Текст книги "Умри в одиночку"

Автор книги: Сергей Самаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава третья

1

– Аврал, я потерял его… – сообщил старший прапорщик Соловейко.

– Куда смотрел? Баб здесь, кажется, не водится… – резко ответил командир группы.

– Аврал… Я смотрел в прицел. Если объект движется быстро, то прицел его легко теряет. Как и бинокль, кстати… – снайпер не собирался оправдываться. Он довольно жёстко объяснил капитану прописную истину, которую тот и без него хорошо знал.

Капитан Матроскин, в самом деле, прекрасно знал, что если объект наблюдения выходит из узкого кольца наблюдения через бинокль достаточно резко, то его легко потерять, и долго потом приходится водить окулярами туда-сюда, чтобы найти снова. А у оптического прицела круг наблюдения гораздо более конкретный и выраженный, следовательно, с прицелом потерять объект несравненно легче, а найти труднее. И чем короче дистанция, тем большие сложности могут возникнуть. А если прицел мощный, как у винтовки старшего прапорщика, то обычно проводят предварительный поиск цели с помощью бинокля и только потом уже, определив ориентиры, поднимают прицел на прямую видимость.

– А что твой хвалёный тепловизор?

– Тепловизор его тоже не видит… Может, камни… Но и над камнями не «светится»… Если только за камнями глубокая яма, но яму мне не видно… Может, успел за короткое время за поворот склона уйти… Я не знаю. Я вообще могу предположить, что он решил в другую сторону двинуть. Тогда он никакого отношения к делу не имеет, и мы зря время теряем.

– Имеет… – категорично заявил Матроскин. – Это Гойтемир. Его сейчас через спутник по sim-карте отслеживают…

– Так подполковник и сообщит, где он…

– Да, придётся звонить…

Матроскин уже подошёл почти вплотную к вершине холма, где, предположительно, занял позицию Гойтемир, но предпочёл не разговаривать на месте, а сделал знак двум солдатам, его сопровождающим, чтобы остановились и занялись наблюдением, сам же спустился на три десятка метров ниже, на самый ветер, чтобы ветер относил подальше его разговор. Разговор по мобильнику тем и отличается от разговора через «подснежник», что при последнем, даже если ты шептать будешь, тебя всё равно услышат. Мобильник требовал более громких слов, чтобы тебя услышали. А разговаривать вблизи вершины было рискованно, можно было ненароком спугнуть бандита и дать ему возможность подготовиться к встрече.

Устроившись за камнем, капитан нажал кнопку вызова последнего абонента и долго слушал длинные гудки. Но подполковник Стропилин не ответил. Обычно он всегда носил трубку с собой и отвечал сразу, даже если находился дома и дело происходило ночью. Сейчас, в дневное и такое напряжённое время, должно быть, пошёл к начальству и оставил трубку на рабочем столе. Другого объяснения на ум капитану не пришло. Мог, конечно, и с собой трубку взять. Хотя тогда трубка могла бы быть просто выключена, и компьютер оператора связи предупредил бы об этом. Выждав пять минут, Матроскин повторил вызов. И опять безрезультатно. Оставалось или ждать, или идти в поиск. Однако поиск мог оказаться безрезультатным, поскольку верх холма был бесснежным, значит, следов видно не было, и если Гойтемир свернул куда-то в сторону, то следовало гадать, какое направление он выбрал. А гадание не всегда может оказаться верным.

