Текст книги " Нечистая, неведомая и крестная сила "

Автор книги: Сергей Максимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Максимов С В
Нечистая, неведомая и крестная сила

Максимов С.В.

Нечистая, неведомая и крестная сила

Из поколения в поколение передавались на Руси вековые традиции, обычаи, обряды, старинные заговоры и рецепты, многие из которых собраны в этой уникальной книге, незаменимой для тех, кто хочет постичь великие тайны и овладеть искусством исцеления.

СОДЕРЖАНИЕ

Нечистая, неведомая и крестная сила

КРЕСТНАЯ СИЛА

I святки

В крестьянском быту святки считаются самым большим, шумным и веселым праздником. Они обнимают собой период времени от Николина дня (6 декабря) до Крещения (6 января), т.е. как раз тот месяц, когда земледельческое население, обмолотив хлеб и покончивши со всеми работами, предается отдыху.

Святки начинаются праздником молодежи по преимуществу, хотя и взрослое население не остается равнодушным к общему веселью и к тому приподнятому, несколько торжественному настроению, которое свойственно всем большим праздникам в деревне. Но всетаки центром празднеств служит молодежь: ее игры, песни, сборища и гадания дают тон общему веселью и скрашивают унылую деревенскую зиму. В особенности большой интерес представляют святки для девушек: в их однообразную трудовую жизнь врывается целая волна новых впечатлений, и суровые деревенские будни сменяются широким привольем и целым рядом забав и развлечений. На святки самая строгая мать не заставит дочку прясть и не будет держать за иглой в долгие зимние вечера, когда на улице льется широкой волной веселая песня парней, когда в "жи

ровой" избе на посиделках заливается гармония, а толпы девушек, робко прижимаясь Друг к другу, бегают "слушать" под окнами и гадать в поле. Гадание составляет, разумеется, центр девичьих развлечений, так как всякая невеста, естественно, хочет заглянуть в будущее и, хоть с помощью черта, узнать, кого судьба пошлет ей в мужья и какая жизнь ожидает ее впереди с этим неведомым мужем, которого досужее воображение рисует то пригожим добрым молодцом, ласковым и милым, то стариком-ворчуном, постылым скрягой, с тяжелыми кулаками.

О том, как совершаются гадания, мы подробно скажем в главе "Новый Год", здесь же заметим только, что обычай вызывать своего суженого и в особенности так называемые страшные гадания довольно заметно отражаются на душевном состоянии гадальщиц. Почти на протяжении всех святок девушки живут напряженной, нервной жизнью. Воображение рисует им всевозможные ужасы, в каждом темном углу им чудится присутствие неведомой, страшной сильг, в каждой пустой избе слышится топот и возня чертей, которые до самого Крещения свободно расхаживают по земле и пугают православный люд своими рогами, черными рожами. Это настроение поддерживает не только само гадание, но и те бесконечные рассказы о страшных приключениях с гадальщицами, которыми запугивают девичье воображение старухи и пожилые женщины, всегда имеющие про запас добрую дюжину страшных историй. Чтобы дать читателю представление об этих "святочных" рассказах, являющихся плодом народной фантазии, приведем рассказ крестьянки Евфросиньи Рябых, записанный в Орловском уезде. "Пришла я с загадок и задумала суженого вызвать – страх хотелось мне узнать, правда это или нет, что к девушкам ночью

