Текст книги "Левиафан/2025 (СИ)"

Автор книги: Sergey Smirnov

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Левиафан/2025

Глава 1: Иллюзия Контроля

Гидравлика не шипела. Она вздохнула. Глубокий, влажный, усталый вздох, и двадцатитонная шлюзовая дверь сошлась с утробным, мягким чмоканьем. Звук не лязгнул, не громыхнул. Он всосался в себя, будто гигантский моллюск сомкнул створки раковины, отрезая их от мира. Двенадцать человек в одинаковых серых комбинезонах остались стоять в полумраке.

Тишина, которая последовала, была неправильной. Она не была отсутствием звука. Она была давлением. Она давила на барабанные перепонки, на грудную клетку, на самое сознание.

Ева сделала первый вдох в новом мире и едва не закашлялась. Воздух не вошёл в лёгкие – он ввалился в них, плотный и тяжёлый, как мокрое шерстяное одеяло. Он нёс в себе острый, гальванический привкус, словно она лизнула старую батарейку, но под этой металлической нотой прятался другой запах. Густой, сырой, землистый дух погреба после недельного ливня. Аромат живой, преющей почвы и грибницы. Здесь, на километровой глубине, куда свет не проникал со времён сотворения мира, этот запах был не просто неуместен. Он был кощунством.

Она инстинктивно обняла себя за плечи, ссутулилась, стараясь казаться меньше, незаметнее. Беспомощная лань в стаде, которое ещё не почуяло волка. Но её мозг, эта холодная аналитическая машина, уже работал, сканируя пространство с безжалостной эффективностью.

Племя. Двенадцать единиц. Пока – хаотичное скопление атомов, но векторы сил уже намечались, выстраивая невидимую иерархию.

Вот он, в центре. Нарочито расправленные плечи, приклеенная к лицу улыбка коуча по продажам, бегающие глаза, оценивающие аудиторию. Алекс. Вожак-самозванец. Тип: корпоративный мотиватор. Нестабилен. Под давлением предаст, но обставит это как болезненный, но необходимый для команды урок.

Чуть в стороне, почти спиной к группе, застыла женщина. Спина – прямой стальной стержень. Короткие тёмные волосы. Она не смотрела на людей, её взгляд методично полз по стыкам стеновых панелей, по решёткам вентиляции, по толстым, обмотанным чем-то вроде просмолённой кожи кабелям. Лина. Воин. Ситуационная осведомлённость – запредельная. Вероятен ПТСР в стадии ремиссии, ищущей рецидив. Ищет не выход. Ищет уязвимости. Угроза или актив? Не определено.

А вот этот уже откололся от стаи. Мужчина с сутулыми плечами и тонкими, нервными пальцами, которые уже с хирургической точностью ощупывали сварной шов на стене. Марк. Он что-то бормотал себе под нос, его брови сошлись в одну раздражённую линию. Инженер-отшельник. Социопатия с признаками параноидального расстройства. Одержим контролем через понимание системы. Техническая угроза. И, возможно, единственный ключ.

Ева зафиксировала их, каждому присвоила внутренний код и убрала в архив. Роль требовала полной концентрации. Она должна была стать никем, чтобы видеть всех.

В этот момент дюжина экранов на стенах, до этого тёмных и мёртвых, беззвучно ожила. На них появилось лицо. Одно и то же лицо, повторённое двенадцать раз. Мужчина лет пятидесяти в безупречном пиджаке, с волосами, уложенными с математической точностью, и в очках в тонкой титановой оправе. За его спиной – залитый солнцем минималистичный кабинет, панорамное окно с видом на верхний край облаков. От этого контраста с их грязным, тусклым шлюзом у Евы на секунду заныли зубы. Он был в раю. Они – в преисподней.

– Добро пожаловать, – сказал мужчина. Голос был спокойным, ровным, безэмоциональным, словно его сгенерировала нейросеть, обученная на аудиокнигах по биржевой торговле. – Добро пожаловать в проект «Левиафан».

Он не представился. Ему не нужно было. Кассиан.

– Каждый из вас здесь потому, что обладает уникальным потенциалом. Потенциалом к преодолению. К росту. Вы – лучшие. Вы – активы, в которые мы верим.

Ева почувствовала, как по коже пробежали мурашки, не имеющие отношения к температуре. Активы. Не участники. Не люди. Котировки на бирже его личного безумия.

