Текст книги " Нечистая, неведомая и крестная сила "

Автор книги: Сергей Максимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

* Егорьев день вместе с тем и пастуший праздник, когда оберс1атели стад дают твердое обещание во все время пастьбы не стричь волос своих на голове, чтобы отвлекать от стада волков.

на этот раз были все заперты. Пирог разламывается на столько частей, сколько в хозяйстве голов скота, и каждой дается по куску*, а верба, судя по принятому обычаю той местности, либо бросается на воду речки, чтобы уплыла, либо втыкается под стреху (верба спасает во время грозы от молнии). Белозерцы придерживаются еще таких обычаев, что накануне Егория убирают с глаз долой гребни, щетки и ножницы и (в Марковской волости) кладут в воротах, на землю, шерстяной пояс, клещи и крюк, иногда шейный крест или топор и нож, и выгоняют (как вологжане) скотину на улицу, а потом опять к ряду же и загоняют.

В глухой черноземной полосе (Орловской губернии) верят в Юрьеву росу, т.е. стараются в Юрьев день возможно раньше, до восхода солнца, когда еще не высохла ~ роса, выгнать скот со двора, особенно коров, чтобы они не болели и больше давали молока. В той же местности верят, что свечки, поставленные в церкви к Егорьеву образу, спасают от волков; кто забыл поставить, у того Егорий возьмет скотину "волку на зубы".

Чествуя "скотский" праздник, домохозяева не упускают случая превратить его в "пивной". Еще задолго до этого дня, рассчитывая, сколько выйдет ушатов пива, сколько сделать "жиделя" (пива низшего сорта), крестьяне озабочены мыслью, как бы не было "нетечи" (когда сусло не бежит из чана), и толкуют о мерах против такой неудачи. Подростки лижут ковши, вынутые из чанов с суслом; пьют отстой или гущу, осевшую на дне чана. Бабы пекут и варят и "обиходят" избы (моют). Девицы излаживают свои "баенны" (на

* Вологжане ^кадниковские) кусочки этого хлеба уносят на село и после обедни раздают нищей братии: иным в одно это утро': Егорьева ддя удается собрать таких кусочков целый мешок. ^

ряды). Когда пиво готово, к каждому родственнику в деревне несут бурак или «буртас»* и приглашают «гостить о празднике». Праздник Егория начинается с того, что каждый болыпак несет в церковь сусло, которое на этот случай называется «кануном». Его на время обедни ставят перед иконой святого Георгия, а после обедни жертвуют причту. Первый день пируют у церковников (в Новгородчине), а потом идут пить по домам крестьян. Или так, по-вологодски: первый день угощаются сами домашние, на второй день угощают родных, а на третий – сосед соседа. В иных местностях около недели мотаются друг к Другу, бродят из одной деревни в другую. Хорошего гостя водят прямо в погреб к самому чану – пей сколько влезет, если сумеешь потом сам вылезти.

Так как значительная часть удаленных и особо чтимых часовен, а равно тех ближних, которые охраняют избранные родники, указывают на места старых, лишь впоследствии освященных христианским именем, святых, то и по занимающему нас вопросу часовнями с именем святого Георгия отмечены таковые же места, где обычно справлялся общий "скотский" или "коровий" праздник. Из множества таких часовен выделяется, между прочим, в Вольском уезде Вологодской губернии в глухой деревушке Першинской "Георгиевская часовня", известная в народе под названием "Спас в Раменье". Эта часовня, снабженная даже колокольней с тремя звонами, привлекает сюда из трех соседних уездов, Кадниковского, Тотемского и Вольского, до 10 тысяч богомольцев, стекающихся на первый Спас, празднуемый накануне всенощной, а в день 1 августа – крестным ходом па реку Чургу (в полуверсте от

* Ведро из бересты, вместимостью около гарнца.