суженые приходят. Вот стала я ложиться сдать, положила гребенку под головашки и сказала: "Суженыйряженый, приди ко мне мою косу расчесать". Сказавши так-то, взяла я и легла спать, как водится, не крестясь и не помолившись Богу. И только это я, милые мои, заснула, как слышу, полез кто-то мне под головашки, вынимает гребенку и подходит ко мне: сдернул с меня дерюгу, поднял, посадил на кровати, сорвал с моей головы платок и давай меня гребенкой расчесывать. Чесал, чесал, да как зацепит гребенкой за косу, да как дернет – ажио у меня голова затрещала. Я как закричу... Отец с матерью .векочили: мать ко мне, а отец огонь вздувать. Вздули огонь, отец и спрашивает: "Чего ты, Апрось, закричала?" Я рассказала, как я ворожила и как меня кто-то за косы дернул. Отец вышел в сенцы, стал осматривать двери – не видать ничего. Пришел он в избу, взял кнут и давай меня кнутом лупцевать – лупцует да приговаривает: "Не загадывай каких не надо загадок, не призывай чертей". Мать бросилась было отнимать – и матери досталось через меня. Легла я после того на постелю, дрожу вся, как осиновый лист, и реву потихоньку: испужалась, да и отец больно прибил. А утром только я поднялась вижу, голова моя болит так, что дотронуться до нее нельзя. Глянула я около постели своей наземь – вся земь усыпана моими висками. Вот как "он" меня расчесывал. Стала я сама расчесывать косу, а ее и половины не осталось – всю почти суженый выдернул".

А вот еще один рассказ, записанный в Череповецком уезде Новгородской губернии: "Собрались, это, девки на беседу в самый сочельник, перед Рождеством – не работать (в сочельник – какая работа: грех), а так погадать да "послушать" сходить. Вот погадали, погадали, а одна девка и говорит: "Пойдем-кось, де

воньки, к поросенку слушать: у нас сегодня большу щего закололи и тушу в амбар стащили, пойдемте". Вот и пошли, надо быть, пять девок. Сняли с себя крес ты, немытика помянули, очертились ножиком, и одна, которая посмелее, говорит: "Чушка, чушка, скажи, где мой суженый-ряженый?" А поросенок им из амбара: "Отгадайте три загадки, тогда отгадаю всем суженых. Наперво отгадайте, сколько на мне щетинок?" Отга дывали, отгадывали девки – не отгадали: где сосчи тать щетинки на свинье? А поросенок им другую за гадку: "Сколько на мне шерстинок?" Тоже думали, ду мали девки – не отгадали. А поросенок опять: "Сколь ко во мне суставов?" Опять не отгадали девки, а по росенок как рыкнет: "Ну, так я вас всех задавлю". Девки бежать. Прибежали на беседу – лица на них нет. А хозяйка-то беседы, видно, догадливая баба была, бывала в этих делах: сейчас четырем девкам на голову глиняные горшки надела, а этой, коя загадывала, по душку положила. Вдруг как' вломится в избу свинья. Схватила с одной девки горшок, думала, это голова, да о пол, схватила с другой – о пол, да так со всех четырех, а с пятой схватила подушку и убежала".

Как ни страшны сами по себе такие рассказы для напуганного воображения молоденьких слушательниц, однако в веселые святочные вечера даже эти ужасы не могут удержать девушек в хатах, и, как только на селе зажгут огни, они как тени скользят по улице, проби раясь на посиделки. Да и не мудрено: до страха ли тут, когда впереди ожидают танцы, маскарады, игры, песни и когда к этим беседам так долго и так много готовились. Почти целый месяц приготовлялись: девушки шили наряды, парни готовили маскарадные костюмы и выбирали "жировую" избу.

Последний вопрос – о выборе избы для посиделок – повсюду считается очень важным и решается сообща. Чаще всего, за два, за три рубля, какая-нибудь одинокая солдатка или полунищая старуха уступает молодежи свою избу, позволяя вынести домашнюю рухлядь и убрать все так, как захотят наниматели. Деньги за избу платятся наличными или отрабатываются, причем только в очень немногих местах девушки освобождаются от взносов. В большинстве же случаев деревня не знает привилегии дам и обкладывает девушек наравне с парнями, а местами даже заставляет их платить больше, так что если парень вносит шесть копеек, то девушка должна платить двенадцать, а в случае бедности – день жать.