– В ближайшие недели «Левиафан» станет вашим миром. Вашим испытанием. И вашей возможностью. Правила предельно просты. Выполняйте задания. Работайте сообща, когда это выгодно. Конкурируйте, когда это необходимо. Выживайте. Последний оставшийся на борту получит приз, который навсегда изменит его жизнь.

Он сделал паузу, обводя их взглядом с десятка экранов. Ева заметила, что за всё это время он ни разу не моргнул. Его глаза за стёклами очков были похожи на объективы камер.

– Это не просто шоу. Это… чистая драма. Лаборатория, в которой мы отсечём всё фальшивое и наносное, чтобы увидеть вашу истинную природу. Ваша воля против обстоятельств. Ваша история, написанная здесь и сейчас. Без сценария. Без второго дубля.

Экраны погасли так же внезапно, как и включились, снова погрузив их в полумрак. Группа осталась в тусклом свете аварийных ламп, переваривая услышанное. Давящая тишина вернулась, став ещё плотнее, ещё тяжелее.

Её разорвал бодрый, нарочито громкий голос Алекса. Он хлопнул в ладоши. Звук получился плоским, жалким, мгновенно поглощённым густой атмосферой.

– Ну что, команда? – он обвёл всех своей широкой, отрепетированной улыбкой, но глаза остались напряжёнными. – Звучит как вызов! Настоящий шанс показать, на что мы способны, а? Вместе!

Кто-то неуверенно кивнул. Кто-то отвёл взгляд. Марк презрительно фыркнул, не отрываясь от изучения стены. Лина даже не повернулась.

Ева опустила голову, пряча тень усмешки. Иллюзия контроля. Акт первый. Начало.

Пронзительный, режущий звук ударил по ушам. Это не была сирена – та предупреждает об опасности. Этот звук сам был опасностью. Два несовместимых тона, наложенные друг на друга, создавали физически неприятную вибрацию в воздухе, в костях черепа, в пломбах на зубах. Марк поморщился. Примитивно. Неэффективно. Грубый способ вызвать панику. Правильно откалиброванная инфразвуковая частота сработала бы куда изящнее, вызвав подсознательный животный ужас без этого циркового шума.

Голос Кассиана, лишённый всякой теплоты, заполнил отсек: – Внимание, активы. Первое испытание. В техническом отсеке Гамма-7 зафиксирована разгерметизация вспомогательной системы фильтрации L-2. Уровень CO₂ в жилых модулях растёт. Ваша задача: восстановить герметичность контура и запустить систему в ручном режиме. Время на выполнение: тридцать минут.

Марк сорвался с места прежде, чем остальные успели переглянуться. Его разум, до этого растекавшийся в брезгливом анализе, сжался в одну точку. Задача. Есть задача. Он должен быть первым.

Отсек оказался небольшим, тесным, забитым трубами и механизмами, которые выглядели так, будто их проектировал безумный сантехник по эскизам Лавкрафта. В центре, под конвульсивно мигающей красной лампой, располагалась панель управления. И при виде неё Марк застыл, чувствуя, как к горлу подкатывает волна почти физического отвращения.

Это была инженерная ересь.

Никаких сенсорных экранов. Никаких клавиатур. Никаких тумблеров. Вместо них из металлической плиты торчали… вещи. Несколько упругих, сальных на вид, полупрозрачных мембран, подрагивающих в такт гулу станции. Пара гладких, похожих на обточенные человеческие кости рычагов. И целая паутина толстых, пульсирующих трубок, по которым медленно, словно венозная кровь, текла жидкость, фосфоресцирующая тусклым зелёным светом.

– Блять, – выдохнул он.

Остальные участники начали набиваться в отсек. Алекс, как всегда, излучал энтузиазм идиота на пожаре.

– Так, ребята, мозговой штурм! Марк, что скажешь? Ты же у нас технарь! – он ободряюще похлопал Марка по плечу. Марк едва удержался, чтобы не стряхнуть его руку, как нечто липкое.

– Это не техника, – пробормотал он, не отрываясь от панели. Его пальцы зависли над одной из мембран, не решаясь прикоснуться. – Это… это какая-то биомеханическая пародия. Гротеск. Потери на трение, биоразложение компонентов, нулевая ремонтопригодность… Кто, чёрт возьми, это спроектировал? Какой-нибудь безумный мясник?

