Текст книги "Фэнтези-2003"

Автор книги: Сергей Лукьяненко

Соавторы: Андрей Белянин,Святослав Логинов,Александр Зорич,Вера Камша,Кирилл Бенедиктов,Дмитрий Володихин,Кайл Иторр,Елена Клещенко,Григорий Панченко,Марина Дяченко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 38 страниц)

Двое стариков беседуют о былом. Голова одного слетает с плеч. Второй поднимает ее – и продолжает говорить, словно ничего не произошло, словно все так же, как прежде… Потом умирает и второй – так и не подняв руки для того, чтобы защититься от удара.

Юноша и девушка неумело и неловко смыкают губы в поцелуе… Когда лезвие меча пронзает ей сердце, она лишь крепче прижимается к парню – и тот отвечает ей тем же, словно не замечая, что клинок не останавливается, вонзается и в его грудь.

Дети кувыркаются в придорожной траве. Один из них поднимается, падает – и больше уже не встает. Остальные не пытаются убежать, они продолжают свою игру – дальше, до самого конца…

Месть не приносит удовольствия. Но только кто решил, что мстят для удовольствия?

Убив последнего, Немхез лишь пожимает плечами, переступает через труп и идет дальше.

Мстят не для удовольствия – не прав был уже тот, первый, оставшийся дожидаться его возрождения в сожженном поселке на берегу. Немхез не мог удовольствоваться одним. При чем здесь удовольствие?

Мстят ради мести.

И Право на месть священно.

Тактика «выжженного взгляда» его не остановила. Ничто не могло его остановить.

Только осуществленная месть. А границы своей мести каждый определяет сам. Бог дает только Право. Только Право на месть.

Они вышли ему навстречу – те, кто решился выйти. И он убил их – всех.

Они бежали от него – те, кто не решался встретиться с ним в бою. Но он убил и их – всех.

– Ты ради этого живешь? – спросил у Немхеза смуглолицый купец, привезший свой цветастый товар в земли воинов в рогатых шлемах.

– Я – живу? – спросил у него Немхез. А потом убил и купца. Раз уж тот приплыл в поисках прибыли сюда, к возвращающимся из разбойных набегов дружинам с Карающей Дланью на щитах – значит, и он виновен в гибели рода Немхеза.

Значит, и он заслуживает мести. Значит, и его семья, и его Народ, и его страна…

Немхез ступил на водную гладь – и униженное море было вынуждено нести его на себе: оно тоже виновно. До сих пор виновно – ибо носит на себе корабли купцов, получающих прибыль от набегов разбойных дружин, пусть при этом и не сражающихся с ними в одних рядах.

– Я в своем Праве…

– Что за глупость? Так ведь получится, что он имеет право уничтожить весь мир, учитель! – Мальчишка удивлен так, что даже забывает встать, обращаясь к преподавателю.

– Он имеет Право, – спокойно отвечает учитель. Он уже привык к подобному удивлению – и этот мальчишка далеко не первый.

– А что потом? – спрашивает, вспомнив наконец подняться, удивленный ученик.

– А что потом – думай сам, – отвечает учитель. – Расскажешь нам всем на следующем уроке.

Какая-то девчонка за первым столом смеется – и мальчишка краснеет от досады. Да как она смеет?..

И с губ готова сорваться формула просьбы, обращенной к богу.

– Право… – шелестом отвечают касанию пересохшего языка пересохшие губы. И – все. Он замолкает, не договорив – потому что задумывается о том, что будет потом.

Подавится ли девчонка своим гадким смехом? Или он сам порвет ей горло голыми руками, запихивая обратно насмешку? И ведь никто не остановит и слова не скажет – он будет в Праве…

Или придется убить и учителя – улыбающегося с пониманием и сочувствием? И весь класс, хихикающий в кулаки? И этого… Министра образования! За то, что придумал школы и классы, в которых над тобой может смеяться какая-то пигалица с первой парты! И еще…

А что – потом?

– Право… – падает с губ такое тяжелое слово. И – все. Он не решается договорить. Пусть даже и шепотом.

Он думает – что будет потом.

– Хорошо, учитель, на следующем уроке я расскажу, что будет потом.