Святочные посиделки начинаются обыкновенно не ранее 6 декабря и отличаются от всех других посиделок тем, что и парни и девушки рядятся. Это своего рода деревенский бал-маскарад. Правда, ряженье – в особенности в первые дни святок – бывает самое незамысловатое: девушки наряжаются в чужие сарафаны (чтобы парни не узнали по одежде) и закрывают лицо платком, и только самые бойкие наряжаются в несвойственную одежду: парни – в женский, девушки – в мужской костюм. Это последнее переодевание практикуют чаще всего гости, приходящие на посиделки из чужих деревень, чтобы легче было интриговать и дурачить знакомых. Сама же "интрига" в таких случаях бывает крайне незамысловата: обыкновенно парень, переодетый девкой, выбирает себе в кавалеры какогонибудь влюбчивого и простоватого парня и начинает его дурачить: заигрывать с ним, позволяет вольные жесты и пощипывания, назначает свидания и даже дает нескромные обещания. К концу вечера простофиля

кавалер обыкновенно пламенеет от страсти и умоляет свою даму, чтобы она осчастливила его немедленно. Но дама обыкновенно кокетничает и уступает не сразу, Зато потом, когда все-таки она выйдет на свидание и влюбленный парень заключит ее в объятия, из избы выскакивает целая ватага хохочущих молодцов, кото рые быстро охлаждают любовный пыл простофили, на бивая ему полные штаны снегу. Приблизительно такой же характер носят интриги девушек, наряженных пар нями. Они тоже выбирают себе наиболее простоватых девиц, ухаживают за ними, уговаривают за себя замуж и даже выпрашивают иногда в залог платок, колечко и пр. Справедливость требует, однако, заметить, что интриги подобного рода далеко не всегда отличаются скромностью. Случается, что какая-нибудь расшалив шаяся солдатка, наряженная парнем, выкинет такую штуку, что присутствующие девушки сгорят от стыда. Но таких солдаток обыкновенно успокаивают сами же парни, которые с хохотом и криками разоблачают озорницу почти донага и в таком виде пускают ее на улицу, где еще вываляют в снегу. Вообще сдерживаю щим началом на посиделках служит присутствие в "жировой" избе посторонних людей в лице ребятишек и пожилых мулкчин и женщин. Особенно стесняют ре бятишки: иной парень и рад бы позволить себе какую нибудь нескромность в отношении интересующей его девушки, но он видит, что с полатей свесилась голова мальчишки – брата девушки, который все примечает и в случае надобности скажет матери, а то и отцу шеп нет. Эти лежащие на полатях контролеры иногда так раздражают парней своим неусыпным надзором, что дело кончается побоями: од^н из парней берет веник и с ожесточением хлещет ребятишек в то время, как

другой припрет дверь и никого не выпускает из избы. Экзекуции такого рода сплошь и рядом достигают цели, и ребятишки с ревом и плачем, без души разбегаются по домам, как только их выпустят. Сдерживающим началом служит до некоторой степени и присутствие на посиделках чужих парней и девок, пришедших из соседних деревень. Их принимают как гостей и стараются, чтобы все было прилично и чинно. Хозяева беседы, как парни, так и девицы, встают с лавок и предлагают их занять гостям, а во время танцев обращают строгое внимание, чтобы чужие девки не оставались без кавалеров и чтобы с парнями-гостями танцевали девки "первого сорта", т.е. самые пригожие. Впрочем, бывают случаи, когда именно присутствие на посиделках чужих парней, явившихся незваными гостями, служит причиной ожесточенных ссор и даже драк. Вот что на этот счет сообщает наш корреспондент из Никольского уезда Вологодской губернии: "Если какой-нибудь парень из чужой деревни вздумает "ходить" (ухаживать) за девкой и посещать игрища, то он непременно должен выставить парням-однодеревенцам девушки в виде отступного водки – в противном случае он платится побоями и даже увечьем. Избитый, в свою очередь, редко оставляет побои без отмщения и, подбивши парней своей деревни "выставкою" им водки, является в сопровождении целой ватаги в село к оскорбителям и врывается на игрище, где и завязывается обыкновенно свалка. Девки в таких случаях разбегаются по домам, а парни выходят на улицу и дерутся уже не на кулаки, как в избе, а "плахами" (поленьями). Драки подобного рода происходят по нескольку раз, возобновляясь все с новой силой, и кончаются или тем, что коренные парни как побежденные

соглашаются принимать на игрище чужаков "без водки", или как победители "сдирают" с противников водку, которую и распивают на посиделках"*.

