Текст книги " Нечистая, неведомая и крестная сила "

Автор книги: Сергей Максимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Нам, однако, думается, что такой ригоризм едва ли можно признать справедливым, так как во всей стране нашей ни одно сословие не сохранило такой теплой и детски наивной веры, как крестьянство. И если в церковных притворах и темных углах храма народ действительно спит, так что храп мешает иногда молящимся, то нужно же принять во внимание, что эти спящие люди истощены строгим деревенским постом, что многие из них приплелись из далеких сел по ужасной весенней дороге и что, наконец, все они донельзя утомлены предпраздничной суетой и хлопотами. К тому же спят сравнительно немногие, а большинство толпится в темноте церковной ограды и деятельно хлопочет над наружным украшением храма. Во всю пасхальную ночь здесь слышны говор и крики; народ расстав

ляет смоляные бочки, приготовляет костры; мальчишки суетливой толпой бегают по колокольне и расставляют фонари и плошки, а самые смелые мужики и парни, с опасностью для жизни, лезут даже на купол, чтобы осветить и его. Но вот фонари расставлены и зажжены, вся церковь осветилась огнями, а колокольня горит, как исполинская свеча, в тишине пасхальной ночи. На площади перед церковью густая толпа народа глядит и любуется своим разукрашенным храмом, и слышатся громкие восторженные крики. Вот послышался и первый, протяжный и звонкий удар колокола, и волна густого колеблющегося звука торжественно и величаво покатилась по чуткому воздуху ночи. Народная толпа заколыхалась, дрогнула, полетели с голов шапки, и радостный вздох умиления вырвался из тысячи грудей. А колокол тем временем гудит, гудит, и народ валом валит в церковь слушать утреню. Через какие-нибудь пять минут в церкви делается так тесно, что негде яблоку упасть, а воздух от тысячи горящих свечей становится жарким и душным. Особенная давка и толкотня наблюдаются у иконостаса и около церковных стен, где "пасочники" расставили принесенные для освящения куличи, яйца и всякую пасхальную снедь. Когда отойдет утреня, ровно в 12 часов, по приказанию ктитора, в ограде палят из пушки или ружей, все присутствующие в церкви осеняют себя крестным знамением, и под звон колоколов раздается первое "Христос Воскресе". Начинается процесс христосова' ния: в алтаре христосуется причт, в церкви прихожане, затем причт начинает христосоваться с наиболее уважаемыми крестьянами и обменивается с ними яйцами^ (Последнее обстоятельство особенно высоко ценится крестьянами, так как они верят, что яйцо, полученное

от священника, никогда не испортится и имеет чудодейственную силу.)

После окончания литургии все "пасочники", с куличами на руках, выходят из церкви и строятся в два ряда в ограде в ожидании причта, который в это время в алтаре освящает пасхи более зажиточных и чтимых прихожан. Ждут терпеливо, с обнаженными головами; у всех на куличах горят свечи, у всех открыты скатерти, чтобы святая вода попала непосредственно на куличи. Но вот причт освятил уже куличи в алтаре и во главе со священником выходит наружу. Ряды пасочников заколыхались, началась давка, крик, кое у кого вывалилась пасха из миски, кое-где слышится сдержанная брань рассерженной бабы, у которой выбили из рук кулич. А причт между тем читает молитву и, обходя ряды, кропит святой водой пасхи, за что ему в чашу швыряют гривны и пятаки.

Освятив куличи, каждый домохозяин считает своим долгом, не заходя домой, побывать на кладбище и похристосоваться с покойными родителями. Отвесив на родных могилках поклоны и поцеловав землю, он оставляет здесь кусок творогу и кулича для родителей и только потом спешит домой христосоваться и разговляться с домочадцами. К разговенью матери всегда будят маленьких детей: "Вставай, детеночек, подымайся, нам Боженька пасочки дал", – и заспанная, но всетаки довольная и радостная, детвора садится за стол, где отец уже разрезает пасху на куски, крошит освященные яйца, мясо или баранину и оделяет всех. "Слава Тебе, Господи, пришлось разговеться нам", в умилении шепчет крестьянская семья, крестясь и целуя освященную пищу.

