Текст книги "Знак Дракона (сборник)"

Автор книги: Сергей Казменко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 34 страниц)

– Я н-не думал, г-господин Прегон, что дело настолько серьезно.

– А вам вообще не следует думать. Я за вас думаю, а ваше дело выполнять распоряжения.

Вот ведь сволочь, с привычным бессилием подумал я. Но ничего, конечно, не сказал. И вообще старался не смотреть в его сторону, потому что боялся, что он по одному моему взгляду догадается об ЭТОМ. Он задавал мне какие-то вопросы, я что-то мямлил в ответ, он злился на мою бестолковость, но мысли его были, по-видимому, заняты другим, и он выслушал мой отчет лишь по долгу службы. Я же сидел как на иголках, ЭТО, казалось, жгло меня сквозь карман, и вот вдруг, неожиданно для себя самого, я зажал его в кулаке, осторожно опустил руку вниз, к полу, даже коснулся его, слегка подавшись вперед, и разжал кулак. ЭТО без звука выскользнуло из моей руки.

Так-то вот, господин Прегон, разбирайтесь теперь сами. Если вы такой умный, что можете думать за меня, вам и ЭТО в руки, вам и с драконом сражаться. А меня увольте. Хватит с меня. Я сидел перед ним, что-то отвечал на его глупые раздраженные вопросы и внутренне усмехался. Вот тебе, думал я, получай ЭТО, которого ты добивался, делай с ним что хочешь, а меня это теперь не заботит. Я вообще постараюсь уехать из города к себе в имение и семью туда переправлю. Нет, сегодня же, прямо сейчас. Впрочем, нет, послезавтра. Ведь завтра же приезжает министр от герцога, я должен давать прием в ратуше. Будет неудобно, если я отправлю свою семью из города накануне приема. Ничего, поживут пока здесь. Я же не уезжаю. А потом надо будет выдумать что угодно: болезнь, сумасшествие, наконец, – и прочь из города. И пусть всех вас тут пожрет дракон! И пусть все вы сгинете в пламени!

Я добрался до дома лишь в двенадцатом часу. Все уже легли, и поужинал я в одиночестве, потому что никого не желал видеть. Когда слуга унес посуду, я взял подсвечник и подошел к зеркалу. Я долго и внимательно вглядывался в свои глаза. Там, в самой их глубине, я ясно видел знаки дракона.

Ну и что? Я видел их и раньше.

Камаргос

Уже три часа, как стемнело, а ответа все нет. Сегодня, наверное, уже не будет. Неужели нельзя понять, что дело срочное?! Пять дней, как я донесение отправил, гонец мой еще вчера вернулся, а ответа нет до сих пор! Что они там, ничего не понимают? Барон ведь не может ждать бесконечно. Сегодня уже приходил человек от него, завтра утром вновь придет. А что, если завтра – последний срок? Я ничего не смогу ответить, и тогда такое начнется…

Наш герцог, наверное, совсем из ума выжил. Я его уже два с лишним года не видел, но он и тогда уже не блистал. Он вообще всегда плохо соображал, если говорить честно. Одна битва на Капласе чего стоит. Надо было быть круглым идиотом, чтобы загубить там целую армию. Ну хорошо, он ничего не соображает – что там у него в окружении одни идиоты, что ли, остались? Ведь должны же они понимать, что сейчас нельзя уже удержать всего, что имеем, что лучше сегодня поступиться частью герцогства, иначе, если за каждую кроху цепляться, останемся ни с чем. Счастливы будем, если ноги унести сумеем. Барон Прибб дело предлагает, и положение у него надежное. Надо было соглашаться на его предложения еще полгода назад, когда человек от него впервые ко мне пришел. Тогда барон требовал только Крабенскую область под свой протекторат, да и то не навечно. Поторговаться герцогу захотелось, время потянуть. Дотянул, хрыч старый, до того, что барон теперь уже не предлагает, а требует, ультиматум предъявляет, на четверть всего герцогства замахнулся. Герцогу там у себя в крепости хорошо размышлять. Случись что – у него и войско достаточное, и запасов на два года. Пересидит лихолетье, если не, помрет раньше.

