Текст книги "Скорпион"

Автор книги: Сергей Валяев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц)

Маскируясь под ночными деревьями, я извлек из рюкзака портативную подслушивающую систему, которую приобрел по случаю года два назад у выпивохи-полковника из МВД по смешной фамилии Жигайлович. Слухач снимал с оконного стекла тембры голосов и переводил речь на аудиопленку – для тех, кто все хочет знать.

После того, как миниатюрный лазерный ушастый зайчик запрыгал по невидимо дребезжащим от голосов стеклам, я нацепил наушники и принялся слушать музыку высших сфер. Поначалу прошли бытовые звуки и пустые слова приветствий, затем раздался спокойный и бархатистый голос, мне ещё незнакомый:

– Лев Михайлович, подозреваю, желаете говорить конфиденциально?

– Мечтаю, Дмитрий Дмитриевич, – буркнул глава городской администрации. – С глазу на глаз.

– Мечты надо воплощать в жизнь, – согласился господин Дыховичный, он же Папа-дух, и приказал ближайшему окружению удалиться из апартаментов.

– Папочка, я останусь, – неожиданно услышал женский знакомый голосок и ахнул: Римма из сельпо!

Как интересно: искал недостающее звено в последних событиях и нашел в самом невероятном месте. И в лице кого?

– Только молчи, киса, – предупредил Папа-дух и обратился к главе городской администрации: – Какие проблемы, Лев Михайлович?

– И вы меня спрашиваете? Безобразие, – пыхнул тот от возмущения. Какие проблемы?! Меня хотели убить! Вы это понимаете?! Убить! Кто, я бы хотел знать?

Дмитрий Дмитриевич саркастически рассмеялся:

– Что за намеки, Лева? Это не мы, клянусь памятью мамы!

– А больше некому, да-с! – истерически вскричал господин Каменецкий. Вы... вы Милькину... А теперь моя очередь?!

– Ша! – поморщился заслуженный наркобарон республики.

– А я этого не позволю! Вы меня ещё не знаете! Да-с!

Наступила пауза – зловещая. Потом раздался скрип паркета, настоящий хозяин приморской зоны выдерживал знаменитую МХАТовскую паузу.

– А зачем тебя, плешь, гробить, – наконец проговорил с угрозой. – Мы тебя купили с потрохами, сучь! – Очевидно, приблизился к собеседнику. – На сто лет вперед! И если ты!..

– Прекратите мне угрожать, – взвизгнул мэр. – Я... я на службе! Меня люди выбрали!

– Лев Михайлович, душка! – неожиданно хохотнул господин Дыховичный. Прости, зарапортовался. Вас люди выбирали, а я без уважения, – и с новой угрозой. – Думаю, этим людям, которые тебя выбрали будет интересно на какие такие капиталы...

– Прекратите, Дмитрий Дмитриевич, – страдал народный избранник. – Мне плохо, меня хотели взорвать. Эти трупы, трупы, трупы, а вы обещали стабильность, напоминаю вам.

– Все будет, как и прежде, уважаемый Лев Михайлович, – проговорил Папа-дух. – Тихо и спокойно, как на кладбище.

– Шутите?

– Какие могут быть шутки, Лева. Надо разбираться. И будем это делать, обещаю.

– А что происходит? – продолжал нервничать господин Каменецкий. – Кто посмел Александру Алексеевну, эту замечательную женщину во всех отношениях?

– Вы про Милькину? – хмыкнул наркобарон. – Не смешите людей, дорогой. Эта красная шапочка* сама заварила такую кашу, что нам расхлебывать и расхлебывать.

* Демобилизованный из войск МВД (жарг.).

– Так и знал, – взвизгнул мэр. – Это вы ее?..

– Если бы мы, никаких проблем, – последовал убедительный ответ.

– Тогда кто?

– Пока не знаю, – и господин Дыховичный принялся рассуждать о последних событиях, случившиеся в Дивноморске и его окрестностях – весьма подозрительных событиях.

Есть мнение, что братья Собашниковы зарвались, решив заняться выгодным бизнесом самостоятельно. Чтобы скрыть свои грязные замыслы, они прикрываются младшей сестрой Анастасией и клянутся, что ничего не знают о десяти килограммах порошка. Впрочем, братьям можно и поверить – так нагло и опрометчиво могли действовать только люди без всяких мозгов.