С первого же дня святой Пасхи на протяжении всей светлой седьмицы в деревнях обязательно служат так

называемые пасхальные молебны, причем духовенство расхаживает по крестьянским избам, непременно в сопровождении "оброшников" и "оброшниц", которые иначе называются "богоносцами". Оброшники вербуются всего чаще из благочестивых стариков и старух, которые или дали обет всю пасхальную неделю "ходить под Богами", или же желают своим усердием вымолить у Бога какую-нибудь милость: чтобы перестала трясти лихорадка, чтобы сына не взяли в солдаты, чтобы муж не пьянствовал, не дрался во хмелю и не бил домочадцев. Но очень многие из мужиков берутся "носить Богов" с исключительною целью пьянствовать на даровщинку. Все оброшники, прежде чем приступить к своему делу, обязательно испрашивают благословения священника. "Благослови, батюшка, под Богов стать", и только когда священник разрешит, принимаются за свои обязанности и "поднимают Богов", причем один носит свечи для продажи, другой кружку, в которую собирают деньги "на Божью Матерь", третий несет другую кружку, куда причт складывает весь свой доход, предварительно записав его на бумаге, четвертый, наконец, носит кадило и подкладывает ладан (эгот последний оброшник считается крестьянами самым почетным: в редком доме ему не поднесут стакана). Все оброшники подпоясаны белыми полотенцами, а оброшницы, кроме того, повязываются и белыми платками в память святых жен-мироносиц, которые, по мнению крестьян, бЪ1ли также покрыты белым. Когда все богоносцы выстроятся у церкви, появляется в облачении священник, и вся процессия, с пением "Христос Воскресе", под колокольный трезвон, шествует в первый ближайший от храма двор. К этому времени в избе, перед "домашними Богами", зажигаются свечи, стол покрывается белою скатертью, причем на стол

кладут ковригу или две хлеба, а под угол скатерти насыпается горсть соли, которая, по окончании богослужения, считается целебной и дается от болезней скоту. Домохозяин без шапки, с тщательно умащенной и прилизанной головой, выходит навстречу "Богам", а какаянибудь молодайка, с пеленою в руках, "сутречает" на пороге избы Божью Матушку и, приняв икону, все время держит ее на руках, пока духовенство служит молебен. Во время молебна мужики очень строго следят и считают, сколько раз пропели "Иисусе, Сыне Божий", и если меньше двенадцати раз, то хозяин при расчете не преминет выговорить священнику: "Ты, папаша, только деньги с нашего брата брать любишь, а сполна не вычитываешь". Но зато к чтению кондаков крестьяне относятся с большим равнодушием, и если священник не дочитывает до конца каждый кондак, то хозяева не обижаются. "Ведь и язык прибрешешь в каждом дворе одно и то же", – говорят они и расстаются со своим священником самым миролюбивым образом, оделяя его деньгами и лепешками ("Одну лепешку тебе, папаша, а другую мамашечке отдай, пущай от нас гостинчик ей будет").

Кроме молебна в избе, многие крестьяне просят служить еще один молебен, уже на дворе, в честь святых, покровительствующих домашним животным: Власия. Мамонта, Фрола и Лавра. Для этой цели на дворе ставят столы, накрывают их скатертями, а поверх кладут "скотскую" пасху, предназначенную для домашних животных. После молебна эта пасха разрезается на мелкие куски и скармливается домашним животным и птице, а скатерть, на которой стояла пасха, псаломщик по просьбе баб подбрасывает вверх, насколько может выше: чем выше он подбросит, тем выше уродится лен. По окончании же молебна наиболее благо

честивые крестьяне пристают к священнику с просьбами благословить их "повеличать Буспение Божью Матушку" и, если священник благословит, поют следующую самодельную молитву, которая приводит их в умиление:

О девица. Твое Успение славим, Прими наше хваление И подаждь нам радование,

О предстоящих со слезами, О Мати, молись с нами, Будь похвальна и избрана Ты, Царица Небесная.