В дверь постучали, и вошел Такег. По его довольной физиономии было видно, что он принес хорошую весть.

– Что, гонец от герцога? – спросил я в нетерпении.

– Нет, ваша милость, еще не прибыл. Но вы были правы насчет ЭТОГО. Мы допросили стражников, которые дежурили рядом, и один из них сознался.

– Сознался? Так ЭТО у него?

– Нет, но след свежий. Он подбросил ЭТО в кузницу, к одному из булатных мастеров. Я уже выслал туда десять стражников.

– Лопух! Больше туда надо было посылать, больше! Ты что, не помнишь, что барон намекал на свои связи с кузнецами?

– Но с ними там еще трое наших…

– Быстро пошли туда еще десяток стражников. Пусть сперва перекроют улицу с двух сторон, а затем уже ломятся в кузницу.

– Слушаюсь! – Он убежал, захлопнув за собою дверь.

Идиот. Если он по своей глупости упустит ЭТО, я ему многое припомню. Ведь там, среди кузнецов, полно бунтовщиков, недаром же нам попадаются ножи и мечи без клейма. Такое оружие невозможно продать, такое оружие делается только для бунта. А оружие хорошее, мастер делал, сразу видно. Не булат, конечно, но для боя вполне годится. Таким, наверное, оружием и меня недавно прикончить могли. Чернь проклятая!

Я подошел к окну, осторожно выглянул из-за портьеры. Снаружи была тьма. В городе светились лишь отдельные окна да со стороны ратуши виднелось зарево – там на площади жгли костры. Последнее время я не решался подолгу стоять у окна – у заговорщиков вполне могли быть и хорошие арбалеты, раз они добывали другое оружие. Я только взглянул еще в сторону холма, на котором стояла башня, убедился, что зарева там сегодня нет, и снова задвинул портьеру. Этот лопух неплохо придумал с фейерверком. Было бы просто здорово, если бы к завтрашнему вечеру мы сумели получить у барона список заговорщиков и под прикрытием фейерверка пройтись по городу с арестами. Они все опомниться бы не успели, как оказались бы у нас в подземелье. Совсем, совсем недурно получилось бы.

Особенно если бы потом, после арестов, подать фальшивый сигнал к бунту и устроить на улицах небольшую резню. Это надолго бы отбило у черни охоту бунтовать.

Я подошел к столу, сел. Издалека послышался бой часов на ратуше. Одиннадцать. Скоро, наверное, вернется Такег. Интересно, с какими результатами? Уж кого-нибудь он так или иначе захватит, можно будет допросить, самое время этим заняться. Этот бургомистр, будь он неладен, выглядел таким сонным, что и мне спать захотелось, а время-то совсем раннее. Ему, конечно, простительно, его ни свет ни заря подняли из-за этого чудака, что гибель городу предрекал. Попробовали бы меня из-за такой ерунды разбудить, я бы им показал. Впрочем, может быть, и не такая уж это ерунда. Никогда ведь не скажешь заранее, где на ценные сведения наткнешься. Взять хотя бы бабу эту – как ее там звать, Марта, что ли? Не пожелай она на мужа донести, я бы так и не узнал, что в городе ЭТО появилось, так бы и проморгал опасность. Да, красавица баба и все рассказала быстро. Жаль только, что в положении. Впрочем, это не беда. Надо будет подумать, как ее дальше использовать. Да и этот, муж ее, тоже может пригодиться. Писарь. Ничего, пальцы заживут, снова писать сможет. Что ему скажу, то и напишет. Такие люди всегда пригодятся. Так что, кто знает, может, и из этого психа утреннего тоже что ценное извлечь удастся. Надо бы, конечно, приказать его прямо сейчас во дворец доставить, да людей мало.