деревни). После погружения креста некоторые сбра^ сывают с себя одежды и купаются. Одежду хватают н^ лету бедные крестьяне и берут себе. Во время бесчио^ ленных молебнов, общих и частных, поступают пожер^ твования не только деньгами, но и льном, яйцами, а1 также домашним скотом. Все это оценивается и при чиновнике удельной конторы продается на сумм^ более тысячи рублей, поступающих в пользу архан' гельской приходской церкви. На улице против каждого дома выставляют столы с яствами и бочку или ушат пива и ведро водки ^для угощения.

Егорьев день, как и все старозаветные праздники, у домоседов черноземной России (например, в Чембар' ском уезде Пензенской губернии) сохранил еще следы почитания Егория как покровителя полей и плодов земных. Крепка уверенность в том, что Егорию были даны ключи от неба и он отпирает его, предоставляя силу солнцу и волю звездам. Многие еще заказывают обедни и молебны святому, испрашивая у него благословения нивам и огородам. А в подкрепление смысла древнего верования соблюдается особый обряд, выходящий из ряда обычных именно в этот Юрьев день.

Выбирают наиболее смазливого парня, украшают его всякой зеленью, кладут на голову круглый пирог, убранный цветами, и в целом хороводе молодежи ведут в поле. Здесь трижды обходят засеянные полосы, разводят костер, делят и едят обрядовый пирог и поют в честь Юрия старинную священную молитву-песню ("окликают"):

Юрий, вставай рано – отмыкай землю, Выпускай росу па теплое лето, На буйное жито На ядренистое, па колосистое.

XXIII

ЛОШАДИНЫЙ ПРАЗДНИК

На второй день третьего Спаса пахал мужик свой "пар", чтобы посеять озимую рожь. Лошадь заартачилась и остановилась; принялся мужик хлестать ее кнутом, а потом стал изо всих сил колотить палкой. Лошадь пала на колени и заржала. Хозяин осыпал ее бранью и проклятиями и пригрозил вспахать на ней целую десятину в один день. На этот сказ откуда ни взялись два странника с посохами.

"За что ты бьешь лошадь? – спрашивают они мужика. – Ведь ты ответишь за нее Богу, всякая животина на счету у Бога, а лошадь и сама умеет Ему молиться*. У вас вот на каждой неделе полагается для отдыха праздник, а у коня твоего в круглый год нет ни единого. Завтра наш день – Флора и Лавра: вот мы и пришли заступиться и посоветовать свести твою лошадь на село к церкви и соседям то же наказать, если хотят, чтобы лошади их были здоровы и в работе

* На основании этого поверья и в черноземных губерниях соблюдается обычай вешать в конюшнях, с правой стороны, над яслями образ Флора и Лавра, редкий решается (например, в Пензенской губернии) там испражняться, и в редких стойлах не подвешена убитая сорока (чтобы лошади были веселее).

крепки и охотливы. Мы приставлены к лошадям на защиту. Бог пелел нам быть им заступниками и ходатаями перед Ним".

Такова нехитрая пензенская легенда, свидетельствующая своим давним происхождением о повсеместном чествовании избранного святого дня Флора и Лавра. По орловскому поверью, почитание этих святых мучеников вызвано следующим случаем. Оба брата, Флор и Лавр, жили тем, что ходили по деревням и рыли колодцы. Один раз работа их была настолько неудачна, что обвалилась земля и похоронила обоих, и притом так, что никто этого не заметил. А колодец между тем завалился обычным порядком. Необычна была лишь та лужица, которая стала протекать из обвала и обнаружила чудсздейственную силу: ходившая сюда чахлая лошаленка одного мужика начала добреть – не с овса (так оказалось, по справке у хозяина), а именно от этого самого пойла. Стали гонять своих кляч сюда и другие и достигли того же. Тогда вздумали мужики рыть на этом месте колодезь и наткнулись там на Флора и Лавра: стоят оба брата, с железными лопатами в руках, целы и невредимы. Замечательно при этом стремление легенд приурочить этих святых греческой церкви к сонму'святых русской церкви как наиболее освоившихся с нуждами русского народа. В древней Смоленщине (Дорогобужский уезд) существует, например, такая легенда. Святые Флор и Лавр были по ремеслу каменщики и находились в числе строителей Киево-Печерской лавры. Один раз, когда они обламывали камни, осколок одного отлетел так неудачно, что попал в глаз единственному сыну и наследнику князя, заведовавшему работами. Разгневанный князь приказал закопать обоих братьев по пояс в землю и держать в ней до тех пор, пока не исцелится глаз, а в

случае, если глаз выгечет, то князь собирался виновных закопать совсем в землю живыми. По молитвам братьев. Госполь исцелил больного, и святые получили свободу.