По окончании этого песнопения иконы выносят со двора, причем матери кладут в воротах детей для исцеления от болезней, а взрослые только нагибаются, чтобы над ними пронесли образа. Но если в каком-нибудь дворе богатый хозяин закажет молебен с водосвятием, те матери ни за что не упустят случая и непременно умывают детей святой водою, утирают полотенцем и "вешают его на Божью Матерь" (т.е. жертвуют) или же утирают концом холста, который также жертвуют на церковь. Кроме того, при водосвятных молебнах многие крестьяне снимают с себя кресты, погружают их в освященную воду и затем спускают эту воду прямо в рот или на глаза; старухи же, не ограничиваясь этим, берут самый венчик, которым кропит священник, и обрызгивают те места на своем теле, где чувствуют боль, но прежде всего брызгают в пазуху; молодицы же, которые кормят детей, обмывают святой водой грудь, чтобы больше было молока и чтобы люди не сглазили.

Не ограничиваясь молебном с водосвятием, многие крестьяне в порыве благочестивого усердия просят отслужить акафист таким святым, которых не существует

в действительности: как, например, "Плакущей" Божией Матери (чтобы самому не плакать), "Невидимой" Божией Матери, "Великой Пятнице", "Воздвиженской Пятнице" (прогоняет нечистого духа и колдовство), "Св. Субботе", "Св. Средокрестию" и пр. Священники, разумеется, отказываются служить молебны этим несуществующим святым, но к такого рода отказам мужики относятся скептически. "Ой, смотри, батя, – говорят они, – грех-то на тебе будет, коли ты Матушку Плакущую забыл".

Хождение с иконами продолжается по всем дворам, до самого вечера первого дня святой Пасхи. А на второй день, после литургии, которая кончается очень рано, иконы несут на "поповку" (место, где расположены дома причта), и после молебна в доме священника крестьяне получают угощение от своего духовного отца. Само собой разумеется, что на "поповку" в таких случаях собирается все село. "Шум стоит на всю улицу, – говорит один из наших корреспондентов, описывая такого рода торжество, – кто благодарит, а кто ругается, оставшись недоволен за малое или плохое угощение. "Коли к нам, это значит, придет, раздаются голоса по адресу батюшки, – пьет, ест, сколько сам хочет, покуль в нутро не пойдет, а как к нему придешь – стаканчик поднесет, да и иди с Богом". "Впрочем, – прибавляет корреспондент, недовольных бывает всегда очень мало, так как священники не скупятся на угощение, дорожа расположением прихожан и желая в свою очередь отблагодарить их за радушие и гостеприимство".

С "поповки" иконы идут по ближайшим и дальним деревням, обходя решительно весь приход, причем каждая деревня заранее предупреждает, когда к ней "боги придут", чтобы крестьяне успели изготовиться.

Как ни прекрасен сам по себе обычай пасхальных молебнов, но нельзя не заметить, что в его современном виде он не всегда стоит на той высоте, какая была бы желательна для благочестиво настроейного человека. По крайней мере многие из наших корреспондентов горько жалуются и указывают, что пасхальные молебны омрачаются как поведением самих крестьян, так и в особенности оброшников и дьячков. "Мужики имеют обыкновение, – пишет нам один корреспондент, недодавать денег, причитающихся духовенству за требы: если молебен с акафистом стоит рубль, то мужик, рассчитываясь, подает только 80 коп. Когда же причт заспорит, он прибавит гривенник, потом еще пятак, а пятак все-таки недодаст". Поэтому некоторые священники "в каждом доме садятся на лавку и, не снимая облачения, ждут, пока отдадут все деньги сполна, а также и весь остальной доход: хлеб, яйца, лепешки". Что касается оброшников, то главное их несчастье состоит в слишком большой отзывчивости на деревенское хлебосольство и угощение: выпивая стаканчики в каждом доме, они к вечеру теряют всякий смысл и еле волочат ноги.

