие глаза под мохнатыми ресницами обшаривали окрестность внимательно и цепко. По его медленным шагам и верным движениям было видно, что человек очень устал и держится из последних сил. «Потому и решил двинуться еще засветло, что дошел до крайности, – подумал Кондратюк. – С темнотой доберется до кишлака, где у него наверняка есть свой человек. Впрочем, может и не быть. Возможно, просто идет на риск в надежде забрести в дом, где стоят за душманов, и позаботятся о беглеце. А в форме и при звездах идет потому, что знает: моджахеды не станут стрелять в одинокого офицера, тем более в таком звании, когда за него живого в награду можно получить большие деньги. У них даже суммы расписаны по чинам и должностям».

– Лейтенант, передайте соседним группам сигнал «вижу цель», – распорядился Кондратюк и подошел к Омелину: – Свяжись с Марьясиным и Черных.

Потом подозвал Тимохина и Гамова:

– Двигайте к Малышеву и Савченко с сообщением, что их тройки переподчиняются моим заместителям. Наша группа разворачивается в цепь, поэтому сюда возвращаться не надо, а сразу занимайте свое место.

Затем он говорил с Марьясиным и Черных:

– Михаил, тебе передается группа Савченко, тебе, Юрий, группа Малышева. Разворачивайте людей в цепь. Марьясин отрезает беглеца от тропы, не давая спуститься в кишлак, и гонит вверх, навстречу Черных, который будет жать на него сверху. С востока буду подпирать я со своими людьми. Не давайте ему вырваться, из мешка. Он побежит знакомым путем назад, но далеко не уйдет – слишком устал. Думаю, что поэтому и решился спуститься в селение. Если не будет другого выхода, преграждайте ему путь огнем. Надо постараться взять его живым. Все ясно?

– Ясно, командир, – ответили заместители.

– Тогда вперед.

Люди майора, развернувшись цепью. Они преодолели метров сто, когда не выпускавший из виду беглеца Кондратюк увидел, как тот вдруг остановился и стал напряженно смотреть вниз, где, преграждая ему путь, должны были двигаться люди Марьясина. Потом, развернувшись, так же внимательно посмотрел вверх. Не обошел вниманием и направление, откуда надвигалась группа майора. Затем подался назад и скрылся за выступом скалы.

Цепь командира в несколько бросков преодолела еще сотню метров. Сам он поднялся на высокий валун и увидел подполковника, уходившего прикрываясь нагромождением скал. Двигался он довольно быстро, вероятно потому, что отступал по знакомому маршруту, которым шел в эту сторону. Кондратюк должен был признать, что переоценил усталость и недооценил волю и мужество беглеца.

Цепи Марьясина и Черных продвигались параллельно друг друга, одна постепенно поднимаясь вверх от тропы, другая – спустившись вниз. Когда они начали обгонять подполковника, зазвучали пистолетные выстрелы.

Он уходил, стреляя не наобум, а только по видимым целям то вниз, то вверх, потом и по цепи майора, когда она приблизились на расстояние прицельного выстрела. Пули пока не достигали целей, которые успевали исчезнуть за миг до того, как подполковник нажимал на спусковой крючок пистолета. Видно, изнурительный переход, голод и жажда ослабили твердость руки и верность глаз беглеца. К тому же, попасть в людей группы Кондратюка даже находящемуся в отличной форме стрелку и в более выгодных условиях для боя было нелегким делом. Тем не менее, тревожась за парней, майор связался по рации с заместителями, и приказал:

– Попугайте его огнем, чтобы он не отходил, а отползал. Быстрей обходите с тыла. Он хочет продержаться до темноты. Надо кончать с этим делом сейчас.

Вскоре застучали короткие автоматные очереди. Беглеца гнали по прямой, не пуская на относительно ровные участки. Как только он пытался свернуть в сторону, наметив более легкий путь, струи свинца загоняли его обратно под прикрытие камней. Отстреливаясь, он полз, пятился, шел, при первой возможности даже пытался бежать. Но цепи Марьясина и Черных уже обтекали его сзади.