Матроскин выглянул из-за камня, нашёл взглядом одного из своих солдат – тот залёг на удобной для наблюдения за склоном позиции и не шевелился, высматривая любое возможное движение перед собой. Капитан именно так и учил вести наблюдение – не за всеми отдельными участками зоны ответственности, рассеивая внимание, но за движением по всей этой зоне. Движение определить легче, чем осматривать каждый куст и бугорок. И только при обнаружении движения следовало на этом движении концентрировать внимание. Всё правильно… Второго солдата вообще видно не было, следовательно, он где-то спрятался и тоже контролирует ситуацию. Наверху всё спокойно, и всё идёт своим чередом. Если Гойтемир наблюдает за действиями «краповых», он на обратном пути обязательно нарвётся на засаду. Причём обнаружит её только тогда, когда ствол автомата сильно, больно и впечатляюще ударит его в печень, как при обычной и будничной проверке документов. Только это уже будет не проверка, а жёсткое задержание. Главное, чтобы он пошёл тем же самым путём, которым пришёл сюда. Но пришёл он, надо полагать, не по собственному желанию. Гойтемира послали, а послать его могли только Берсанака Гайрбеков или Док. И возвращаться он должен не куда-то, а к ним. Правда, не все возвращаются тем же путём, каким шли. Некоторые не делают этого принципиально, чтобы никто не подкараулил их, пользуясь оставленным следом. Но, с другой стороны, если другим путём двинешь, рискуешь лишний след оставить, а лишний след – это лишняя возможность быть обнаруженным, и Гойтемир должен это тоже учитывать, поскольку он бандит опытный и не первый год в лесу проводит. Неопытный и неосторожный давно бы попался, а он вместе с Берсанакой пока неуловим.

Следующий звонок подполковнику Стропилину дал прежний результат, то есть не дал никакого результата. Тогда капитан Матроскин по «подснежнику» вызвал лейтенанта Черкашина:

– Черемша, слышишь меня?

– Да, Аврал, слышимость нормальная…

– Ты послал парней к «краповым»?

– Двоих… Они первый осмотр и проводили…

– Они меня слышат?

Последовала продолжительная пауза.

– Похоже, нет… – сказал лейтенант Черкашин. – Сопка мешает… Сдвинься по склону…

– Поработай переводчиком… Что там происходит?

– Муромец, что там у тебя? Капитан запрашивает…

Видимо, младший сержант Игумнов объяснял долго и подробно, потому что многократно слышалось лейтенантское: «Так… Так… Понял… Дальше… Так… Так… Понял… Дальше…» Игумнов, несмотря на слегка или даже не слегка грубоватую внешность, предполагающую на первый взгляд даже тупость, в жизни был парнем смекалистым и сообразительным. И Матроскин считал, что на такого вполне можно положиться. Наверное, больше чем на любого другого из солдат группы. И потому терпеливо ждал, не слыша, чтобы лейтенант Черкашин переспрашивал, и потому не имея возможности задать собственный наводящий или уточняющий вопрос.

– Аврал, они тебя не слышат… – сообщил наконец лейтенант.

– Я уже понял. Что там?

– Всё, как хотелось. Непонятно, для чего была нужна собака. Собаку привезли. След она не взяла. Может быть, применили какой-то препарат, чтобы собаку со следа сбить, и испытывали его?

– Разве мало таких препаратов? И для чего сюда везти препарат на испытания? Ненужный риск. Здесь что-то другое. Может быть, собака должна была себя повести как-то по-особенному? Попроси парней, пусть у участкового поспрашивают. Не было ли среди собак каких-то странных случаев? Что ещё?

– Сейчас пойдут сами след смотреть по снежному насту. Минуя наст, туда не пробраться. И дальше по следу двинут… Куда приведёт… Есть надежда, что собака там работать начнёт. Там след должен быть более явственный…

– Понял. Попроси участкового потормошить…

– Что подполковник?

– Не отвечает… Ещё раз попробую…

Отключив микрофон «подснежника», но оставив включёнными наушники, капитан Матроскин снова хотел было позвонить подполковнику Стропилину, только теперь уже не повтором последнего разговора, а набором номера, но после половины набранных цифр трубка в руках характерно завибрировала. Александр Алексеевич объявился сам.

– Слушаю, товарищ подполковник…

– Ты звонил…

– Да… Снайпер потерял Гойтемира из виду. Хотел спросить, где он, чтобы не нарваться сразу… Я планировал отследить его до базы, где Берсанака прячется…

– Уже поздно… – голос подполковника Стропилина не обещал ничего хорошего, и говорил он торопливо. – Берсанака увидел вас и предупредил Гойтемира. Гойтемир уходит по противоположному от тебя склону. И выбросил по требованию Гайрбекова sim-карту своей трубки. Наши сейчас пробуют поймать и Гойтемира, и Берсанаку в режиме on-linе, но не знаю, что получится… Над вами облачность, и у спутника нет прямой видимости. Шансов на удачу почти нет, но парни попробуют… Ты одновременно попробуй сам преследовать… Теперь можно в открытую… Пусть снайпер включается. Разрешено работать на уничтожение… Подключай все силы. Я сейчас передам приказ начальству «краповых», их включают в операцию по полной программе. Всё прочесать, из-под земли достать…

– Понял, работаем … – коротко ответил капитан Матроскин.