"Пьяные оброшники, – свидетельствует наш корреспондент, – часто приводят священника в искреннее негодование' они хватаюг и несут образа без всякого благословения и когда ставят где, то стучат, как обыкновенной доской; во время же молебна или с середины акафиста, не дождавшись окончания богослужения, вдруг поднимают по нескольку икон сразу, кладут их одна на другую и несут из избы, распевая во всю глотку "Христос Воскресе" Прихожане, у которых служатся молебны, бывают, разумеется, очень смущены таким поведением оброшников и спешат вырвать у них иконы, а самих оброшников оттаскивают прочь.

Не лучше ведет себя и тот оброшник, который носит ладан и в каждом доме зажигает свечи: как только принесут образа и он, до прихода священника, явится осмотреть, все ли в порядке, то нередко падает на пороге, причем из кадила высыпаются горящие уголья".

Вообще, по общему отзыву наших корреспондентов, оброшники напиваются до того, что к вечеру валяются где-нибудь в сенях, на крыльце, а то и просто посреди деревенской улицы. Над такими оброшниками парни не упускают, конечно, случая поиздеваться: они кладут им в рот тертого хрену, завязывают глаза, надевают на голову бабьи повойники и покрывают худыми юбками. Эти злые шутки над пьяными вызывают, конечно, самые строгие внушения со стороны старших, хотя справедливость требует заметить, что и среди женатых мужиков попадаются такие, которые окачивают водой пьяных оброшников или льют им на голову квасную гущу, залепляя нос, глаза, уши. Б таком виде оброшники под утро расползаются по селу, ища приюта у какой-нибудь кумы или у хороших знакомых, которые позволят проспаться и смыть с лица и головы всякую дрянь, которой их мазали. Иногда издевательсчва парней простираются настолько далеко, что шутки их кончаются очень печально. В одном селе, например, они раздели донага мертвецки пьяного дьячка и на всю ночь оставили его лежать на холодной сырой земле результатом чего была сильнейшая простуда, а затем и смерть несчастного.

Чтобы закончить характеристику пасхальных молебнов, необходимо еще упомянуть, что иконы на ночь приносятся на хранение или в училище, или в дом какого-нибудь зажиточного и уважаемого крестьянина, который обыкновенно сам напрашивается на эту честь и просит священника: "Батюшка, отпусти ко мне Бо

городицу ночевать". Нередко случается, что по ночам в помещении, где хранятся иконы, прихожане уже сами от себя устраивают нечто вроде всенощного бдения: старухи со всей деревни, богомольные мужики и девушки, вымаливающие хороших женихов, собираются сюда и возжигают свечи, поют молитвы и коленопреклоненно молятся Богу. В прежнее время сюда же приносились так называемые кануннички (маленькие кувшинчики с медом), которые ставились перед образами на стол для поминовения умерших. Кануннички ставились с большими свечами, и бабы при этом рассуждали так, что все, мол, главные боги (образа) здесь налицо и если им зажечь по свечке каждому, то они сразу как начнут молиться за покойничка, так уж непременно вымолят для него у Господа прощение. Кануннички, по всей вероятности, – изобретение раскольников, которые в былое время охотно приносили к образам и свои кувшинчики и простаивали на молитве с православными всю ночь. Но теперь кануннички строжайшим образом запрещены высшими духовными властями и повсеместно вышли из употребления.

