Текст книги "Журнал «Если», 2000 № 04"

Автор книги: Сергей Лукьяненко

Соавторы: Станислав Лем,Андрей Синицын,Владимир Гаков,Брюс Стерлинг,Пат (Пэт) Кадиган,Дмитрий Байкалов,Шон Уильямс,Грегори (Альберт) Бенфорд,Саке Комацу,Терри Бэллантин Биссон
сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 23 страниц)

В 1996 году Кадиган, весьма далекая от конвейерной американской массовой беллетристики и американской же безоглядной веры в «хай-тех панацею», переехала в северный пригород Лондона. Там писательница проживает по сей день вместе с третьим мужем, Крисом Фаулером, и котом Калгари. Преподает «киберкультуру» в расположенном неподалеку университете города Варвика, активно участвует в разнообразных конференциях – как в онлайновом режиме, так и вживую. И, разумеется, пишет.

Вл. ГАКОВ

________________________________________________________________________

БИБЛИОГРАФИЯ ПАТ КАДИГАН

(Книжные издания)

1. «Проигрыватели Сознании» (Mindplayers, 1987)

2. Сб. «Образцы» (Patterns, 1.989).

3 «Синтеры» (Synners. 1991).

4. В соавторстве с Парен Джой Фаулер и Пат Мерфи – Сб. «Письма из дома» (Letters from Ноте, 1991).

5. «Дураки» (Fools, 1992)

в. Сб. «Дом на море» (Home by the Sea, 1992).

7. Сб. «Грязная работа» (Dirty Work, 1993).

8. «Чай из пустой чашки» (Tea from an Empty Cup, 1998).

9. «Аватара» (Avatar, 1999).

10. «Земля Обетованная» (Promised Land, 1999).

Грегори Бенфорд
ТАНЕЦ ДЛЯ ШИВЫ

Первый земной пилотируемый звездолет «Искатель», словно блестящая металлическая луна, плыл в круговращении странных миров. Система Центавра – тройная звезда. Самая слабая, крохотная искорка, собачкой увязавшаяся за двумя большими звездами в настоящий миг вечного танца бриллиантовым мотыльком упорхнула в сторону Солнца и, отлетев от обоих ярких светил, сделалась самой близкой к Солнцу звездой: Проксимой. [13]13
  Проксима как раз и означает «ближайшая» в переводе с греческого (Здесь и далее прим. перев.)


[Закрыть]

Облик системы Центавра определили две яркие желтые звезды. Носящие прозаические имена Альфа и Бета, они скользили друг вокруг друга, не замечая далекую Проксиму.

Джон, астроном «Искателя», замерял параметры светил, освежая сидящие в глубинах памяти цифры. Вершина карьеры уже маячила перед ним. Джон был сразу и смущен, и взволнован; к этим чувствам примешивалась тоненькая нотка страха.

Эксцентриситет орбиты звезды В, обращавшейся вокруг своего близнеца, составлял 0,52, а большая ось этого эллипса имела длину 23,2 астрономической единицы. Это означало, что даже при самом тесном сближении Альфа и Бета окажутся друг от друга дальше, чем Сатурн от Солнца.

Горевшая ослепительным бело-желтым огнем Альфа – светило потяжелее Солнца в 1,08 раза – относилась к спектральному классу G. Желтизна блеска ее спутницы, Беты, звезды класса К, отливала ржавчиной, – она была легче Солнца в 0,88 раза. Бета совершала оборот вокруг Альфы за 80 лет. Обеим уже перевалило за 4,8 миллиарда лет, значит, постарше нашего Солнца. Многообещающая подробность.

Именно рожденные Альфой дети-планеты заставили людей послать сюда экспедицию. С Луны единственная подобная Земле планета казалась ничтожной искоркой и была сперва обнаружена по линии поглощения кислорода в спектре звезды. Лучший километровый интерферометрический телескоп, длинный стержень с чашами-глазами, вглядывающимися в пространство между Альфой и Бетой, сумел разглядеть лишь расплывчатое пятно. Тем не менее изображения этого вполне хватило, чтобы пробудить интерес.

