Текст книги "Месть Владигора"

Автор книги: Сергей Карпущенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц)

9. Журавль с большим железным носом

Снова появившись на стене, Владигор увидел, что забороло почти снесено на протяжении примерно в пятьдесят шагов. Большой же порок все бил и бил в стену как раз там, где она лишилась заборола. Владигор понял, что защитить крепость в этом месте будет очень трудно: борейцы сделают пролом, а сверху на них и камня сбросить невозможно, и смолы кипящей не вылить, и из лука не выстрелить, потому что как же воину на стене без прикрытия стоять?

Те из синегорцев, кто прятался сейчас за остатками заборола, еще не порушенными камнями и кольями, продолжали пускать в борейцев стрелы с горящей паклей, но по-прежнему безо всякого успеха. Князя завидев, встретили они его с какой-то чуть приметной укоризной в глазах. Воины видели, как Владигор с дружиной собрался атаковать пороки, но вдруг отчего-то замешкались синегорские всадники, смешались, остановили бег коней, а потом и вовсе повернули. Вспомнилась и недавняя атака санной крепостицы, в тот раз кони тоже внезапно и неизвестно почему остановились. Нехорошие мысли закрались в умы воинов, безоговорочно веривших прежде в силу Владигора, в его могучий дар побеждать.

Провожаемый мрачными взглядами, Владигор, нахмурясь, прошел по стене, увернулся от ловко пущенного из малого порока заостренного кола, посмотрел вниз – бревна городницы были исполосованы широкими и глубокими трещинами. Еще полдня работы порока могли сделать пролом в стене. Владигору стало страшно. Не за себя – за Ладор, за Синегорье. В воображении вспыхнули яркие картины бесчинств борейцев на улицах его столицы, льющаяся рекою кровь…

«Нет, не бывать такому, не бывать!» – упрямо проговорил про себя Владигор, хоть и не знал, что он будет делать, и тут из состояния задумчивости его вывел голос. Вкрадчивый и тихий, но упрямый, этот голос раздался почти возле самого уха Владигора:

– Князь-батюшка, послушай меня!

Владигор обернулся – тот самый гонец Грунлафа, что известил его о приближающемся к границам Синегорья войске борейцев, смотрел на него своими быстрыми, как у хорька, глазами снизу вверх – слишком уж мал ростом был гонец, одетый сейчас в кольчугу, со шлемом на голове и с луком в руке.

– Муха, если не запамятовал? – улыбнулся невольно князь.

– Он самый, Муха! – довольно закивал бывший гонец. – Штуку я одну придумал. Знаю, как пороки эти нам сломать, коль уж поджечь не можем.

– Ну и как же? – радостно насторожился Владигор.

– Журавля построить надобно!

– Что за журавель? – удивился Владигор.

– Ну как же! Сам, наверное, видел в деревне журавлей, что над колодцами летают вверх-вниз: перекладина длинная на бревне, в землю врытом. На одной стороне – груз, на другой – шест, к шесту ведро цепляют. Все просто, как хвост кошачий!

– Ну а здесь-то твой журавель зачем?

– А как же! Из древесного ствола сделаем мы перекладину большую, чтоб одним своим концом прямо над пороком борейским находилась. За середину прикрепим к стене, но чтоб качалась туда-сюда. К тому концу, что над пороком завис, привяжем бревно потолще да потяжелее, можно и железом обить его. С конца другого, над городом висящего, веревки свисать будут, и за те веревки станем тянуть. Пониже конец опустим этот – бревнышко наше над пороком зависнет. Отпустим – вниз полетит да так шибко ударит, что все передавит к лешему! За короткий срок весь порок с борейцами превратим, прости за худое слово, в дерьмо поганое, и больше уж к нам с пороками борейцы не сунутся, ибо только с близкого расстояния можно стрелять из этих махин по стенам!

Чем дольше слушал Владигор, тем шире становилась улыбка на лице его. Закончил Муха – хлопнул князь его по плечу, сказал:

– Голова твоя, Муха, с виду и невелика, а умишко зато в ней спрятан крепкий. Будешь руководить строительством журавля своего. Плотники мои во всем тебе послушны будут. Все вещи нужные тебе дадут из моих амбаров. Только… поторопись, сам видишь…

– Вижу, князь-батюшка. Постараюсь попроворней сделать, недаром Мухой зовусь.

