Текст книги "Ледниковый человек (В дали времен. Том IV)"

Автор книги: Сергей Фарфоровский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

ЧЕЧЕНСКИЕ ЭТЮДЫ
Из дневника этнографа

Во время путешествия по Чечне, нам удалось познакомиться с некоторыми теперь уж исчезающими чеченскими обычаями. Так как нигде не приходилось встречать описания этих обычаев, то пользуемся случаем спасти от смерти эти отживающие обычаи прошлого.

I
Чеченская свадьба

– Эх, опоздал ты к нам приехать, – говорил мне мой хороший знакомец, чеченец Дуга. – Без тебя справляли тут свадьбу, погулял бы, – ну, сегодня последний день, идем, будешь у нас почетным гостем.

Мы пошли. Пир происходил в довольно просторной сакле. Невесту я не видал, но, по выражению Дуги, она была такая хорошая девушка, что «если ножкой ударит о землю, тут будет источник» (чеченская пословица).

– Дорогу, дорогу дайте, – кричал Дуга.

Кругом был шум, свадебная зурна играла, бубны гремели. На площадке была джигитовка. «Баркалах, баркалах», – раздавались голоса удивления и одобрения ловкости молодых джигитов. Почетные гости пили из рога брагу, особый напиток. Хозяин с поклоном угостил меня, прибавив обычную фразу: «Мой дом к твоим услугам». В сакле сидели старики с хозяином. Мня усадили на почетное место. Началось веселье. Хозяин с кувшином и чашкой в руках стоял и угощал всех, стараясь развеселить своих гостей. Пели с аккомпанементом зурны песни о подвигах предков, о любви к родине, о храбрости героев. Особенно сильное впечатление произвела песня про храброго Хамзата. Вот она в вольном переводе, теряющем половину свой прелести:

«Летит по небу сокол на быстрых крыльях и бьет птиц…

Рыскает хищный барс по горам и разрывает зверей острыми когтями.

Оставляет Терек и едет за добычей юный Хамзат…

Захватил у ногайцев табун быстрых, как буря, коней и едет к Тереку….

Устал ястреб, спустился на камни и не боится опасности…

Утомился барс и лег в лесу, не чуя врагов….

Устал Хамзат и с товарищами стал отдыхать…

И не слышит он, что раздается топот множества всадников, – это едут его враги по его следам.

И сказал Хамзат:

– Товарищи, за нами гонятся враги и число их впятеро больше вас… Радуйтесь, мы скоро будем драться, как и подобает храбрым.

И еще сказал:

– Зарежьте лошадей и окружите себя их трупами, чтобы дороже продать свою жизнь и сказали бы про нас в аулах: они храбры, как товарищи Хамзата.

И сделали они так.

И окружили их враги вдесятеро более числом и смеялись враги:

– Если у вас нет крыльев птицы и лап мышей; если вы не умете летать или рыть норы – вы все погибнете… Сдайтесь и мы вас пощадим.

Отвечал Хамзат:

– Мы не боимся смерти, а ищем ее… Как усталый барс стремится к отдыху и молодой конь рвется на волю, – так хотим мы смерти… И смеемся над ней, и презираем вас, что так много вас вышло сражаться с нами…

И еще сказал Хамзат:

– Мы ищем добычи и золота, а для завтрашнего дня у нас будет смерть вместо добычи и порох вместо золота…

И вернулся он к товарищам.

Стали стрелять ногайцы и чеченцы и поднялся от их выстрелов дым… А товарищам сказал Хамзат:

– Выньте шашки и бросьтесь на врагов, чтобы быть в тени их и не спалило солнце…

И еще сказал:

– Счастлив тот, кто умрет, его имя всегда будет жить… Кто голоден, ешьте мясо коней, убитых нами; у кого жажда, пейте их кровь…

Постелите бурки, на них рассыпьте порох… Кто оробеет, тот хуже женщины… Стреляйте из винтовок, пока есть порох… Рубитесь шашками, пока они не переломятся… Грызите зубами, пока целы зубы…

И еще сказал храбрый Хамзат:

– Смотрите на небо, там вечно девственные гурии рая ссорятся друг с другом из-за вас, кто будет им мужем в эту ночь. Храбрейшим – они будут хвалиться; от трусливейшего отвернутся…

И подумал Хамзат, что смерть близка, но не сказал товарищам, чтобы не смутить их душу.