– Представляете, Лев Михайлович, – веселился господин Дыховичный. Приходят тут двое и на стол упаковочку плюх, как свежую рыбу. Не желаете ли? Мне – мой же товар, ха-ха.

– Что вы говорите? – не верил глава городской администрации.

– Вот такие наши простые люди, – ухмыльнулся Папа-дух. – А у меня состояние, предынфарктное.

– Боже мой! – всхлипнул Лев Михайлович.

– Нет-нет, вы обо мне плохо думаете, Лева! – протестующе вскричал господин Дыховичный. – Вы же знаете мой принцип: никаких мокрых дел.

– Но ведь столько трупов, Дмитрий Дмитриевич, – с детской непринужденностью воскликнул мэр. – У нас такого испокон веков...

Да, согласился заслуженный наркобарон республики, покойников многовато будет на один квадратный километр побережья. Предварительное расследование показало, что это госпожа Милькина, проявив недюжинную смекалку, попыталась при помощи некого Суховея урвать себе медовый кусочек. Ее подельник, из бывших ментяг, совершил ошибку, доверившись любезной Александре Алексеевне. Та же потребовала от него ликвидировать любовницу – зачем болтуха в подобных доверительных сделках? Потом в голову бывшего подполковника МВД приходит старая, как мир, мысль: зачем вообще делиться, и у бухты Янтарная пристраивается боевая засада.

– А вы, Лева, говорите, "замечательная во всех отношениях", усмехнулся Дыховичный.

– Тогда кто ее? – не унимался любознательный донельзя мэр. – И меня кто хотел?..

– Вот над этим и работаем, Лев Михайлович, – ответил Папа-дух – А пока мои мальчики будут вас охранять – охранять днем и ночью.

– Днем и ночью, – потерянно проговорил руководитель городской администрации. – Ничего не понимаю?

– Не желаете на посошок?

Я понял, что моя миссия под ночными деревьями успешно завершена и можно удалиться на покой – пока не вечный. Хотя кому-то не терпелось отправить меня на вечный: в наушниках раздался новый голос:

– Хозяин, чужой на территории?

– Что?

– Пацаны колеса обнаружили.

– И что?

– Там чегось тикает!

– Тикает, мать вашу! – выругался Папа-дух. – Как запустили-то? Теперь ищите. И мне его – живым или мертвым.

Перспектива для меня возникла самая радужная. Кажется, охотник превращается в зверя, за шкурой которого...

Закинув за плечи рюкзачок, легким шагом переместился в местности, насыщенной южной растительностью. На аллеях суетилась охрана с автоматическим оружием и фонариками, она была непрофессиональна и при крайней необходимости для многих из мелькающих теней эта ночь могла бы стать последней.

Когда за спиной раздался отрывистый лай псов, пришло время действовать более радикально; и через мгновение радиоуправляемый заряд пластита разорвал в клочья несчастное отечественное авто. Плазмоидный огненный шар вспух над деревьями. Многократно усиленный горным эхом звук взрыва ударил по окнам – мелодично зазвенели лопнувшие стекла. В схожих ситуациях трудно сохранить самообладание, возникает впечатление, что тебя обстреливают турки из базук и ракетных установок. Есть с чего потерять голову, иногда в буквальном смысле этого слова.

Счастливо покинув опасную зону "Орлиного гнезда", я выкарабкался по камням на трассу и перешел на бег трусцой, поскольку час был полночный и движения общественного и личного транспорта не наблюдалось.

Потом услышал за спиной приближающий звук мотора. Определив на расстоянии модель, перешел на шаг и сделал вид, что я турист, нечаянно заблудившийся в горах. Старенькие "Жигули" притормозили на взмах руки. Открыв дверцу, с улыбкой приготовился произнести дежурную фразу и позабыл все слова на свете.

Во-первых, в мой опрометчивый лоб метил ТТ, находящийся в руках какого-то юного душегубца, а во-вторых, за рулевым колесом благоухала чайной розой... Стелла:

– Привет, котик, – покривила губы в многообещающей усмешке. – Что-то не так, Савелий?