– А мы все послушаем, – соглашается учитель, напряженно следивший за беззвучным движением губ мальчика. – И я думаю, что и остальные расскажут нам об этом – о том, что будет потом…

После урока девчонка с первой парты подошла к нему:

– Извини. Я не хотела… Просто смешинка в нос влетела…

– Сейчас и в глаз еще влетит, – бормочет мальчишка, насупившись. И вдруг с удивившей его самого смелостью спрашивает, густо краснея: – Давай дружить?

– Давай! – улыбается она. И смеется. Совсем не обидно.

А потом они смеются вдвоем. Смешинка в нос влетела. Что там будет потом?

– Я в своем Праве, – равнодушно пожал плечами Немхез, давая старику в белоснежных одеждах заглянуть себе в глаза и увидеть пустоту.

– Но при чем здесь мой народ? – хрипел старец, умирая, даже не успев поднять для защиты ставший слишком тяжелым за последнюю дюжину лет меч.

– Вы счастливы. А у меня это отняли – мой народ, мое счастье, все.

– Ты безумен!

– Я в своем Праве.

Он мстил миру – всему миру. Каждому: счастливому – за счастье, богатому – за богатство, любящему – за взаимность, проигравшим – за возможность переиграть…

Он не мог переиграть, вернуть, повторить – только отомстить.

Немхез не знал, что привело его к началу – к сожженному поселку на берегу, где он когда-то попросил и получил Право.

Тело того – первого – истлело, рогатый шлем покрылся ржавчиной, меч кто-то утащил, прельстившись иззубренным лезвием, не похоронив погибшего владельца оружия.

– Здравствуй, мой первый враг, – опустившись на колени рядом с белеющим скелетом, произнес Немхез.

Он смотрел в пустые глазницы, видя отражение собственного взгляда, видя пустоту. И он рассказал мертвецу о том, как реализовал полученное Право. Шаг за шагом, жертву за жертвой, смерть за смертью, муку за мукой, боль за болью, страх за страхом…

– Почему же я не могу успокоиться, Первый Враг, надеявшийся, что я удовольствуюсь тобой одним? Месть не приносит удовольствия – но почему же и успокоения она не дарит? Я мщу не так? Мщу не тем? Не за то? Не тогда, когда надо?

Мертвец молчал. И белеющая на солнце кисть тянулась к чему-то незаметному, скрытому песком – тянулась, так похожая на Карающую Длань, украшавшую когда-то щит, что носила эта рука.

– Что там?

Наконечник стрелы, древко которой истлело от времени. Стрелы, убившей тебя, неугомонный мститель.

– Ты призвал бога, когда умирал – почему же сам не попросил его о Праве? Может быть, я и удовлетворился бы одним…

Наконечник стрелы, вращаемый гибкими и сильными пальцами, рассек кожу при неловком движении – и упал обратно в песок, отброшенный от неожиданности.

– Бог мой! – удивился Немхез, разглядывая царапину на' пальце. – Кровь?

Он забыл об этом – о любой, даже самой невыносимой боли. А потому эта, такая ничтожная – стала нестерпимой.

Вновь найденный наконечник лег на ладонь под пристальный взгляд. Что в нем такого – в этом кусочке металла?

Почти ничего – мелочь. Клеймо кузнечное, едва заметный знак…

И острым ножом через прошедшие годы бесконечных убийств, кромсая память, ожила перед глазами картина. Потом другая.

Охваченный пламенем родной поселок… Селение бледных воинов в рогатых шлемах… Второе… Третье… Последнее…

Белолицые не пользовались луками. Их воины всегда давали противнику шанс, приближаясь на расстояние удара – и только тогда били. Глупый обычай предков – глупый, но чтимый веками. Славные мечники, воины в рогатых шлемах не брали в руки метательное оружие. Всегда лицом к лицу…

Наконечник стрелы был местной ковки. Просто кто-то был не против прихода несущих Карающую Длань на щитах и знаменах. Подлец ли, безумец – какое это теперь имело значение?

– Я мстил… Не тому? Не тем? Не за то? Ни за что? Бог мой…

Право на месть священно – оно дано богом.

Кому ты будешь мстить, Немхез – человек, обладающий Правом?