Пока духовенство не отслужило у крестьянина в доме молебна, ни он, ни его домочадцы ни п д каким видом не смеют предаваться никаким праздничным развлечениям – это считается за большой грех. Но затем, когда "иконы прошли", в деревне начинается широкий пасхальный разгул. Взрослые "гостюют" друг у друга, без меры пьют водку, поют песни и с особенным удовольствием посещают колокольню, где и трезвонят с раннего утра до 4-5 часов вечера. Посещение колокольни вообще считается излюбленным пасхальным развлечением, так что в течение всей светлой седмицы на колокольне толпятся парни, девушки, мужики, бабы и ребятишки: все хватаются за веревки и по

дымают такой трезвон, что батюшка то и дело посылает дьячков унять .развеселившихся православных и прогнать их с колокольни. Другим специально пасхальным развлечением служит катание яиц и отчасти качели и игра в орлянку и карты. Катают яйца преимущественно ребятишки, да разве еще девушки, которые соскучились без хороводов и песен (на Пасху светские песни и хороводы считают неприличием и даже грехом). Зато на качелях катаются решительно все. Гденибудь в конце деревенской улицы парни устраивают так называемые "обчественные" качели (в складчину), и возле этих качелей образуется нечто вроде деревенского клуба: девушки с подсолнухами, бабы с ребятишками, мужики и парни с гармониками и "тальянками" толпятся здесь с утра до ночи; одни только глядят да любуются на чужое веселье, другие веселятся сами. Первенствующую роль занимают здесь, разумеется, девушки, которые без устали катаются с парнями. Но так как толпа почти всегда приходит сюда изрядно подвыпивши и так как качели раскачиваются не самими катающимися, а зрителями, то очень нередки случаи, когда от пьяного усердия доска с катающейся парочкой перелетает через перекладину и происходят несчастья – увечья и даже смерть.

Что касается игры в орлянку и в карты, то обе эти забавы с каждым годом все более и более проникают и деревню и под влиянием отхожих промыслов и трактирного просвещения положительно становятся излюбленными играми не только молодежи, но и взрослых мужиков (об этом смотри подробности в главе "Святки"), Наконец, из числа пасхальных развлечений деревенского народа нельзя также не указать на обязательное приглашение в гости кумовьев и сватов. В этом отношении Пасха имеет много общего с масленицей,

когда точно так же домохозяева считают долгом обмениваться визитами со сватами. Но на Пасху приглашают даже будущих сватов, т.е. родня обрученных жениха и невесты приглашает друг друга в гости, причем, как и на масленицу, во время обеда и всякой трапезы жениха с невестой сажают рядом в красном углу, поят их обоих водкой и вообще делают центром общего внимания. Обычай требует при этом, чтобы жених ухаживал за невестой, но так как ухаживание это носит, так сказать, ритуальный характер, то естественно, что в нем много натянутости и чего-то деланного, почти фальшивого: жених называет невесту обязательно на "вы", по имени-отчеству, или просто "нареченная моя невеста", сгребает руками сласти с тарелки и потчует ими девицу, а после обеда катается с нею по селу, причем опять-таки обычай требует, чтобы нареченные жених и невеста непременно катались, обнявшись за талию: он ее, а она его.

Как самый большой и наиболее чтимый христианский праздник. Пасха, естественно, группирует вокруг себя целый цикл народных примет, обычаев, суеверий и обрядов, не известных церкви, но пользующихся большой популярностью в темной среде деревенского люда. Общая характерная черта всех этих народных праздников есть все то же двоеверие, которым и доныне пропитаны религиозные понятия русского простолюдина: крестная сила хотя и побеждает нечистую силу, но и до сих пор эта побежденная и поверженная во прах темная сила держит в своей власти робкие умы и наводит панический ужас на робкие души.