А ночью без охраны хорошей еще отобьют чего доброго.

А что, если герцог откажет? Вот так просто – возьмет и откажет. Меня даже пот холодный от этой мысли прошиб. Не может он отказать, не может, попытался я убедить себя. Но ведь это я знал, что не может, что выхода у него другого нет попросту – а сам-то герцог не знал этого. У самого-то в окружении такие орлы сидят, умники еще почище его самого будут. Маразматики! И этот еще, принц Лэкор, толстяк-то. Он ведь на отцовский престол метит – ну как ему в голову взбредет, что не стоит жертвовать барону четверть герцогства? Они же там все рехнулись давно, они же понятия не имеют о том, что за стенами крепости творится. Я тут на них ломлю, я тут заговоры раскрываю и порядок поддерживаю, а им и невдомек, какой ценой это все дается. Да будь я на месте барона, я бы и связываться с ними не стал, я бы стороной обошел этот гадючник.

А что бы я стал делать?

Конечно, если мозгами пораскинуть, то самое для него надежное дело это поднять мятеж. У герцога, конечно, большая армия, но при таких полководцах, что с ним в крепости сидят, ему только и останется, что запереть ворота и ждать, пока барон условия мира не предложит. Если барон так поступит, если мятеж поднимет, то в успехе его сомневаться не приходится. И всем нам тогда, между прочим, крышка. Конечно, может, и удастся убежать, денег-то у меня за границей достаточно припасено, на жизнь хватит. Но если на бегство рассчитывать, то лучше бежать прямо сейчас, пока все еще относительно спокойно. А я вот не бегу, надеюсь на что-то.

На что?

На то только, что барон – человек умный, что он понимает, что стоит позволить черни голову поднять, и потом придется ее так или иначе срубать. И задача эта может оказаться потруднее, чем свалить нашего герцога. И кто же всем этим будет заниматься, если всех старых, испытанных камаргосов перевешают? Не сам же барон. Они, благородные, с чернью воевать не любят и не умеют. Кто кормить их будет, если они войну с чернью затеют? Не-ет, барон совсем не глуп, он понимает, к кому надо обращаться. И мне тоже в этом деле нужно свой интерес соблюсти. Чтобы по меньшей мере голову свою сохранить.

Дверь отворилась, и вошел запыхавшийся Такег. По одному виду его ясно было без слов, что результаты неутешительны. Я сразу помрачнел.

– Ну что скажешь?

– Они его упустили, ваша милость. Они убили второго, Крепо, но того, кто нам нужен был, упустили.

– Как его звать?

– Форг. Подмастерье. Они оба пытались уйти через черный ход, когда стражники принялись колотить в дверь с улицы. Там, конечно, была засада, но кто же знал, что они такие силачи? Одного стражника убили, двоих наших ранили. Форг сумел убежать, а этого копьем к стене пригвоздили, он там же и умер.

– Дурачье! Хоть бы этого-то живьем взять. Вы обыскали дом, кузницу?

– Да. И нашли в тайнике шесть клинков. Без клейма, как и те, что к нам раньше попали.

– Я же говорил, говорил: по кузницам шарить надо, среди мастеров искать. Кто еще был в доме?

– Мастер и его дочь. Мастера мы привели. Одного.

Молодец, хоть в этом-то маху не дал.

– Где он?

– Ждет внизу, у входа. Под охраной, конечно.

– Прикажи привести.

– Может, лучше сразу вниз?

– Я сказал – прикажи привести. Вниз мы всегда успеем.

– Слушаюсь!

Он вышел, что-то крикнул с лестницы. Не дурак, конечно, мой помощник, не дурак. С одной стороны, это и неплохо, но с другой стороны… Уж слишком много он знает. Почти все, что знаю я сам. Доберись до меня эти убийцы – и он занял бы мое место. У него были причины для того, чтобы самому подослать их. Тем более, что он-то наверняка знал, куда я пойду и когда. Но если избавиться от него – на кого тогда опереться? Все сплошь дурачье, все годятся лишь до тех пор, пока думать не надо. А в такое время требуется сообразительность, одному-то мне не уследить за всем будет. Впрочем, если барон наведет порядок, времена изменятся. Так что над этим стоит подумать, хорошенько подумать.