– Кому могла быть выгодна гибель селения? Тем более что рогатые перебили в нем всех!

– Кто-то просто не подумал, что будет потом.

– Что ж тут думать? – усмехнулся юноша.

– Тот кто-то думал так же. Подлец или просто безумец – но он хотел помочь своим врагам. Он помог. Но сражающиеся лицом к лицу, не признающие луков и стрел – им ли было щадить предателя, пусть даже и помогшего им?

Преподаватель Права закрыл свои книги и теперь протирал платком линзы очков, близоруко оглядывая притихший класс и единственного стоящего ученика, не желающего понять то, что было когда-то. Это даже хорошо – значит, он первым задумается о том, что будет потом…

– Что же это за бог, дающий такие права? – спрашивает этот парень возмущенно, словно спрашивает самого этого неправильного бога.

– Дающий такое Право, – поправил его учитель, водружая очки на место. – Единственное Право. Право на месть.

– Глупый бог! – восклицает мальчишка. – Он не имел права давать такое Право людям…

– Ты сам все понял. Он не имел Права. Он дал его людям.

Право на месть священно – ибо даровано богом. И этого у бога уже не отнять – не отнять этого Права, которого сам он лишен.

Бог не имел Права…

Немхез кричал. Долго, страшно, бессмысленно – разрывая в клочья тишину, убивая все прочие звуки вокруг…

Перепуганное солнце нырнуло за горизонт – и через некоторое время алый шрам, деливший море и небо, зарос бурой коркой, а после и вовсе пропал. И дыры звезд, и две луны – не понять, где верх, где низ, где небесный свод, где водная гладь. И – две Карающие Длани, две огромные ладони, разведенные для оглушительного хлопка…

Немхез шагнул в звезды. Море? Небо?

Шаг за шагом – вверх? Вниз?

Право на месть священно – и не знает никаких границ и преград.

Немхез шел к богу, давшему ему это Право. Шел, чтобы расплатиться за дар – расплатиться сполна.

Неловкий поцелуй неожиданно приятен. Казалось бы – что такого? Губами в губы чмокнул. Но кружится голова, даже в глазах рябит…

– Ты совсем не умеешь целоваться! – тихо смеется она, боясь, что кто-то может услышать их в безмолвии ночного парка. Кто? Такие же парочки, пугающиеся звука собственных голосов и поцелуев?

– Можно подумать, ты умеешь совсем! – с легкой хрипотцой бормочет юноша, продолжая удерживать девушку в объятиях и боясь услышать, что обниматься он тоже не умеет. Совсем не умеешь. А с кем ему было учиться? С напарниками на тренировках по гаси-до? «Бросить бы тебя через бедро с захватом…»

– Не умеешь, не умеешь! – смеется она, а ее губы – сладкие, теплые, мягкие – запечатывают ему рот, и этот поцелуй вдруг сводит его с ума…

А в голове скребется злобная мыслишка: «Где научилась-то?» Неслышно почти скребется и очень далеко, но…

Но ведь сам-то он не умеет целоваться. Совсем. Так откуда же она…

– И откуда ты такая… – вздыхает он и начинает учиться. – Сейчас зацелую до смерти… Вот отсюда, – в левую щеку. – Досюда, – в губы и в правую щеку.

– А теперь обратно! – шепчет она, и губы сливаются снова. И кто теперь скажет, что он не умеет целоваться?

«Но сама-то где научилась? – скребется где-то на самом краю сознания. – Сама-то…»

Только закончилась разминка – новички тяжело дышали, старшие высокомерно поглядывали по сторонам, гордясь ровным дыханием после получаса бега, прыжков, подтягиваний, кувырков…

– Разбиться по парам! – приказал тренер.

Когда партнеры в образовавшихся парах приняли положенные стойки «Немхез замер в ожидании перерождения» – или хотя бы подобия стоек, – последовала следующая команда – название упражнения, для многих еще пока нового:

– «Немхез вырывает сердце, стоя перед богом»! Следите за ногами! Первое базовое движение бедер, корпус держим прямо, дыхание пока можно произвольное, руки начинают двигаться одновременно с бедрами, глаза устремлены на шею противника и чуть дальше, держа его целиком в поле зрения, но ни на чем не задерживаясь. Сосредоточить внимание на положении кистей!