По мнению крестьян, в пасхальную ночь все черти бывают необычайно злы, так что с заходом солнца мужики и бабы боятся выходить на двор и на улицу: в каждой черной кошке, в каждой собаке и свинье они

видят оборотня, черга, перекинувшегося в животное. Даже в свою приходскую церковь мужики избегают ходить в одиночку, точно так же, как и выходить из нее Злятся же черти в пасхальную ночь потому, что уж очень им в это время солоно приходится: как только ударит первый колокол к заутрене, бесы как груши с дерева сыплются с колокольни на землю, "а с такой высоты сверзиться, – объясняют крестьяне, – это 1оже чего-нибудь да стоит". Сверх того, как только отойдет заутреня, чертей немедленно лишают свободы: скручивают их, связывают и даже приковывают то на чердаке, то к колокольне, то во дворе, в углу. Чертям это, разумеется, не нравится, тем более что заклятые враги их, православные люди, любят посмотреть, как мучаются привязанные черти, а посмотреть они имеют полную возможность, если только догадаются прийти на чердак или в темный угол двора с той самой свечой, с которой простояли пасхальную утреню. Можно, впрочем, обойтись и без свечи, с той только разницей, что тогда не увидишь, а только услышишь мучения нечистой силы, так как в ночь на светлое воскресенье чертей принудительно замуровывают в церковные стены, где они "шустятся", т.е. возятся и мечутся, не будучи в состоянии убежать из тягостного плена. Наконец, в распоряжении людей имеется и еще один способ поглумиться над нечистой силой: для этого стоит только выйти с пасхальным яйцом на перекресток дорог и покатать яйцо вдоль по дороге – тогда черти непременно должны будут выскочить и проплясать ^peпaкa. Само собою разумеется, что чертям в светлую Христову ночь бывает совсем не до пляски – им в пору бы удавиться, а тут, по капризу деревенского озорника, изволь пускаться в пляс и потешать его.

В таком же затруднительном положении бывают в пасхальную ночь и ведьмы, колдуны, оборотни и прочая нечисть. Опытные деревенские люди умеют не только опознавать ведьм, но могут даже с точностью определить весь их наличный состав в деревне: для этого нужно только с заговенным творогом встать у церковных дверей и держаться за дверную скобу ведьмы будут проходить, и по хвостам их можно сосчитать всех до единой.

Что касается колдунов, то опознавать их еще легче – не надо даже за дверную скобу держаться, а достаточно во время пасхальной заутрени обернуться и поглядеть на народ: все колдуны будут стоять спиной к алтарю.

Другая группа пасхальных суеверий раскрывает перед нами понятия крестьянина о загробной жизни и о душе. Повсеместно существует убеждение, что всякий, кто умрет в светлую седмицу, беспрепятственно попадет в рай, какой бы грешник он ни был. Столь легкий доступ в царствие небесное объясняется тем, что в пасхальную неделю врата рая не закрываются вовсе и их никто не охраняет. Поэтому деревенские старики и в особенности старухи мечтают как о величайшем счастии и просят у Бога, чтобы он даровал им смерть именно в пасхальную седьмицу.

Наряду с тем в крестьянской среде глубоко укоренилось верование, что в пасхальную ночь можно видеться и даже беседовать со своими умершими родственниками. Для этого следует во время крестного хода, когда все богомольцы уйдут из церкви, спрятаться в храме со страстною свечкою так, чтобы никто не заметил. Тогда души умерших соберутся в церковь молиться и христосоваться между собою, и тут-то и от

крывается возможность повидать своих усопших родственников. Но разговаривать в это время с ними нельзя. Для разговоров есть другое место – кладбище Вот что сообщила на этот счет одна старушка-черничка нашему пензенскому корреспонденту из Городищенского уезда. "Я, батюшка мой, почитай, каждый год хожу на кладбище и окликаю покойничков, и всегда они мне ответ подают. Только страшно это: покойники говорят подземельным голосом, и мурашки по телу у меня так и забегают, так и забегаю г, как только они голос поладут. Случается, говорят они глухо, тихо, а случается, как скажут – словно гром ударил". "Но всегда они вам отвечают?" – допытывался наш корреспондент. "Всегда, батюшка, всегда. Только, конечно, к ним, к покойникам-то, надо подходить умеючи, нельзя зря лезть. Чтобы с ними поговорить да побеседовать, надо вот что сделать: после причастия, в великий четверг, не нужно ничего есть до самого разговенья Пасхи, всю пятницу и субботу надо провести в молитве и молчании, потому, если это не исполнить, то покойники ни за что голоса не подадут. А как отойдет заутреня, то нужно идти на кладбище и первым долгом помолиться Богу, потом сотворить три земных поклона, лечь на землю и что только есть духу громким голосом кричать: "Христос воскресе, покойнички*" Вот на это мертвецы и откликнутся: "Воистину воскресе, бабушка". И уже после этого подходи к любой могилке и спрашивай о чем хочешь, – мертвец непременно ответ даст и никогда не соврет, всю правду скажет. Но я, одначе, никогда их не распытывала, а только похристосуешься, и марш домой– робость на меня нападала".