Не люблю, когда молодые дураки угрожают мне оружием. Я без лишних слов нанес упреждающий удар пальцем в шею юнца, и он тотчас же обмяк на заднем сидении.

– Какими судьбами, Стелла? – проверил боеготовность ТТ.

– Проезжала мимо, – ответила спокойно. – Садитесь-садитесь, Вячеслав Иванович, или как вас там? Я по вашу душу.

Что тут говорить – говорить нечего. Лучше молчать и делать вид, что ничего поразительного в мире не происходит. Единственное, что понял: ситуация вышла из-под моего контроля. Однако сделал вид, что все идет своим нормальным ходом и, пав на переднее сидение, поинтересовался:

– По мою душу, как интересно? И кому она нужна?

– Братьям Собашниковым.

– Петечке и Федечке, – обрадовался. – Надо же такому счастливому совпадению, я их тоже мечтаю увидеть.

– Увидишь, Савелий, – пообещала.

– А тебя как зовут, милочка? – пытался уяснить смысл происходящего.

– Если ты Савелий, я – Стелла, – ответила со значением.

– Значит, наша первая встреча под луной не случайна? – был на удивление проницателен.

Со мной согласились: в этом мире все происходит по высшим законам любви. Я чертыхнулся, такое впечатление, что участвую в комедийно-пошлом водевиле на ревматических досках провинциального театра. Интересно бы ещё знать, в качестве кого?

– Я – Вячеслав Иванович, – признался. – А ты кто?

– Тогда я Сусанна Эразмовна.

Я рассмеялся: нельзя сказать, что постановщики водевиля были оригинальны. И назвал их имена: Петечка и Федечка, не так ли? Конечно же, они – больше некому. Как они могли оставить без внимания и последствий наглое вторжение на личную яхту и нападение на особняк, с последующим умыканием младшей сестренки?

– А не работал ли Васек Татарчук на вас, родные? – догадался.

– Теперь это не имеет никакого значения.

– Ничего не имеет значения, дорогая? – переспросил. – И наша жемчужная ночь?

Таинственная незнакомка пожала плечами: дело прежде всего, чекист. Она была права: братья Собашниковы вели свою коммерцию лучше, чем я мог предположить. Почувствовав угрозу, они сразу же взяли на прихват пришлого, и без особых проблем. Я испытывал некое постороннее присутствие, например, в аэропорту, да не придал этому значение. Сейчас главное другое: знают ли они о забытом рыбачьей домике? Думаю, нет. Если бы знали, не допустили такого привольного поведения Анастасии. Или эта девочка тоже является одним из персонажей водевиля?

Ах, водевиль-водевиль, как поется в песенке. Надо полагать, что братья Собашниковы, попавшие волею случая, под жестокий пресс господина Дыховичного, решили изобразить на подмостках свою буффонаду. Не с помощью ли коверного в моем лице?

– Как понимаю, мы были не только в одной койке, – сказал своей спутнице. – Теперь в одном окопе?

– Но на разных фронтах, – отшутилась та, которая в мановение ока превратилась из курортной глупой курочки в боевую воительницу.

Я оценил шутку и задал очередной простодушный вопрос: не она ли пырнула финкой свою фронтовую подругу Милькину, так неосторожно оборотившуюся к ней спиной.

– Какая теперь разница, – поморщилась.

– Для Александры Алексеевны никакой, – соглашался я. – А мне нужно для общего развития.

И воительница ответила, что бывший подполковник стала жертвой собственной глупости и жадности. Она попыталась перехватить товар, ей не принадлежащий, и за это поплатилась.

– А где десять килограмм гаррика? – полюбопытствовал. – Испарился куда? Небось, обманула всех бывшая ментовка?

Женщина за рулем вынуждена признаться: да, Милькина надула её, назвав тайник на даче, где якобы находился порошок. И теперь для братьев Собашниковых возникла критическая ситуация: Папа-дух требует вернуть товар в самое короткое время. В противном случае, цена – Анастасия.

– В каком смысле? – не понял я.

– В самом прямом, Вячеслав Иванович. Ее жизнь.

– Кровожаден, однако, Дмитрий Дмитриевич, – возмутился я. – Отчего так?

– В назидание всем.