Ладони стоящих в парах соприкасаются, один двигает руки вперед, переходя при этом из задней в переднюю полустойку, левая рука, на миг уступив напряжению правой ладони напарника, плавно начинает движение вперед – от своего сердца к его подбородку, преодолевая сопротивление партнера. Потом рука движется вниз, на уровень пояса, где правая ладонь удерживает левую руку противника. А дальше – движение, словно выхватываешь меч, и клинком-ребром ладони – в шею…

Потом партнеры меняются ролями.

«Немхез вырывает сердце, стоя перед богом». Надо побыть и тем, и другим.

Это уже боевая техника. После базовых движений рук, ног и бедер, основных видов перемещений – по квадрату, по прямой, по кругу… «Немхез скользит по глади моря», «Немхез дотягивается до горизонта», «Немхез шагает в небо»…

И вот теперь – «вырывает сердце, стоя перед богом». Но к чему это последнее движение – от правого бедра к горлу противника? Он что – голову богу отрубил?..

Тренировка длится два часа. После базовых движений и комплексов – спарринги, потом упражнения на дыхания и легкий самомассаж.

И все это – «Немхез». Шагает, скользит, ударяет… Вырывает сердце, стоя перед богом – и движение от бедра, словно выхватываешь меч…

Что потом?

– У тебя здорово получается, – улыбается она, дождавшись его после тренировки, за которой она наблюдала, сидя у дальней стены зала. Все знали, на кого она смотрит, все завидовали. Сменявшие друг друга партнеры пытались победить его у нее на глазах – чтобы взглянула и на них… Особенно тот, во втором спарринге – когда пришлось ударить почти в полную силу.

– Меня учат как и всех, – пожимает парень плечами, изо всех сил стараясь казаться равнодушным к похвале. Очень стараясь – но даже дыхательные упражнения не помогают до конца унять радостно барабанящее сердце.

– Ты, наверное, учишься не как все, – продолжает она улыбаться, отлично понимая, что сейчас с ним происходит, но довольная своей властью, обоим до конца не понятной, но такой увлекательной, просящей испытать себя снова.

– Давай сходим куда-нибудь? – как всегда краснея и чуть запинаясь, спрашивает он, кое-как справившись с ураганами, бушующими у него внутри.

– Не хочу сегодня никуда, – вдруг отвечает она, даже сама не зная почему. – Может, научишь меня так же?

– Как же? – мрачно интересуется он.

– Как «Немхез вырывает сердце, стоя перед богом».

– Девчон… Девушкам это не к лицу, – сделав серьезное лицо, отвечает парень, стараясь подражать интонациям наставника. Получилось довольно похоже. Только, похоже, она недовольна.

– Ну, конечно! – сердито встряхивает девушка головой, отворачиваясь (власть! власть!). – Девчонкам надо ждать, пока появится какой-нибудь очередной Немхез, придет, изнасилует, убьет…

– Ладно, я научу, – вздыхает он. – Только глупостей всяких не говори… «Изнасилует, убьет»! Немхез один такой был, кто Права попросил…

– А другие что же – не могут попросить?

– А другие думают, что будет потом…

Она вдруг заливается смехом – звонким, радостным… Но почему-то обидным. А потом говорит нечто еще более обидное, чем этот смех. Глупость говорит, продолжая смеяться, не глядя в его сторону:

– А другие все думают – что же будет потом? Некому даже изнасиловать бедную девушку!

И смеется.

«Дура», – хочет сказать он, чувствуя, как кровь бьет в лицо, как растекается по всей коже алыми пятнами – словно кто тебя в кипящую воду окунул… Но не говорит он ей этого.

Просто берет за плечи и разворачивает к себе. И целует – так, как не целовал никогда. И она отвечает – так же…

А потом он говорит то, что никогда не говорил:

– Я люблю тебя…

Она не отвечает. Но и не смеется, когда он, сделав шаг назад, исполняет «Немхеза, вырывающего сердце, стоя перед богом». Нет – его движения плавнее, а последнее не напоминает удар мечом. Он отдает ей свое сердце, донеся на ладони от своей груди к ее груди…

Широко распахнутые глаза – и губы, выдыхающие изумленно:

– Ты научишь меня? Так же?