Высоко на небе он увидал птиц… И сказал им:

– О, милые жительницы воздуха, передайте последнее прости товарищам, оставшимся дома, кланяйтесь гордым красавицам аула и скажите им, что никогда их милые не вернутся к ним…

И запели они песнь смерти:

– Будем храбры до смерти!!! Не на родном кладбище будем лежать мы, а здесь в лесу… Будем храбры до смерти!!! Не сестры, жены и девушки милые оплачут нас, а шакалы завоют унылую песню… Будем храбры до смерти!!! Вместо родственников около наших трупов соберутся – вороны… Будем храбры до смерти!!! Наши очи выклюют птицы, а сердце съест шакал и псы растащат кости… Будем храбры до смерти!!!

Высохнет земля и забудут нас жены и возлюбленные. Вырастет зеленая трава и заглушит горе матери и отца… Не забывайте нас, дорогие товарищи… Будем храбры до смерти!!!

Мы не боимся смерти, ибо часто причиняли ее… Мы не боимся пули, ибо часто вылетала она у нас из ружей, как верная раба. На черной земле, что топтали ее, будем лежать мы.

И бросились на врагов и погибли все».

– Ну, доволен ли ты? – спросил меня Дуга… – Не горюй, что опоздал, скоро пойдем открывать невестку, ты познакомишься с нашим старым обычаем. Выводятся они, – со вздохом сказал он… Чечню не узнаешь теперь, совсем стала другая.

И грусть томным облаком повеяла на меня от его речей.

– Ты говоришь, что положение женщины у нас теперь плохо. А разве прежде лучше было? Впрочем, разобраться, так лучше. Теперь, не успеет девушка стать зрелой, как выходит за такого же подростка, как и она, и что же за хозяйка получается из нее? А когда жена – плохая хозяйка, в доме всегда будет несогласие. Неопытность ее и мужа побуждает последнего ко вторичной женитьбе. Раньше девушка выходила замуж только тогда, когда в двух-трех соседних аулах она станет известна, как хорошая хозяйка и мастерица, а для этого надо было в девичьих летах немного пожить дома и научиться хозяйству. Тогда выбирали крепкую, здоровую помощницу в хозяйстве… А почет был какой тогдашним женщинам: когда возникало какое-нибудь трудное дело, вызывавшее несогласие между чеченцами, только и было надежды на женщин, они являлись примирительницами. В их просьбе никогда не отказывали… Теперь подобного нет… «Хорошая женщина из плохого делает хорошее», – говорили наши предки, и недаром это говорили они, а теперь этого не скажешь. Если какое несчастье постигало женщину и она оставалась вдовой, – в прежнее время старики, бывало, придут ко вдове под предлогом узнать о ее здоровье и, увидев, в чем у нее недостаток, на другой день тайно доставляют ей все необходимое. Встанет вдова утром, смотрит, на дворе дрова, в базу сено, – потому что старики распорядились доставить ей это. Теперь это уже редко.

– Почему? – спросил я.

– Наши испортились, – сказал Дуга.

– Почему ваших женщин не учат? Вот в гимназиях учатся даже татарки.

Дуга вздохнул, махнув рукой.

II
«Открывают невестку»

– Сегодня Дуга будет «открывать невестку» и «развязывать ей язык», – сказали мне.

Я пошел посмотреть на этот обряд, до совершения которого невестке нельзя показываться и говорить с родственниками мужа.

«Сенау»-невестка от смущения спряталась в угол. Пришлось ее привести за руку к родственникам и девушкам, сидевшим в сакле. Все торжественно сидят на подушках и ведут разговоры…

– Добрый час, сенау, – сказал совершающий обряд, – поздоровайся с нами.