Хотя эта легенда и оправдывает обычай прибегать к этим святым с молитвами при глазных болезнях, но гакой обычай – исключительный и узкоместный. Главное же и основное верование не утрачивает своей силы на всем пространстве русской земли. В Москве, на Мясницкой, прогин почтамта и около старинной церкви Фролопской, вдоль стены бывшего строгановuwio училища живописи, можно было любоваться выCIBUKOK) первостепенных московских рысаков, приводимых сюда для молебствия и до сих пор составляющих любительскую слабость купечества, глубоко укоренившуюся в городские нравы. Другой такой разнообразной и блестящей выставки, не похвальбы, а мольбы ради, только один раз бесплатно предоставляемой для обозрения любителям, положительно нигде уже нельзя пидеть на всем пространстве Великороссии. Праздные и шаловливые посетительницы кавказских вод, в этот же день на обширной площадке казачьей станицы, подле православной церкви греческого стиля в Кисловодске, могут любоваться теми скакунами всякого роста и возраста, с довольно разбитыми ногами, на которых совершаются горные прогулки. Скакунов приводят сюда для служения молебна святым мученикам ц окронления святой водою, освященною тут же на площади. Тот же обычай наблюдается и на севере. "До 300-400 голов лошадей приводят в село, – сообщает наш корреспондент из Никольского уезда Вологодской губернии, – для окропления святой подою". Лошали рабочие, местной мелкой породы, но большей части рыженькие; шерсть у них нс лоснится, как у мос

ковских рысаков, а зачастую хохлатая, так что не расчистить ее самой крепкой скребницей; неказисты они видом, но похвальны обычаем – нетребовательны в пище и изумительно выносливы: им нипочем те лесные дороги, где всякая другая породы лошадей надрывается. На "лошадиный праздник" пригоняют их подкормленными овсецом и даже крутопосоленным ячным хлебцем*. Гривы и хвосты расчесаны, и в них вплетены девками ленточки или лоскуточки кумача или ситцев самых ярких цветов.

Для "конской мольбы" в некоторых местностях (Вологодской, Костромской, Новгородской губерниях) существуют особые деревянные часовни, нарочито предназначенные для чествования мучеников в заветный их день. Некоторые часовни находятся в значительном удалении от сел, на лесных полянах (как, например, в лесах вологодских и петлужских) и стоят в течение всего года совершенно забытыми, а на праздник мучеников привлекают поразительное многолюдство и получают особое оживление. После торжественной обедни крестьяне – кто верхом, кто пешком, кто в телеге – отправляются, по мес гному выражению, "к пиву". Лошадей набирается так много, что поляна перед часовней сплошь покрывается ими. За версту от часовни раскинулось ровное поле, где по окончании молебствия начинаются скачки (новое доказательство древности лошадиного праздника, а равно и 'JOI'O, что самые часовни преде виляют позднейшие сооружения, освятившие собою места древних игрищ)– С построй

* BucKUlopbix местах зд нелеп обычай ^дкапывшьфролопскук) просфору (ржлиую). Каждый домохозяин H^CCI за пазухой одну такую просфору, 'побы разломить лома на кусочки и лагь по частице каждой Авороной скотине, начиная с коня и кончая поросенком

кой одной из таких часовен в ветлужских лесах прр данис связывает явление иконы святых мучеников при источнике из горы (лет 300 тому назал). Из часовни впоследствии образовалась церковь, стоявшая одиноко в темном лесу, в семнадцати верстах o'i жилья. "За сто верст (свидетельствует корреспондент) со всех сторон съезжаются сюда служить водосвятный молебен после обедни, а также и после того, как все верхом, по три раза, успеют объехать кругом церкви. Священник выносит крест со святой водой, благословляет крестом и все время кропит, причем каждый, проводящий мимо пего лошадей, старается о том, чтобы хо1я одна капля святой воды попала на лошадь. Как только нее объехали, священник осенит крестом и скажет: "С Богом", тогда все разъезжаются по домам".