Княжеским плотникам долго объяснять суть «штуки» не пришлось. Похвалили Муху за смекалку, и закипела близ стены работа. Перво-наперво подобрали шест длины необходимой, чтоб смог достать одним своим концом до порока. На стене закрепили его посередке, чтоб качался; дубовую колоду, обитую полосами железными, тоже наверх втащили, на канате толстом привязали к концу бревна. Оставалось только столкнуть эту колоду вниз, чтобы понеслась с силой страшной прямо на порок.

Все к бою с пороком было уж приготовлено: люди со стороны города взялись за веревки, привязанные к другому концу бревна. Владигор за всеми действиями мастеров сам следил, помогал и советом, и руками. Когда же все готово было, влез на стену и спихнул с нее железный «клюв» журавля.

Канат натянулся, полетела вниз колода, с треском пробила щиты, что прикрывали порок. А Владигор уже кричал молодцам, что сзади на земле с веревками стояли:

– Поднимайте, поднимайте!

Вверх пошел конец бревна, вверх поползла колода, застыла над пороком, а Владигор с надеждой подумал: «Вот бы сейчас колодой этой Краса раздавить! Тогда бы налетели мы на борейский лагерь с одной дружиной да разметали бы всю эту сволочь по широку полю!»

– Ну, теперь веревки разом отпускайте! – прокричал.

Дубовая колода, обитая железом, вниз понеслась. Треск раздался громкий, чьи-то стоны, а Владигор уж снова велел поднимать колоду, и вновь со страшной скоростью ухнула вниз она, ломая хитрую придумку Краса. Вскоре увидел Владигор покореженный, поломанный порок, а между рухнувших бревен, из которых был сложен он, шевелились изуродованные тела борейцев. Некоторые из них, оставляя на снегу кровавый след, отползали в сторону своего лагеря.

– Стреляйте по ним, стреляйте! – закричал Владигор, понимая, что среди них может быть Крас.

Воины со стен живо разделались с ранеными борейцами, а Владигор уже перенес журавля немного в сторону, где стоял неповрежденным порок поменьше, сделанный в виде огромного самострела. На него понадобилось совсем немного времени, и вот уже было сломано его грозное луковище, причинившее так много бед на стенах, и раздавлен станок, и переломаны все щиты, и перебиты воины, что прятались под щитами, а тех, кто пытался бежать, синегорцы пронзали своими стрелами, приговаривая:

– Что, наелись ладорского жита? Не пучит животы?!

Но неспокоен был Владигор. Привязав веревку к заборолу, он соскользнул на снег, чтобы увидеть того, кто умел останавливать бег коней, напускать на глаза мглу, умел строить пороки. Владигор не знал, сохранил ли Крас облик землекопа, но что-то подсказывало ему: если он увидит чародея среди раздавленных или застреленных, то обязательно узнает его.

Готовый ко всему, с обнаженным мечом он обошел руины еще недавно страшного оружия, причинившего стене Ладора такой сильный вред, вглядывался в лица мертвых, желая найти труп колдуна, но не нашел его.

«Да неужели он ушел? Но когда же? Когда наши устанавливали на стене журавля? Значит, предчувствовал, что может случиться с пороками! Ах, нужно было делать это неприметно, тогда бы и Красу досталось здесь!»

Досадуя на собственную недогадливость, Владигор внимательно осмотрел поврежденную городницу. Оказалось, что разрушения, причиненные камнями порока, куда более серьезны, чем он раньше предполагал. Иные бревна уже были вмяты внутрь городницы, даже сломаны пополам. На снег вывалилась перемешанная с камнями глина, прежде наполнявшая стену. Кругом валялись большие валуны, отскочившие от бревен в результате сильного удара о них.

Однако горевать и сетовать времени не было – враги могли воспользоваться результатами «работы» своих пороков. К тому же чего горевать? Ведь удалось же разбить стенобитные приспособления!