Дверь открылась, и в кабинет вошел кузнец. Мастер. За ним проскользнул Такег. И все, охрану он оставил снаружи. Правильно, не время сейчас иметь лишних свидетелей. Чем меньше народа узнает про ЭТО, тем лучше.

Щуплый он для кузнеца-то. Пожалуй, еще послабее меня будет. Хотя нет, по походке видно, что силища в нем приличная. У меня один такой же вот в подвале работает – чудеса вытворяет. Говорят, что в его руках даже немой от рождения заговорит. Надо бы как-нибудь попробовать.

– Вы, надеюсь, понимаете, мастер, что мы вас сюда не просто так пригласили, – начал я разговор.

– Да, понимаю. – Он подошел ближе, и я увидел свежую ссадину и потеки крови у него на правой скуле. – Я видел, как ваши стражники ворвались в мой дом и все в нем перерыли. Но мне не показали ордера, подписанного бургомистром.

Он хочет мне показать, что не боится. Он думает, что раз у него есть клеймо булатного мастера и патент, подписанный герцогом, раз он входит в цех булатных мастеров, то ему и камаргосы нипочем. Впрочем, он так подумает. Он храбрится, пока храбрится.

– Мы покажем вам ордер – утром. Когда бургомистр проснется. Мы просто не хотели его будить ради такого пустяка. Если наутро вы еще захотите увидеть ордер, мы его вам покажем.

Такег у двери желчно рассмеялся. Вовремя рассмеялся, мне бы от его смеха на месте мастера стало не по себе.

– Захочу. И еще я хочу знать, по какой причине убит мой подмастерье.

– Так он же напал первым, разве вы этого не знаете? Он же убил стражника и ранил еще двоих. Ну да бог с ними со всеми, не в них дело. Меня лично они не интересуют. Меня интересует ваш второй подмастерье Форг. Как вы думаете, мастер, где он может быть?

– Вам об этом следует думать, если он вас интересует. Я об этом думать не собираюсь.

– Но в ваших же интересах, мастер, чтобы мы его быстрее нашли. Уверяю вас, это в ваших же интересах. А то мы можем подумать, что вот это вот, я подошел к своему столу, открыл ящик и достал из него один из обнаруженных нами клинков без клейма, – что вот этот клинок – ваша работа. У вас в кузнице в тайнике найдено шесть точно таких же.

Он протянул руку, но я отступил на шаг назад.

– Нет, мастер, только из моих рук. Смотрите, если это вам интересно.

– Я не вижу клейма.

– Его нет. Но клинок выкован в вашей кузнице – это теперь установлено.

– Я булатный мастер. Я не кую простые клинки.

– Даже такие хорошие клинки?

– На моей работе всегда стоит клеймо. Если у вас есть обвинения против меня, то можете вынести их на заседание нашего цехового суда в субботу.

– А сегодня, как назло, понедельник. Мы не можем ждать до субботы, мастер.

– Это ваша забота.

– Вот в этом вы глубоко заблуждаетесь. Это прежде всего ваша забота. Вы напрасно думаете, что патент герцога, выданный цеху булатных мастеров, в силах вас защитить. Если нам надо – а нам надо, и надо срочно, – то мы не посмотрим ни на какие патенты. Когда дело касается безопасности города и всего герцогства, мы вправе пренебречь некоторыми, так сказать, законоположениями. – Я отошел обратно к столу, положил клинок на место и задвинул ящик. – И вы, я думаю, это знаете и на наш счет не заблуждаетесь.