Сенау стояла боком к нему, закрыв рукавом лицо.

– Будь счастлива, – продолжал Дуга, благодаря ее за то, что она сделала ему честь и немного открыла свое лицо, так что немного был виден ее профиль. Она отняла от лица рукав на мгновение и сейчас же – застыдилась и отвернулась. Зная, что она очень смущается, Дуга не стал настаивать и попросил ее принести воды. Она поспешила исполнить его желание и через минуту стоила с протянутой чашей воды. Не говоря ни слова, она предлагала движением руки воду.

– Я не возьму, пока не скажешь ты «возьми».

Она долго не соглашалась произнести это слово, пока присутствующие не уговорили ее.

– Возьми, – сказала она, еле шевеля губами.

– Я не слышу, – отвечал Дуга, – скажи громче, так, чтобы все слышали.

Она повиновалась и получила в ответ:

– Помоги тебе Аллах приобрести любовь всех.

Этим и закончился обряд. Теперь невестка могла открывать лицо и разговаривать с ближайшими родственниками мужа. Но до самого гроба она не могла их называть по именам.

При этом обряде невестка и Дуга обменялись подарками, но не лично, а через родственниц.

Дуга получил красивый, шитый золотом кисет, а сам подарил ей башмаки и платок. Дуге сказали присутствующие: «Да бегают за тобой невесты», так как он был холост.

Затем сели после омовения за обед, сопровождаемый шутками.

– Я окажу тебе услугу, какую оказал один бедный богатому, – говорил мне Дуга…

– Какую услугу? – спросил я.

– Он помог ему поймать лапшу и сам съел, – отвечали мне, улыбаясь.

Долго сидели за этим обедом. Много шуток и рассказов пришлось слышать здесь; чеченцы в торжественных случаях умеют хорошо рассказывать, проявляя в этих рассказах свою наблюдательность, остроумие. Из анекдотов приводим следующий очень характерный рассказ, отражавший нравы и обычаи этого народа.

Как чеченец угощал гостя

К одному чеченцу приехал гость. Чеченец украл для него барашка[4]4
  Чеченцы считают воровство ловкостью; по их мнению, оно непредосудительно, особенно, если для угощения гостя (Здесь и далее прим. авт.).


[Закрыть] и сделал угощение. Когда подали суп, гость, не предполагая, что он горячий, глотнул полную ложку. От обжога он, точно окаменелый, стал смотреть в потолок сакли. Удивленный странной выходкой гостя, хозяин спросил:

– Что с тобой?

– У меня дома осталась больная мать; так вот, я вспомнил ее, – ответил гость, ничуть не смущаясь…

Удовлетворившись его объяснением, хозяин в свою очередь тоже глотнул горячего супа. Обжегшись, он невольно взглянул на потолок.

– Что с тобой? – спросил гость.

– Я тоже подумал о твоей матери, боюсь, как бы она не умерла, – отвечал тот.

Конец обеда не обошелся без нового анекдота.

– Теперь, должно быть, доехал, – улыбнулся Дуга, когда все кончили есть. Этим замечанием он вызвал смех гостей, знавших, на что намекал Дуга; я попросил их рассказать мне этот случай, к которому относилось замечание. Вот что рассказал мне Дуга.

Князь Кагерман ел очень мало. От этого очень терпели те, которые садились с ним за стол, так как им приходилось заканчивать поневоле еду после своего тамады (главы обеда, на обязанности которого было произношение тостов). Поэтому сотрапезникам Кагермана приходилось вылезать из-за стола голодными. Долго терпели они выпавшее им на долю несчастье: наконец, не выдержав, говорят однажды Кагерману, чтобы он дал хоть раз наесться им до сыта в гостях.

– Как же я узнаю, сыты ли вы или нет? – спрашивает их Кагерман.

– А вот ты спроси нас, доехал ли до аула тот всадник, которого мы встретили, – и пока я не скажу, что доехал, – ешь. Слово «доехал» – будет означать, что мы сыты уже.

