Текст книги "Журнал «Если», 2005 № 09"

Автор книги: Сергей Лукьяненко

Соавторы: Борис Руденко,Стивен Попкес,Владимир Ильин,Сергей Некрасов,Мэтью Хьюз,Кайл Керкленд,Хуан Ренхель,Леон Арсеналь,Родольфо Мартинес,Вероника Ремизова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 24 страниц)

– Меня? – растерянно перепросила Катя. – В каком смысле? Вика фыркнула.

– В прямом, – сказала она почти в полный голос. – Нужно объяснять, да?

– Я его сейчас убью, – сказал Никита, вставая.

– Ты ничего не сможешь сделать! – Вика схватила его за руку.

– У него автомат, он застрелит тебя прямо сейчас. Он спит очень чутко.

– И Алексей на его стороне? Вот ведь сволочь! – воскликнул Серега.

– Он и ему не доверяет. Алексей в другой пещере. Я дождалась, выскочила, когда Жернов заснул. И если он проснется и хватится меня, то убьет, это точно. Не сейчас, так немного позже, завтра. Я ему уже не нужна…

– Почему? – спросила Ленка.

Вика посмотрела на нее со злобным удивлением.

– А ты не понимаешь! Да потому, что в этой компании я не единственная женщина. Он же на тебя глаз положил, дура, ты что, до сих пор не сообразила?!

Как ни странно, это сообщение Вики поразило Ленку настолько, что она не сразу нашлась с ответом. Но пока она подбирала подходящие слова и составляла их в предложения, в разговор вступил Серега.

– Куда же ты предлагаешь уходить? – поинтересовался он. – Без воды мы обратно в лес не доберемся, просто не получится. Силенок не хватит. Зачахнем, как тот покойник. Только с одной разницей – хоронить нас будет некому.

– Мне все равно, – тут же ответила Вика. – Нужно спрятаться и переждать, а потом… может быть, напасть на него, отнять воду… Ну, неужели вы не понимаете? – Внезапно она вздрогнула, словно от холода и уточнила: – Только не в туман!

– Вообще, для этого сюда мы и шли, – негромко сказал Никита.

– Потому что ничего не знали. Жернов не так глуп, он все понял и объяснил мне… Он был там, он сам пробовал и едва остался жив. Это вовсе не маяк, как вы думаете. Это ловушка, приманка для дураков.

– И что с ними делают, когда они туда попадают? – насмешливо спросил Серега.

– С кем?

– С дураками. Их, наверное, едят?

– Может, это еще не самое худшее. Вся эта гадская планета – одна огромная ловушка. Но Жернов все равно не даст вам уйти…

Тяжелый, низкий звук заглушил, прервал ее речь. Сила его была такова, что в первые мгновения казалось невозможным определить, откуда именно он исходит. И лишь когда слух слегка адаптировался к этому рокоту, стало ясно: его источник не туманная зона, как все решили поначалу. Звук гремел по внешнему периметру скал, словно был рожден тысячами локомотивов, расставленных на границе пустыни. Это было совсем не то, что они до сих пор слышали каждую ночь. Мощность звука возросла на порядки, он находился на границе переносимости. Они зажали ладонями уши, но звук так же легко проникал в мозг, почти не теряя своей силы. Рев продолжался несколько минут и смолк так же неожиданно, как и начался. Только звон в ушах некоторое время оставался его напоминанием. Вязкая тишина вновь овладела окрестностями.

– Ничего себе, приманочка, – потрясенно сказала Ленка.

– Я ухожу, он наверняка проснулся, – всполошилась Вика. Девушка выскользнула из пещеры и исчезла в темноте.

– Ладно, давайте спать, – предложил Серега после довольно долгой паузы.

Завтра могло принести любые невзгоды, но за день сегодняшний они испытали слишком много, чтобы отказать себе в отдыхе…

* * *

Проникший в пещеру утренний свет разбудил всех четверых почти одновременно. Они вышли наружу. Туманный столб сейчас выглядел совсем иначе, чем вчера. Снизу доверху он был усеян яркими блестками. Словно негаснущие искры костра или светящаяся мошкара, блестки парили в его толще, хаотично кружась.