Обычные скачки на лошадях в перегонку (отчего кое-где и самый праздник получает название "скакалки") сохранились далеко не везде. Даже в той же Вологодской губернии (в Вольском уезде) "фролят" только любители из взрослых, т.е. скачут в перегонку в первое воскресенье, следующее за Петровым днем. Оно называется "конною мольбой" именно погому, что в этот день установлено молебствие о лошадях, и каждый хозяин приводит на площадь если не всех, то по крайней мере одну лошадь. Зато повсюду установлено общим и неизменным правилом кормить в этот день лошадей в полную сыть и ни в каком случае на них не работать (даже на скачках седлать лошадей не принято). Во всяком случае, "Фролы" или по крайней мере самый день праздника отличается в деревне особым торжеством, в лесных же губерниях этот лень замечателен по обилию яств и питей. Избы к тому времени чисто вымыты, хозяева принаряжены, пива наварено вдосталь, гости не спесивы, а потому и пир легко и Нечистая сила

скоро идет в гору и доходит до тех криков, когда все галдят и никто Лруг Друга не слушает, и даже до беспричинной ссоры и кровавой драки. На "Фролах" дают себе волю выпить лишнее и женщины, что составляет исключение, сравнительно с прочими деревенскими праздниками. Это особенно заметно в вологодских краях: "Мужики, которые любят винцо, пьют очень мало, даже некоторые совсем отказываются, зато уж бабы пьют за себя и за мужиков, бабы и старухи уже поздно вечером еле плетутся домой".

И на этот раз, как при чествовании Власия, в стройный однообразный ряд обрядов христианского молитвенного чествования святых Флора и Лавра врывается кое-где, как осколок доисторической веры, обряд нелепых жертвоприношений, подобный тому, который замечен был в Пермской губернии и так описан самовидцем: "На вспаханном под пар поле, сплошь усеянном народом, лежат в крови и корчатся в предсмертных судорогах голов до двадцати животных, издающих душераздирающие стоны и хрипение. Вот ведут на веревке к "жертвенному полю" молодого бычка. На него набрасывается, с криком и шумом, толпа народа, и через момент несчастное животное лежит уже распростертым на земле, придавленное толпой жертвователей. А в это время проходит жрец конца XIX века с невозможно тупым ножем и начинает пилить животному горло. Процесс пиления продолжается не менее четверти часа. Помощники жреца тотчас же приступают к потрошению. Таким образом, ко времени, когда у животного будет окончательно перерезано горло, с него успеют содрать всю шкуру и отрезать ноги. Затем начинается жаренье животных на кострах. Около двух часов ночи раздается удар в колокол, возвещающий, что жертвенное кушанье поспело, и толпа набрасыва

ется на горячее мясо с криком и дракою, причем большинство желают получить мясо ради его "особо священного свойства". Обряд этот и пиршество, под общим именем "скотского праздника", совершается не иначе, как в день Флора и Лавра". "Пе ирония ли эго судьбы (справедливо замечают в газете "Уральская жизнь", сообщившей об этом событии), что подобное медленное истязание животных происходит в "скотский праздник?"

XXIV

НИКОЛА ВЕШНИЙ

Никола Вешний, или "Никола с теплом", называется так потому, что с этого дня (9 мая) устанавливается теплая погода. "Никола осенний лошадь на двор загонит, а Никола весенний лошадь откормит", – говорят крестьяне, характеризуя приволье подножных кормов.