Новая Земля? Джон разглядывал ее затянутое облаками великолепие. Экспедиция продвигалась вперед, изучая небесный ньютонианский танец двух солнц в бальном зале миров. Проксима находилась так далеко, что ее нельзя было даже считать дамой, оставшейся без кавалера.

Капитан окрестил новую планету Шивой. Окутанный испарениями облачный шар жался поближе к горячему бело-желтому очагу Альфы. Бурлящая обещаниями планета манила Джона к себе все годы полета.

Похожа на Венеру, только состав атмосферы не тот, подумал он. Создаваемые обеими звездами сложные приливы массировали недра Шивы, вздымая волнами кору. Посланные Джоном широкочастотные зонды доставили массу информации, но как вписать эти данные в картину мира? Первым из астрономов он пытался применить выработанные за века теории к реальной планете.

Шива оказался богаче Земли на сушу – океаны занимали лишь 40 процентов его поверхности. Воздух богат азотом, красноречивы и 18 процентов водорода вместе со следами двуокиси углерода… Удивительное сходство с Землей. С человеческой точки зрения, на Шиве было жарковато, но все-таки не чересчур; венерианский оранжерейный эффект здесь почему-то отсутствовал. Как же Шиве удалось избежать такой участи?

Уже давно телескопы, расположенные на Луне, обнаружили один замечательный факт: здешняя атмосфера была далека от химического равновесия. Биологическая теория видела в этом факте несомненный росчерк жизни. И в самом деле, уже первое проведенное экспедицией картографирование обнаружило пышную зелень, покрывающую два далеко отстоящих друг от друга обитаемых пояса, начинающихся в 30 градусах широты от экватора.

Очевидным образом сложное приливное воздействие звезд Центавра изменило первоначальный наклон оси Шивы. Настойчивое их притяжение успело с точностью до градуса согласовать вращение планеты с ее орбитальным движением, так что теперь условия внизу сохранялись постоянными и равномерными. Лишь экваториальный пояс превратился в сухую и блеклую пустыню, которую продували обжигающие суховеи и по которой гуляли одни только смерчи.

Разглядывая полумесяц планеты, Джон прошел все доступные частотные диапазоны. Большие сине-зеленые моря и ни одного океана: обе умеренные зоны не связаны водой и потому не могут обмениваться морскими животными. Сухопутные миграции, как показывали расчеты, надежно перекрывала собой экваториальная пустыня. Птицам, решил Джон, такой перелет по силам, однако какой эволюционный фактор способен заставить их преодолевать подобные испытания? И что они получат в награду? Зачем им сражаться с зубастыми горными хребтами? Лучше нежиться в любом из многочисленных тихих озер.

Не изведанный пока еще мир вполне оправдывал потраченные на изнурительно медленный полет звездного корабля десятилетия жизни. Джон запросил полный обзор, и наблюдательная чаша цветком раскрылась вокруг него. Теперь он плыл в пространстве над диском центаврийской звездной системы, рассматривая ясное и четкое изображение.

Наконец-то мы здесь! «Искатель», ничтожная искорка среди светил, тем не менее невероятным образом долетел до цели. К далекой звезде Центавра.

Ему и в голову не приходило, что у человечества нет здесь действительно жизненно важных интересов. Доктрина экспансии вкупе с тягой к познаниям возникла на Земле семь столетий назад, даровав планету в собственность европейской культуре. И пусть наука успела установить кое-какие неприятные истины, они не притупили потребность в беспрестанном углублении познаний. В конце концов, что может случиться плохого, если мы просто посмотрим?!

* * *

Факт существования на Шиве высотного океана открылся далеко не сразу. Сама идея была безусловно абсурдной, и посему открытию сперва не поверили.

Одис первой заметила странное. Долгие дни сенсорного погружения в потоки данных оплатились сторицей. Она гордилась тем, что сумела выудить подобную экзотику из целого чана данных, куда сливали информацию экспедиционные зонды: крошечные, торопливые, смышленые, шнырявшие теперь по всему здешнему «государству», в котором правила пара звезд.