– Ты уверен, что мы должны сделать это именно сейчас? – негромко спросил Серега.

– Какая разница! – ответил Никита и первым двинулся вперед.

– Стойте! – услышали они позади голос Жернова.

Он стоял, держа опущенный автомат в руке. Чуть поодаль переминались с ноги на ногу Алексей и Вика.

– Вижу, мне не удалось вас убедить. Вы решили поступить по-своему. Вообще, я этого ожидал.

– Мы решили вот что, – Серега хотел подойти ближе, но Жернов чуть приподнял ствол автомата, давая понять, что этого делать не следует. – Излагаю по пунктам. Первое: никуда возвращаться мы с тобой не будем. Отсюда следует второе: еду и воду можешь оставить себе и лопать в свое удовольствие пока не кончится. Ну и третье: сейчас мы отправляемся, так что будь здоров. Искренне надеемся, что больше тебя никогда не увидим.

– Вы ничего не поняли, – с сожалением сказал Жернов. – Вы все-таки решились на авантюру. Но я не могу вам этого позволить. Хотя бы ради ваших милых девушек. Мне их просто жалко.

– Не надо нас жалеть, – сказала Катя.

– Все, поговорили, – Серега повернулся, собираясь идти, но был остановлен жестким окликом.

– Стоять!

– Вы не сможете заставить нас идти через пустыню, – произнес Никита. – Неужели вы этого не понимаете?

– Почему? – удивился Жернов. – Смогу. Лично ты вообще мне не нужен. И если не хочешь идти – не ходи.

– Я догадываюсь, кто тебе нужен, – сказал Серега. – Ты ничего не выиграешь.

– Ошибаешься, – губы Жернова растянулись в ухмылке. – В тебе, кстати, я тоже не нуждаюсь. Так что иди, куда собрался, и не мешай.

Он начал неторопливо поднимать автомат, и Ленка тут же прыгнула к Сереге, закрыв его своим телом.

– Мы уйдем все вместе! – крикнула она. – И не размахивай своим автоматом!

– Алексей! Возьми девчонку, – негромко приказал Жернов. – И врежь этому, как тебя учили. А вам всем не двигаться. Буду стрелять сначала по ногам.

Алексей послушно направился к Сереге и Ленке. Лицо его исказила злобная гримаса.

– Лешка, сволочь! – крикнула Ленка. – Холуй проклятый!

– Ты пасть закрой, да, – пробормотал Алексей, подходя ближе. Жернов целился из автомата, выбирая момент для выстрела. В этот

момент он не смотрел в сторону Никиты и не заметил его короткого движения.

– Медленно положи автомат, Жернов, – сказал Никита. – И не делай резких движений.

Жернов покосился в его сторону и непроизвольно вздрогнул, увидев направленный на него пистолет.

– Откуда у тебя… ах, да, «макаров» Алексея. Нехорошо брать чужое. Вообще, чудесно, что ты его все-таки сохранил. Но не валяй дурака, я сам вынимал из него патроны. На такую дешевку я не куплюсь. А знаешь, что? Пожалуй, я начну именно с тебя. Это будет уроком для остальных.

Жернов нарочито медленно начал перемещать автоматный ствол с Сереги на Никиту. Если бы он не увлекся показухой, то, возможно, имел бы некоторый шанс. Но сейчас Никита без колебаний нажал курок первым. Боек стукнул по патрону, тому самому, что Ленка с Катей нашли в салоне «джипа», который он бережно хранил, сам не зная для чего. Грохнул выстрел, пуля ударила в плечо Жернова и швырнула его на песок. Алексей замер в полном ошеломлении, а вот Серега, наоборот, прыгнул к лежащему Жернову, нагнулся и выпрямился уже с автоматом в руках.