Быстро полез на стену Владигор, тотчас отдал приказ плотникам:

– Мастера! Сколько вам надо людей, берите! Чтобы к середине завтрашнего дня разрушенное забороло восстановлено было! Главное же – бревна в городнице перемените. А разрушенный порок борейский сожгите! Ну, действуйте!

Не без пользы для себя спустился к разбитым порокам Владигор. Прежде никогда не видел он таких приспособлений и теперь подивился простоте их устройства, понял полезность таких махин.

«Спасибо, Крас-чародей, – подумал про себя. – Воспользуюсь когда-нибудь я выдумкой твоей. Пойдет она на пользу мне!»

И не догадывался в эти минуты Владигор, что, желая воевать оружием, подаренным ему служителем зла, он тем самым вобрал-таки в себя частицу зла – зло уютно свернулось в его сердце, подобно гадюке, забравшейся под пень в ожидании добычи.

10. Растущая гора

За происходящим у ладорской стены уже с раннего утра наблюдали не только военачальники борейцев, но и многие дружинники, ратники. Если они и не выражали открыто своего восторга по поводу того, сколь успешно пороки дробили стену и сносили забороло, то все равно надежда на скорую победу воспламеняла их. Каждый уже представлял, с каким восторгом он будет бежать по улицам города, разя своим окровавленным мечом всех, кто попадется на пути, – и старца, и ребенка, и женщину, воображал себя разбогатевшим за счет награбленного добра. Поэтому каждый удар камня в ладорскую стену звучал в ушах сладостной музыкой.

Но вот увидели все, как произошло нечто совершенно необъяснимое: над стеной то и дело поднимался какой-то толстый шест, к которому было привязано что-то толстое и, видно, тяжелое, и теперь звуки совсем других ударов доносились до борейских полков. Не гулкие, как при ударе валунов о стену, а сочно хрустящие, точно ломались под напором какой-то страшной силы толстые бревна.

Вскоре всем стало ясно, что происходит у стены.

– Синегорцы разбивают пороки! Они рушат их!

– Ах, беда, беда! Великий Перун, помоги нам, защити!

Так кричали борейцы, и некоторые даже кидались на снег, в отчаянии катались по нему, скрежеща зубами, царапая до крови лица. Они негодовали на то, что победа, казавшаяся им такой близкой, ускользала и надежда на скорое обогащение таяла, словно дым.

Вдруг от разрушенных пороков к войску, спотыкаясь, падая в снег и снова поднимаясь, побежал какой-то человек.

– Кутепа! – злобно сжимая кулаки, воскликнул Гилун, когда можно уже стало различить черты лица бегущего. – Ну, эта жалкая лягушка сейчас ответит за поломанные пороки!

Грунлаф, стоявший рядом, промолчал. Он разделял мнение Гилуна, что виновного в крушении планов по овладению Ладором нужно наказать. Но Грунлаф знал также, что Крас бессмертен.

Чародей подбежал наконец к князьям, и на его лице изобразились скорбь и вина. Он рухнул на колени, много раз ударился головой в истоптанный снег и закричал:

– Князюшки, помилосердствуйте, не казните!

– Не казнить?! – пнул его ногой разгневанный, взбешенный Гилун. – А что прикажешь делать с тобой?! Наградить за проворство?!

– Ах, ах, кто же знал, что так получится?! – вопил Крас, по сморщенному лицу которого текли крупные слезы. – Разве не видели, князюшки, как хорошо работали пороки вначале? Мы почти разбили стену, оставалось совсем немного…

– Немного, говоришь, подлец?! – схватил его за редкие волосы Старко. – Нет, ты должен был предвидеть, что синегорцы со стены смогут разбить пороки!

– Нет, князья, никакой опасности не предвидел! Похоже, сам Перун помог им, вселил в их умы мыслишку, как пороки мои порушить! А возможно, и чародей какой-нибудь им мысль подал. Не вините меня, князья! Что взять с Кутепы? Смышленый я, да против моей смекалки посильнее смекалка отыскалась!

Плач Краса, казалось, не тронул ожесточенные неудачей сердца вождей. Пересей Коробчакский, весь пылая гневом, палицу свою над ним занес, литую, с торчащими шипами. Под одобрительные призывы казнить виновника новой неудачи занес уж было свое оружие над головой Кутепы-Краса, но руку Пересея задержал Грунлаф:

– Негоже так поступать. Не мы ли одобрили пороки? Не мы ли согласились с тем, сколь полезны могут оказаться тараны эти? Теперь же поспешно судим человека, их создавшего! Не видишь разве, что и на нас вина лежит?