День Николы Вешнего считается мужским праздником, так как в этот день парни первый раз едут в ночное и на лугах, при свете костров, справляют свой нехитрый пир: привозится водка, закуска, жарится неизменная яичница, а после заката солнца являются и девки. Надзора со стороны старших и этот день не полагается, и молодежь па полной свободе водит хороводы, поет песни и пляшет до утренней зари.

Что касается взрослого населения, то оно также считает Николу Вешнего покровителем лошадей и заказывает в этот лень молебны с водосвятием, чтобы святой Никола уберег коней от волков и медведей и даровал табунам здоровье. Вообще святой Никола пользуется в народе огромным уважением за его любовь к крестьянам и почитается самым старшим и самым близким к Богу свягым угодником. На этот счет в Крас

послободском уезде Пензенской губернии олпн кр-. i тьянин рассказал нашему корресиондонгу следующую легенду: "Однова мужик посеял рожь и, как управился, пошел в воскресенье в храм Божий и взял с собою гривну (3 коп.) на свечку. Только, этта, купил мужпк свечку и задумался: кому ее ставить. Видит он, чго народ ciaвит– Миколс, пошел и сам к Миколаю. Поставил свечку, отвесил поклон и молится: "Микола, батюшка милостивый, отец родной! Уроди ты мне ржицу". А пророкто Илья услышал мужикову молитву и осерчал. "14 что это, – говорит, – мужик Миколу все просит, а не меня: чай, я не хуже Миколая-то? Бот погоди, прилет лето, пущай Микола уродит мужику рожь, а я возьму да градом и выбью". Услыхал эти слова Микола милостивый и осерчал: "АН, нет – не выбьешь". "Ап, выбью". Вот они и заспорили. Послал Микола дождь, и рожь у мужика выросла лучше всех. Радуется мужик. "Ну, – думает, – и зашибу я деньгу". А того и нс знает, что пророк-то Илья на его рожь с неба посматривает и все норовит, как бы ее градом хватить. Только и Миколай нс дремлет: приходит, это, он к мужику и говорит: "Продай рожь нс жамшни". Мужик послушался и продал: ржи в тот год у всех были плохи, и ему за его хорошую рожь эва сколько деньжищ сосед отвалил. Вот пришла жатва, а Илья-то не знал, что мужик продал рожь, и такой ли град послал, такой град, что вся рожь полегла на землю. Тогда Микола опять является к мужику и говорит: "Ты, мужик, купи рожь-то свою побитую". Мужик послушался и, почитай, задаром взял свою рожь назад. А Микола чем нременем послал дождь и поднял рожь с земли, и опять у мужика стала хорошая рожь. Рассердился, разлютовался Илья, когда узнал, как его Миколай обошел, и порешил на следующий год опять побить мужикову

рожь, да только Никола опять наставил мужика продать рожь не жанши, и Илья так и остался ни с чем".

День Николы Вешнего не связывается в народном представлении с какими-нибудь особыми земледельческими приметами, если не считать того, что этот день признается временем среднего посева яровых хлебов. С Николина дня точно так же "заказываются" луга, что обыкновенно делается посредством древесных прутьев и веток, которые втыкаются в землю на межах – признак, что пасти скот на этих лугах возбраняется.

XXV

ВОЗНЕСЕНИЕ

Живое, образное представление евангельского события – восхождения Спасителя на небо во всей божественной славе своей – в обиходной жизни русских деревень потребовало вещественного обрядового знака, подобного пасхальным куличам, сыру и яйцам и т.п. На этот раз чествование высказалось полнейшим простодушием, в умилительной форме самого верования. На праздник Вознесения пекут пироги с зеленым луком, а главное особенное кушанье – хлебные "лесенки" (в Ярославской губернии). Такие лесенки делаются обязательно с семью перекладинками, как бы ступеньками, по числу семи небес Апокалипсиса. Прежде эти пироги и лесенки освящались в церкви, относились на колокольню и бросались вниз на землю. При этом, конечно, гадали о том, на какое из семи небес сужлепо попасть гадающему. Когда все семь ступенек оставались целы, это указывало гадальщику прямой путь на небо, и наоборот: если лесенка разбивалась в мелкие куски, то тем самым обнаруживала страшного грешника, который ни на одно из небес не годился. В настоящее время гадание это упростилось до того, что лесенки бросают прямо на пол, около печи, которая