Да, звездная система Центавра – странное место, однако причиной подобной аномалии не могли оказаться никакие приливы. Планеты обязаны быть сферичными… почти. Земля, например, из-за собственного вращения на какие-то доли процента толще у экватора. Ну а Шива?

Одис обнаружила искажения в очертаниях этого мира. Аномалии находились далеко от экватора – возле глубокого синего моря шириной в 1694 километра, немедленно названного Круглым океаном. Он располагался в Южном полушарии, и едва ли не идеальное кольцо побережья намекало на то, что море заполнило колоссальный кратер. Одис не могла наглядеться на этот синий глазок – око самой планеты, лукаво поглядывающее на людей сквозь облака.

Одис провела самые разные измерения. «Искатель» готовился выйти на орбиту вокруг Шивы.

Она вдыхала клубы цифр, и кинестетическое программирование превращало их в сложные, путаные и причудливые архивы запахов.

Сперва она не поверила показаниям радаров. Перед нею возникали контуры, искусно вычерченные картографическими сканерами. Тем не менее калибровка подтвердила отсутствие ошибки, и поэтому Одис перешла к другим методам: медленным, аналитическим, скучным… невозможным при всем охватившем ее волнении. Они дали тот же результат.

Уровень Круглого океана на десять километров превышал уровень окружавшей его равнины.

Вокруг не было никаких гор. Океан этот казался волшебной космической шуткой, нагло требующей достойного объяснения.

Одис представила свое открытие на ежедневном собрании Контрольной Группы. И встретила откровенный скептицизм, пренебрежительные ухмылки, недоверчивые смешки.

– Я использовала самые надежные методы, – непреклонно возразила она. – И эти результаты не могут быть ошибочными.

– Вопрос можно окончательно разрешить, лишь поглядев сбоку, – проговорил долговязый геолог.

– Я надеялась услышать эти слова, – улыбнулась в ответ Одис. – Ну как, дадите мне обсервационное время?

Время для наблюдения ей выделили без особой охоты. «Искатель» обращался по вытянутому эллипсу вокруг облачного покрова Шивы. Траектория провела корабль сбоку от цели через два дня. Одис использовала все свои приборы – оптические, инфракрасные, ультрафиолетовые и микроволновые, чтобы оглядеть Круглый океан сбоку и отыскать ту чашу, что поддерживала округлую толщу лазурной воды.

Чаша так и не обнаружилась. Висящее море не имело под собой материальной опоры.

Результат оказался предельно ясным. Глубина ослепительно синего Круглого океана равнялась 1,36 километра. Спектральный анализ показал, что вода богата солями и всю толщу ее пронизывают течения. Словом, перед людьми лежало огромное и бурное горное озеро – за вычетом одного: горы.

Все прочие наблюдения были прекращены. Неопровержимые снимки доказали, что колоссальный, немыслимо тяжелый слой воды блаженно покоится на обычном воздухе, нарушая тем самым все основы механики. Вплоть до этого мгновения Одис была незаметной персоной. Теперь ее работа привлекла внимание всей экспедициии и сделалась объектом пересудов. Конкретный и невозможный факт разверзся перед людьми, как манящая бездна.

Разгадку этой тайны обнаружила Лисса, но радости это никому не принесло.

Работа Лиссы, специалиста по химии атмосфер, в основном завершилась еще до того, как корабль вышел на орбиту вокруг планеты. Она уже определила газовый состав и измерила концентрации, явно свидетельствовавшие о том, что под покровом атмосферы процветает жизнь. После чего, по ее мнению, общее внимание должно было переключиться на другую группу – исследователей поверхности.

Этого не случилось. Хорошенько набрав воздуха в легкие, Лисса выступила перед Контрольной Группой. Она должна была доказать, что не без оснований покушается на время столь занятых людей. Все глаза были обращены к Круглому океану, и один только воздух никого не интересовал.