Пересей руку с палицей медленно опустил. Недовольный заступничеством Грунлафа, неприязненно спросил:

– Что же нам теперь, выходит, поклониться смерду этому? Опозорил всех борейцев, собака! Пусть уж хотя бы в наказание задницу вылижет моему коню да и прочь потом идет.

Грунлаф, зная, что у Краса и другие способы найдутся, как взять Ладор, возразил решительно:

– И этого не будет. Давай-ка, прежде чем унизить человека, спросим у него, коль показал он уже свою смекалку: не ведает ли он других путей, как войти в Ладор?

Но и Гилун, и Старко, и Пересей тут же стали громко возражать. Кричали, что от бестолочи этой прока не будет никакого и нужно просто город обложить да и ждать, покуда не откроются ворота да и не сдастся Владигор на милость тех, кто вокруг его столицы будет стоять хоть целый век. Грунлаф возражал:

– У Владигора запасов собрано в амбарах не меньше чем на два года. Мы ли имеем столько? Едва ли два-три месяца сможем простоять, покуда хватит корма для людей, а лошадей кормить чем станем?

– Не нужно лошадей! – кричал Гилун. – Порежем их, когда закончатся запасы, съедим! Потом в Ладоре других коней возьмем. Знаю, сдастся крепость!

Вдруг свой голос Кутепа подал:

– Я с робостью скажу, князья, что не стоит рассчитывать на сдачу. Знаю я, сколь богаты житницы Ладора. Проведал Владигор о приближении борейцев, а поэтому и подготовиться сумел. Вода к тому же есть у них – пять источников воды чистейшей бьют из-под земли, под холмом, на котором княжеский дворец стоит. Брать нужно город приступом…

Тяжелое и долгое молчание князей было ответом на слова Кутепы. Не ко времени затеяли они этот спор. Их воины рвались в бой, желая идти на приступ, а не стоять в бездействии. Сорвали их с родных мест, обещали поход недолгий и счастливый, теперь же приходится ждать, жить в землянках, холодных и нечистых, укрываться ночью зипунами, страдать. И главное, они понимали, что не взять им богатый Ладор. Никому не по душе была осада без приступов, всех просто-таки бесила невозможность заставить ненавистных синегорцев почувствовать силу и проворство их мечей, меткость луков, бесстрашие и беспощадность их сердец.

Воины глухо роптали, волновались. Потом, чуть осмелев, стали осыпать князей упреками, вопросами, порой и гневными:

– Звали в короткий поход, а что вышло? Сидеть придется?

– Что, хотите, чтоб задницы наши ко льду в землянках примерзли?!

– Сами на приступ пойдем, все поляжем под стенами, а не будем в бездействии киснуть! Воины мы или бабы?!

Гилун, Старко и Пересей слушали эти крики, насупясь. Каждый знал, во что может вылиться бунт толпы голодных, замерзающих, терпящих военные неудачи ратников. Они уже негодовали на самих себя за то, что позволили Грунлафу увлечь их в поход, не сулящий победы, и бросали на него ненавидящие взгляды. Грунлаф старался выглядеть спокойным, хоть внутри у него все так и бурлило: он был недоволен собой, своими союзниками, Красом.

– Ну, благороднейший Грунлаф, видишь, во что вовлек ты нас?! – закричал вдруг с неистовством Гилун Гарудский. – Ты тут за главного у нас, ну так вкушай медок, который тебе войско в ковшике подносит! Сладок?! Крепок?!

Грунлаф, собрав в кулак всю свою волю, начал громко, повелительно:

– Все слушайте, что я, князь игов Грунлаф, вам говорить буду!

И впрямь его могучий голос, заглушив крики толпы, заставил ее внимать ему, князю и главному воеводе. Грунлаф сказал:

– Знаю, что мастер Кутепа, измысливший пороки, ведает и другие средства, как в город войти. Говорил уж он мне о них, да вот выбрали вначале пороки. Завтра же войско делом займется, синегорцам новую каверзу устраивать будем.