Жернов елозил ногами по песку, пытаясь подняться. Выражение сильнейшего изумления на его лице сменилось гримасой боли, когда он попытался опереться на раненую руку.

– Т-ты! – простонал он. – Т-ты…

– Мы уходим, – сказал Серега. Он отступал к туманному столбу, не сводя глаз с Алексея, который так и оставался в неподвижности. – И вас с собой не берем. Катя! Лена! Пошли!

– Я с вами! – крикнула Вика, подбежала и встала рядом.

Они шагнули в туман тесной кучкой, ощущая прикосновения друг друга. На мгновение Никита обернулся: оставляемый позади мир делался размытым, фигуры Жернова и Алексея теряли четкость очертаний, а потом исчезли вовсе.

Сверкающий серебряными блестками туман объял их со всех сторон, растворил, закрутил, швырнул в пространство без протяженности и времени, где единственной опорой оставалась лишь рука того, кто шел рядом. Никита услышал крик, но не был уверен, что крик этот не его собственный. Он стискивал зубы и сильнее сжимал Катину руку, ему показалось, что воздух обратился твердью, он задыхался, ужас почти парализовал его мышцы, превозмогая его, он рванулся из последних сил…

Воздух вновь наполнял его легкие. Свежий ветер обдувал покрытое крупными каплями пота лицо. Ноги противно дрожали.

– Где мы? – услышал Никита голос Кати и открыл глаза.

Они стояли на невысоком, поросшем травой холме. Впереди, через поле, поднимались вершины деревьев небольшой рощи, справа тянулась лента грунтовой дороги. Столб пыли скрывал очертания катящегося в их сторону экипажа.

– Куда мы попали? – беспомощно спросила Вика.

– Очень похоже на Землю, – сказал Серега, осматриваясь по сторонам.

Экипаж быстро приближался. Сквозь пыль постепенно проступили очертания устройства на колесах со странным кузовом, состоящим, казалось, из сплошных углов без малейших закруглений, словно сооруженным из кубиков детского конструктора.

– Похоже, это уже неплохо, – проговорил Никита. – С чего-то ведь нужно начинать!

КРИТИКА

Сергей НЕКРАСОВ
РАССЧИТЫВАЙ НА СЕБЯ!

Эту книгу знают все. За столетия ее сюжет превратился в универсальный код мировой культуры. Образ Робинзона стал архетипом, отражения которого встречаются повсюду: литераторы не устают дописывать и переписывать изначальный текст, в то время как философы продолжают спорить о заложенных в нем смыслах. В словесном творчестве уже не осталось места, куда бы не ступала нога Робинзона, обутая в сапог из козлиной кожи. Робинзонада входит в число сюжетов, наиболее любимых авторами фантастики.

300 лет на боевом посту

Жизнь и удивительные приключения моряка из Йорка, сумевшего выжить на необитаемом острове и за двадцать восемь лет, два месяца и девятнадцать дней воссоздать на нем миниатюрную действующую модель цивилизации, никого не оставляют равнодушным. Изначально роман Дефо был написан для развлечения публики, но давно уже воспринимается как книга о выдающихся достижениях человеческого духа. На протяжении трех столетий каждое поколение читателей по-новому вчитывается в строки дневника, пытаясь понять, как возможен переход от всепоглощающего отчаяния к спокойной стойкости, позволяющей выдержать и преодолеть удары судьбы.

Литературный Робинзон для нас гораздо реальнее, чем его прототип Александр Селькирк, который провел четыре года на одном из островов архипелага Хуан-Фернандес к западу от чилийского побережья. Случай Сель-кирка был использован лишь для конструирования фабулы – реальное содержание романа с историей неудачливого матроса не имеет почти ничего общего. Несколько лет спустя после выхода книги в свет автор признал, что многие испытания и невзгоды, выпавшие на долю его героя, он взял из собственной жизни, переработав их в приключенческую аллегорию.