Тем не менее дело именно в нем, настаивала Лисса. Круглый океан заинтриговал и ее, заставив обратить пристальное внимание на смесь кислорода, азота и двуокиси углерода, удерживающую на себе парящее море. Смесь оказалась совершенно обычной, едва ли не соответствующей земным стандартам, за исключением одной маленькой детали. Все спектральные линии были расщеплены, и Лисса всегда обнаруживала два пучка справа и слева от того места, где полагалось находиться линии.

Лисса отвернулась от изображений, которые проектировала перед Контрольной Группой.

– Единственное возможное объяснение, – сказала она нейтральным тоном, – заключается в том, что на крошечные диполи здесь действует колоссальное электрическое поле, заставляя молекулы сдвигаться. Отсюда и расщепление линий.

– Электрическое смещение? – усомнился седоволосый скептик. – В нейтрально заряженной атмосфере? Конечно, при вспышке молнии подобный мгновенный эффект возможен, но…

– Явление носит стационарный характер.

– А вы искали молнии? – спросил проницательный женский голос.

– Конечно. Вот они – змеятся между облаков под Круглым океаном. Но электрическое поле здесь создают совсем не они.

– А что же? – вопрос задал серьезный капитан, никогда не вступавший в научные дебаты.

Все головы дружно повернулись: сперва к нему, а потом к Лиссе.

Она пожала плечами.

– Пока не могу ответить на этот вопрос.

В этом было сложно признаться, однако незнание, похоже, становилось здесь разменной монетой.

Послышался чей-то голос.

– Выходит, подо всем этим океаном, на всех десяти километрах высоты в воздухе должно существовать немыслимо сильное поле?

Согласие сопровождалось озабоченными улыбками.

– Именно так, – неприкрытая правда взволновала аудиторию. – Повсюду.

Тагор спешил. И даже слишком спешил.

Он оттолкнулся от поручня, отлетел к противоположной стене, принял ногами инерцию тела и вложил всю силу мышц в новый толчок. Растры потекли в его усовершенствованном зрении, вспыхнули и поблекли.

Его полет завершился над Шивой – мир этот во всей своей облачной красоте ослепительным полумесяцем горел под его ногами. Тагор не стал концентрироваться на зрелище, все внимание его поглощали чудеса интеллекта.

Он нашел ответы на все вопросы, в этом можно было не сомневаться. Торопясь, он даже не поглядел на солнечный зайчик, покоящийся на небесных водах Круглого океана. Край воздушного цилиндра, поддерживающего синюю воду, четко вырисовывался внизу. При таком положении парящая вода отражала солнечные лучи на еще затемненные области планеты. Сверкающий лазурный самоцвет возвещал зарю во всей своей чистой и немыслимой невозможности.

Самый молодой член экспедиции Тагор был теоретиком. В университете он специализировался на происхождении планет, но умудрился обеспечить себе билет на «Искатель» способностью быстро и точно объяснять самые жгучие проблемы, с которыми сталкивались наблюдатели, а еще согласием исполнять любую грязную работу.

– Кэп, я все понял, – выпалил он, проталкиваясь сквозь люк.

И обменявшись приветствиями с капитаном, сидевшим за небольшим дубовым столом – единственным деревянным предметом на всем корабле, – приступил к делу.

– Круглый океан удерживает в воздухе давление электрического поля, – объявил он.

Реакция капитана не соответствовала ожиданиям Тагора: тот с невозмутимым спокойствием дожидался подробностей.

– Дело в том, что электромагнитное поле создает силы, действующие на электроны в атомах, – настаивал Тагор торопливой скороговоркой, оставляя в стороне цифры. – Действующие внизу поля очень сильны, я рассчитал это по измерениям Лиссы, и они могут обеспечить надежную опору.

Тагор перешел к сравнениям: это все равно что каждый объем воздуха величиной с чемодан набить энергией с плотностью, возникающей в миг взрыва ручной гранаты. Даже если эти поля образованы стоячими волнами, они все равно несут некоторые потери. Энергозатраты здесь колоссальны. Потом – за каким, собственно, чертом потребовалось такое сооружение?