Кроме танцев (кадриль, ленчик, шестерка) и гаданий, любимым развлечением на посиделках являются так называемые игрища, под которыми следует разуметь, между прочим, представление народных комедий, где и авторами, и актерами бывают деревенские парни. В одной из таких комедий фигурируют, например, какой-то король Максимилиан, его непокорный сын Адольфий и приближенный короля Марк-гробокопатель; в другой главным лицом является Степан Разин со своими разбойниками и красными девушками, причем центром пьесы служит кровавая расправа Разина с корыстным купцом; в третьей, наконец, центральной фигурой является помещик и т.д. Обо всех этих пьесах мы скажем несколько ниже, здесь же позволим себе заметить, что игрища в огромном большинстве случаев поражают наблюдателя грубостью нравов, так что отцы церкви не напрасно называли их "бесовскими". Конечно, нельзя отрицать, что в доброе старое время святые отцы подходили к вопросу с известным предубеждением и видели в игрищах только остатки язычества и того двоеверия, с которым они так энергично боролись. Но невозможно в то же время упускать из виду, что добрая половина игрищ сама по себе составляет остаток варварства, поражающий стороннего наблюдателя своим откровенным цинизмом.

* Такие драки в большом ходу не только в Вологодской губернии, но почти повсеместно. Объясняется это тем, что на девок своей деревни парни смотрят как на своего рода коллективную собственность, которую и защищают от ухаживания посторонних людей. Во всеобщем употреблении точно так же и водка, которая одна дает право ухаживать за "чужими" девками.

Этот цинизм ужасен еще тем, что он почти всегда переходит в жестокость и издевательство над слабыми, т.е. над деревенскими девушками, за которых некому вступиться. "Деревенские парни, – пишет наш корреспондент из Череповецкого уезда Новгородской губернии, – позволяют себе на беседах такие дикие выходки, что только привычка 'здешних девиц к терпению и цинизму мужчин останавливает их от жалоб в суд". Для образца укажем несколько излюбленных святочных игр, практикуемых почти повсюду.

1) Игра в кобылы. Собравшись в какую-нибудь избу на беседу, парни устанавливают девок попарно и, приказав им изображать кобыл, поют хором:

Кони мои, кони, Кони вороные...

Затем один из ребят, изображающий хозяина табуна, кричит: "Кобылы славные, кобылы! Покупай, ребята!" Покупатель является, выбирает одну девку, осматривает, как осматривают на ярмарке лошадь, и говорит, что он хотел бы купить ее. Дальше идет торговля, полная неприличных жестов и непристойных песен. Купленная "кобыла" целуется с покупателем и садится с ним. Затем с теми же жестами и песнями происходит переторжка, после чего начинается ковка кобыл. Один из парней зажигает пук лучины (горн), другой раздувает его (мехи), третий колотит по пяткам (кузнец), а покупатель держит кобылицины ноги на своих, чтобы не ушла.

2) Игра в блины. Эта игра столь же популярна, как и предыдущая, и состоит в том, что один из парней берет хлебную лопату, или широкий обрезок доски, а другой поочередно выводит девушек на середину избы

и, держа за руки, поворачивает их спиной к первому парню, который со всего плеча бьет их по спине. Это и называется "печь блины".

3) Игра в быка. Парень, наряженный быком, держит в руках, под покрывалом, большой глиняный горшок с приделанными к нему настоящими рогами быка. Интерес игры в том, чтобы бодать девок, и притом бодать так, чтобы было не только больно, но и стыдно. Как водится, девки подымают крик и визг, после чего быка убивают: один из парней бьет поленом по горшку, горшок разлетается, бык падает, и его уносят.