их испекла. Простолушие верования и стремление к образному выражению его на этом обычае нс остановилось, а пошло далее. В Вологодской губернии (Кадникопский уезд), например, к рогулькам из тесга (которые также называются лесенками) прибавляют еще особое печенье – сочни с овсяной крупой, называемые "христовыми окутками", всегдашней принадлежностью всякой крестьянской обуви, неизбежной при хождениях и восхождениях.

О путанице в переносе весеннего праздника, в виде Семика и Русальной, с венками и неизбежной яичницей, на разные праздники церковного календаря мы укажем в своем месте. Относительно же Вознесения, между прочим. Ярославское Пошехонье представляет кой-какие дополнения и отличия. Так, например, тамошние девушки с готовой яичницей, завязанной в платок, обходят нее деревенские ноля одни (парни ни в каком случае не допускаются). Когда съедят обетное кушанье, девушки начинают кататься по траве и приговаривать:

"Расти, трава, к лесу, а рожь к овину". Некоторые стараются объяснить этот языческий обычай почитания русалок самым днем, для того намеченным (четверг посвящается богу-громовнику), радуясь тому подходящему случаю для замены, что и христианский праздник всегда выпадает на четверг.

XXVI

СЕМИК И РУСАЛЬНАЯ

В память старой веры и дедовских обычаев за "неделею всех святых" сохранилось название "русальной", а последнее весеннее воскресенье на том же основании именуется "проводами весны и встречей русалок". Весну, впрочем, провожают накануне начала Петровского поста, вечером, когда обычно ноют и пляшут, а в черноземной Руси (например, в Елатомском уезде Тамбовской губернии) на другой лень (и также вечером) совершают эти проводы в лицах: молодые крестьяне, женатые и неженатые, наряжаются в торпища* и прячутся около села во ржи, поджидая, когда выйдут сюда девушки и молодые бабы. Тогда во ржи где-нибудь разлается легкое хлопанье кнутов, которыми запаслись мужчины. Бабы и девушки испуганно вскрикивают: "Русалоцки... русалоцки" – и разбегаются в разные стороны. Вдогонку за ними пускаются наряженные, стараясь ударить оплошавших женщин кнутом. Бабы спрашивают: "Русалоцки, как лен?" (уродится). Ряженые же указывают на длину кнута, вызывая

* Торпище – большая холщовая простыня или мешочная лорюга в виде полога.

бабьи выкрики: "Ox, умильные русалоцки, какой хороший!" В Пензенской губернии к э^ому дню молодежь приготовляется еще за нелелю, с самою Троицына дня, и xoi>i ряженых бывает немного, но все умеют бьпь веселыми и сгараются быть забавными. Олин наряжается козлом, другой падепаег на руки и на ноги валеные женские сапоги и изображает собой свинью (самая трудная роль), третий шагает на высоких ходулях, чегвертый наряжаегся лошадью (когда все четыре конца топорища увязаны соочвегствующим образом толс1ыми бечевами, то является подобие лошадиной головы, вполне удовлетворяющее зрение, если воткнуты два колышка в голову, в замену ушей, и все это прикреплено к палке). С эгой палкой в руке, прикрытый топорищем, парень являет собой подобие коня, ставшего на дыбы. Есть еще один, более простой способ наряжаться лошадью – для эгого на палку (в два с половиной аршина) надеваегся головная лошадиная кость, а самую палку обивают пологом и окручивают веревкой, у которой один конец оставляется свободным. За этот повод уздечки берется ловкий молодец, изображающий вожака и руководящий скачками и пляской упрямой, норовистой лошади. Она брыкается, разгоняя хохочущую толпу девчонок и мальчишек, а тут же, рядом с ней, бодается козел, постукивая дере-. вянными челюстями и позванивая подвязанным колокольчиком. Но самое большое удовольствие получает тот шут в маске, который забирается в бабью толпу, поталкивает и пощупывает, повертывает и обнимает. Все имеющиеся налицо музыкальные инструменты принесены сюда: заливаются гармошки, трынкают балалайки, пищит скрипка, и для полного восторга провожающих весну раздаются громкие и звонкие звуки от ударов в печные заслонки и сковороды. Впрочем,