Английский писатель и незадачливый купец Даниэль Дефо (аристократический артикль к своей фамилии добавивший самовольно) выпустил свой первый роман в апреле 1719 года в возрасте 58 лет. Роман моментально превратился в бестселлер. Он пришелся по вкусу не только публике, но и книжным пиратам, которые завоевали часть рынка упрощенными пересказами. Последовали также пародии, памфлеты и многочисленные подражания: редкая европейская нация в XVIII веке не обзавелась парочкой собственных робинзонов (а в Германии, например, их насчитывалось около 40). Увы, литературный уровень большинства подражаний не выдерживал никакой критики.

Уловив тенденцию рынка, издатели потребовали от Дефо сиквелов, и уже к концу 1719 года в продаже появились «Дальнейшие приключения Робинзона Крузо», где речь шла о деловых поездках народного любимца в Россию и Китай. Год спустя вышли еще «Серьезные размышления Робинзона Крузо» – религиозное доктринерство в чистом виде. Неудивительно, что у последнего тома трилогии оказалось мало читателей.

Впрочем, размышления и глубокое самокопание, свойственные Робинзону, составляют важную деталь первого романа. Развитие человеческого духа, формирование этики, становление социальных отношений – эти и другие темы «развлекательного» сочинения привлекают внимание многих философов и мыслителей. Одним из первых почитателей робинзонософии стал Жан-Жак Руссо, увидевший в Крузо воплощение своей мечты о бегстве от пропитанной пороками цивилизации. На своем острове Робинзон как бы начинает жизнь сначала, освобожденный от дурного влияния общества. Он собственным умом создает понимание окружающего мира и собственным трудом обеспечивает свое благополучие. Книга о Робинзоне была единственной, которую разрешалось иметь Эмилю, главному герою одноименного философско-утопического романа Руссо, – для него это был учебник жизни.

Благодаря Руссо воспитательный потенциал истории о необитаемом острове прочно укоренился в европейской литературе. В XIX столетии широкую популярность получили робинзонады для детей, сочетавшие развлекательность с решением образовательных задач. Наибольший успех выпал на долю книги «Швейцарский Робинзон» (1813) альпийского пастора Иоганна Висса. В ней, используя роман Дефо в качестве учебника по домоводству, семья выходцев из Швейцарии строит на острове собственный маленький рай и успешно преодолевает трудности, связанные с воспитанием детей, у каждого из которых свой характер. Дом швейцарских робинзонов остается одним из самых посещаемых аттракционов Диснейленда, в то время как из Голливуда поступают вести о подготовке римейка диснеевской экранизации 1960 года. По странному стечению обстоятельств роман Висса, очень популярный на Западе, почти не известен российскому читателю (хотя упоминания о нем встречаются, например, в дневниках Л.Н.Толстого). Может быть, недавний показ одноименного телесериала исправит ситуацию.

Несколько раз обращался к робинзоновской теме и патриарх фантастики Жюль Верн. Подросткам адресованы его романы «Два года каникул», «Школа робинзонов» и «Вторая родина», причем последний представляет собой прямой сиквел «Швейцарского Робинзона». Но, конечно, самая знаменитая из жюль-верновских робинзонад – это роман «Таинственный остров», ставший образцом для научно-фантастического жанра.

По гамбургскому счету

Поток авантюрно-приключенческих текстов о новых Робинзонах не иссякает столетиями. Одновременно развивается данная тема в интеллектуальной литературе. Причем в послевоенное время интерес к «робинзонированию» (выражение Борхеса) значительно возрос: сюжет романа о Робинзоне позволяет осуществлять детальный критический анализ общества и социальных процессов. В некоторых случаях речь идет о заимствовании антуража и отдельных смыслов, цитировании сюжетных мотивов («Остров Накануне» У.Эко, «Галапагосы» К.Воннегута). Но есть и мейнстримовские произведения, полностью выстроенные вокруг робинзоновской тематики.