Кагерман согласился. Вот однажды в гостях проглотил он несколько кусочков и спрашивает своего спутника:

– Как ты думаешь, доехал ли тот всадник, которого мы встретили?

– Нет, конечно, не доехал, далеко еще, – отвечал спутник, продолжая есть с большим аппетитом. Видит Кагерман, что его спутник еще голоден и сам продолжает есть.

– А теперь, – спрашивает он немного спустя, – а теперь доехал или нет?

– До полудороги еще не доехал, – отвечает спутник.

Таким образом несколько раз спрашивал Кагерман и все получает ответ, что не доехал. Наконец, выведенный из терпения, он сказал: «Ну, теперь и умереть, вероятно, успел», – и встал из за стола.

Вот на что намекали наши сотрапезники вопросом своим. Наконец, ужин кончился; прежде всех перестал есть старший, хозяин просил его, но тот отказался. За старшим перестали кушать и другие по старшинству. При уборке стола все сказали: «Плахам дулилахи» (да сочтет Аллах это милостыней).

– Да будет полезно вам то, что вы скушали, – отвечал гостеприимный хозяин.

Стол перенесли к тем, которые до сих пор стояли, чтобы и они сели за еду. Нам принесли тазы, рукомойники, полотенца и мыло – для омовения рук. Все помыли руки, сказав хозяину: «Будь счастлив». Молодежь, которой был передан стол, рук совсем не мыла. Если же кто из них хотел вымыть руки, он выходил в соседнюю комнату. После этого Дуга взял балалайку и стали ее настраивать. Затем, опустив голову, запел. Все внимательно слушали песню о предках. Я не понимал слов ее, но чувство бесконечной печали и грусти охватило меня. На лице Дуги появилось то скорбное выражение, которое было однажды, когда он мне рассказывал о предках своих и их истории. Только теперь оно не сходило с его лица во все время игры и пения. Пение его сильно взволновало слушателей, выражавших свой восторг криками в наиболее интересных местах. Да и Дуга оказался виртуозом в своем деле. Приятный, сильный голос, ловкий аккомпанемент балалайки – все это усиливало впечатление. Дуга пропел песню о взятии Дадан-юрта, находившегося на правом берегу Терека, ниже впадения в него Сунжи. Аул этот принадлежал качелыкским чеченцам, жившим на земле аксаевских князей. Засунженские чеченцы напали на эти земли и завладели ими. Борьбе этих племен друг с другом и покорению их русскими, – была посвящена песня Дуги.

III
Белхай

– Однако, я совсем было забыл, – сказал мне Дуга, придя поболтать, по обыкновению, о чеченцах – на свою любимую тему… – Пойдем на белхай!

– У кого белхай? – спросил я.

– У Джеватхана, – много будет молодежи, посмотришь нашу молодежь.

Этот исчезающий пережиток родового строя и желание видеть молодежь заставили меня использовать приглашение Дуги.

– Работать мы не будем, а будем разговаривать, и без нас рук много найдется.

Через десять минут мы были у Джеватхана на белхае. Белхай в буквальном переводе «рабочие», это – «помочи». Когда чеченец хотел покончить какую-либо работу скорее и без больших расходов, он приглашал односельцев на белхай. Те приходили и бесплатно работали у него. В работе участвовала молодежь обоего пола, поэтому работа идет оживленно и весело, всякий спешит сюда. Весь двор был полон работающими: одни рыли землю, другие клали ее на крышу, третьи из глины и мякины – приготавливали замазку. Девушки и женщины мазали стены. Разговоры, шутки, смех носились в воздухе.

Завидев нас, все вежливо поздоровались. Поздоровались и те женщины, которые стояли ближе. Девушки молча опустили головки и я сказал им обычное приветствие: «Будьте счастливы».

– Вот, девушки, привел вам гостя, – рекомендовал меня Дуга. – Прошу любить, да жаловать, – смеялся он. – Не вскружите ему голову.