– Если будут данные, я сообщу. Не будут – ведите самостоятельный поиск… Подчинить тебе «краповых» права не имею, но они получат приказ к согласованию действий. Работай…

Резкая утрата надежды на близкий благоприятный исход всего дела и уверенности в том, что существуют чуть ли не высшие силы в лице управления космической разведки ГРУ, которые всегда помогут и подстрахуют, потому что от спутника спрятаться невозможно, явилась существенным ударом. Человека со слабыми нервами это могло бы и сломать. Но со слабыми нервами в спецназе ГРУ не служат, и капитан Матроскин своими нервами мог бы гордиться. Конечно, и он удар ощутил так, что к голове горячая волна прилила, но капитан быстро взял себя в руки. Не получилось одно – следует переориентироваться на другое и начинать всё сначала. Вернее, даже не сначала, а просто вести преследование человека, который только что был рядом, но получил небольшую фору, чтобы иметь возможность уйти. Матроскин не медлил и сразу включил микрофон «подснежника»:

– Внимание! Всем! Объект покинул зону наблюдения. Мы его не видим, спутник его не видит. Срочный поиск. Где-то в стороне сидят Берсанака с Доком. Они нас заметили и предупредили Гойтемира. Охватываем всю зону, идём веером в пределах видимости. Черемша, ты ближе всех к «краповым». Они участвуют в поиске. Согласуй с ними действия. Направление поиска – северо-запад, хотя я иду на юго-восток. Гойтемир мог уйти только в эту сторону. Работаем! Если не будет со мной связи, команду принимает Транзит. Со всеми полномочиями… Транзит, понял?

– Можешь развлекаться спокойно… – отозвался старший лейтенант Викторов.

– Мы пошли… Развлекаться… Тенор, догоняй… Осторожно, чтобы тебя не подстрелили… Они видели нас, значит, и тебя увидят…

– Они не захотят выдать своё местопребывание, – здраво рассудил снайпер. – Не стреляли в вас, не будут и в меня стрелять… Я надеюсь…

Последнее добавление было существенным. Все хорошо знали, что снайпер противника подлежит первоочередному уничтожению, как наибольшая потенциальная опасность.

– Догоняй… Но будь осторожен…

Вообще-то старшего прапорщика Соловейко следовало бы оставить в помощь остальным группам, которые займутся поиском норы самого Берсанаки. Берсанака и Док – это главное. Всё-таки, используя тепловизор оптического прицела, обнаружить нору легче. Но капитан исходил из обстоятельств и здраво рассудил, что, если Берсанака с Доком сидят в норе, они никуда не двинутся, пока вокруг бродят поисковики. Кроме того, если удастся захватить Гойтемира, то с помощью так называемого экстремального допроса можно установить месторасположение самой норы. Потому Гойтемира следовало брать в первую очередь, и брать живым. И уже от его показаний плясать дальше. И потому снайпер мог оказаться необходимым именно в этом поиске больше, чем в другом.

Солдаты, что дожидались приказа капитана, замерли на своих местах. Понимая, что сейчас уже маскировка не настолько важна, насколько важна скорость действий, Матроскин двинулся в их сторону в открытую, даже не пытаясь прятаться и пригибаться за кустами. Более того, он тешил себя надеждой, что Гойтемир не ушёл далеко, а где-то здесь, рядом, дожидается активизации действий преследователей, чтобы встретить их несколькими очередями. И капитан умышленно вызывал в этот момент огонь на себя, надеясь, что выстрел последует в грудь и бронежилет выдержит удар пули. Но таким выстрелом Гойтемир выдал бы себя. И даже при том, что командир обязательно упадёт от такого выстрела, солдаты не бросятся оказать ему помощь, потому что они будут ждать появления бандита в зоне видимости их прицелов. Парни обучены достаточно хорошо, Матроскин сам на занятиях по боевой подготовке многократно задевал непосредственно эту самую тему, и солдаты, не зная, жив командир или убит, ранен или просто умышленно разыгрывает раненого, останутся в засаде.