4) Игра в гуся. Гусь приходит тоже под покрывалом, из-под которого виднеется длинная шея и клюв. Клювом гусь клюет девок по голове (иногда пребольно), и в этом состоит все его назначение.

5) Игра в лошадь. Над лошадью ребятам приходится много трудиться, чтобы приготовить ей сверх покрывала голову, похожую на лошадиную. Но смысл игры все тот же: лошадь должна лягать девок.

6) Игра в кузнеца. Это более сложная игра, представляющая собой зародыш деревенской комедии. В избу, нанятую для беседы, вваливается толпа парней с вымазанными сажей лицами и с подвешенными седыми бородами. Впереди всех выступает главный герой кузнец. Из одежды на нем только портки, а верхняя голая часть туловища разукрашена симметрично расположенными кружками, изображающими собой пуговицы. В руках у кузнеца большой деревянный молот. За кузнецом вносят высокую скамейку, покрытую широким, спускающимся до земли, пологом, под которым спрятано человек пять-шесть ребятишек. Кузнец расхаживает по избе, хвастает, что может сделать все, что угодно: замки, ножи, топоры, ухваты и, сверх того, умеет "старых на молодых переделывать". "Не хочешь

ли, я тебя на молодую переделаю?" – обращается он к какой-нибудь девице не первой молодости. Та, разумеется, конфузится и не соглашается. Тогда кузнец приказывает одному из ряженых стариков: "Ну-ка, ты, старый черт, полезай под наковальню, я тебя перекую". Старик прячется под пологом, а кузнец бьет молотком по скамейке, и из-под полога выскакивает подросток. Интерес игры состоит в том, чтобы, при каждом ударе, у кузнеца сваливались портки и он оставался совершенно обнаженным. Когда всех стариков перекуют на молодых, кузнец обращается к девушкам, спрашивая у каждой: "Тебе, красавица, что сковать? Тебе, умница, что сковать?" И каждая девица должна что-нибудь заказать, а затем, выкупая приготовленный заказ, поцеловать кузнеца, который старается при этом как можно больше вымазать ее физиономию сажей.

Все перечисленные игры (в которых мы должны были опустить наиболее циничные пассажи) при всей грубости и жестокости все-таки не заключают в себе ровно ничего такого, что оскорбляло бы религиозное чувство человека и что так или иначе связывалось бы с христианскими верованиями и обычаями. Но, к сожалению, существует целая группа других игр, которые окрашены не только цинизмом, но содержат в себе элемент несомненного кощунства. Такова, например, игра в покойника (местами эта игра называется "умрун", "смерть" и т.д.). Состоит она в том, что ребята уговаривают самого простоватого парня или мужика быть покойником, потом наряжают его во все белое, натирают овсяной мукой лицо, вставляют в рот длинные зубы из брюквы, чтобы страшнее казался, и кладут на скамейку или в гроб, предварительно привязав накрепко веревками, чтобы в случае чего не упал или не убежал. Покойника вносят в избу на посиделки че

тыре человека, сзади идет поп в рогожной ризе, в камилавке из синей сахарной бумаги, с кадилом в виде глиняного горшка или рукомойника, в котором дымятся горячие уголья, мох и сухой куриный помет. Рядом с попом выступает дьячок в кафтане, с косицей назади, потом плакальщица в темном сарафане и платочке и, наконец, толпа провожающих покойника родственников, между которыми обязательно имеется мужчина в женском платье, с корзиной шанег или опекишей для поминовения усопшего. Гроб с покойником ставят среди избы, и начинается кощунственное отпевание, состоящее из самой отборной, что называется, "острожной" брани, которая прерывается только всхлипыванием плакальщицы да каждением "попа".

По окончании отпевания девок заставляют прощаться с покойником и насильно принуждают их целовать его открытый рот, набитый брюквенными зубами. Нечего и говорить, что один вид покойника производит на девушек удручающее впечатление: многие из них плачут, а наиболее молоденькие, случается, даже заболевают после этой игры*. Кончается игра тем, что часть парней уносит покойника хоронить, а другая часть остается в избе и устраивает поминки, состоящие в том, что мужчина, наряженный девкой, оделяет девиц из своей корзины шаньгами – кусками мерзлого конского помета.