Особняком от этих суеверий стоит целая группа пасхальных примет, которые можно назвать хозяйст

венными. Так, наш народ твердо убежден, что пасхальные яства, освященные церковною молитвою, имеют сверхъестественное значение и обладают силой помогать православным в трудные и важные минуты жизни. Поэтому все кости от пасхального стола тщательно сберегаются: часть из них зарывается в землю на пашнях с целью предохранить нивы от градобития, а часть хранится дома и во время летних гроз бросается в огонь, чтобы предотвратить удары грома. Точно так же повсеместно сохраняется головка освященного кулича для того, чтобы домохозяин, выезжая в поле сеять, мог взять его с собой и съесть на своей ниве, чем обеспечивает прекрасный урожай*. Но урожай обеспечивается точно так же и теми зернами, которые во время пасхального молебна стояли перед образами: поэтому богобоязненный домохозяин, приглашая в свой дом батюшку "с богами", непременно догадается поставить ведра с зернами и попросить батюшку окропить их святой водою.

Наряду с крестьянами-домохозяевами создали свой цикл примет и бабы-хозяйки. Так, например, во всю светлую неделю каждая хозяйка должна непременно прятать все освященное съестное таким образом, чтобы ни одна мышь не могла взобраться на пасхальный стол, потому что если мышь съест такой освященный кусо

* Б некоторых местностях обычай брать в поле головку пасхи превратился даже в своеобразный ритуал Когда настанет ржаной сев, хозяин встает на заре, умывается и молится Богу, а хозяйка Покрывает скатертью стол, приносит головку пасхи, ковригу хлеба, ставит соль и, собрав всех домашних, зажигает свечку, порле чего все присутствующие кладут по три земных поклона и просят у Бога: "Зароди нам. Господи, хлебушка". Затем головка пасхи заворачивается в чистую тряпочку и торжественно передается хозяину, который и уезжает с ней в поле.

чек, го у нее сейчас вырас7ут крылья и она сделаегся легучей мышью.

Точно так же во время пасхальной утрени хозяйки наблюдают– какая скотина в это время лежит смирно ^та ко двору, а которая гомозится и ворочается – та не ко двору. Во время пасхальной же заутрени крестьянки имеют обыкновение "шугать" с насеста кур для того, чтобы куры не ленились, а пораньше вставали да побольше яиц несли Но едва ли не наибольший интерес представляет обычай изгнания из избы клопов и тараканов, точно так же приуроченный к первому дню Пасхи*. Делается это таким образом: когда хозяин придет после обедни домой, он не должен входить прямо в избу, а должен сперва постучаться. Хозяйка же, не отворяя дверей, спрашивает: "Кто там?" "Я, хозяин твой, – отвечает муж, – зовут меня Иван. Ну что, жена, чем разговляться будем?" "Мы-то разговляться будем мясом, сметаной, молоком, яйцами". "А клопы-то чем?" "А клопы клопами". Крестьяне уверены, что, подслушав этот диалог, клопы или испугаются и убегут из избы, или набросятся друг на друга и сами себя съедят. Есть еще и другой, более упрощенный способ изгнания клопов и всяких паразитов: когда хозяева идут от обедни с пасхами, какая-нибудь старуха берет веник и кричит: "Прусаки и тараканы и всякая гадина, сыходитя вон из избы – святая пасха идет". Это восклицание должно быть повторено три раза, причем старуха усиленно метет веником к порогу и трижды машег им за порог. Когда же пасха придет уже на порог, старуха швыряет веник за порог, как можно дальше, и тем самым намечает путь для всякой избяной нечисти.