Но встречного выстрела не последовало. Капитан обошёл одного из солдат, чуть не наступил на второго и выбрался на вершину холма. Местность с трёх сторон просматривалась достаточно хорошо, и только один из склонов был практически закрыт для обзора, и сомневаться не приходилось – Гойтемир двинулся именно в эту сторону. Трудность состояла только в том, чтобы вычислить конкретное направление, потому что заросли кустов и молодых деревьев чем дальше вниз, тем сильнее расширялись до самого соединения со вторым, соседним холмом, более низким и полностью покрытым лесом. Правда, было и другое осложнение. Эта сторона холма была южной. Следовательно, несмотря на густоту зарослей, снег здесь стаял в первую очередь, и следы искать трудно. Но искать их надо, и найти надо как можно быстрее.

– За мной! – буднично и тихо отдал капитан команду в микрофон «подснежника», и солдаты за его спиной тотчас двинулись к командиру.

А сам он, не дожидаясь их, начал спуск с одновременным поиском. Вести поиск простым прочёсыванием местности, как капитан понимал, было бы бессмысленной тратой такого драгоценного сейчас времени. Но Матроскин исходил из простого и понятного в данной ситуации посыла. Он сразу задал себе вопрос – что делал здесь, на вершине холма, чеченский террорист? Ответ мог быть только однозначным: Гойтемир наблюдал за тем, как «краповые» осматривают место гибели Алхазура Чочиева. Что могло дать такое наблюдение и какое отношение имеет к происходящему собака – это пока были второстепенные вопросы. Главное было выделено сразу, и ответ был получен. Естественно, наблюдатель должен был выбрать для себя наиболее выгодную точку, где он сам будет незаметен. Опыт военного разведчика сразу подсказал, откуда можно было наблюдать. Матроскин осмотрел место и нашёл на влажной земле чёткие и свежие отпечатки следов очень большой ноги. Протектор импортной обуви. На правом отпечатке справа небольшой порез – как раз то, о чём сообщал раньше старший лейтенант Викторов, осматривая место убийства Алхазура Чочиева. При высоком росте Гойтемира у него и должна быть большая нога. Да и некому больше было здесь наследить так недавно. Но важно уже то, что определён убийца Чочиева. Правда, непонятно, зачем он после удачного выстрела в голову подходил к телу. Можно было бы и не подходить. Но это тоже вопрос из той серии, разрешение которых можно оставить «на потом»…

А место наблюдения сразу дало направление отступления. Исходил при этом капитан из оценки опытности бандита. Сам он выбрал бы наиболее скрытный путь и предполагал, что Гойтемир пойдёт этим же путём.

– Я спускаюсь справа… – коротко, по-деловому проинформировал капитан солдат, которые как раз взобрались на вершину. – Спускаетесь левее меня. Дистанция в пределах десятка метров. Поиск следов. Тенор, догоняешь?

– На середине подъёма…

– Гони в темпе… Занимаешь верхнюю позицию, проводишь осмотр склона в тепловизор, потом спускаешься самым левым… Далеко не уклоняйся, там лес уже редкий… Двинули…

* * *

Холмы – это не горы, на которые чаще всего бывает легче взобраться, чем спуститься с них. Здесь спуск затруднений не вызывал. Затруднения были единственные – при спуске найти след и, что ещё сложнее, не потерять его в местах, где или земля каменистая, или почва подсохла и следы в себя не вбирает. Матроскин сразу понял, что Гойтемир – бандит опытный и не идёт напрямик, желая сразу оторваться на дистанцию, как сделал бы на его месте человек менее изощрённый. Гойтемир хладнокровен, он меняет направления и выбирает участки, где следов оставит меньше. Так, свернув в сторону, капитан заметил периферийным зрением небольшой проблеск в стороне. Посмотрел и поднял маленький прямоугольник со срезанным углом – выброшенная Гойтемиром sim-карта. Значит, для спутникового контроля террорист потерян. Матроскин на небо посмотрел – небо хмурое, тучи все холмы обложили. Значит, и для визуального контроля со спутника возможности нет. И не стоит в этом случае ждать помощи от управления космической разведки. И теперь следовало самому информировать подполковника Стропилина, а не от него информацию получать.