Я замолчал, но он не издал ни звука в ответ, только сверкал глазами из-под нахмуренных бровей. Крепок мастер, ничего не скажешь. Хотя, знаю по опыту, ни о чем это еще не говорит. Он может сколько угодно крепиться здесь, наверху, но в подвале заговорит сразу же.

Или не заговорит.

Рисковать не стоило. И из-за возможных осложнений, все-таки цеховые привилегии кое-что еще значат, и из-за того, что время поджимало. Часы на ратуше пробили половину двенадцатого.

– Так вот, мы могли бы пренебречь некоторыми законоположениями, если бы это принесло пользу делу. Но у нас очень мало времени, и было бы лучше, если бы вы поняли, что в ваших же интересах, чтобы ваш подмастерье Форг был еще до утра доставлен сюда. Было бы лучше, если бы вы в этом вопросе пошли нам навстречу.

Он молча сложил руки на груди и уставился на меня. Знаем мы этих благородных смельчаков, знаем, чем их пронять можно. Его же собственный подмастерье свинью ему подложил, попадись ему сейчас этот Форг в руки где-нибудь в уединенном месте – все ребра бы пересчитал, а выдать его мне, видите ли, не желает. Ну ничего, это до поры до времени.

– У вас ведь в доме нет прислуги?

– Нет, а что?

– Одна ваша дочь. А ведь в городе, знаете, неспокойно. Грабежи случаются, убийства.

Я замолчал, наблюдая, как до него доходит. Лицо его стало наливаться кровью, мышцы под курткой напряглись – действительно силач мастер, – так что я на пару шагов отступил назад на всякий случай. Он шумно, с присвистом задышал и сделал было движение вперед – намек на движение, – но Такег хорошо натренирован. Он положил руку на плечо мастера и удержал его на месте. Мастер резко обернулся, сбросил руку Такега, но приступ слепой ярости уже прошел, с ним можно было снова разговаривать спокойно.

– Я вижу, вы меня прекрасно поняли, мастер. Это хорошо, что мы наконец приближаемся к взаимопониманию. Так вот нам – а теперь и вам очень важно как можно скорее поговорить с вашим подмастерьем, с этим Форгом. Дело настолько срочное, что было бы лучше, если бы он уже сидел в нашем подземелье. Так что вы сейчас хорошенько подумаете и расскажете, где он может скрываться. Не может же быть, чтобы вы не знали, к кому он ходит и у кого может темной ночью попросить убежища без риска быть выданным. Часов до пяти утра мы еще можем потерпеть. А дальше, сами понимаете, у нас просто выхода другого не останется. Ваш дом при налете бандитов может сгореть, ваша дочь избита, изнасилована, убита, наконец, – сами знаете, все бывает. И само собой, – с издевкой добавил я, – в этом случае мы в субботу вынесем обвинения против вас на заседание вашего цехового суда. Так вот, я вас еще раз спрашиваю, пока еще есть время, пока еще не так трудно поймать вашего Форга: где он может быть?

В общем, он заговорил. Почти сразу же. Его отвели в комнату неподалеку, поставили стражу у двери, а по указанным им адресам бросились наши люди. Если ЭТО еще у Форга, то скоро, очень скоро оно окажется в моих руках. Если только он не решится надеть его. Но я мало верил в такую возможность – раз он не надел ЭТО сразу, он не наденет его никогда. Я в людях все-таки немного разбираюсь. Гораздо больше меня заботило то, что он мог передать ЭТО дальше. Тогда снова поиски, снова идти по остывающему следу. Но я должен, должен получить ЭТО в свои руки – и запрятать подальше. Не для того мы выжигали из памяти все эти легенды о драконе, чтобы они сегодня возродились. Не для того мы здесь сидим, чтобы они сегодня возродились. Не для того мы здесь сидим, чтобы чернь вспомнила, что она тоже на что-то способна, что из ее рядов тоже могут выдвигаться герои. Пусть они забудут свою историю, пусть забудут о драконе, пусть забудут эту проклятую битву на Капласе. Пусть все забудут, пусть живут только сегодня, только для себя – и тогда не страшны никакие бунты, и тогда можно будет жить спокойно, можно будет править спокойно.