А снизу, поглощая отроги гор, стремительно поднимались вверх сумерки.

Когда кольцо вокруг подполковника сомкнулось, он вдруг исчез. Пистолетные выстрелы прекратились еще минут двадцать назад, видимо, кончились патроны. Так что он вряд ли мог себя обнаружить выстрелом. Пришлось заглядывать за каждый камень, в каждую выемку, постепенно сжимая кольцо окружения. Первым заметил узкий вход в пещеру зоркий Костя Игнатов.

Кондратюк подозвал Асадова:

– Вот что, Мурад. Предложи ему сдаться на всех известных тебе языках, кроме русского. Почтительно упомяни Ахмад шаха Масуда. Надо полагать, он с ним связан. Раз избрал для бегства контролируемую им территорию.

Лейтенант укрылся за камнями перед выходом в пещеру и заговорил сперва на фарси, потом на таджикском, узбекском, осетинском. А когда закончил, из пещеры донесся скрипучий смех, затем хриплый голос:

– Кончайте лапшу на уши вешать, славяне. Можете болтать хоть на турецком, индийском или арабском языках, надеть хоть женскую одежду, хоть под негров перекраситься, я не спутаю выучку спецназа с суетней моджахедов. Кто у вас старший?

– Командир группы спецназа ГРУ майор Кондратюк, – ответил Игорь, понимая правоту подполковника и то, что дальше пытаться сойти за душманов было бы просто глупо.

– Во-от оно что, – несколько удивленно, с огорчением протянул Медведский. – Слышал я о тебе. Значит, уже майор. Оказывается, ты в этом районе обретаешься. Не знал. Стало быть, не повезло мне.

– Слушай, Игорь, поинтересуйся не ранен ли он, – тихо заговорил Михаил. – Если раненный сдается, на себе его не потащим. Своих раненных врагов и то предаем «блаженной смерти». Если прикажешь нести, то любому ничего не стоит оступиться, особенно ночью, и уронить его куда-нибудь в тартарары.

Кондратюк знал, что так оно и будет, и никакой следователь не докажет вины изможденного многодневной гонкой человека на голодном пайке, без воды, бредущего ночью по горам с непомерной тяжестью на плечах. А сам факт следствия неизменно будет означать утрату людьми веры в него как в командира.

– Вы не ранены, подполковник? – спросил он.

– Нет, вы ведь в меня не стреляли, – с усмешкой в голосе ответил Медведский. – А ты вежлив, майор. С чего бы это?

– Зачем хамить потенциальному покойнику? – в свою очередь усмехнулся Кондратюк.

– И на том спасибо, – хрипло сказал подполковник. – Но не радуйся, каждый человек – потенциальный покойник. А в нашем родном отечестве, где каждая прорвавшаяся к власти сволочь насилует народ и спереди, и сзади, и сверху, и снизу, потенциал жизни катастрофически укорачивается.

– Да вы, подполковник, оказывается идейный борец, – не скрывая усмешки, заметил Кондратюк.

– Был идейным в твоем щенячьем возрасте, – парировал тот, – теперь давно уже срать хотел на идею, ради которой миллионы вкалывают, чтобы роскошно жилось разжиревшим у власти ублюдкам. Сейчас я борец за себя, за нормальную человеческую жизнь для себя. А не для нашего рабского общества, которое состоит из миллионов населения и сотни граждан. Ладно, хватит, – резко остановил он себя. – Что от меня хочешь, майор?

– Хочу, чтобы вы вышли из этой норы и сдались. Гарантировать вам что-либо не уполномочен. Но думаю, что вы еще поживете.

– Поживу… пока будут потрошить, – снова рассмеялся подполковник. – А как у нас это умеют, я получше тебя знаю. Кондратюк. Нет уж, одну пулю я для себя приберег. И будьте вы все прокляты.