В некоторых местах та же игра в покойника варьируется в том смысле, что покойника, обернутого в саван, носят по избам, спрашивая у хозяев: "На вашей

* Характерно, что и в этой игре парии намеренно вводят скабрезный элемент, приводя в беспорядок туалет покойника. "Хеша ему и самому стыдно, – говорят они, – да ведь он привязан ничего не поделает".

могиле покойника нашли – не ваш ли прадедка?" Находящиеся в избе, разумеется, приходят в ужас. Бывали случаи, когда маленькие ребятишки падали в обморок и долго после того бредили.

К игре в покойника взрослое население относится с полным осуждением. В народе ходит даже слух, что тот, кто изображает покойников, бывает схвачен ими в лесу и утащен неведомо куда. Так, в Никольском уезде Вологодской губернии рассказывают, что один парень, надевавший на святках саван, был утащен покойником в болото и отдан во власть дьявола. Дьявол долго бил парня дубиной, заставляя снять с себя крест и бросить в болото. Однако несчастный, несмотря на жесточайшие мучения, все-таки не покорился и креста не снял, чем и спасся от смерти, отделавшись только тяжкими увечьями.

Но, несмотря на такие "страшные" рассказы, обычай рядиться покойниками еще очень распространен по всему нашему северу, и в том же Никольском уезде Вологодской губернии покойниками наряжаются не только молодежь, но и женатые мужики, и притом по нескольку человек сразу, так что в избу для посиделок врывается иногда целая артель покойников. У всех у них в руках туго свитые жгуты, которыми они беспощадно хлещут парней из чужой деревни и приезжих девиц (гостей). Достается, впрочем, и своим девицам, которым без дальнейших разговоров наклоняют голову и хлещут по спине до синяков.

Из числа других игр, представляющих собой зародыш младенческой комедии, необходимо указать на очень распространенную игру "в барина". Эта комедия, несомненно, носит сатирический характер, и происхождение ее восходит ко временам крепостного

права. В избу для посиделок ряженые вводят под руки человека необыкновенной толщины, в высокой шапке, с лицом, густо вымазанным сажей, и с длинным чубуком в руках. Это и есть "барин". Подле него суетятся казачок, подающий огня для трубки, и кучер (он же бурмистр), гарцующий на палочке верхом и хлещущий бичом то палочку, то девок. Барин неповоротлив, глух и глуп, кучер, наоборот, хитрая бестия, хорошо знающая барские вкусы и барскую повадку. Барин усаживается и начинает ворчать и ругаться, а кучер подобострастно вертится около и поминутно спрашивает: "Что прикажете, барин батюшка?" Самое представление начинается с того, что кучер, обращаясь к парням, спрашивает у них, не желает ли кто жениться, и приказывает спрашивать разрешение барина. Вслед за тем один из парней приближается к барину, кланяется в ноги и говорит:

– Батюшка-барин, прикажи жениться. – Что-о? Не слышу, – переспрашивает глухой барин.

– Жениться! – кричит во весь голос парень. – Телиться? – Жениться! – Ягниться?.. – Жениться!

– А, жениться!.. Ну что ж, женись, женись, выбирай девку!

Парень выбирает девушку. Товарищи его подхватывают ее под руки и подводят к барину. Девушка, разумеется, всеми силами упирается и не идет. Тогда кучер бьет ее "шелепугой" (бичом) и кричит: "Благодари барина, целуй барина". Как только девушку подведут к барину, с него как рукой снимет прежнюю апатию и сонливость: он делается необыкновенно по

движен, оживлен, рассыпается мелким бесом и то лезет целовать и обнимать девушку, то делает полные непристойности жесты. Кучер же в это время изо всех сил помогает барину ухаживать и придерживает увертывающуюся от поцелуев девушку. Потом к барину подходит второй парень, который тоже испрашивает разрешения жениться, и так продолжается до тех пор, пока все не переженятся.