Так говорил Грунлаф, вовсе не уверенный в том, что Крас-Кутепа сможет предложить что-то стоящее. Но, взглянув на придурковатого с виду Кутепу, размазывавшего по щекам слезы, он заметил, что тот метнул на него быстрый, веселый взгляд и даже как будто подмигнул – дескать, мы друг друга понимаем. И вот уже князья-вожди, Хормут и Кутепа-Крас шли к избе, служившей военачальникам местом сбора, когда необходимо было держать совет.

– Ну и что же на сей раз предложит нам этот недоносок? – высокомерно спросил Гилун, усаживаясь на скамью и оправляя полы богатой мантии, подбитой мехом. – Снова какие-нибудь пороки делать станем? Или этот дуралей, которого почему-то так возлюбил благороднейший Грунлаф, предложит нам деревянных птиц, способных вознести нас над Ладором?

Кутепа, подобострастно кланяясь, ответил:

– Нет, ни пороков, ни деревянных птиц я предлагать не стану. Имеется куда более простой способ. И как только я не подумал о нем спервоначалу!?

– Дурак, потому и не подумал, – подал голос Старко Плусский.

Грунлаф примирительно сказал:

– Вожди, дайте же высказаться человеку. Я сам буду отвечать за последствия его затей.

– Много же ты на себя берешь, князь игов! – сквозь зубы негромко проговорил Гилун. – Ну да ладно, пусть мелет, коль сам Грунлаф отвечает за него.

Крас немного подождал, а потом стал говорить своим всегдашним елейным голоском:

– Князья всемилостивейшие, благородные! Понадобится не больше двух недель, чтобы войти в Ладор, не погубив при этом ни одного вашего воина. Слушайте, что я придумал. Знаю, что в обозе отыщется немало мешков, рогожных и холщовых, в которых борейцы везли продукты и скарб свой. Эти-то мешки и помогут нам взять Ладор.

Все, кроме Грунлафа, презрительно рассмеялись, а Гилун спросил:

– Уж не собираешься ли ты предложить нашим воинам натянуть мешки на голову и ринуться на стены города? Они ничего не будут видеть, а поэтому, бесстрашные, как волки, взберутся на стены и перебьют всех синегорцев!

Довольный своей шуткой, он расхохотался и был поддержан остальными. Но Крас, ничуть не смутившись, проговорил:

– Нет, княже, я не собирался предлагать воинам надевать мешки на голову. Просто в этих мешках они станут носить землю. Делать они это будут по ночам, когда синегорцы не способны поразить их стрелами. Вереница борейцев потянется от нашего стана к стенам Ладора, и земля будет ссыпаться в трех местах, прямо у стены.

– Зачем же это нужно? – спросил Грунлаф.

– Как зачем, благороднейший? – деланно удивился чародей. – Не пройдет и двух недель, а уж впритык к ладорским стенам вырастут холмы, скоро по высоте они сравняются со стенами, и тогда не нужно будет лестниц – ваши воины, когда начнется приступ, легко взбегут по ним на стены и сбросят с них синегорцев, а потом ворвутся в город!

Гилун хмыкнул:

– Ишь ты какой шустрый – сбросят, ворвутся! Да что ж ты, синегорцев за баранов считаешь? Если уж они пороки твои разбили, то холмы земляные им еще проще разметать!

– А вот и нет, ошибся ты тут маленько, благородный княже, – возразил Крас. – Если будут колотушкой своей тяжелой колотить, то нам это лишь на пользу пойдет, плотнее земля станет. А ведь можно не только землю насыпать, но и бревна класть, камни с нею вперемешку. Вот и будет у нас лесенка на стены, да не одна, а целых три! По ночам борейцы все это к стенам таскать будут неприметно!

Князья замолчали. Речь чародея, казалось, убеждала их. План был прост в осуществлении и, похоже, сулил успех.

– Ну что, попробуем, вожди? – спросил наконец Грунлаф, довольный предложением Краса, которого втайне почитал мудрейшим из мудрых.