– Тогда кончайте эту канитель, подполковник, – сказал майор.

– А мне не к спеху.

– Зато нам к спеху. Нашумели мы тут из-за вас, надо уходить. Дмитриевич, – позвал Кондратюк, – сунь ему туда гранату.

Выдернув чеку, Малышев не бросил, а вкатил в пещеру гранату. Грохнул отозвавшийся в ближайших скалах взрыв.

Подсвечивая фонариком, Кондратюк, Марьясин, Черных и Малышев, по одному протиснувшись в узкую щель, вошли в пещеру, представлявшую собой небольшое углубление в скале. Возле задней стены истекал кровью посеченный осколками мертвый подполковник Медведский. Командир вынул у него из карманов куртки документы и пачку каких-то бумаг. Михаил развязал с трудом лежавший рядом вещмешок, вытряхнул его содержимое на пол пещеры и удивлено свистнул. Вместе с несколькими галетами, пустой флягой из-под воды и странно чистым полотенцем выпала пухлая пачка долларов в солидных купюрах и золотые кружочки размером в советский металлический рубль. Каждый подумал, что это золотые монеты, но на них не было никаких изображений и надписей, просто хорошей чеканки гладкие золотые кружочки.

– Пересчитай все, Миша, – сказал Кондратюк.

Михаил начал с долларов. И когда остальные закончили с исследованием карманов брюк, ботинок, прощупыванием швов одежды в поисках запрятанных секретов, Марьясин доложил:

– Ровно три тысячи пятьсот долларов.

Малышев выразительно посмотрел на командира. Перехватив его взгляд, остальные выжидающе замолчали.

– Нет, Дмитриевич, – покачал головой Кондратюк. – В другой ситуации мы могли бы считать эти доллары законным военным трофеем, но не сейчас. Сейчас это – вещдоки. Кто знает, что они укажут нашему приятелю, хитроумному подполковнику Жилину, а уж золото – тем более. Сколько там, Миша?

– Двадцать два кружка. Перебор, – усмехнулся Малышев.

– Не знаю, какую этот подполковник нес сверхсекретную информацию, – задумчиво произнес лейтенант Черных, – но, видно, он участвовал в очень больших делах.

– Сними с него звездочки, Дмитриевич, – оказал Кондратюк. – Моджахедам незачем знать, какое звание было у покойного.

Протиснувшись наружу, командир подозвал Омелина.

– Разворачивай рацию, – распорядился он. – Дашь шифровку подполковнику Жилину: беглец обезврежен, воды хватит на сутки, ищем площадку для вертолета.

Кондратюк повернулся к группе, впервые за двое суток собравшейся вместе. – Все слышали? Да и сами знаете, что с водой, несмотря на добытую Тимохиным, дела у нас плохи. Кроме душманов, все внимание сосредоточь на поиск вертолетной площадки. Это первое. Второе… Внизу наверняка слышали, как мы тут шумели. Поэтому меняем маршрут. Идем на север. Идем быстро. Михаил, обеспечь охранение.

– Вопрос, командир, – вскинул руку прапорщик Чернышев.

– Давай.

– Если такое дело, то, наверное, лучше спуститься в кишлак за водой? Форма одежды позволяет.

– И мы будем изображать банду глухонемых душманов?

– Ну почему? Пойдет лейтенант Асадов. А мы его прикроем.