Матроскин на ходу вытащил трубку и нажал клавишу повтора последнего разговора. На сей раз Александр Алексеевич ответил сразу.

– Серёжа, спутники пока молчат… Ничем порадовать не могу…

– Я понял, товарищ подполковник… Мы вышли в преследование. Нашёл выброшенную sim-карту. Можно снять номер с прослушивания…

– Понял. Твой номер тоже на контроле… Чтобы знать, где идёшь…

Это, как понял Матроскин, было простым и ненавязчивым предупреждением, чтобы капитан не сболтнул лишнего в разговоре. Мало ли какая ситуация может возникнуть. Своему командиру можно сказать, а сотрудникам другого управления всю подноготную работы спецназа знать вовсе не обязательно.

– Хорошо. Будет что – я сообщу…

Надеяться на самого себя и на своих товарищей, в данном случае на своих подчинённых – для спецназа ГРУ дело привычное в большей степени, чем надеяться на помощь со стороны. И потому капитана Матроскина не слишком расстроила плохая погода, мешающая спутнику просматривать место действия. Он уже переключился с ситуации на ситуацию и начал работать по полной программе. Следовало только тщательно координировать действия внутри группы.

– Тенор…

– Устраиваюсь на верхней точке. Тепловизор включил. Ищу…

– Работай. Остальные?

– Ничего, товарищ капитан…

– И у меня, товарищ капитан, тоже…

– У меня были следы… Но Гойтемир петляет, как заяц, может к вам свернуть… Вот здесь, кажется, должен свернуть… Может быть, выше поднялся, потом свернул…

Капитан сначала заметил чуть надломленную ветку куста – в самом низу, в районе ног. Гойтемир наступил, ветка хрустнула. Он сам, конечно же, тоже заметил это и хруст услышал. И потом ещё на пять шагов спустился и просто сломал ветку рукой. Сломал так, чтобы это было заметно. Но опытный террорист и диверсант не может просто так отмечать свой путь. Не будет Гойтемир ломать ветку, не задумываясь над целесообразностью. Он увидел естественную для себя целесообразность. Если наступил на ветку и сломал – значит, оставил след. Что в этом случае сделал бы сам Матроскин? Попытался бы следы запутать. Для этого необходимо подтвердить наглядно, что преследователи идут верным путём. Отсюда и вторая сломанная ветка. А сам Гойтемир должен уйти в сторону. Матроскин бы поднялся на пять шагов выше и там в сторону свернул. И стоило предположить, что Гойтемир поступит так же.

Капитан эти пять шагов преодолел, свернул в единственную сторону, в которую можно было бы свернуть, чтобы не остаться на виду, и начал спуск в непосредственной близости от ближнего из своих солдат. И уже через минуту нашёл слабый отпечаток каблука…

Значит, с пути не сбился…

2

Док Доусон среагировал правильно уже тогда, когда сам спешно собирал вещи, а Гайрбеков набирал номер мобильника Гойтемира.

– И пусть sim-карту выбросит… Обязательно… И ты после звонка свою выбрось… Разговор предельно короткий…

– Зачем? – не понял Берсанака. – Что им моя sim-карта?..

– Ты что, не знаешь, что русские свои спутники оживили? – Доусон говорил так, будто бы Берсанака и обязан был всё знать и выводить из причины следствие.

– И что? – Гайрбеков не боялся своё незнание показать, потому что знание – это в первую очередь вопрос личной и общей безопасности группы.

– Как они вышли на нас? – вопросом на вопрос, не отворачиваясь от рюкзака, который тщательно утрамбовывал, ответил полковник.