Гилун подергал себя за густые, длинные усы, помолчал и молвил:

– Ну, коль ты за своего Кутепу горой стоишь и веришь каждому слову его, пробовать будем. Но только, князь, давай договоримся: если и на этот раз затея смерда твоего окажется пустой, бесплодной, с тебя спрашивать станем. Скажу откровенно, мы уж между собой, между вождями, поговариваем о том, чтобы лишить тебя права быть главным. Но пока посмотрим…

В роще, которая и без того уж изрядно поредела, когда строили избушки да землянки, застучали топоры. Не для обогрева рубились деревья – жгли костры, чтобы землю замерзшую отогреть, размягчить. На местах кострищ сразу начинали копать, сыпали землю в мешки, но, согласно приказу, посматривали, чтоб не переложить с избытком: идти к крепости нужно было ночью, по снегу, довольно далеко идти, если учесть, что с трех сторон решили делать земляные всходы. Лучше взять поменьше да потом вернуться, чем надорваться от тяжести великой. Еще и бревна тащили, чтоб утвердить ими земляную насыпь, сделать ее прочной.

Борейцы работой этой загорелись. Каждый поверил в нужность возведения всходов, по которым без лестниц можно было войти на стены. К тому же работа представлялась безопасной, согревала – таскай себе да и таскай! Глядишь, так скоро и в Ладор войдешь!

О новой затее борейцев Владигор узнал уже наутро: караульный, взглянув из-за заборола вниз, не поверил глазам своим – под самой стеной чернела земляная куча. И в двух других местах увидели ладорцы-часовые такие ж кучи.

– Княже! – застучали в дверь спальной Владигора. – Вставай! Борейцы что-то новое измышляют, а что – не знаем!

Владигор уже не спал, за столом сидел одетый, план Ладора изучал, думая, где бы стены получше укрепить да куда поставить бы усиленные караулы.

«Что еще стряслось там? – подумал с горечью. – Опять пороки?»

На ходу надевая шубу, без доспехов и шлема, поспешил на стены. Бадяга был уж там. Опершись локтями на забороло, спокойно вниз смотрел, будто что-то занимательное для себя увидел. Встал с ним рядом Владигор, тоже вниз поглядел, увидел кучу земляную. Кое-где из нее торчали бревна, лежали камни. Острыми глазами углядел Владигор и множество следов, истоптавших землю. Задавая как бы самому себе вопрос, воскликнул:

– Да что же это? Кто все это здесь насыпал?!

– Не только здесь, княже, не только, – отвечал Бадяга. – Еще и в двух других местах у стен насыпаны такие кучи. А это разве не приметил? – И указал рукой вперед.

Вначале Владигор и не заметил дощатые щиты, стоящие шагах в пятидесяти от стены как раз напротив кучи. Немыми и неживыми они издалека казались. Не виделось за ними жизни, никто не шевелился и голосу не подавал.

Голос Мухи послышался – расторопный гонец незаметно появился откуда-то сбоку:

– Князь, позволь-ка слово молвить!

– Ну, говори! Да поживее! – поторопил коротышку-воина властитель Синегорья.

– Тут и думать долго нечего: собрались борейцы насыпать близ стены всходы для ратников своих. Землю носили ночью – слышали часовые возню под стеной. В темноте-то их не видно, вот себе и носят, а потом на стены, как в сени дома по ступеням крыльца, взойти хотят.

Владигора словно обожгло. Догадался, что не без помощи Краса придумали враги такую-то затею. Приказал:

– Бадяга! Сейчас же зови молодцов с лопатами, пусть прыгают на кучи да разбросают все по сторонам. Позволю я еще борейцам строить всходы! Носить устанут землю!

Бадяга же вздохнул и головою покачал:

– Все попытки эти напрасны будут. Не видишь разве оные щиты?

– Ну, вижу! – горел нетерпением Владигор. – Поднесли их для приступа, чтоб прятаться за ними.

– Нет, уж наверное, кто-то сидит за ними, сторожит. Для того поставлены щиты, чтобы прятать лучников, которые земляную насыпь разрушить не дадут.

Владигор вспылил:

– Да что ты несешь, Бадяга! Нет там никого! – А после закричал, обращаясь к стоявшим поодаль воинам: – Веревку мне несите и лопату. Покажу вам, как нужно с борейскими придумками обходиться.