Парень только кивает, удивленно вспоминая то, что сделал сейчас. Нет, наставник не узнал бы в этом движении своего «Немхеза»…

Так никто не умеет, подумал он вдруг.

Так никто не умеет – только я.

Так никто не умеет, понял он, глядя в широко распахнутые глаза той, которой сказал «люблю». Даже она не умеет – так…

Вырвать свое сердце – и отдать. Не расплата, а дар. От всей души…

Смогу ли я научить ее так же?

Вырвать сердце – и отдать?

Отдаст ли? – заныло в груди, где своего сердца уже не было, где было страшно и пусто от ожидания. Отдаст ли?

И что будет потом?

– Что произошло между Немхезом и богом? – спросил он на следующем уроке. – Откуда это движение в гаси-до? – вспомнив вчерашнюю тренировку, добавил парень, глядя учителю в глаза.

– «Немхез вырывает сердце, стоя перед богом»? – догадался преподаватель Права, в сухой фигуре которого не зря угадывались скрытые гибкость и сила. Не зря – потому что учитель повторил это движение в соответствии со всеми канонами, как учили на тренировке. И, конечно, не так, как парень изобразил это перед своей девушкой. Потому что в конце – удар, а не дар. Месть, расплата…

«Удара-то я и не нанес», – подумал он, глядя на застывшего учителя Права, но не видя его, а вспоминая сумбурный вечер накануне, свое признание, ее молчание…

– Да, это самое движение, – сказал он учителю, терпеливо ждущему, пока парень перелистает свои воспоминания. – Это самое.

– А ты не догадываешься? – улыбнулся преподаватель улыбкой человека, который давно все знает и только ждет, когда же его кто-то спросит. – Наверное, пора рассказать. Немхез добрался до бога…

Небо не смело сбросить его – оно тоже было виновно, а потому и небу он мстил, попирая ногами облака и звезды.

– Здравствуй, бог! – бросил он в спину облаченному в сверкающий доспех воину, которого встретил за последним облаком, под последней звездой.

Конечно, это был бог – кому еще здесь быть? Только богу. И Немхезу – раз уж пришел…

– Ты ко мне? – не спеша обернуться навстречу гостю, спросил бог. Блеск доспехов на нем слепил глаза. На голове – шлем. Не с рогами – это было бы странно и даже смешно. С гребнем из конского волоса. А бог задал новый вопрос: – Зачем ты здесь?

– Я в своем Праве, – ответил Немхез, не решаясь приблизиться к не спешащему повернуться ему навстречу богу-богатырю. – Ты сам дал мне его.

– Знаешь, почему?

Вопрос бога сбил с толку, как хороший удар, сбивающий с ног.

– Знаешь, почему я дал вам это Право?

Бог обернулся. Лицо мертвеца. Посиневшие, распухшие губы, налитые болезненно-красным глаза, пугающе бледная кожа – следы отравления одним из редких ядов, секрет приготовления которых давно уже забыт. Помнят лишь следы, которые он оставляет. Бледность лица, посиневшие губы, красные глаза…

– Я был лучшим из воинов, – слетело с распухших губ. – Я выходил один против армий – и побеждал. Мне не было равных – прежний бог дал мне Право на силу. Но я был один – а один в поле не воин. Пока я побеждал армии, кто-то вырезал моих родных. Пока я защищал и нападал, оберегал и разрушал, укреплял границы и расширял их – кто-то губил моих друзей. Я был один – и не мог быть всюду и со всеми, не мог защитить всех и каждого… Я даже отомстить не мог – не знал кому. А потом меня просто отравили – представляешь, Немхез? Не армии, не чародеи, не могучие герои, способные выйти со мной один на один – вытяжка какой-то травки, даже названия которой я не знаю… Я и тогда оставался сильным – я был в своем Праве. Но отомстить – не мог! Не траву же косить мечом! Ты хоть представляешь себе, что это такое – мечтать о мести, и не иметь возможности ее осуществить? Я умирал три дня – и ко мне никто не пришел. Потому что меня отравили случайно – представляешь? Перепутали приправы… Мне некому было мстить. Я поднялся до бога – и оказался сильнее его, потому что был в своем Праве. Это был совсем немощный божок… А вам я дал то, чего был лишен сам, – Право на месть.