Лина протолкнулась вперёд, оттеснив Алекса плечом. Её взгляд был холодным, сфокусированным, как лазерный прицел.

– Меньше анализа, больше дела. Что нужно сделать?

Марк раздражённо ткнул пальцем в сторону двух костяных рычагов, расположенных на разных концах панели.

– Этот… клапан, если его так можно назвать, нужно не повернуть, а… сжать. Вдавить. И тот тоже. Синхронно. Иначе давление распределится неравномерно и, скорее всего, порвёт к херам вот эту центральную мембрану.

– Сжать? Насколько сильно? – голос Лины был стальным, без тени паники. Она уже стояла у второго рычага, её руки легли на него с привычной уверенностью.

– Откуда я, блять, знаю?! – сорвался Марк. На секунду паника пересилила его снобизм. – Тут нет манометра! Никаких датчиков! Тут… – он ткнул дрожащим пальцем в пульсирующую зелёную трубку, и его голос снова обрёл лекторскую язвительность, как последнюю защиту от безумия. – …капиллярная сеть. Технически, мы должны следить за изменением цвета жидкости. С зелёного на синий. Это будет означать, что давление стабилизировано. Но это же полный бред, это…

– Хватит лекций, – отрезала Лина.

Взгляд Марка метнулся к ней. Впервые он по-настоящему посмотрел на неё. Ни страха. Ни сомнений. Просто холодная, смертоносная концентрация. В этот момент она была страшнее этой ублюдочной панели.

– На счёт три, – сказала она. – Я давлю плавно. Повторяй за мной. Раз. Два…

Он подчинился. Не потому что поверил ей. А потому что её уверенность была единственной константой в этом уравнении с тысячей неизвестных.

...Три!

Он нажал. Рычаг поддался с упругим, хрящевым сопротивлением. Он заставил себя смотреть на трубку. Зелёная жидкость потекла быстрее, её цвет начал неуловимо меняться, мутнеть.

– Ещё, – скомандовала Лина. – Плавнее.

Он надавил сильнее, чувствуя, как напрягаются мышцы предплечья. Зелёный цвет размывался, в нём появлялись синеватые прожилки, как в заплесневелом сыре.

– Давай, давай, сука... – шептал он, обращаясь не к Лине, а к самой системе, к этому живому механизму.

И вдруг синий цвет вспыхнул, заполнив всю трубку ярким, чистым, почти неоновым свечением. Гул в отсеке изменился, стал ровнее, глуше. Красная лампа конвульсивно дёрнулась в последний раз и погасла.

– Есть! – восторженно выкрикнул Алекс. – Мы сделали это! Команда!

Марк отнял руку от рычага, чувствуя, как она мелко дрожит от перенапряжения. Он хотел огрызнуться на Алекса, сказать, что это не команда, а он и эта сумасшедшая солдафонка…

Но тут его внимание привлекло другое.

Из дренажного отверстия в полу, откуда по идее должна была политься отфильтрованная вода, начало сочиться нечто иное. Густая, вязкая, переливчатая слизь, похожая на расплавленный перламутр. Она лениво выползала на рифлёный металлический пол, шипя и пузырясь. Запах ударил в нос – тот самый металлический привкус воздуха, но концентрированный, смешанный с чем-то приторно-сладким, как запах гниющих на солнце водорослей.

Все отшатнулись. Все, кроме Марка.

Научное любопытство пересилило брезгливость. Он присел на корточки, зачерпнул немного слизи на кончик пальца. Она была тёплой и скользкой. Он растёр её между большим и указательным пальцами.

Переключившись на Лину, он увидел, что она уже не смотрит на панель. Она смотрит на него. На его палец в этой мерцающей дряни.

Марк поднял на неё глаза. В его взгляде смешались ужас, отвращение и мрачный, нечестивый триумф первооткрывателя.

– Это не смазка, – прошептал он так тихо, что услышала только она. – Это… секреция. Как у моллюска. Эта тварь… она живая.

Адреналин ушёл.

Он схлынул так же быстро, как и появился, оставив после себя звенящую, вязкую пустоту. Для большинства в общем отсеке ночь несла страх перед неизвестностью. Для Лины она несла страх перед тишиной.