Например, сюжет «Бетонного острова» Балларда точно следует роману Дефо – особенность лишь в том, что действие происходит на небольшой забетонированной площадке, окруженной со всех сторон автострадами, выбраться с которой главный герой не в состоянии. В результате «необитаемый остров», существующий в самом центре машинной цивилизации, превращается в кафкианский кошмар. В романе Джозефа Кутзее «Мистер Фо» рассказывается «подлинная» история Робинзона и его товарищей по островной жизни, иронично обыгрываются мифы и стереотипы, связанные с персонажем и его автором. Показ того, как легко мистификация может превратиться в литературную реальность, служит нобелевскому лауреату поводом для серьезной рефлексии по поводу писательского ремесла.

Необычная цепочка интерпретаций выстроилась по следам романа Мишеля Турнье «Пятница, или Тихоокеанский Лимб». В романе французского автора вокруг ключевого противопоставления Робинзона и Пятницы (излюбленная тема антиколониального манифеста) последовательно идет разрушение жизненных и мировоззренческих стратегий, составивших славу оригинального Робинзона. Вместо копирования и утверждения европейского образа жизни, сохранившегося в складках камзола, Крузо здесь оказывается на побегушках у Пятницы, который способен в нужный момент воззвать к духам стихий и навязывает европейцу свой анималистический магизм. Почти сразу после выхода романа в свет его разбор появляется в эссе модного французского философа Жиля Делеза «Мир без Другого». Один из основателей философии постмодернизма находит в книге Турнье «удивительный роман комических авантюр и космических аватар» и глубокий анализ темы Другого: последний, согласно Делезу, является «структурой поля восприятия» и создает условия для проявления разных возможностей, сколь угодно извращенных или фантастических, в осмыслении воспринимаемого. Пожалуй, при известном желании философ мог бы утверждать нечто подобное и на материале романа Дефо… С его интерпретацией не согласился ни сам Турнье, ни многие другие читатели. А польский читатель Станислав Лем даже написал издевательский отклик на эссе Делеза. Его «Робинзонады» вошли в сборник псевдорецензий «Абсолютная пустота» (русский перевод «Робинзонад», кстати, впервые был опубликован в журнале «Если»). После этого Турнье, творчески развивая традиции жанра робинзонад, выпустил адаптированный вариант своей книги для детского чтения – видимо, надеясь, что это позволит избежать ненужного философствования.

Стоит упомянуть о пьесе Хулио Кортасара «Прощай, Робинзон», в которой также развивается антиколониальная тема. Робинзон и Пятница, вернувшись в качестве почетных гостей на остров Хуан-Фернандес, оказались заперты в президентском люксе многоэтажного отеля: администрация острова не заинтересована в том, чтобы они свободно общались с прессой, разрушая миф о Робинзоне. В действительности на Острове Робинзона Крузо – сегодняшнее название острова в архипелаге Хуан-Фернандес – нет многоэтажных отелей. Там живет всего шестьсот человек, есть маленький порт и две асфальтированные дороги.

Приказано: выжить

«Робинзона Крузо» по праву можно назвать одним из родоначальников жанровой литературы. Это еще довольно общий жанр авантюрно-приключенческого романа – из которого потом будут выделяться отдельные линии и новые жанры. Научная фантастика также числит роман Дефо в своих предшественниках и с удовольствием заимствует из него все, что сочтет нужным.

Робинзонады представлены в фантастике настолько широко, что необходимо специально сузить рамки рассмотрения. Договоримся называть робинзонадой историю об одном человеке или небольшой группе людей, которые оторваны от цивилизации и вынуждены бороться за выживание и воссоздание элементов цивилизации в новых условиях. Данное определение поможет нам ограничить тему и избежать соблазна объявить ее главной сюжетной линией фантастики, вспоминая роман катастроф, истории о колонизации, утопии или антиутопии с элементами робинзонады.

Структура робинзонады изоморфна структуре волшебной сказки. Сюжетообразующим элементом в ней выступает трагическое происшествие или катаклизм, который помещает группу людей в новые условия, лишая их привычного окружения.