– Значит, ты полагаешь, что я не продумал свое решение, а распорядился с бухты-барахты, – усмехнулся Кондратюк. – И вынуждаешь меня объясниться. Иногда это действительно нужно, но не сейчас. А впрочем, ладно… Так вот. Лейтенант сегодня уже был там и выдавал себя за путника. Хорош путник, который побывал в селении днем и снова пробирается туда ночью, чтобы попросить воды на семнадцать человек. Разумеется, при самой крайней нужде мы спустились бы в селение, хоть и вынуждены были бы, наполнив фляги, вырезать принявшее нас семейство. Пока такой нужды нет. Дальше. Не знаю, как в целом по Афганистану, а в нашей зоне, в Панджшере, нет ни одного селения без осведомителей моджахедов. И они, конечно, уже донесли своим о стрельбе в горах. И неизвестно, какой прием ожидал бы нас в кишлаке. Водой запастись мы могли бы у парней из армейского спецназа, сидящих в засаде на ведущей к кишлаку тропе. Но и они слышали стрельбу. А какие мы к черту «спасатели», если предстанем перед ними без единого спасенного после почти двухчасовой перестрелки. Кстати, как бы мы доказали, что действительно являемся «спасателями»? Там ведь народ недоверчивый. Но главное в том, что существование нашей группы в ее истинном предназначении держится в тайне как от чужих, так и от своих. Разве тебе неизвестно, почему мы работаем под личиной отряда системы поисково-спасательной службы? Да или нет?

– Известно, – ответил Чернышев.

– Известно тебе, что я готов выслушать и принять любое дельное предложение?

– Известно.

– Ты считаешь свое предложение дельным?

– Теперь не считаю.

– Если бы вместо этого «теперь» предварительно раскинул мозгами, то не вынуждал бы меня заниматься болтовней. И выбрал же время! Мы обсудим это, как и нарушение приказа Тимохиным, на базе во время разбора «полетов».

Так они на летный манер называли обязательный разбор действий каждого члена группы во время выполнения задания.

– Михаил, Юрий, все готовы? – спросил Кондратюк.

– Готовы, командир.

– Тогда общими усилиями завалим вход в пещеру валуном, какой осилим, и – вперед.

—21-

За ночь, вконец измотавшись, группа прошла восемь километров, не обнаружив ни одной мало-мальски пригодной площадки для вертолета. Не нашли и во время дневки, сколько ни обшаривали глазами окрестности стоянки. Командир был всерьез озабочен. Воды оставалось по три-четыре скромных глотка на каждого. Экономить больше, чем экономили они, было невозможно. Если в следующую ночь не отыщется площадка, станет совсем худо. «Глупее некуда уморить ребят жаждой», – усмехнувшись, подумал Кондратюк. Он знал, что такое случалось, но не мог понять, как такое можно было допустить. Да в такой ситуации он спустится в любой кишлак, неважно, днем или ночью, и если прозвучит хоть один выстрел, прикажет разнести его вдребезги. Если не прозвучит, придется изображать из себя мотострелков-мародеров или еще каких-то налетчиков. Понадобится – сметет любой караван.

Однако даже в этой мысленной запальчивости командиру не изменил здравый смысл в реальной оценке боевого потенциала группы. Не было случая, чтобы при огневом контакте моджахеды не превосходили ее в три-четыре раза. И не случалось, чтобы они не были уничтожены. Как правило, при таком соотношении сил одерживал победу и армейский спецназ, но здесь редко обходилось без потерь. Кондратюк в десятках боев не потерял ни одного человека, и, что неизменно вызывало сомнение армейского начальства, ни один человек не был ранен в бою. Однако в этот поиск группа вышла налегке, только с личным оружием, гранатами и небольшим запасом мин, без пулеметов и гранатомета, что существенно снижало огневую мощь и ограничивало возможности боевой активности. Командир не мог не учитывать этого.

Он не задумывался, к чему все эти оценки и рассуждения и вдруг понял: караван. Не сознавая того, мысль его работала в этом направлении – устроить засаду на караван. В любом из них, даже в малом, найдется достаточно воды. Майор тронул рукой прикорнувшего рядом радиста. Омелин мгновенно открыл глаза.

– Садись за рацию, Володя, – сказал командир.

Он сообщил Жилину свои координаты, коротко обрисовал положение, в котором оказалась группа, и попросил направить вертолеты для разведки караванов в этом районе, в пределах досягаемости для организации засады. «Ждите», – ответил подполковник.