Я задумался: ситуация упрощалась. Теперь понятно, почему братья Собашниковы идут на контакт со мной – ищут сестру. Зачем?

– Не знаю, – пожала плечами Стелла. – Во всяком случае не для того, чтобы сдать в багаж Папы-духа.

Что только не случается в нашей многослойной жизни. Иногда диву даешься и не веришь тому, что происходит. А как не верить, если сам являешься активным участником событий.

Усиливающийся знакомый йодистый запах утверждал, что мы уже находимся на побережье. Освещенная сигнальными огнями яхта тихо покачивалась на дремлющей волне.

– Надеюсь, все предупреждены, что я вооружен и очень опасен, пошутил, вылезая из машины.

– Надейся, Савелий, – улыбнулась женщина. – Будь, пожалуйста, благоразумен. – И, приказав трем подошедшим бойцам вытащить из салона на свежий морской бриз молоденький полутруп, взяла меня под руку. – Ну что, Вячеслав Иванович, готовы к встрече на высшем уровне?

– Всегда готов, – был предельно честен.

Меня ждали: в кают-компании теплились уютные ночники, звучала классическая музыка господина Шопена и ямайский ром плескался в фужерах. Если бы кто-нибудь из Собашниковых листал господина Шопенгаэура в подлиннике, я бы удивился самую малость.

Братья были совершенно не похожи друг на друга. Петечка был энергично рыж, молчалив и смахивал на англосаксонского злобного шкипера, шхуна которого разбилась в щепу на коралловых рифах мыса Огненной Земли. Федечка наоборот был радостен, беспечен и всем поведением вечного неопрятного студента доказывал лояльность к окружающему миру – и в частности ко мне.

– С ЧК играть себе дороже, да, – говорил он. – И с Анастасией это личное твое дело. Нас интересует товар, товарищ. Если мы его не сдадим завтра к полудню...

– Кобздец! – выплюнул старший, выразившись, конечно, куда точнее: Нам пи... ц, мужик.

– У меня нет товара? – удивился я.

– Анастасия есть. Анастасия припрятала, – высказали предположение. Больше некому.

– И что?

– Где она?

– Кто?

Как мы не продырявили друг друга пулями – трудно сказать. В конце концов я вытянул из рюкзака аудикассету и предупредил Собашниковых, что подход к данной проблеме у них принципиально неверен. И предложил послушать документальное свидетельство, после чего им будут ясны дальнейшие перспективы на собственную жизнь.

– Он о чем? – не понял старший. – О чем базарит?

Петечка оказался смекалистее, и скоро вместо классических музыкальных гамм в кают-компании раздался бархатистый голосок господина Дыховичного, излагающего свой взгляд на текущие вопросы нашего бытия.

– Не волнуйся, Лева, – успокаивал он мэра. – Все будет тип-топ. – И мелко смеялся. – Пусть братки ищут товар, пускай. Только не найдут, сукины дети. А не сыщут – секир-башка, ха-ха.

Братья Собашниковы крепко задумались. Тишина была такая, что было слышно, как в бухте Янтарная неосторожным мореплавателям сигналят азбукой морзе дельфины. Потом старший из Собашниковых выматерился так, что я почувствовал себя сопливым гимназистом в начальном классе. Младшенький был более сдержан и попросил объяснений.

– А какие могут быть объяснения, господа, – сказал я. – Вас хотят коцнуть*.

* Убить (жарг.).

– За что?

– Это не ко мне. Это к Папе-духу, – но после того, когда понял, что мои собеседники нервничают, и сильно нервничают, снизошел к изложению фактов.

Моя версия основывалась на том, что господин Дыховичный являлся представителем столичных структур, занимающихся бизнесом на "слезах мака". Понятно, люди эти серьезны и не терпят ни малейшего сбоя в своей коммерции, где действует закон: не желаешь иметь никаких проблем – руби головы.