ряженые иногда ограничиваются тем, что просто испачкаются сажей и с шумом и треском обходят всех сосюятельных жителей, как обходили не так давно все помещичьи дворы, заслуживая пляской трепака yioщение водкой. Самая процессия проводов весны совершается так: впереди идут с лошадью русальщики, за ними бегут вприскочку перепачканные ребятки (эю ^номелешники" или "кочерыжники"), которые подгоняют кнутами передних. В поле, за деревней, делают несколько холостых выстрелов из ружей, а в честь русалок выделяется бойкая девушка, которая, с палками в руках, скачет взад и вперед. Затем лошадиную голову бросают в яму до будущего года – это и есть проводы русалки и прощание с весной. Надурачившись в своем селе, зачастую переходят в соседние деревни, пока там, л глухую полночь, не свалятся с ног. Но чаще (по свидегельству одного корреспондента из Саранского уезда Пензенской губернии) бывает так: "Когда толпа поредеет и на улице остаются парни, девки да солдатки, парни подхватывают их и тащат в сторону к амбарам и погребам. Женщины сопротивляются, и все затеи женихов, к чести девушек, остаются безрезультатными. И это не в один какой-либо вечер, а всегда". Описывая своих, похваливая их нравственность, наш автор исполнил честно только добрый соседский обычай. Но в действительности веселый бог весны не так милостив и жалостлив к молодежи, как было бы желательно, по крайней мере не на то наводят, не о том говорят все эти "веснянки" – старинные песни, а особенно те из них, которым присвоено название семиуких. Семик тоже весенний праздник, и притом самый веселый и коренной и так же цельно и свято соблюдаемый с древних времен седой доисторической старины. С русальным праздником у Семика такое близкое родст во, что,

судя по самым основным приметам, их теперь и отделить очень трудно, а с широкой масленицей у Семика такое сходство и сродство, что оно не ускользнуло и из праздничных хвалебных песен. Разница тут только в том, что один праздник приспособлен к концу весны, другой к концу зимы, и оба и честь красного солнышка.

Основное ядро ссмиукого праздника и существенная отличительная его особенность – завивание вспков – осталось в прежней силе и неизменном порядке, но сроки отправления празднества перепугались. Так, например, в окрестностях города Углича для завивания венков избран Вознесеньев день, в Калужской и Орловской губерниях делают то же на Духов день, в Симбирской губернии Семик приходится еще за два дня до Троицына дня, а в Пошехонье и вообще в Ярославской губернии – на Троицын день. В Симбирской губернии особенно избранные девушки, накануне Троицына дня, ходят с раннего утра под окнами подруг и объявляют о наступлении Семика такими словами: "Троица но улицам. Семик по задам". Это значит, что когда каждая украсит свою избу березками вдоль всей деревенской улицы, то им, деревенским девицам, придется идти за околицу, под предводительством избранной по жребию и одетой в мужское платье (это Семик). Идут разодетые и с запасами: с печеными и сырыми яйцами для неизбежной яичницы, с лепешками и пирогами. В ближней роще выбирают кудрявую березу, срубают самую густую ветку, украшают ее лентами, втыкают в землю и, ухватившись за руки, сплетаются хороводом и поют известную песню "Как из улицы в конец шел удалый молодец", с припевом о Дунае-сыне-Ивановиче. Песни поют до обеда, т.е. до той поры, когда дойдет очередь до принесенных яств, после чего с той же березы рвут ветки и плетут пенки,

с коюрыми опять водят хороводы и играют песни, спрашивая в одной из них: "Мне куда тебя, пеночек, положить?" и отвечают: "Положу тебя, веночек, на юлонку, ко душе милой девице, ко названной сестрице^. 4-10 споют, то и сделают, а придя "а пруд или реку, с зажмуренными глазами бросают венки на воду и гадают: потонул венок – в тот год замуж не выйти, л пожалуй, даже и умереть, по очень хороню считается, если венок всплывет, да еще и против течения.