К этому моменту возбужденный Тагор уже позабыл, перед кем находится.

Наконец капитан заморгал и спросил:

– Так, значит, на Земле нет ничего похожего?

– Нет, сэр. О подобных вещах я никогда не слыхал.

– И никакой естественный процесс не способен породить подобный фокус?

– Нет, сэр, такого даже нельзя представить.

– Ну что же, мы прибыли сюда как раз в поисках неожиданностей.

Тагор не знал, смеяться ему или плакать: выражение лица капитана было трудно истолковать. Так вот каким будет нынешнее исследование – полным тихой тревоги, обусловленной незнанием? На Земле подобные работы проводились в неведомом удалении, но здесь…

Он предпочел бы выбрать другую роль. Знакомить с неприятными откровениями людей, наделенных властью, значило привлекать к себе слишком много внимания, гораздо больше, чем ему хотелось бы.

Капитан Бэдквор позволил Тагору еще немного почирикать и не сразу отверз собственные уста. Каждый технарь должен сперва спеть свою песенку. Мало кого из них интересует хоть что-то за пределами собственных рулад.

Он отпустил Тагору благожелательную капитанскую улыбку. Ну почему все они кажутся такими юными!

– Итак, эта громадная штуковина на Шиве является искусственным сооружением.

– Да, сэр, похоже на то…

– И вся эта энергия используется лишь для того, чтобы поднять вверх озеро?

– Не сомневаюсь, сэр. Расчеты указывают на это. Я определил давление, создаваемое этими электрическими полями, считая, что они замкнуты в объеме под Круглым океаном, как запираются стоячие волны внутри проводящей коробки.

– Вы считаете океан проводящим? – Надо показать парнишке, что и его начальник знаком с физикой. Вообще-то, капитан защитил докторскую диссертацию по физике в Массачусетском технологическом, однако никогда не упоминал об этом, считая, что пока еще недостаточно знаком со своим экипажем.

– Э-э, ну не совсем. Мне кажется, что он является хорошим проводником, но в моей модели это просто способ показать, что…

– В нем есть сильные течения, так? Они могут переносить электроны. – Капитан потер подбородок, пока его ум пытался постичь подобную вещь. – И все же это не объясняет, почему вода на такой высоте не испаряется.

– Дело в том, что я не думал об этом.

Капитан махнул рукой.

– Продолжайте.

Пой-ка, голубчик.

– Тогда эти волны создают направленную вверх силу всякий раз, когда они отражаются с внутренней стороны океана…

– И передают весь этот вес вниз – невидимыми волнами – к скале, расположенной в 10 километрах внизу.

– Да, сэр.

Тагор был явно увлечен идеей. Зная решение загадки, он кипел энтузиазмом, но не умел выразить его словами. Капитан решил помиловать юнца.

– Похоже на правду. В такого сооружении нет ничего невероятного.

– Если не считать его величины, сэр.

– Можно сформулировать эту идею иначе.

– Да, сэр?

Странное, могучее ощущение охватило капитана. Долгие десятилетия ожидания превратили его в сталь, научили сохранять невозмутимость в присутствии экипажа. Но теперь его восприятие своего кабинета как бы исказилось – словно капитан терял власть над своим пространством и статусом. Ум возносился вихрем в пустоту между двумя чуждыми звездами. Капитан нахмурился.

– Эта штуковина больше всего того, что построили люди. И мы не имеем ни малейшего представления, зачем она предназначена. Величие этого сооружения, его масштаб – вот что потрясает меня, сынок.

Джон надел на голову шлем, и его окутал Шива. Теперь нужно позволить целому миру охватить себя – сознание забурлило, в нем что-то тренькало, извивались какие-то движущиеся узоры, а потом вдруг обрело покой и стабильность.

За прошедшее столетие астрономия сделалась в высшей степени интерактивной. Спектральные сенсоры ковром покрывали смотровое окно. В ходе долгого полета «Искателя» Джон настроил систему так, что теперь она повиновалась его малейшему желанию и создавала впечатление истинного, телесного погружения.