Когда была обнаружена пропажа двенадцати килограмм товара, между Папой-духом и братьями состоялся нелицеприятный разговор, не так ли? После этого Собашниковы повели активные поиски вора, никак не подозревая Анастасию. В это время простенькая, как ситец, девочка вышла на подружку Викторию Шкурко, доверяя ей, как самой себе. Та обратилась к любовнику Суховею. Конечно же, бывший ментяга в той или иной мере имел информацию о деятельности постояльца "Орлиного гнезда". Туда он и отправился с лейтенантом Татарчуком и двумя дурехами. Но перед этим его взяла в крепкий оборот гражданка Милькина, решившая сыграть свою игру – игру на опережения. Каким-то образом она узнает от бывшего сослуживца Суховея, где хранится бесценный товар. Последующие события вполне закономерны: бывшая подполковница мастерит засаду у бухты Янтарная, надеясь таким радикальным способом завладеть порошком. Не учла Александра Алексеевна опыта и мудрости Папы-духа, который мгновенно взял ситуацию под контроль, как только ему под нос кинули для вкусовой пробы упаковку – его упаковку. Чтобы отыграть роль благородного идальго, которого все обманывают, он потребовал от братьев Собашниковых совсем мало – вернуть товар. До полудня. И навел тень на плетень, назвав имя Анастасии, не так ли?

– Так, – ответил старший из Собашниковых. – Но где товар-то, мужик?

– Догадайся с первой ноты, – посоветовал я. – Нота "Па".

И продолжил излагать свою версию событий: господин Дыховичный решил вернуть не только товар, но и убрать из дела и, может, из жизни провинившихся братьев Собашниковых, не сумевших как бы соответствовать договору о сотрудничестве. Для этого была взята в кровавый оборот Вика Шкурко. Под пытками она назвала место тайника, после чего её изуродованный труп был кинут в придорожных кустах горной трассы – кто будет искать?

Однако на этом фарт отвернулся от Папы-духа. Нелепая боевая засада у бухты Янтарная, малопонятный интерес представителя службы безопасности к магазинчику на перевале Дальний круг, вертолетная круговерть в горах, исчезновение Анастасии из надежно охраняемого особняка братьев Собашниковых, убийство гражданки Милькиной, подрыв автомобиля мэра и проч., заставили господина Дыховичного нервничать и предпринимать ответные меры.

Чтобы полностью обезопасить себя и свою кураторскую деятельность на дивноморском побережье, он приказал своим трупоукладчикам зачистить местность. Те попытались увезти тело Шкурко и неудачно – помешала дорожная бригада. Думая, что улику будут перемещать по воздуху, Папа-дух отдал приказ подорвать вертушку, хотя там находился "его" человек, капитан Черных. В это время братья Собашниковы идут по ложному следу, в результате появляется ещё один труп: Милькина сама становится жертвой нелепых обстоятельств. Между тем господин Дыховичный продолжает передергивать карты: обнаружив товар в тайнике магазинчика на перевале Дальний круг, он желает довести дело до логического конца – конца для некоторых участников событий.

– А тебе какой прок, мужик? – прерывает меня старший Феденька. Складно, аж тошно.

– Мне нужен Папа-дух, живым или мертвым, – отвечаю. – И он вам нужен, и лучше мертвым. Если ошибаюсь, тогда простите.

– Ошибаешься, мент.

– В чем же?

И выясняется, что господин Дыховичный предложил братьям Собашниковым следующую сделку: если они не возвращают товар в оговоренный час, он становится законным владельцем яхты. И никаких проблем – мир между ними навек.

Я смеюсь: вот как надо обтяпывать мелкие делишки, господа. А вы не подумали: зачем нужны новому владельцу яхты те, кто его уже как бы подвел? Это первое. И второе, если есть такой уговор, к чему примешивать Анастасию? Ответ прост: с одной целью вырезать весь род Собашниковых – вырезать до седьмого колена, как неоправдавших высокое доверие.

Мои столь пафосные речи произвели некоторое впечатление. Старший Федечка, заглотив рюмаху рома, выматерился ещё раз кучеряво-стальной казематной проволокой. Младшенький Петечка печально задумался, как студент над конспектом по сопротивлению материала.

– И что будем делать? – задала вопрос до сих пор безмолвствующая Стелла. – Делать что-то надо, мальчики. Есть какие предложения? – спросила.

– Есть, – ответил я, menhanter.

* * *

Скособоченный рыбачий домик плавал в предрассветном тумане. Химеры сновидений бродили под его окнами. Анастасия спала – так спит счастливый ребенок, улыбаясь сахарным ангелочком. Вот бы только не знать, что натворил этот "ангелочек".