В Ярославской губернии через сплетенные из березы венки девицы целуются, обязуясь сохранить на целый год дружбу, до новых поцелуев, хотя бы и с другой девушкой. Близ Углича игра с разукрашенной березкой и яичницей применяется к гаданию на урожай ржи, так как березку ставят среди озимого поля, а яичницу едят нс иначе, как бросая через голову часть се и целые яйца в рожь, "чтобы она, кормилица, лучше уродилась" ("колосок рожки уродился с ложку, а комелек рожки с Христову ножку"). Затем по ржаной полосе катаются, переваливаются с боку па бок, для того, чтобы не болела во время жнитва спина и не "расхваталась" (от схватки пучков ржи па серн) рука, перевязанная для устранения возможной беды на это время в запястье ниткой. Почествовав таким способом рожь, завивают венки на себя, на родителей, на жениха или просто на знакомых, оставляя их до Троицына дня, когда ходят "ломать венки", т.е., погадавши на них, бросают в воду.

XXVII

ТРОИЦЫН ДЕНЬ

Троицын день можно с полным основанием назвать "зелеными святками", и нс только потому, что и этот день прихожане выстаивают в церквах обедни с букетами луговых цветов (в Ярославской губернии называю'1С>1 "духами") или ветками деревьев, но и по той причине, что как улицы, так и лома украшаются березками. Полевые цветы, побывавшие в церкви, засушивают и хранят за иконами для разных надобностей: их кладут пол свежее сено и в житницу, чтобы не водились мыши, и норы на грядах от землероек, и на чердак, чтобы устранить пожарные беды. Деревья свозят на деревенские улицы целыми возами и украшают нс только двери, но и косяки окон, а в особенности свою "матушку-церкву", пол которой усыпается свежей травою: ее всякий при выходе от обедни старается захватить из-под ног, чтобы примешать к сепу, вскипятить с водой и пить как целебную. Из листьев деревьев, стоявших в церкви, иные вьют венки и кладут их в горшки при рассаживании капусты.

Таковы, в сущности, главнейшие специальные обычаи, приспособленные к троицкому празднику и бла

1 "словленные церковью, выделившею их на этот д^нь ii3 Семика и русальных чествований. Этим объясняется ;а пучаница, которая замечается в различных мес-шосгях при установке обряловых приемов на определенные сроки. Иные из этих приемов предшествуют, иные говнадают с Троицыным днем (как и указано нами в надлежащих статьях) и даже опережают его все на том же основании, что эти празднества в честь весны находятся в полной зависимости от ее позднего или раннего прихода, хотя 61)1 и в отношении такого рода увеселений, которые представляют собою рели или качели, устраиваемые не для одних малых ребят, а вообще для всей молодежи*.

В среде последней в Новгородчине сохранился, цошдимому, старинный обычай, приноровленный именно к Троицыну дню (точно так же, как и к масленице) и называемый "трясти порох". Состоит он в следующем. Во время гулянья, на лугу, среди хороводов и игр в "огорыши" (старозаветные "горелки"), к-ю-нибудь из мужчин схватывает картуз с молодого повожена, трясет им над головой и кричит во все горле) и на целое поле: "Порох на губе, жена мужа нс любит". На этот крик молодуха выделяется из толпы (и и гом вся задача, чтобы сделачь это возможно быстрее), становится перед мужем, кланяется ему в пояс, снимает 1от картуз, который успевают положить ему на голову