Глаза бога горели. Сила есть – ума не надо… Чем ты думал, бог?

– Это твоя месть нам? За что? – спросил Немхез, не веря в то, что слышал.

– Это моя месть – которой я не смог насладиться! Но смог ты! Мне некому было мстить – а тебе? Разве ты не рад? Ты смог то, чего не смог твой бог, Немхез! И каждый из живущих – сможет…

Старый рубака устало смотрел в лицо бога, подарившего людям свою месть. Не тем? Не за то? Ни за что?..

– И зачем ты богом-то стал?

– Чтобы дать вам Право!..

Немхез ударил коротко и резко – бог отшатнулся, но не упал. Не упал, потому что бил старый рубака не его – себя. Может, и не смог бы он пробить собственную плоть, неуязвимую для стали, но помогла трещинка, оставленная предательской стрелой, и вот уже в ладони лежит холодный, как камень, комок – сердце. Как камень холодный и твердый…

Рука опустилась к поясу – вот-вот выронит.

Не выронил. Замах – словно меч из ножен – и камень сердца комком ссохшейся грязи летит в мертвенно-бледное лицо растерянного бога.

– Подавись своим Правом, убожество!

Он не думал, что будет потом.

Он отдавал Право, данное богом – богу. Богу – богово…

И небо не удержит не имеющего прав…

И море не остановит полет…

И все кончится…

Но он не думал уже, что будет потом. Даже богом стать не хотел – как этот отравленный дурак. Чтобы – не дай бог! – не дать людям подобного Права. Подобного данному этим…

Он уже не думал, что будет потом. Но остальные пусть думают. Пусть помнят, что было, – и думают…

Они все еще имеют Право. И Право священно, но…

Пусть думают.

За последним облаком, под последней звездой сидел недоумевающий бог, сжимая в руке холодный камень – сердце получившего от него Право.

– Я дал им Право, – бормочет бог. – А дальше пусть думают сами.

Он не понимал. Это был очень сильный, но очень глупый бог – куда ему было понять, что Немхез отомстил и ему. Бросив даром в лицо – отомстил. Отказавшись от божественности – отомстил. Погибнув вопреки Праву – отомстил.

Бог не понимал этого. И у людей по-прежнему было Право. Но было и кое-что еще – они могли думать о том, что будет потом. Богу этого было не дано. Этого тоже – но он не понимал…

Он купил цветы. Она любила именно эти – белые розы. А еще он купил наконец кольцо. А еще…

– Я люблю тебя, – сказал он. И не надо было изображать «Я вырываю сердце, стоя перед богиней, и отдаю его ей» – как он назвал это движение, что придумал сам почти год назад, в тот вечер сумбурных признаний, когда она так и не ответила ему тем же…

– Прости… – шептала она теперь, стараясь вернуть кольцо. – Я… не люблю тебя. Прости.

А потом, когда она уже закрывала дверь, – его губы дрогнули.

– Право…

Она не смела отвернуться – и в ее глазах был страх. Страх безумный, страх, сводящий с ума, страх, напугавший даже его самого.

– Право… – вновь шевельнулись пересохшие губы, выбрасывая наружу режущее глотку слово.

Твердые как сталь пальцы бьют в грудь – в свою, кажется, опустевшую за миг до этого, – и вырванное сердце, продолжающее биться, протянуто Ей…

– Право… на любовь…

Он уже не думал, что будет потом.

Он уже был богом.

Наверное, глупым – как и тот, что дал людям Право на месть. Ведь глупый же был бог?

«Я не буду таким же», – думал он, отдавая Ей свое все еще бьющееся сердце. Отдавая свое Право на любовь.

Право на месть позволяет мстить – пусть не тем, пусть не за то, пусть ни за что…

Право на любовь – позволяет любить. Не того, не за то, ни за что…

Не быть любимым – только любить. И глупого нового бога не стало. Но Право осталось.

Право на любовь.

И можно вырвать сердце из своей груди – и протянуть его Ей…

Глупый был бог.