Я прошелся по кабинету – до двери и обратно. Потом вновь подошел к двери, постоял задумавшись, обернулся. И мне показалось, что у стола, под стулом, на котором обычно сидят посетители, если я им это разрешаю, что-то блеснуло. Даже сердце екнуло. Глупость, конечно, но на какое-то мгновение мне показалось, что там у стола лежит ЭТО.

Но там было пусто. Я нагнулся и ощупал это место – ничего.

Я даже встал на колени и заглянул под стул и под стол – ничего там не было. Мне просто показалось.

Часы на ратуше начали отбивать двенадцать. Полночь – самое время спуститься в подземелье. Но вдруг – часы еще не кончили бить – я услышал отдаленный могучий рокот, такой сильный, что даже пол задрожал под ногами. Мощный порыв ветра раскрыл окно и откинул в сторону штору – и я так и застыл на коленях, пораженный увиденным.

Гигантский столб дыма, озаренный снизу подземным пламенем, поднимался в небо с вершины холма, на котором стояла башня дракона. А в небе над городом как вестник всеобщей гибели пылал знак дракона…

Нашествие

Зигмунд застал меня дома. Я сидел и мрачно раздумывал, на что убить вечер. У каждого бывают периоды неудач, когда всё валится из рук, жизнь кажется лишённой смысла, и никакого просвета не видится впереди. Но у меня этот период что-то слишком затягивался. И дело тут вовсе не в неудачах – с годами приходит способность трезво оценивать их уроки, они уже не бьют столь болезненно, как в молодости, и очередную неудачу воспринимаешь со спокойствием истинного фаталиста. Дело, скорее, в том, что я перестал ощущать себя на высоте положения, я стал терять уверенность в том, что по праву занимаюсь своим делом.

Зигмунд вызывал из своего кабинета. Как всегда, он сидел за своим огромным письменным столом неизвестной эпохи, чудовищным сооружением с неисчислимым количеством острых углов, к которому я всякий раз приближался с опаской. Стол этот, сработанный из настоящего дерева, был предметом гордости нашего шефа, и в период хорошего настроения – что бывало нечасто – он не упускал случая подчеркнуть это, показывая посетителям настоящие отверстия, проделанные настоящими жуками-древоточцами, которые, как он утверждал, до сих пор обитали в недрах этого мебельного динозавра. Когда имидж Зигмунда вместе с его письменным столом возникал в моей небольшой комнате, я всегда ловил себя на нелепой мысли, что правая тумба, обрезанная стеной, торчит с противоположной её стороны и может напугать, а то и покалечить соседей.

Как всегда, Зигмунд был мрачен, как всегда на голове его поверх коротко остриженных волос угадывался обруч допотопного устройства мнемосвязи – он так и не согласился почему-то на вживление мнемоблоков и носил их всегда в кармане своей неизменной чёрной куртки – как всегда он смотрел мне прямо в лицо из-под своих полуопущенных тяжёлых век. И голос его звучал как всегда – низко, хрипло, немного сварливо. Так будто он только что кончил с кем-то ругаться. Вернее, никто и никогда не ругался с ним, потому что достаточно было поглядеть в его лицо – морщинистое, землистого нездорового цвета – достаточно было почувствовать на себе его тяжёлый взгляд, чтобы отпала всякая охота ругаться. Общаясь с ним – даже в те минуты, когда, казалось, между нами устанавливалось полное взаимопонимание – я всегда чувствовал, что передо мной не человек, а скала. И потому с ним часто бывало трудно. Но в самые тяжёлые, самые страшные минуты я всегда чувствовал эту скалу у себя за спиной – и тогда становилось легче, и тогда невозможное отступало. Так, будто натыкалось на его тяжёлый взгляд.

– Хорошо, что застал тебя дома, – сказал он, и я понял, что дело срочное. – Надеюсь, ты никуда не собирался.