Ему не терпелось погрузиться в ощущение Шивы, в полную трехмерную перспективу. Полумесяц планеты набухал под ним спелым крапчатым плодом. Он направился вниз, к планете, богатой диапазонами.

Ради эффекта – еще за десятилетия до того, как Джон сделался небесным ныряльщиком – он расположил поля данных так, чтобы приближаться к ней ускоряясь. С высокой дуги орбиты он низвергся прямо к диску планеты. Картографические подробности открывались навстречу ему, расцветая все более мелкими деталями. Там…

Сперва эффект проявился в лугах северного обитаемого пояса. Джон направился к равнинам, и детали начали сменять друг друга лоскутами – один за другим. После удивительной теории Тагора, нашедшего объяснение возникновению Круглого океана – теории необычайной, отважной и исходящей не от специалиста, – Джон обязан быть готовым ко всему. Где-то здесь, в полях накопленной информации, должен прятаться ключ к тайне, который позволит определить, кто или что явилось создателем океана.

Внизу простирались поросшие травой широкие уступы. Однако кое-где трава редела. И скоро он понял причину. Природная растительность лишь пробивалась на равнинах, покрытых невесть откуда взявшимся упорядоченным узором – шестиугольниками, образовывавшими треугольники там, где нужно было перекрыть холмы и долины прямо до глинистых берегов медленных бурых рек.

Замеры отраженных ультрафиолетовых лучей позволили определить, что в основном складывающиеся в этот узор шестиугольные плитки невелики, однако встречаются и размером с целый дом, толщиной в несколько метров и… все они движутся. Скопище плит и плиток дергалось и копошилось с неуемной энергией, не обнаруживая при этом никакой очевидной цели.

Итак, они живые? Ультрафиолетовый спектр выдал наличие сложного полимера. Перекрестные цепи под множеством острых углов соединялись друг с другом, сокращаясь, как гибкие ткани мышц.

Джон свел вместе в единый ансамбль химиков и биологов; Одис и Лисса влили свои голоса в академический хор.

Плиткам, как обнаружила Лисса, для пропитания хватало собственного неба. Порожденные атмосферой простые сахара дождем проливались из густого воздуха, по питательности не уступающего жидкому куриному бульону. К этому процессу каким-то образом причастна электрохимия атмосферы, утверждала Лисса. Взвешенные комки микробов регулировали процесс.

Плитки были первичными едоками в цепи. Комки окислительных радикалов размером с мяч для гольфа патрулировали вдоль точных прямых линий периметров. Эти вращающиеся клубки стаями нападали на вторгшиеся тела, отвергая большую часть, но переваривая полезные. Лисса подключила еще двоих биологов, у которых, конечно же, нашлась куча вопросов. А не похожи ли эти плитки на огромных черепах, предположил один из них, неловко усмехаясь. Им так хотелось перевернуть одну из них.

Дневные они или ночные? Лишь некоторые из них ночные.

Есть ли среди них маленькие? Немного.

Размножаются ли они делением? Нет, но… Сложный процесс, представший перед биологами, оставался пока непонятным. Воспроизведение явно имело здесь не простую природу.

В движениях плиток обнаружилась некая периодичность, медленный ритм, в частности максимум спектра Фурье [14]14
  Спектр Фурье – разложение непериодической функции на периодические компоненты.


[Закрыть]в быстрой части его приходился на 1,27 секунды, – но опять же во всем этом не усматривалось явного смысла.

Или же все они представляют собой единую жизненную форму?.. Возможно ли такое вообще?

Неужели целая планета занята складывающимся из плиток существом, использующим ресурсы всего небесного тела?

Старшие из биологов ехидничали. Как это может эволюционировать вид, состоящий из одного организма? И что это за экосистема – величиной в целый мир – с таким скудным количеством составных частей?

Нарушались все правила эволюции. То есть биологической эволюции. Но только не социальной.