– Это ты, – дрогнули её ресницы, пугая сон. – А я думала, сбежал от меня.

– Хотел, да не получилось, – и поцеловал холодный лоб – холодный, как утренняя волна.

– А ты больше не уйдешь?

– Весь день наш, – пообещал. – Спи.

Она уснула на моей руке – девочка не могла знать, что я её уже предал. Руководствуясь интересами дела, а также интересами самой Анастасии, между мной и братьями Собашниковыми была достигнута договоренность, которая предусматривала её отлет в Канаду – к любимому дядюшке. Это было единственное условие, мне поставленное. И я решил выполнить его. Зачем калечить чужую молодую судьбу? Хотя, если быть откровенным, все это пустые отговорки: для меня прежде всего дело. Выполнить боевую задачу – вот высшая цель. Выполнить цель любой ценой? И что потом, menhanter?

И с этой неприятной мыслью проваливаюсь в омут небытия. И топь сна, как болото, вбирает меня всего. И, кажется, меня нет. Я был – и теперь меня нет. Где я?

– Эй, соня, – родной голос возвращает меня в солнечную галактику, теплую и прекрасную. – Хватит дрыхнуть, старик, – и меня хватают за ноги. Пошли на море!

– Анастасия, – возмущенно брыкаюсь и выпадаю из домика на берег, песчаный и пустой. – Я тебе покажу, какой я старик!

– Ну, догони-догони, молодой такой, – и улепетывает по влажной кромки между небом и землей.

Кажется, я уже такую картину видел в кино: она бежит, он её догоняет. Мило-мило. Да делать нечего – беги, menhanter, беги, солнце уже высоко, оно бьет в зените, а, значит, часы взрывного механизма уже запущены и скоро произойдет то, что должно произойти: братья Собашниковы, чтобы спасти свои жизни и жизнь сестры, напичкали личную яхту тротилом до ватерлинии, решив сделать подарок запоминающимся для нового владельца быстроходной "Анастасии" – запоминающимся на всю его оставшуюся мимолетную жизнь.

Господин Дыховичный, разыгрывая умную партию, предусмотрел все, не предусмотрел лишь одного: меня, menhanter. Того, кто способен для достижения своих корыстных целей поступиться своими принципами. Впрочем, какие могут быть принципы у охотника за "духом"? Хотя отсутствие принципов – это тоже принцип.

Анастасия мелькает розоватыми, как фламинго, пятками по мелководью. Она счастлива и вечна. Я бегаю за этим хохочущим фламинговым счастьем ловлю его, обнимаю и падаю с ним в волну.

– Ты меня любишь?

– Люблю.

– И я тебя, – смеется. – Ой, а это что за рыбка?

– Золотая рыбка, солнце мое.

Потом мы валяемся на горячем шелковистом песочке и о чем-то болтаем о моде. Я поддакиваю Анастасии, щурюсь в морскую синь и вижу:

как в порт катит автомобильный кортеж из шести импортных лоснящихся колымаг;

как этот кортеж рулит к яхте "Анастасия", готовой поднять паруса по приказу нового хозяина;

как из лимузина выбирается он, новый хозяин, в летнем костюме от Версаче, а вслед за ним торопится восторженно-менуэтная, хитроватая Римма, девушка для личного пользования;

как они в окружении телохранителей поднимаются на борт яхты, начиненной, как пирожок фаршем, двадцатью килограммами, напомню, тротила...

– Ты меня не слушаешь, – Анастасия приближает лицо к моим глазам. Смотреть прямо и отвечать, о чем я говорила?

Я целую её пересохшие губы и повторяю последние слова о том, что "Элизабет Харли, невеста Хью Гранта, счастлива, что наконец-то нашла духи, о которых мечтала всю жизнь. Цветочный аромат Pleasures от Estee Lauder напоминает ей английский садик..."

– Так, радость моя? – улыбаюсь. – И чем ещё наша Элизабет Харли счастлива?

– Ну слушай.