Одна из более бойких ответила:

– С нашей стороны дело не станет… но гость, кажется, горд… Он любит Божий мир мерить (путешествовать)…

Быстрый взгляд (искоса) черных глаз следовал за этими словами. Я улыбнулся и, прежде чем мой спутник придумал ответ, сказал:

– Ваши предки говорили, что счастье мужчины в хожденьи по свету, а женщины – в сиденьи дома, – вот и я держусь этого взгляда…

– Это правда, – отвечали окружающие меня.

– Вот ты видел много на свете, – говорили они, – видел много хорошего, а у нас хорошего мало, мы простые люди, не брезгай нами.

После этого мой спутник Дуга стал шутить с девушками, спрашивая их, кто за него пойдет замуж. Он хвалил себя и просил их найти и указать ему невесту.

– Пора тебе жениться, – говорили ему.

– Все сватом был, а о себе и не думал, – сказал кто то из молодежи.

– Тогда тебе будет кому и чуреки (хлеб) спечь, – говорили Дуге, – и лапшу сварить, – добавляли другие.

– Только нельзя сказать, что лапша не солона, хотя бы она была пресная совсем, – засмеялся Дуга.

Некоторые захохотали тоже, другие, не понимая, на что намекает Дуга, спросили его, что он хочет этим сказать. Дуга отвечал:

– Однажды жена сварила Вацо[5]5
  Одному из присутствовавших здесь приятелей Дуги.


[Закрыть] лапшу… Попробовал Вацо лапшу и видит, что она вовсе не солона… Но когда он сказал об этом жене, та рассердилась и взяла из камина головню и ударила ею мужа по лицу. Вацо спрыгнул с места, выбежал из комнаты и крикнул жене: «На то меня мать родила, чтобы я говорил правду, лапша не солона». Жена бросилась за ним, но Вацо убежал.

Громкий хохот был ответом на рассказ Дуги… Сконфуженный Вацо не знал, что ответить.

– А теперь Вацо хвалится своей женой, – говорил Дуга.

– Сохрани нас Аллах от такой жены.

– Однако и трус же ты, Дуга, – заметила одна из женщин, боишься девушек.

– Не бойся, Дуга, – добавили, смеясь, другие, – Бакай не боялся гусака, который погнался за ним, – задели и Бакая, стоявшего около Дуги.

– Я высоко ценю храбрость Бакая, – отвечал Дуга, – но желал бы быть на его месте, а не на месте Вацо.

– Добрый молодец и на месте Вацо сумел бы найтись, – отвечала какая то девушка побойчее других.

– Конечно, добрый молодец сумеет, – но где же найти доброго молодца? – спросил Дуга.

– Кто себя не считает добрым молодцом, того и другие не назовут им, – отвечала она, намекая на скромность Дуги.

– А есть такие, которые сами себя считают добрыми, а другие их не считают, – философствовал Дуга.

– Бывает и так, – не унималась говорунья, не желая уступить мужчине, – но у каждого должно быть «большое сердце», – уверенность в себе.

Тут разыгрался крайне характерный инцидент. Во время разговора моего спутника с девушкой, я заметил молодого чеченца, который посматривал не особенно дружелюбно на разговаривавших… Он близко стоял, видимо, следя за разговором и бросая строго взоры, полные ревности, на Дугу и на его собеседницу. Наконец, не выдержав, он сказал девушке:

– Аймат, не забывай того, что я тебе сказал вчера, среди чеченцев теперь развелось много куропаток[6]6
  Презрительное название мирных чеченцев, занимающихся земледелием.


[Закрыть], у которых нет широкого сердца и храбрости.

Девушка сказала спокойно:

– Сокола от куропатки я отличить умею…

– Золотое слово у тебя, – сказал ей Дуга, удерживая свой гнев на оскорбителя, назвавшего его таким именем, позорным для чеченца.

– Если бы эта девушка, – говорил мне Дуга, – не ответила так ему, то едва ли бы я удержал свой гнев на этого нахала.

– Пустяки, – пытался успокоить я своего взволнованного спутника.