Наиболее простой и распространенный способ столкнуть героев с трудностями – это, как и во времена Робинзона, кораблекрушение. Описание крушения космического корабля «Полюс» в повести К.Булычёва «Перевал» является, несомненно, одним из наиболее красочных и подробных в мировой фантастике. Также можно указать роман Дж.Кэмпбелла «Лунный ад», где описание катастрофы хоть и краткое, но весьма натуралистичное.

Природа чужой планеты может сыграть с людьми не менее злую шутку, чем человеческая техника: долговременное изменение метаболизма становится ловушкой для персонажей повести Р.Брэдбери «Лед и пламя» и повести А.Громова «Менуэт святого Витта». Американский классик нарисовал трагический мир, где из-за жесткого космического излучения продолжительность жизни человека составляет десять дней, а период оптимальной работоспособности не более 12 часов. Российский фантаст подхватил идею, «гуманно» пожалев детей, развитие которых в его версии наоборот почему-то тормозится. Некоторым персонажам Брэдбери удалось вырваться, из героев Громова до Земли не добрался никто.

Редким событием в мировой литературе остается описанное Ж.Верном крушение воздушного шара. Современные авторы подчас уже не описывают само крушение, взамен вводя какую-нибудь художественную условность вроде неточного входа в подпространственный туннель. Впрочем, хайнлайновский «Астронавт Джонс» так и не стал настоящей робинзонадой: семнадцатилетний стажер был назначен временным капитаном корабля и сумел вернуть его на курс, потому что помнил наизусть все логарифмические таблицы. Зато его ровесникам в «Туннеле в небо» пришлось немало попотеть, прежде чем они дождались обратного туннеля. Кстати, сперва они робинзонили по собственному желанию, чтобы сдать экзамен на выживание.

Золотой век классических робинзонад пришелся в НФ на 50-е годы: «Нечеловек по имени Пятница, или Первый на Марсе» Р.Гордона, «Пятеро против Венеры» Ф.Летэма наряду с упомянутыми романами Кэмпбелла и Хайнлайна сформировали стереотип, который все последующие авторы стремились разрушить любым доступным способом.

В золотой фонд классики жанра входит еще один интересный роман – «Робинзоны космоса» Ф.Карсака, в котором неведомый вселенский катаклизм переносит кусок земной поверхности на другую планету. Подобно Робинзону Крузо, который был потрясен, впервые увидев с вершины, что его суша со всех сторон окружена водой, герои Карсака испытывают шок, когда видят на небе два солнца. А в романе А.Кучаева «Астероид» катастрофа попроще: гигантский метеорит врезается в Землю, из людей остаются в живых считанные единицы. За год кучаевские герои добрались от истоков Волги до Индийского океана, так никого и не встретив по пути.

Редкой разновидностью робинзоновской катастрофы можно признать ситуацию, когда во всем мире куда-то пропадает большинство людей. Склады по-прежнему ломятся от товаров, но уже никто и никогда за ними не придет («Каникулы» Р.Брэдбери, «Калки» Г.Видала). Двигаясь дальше в этом направлении, мы могли бы прийти к классическому роману катастроф в духе «Дня триффидов». Причем если несколько десятилетий назад авторы предпочитали квазинаучные объяснения катаклизмов, то сегодня все чаще отдают предпочтение «вмешательству неодолимой силы» – которая, словно бог из театральной машины, переносит героев в новое место действия («Феодал» А.Громова и другие).

Коротко упомянем иные варианты робинзонирования: добровольное бегство или изгнание (в том числе, например, отшельничество магистра Йоды), насильственная высадка на необитаемом острове (вслед за Селькирком по этому пути были отправлены персонажи «Вычислителя» А.Громова), наконец, просто результат шалости или глупости («Два года каникул» Ж.Верна).