Я продолжаю делать вид, что чрезвычайно обеспокоен проблемами моды на туманном Альбионе, а сам возвращаюсь в параллельный мир и снова вижу:

как на причале мрачные братья Собашниковы прощаются со своей плавучей красоткой;

как она, прекрасная и легкая "Анастасия", отходит от причала для местного веселого круиза;

как в руках господина Дыховичного победно пенится шампанское в бокале;

как ветер рвет подымающие паруса и солоноватые брызги волн...

– Эй, ты где? – прерывает видение Анастасия.

– Я здесь.

– И я здесь.

– И что? Повторить?

– Нет, повторять ничего не надо, – смеется. – А лучше скажи, сколько нам ещё в этой дыре сидеть?

– Минут пять.

– Правда?

Анастасия не верит, я вынужден божиться, и она бежит в море, и плещется в нем, и счастливо смеется – она не знает, что через несколько дней мы расстанемся. Так сложились обстоятельства и мы вынуждены будем проститься.

Девочка проявит мужество, она не будет плакать, только, уходя к самолету, недоуменно передернет подростковыми плечами. Я буду смотреть вслед и ждать: вот-вот оглянется – она не сделает этого, и будет права. А пока она счастлива – выходит из моря.

И когда она, сотканная из смеха, солнца и брызг, выходит из свободного морского пространства, за её спиной, будто лопается стекло огромного небосклона. Анастасия удивленно оглядывается:

– Гроза?

– Если он такой умный – почему он такой мертвый? – вещаю себе под нос.

– Что?

– Будет, говорю, дождь, – и поднимаюсь на ноги. – Вперед, радость, нас ждет цивилизация: бензин-керосин и прочие сульфаты-нитраты!

– Ура! – смеется Анастасия. – Отравимся алюминиевыми огурцами и умрем через сто лет и в один день.

– В муках я не согласный помирать.

– А мне плевать!

– Плеваться некрасиво!

– Мне все можно, вот!.. Тьфу-тьфу!

– Ах ты, ещё и верблюд!..

– Верблюд – это ты, а я – верблюжонок!

Мы дурачимся и, обнимаясь, бредем по мокрой кромке вечного моря. И такое впечатление, что мы идем по кромке неба – потому что наших следов на песке уже нет.

3. Армия любовников, год 1994

Как правило, осенью открывается новый охотничий сезон для menhanter. И кажется надо радоваться мне, охотнику за скальпами соотечественников, да почему-то хандрю и от скуки смотрю по ТВ отечественный фильмец "Телохранитель". Есть ещё американский – претенциозный и глупый, наш мне больше нравится, хотя тоже сказка для доверчивых взрослых. В жизни все намного прозаичнее, как дождь, моросящий за окном.

Наверное, моя меланхолия именно от этого дождя? Других причин нет. Я умею владеть памятью и не рефлексировать по житейским мелочам, хотя могу иногда себе позволить нырнуть в прореху прошлого. Только зачем? Прошлое не исправить и его нет, будущее нам неведомо, остается только настоящее. А в настоящем: октябрьский холодный дождик, под которым мы обречены жить вечно. Такова наша планида и с этим ничего не поделаешь.

Надо жить в обстоятельствах, которые нам предлагаются. Хотя у меня есть очередная мечта, и я её, к сожалению, не исполню. Хотя где-то прочитал, что все желания исполняются, а если не сбылось, то и желания не было. Значит, если по-настоящему захотеть, каждый может исполнить любое желание, каким бы оно не казалось фантастическим. А если так говорят, значит, оно так и есть на самом деле. Каждый способен воплотить мечту в действительность. Кроме меня. Моя мечта несбыточная. Какая же она? Я хочу прожить, как скорпион в пустыне, триста тридцать три года, чтобы посмотреть на будущее свой родины. Позволю пафос: неужели великая нация обречена на жалкое существование у хлорированной параши мировой цивилизации?

Ненавижу запах хлорки. Помню, как мы, семилетние, прятались в общественном сортире и через щели подглядывали за отвратительными тетками из соседнего базара. Более омерзительного зрелища трудно было придумать. Но мы, дураки, храбрились друг перед другом, не понимая, что едкий запах хлорки навсегда проникает в наши молодые кости, разрушая их природную чистую структуру, навсегда делает нас безвольными свидетелями чужих, церемониальных испражнений.

Звук телефона прерывает мои столь пессимистические рассуждения. Кто это по мою душу? Слышу в трубке напряженный и незнакомый, с картавинкой голос:

– Добрый вечер. Господин Стахов?