– Отследили… Обычное дело, когда ведётся обширный поиск…

– Если бы на земле отследили, то уже обложили бы нас со всех сторон и предложили надеть друг на друга наручники. А сейчас только готовятся обложить. Они нас отследили по разговорам. Со спутника… Они перехватили какой-то из наших звонков с трубки твоего парня. И теперь выходят на него. Он кому звонил – ты слышал?

– Брату в Грозный звонил… Сегодня утром…

– Значит, брат был под наблюдением. Я знаю, что говорю. Нас тоже постоянно отслеживает наш спутник… Регистрируют наше месторасположение. Каждую минуту… И русские тоже… Ты сейчас позвонишь Гойтемиру, и нас тоже засекут. Сразу… И направят сюда мобильную группу. Потому – сразу после разговора выбрось sim-карту… Спутник может ухватиться только за sim-карту. При нынешней погоде напрямую он смотреть не может. Sim-карту он будет видеть даже тогда, когда нас здесь не будет. Пусть ищут здесь…

– Я успею поставить мину?

– Ты меня спрашиваешь?

– Успею…

– Только поторопись…

– Расскажешь мне потом про спутники… – не попросил, а сурово потребовал Берсанака.

– Может, тебе вообще не звонить? Гойтемир, если попадётся – сдаст?

– Он надёжный. И, конечно, не сдаст, если будет в нормальном состоянии… В нормальном состоянии, я повторяю… Но он не попадётся… Он сумеет уйти…

– Все на это надеются…

– Он сумеет. А если попадётся, в нормальном состоянии, я повторю, он рта не раскроет…

– Понял, звони…

Док Доусон, как профессиональный разведчик, прекрасно знал, что такое изменённое состояние сознания и чего можно добиться во время допроса, когда изменишь сознание человека. Он сам умел менять состояние сознания всего одним внутривенным уколом и хорошо знал, что русские умеют это делать не хуже.

Берсанака никогда не был болтуном и этим Доку нравился. И сейчас коротко и чётко ввёл Гойтемира в существо положения и дал приказ. Ни одного лишнего слова. И тут же стал вытаскивать из трубки sim-карту. Процесс не долгий и не сложный. Док уже за двери выдвинулся, когда Берсанака вытащил из одного кармашка рюкзака упаковку с пластинкой «состава С»[7]7
  «Состав С» – взрывчатое вещество, пластид.


[Закрыть] и из другого портсигар, а из портсигара ампулу с химическим взрывателем. Пластид легко мнётся, и Берсанака привычным движением свернул пластинку вдвое, а в середину заложил ампулу. И всё это подсунул под широкую доску, лежащую сразу перед порогом.

– Пусть порадуются… И передадут привет моим друзьям, которых уже забрал Аллах… Они хорошо встретят врагов и на том свете…

* * *

Они сначала только высунулись из заросшей кустами ямы, где был хорошо замаскирован выход из железобетонного блиндажа, и одновременно рассматривали в бинокли два противоположных направления, с которых их самих могли бы заметить.

– Как Гойтемир таким биноклем пользовался… – проворчал Берсанака. – Изображение мутное, ничего не разберёшь…

– Китайский… – с одного взгляда определил полковник. – У них даже если сами линзы стеклянные, наносится полимерное антибликовое покрытие. А это уже пластмасса. Легко затирается…

И для демонстрации стоящей оптики протянул Берсанаке свой бинокль, поскольку осмотр уже закончил.

Гайрбеков биноклем Дока пользовался недолго.

– Можно идти. Как нога?

– Нога будет так, как я ей прикажу. – Док Доусон свой организм знал и вообще не любил говорить о своём здоровье, хотя и понимал, что чеченца не здоровье как таковое волнует, а только опасность, которая может возникнуть вследствие проблем с ногой. – Двинули…

Берсанака в этой местности мог не пользоваться ни картой, ни компасом. Он не только прекрасно знал чуть не каждый холм, он, казалось, лично проходил по каждой тропинке и знал, когда и куда следует свернуть, если одна тропинка расходилась на две или на три. Так, по крайней мере, показалось полковнику. Но Док не удивлялся, поскольку Берсанака не только вырос в этой местности, он ещё и воевал здесь несколько лет и потому со своей задачей проводника справлялся на «отлично».