Джон еще глубже погрузился в сложные матрицы данных. Бесконечные моря плиток, заливавшие горы вместе с долинами, дергались, шевелились, не зная остановки, лишь изредка позволяя проглянуть кусочку голой земли, пока случайно образовавшийся квадрат заполнялся треугольниками. Удлиненные фигуры, встречаясь, начинали с лихорадочной энергией состыковываться по всему контуру.

Оба полушария планеты были похожи, но плитки на севере имели другую форму – в основном пятиугольную. Они нигде не преодолевали реки, однако были вполне способны перебраться вброд через ручей. Центаврийский аналог хлорофилла обнаруживался повсюду – кроме Круглого океана.

Землю покрывала редкая трава, растения жили тем солнечным светом, который просачивался между краями – толкающимися, покачивающимися, ударяющимися и дрожащими. Проползавшие над травой плитки иногда объедали ее, а иногда нет, тем не менее оставляя за собой как бы обгоревшие стебли. Лихорадочная пляска их не знала остановки, не ведала сна. Что если создания эти погружены в восторженную беседу посреди не знающего конца радостного праздника?

Джон замедлил свой спуск. Эти живые плитки воистину потрясали. Неужели они и есть строители Круглого океана? Пора биологам браться за дело.

Компьютерщики исповедовали одну точку зрения, биологи – после первого разгрома, когда еще они отвергали саму возможность того, что одно-единственное существо может образовывать собой всю биосферу – совершенно другую.

После некоторых трений обе позиции удалось в какой-то мере согласовать. Кто-то из биологов отметил, что две плитки, встречаясь, ведут себя, как занявшиеся любовью крохотные домики… столь же пикантно подставляя друг другу одни и те же углы и грани.

«Искатель» послал вниз новые микрозонды. Они обнаружили лишь слабое магнитное поле по периметру плиток. Их быстрые соприкосновения напоминали, скорее, о нейронах, спроецированных на плоскость.

Аналогия расшевелила теоретиков. И после смены, за трапезой, как всегда состоявшей из пива, соевых орешков и дружеских наскоков, один из мудрецов численного царства-государства выдвинул совершенно абсурдную идею: а не могла ли вся эта планета превратиться в компьютер?

Все расхохотались. Засыпали насмешками автора… а после погрузились в хмурое молчание. Родившиеся на стыке наук идеи всегда смущают специалистов.

Может ли вид превратить себя в биологический компьютер? Плитки терлись и ласкались друг к другу в каком-то необъяснимом порядке. Явно не применяя информацию в численном виде, они могли изъясняться на более сложном языке, основывающемся на положениях и углах, использующем плоскостную геометрию. Каждое столкновение, должно быть, являлось истинно евклидовым разговором – возможно, богатым нюансами.

Аналогия с компьютером породила новый вопрос. Способны ли плитки познавать что-либо, кроме себя самих? Или же их можно просто считать странными геометрическими солипсистами [15]15
  Солипсизм – разновидность субъективного идеализма, отвергающая саму возможность постижения объективной реальности. (Прим. ред.)


[Закрыть]? Не следует ли называть всю совокупность плиток – Оно?

Интересовалось ли это самое Оно, замкнувшееся в созданном собою же космосе, внешним миром? Альфа Центавра, не скупясь, снабжала Его энергией, а густой воздух служил пищей; Оно было единственной силой на всей планете. Какие принципы имелись у этого существа для общения с великим Вовне?

Быть может, любознательность? Биологи скептически воспринимали подобную перспективу. Первобытные люди удовлетворяли свое любопытство за счет окружающей среды. Эволюционирующая обезьяна училась новым трюкам, отыскивала пресную воду, убивала новые разновидности дичи, придумывала, как наилучшим образом отыскать ка-кой-нибудь сладкий корешок – и мир должным образом реагировал на все это.

Значит, здесь (только не надо прямо сейчас спрашивать у нас, почему, вопили биологи) у игры были совсем другие правила. Какую выгоду извлекают плитки из бесконечного шлепания друг о друга?

Итак, если прибывшие с визитом люди даже найдут условный колокольчик у двери, за которой обитают черепицы, и позвонят, то, похоже, никто не ответит. И, возможно, просто потому, что никого нет дома.