Попав на свой «необитаемый остров», фантастические робинзоны вступают в битву за выживание. Наиболее жесткий и тяжелый вариант придуманных автором условий мне видится в «Лунном аду» Кэмпбелла: отправленная на Луну экспедиция не смогла вовремя вернуться, аккумуляторы сели, кислорода и еды осталось на полтора месяца. Героям предстоит добывать воздух, воду и еду из лунного грунта, в свободное время сооружая солнечные батареи. К счастью для них, кэмпбелловская Луна в изобилии содержит любые элементы таблицы Менделеева, поэтому, имея в запасе парочку высококвалифицированных химиков, можно выжить и дождаться спасения.

Своеобразным парафразом кэмпбелловского произведения стал рассказ А.Шалимова «Пленник кратера Арзахель».В нем речь идет о такой же американской экспедиции, которая прилетела с целью объявить Луну территорией США и которая также терпит крушение (вызванное в данном случае лунным вулканизмом). Вот только шансов выжить американскому астронавту автор не дает. Из-за спешки, вызванной понуканиями пентагоновских генералов, полет был плохо подготовлен, а возможности отправить спасательный корабль нет. Герой находит спасение в своем дневнике: обращаясь через него ко всему человечеству с рассказом о первом человеке на Луне, он встает на путь духовного возрождения – до поры, пока хватит воздуха в оставшихся баллонах… Если роман Кэмпбелла был гимном человеческому духу, то рассказ Шалимова повествует о том, как глупость и подлость ставят на пути духа непреодолимые препятствия. (Он также позволяет вспомнить, какую значительную роль в советской фантастике 50-х и 60-х годов играла антиамериканская, антиимпериалистическая позиция.)

Переоценка всех ценностей

Жизнь на острове – серьезное экзистенциальное испытание. Робинзон любой эпохи вынужден в одиночку встречать все проблемы, бороться и побеждать. Никто не придет ему на помощь, он может рассчитывать лишь на себя – на свои силы, умения, знания, опыт. На свою психологическую устойчивость, способность ставить цели и достигать их.

С этой новой позиции все прежнее видится в ином свете. Ценность вещей для Робинзона теперь определяется не условностями общества, а их пригодностью для задачи выживания. Найдя в каюте корабля мешочек с золотыми монетами, он саркастически усмехается: «Ненужный хлам! Всю эту кучу золота я готов отдать за любой из этих ножей!». Вслед за Робинзоном от ненужных денег избавляются и герои «Таинственного острова» – в попытке набрать высоту они сбрасывают с воздушного шара мешок с золотом конфедератов.

О полезности ножей также осведомлены герои «Туннеля в небо». В испытании на выживание, которое Хайнлайн уготовил юным курсантам, нож оказывается полезнее огнестрельного оружия или огнемета (ведь владение мощным оружием лишает осторожности, которая для выживания необходима). Отношение Рода Уокера к собственному ножу сложное и глубокое – это и выражение его собственного мастерства, и символ мужского достоинства, и почти религиозный фетиш.

Насколько далеко может зайти переоценка всех ценностей на необитаемом острове? С этим вопросом мы неоднократно сталкиваемся в булычевском «Перевале». В повести заметное место отведено конфликту между двумя поколениями – старших, которые создали поселок после катастрофы корабля, и младших, выросших уже на новой планете и с детства изучивших науку выживания. С точки зрения младших, многие вещи старого мира абсолютно бесполезны и даже вредны – потому что мешают полезным. Старшим их «дикарская» культура непонятна, они продолжают тосковать о привычном – книгах, писчей бумаге и даже коньяке. Конфликт разрешается в путешествии, которое воспроизводит первобытный обряд инициации: молодежь должна совершить паломничество к рухнувшему в горах космическому кораблю, чтобы причаститься земной культуры. И чтобы найти вещи, которые раньше казались необязательной ерундой – книги по радиотехнике, бластер, а также консервные банки со сгущенным молоком, из которых так удобно делать ножи.