– Уже нет, – ответил я.

– Тогда ознакомься с этим документом.

Я подключился к каналу связи и полминуты просматривал текст. За этим явно что-то было – Зигмунд не стал бы терять времени на ерунду. И не стал бы вызывать меня вечером без крайней необходимости. Явно требовались какие-то срочные действия, но я не мог понять, чем вызвана такая спешка. К нам в отдел ежедневно поступают десятки документов подобного рода, и если бы каждый из них требовал такого внимания к себе, работа попросту бы остановилась.

– Когда поступил этот документ? – спросил я.

– Полчаса назад.

Полчаса назад – значит, старик решил подключить меня сразу же. Но почему? С первого взгляда документ этот особой тревоги не вызывал. Обычный доклад одного из сотрудников базы на Кабенге. Довольно, правда, неприятный доклад, из числа тех, что указывают на всяческие нарушения и требуют вмешательства Инспекции Академии – но не нашего же отдела. Хотя… Я пролистал текст назад, нашёл нужное место и перечитал двенадцатую страницу. И не понял, что же привлекло там моё внимание.

– По каким каналам? – спросил я.

– По общим.

Вот так история! Неужели я настолько потерял чутьё, что не способен уловить того, что оказалось под силу автоматике общих каналов? Тогда не зря, значит, Зигмунд не допустит меня к серьёзным делам. Хотя, сказать по правде, мы с ним сейчас в неравных условиях – ведь секретные файлы отдела мне недоступны.

– Мне надо прибыть в отдел, шеф. Сказать пока что-то определённое я не могу – мало информации.

– Не спеши. Этим уже занимаются.

– Кто?

– Группа Дьереши.

Я чуть язык не прикусил. Дело тянуло на десятку, если через полчаса после получения документа над ним работали лучшие инфоры Академии, чьё время было расписано на месяцы, если не на годы вперёд. Правда, наш отдел имел право вклиниваться в расписание в любой момент, но этого не случалось со времени событий на Джильберте. И тут я вдруг понял, что же привлекло моё внимание на двенадцатой странице.

– Шеф, эти накладки со снабжением… На Джильберте была та же история, вы помните? Похожее нарушение комплектации – там, судя по реконструкции, это послужило одной из причин катастрофы.

Зигмунд на пару секунд задумался. Опустил глаза, прочитал нужное место. Потом сказал:

– Что ж, возможно. Всё?

– Пожалуй, пока всё. Хотя… Кабенг – это ведь в секторе Дзета-А?

– Да. Я тебя понял. Но это – работа инфоров. Мне важна была твоя реакция – ведь ты работал на Джильберте. Я в тебе не ошибся. Это похвально.

Похвала от Зигмунда – большая редкость. Я давно её не удостаивался.

– А почему вы, шеф, связали этот документ с Джильбертой?

– Потому что его автор, некто Панкерт, значится в списках погибших там.

– Призрак?

Я сразу понял, что сморозил глупость. Призраки не пишут документов. Призраки только появляются в документах. Я ждал, что Зигмунд окатит меня презрением, но он неожиданно сказал:

– Похоже, что да. Во всяком случае, его прибытие не Землю не зарегистрировано. Он вообще нигде не зарегистрирован – по крайней мере, в доступных нам файлах. И тем не менее, мы получили этот документ. Короче, займись этим делом. Жду тебя в отделе, – и он отключился.

Так я впервые узнал о Панкерте. И впервые столкнулся с проблемой Кабенга. В тот вечер я не знал ещё, что Кабенг изменит всю мою жизнь. И жизнь всего человечества.

Но я чувствовал, что, это, возможно, самое серьёзное задание в моей жизни.

Через месяц я знал это наверняка. Я вылетел на Кабенг с приказом: побывать на планете и вернуться. Любой ценой. Потому что ставка в игре, в которую мы оказались втянутыми помимо нашей воли, была слишком велика.