Прекословить князю никто не смел. Поданы были ему и веревка, и лопата. Владигор, негодуя на малодушие Бадяги, торопливо привязал веревку к краю заборола, лопату кинул вниз, ногу перекинул через забороло, на кучу земляную соскользнул и только стал разбрасывать землю, откидывать в стороны бревна и камни, как услыхал, что сверху ему кричат:

– Князь, князь, поднимайся! Скорее!

Голову в сторону повернул – увидел, как над щитами поднялись до двух десятков воинов. Кто с самострелами, кто с луками – все целились в него, и через мгновенье запели стрелы, вонзаясь в землю едва ли не до оперений. Три или четыре впились в деревянную лопату. Понял Владигор, что ему несдобровать, если вмиг не укроется он за заборолом. Лопату бросив, схватился за веревку. Ногами упираясь в бревна городницы, быстро полез наверх, а стрелы со свистом вонзались в дерево вокруг него, одна даже пронзила рукав рубахи, но рванулся Владигор, затрещало пригвождаемое к бревну добротное полотно, и вот уж был он на гребне заборола, перевалился через него, упал на руки воинов.

– Ну и как, княже, разделался ты с борейской насыпью? – с едва скрываемой насмешкой спросил Бадяга.

Владигор, тяжело дыша, молвил:

– Да, обо всем подумали, скоты безрогие… – А сам о Красе вспомнил, и засосало под ложечкой.

Потом ходил он по площадке, рассмотрел все три насыпи, – такие же щиты из крепких досок борейцы установили и в двух других местах, напротив стены ладорской. Никак не мог Владигор придумать, как избегнуть новой вражеской напасти.

«Ночью их разрушить? Нет, в это время и таскают борейцы землю. Да и что за бой в ночи, если придется сражаться с ними? Ночи сейчас темные, ни зги не видно. Журавлями раскидать их? Не раскидаешь, только землю уплотнишь – одна лишь польза будет врагам от меры этой…»

Тут появился рядом с князем все тот же Муха. Заговорил, как бы рассуждая вслух:

– Вот бы, княже благородный, нам сию земельку да каменья незаметно выбрать. Пусть себе носят, а мы ее к себе затащим, из-под низу.

– Как же это? Расскажи! – встрепенулся Владигор.

– А просто очень. В городницах, в самом низу, дыры понаделаем, чтоб только человечек мог пролезть с мешком или корзиной. Так и станем их насыпи крушить, они ж пусть все носят, носят. Растет гора, но в то же время, как сугроб под солнышком весенним, тает, тает…

Но Бадяга возразил Мухе. Старший дружинник ревновал к Мухиному успеху еще с тех пор, когда тот удачно подсказал, как порушить стенобитные приспособления борейцев.

– Что говоришь такое? Городницы портить? Да ты не на стороне ли врагов? Сами, видишь ли, возьмем да и попортим городницы! А ну как узнают о том борейцы? Вот для них будет радость: возьмут да сквозь эти дыры к нам и проберутся ночью!

Муха рассмеялся:

– Да кто же из борейцев увидит эти дыры? Они же засыпаны землей? Не спознают борейцы причины, по которой будут их горы оседать.

Владигор, в который уж раз подивившись сообразительности Мухи, кивнул согласно:

– Так и сделаем! Сейчас же приказ отдам вырубить ходы там, где земляные насыпи к стене приткнулись. Пусть носят борейцы землю. Мы же ее к себе перенесем, и никогда не достигнут эти горы высоты ладорских стен.

В тот же день выпиливали, вырубали топорами, долотами ходы в городницах. Нетрудная работа предстояла мастерам, знавшим, как стены сложены. После выгребали затвердевшую глину, песок и камни, что наполняли городницы, затем снова рубили бревна, что обвязали внешнюю часть стены. К вечеру, послав самых верных и надежных, чтобы, упаси Перун, враг не узнал, стали потихоньку, в корзинах, землю выносить. Из темного, холодного прохода вытаскивали их, в сторонку относили да и вываливали там.

В ночное время работу прекратили, потому что дозорные узрели, как вереницей потянулись к городской стене борейцы, которые могли услышать возню ладорцев под землей. Да и куда было спешить, когда днем работа по выносу земли велась куда скорее?