Она лежала на своей койке на верхнем ярусе, вперив взгляд в низкий потолок, по которому медленно расползались и снова сжимались тусклые, фосфоресцирующие пятна света от панелей с биолюминесцентным мхом. Задание выполнено. Угроза миновала. И это было невыносимо.

Там, в отсеке Гамма-7, всё было просто. Была задача. Было время. Было действие. Её мозг, обычно забитый белым шумом воспоминаний и едкого самокопания, стал кристально чистым. Каждое движение было точным, каждая мысль – острой, как осколок стекла. Она чувствовала, как кровь стучит в ушах, и это был самый прекрасный звук на свете. В те минуты она была живой.

А теперь… теперь снова навалилась тишина. И в этой тишине голоса возвращались. Ты должна была быть быстрее. Ты могла его спасти. Ты опоздала.

Она сжала кулаки так, что ногти впились в ладони. Лёгкое, почти стыдное разочарование укололо её. Всё закончилось слишком просто. Без настоящей крови. Без реальной угрозы. Сама жажда чего-то худшего, таившаяся в ней, пугала её больше, чем любые монстры, что могли скрываться в темноте этой подводной гробницы.

Снизу доносилось дыхание других. Кто-то ворочался и стонал во сне. Кто-то, как Ева на койке напротив, казалось, спал безмятежно, свернувшись калачиком, как ребёнок. Лина ей не верила. Никто не мог спать безмятежно в этом месте.

Она не могла лежать. Пустота была слишком громкой. Бесшумно, одним плавным движением, она соскользнула с койки на холодный, вибрирующий пол. Босые ступни ощутили лёгкую липкость, словно пол никогда до конца не высыхал.

Она пошла по отсеку, ступая между койками. Остальные спали или притворялись. Ей было всё равно. Она подошла к дальней стене, туда, где не было ни дверей, ни панелей – просто глухая, клёпаная сталь. Приложила ухо.

Гул.

Это был не просто монотонный шум машин. Он был живым. Он поднимался и опускался с идеальной, медленной ритмичностью, как дыхание спящего кита. Вдох… и выдох. Вибрация шла сквозь металл, сквозь кости её черепа, сквозь пол, отдаваясь в самых пятках. Вся станция дышала.

Лина прижалась щекой к холодной, влажной стене, закрыла глаза, пытаясь раствориться в этом ритме, заглушить им свои мысли.

И тогда она услышала его.

Это был не скрип металла. Не капающий конденсат. Не гул механизмов.

Это был тихий, едва различимый, влажный, скребущий звук. Он шёл откуда-то изнутри толстой стены, прямо за металлической обшивкой. Словно кто-то или что-то очень медленно, с усилием, тащило по внутренней поверхности что-то мягкое и тяжёлое.

Скреб… пауза… скреб…

Другой на её месте закричал бы. Отскочил. Запаниковал.

Лина замерла. Её собственное дыхание остановилось. Она прижалась ухом ещё плотнее. Голоса в её голове смолкли, вытесненные этим новым, чужеродным, обещающим звуком. Пустота внутри заполнилась чем-то другим. Не страхом.

Напряжённым, хищным любопытством.

Она не знала, что это. Но её зависимость, её тёмный, изголодавшийся внутренний пассажир уже шептал ей. Там. Вот оно. Твоё следующее спасение.

Глава 2. Цена Рейтинга

Сон не пришёл. Он остался там, наверху, в мире, где существовало небо. Лина не вернулась на койку, в это подобие гроба с тонкой металлической стенкой, за которой кто-то дышал и ворочался во сне. Она осталась сидеть на полу, прижавшись спиной к холодной, шершавой от заклёпок переборке. Единственным собеседником был гул. Он проникал сквозь сталь, вибрировал в позвоночнике, в костях таза. Вдох… выдох. Низкочастотный рокот насосов, шипение далёкой гидравлики, сухие щелчки реле, похожие на треск суставов спящего зверя. Она закрыла глаза, пытаясь разложить звук на части, но целое было упрямо больше. Оно было живым.

Утро не наступило. Его заменила перемена в свете. Тусклая, органическая желтизна панелей со мхом побледнела, уступая место стерильному, операционному белому. Резкий, как укол, гудок прошил тишину, заставив вздрогнуть даже тех, кто забылся в тревожной дрёме.