Берсанака пошёл первым. Глядя в его широкую покачивающуюся спину, взглядом специалиста оценивая движения мощных плечей и представляя, как под курткой играют невидимые мышцы, полковник начал понимать, почему Гайрбекова зовут Медведем. Чеченец походкой, в самом деле, сильно медведя напоминал. Так же переваливался из стороны в сторону и казался при этом даже слегка неуклюжим и медлительным. Но это мнение, так же, как в случае с настоящим медведем, было ошибочным, и тот, кто ему поддастся, может жестоко пострадать, потому что ни простой медведь, ни чеченец Медведь одинаково на подсознательном уровне не умеют чувствовать жалость. А что касается боевой подготовки, то Док Доусон сам уже имел возможность убедиться в быстроте реакции и во взрывных молниеносных действиях Берсанаки, когда неожиданно появляется необходимость действовать. И в ярости он становится настоящим медведем, не желающим признавать существующие и возникающие преграды. Такому напарнику можно доверить прикрытие своей спины, хотя, несмотря на многолетний опыт работы чечена в боевых условиях как террориста и диверсанта, полковник считал, что Берсанака слаб как командир и организатор. И потому самостоятельные действия ему не доверял и использовал его только в качестве помощника. Правда, вопреки армейским традициям, хотя носил армейское звание, но, в соответствии с допустимыми нормами разведки, позволял излишнюю демократичность в отношениях. Полковник не настаивал на обязательном произношении после каждой фразы слова «сэр», как полагается в американской армии. И вообще разрешал Берсанаке держаться в качестве партнёра, а не подчинённого, хотя чеченец был, по сути дела, только и исключительно подчинённым полковника. И даже не просто в данной конкретной операции, а подчинённым по службе там, в разведцентре.

Нога пока не сильно беспокоила полковника, тем не менее необычно сильную пульсацию крови в бедре и в колене под раной он ощущал. Это говорило о том, что кровь в ноге здоровая, никакого заражения нет, но одновременно сообщало, что усиленная пульсация крови в конце концов рану вскроет, как уже бывало несколько раз на длительных маршах, и придётся остановиться, чтобы сделать перевязку.

Пока ещё они просто уходят, пока ещё они не преследуемые беглецы – перевязку сделать несложно, и это ничем не грозит. Но если их обнаружат и начнётся настоящая привязчивая погоня, тогда любая задержка будет чревата повышением степени опасности. Но Док Доусон не сильно горевал, потому что оставлял за собой возможность сделать перевязку на ходу прямо поверх штанины, превращая саму окровавленную штанину в дополнительный бинт. Такое тоже допустимо, хотя и ненадолго. Потом всё равно придётся время найти, старую повязку сменить на новую, рану промыть и обработать медикаментами и наложить новую повязку.