Посылая это сообщение, Кондратюк не обольщался, что быстро получит результат. Скорее сообщил, чтобы потом не корить себя за то, что использовал не все возможности. Ему, пожалуй, одному из первых стала ясна новая тактика исламской оппозиции при проводке караванов. Раньше, пересекая границу, они углублялись на территорию Афганистана иногда на триста-четыреста километров, и по пути передавали часть груза местным военным формированиям. Информация о движении таких внушительных караванов добывалась разведкой и становилась известной советскому командованию, которое в нужное время и в нужном месте обрушивала на караван силы спецназа, войсковых подразделений, артиллерии, штурмовой авиации. Теперь же, проведя караван через границу, его останавливали в условленном месте, где всю доставленную поклажу перегружали, создавая более мелкие караваны, которые незаметно расползались по стране, доставляя груз моджахедам в различные провинции. Поняв, что их новая тактика разгадана, оппозиция с использованием разнообразных хитростей стала совмещать новую тактику с прежней. Большие караваны насчитывали иногда более двухсот машин и вьючных животных. И если бы Жилин располагал информацией о таком караване, проникшем столь далеко территорию Афганистана, для Кондратюка она была бы бесполезна. Конечно, группа могла бы частично уничтожить, а главное задержать эту махину до подхода войск или налета штурмовой авиации. Но майор не преследовал такую цель. Его целью была вода для изнуренных, мучимых жаждой семнадцати человек, возвращающихся после выполнения задании. Потому Кондратюка и удивило уверенное заявление подполковника: «Ждите».

Он не мог знать, что против именно такого полноценного каравана, проникшего на четыреста километров вглубь страны с мандатом канцелярии президента, под охраной моджахедов в форме афганских правительственных войск, готовится войсковая операция. Для полной готовности не хватало нескольких дней. Руководство операцией попросил командующего доверить лично ему новый начальник штаба 40-й армии. Подполковник Жилин связался со своим непосредственным начальством в Кабуле, объяснил положение дел с группой Кондратюка и попросил договориться с армейским командованием о частичном изменении плана и переносе сроков начала операции. Там, где сейчас расположился караван, – в заброшенном горном кишлаке километрах в пятнадцати от места нахождения группы майора – были все условия для долговременной обороны. Здесь нельзя задействовать ни боевую технику, ни артиллерию. Придется использовать крупные силы пехоты и штурмовую авиацию, которую наверняка будут поджидать имеющиеся теперь на вооружении моджахедов американские переносные зенитно-ракетные комплексы «Стингер». Наша мотопехота, не приученная к войне в горах, слабо подготовленная в военном отношении, неизбежно понесет большие потери. И неизвестно, чем может закончиться вся операция.

Подполковник предлагал вынудить душманов скрытно увести караван в другое место. Самым удобным местом является обрывистое русло высохшей летом реки, добраться к которому можно лишь по единственной приличной тропе, пролегающей относительно близко к расположению группы Карцева. Глава каравана сегодня же вечером получит сообщение от «своей», работающей на Жилина агентуры сообщение, что тайна каравана раскрыта и этой ночью планируется нападение крупных сил советских войск. Однако в течение ночи можно незаметно уйти, и пусть шурави атакуют пустое место. А чтобы подтвердить поступившие от агентов сведения, надо направить, якобы на разведку, вертолеты. Пусть демонстративно летают над кишлаком, будто бы уточняя данные наземной разведки. Но направить их только под вечер. Потому что, если встревожить их днем, они, как обычно, разбив караван на части, могут сниться места засветло. Тогда группа Кондратюка не успеет подойти к тропе и занять место для засады, потому что ей выйти на перехват можно лишь с наступлением сумерек.

А главное, на что упирал подполковник, это на выгодное для советских войск расположение каравана на новом месте. Потому что больше ему расположиться просто негде, да ему и не уйти дальше за ночное время. А там есть условия для использования не только авиации и артиллерии, но и бронетехники. Для страховки подполковник предлагал срочно перебросить батальон армейского спецназа, чтобы перекрыть выход каравана на равнину, если он вопреки всем расчетам все же сумеет за ночь преодолеть такое расстояние.