Они сползали со своих коек один за другим, двигаясь в молчаливом, угрюмом согласии. Воздух в отсеке стал плотнее за ночь, пропитался вчерашним страхом, кислым запахом пота и чем-то ещё. Металлической пылью, привкусом сырой земли. Никто не смотрел друг на друга. Безмолвная процессия теней, скользящих к стене, где из переборки торчал одинокий патрубок пищевого дозатора.

Марк подошёл первым. Нажал на кнопку. Густая, бежевая масса, лишённая запаха, медленно, почти нехотя, выдавилась в его миску. Он смотрел на неё с брезгливостью учёного, обнаружившего новую, отвратительную форму жизни. – Завтрак для чемпионов, – голос был тихим, слова растворились в гуле, не долетев ни до кого.

– Лучше, чем ничего.

Голос Алекса ударил по ушам. Слишком бодрый. Слишком громкий для этого склепа. Он хлопнул Марка по плечу. Удар был дружеским, но Марк пошатнулся, едва не выронив свою порцию безвкусной энергии. – Команда, нужно держать боевой дух! Энергия – это ключ!

Тишина. Его слова повисли в плотном воздухе, как яркое, нелепое пятно на серой стене. Никто не ответил. Ева, взяв свою порцию, отошла в самый тёмный угол. Села на пол, поджав ноги, и начала есть. Маленькими, выверенными движениями, словно птица. Но её взгляд не был птичьим. Он скользил по лицам, по рукам, по позам. Не оценивал. Каталогизировал.

Лина подошла последней. Вкус у пасты отсутствовал. Это было не отсутствие соли или сахара. Это было агрессивное, тотальное ничто. Просто текстура, вязнущая на зубах, и калории, которые тело должно было принять. Она ела стоя, механически, прислонившись к стене, глаза непрерывно сканировали отсек. Выхватили Дэвида. Бывший клерк, разменявший пятый десяток, с рыхлым, мягким телом и глазами, которые вечно искали, куда спрятаться. Он не притронулся к еде. Его руки, лежавшие на коленях, мелко подрагивали, как крылья пойманной бабочки.

Внезапный всполох. Все мониторы в отсеке вспыхнули одновременно. На них возникло лицо Кассиана. Безупречно уложенные волосы, идеальный воротник белоснежной рубашки, спокойный, изучающий взгляд хирурга перед операцией. За его спиной – не интерьер станции. За его спиной зияло панорамное окно, залитое утренним солнцем, и вид на город, уходящий к горизонту. Этот контраст был настолько жестоким, что в горле встал ком физической тошноты.

– Доброе утро, активы.

Голос был ровным, без единой эмоции, словно сгенерированный машиной. – Надеюсь, вы хорошо отдохнули и готовы к новому дню. К росту. Сегодня мы будем работать над преодолением. Преодолением личных барьеров. Ведь именно в точке максимального дискомфорта и начинается настоящая трансформация.

Алекс кивнул. Серьёзно, сосредоточенно, как прилежный студент на лекции кумира. Марк скривился так, будто проглотил собственную порцию пасты одним куском.

– Испытание будет индивидуальным, – продолжил Кассиан, и его взгляд, казалось, проходил сквозь экраны. – Оно призвано помочь одному из вас встретиться со своим страхом лицом к лицу. И выйти победителем. Система выбрала первого участника.

На экранах появилось лицо Дэвида. Крупный план, снятый скрытой камерой секунду назад. Дрожащие руки. Бледные, обкусанные губы. Полные ужаса глаза, уставившиеся на собственное отражение.

– Дэвид. Поздравляю. Ваш выход.

С шипением, похожим на выдох гиганта, тяжёлая гермодверь в дальнем конце отсека поползла в сторону, открывая черноту нового коридора. – Следуйте вперёд, – приказал бездушный голос из динамиков.

Никто не шелохнулся. Все смотрели на Дэвида, на его парализованную страхом фигуру. Потом Лина с глухим стуком поставила свою миску на пол и пошла первой. Как только она двинулась, оцепенение спало. Остальные потянулись за ней, как стадо, подталкиваемое невидимым пастухом. Дэвид, спотыкаясь, поплёлся последним.