Но это сейчас меньше всего волновало Дока. Ранения в своей жизни он получал не впервые, и более сложные ранения были, и потому был в себе и своих силах уверен. Беспокоило вообще не собственное положение, потому что они с Берсанакой пока не обнаружены и потому угрозы для их жизни и свободы пока никакой нет. Беспокоила ситуация с Гойтемиром. Если его захватят, сможет ли он держать язык за зубами? Хотя, в принципе, он не так много и знает. Хуже всего, что он знает, кто такой Док Доусон в действительности. Есть версия, выработанная как раз на случай попадания в плен кого-то из команды сопровождения. И все они, и погибший Микаил Чочиев, и Гойтемир, и Берсанака, эту версию хорошо знают. Красивая романтичная история о богатом европейце и чеченской девушке, которая ушла из Чечни вместе с боевиками, но потом вернулась, и о поисках этой девушки. Романтичные истории обычно вызывают у людей жёстких, каковыми, как правило, являются силовики, пренебрежительное отношение, и они смотрят на подобное без особого энтузиазма. Но если допрос Гойтемира, конечно, в случае его задержания, будет проводиться под воздействием психотропных препаратов, естественно, запасная версия не поможет. И Гойтемир, и Берсанака не сумеют выдержать такой допрос с честью. В себе Док был уверен. Полковник Доусон проходил подготовку и потом ещё трижды переподготовку по противодействию психотропным препаратам, сдавал настоящие и серьёзные экзамены, и всегда удачно. Методология устойчивости давно известна и хорошо разработана, однако овладение этой методологией и превращение её в технологию требуют значительного времени и усилий, и проводникам обычно такие предметы не преподают. Может быть, и зря. Иначе не было бы угрозы раскрытия. А появление полковника американской разведки на территории России, если этот факт станет известным, вызовет повышенный интерес спецслужб и приведёт в действие мощную поисковую машину, которую не будут запускать ради того же Берсанаки или какого-то другого чеченца, пусть и находящегося в международном розыске. А ради американского разведчика запустят обязательно, чтобы узнать, что здесь понадобилось разведке потенциального противника. В том, что русские считают американскую армию потенциальным противником, Док не сомневался и хорошо знал, что, несмотря на все дипломатичные заявления политиков, в Америке рассматривают Россию тоже в первую очередь именно с этой стороны. Было время в начале девяностых годов прошлого века, когда на слабую Россию, можно сказать, рукой махнули. Сейчас – совсем не то время. Сейчас уже серьёзные аналитики разведки говорят, что Соединённые Штаты допустили ошибку в просчётах – развалив и без того еле стоявший на ногах слабый Советский Союз, получили взамен мощную Россию. Не произвели простой арифметический подсчёт: Советский Союз был слаб потому, что все его финансы уходили на кормление и поддержание союзных республик. Громадные средства подпитывали, а по большому счёту, полностью питали жизнь республик Прибалтики, Средней Азии и Кавказа, и только остатки от этого стола доставались России. Когда прекратилось кормление, Россия смогла встать на ноги слишком быстро, чего тоже никто не ожидал. Правда, совсем твёрдо ещё не встала, но вскоре может и это произойти. И если сейчас с Россией уже приходится считаться, завтра она уже сможет свои условия ставить. И это главная причина, по которой Россию следует рассматривать как потенциального противника. И в России это тоже осознают. И понимают, что день ото дня разведчиков на противной стороне будет появляться больше и больше: русских в Америке, американцев в России. И этот факт стал уже реальностью.

Правда, у Дока Доусона задача своя и, говоря грубо, долгоиграющая. Результат может сказаться только тогда, когда полковник давно будет доживать свой век на пенсии. Участие в маленьких конкретных операциях, которые являются частью большого стратегического плана, не всегда нравится, тем не менее работа разведчика процентов на восемьдесят из этого и состоит. И любая разведка пользуется известным принципом – каждый «ахиллес» имеет свою «пяту», и удар по этой пяте является самым ощутимым для любой страны. Имеет свою пяту и Америка – недостаток углеводородных энергоносителей. Если оборвать поставки, то для американцев наступит всеобщая беда. Имеет и Россия – «кавказский синдром», который способен стать тормозом тогда, когда Россию следует остановить. А останавливать её уже пора. Для России выход на заполярные шельфовые месторождения энергоносителей, то есть то, о чём сейчас не говорит разве что тупой немой, будет означать возможность диктовать свою волю не только Европе, но в скором будущем и Соединённым Штатам. У американцев на эти месторождения есть свой взгляд, а если есть взгляд, можно найти и возможность для притязания. Однако эти притязания будут только тогда существенными, когда Россия станет слабой, когда в своём развитии вернётся на два десятилетия назад. И ослабить её в состоянии будет боль в области «ахиллесовой пяты», то есть постоянная конфликтная ситуация на Северном Кавказе. Это будет отнимать у России и силы, и финансы, уронит её международный авторитет, который начал снова появляться, и вообще русским станет не до того, чтобы развиваться и расширять сферу влияния в сторону Северного полюса, потому что произойдёт подогреваемая извне цепная реакция и радикальные мусульманские движения поднимут голову во многих частях страны. Начало этому и должен положить эксперимент, в разработке которого задействован полковник. Вернее, не самое начало. Начато всё достаточно давно и никогда не прекращалось. Но сейчас подошло время новый виток начинать, превращая процесс в перманентный. И прерывать его провалом в самом начале – плохая примета. И потому возможности провала следует избегать…