Кабульское начальство приняло доводы подполковника и обещало, связавшись с командованием армии, вскоре дать ответ. Однако в конце разговора, оценив инициативу Жилина, дало понять, что вообще-то лучше бы ему заниматься своим непосредственным делом. Он сделал вывод, что его начальство вряд ли станет торопиться с ответом, и тут же связался с полковником Клементьевым. Через несколько минут полковник был уже у начальника штабами армии. Зная о новом назначении Клементьева, тот принял его незамедлительно. Выслушав предложенный Жилиным план и доводы полковника в поддержку этого плана, начштаба поднялся из-за стола, походил по кабинету, раздумывая. Отказать полномочному представителю в Афганистане такой организации, как ГРУ, он не хотел и вместе с тем не мог отказаться от первой разработанной им на новом месте относительно серьезной операции.

– Вы не считаете, Матвей Семенович, что складывается нелепая в военном отношении ситуация? – спросил он. – Обычно мы жертвуем людьми для уничтожения караванов. Вы же, по существу, предлагаете пропустить караван для спасения ваших людей.

– Дело обстоит иначе, генерал, – сказал полковник, умышленно изъяв из обращения слово «товарищ», чтобы этой фривольностью показать не только свою реальную независимость от начальника штаба армии, но и более того…

Однако тот не понял или не захотел понять Клементьева, чувствуя надежность своего положения.

– Согласитесь, ваша импровизация с изменением плана попахивает авантюрой, – сказал он с укоризной.

– Пожалуй, вы правы в том, что наша работа нередко граничит с авантюрой, – с улыбкой ответил полковник. – Но с авантюрой осмысленной и просчитанной. А что касается того, кем и ради чего жертвовать, могу сказать следующее. Группа, ради которой предлагается не отменить, а изменить план и ускорить его выполнение, стоит многих таких караванов. Она уже уничтожила их десятка два. Причем, более десяти – своими силами, без помощи армии. И способна уничтожить еще столько же.

Полковник несколько завысил заслуги нынешнего отряда Кондратюка. Сам командир во главе подчиненных ему групп действительно участвовал в разгроме не менее двадцати караванов афганской оппозиции. На его нынешнюю группу из этого количества сходилось семь уничтоженных самостоятельно и два – с привлечением армейских частей и авиации.

– К тому же, прошу учесть, что караваны – не основная, а попутная работа данной группы, – добавил Клементьев.

– Ну, если это профессионалы такого уровня, – развел руками начштаба, – то, наверное, уж найдут способ с честью выйти из создавшегося положения, не нарушая планов командования.

– Они найдут выход и из преисподней, – заверил полковник. – Но хотелось бы без жертв.

– Какая же война без жертв, – снисходительно усмехнулся генерал. – Разве что в разведке.

– В хорошо поставленной разведке, – сухо уточнил Клементьев. – Во всяком случае, в этой разведывательно-диверсионной группе до сих пор не было ни одной жертвы.

И, не обращая внимания на удивление начштаба, подкрепленное поднятыми бровями, официально закончил:

– Жаль, что мы не поняли друг друга, товарищ генерал-майор. Прошу простить за беспокойство.

Вернувшись к себе, он приказал дежурному офицеру своего радиоцентра немедленно разыскать командующего армией, который находился где-то в войсках. Командующего нашли, и проблема была решена за пять минут. Войскам, участвующим в операции, тут же был отдан приказ перегруппироваться согласно измененному плану. Начальник штаба армии пригласил к себе Клементьева.

– Могу вас порадовать, – с некоторой торжественностью произнес он. – Мы рассмотрели ваше предложение и решили принять его. Не такие уж мы бурбоны, как видите. Но учтите, что ответственность полностью ложится на вас.