Робинзонада очень близка всему жанру фантастики в том, что касается отношения к вещам. Они здесь подаются очищенными от смыслов и условностей, которые им приписывает современное общество. Раскрывается подлинная суть вещей – их происхождение и чистая функциональность. Стул – чтобы на нем сидеть, сделан из дерева, нужны инструменты и несколько дней работы. Бластер – чтобы обороняться от диких животных, находится в рубке корабля, в местных условиях производство невозможно. И так далее. Для «высоких» литературных жанров это может показаться нелепым, наивным, порой даже чересчур сентиментальным. Для фантастики это составляет важную часть ее жанровой природы: как и роман о необитаемом острове, она смотрит на вещи из пограничной ситуации и выхватывает из них самое основное.

Лишь на необитаемом острове, покинув цивилизацию, можно составить верное представление о вещах, полагал Руссо. С ним спорил Маркс: по его мнению, взгляд Робинзона не является «чистым» и «естественным», он сформирован современным ему буржуазным обществом, в котором отдельный человек освобожден от социальных связей и может самостоятельно искать пути обогащения. Хоть Маркс и критикует Робинзона как типичного буржуа, к нему стоит прислушаться: герой романа не смог бы выжить и успешно растить свой сад, если бы не имел внутреннего идеологического стержня.

Робинзон Крузо находит спасение и опору в религии, с которой органично связан его по-хозяйски основательный подход к освоению и подчинению островных богатств. Но уже в романе Ж.Верна «Таинственный остров» появляется герой новейшего времени – инженер Сайрес Смит, вождь-технократ, в собственном разуме несущий основу и модель правильного действия, выраженную в форме научного знания. Именно с его позиций смотрит на вещи и определяет меру их ценности научная фантастика.

Один и много

Едва Робинзон обустраивается на необитаемом острове после катастрофы, как он сталкивается с проблемой гораздо более серьезной, чем многие другие. Проблема в том, что остров не является необитаемым. Речь не о грызунах, уничтожающих драгоценные посевы, и не о хищниках, которые ему не встретились. Самым опасным для человека животным, учит своих курсантов доктор Мэтсон из «Туннеля в небо», является двуногое прямоходящее млекопитающее. Если бы Крузо слышал эти слова, он, несомненно, восхитился бы заложенной в них мудростью.

Роман Хайнлайна содержит в себе едва ли не наиболее полный список модельных ситуаций отношения «робинзона» с другими разумными обитателями острова. Сперва – борьба за выживание, «война всех против всех». Затем – поиск партнеров, объединение усилий для совместного противостояния другим «двуногим хищникам». Создание больших групп и появление первичных элементов государственной культуры, вызванное необходимостью реализации «мегапроектов» вроде строительства изгороди. После этого появляются инструменты принуждения и насилия для защиты общества от недостойных лиц, самовольно выступающих против установленного порядка. Высшая стадия – конституционный процесс и последующее развитие политической жизни во вновь созданном государстве, забота о сохранении и умножении существующих элементов культуры.

Вера в прогресс, заложенная в романах Хайнлайна и Карсака (оба вышли в 1950-х), отнюдь не является «слепой» или наивной. Напротив, оба автора ясно подчеркивают: человек от природы вовсе не добр и не приятен, а некоторые экземпляры – так просто сволочи (как, например, семейка Хоннегеров, пытавшаяся установить в романе Карсака фашистскую диктатуру). Тем значительнее выглядит роль нравственно укорененных поступков отдельных людей, благодаря которым устанавливается общественный порядок. Объединение вокруг таких «центров силы и добра», – указывают классики – единственный шанс построить справедливое общество.

Следующее поколение фантастов более склонно к идеалистическому раскрытию темы. Например, в знаменитой повести Б.Лонгиера «Враг мой» два пилота враждебных рас, оказавшись на необитаемой планете, быстро перестают видеть друг в друге врага, становятся товарищами. (В этом произведении чувствуются отголоски эпохи холодной войны, когда казалось, что стоит остановить противостояние сверхдержав, и все само собой устроится хорошо.) В булычевском «Перевале» немало конфликтов, но все они выражены и разрешаются на межличностном уровне, а социальному миру в поселке людей на враждебной им планете ничто не угрожает.