В некоторых местах эта сатирическая комедия представляется с различного рода вариантами, причем характерно, что комедия не застыла в раз навсегда определенной форме, а подверглась целому ряду изменений сообразно с новейшими переменами в судьбе барина. Так, например, в ней нашло свое отражение и современное помещичье оскуднение. По крайней мере наш смоленский корреспондент свидетельствует, что в Юхновском уезде действующими лицами пародии являются промотавшийся помещик и его слуга пройдоха. Пародия начинается монологом помещика, который жалуется на трудные времена и на то, что народ от рук отбился. Ему, барину, сейчас нужны деньги, он вчера дотла проигрался в карты, а староста между тем не несет оброка*, хотя давно должен был бы явиться. От нетерпения барин наконец кличет слугу: – Ванька новый! – Чего изволите, барин голый? – Что-о? Что ты сказал?

* Анахронизм этот не так велик, как может показаться с псрвоговзгляда.тк помсщикичерсзсельскихстаростсобиралиоброк с крестьян и после их освобождения, пока крестьяне не согласились пойти "на выкуп", в общем, при освобождении крестьян "выкуп" земли у помещиков не был обязателен, и во многих местах "оброк" за пользование ею платился весьма долго и продолжался бы, может быть, и дольше, если бы крестьяне платили его исправно

– Я говорю: чего изволите, мол, барин? Барин посылает слугу в лавку набрать товару в долг. Но слуга возвращается и говорит:

– Не дает лавочник-то. Говорит: этакому шаромыжнику да в долг давать? Твой, говорит, барин больше ничего, как мазурик...

– Молчи, молчи, дурак! – прерывает барин расходившегося лакея. Но лакей не унимается.

– Я что же-с, я молчу... А только лавочник говорит: этакому, говорит, жулику – и в долг? Сохрани меня Боже... Ежели бы, говорит, порядочному господину – я с моим удовольствием, а твоему, говорит, беспортошному барину ни в жисть... Много, мол, развелось их нынче, рвани всякой...

Барин наконец не выдерживает и кидаегся на лакея с чубуком. Лакей убегает, и на его место является староста. Барин очень рад старосте, но боится прямо спросить про оброк и заводит разговор издалека, осведомляясь о деревенской жизци и о своем хозяйстве. Староста начинает с того, что на деревне все обстоит благополучно, и незаметно возбуждает у барина надежду на получение денег. Но как только эта надежда переходит в уверенность, староста докладывает, что хотя и все обстоит благополучно, но жеребец издох. – Что? – кричит барин. – Мой жеребец? – Ваш, батюшка-барин, ваш. И дом сгорел. – Что-о? Мой дом?

– Ваш, сударь, ваш. И рожь уродилась такая, что сноп от снопа – столбовая верста, а копна от копны целый день ходьбы. – Помещик подавлен всеми эгими известиями, а староста не унимается и выкладывает все новые и новые беды, пока барин не прогоняет его.

Кончается пьеса тем, что к барину является кредитор, и барин опрометью, без души, улепетывает от него на улицу.

Эта пародия очень нравится крестьянам, так что актеров-люби гелей не только принимают с распростертыми объятиями, но угощают и дарят деньгами.

До сих пор мы останавливались преимущественно на таких играх и забавах крестьянской молодежи, которые рисуют святочные развлечения нашего народа с отрицательной стороны. Но есть, разумеется, много игр совершенно невинных, характеризующих лишь наивность и простоту деревенских нравов. Из таких игр можно указать для образца хотя бы следующие:

Игра в голосянку. На посиделках какой-нибудь бойкий парень выходит на середину избы и громким голосом произносит:

– Ну, даваите-ка, ребята, голосянку тянуть. Кто не дотянет, того мы за волосы-ы-ы-ы-ы!..