* Об этом см. также статью "Семен Летопроводец".

Что касается деревенских девушек, то и у них имеются свои пасхальные приметы, так, например, в дни святой Пасхи не берут соли, чтобы руки не потели, умываются водою с красного яйца, чтобы быть румяной, притом становятся на топор, чтобы стать крепкой (топор, говорят, удивительно помогает, и девушка делается такой крепкой, что, по пословице, "хоть об дорогу ее бей – а ей все нипочем") Сверх того, девушки верят, что все обычные "любовные" приметы на Пасху сбываются как-то особенно верно: если, например, девица ушибет локоть, то уже непременно ее вспомнит милый; если во щи упадет таракан или муха – наверняка жди свидания; если губа зачешется – не миновать поцелуев; если бровь чесаться станет – будешь кланяться с милым. Даже лихие люди – воры, бесчестные игроки в карты и пр. – и те создали своеобразные приметы, приуроченные к Пасхе. Воры, например, употребляют все усилия, чтобы во время пасхальной заутрени украсть какую-нибудь вещь у молящихся в церкви, и притом украсть так, чтобы никому и в голову не пришло подозревать их, – тогда смело воруй целый год, и никто тебя не поймает. Игроки же, отправляясь в церковь, кладут в сапог под пятку монету, с твердой надеждой, что эта мера принесет им крупный выигрыш. Но чтобы сделаться непобедимым игроком и обыгрывать наверняка всех и каждого, нужно, отправляясь слушать пасхальную заутреню, захватить в церковь карты и сделать следующее святотатство: когда священник покажется из алтаря в светлых ризах и в первый раз скажет "Христос Воскресе", пришедший с картами должен ответить' "Карты здеся". Когда же священник скажет во второй раз "Христос Воскресе", безбожный картежник отвечает: "Хлюст здеся" – и в тре

тий раз. "Тузы здеся". Это святотатство, по убеждению игроков, может принести несметные выигрыши, но только до тех пор, пока святотатец не покается. Наконец, и охотники точно так же имеют свои пасхальные приметы, которые сводятся к одному главному требованию: никогда не проливать крови на великие дни светлой седьмицы, когда вся тварь земная вместе с людьми радуется Христову Воскресению и по-своему славит Бога. Нарушители этого христианского правила подчас жестоко наказываются Богом, и бывали случаи, когда охотник, снарядившись на охоту, или нечаянно убивал себя, или не находил дороги домой и без вести пропадал в лесу, где его мучила нечистая сила.

Чтобы закончить характеристику пасхальных суеверий, обычаев и примет, необходимо еще остановиться на той группе их, которая связана с пасхальным яйцом. Наши крестьяне повсеместно не знают истинного значения и символического смысла красного яйца и даже не догадываются, что оно знаменует собой мир, обагренный кровью Христа и через то возрождающийся для новой жизни. Объясняя происхождение этого христианского символа по-своему, крестьяне говорят, что яйцо ввели в употребление еще первые апостолы. "Когда Пилат распял Христа, – рассказывают они, то апостолы очень испугались, что Пилат и до них доберется, и, чтобы смягчить его сердце, накрасили яиц и принесли ему, как еврейскому начальнику, в подарок. С тех пор и пошел обычай красить на Пасху яйца". В других местностях (например, в Ярославской губернии) крестьяне, объясняя происхождение пасхального яйца, подходят ближе к истине, хотя далеко не все себе уясняют. "Перед Пасхой, – говорят они,