– Он, – говорю. – С кем имею честь?

И получаю обстоятельный ответ, что меня беспокоит некто Лазаревич Ирвинг Моисеевич по рекомендации господина Старкова: для меня есть срочная работа.

– У меня отпуск, – говорю. – За свой счет. – И признаюсь. – И дождь: нелетная погода.

– Простите, мне сказали, что вы таки серьезный человек, – обижается собеседник.

– Дорогой Ирвинг Моисеевич, – не выдерживаю я. – Моя работа дорого оплачивается, вам это тоже сообщили?

– Разумеется.

– И какой суммой располагаете? – задаю некорректный вопрос по телефону исключительно для того, чтобы прекратить переговоры: идти под дождь выше моих сил.

– Вы меня неправильно поняли, я представляю интересы клиента.

– Сколько? – хамлю.

– Простите, минуточку, – в трубке мелкие электрические разряды, и я понимаю, что где-то там, в другой жизни, происходит скоропалительное производственное совещание. – Алло? Все зависит от срока поисков.

– Сколько, господа? – раздражаюсь: все-таки не хочется идти под проклятый дождь.

– Миллион.

– Рублей? – брякаю.

Мне ответили с нервным смешком – долларов. Я не удивился, если у кого-то возникли тяжелые, как свинец, проблемы, их надо решать. И по возможности мгновенно и за любые деньги. Хотя миллион вечнозеленых это даже по нашим мошенническим временам резво и резко. Что же эта за проблема, оцененная в столь нескромную сумму?

Моя отличительная черта – любознательность. К тому же у меня есть свои материальные проблемы и лишний "лимончик" в кармане сюртука не помешает.

Все это вместе заставляет меня выбраться из теплой домашней конуры и совершить вихляющую пробежку между луж, отсвечивающих свет мещанских окошек. Дождь сечет по лицу, точно шрапнелью. Прыгаю в подержанный джипик "Гранд чероки" (черный металлик), прикупленный по случаю. Исключительно удобное средство передвижения по столичным проспектам, улицам и переулкам, забитым транспортом. Чувствую себя в нем, как в Т-34, жаль только, что нет крупнокалиберного пулемета на крыше, а так не машина – мечта menhanter.

Поеживающийся от мороси вечерний город искрится рекламой, витринами, светофорами. Мой внедорожник мчится по Садовому – час пик закончился, и основная транспортная артерия свободна, как млечный путь для звездоплавателя.

Естественно, прежде чем пуститься в неведомое странствие я нашел по сотовому телефону полковника Старкова.

– Господин Лазаревич? – удивился он. – А кто это? – Потом вспомнил. Ах, Ирвинг-Ирвинг, знаю-знаю такого козлика.

– И что это?

– Адвокатишко. И довольно известный там.

– Где?

– В верхних эшелонах власти, Алекс, – и поведал о том, что у неизвестного ему клиента господина Лазаревича возникли проблемы ну очень личного порядка.

– То есть?

– Хрен их знает, в подробности не вдавался, – отвечал товарищ. – А в общем – шантаж. Хотят найти какого-то шантажиста, но чтобы доверительно и без скандала. Контора нынче дать таких гарантий не может и я вспомнил о тебя, Стах. А что, какие-то проблемы?

– Пока никаких, – и промолчал: кроме цены.

Миллион долларов – детишкам на молочишко. Если удачно обтяпаю подозрительное дельце отправлю равноценные суммы в американский штат Калифорния и в канадский город Монреаль. В первом случае дочери на потенциальную свадьбу, во втором двухлетнему сыну на игрушки.

Когда-то я был на море, там на жестких и мокрых водорослях случилась скороспелая love story c девушкой по имени Анастасия. Тогда эта история, к сожалению, не могла иметь будущего, остался лишь горький вкус воспоминаний. Анастасия уехала на постоянное место жительство в страну кленового листа и там, как я узнал позднее, родила богатыря в три килограмма шестьсот грамм. Такая вот неожиданная история. И теперь у меня имеется ещё Славик, так юная мама назвала сына: в честь затерявшегося в обширных российских просторах папаши Вячеслава Ивановича.