И парень, а за ним и все другие начинают тянуть это "ы" до бесконечности. Посторонние же посетители (ребятишки и пожилые) всячески стараются рассмешить участвующих в игре и тем заставить прервать звук "ы".

– Эй, ты, Егорко, лопнешь! – кричат они какому-нибудь парню. – Смотри, как шары-то (глаза) выпучил! – Окрики эти сопровождаются обыкновенно самым заразительным смехом, и потому Егорка, не удержавшись, в конце концов расхохочется и оборвет звук "ы". Тогда на него наскакивает целая толпа и теребит за уши, за нос, за волосы. Азарт при этом бываег так велик, что теребят даже не участвовавшие в игре.

Почти такой же азарт вызывает-игра в молчанку. Она состоит в том, что по команде "раз, два, три" все парни и девушки должны хранить самое серьезное молчание. Эта игра напоминает "фанты", потому что не выдержавшие молчания подвергаются какой-нибудь условленной каре, например: съесть пригоршню угля,

поцеловать какую-нибудь старуху, позволить облить себя водой с ног до головы, бросить в рот горсть пепла, сходить на гумно и принести сноп соломы (последнее наказание считается одним из тягчайших, так как ночью на гумно не ходят из опасения попасть в лапы "огуменника", одного из самых злых домашних чертей). Исполнение штрафов за нарушение молчания производится по всей строгости уговора, а если ктонибудь откажется съесть, например, уголь, то его начинают "катать на палках". Для этого толпа бойких ребятишек находит где-нибудь три-четыре круглых и гладких полена, раскладывает их на пол и всей артелью валит на эти поленья виновного, после чего парни подхватывают несчастного за ноги и за руки и начинают катать по поленьям (операции этой очень часто подвергаются и девушки, хотя и кричат при этом от боли).

С посиделок молодежь расходится далеко за полночь. Но так как веселое настроение, поднятое танцами и играми, не проходит сразу, то парни обыкновенно не идут по домам спать, а продолжают шалости на улицах. Объектом этих шалостей чаще всего служат мирно спящие крестьяне, над которыми проделываются всевозможные шутки. Сговариваются, например, два парня подшутить над каким-нибудь дядей Семеном и придумывают такую "игру", берут мерзлого конского помета, распускают его в горшке с горячей водой так, чтобы образовалась жижица, затем вместе с этим горшком и метлой подходят к Семеновой избе и становятся один подле окна, а другой с горшком у самой стены, так, чтобы его не было видно из избы. После этого стоящий под окном начинает стучаться и кричать чужим голосом. – Эй, хозяин! А, хозяин! Подь-ка сюда на минутку!

Встревоженный дядя Семен, заслышав шум, встает, слезает, кряхтя, с полатей и первым делом отворяет окно и высовывает голову: – Что надыть?

Но в эту минуту парень, прижавшийся у стены, быстро макает метлу в горшок и мажет дядю Семена по лицу. И пока Семен, отплевываясь и чертыхаясь, разберет, в чем дело, парни уже будут далеко, и долго в тишине деревенской ночи будет раздаваться их смех и ожесточенная брань дяди Семена.

Еще чаще расшалившиеся парни "пужают" спящих обывателей стуком в стены избы. Для этого толпа головорезов приставляет к переднему углу, где стоят иконы, толстый "стяг" (жердь) и изо всей мочи ударяет концом стяга в стену. Удар нередко бывает так силен, что вся изба приходит в сотрясение, и иконы, если они плохо прикреплены к божнице, падают на пол. В таких случаях рассвирепевший хозяин в одной рубашке выскакивает из избы и с топором в руках преследует озорников. Это "стуканье", разумеется, вызывает со стороны степенных домохозяев искреннее негодование, тем более что тут замешано некоторым образом неуважение к Святыне Поэтому, если разбуженному хозяину удастся настигнуть кого-нибудь из озорников, то дело часто кончается тяжкими побоями и даже увечьем. Впрочем, для предупреждения "стуканья" некоторые хозяева соединяются даже в компании и, подстерегая парней на месте преступления, беспощадно бьют их батожьем.