Следует ли попытаться?

Джон, Одис, Лисса, Тагор, капитан и еще более сотни членов экипажа размышляли над этим.

* * *

Но пока они обдумывали вопрос, исследования продолжались.

Крылатый зонд подлетел поближе к вознесенному морю и обозрел поддерживающий его объем атмосферы с помощью дистанционных сенсоров и сканирующих телескопов. На Шиве даже атмосферные явления обходили стороной Круглый океан. Грозовые облака держались в стороне от скалистого подножия невероятного водоема. В зияющих высотах все же образовывались облака, которые, однако, быстро рассеивались, как бы растворенные незримыми силами.

Под морем пролетали птицы – создания, похожие на пернатых воздушных змеев.

Каким-то образом люди начисто проворонили эту разновидность живых существ. Даже посадочные зонды не успевали проследить за этими быстрыми созданиями. Птицы-змеи питались в основном миниатюрными, парившими во мглистом воздухе долин живыми подобиями воздушных шариков, которые уж просто кишели под Круглым океаном.

Джон предложил выслать автоматический зонд величиной с птицу, чтобы замерить физические параметры в сердце зазора. Капитан Бэдквор одобрил идею. В мастерских изготовили некое подобие здешней птицы. Покрытая поддельными перьями и снабженная реактивным двигателем машина выглядела весьма убедительно.

Джон сопровождал зонд на расстоянии. Искусственная птица залетела вглубь на 17 километров и вдруг исчезла в ослепительном электрическом разряде. Телеметрия позволила обнаружить причину: Круглый океан покоился на сложном переплетении электрических полей, создающем направленное вверх давление. Поля эти нигде не превосходили уровня, нужного для пробоя – один мегавольт на метр, – выше которого атмосфера Шивы начала бы ионизироваться. Напряженность поля опасно приближалась к этому уровню.

Робозонд наткнулся на критический максимум в сложной конфигурации поля. И, замкнув собой силовые линии, вызвал вспышку, за какую-то миллисекунду закачавшую миллионы ватт в псевдоптицу.

Посыпался пепел, и Джон заложил вираж, уходя со своей наблюдательной позиции в пяти километрах от периметра загадочного объекта. У него не было особых причин предполагать, что разряд, случившийся в глубине воздушного промежутка, может каким-то образом распространиться вовне, спонтанно выбросив наружу колоссальную накопленную энергию. Проектировщики опоры Круглого океана просто не могли позволить, чтобы пролет одной птицы мог подействовать на электромагнитные связи.

Однако случилось нечто подобное. Система отреагировала.

Обгорелый бурый корпус псевдоптицы лениво падал, рассыпая искры. Они сливались в разреженный оранжевый разряд, порождавшийся энергией, которая протекала по останкам ныне испепеленной машины. Линия разряда уходила прочь, безошибочно следуя траектории подлета аппарата. Почти со скоростью света неслась она назад, вычерчивая дугу.

У этой системы есть память, понял Джон. Разворачивая свой флиттер, он увидел светящееся волокно. И едва успел сообразить: оно похоже на огромный палец, молнией указующий на него. Вполне уместная аналогия, впрочем у него уже не было времени на парадоксы. Оранжевый разряд прикоснулся к флиттеру. Заряд хлынул в кабину, и волосы на голове Джона встали дыбом.

В идеальном случае электроны переходят на внешнюю поверхность проводника. Но когда антенны подсоединены, контуры могут замкнуться где-то в глубине кабины.

Нечто вознамерилось обрушить чудовищный разряд на флиттер, выпустивший псевдоптицу. И Джон, с точки зрения любых критериев, прекратил свое существование в качестве упорядоченного объема электрической информации.

Гибель Джона позволила получить целую кучу данных. Вскоре Лисса установила истинное предназначение Круглого океана. Его следовало считать украшением, может быть, произведением искусства.

Вокруг этого моря было полно озона. Абсолютно природное с виду озеро венчало огромную полость, функционировавшую как устойчивый, вертикально поставленный лазер.