Все напали на обидчика, доказывая, что если кого и называть куропаткой, то его скорее можно назвать.

– Я не о тебе, Дуга, говорил, – заявил обидчик.

– Знаю, что о себе, – отпарировал быстро Дуга. – А то бы я тебе доказал, кто я, – сказал он, схватившись за ручку кинжала.

– Когда угодно и где угодно, – ответил обидчик.

Ссора разгорелась было опять, но прибежал хозяин и стал уговаривать их.

– Как не стыдно, господа, перед девушками хвастаться своей силой и храбростью, – говорил он. – Если вы хотите доказать их, сберегите их до более удобного случая…

– Виноват не Дуга, – защищали моего спутника чеченцы.

– Кто бы ни виноват, но плохо ссориться… Ради Аллаха, избавьте меня от этой неприятности, – сказал хозяин, обращаясь ко всем…

Дуга ушел.

– Тебе, добрый молодец, – сказал он обидчику, – в другой раз советую быть осторожнее на словах.

– Я в твоем совете не нуждаюсь и за свои слова отвечу сам, – последовал гордый ответ.

Так кончилось мое знакомство с чеченской молодежью. Позднее мне писали, что Дуга ночью был ранен кинжалом, а его обидчик, боясь мести, скрылся куда-то.

IV
Воровство

Однажды чеченец Тома был уличен в любовных отношениях к своей сестре. Дуга с другими чеченцами видел его в лесу… Встретив Тому в присутствии стариков, он спросил: «Не видал ли Тома зайца, когда был в лесу с сестрой?» Тома оскорбился и полез драться. Тогда ему вполне резонно сказали:

– Поклянись, если это не правда, и ты избавишься от позора, лезть в драку – это не храбрость, а трусость. Трус всегда первым лезет в драку, а храбрец дерется только в случае необходимости.

Много истин было брошено старшиной в лицо Томы, от которых последнему едва ли было приятно. Наконец, по настоянию Томы и его родственников, было решено, что Тома поклянется в том, что не оскорблял своей сестры. Клятва была совершена всенародно, в мечети, и в эту минуту Дуга дал другую клятву, которой подтверждал, что в числе других молодых людей поймал Тома на месте преступления.

Тома был опозорен, как совершивший позорное оскорбление сестры и как клятвопреступник. Дальнейшая жизнь Тома прошла в воровстве без разбора у русских и у чеченцев. Не раз ложные клятвы вырывали его из когтей правосудия. Тома воровал куриц, яйца, индюшек, лошадей, быков, – все, что попадается под руку.

У чеченцев есть пословица: «Волк делается из волчонка». Эту пословицу можно было приложить к Томе. Успехи его воровства придавали ему большую и большую смелость и наглость. Расскажем один случай, характеризующий Тома и показывавший, как к нему относилось общество. Однажды, при нас уже, Тома попался в краже лошади. Старшина аула призвал его на сходку и обратился к нему и к обществу со словами:

– Смотрите, господа, на него. Этот (тут старшина назвал Тома именем, которое не может быть переведено по нецензурности своей)… – Я знал, что этот тащит для своей несчастной семьи зипунишко, кусок холста, коробку спичек, яйца, куриц и т. д. и оставлял в покое, думая – Аллах с ним! пусть поддерживает бедную семью; но представьте себе, теперь опять этот… добрался до лошадей и быков.

Нечего говорить, какое негодование в обществе вызвали слова старшины. Как я уже сказал, единственный конек, на котором Тома спасался от рук правосудия – это была клятва. Благодаря ей он выходил по суду оправданным. Нарушение клятвы у чеченцев дело, выходящее из ряда обыкновенного. Исключая религиозную ненависть к нарушившим клятву, общество не терпит их за слабость характера. Раз Тома украл гуся. Подозрение пало на него. Когда аульные судьи потребовали, чтобы он присягой очистил себя, он это сделал и сказал товарищам: «Вчера на гусе выехал (т. е. съел его), сегодня – на присяге». Присяга была принята и Тома оправдан.