Прошла неделя. Борейцы, точно муравьи, таскали и таскали землю, камни, обрубки бревен, не видя в темноте, быстро ли растут воздвигаемые ими холмы. Кто же из них мог предположить, что у подножий их холмов днем с неменьшим усердием трудятся синегорцы, которым был дан приказ: не выбирать из насыпей больше того, что за одну ночь принесено борейцами. Владигор думал так: если насыпи совсем исчезнут, то борейцы догадаются, что синегорцы каким-то образом уносят землю, и тогда работы по возведению земляных всходов на стены прекратятся, и Крас станет тогда думать над чем-нибудь иным и обязательно измыслит еще какую-нибудь каверзу.

«Время работает на нас, – рассуждал Владигор, – скоро борейцы съедят весь свой хлеб и приведенных с собой лошадей, сожгут деревья рощи. Голодные, замерзшие, не понимающие, почему не подвигается вперед работа, они передерутся между собой. И вот тогда я, выведя в поле дружину, дам им главное сражение. Пусть им помогает Крас, но нам, я знаю, поможет Перун!»

Между тем с каждым днем Гилун Гарудский становился все мрачнее. Днем он ходил близ огромных ям, из которых борейцы уже выбрали землю для насыпей, по ночам не раз отправлялся к стенам города, сам взбирался на насыпи. Он слышал, как один за другим рядом с ним опорожнялись мешки, как падали на землю камни, бревна, но насыпи оставались все той же высоты, не доходя и до середины стен. Однажды он даже сделал кинжалом глубокую зарубку на стене на уровне своей груди, но через два дня, придя ночью на насыпь, с великим удивлением увидел, что холм не поднялся ни на пядь, хотя и не уменьшился.

– Вожди! – обратился он к Грунлафу, Старко и Пересею на следующий день. – Происходит что-то непонятное! Каждую ночь борейцы вываливают на холмы по три сотни мешков с землей, не считая камней и бревен. Взгляните по сторонам – скоро нам негде будет пройти, повсюду ямы. Прикиньте, сколько из каждой вынуто земли. Ее бы хватило на то, чтобы сделать холм не меньше того, на котором стоит дворец Владигора. Но ведь насыпи не прибавляют в высоте? Что происходит – не понимаю!

Сразу же откликнулся Старко Плусский:

– А пусть ответ дает Грунлаф! Это он доверился мошеннику Кутепе. Думаешь, князь игов, я не заметил, сколь тщетны оказались попытки возвести холмы?

– Так позвать же этого проныру! – прорычал Пересей. – Сейчас он скажет, почему бесплодны оказались эти работы!

Не дожидаясь, покуда Грунлаф даст ответ, послали за Кутепой. Крас, давно уже заметивший, что холмы, несмотря на усилия борейцев, не растут, явился. Дрожа, словно осиновый лист, он пал на колени. Он знал, зачем его призвали. Нет, смерти он не боялся, но его достоинство было уязвлено. Он и сам пока не мог понять, куда девается приносимая земля, а поэтому стыд терзал его, стыд за собственную недогадливость.

– Ведаю, зачем позвали, князья всеблагороднейшие! – стал целовать он руки каждому из вождей, ползая на коленях. – Ведаю, но сам пока в толк не возьму, что с нашими холмами происходит!

– А не подумал ты, песий выродок, что землю синегорцы могут уносить?! – с яростью схватил его за горло Пересей. – Неужто думал, что Владигор, точно глупый баран, будет спокойно взирать на то, как под стенами Ладора возводятся холмы, и не поймет, кто строит их и для чего они нужны?!

– Да ведь мы все меры приняли! – завопил Кутепа-Крас. – Ночью они не могут на нас напасть, а днем наши лучники из-за щитов поразили бы любого, кто посмеет спуститься вниз с лопатой. Да и не видели такого мы, чтобы кто-нибудь из синегорцев пытался раскидывать наши холмы. Правда, попытался было Владигор вниз соскочить, да мигом по веревке наверх взобрался, когда стрелы в него начали пускать. Ах, сам не понимаю, что происходит! Не иначе как проседает под насыпями нашими земля, слабая, должно быть!