Коридор вывел их в пространство, которое было полной противоположностью жилому отсеку. Огромное, гулкое, как пустой собор, помещение, похожее на машинное отделение. Воздух здесь был другим. Сухим. Горячим. Он пах раскалённым металлом и чем-то едким, электрическим, от чего першило в горле. В центре зала зияла пропасть. Идеально прямоугольный колодец, уходящий в темноту на десятки метров. На самом дне, в дрожащем мареве горячего воздуха, вращались гигантские лопасти турбины. Рёв, исходивший оттуда, был почти физическим. Он не просто бил по ушам. Он вибрировал в грудной клетке, в зубах, в костях черепа.

Через пропасть был перекинут мост. Не из стали. Он был собран из десятков полимерных трубок, соединённых под немыслимыми углами. Белых, гладких, блестящих, как обглоданные кости доисторического животного. Вместо перил – два толстых био-кабеля, которые тускло и аритмично пульсировали больным, фиолетовым светом.

– Дэвид.

Голос Кассиана гремел из скрытых динамиков, без труда перекрывая гул турбины. – Ваша задача проста. Пересечь мост. На той стороне вас ждёт кнопка, отключающая турбину на один час. Это ваш вклад в комфорт команды.

Дэвид смотрел на мост, и его лицо начало приобретать зеленоватый, мертвенный оттенок. Он дышал. Тяжело, шумно, с присвистом, как человек, которого душат.

Ева подошла к нему. Движения плавные, кошачьи, не угрожающие. – Дэвид? Всё хорошо? – её голос был тихим, почти шёпотом, но он услышал. – Я… не могу, – просипел он. Глаза, полные ужаса, были прикованы к хрупкой конструкции. Его грудь вздымалась часто и мелко, словно невидимый обруч сдавливал рёбра. – Там… высоко. Я… один раз… в горах… земля ушла…

Он задохнулся, не в силах договорить. Ева коснулась его руки. Жест был полон сочувствия. – Я понимаю. Это, должно быть, очень тяжело… Она говорила ему, но думала о другом. Полные психологические досье. Акрофобия, зафиксированная после инцидента семь лет назад. Испытания не случайны. Они хирургически точны. Уязвимость – основной критерий отбора. Она сделала мысленную пометку, добавив ещё один факт в свою коллекцию.

[Смена POV: Комната Наблюдения, Кассиан-Тауэр]

Ярко-белый, стерильный зал. Тишина, которую нарушал лишь тихий, почти неслышный гул систем охлаждения. Кассиан сидел в минималистичном кресле перед гигантской видеостеной. Он смотрел не на дрожащую фигурку Дэвида. Он смотрел на боковую панель, где в реальном времени бежали строчки биометрических данных.

АКТИВ: ДЭВИД_С. ЧСС: 162. КОРТИЗОЛ: 98% (ПИК). ГРК: +4.8 σ. СТАТУС: ПРЕД-ПАНИКА.

– Смотри, – Кассиан кивнул своему безликому помощнику, стоящему в тени. – Вот она. Чистая драма. Без сценаристов, без фальшивых слёз. Только человек и его первобытный, иррациональный ужас. Его тело кричит громче, чем он сам. Превосходный эмоциональный ROI.

Помощник молча смотрел на экран.

– Он сейчас сломается, – Кассиан отпил воды из стакана с идеально ровными гранями. – Но ему помогут. Смотри. Начинается социальная динамика.

[Смена POV: Технический отсек, «Левиафан»]

Дэвид попятился от края, мотая головой. – Нет. Нет, я не пойду. Я не могу. – Можешь!

Голос Алекса был похож на выстрел. Он подошёл к Дэвиду, излучая почти маниакальную, неестественную уверенность. – Дэвид, дружище, ты сможешь! Мы команда, мы верим в тебя! Это не проблема, это вызов! Возможность для роста! Он схватил Дэвида за плечи, развернул лицом к мосту. – Страх только в голове! Давай, я проверю твой страховочный карабин. Нужно, чтобы всё было надёжно!

На стене рядом с мостом висела бухта троса с массивным карабином на конце. Единственная мера безопасности. Алекс с деловитым видом отцепил карабин, защёлкнул его на петле страховочной обвязки, которую Дэвид надел ещё в жилом отсеке, даже не понимая зачем.

– Вот так! Алекс несколько раз со всей силы дёрнул трос. Раздался уверенный, глухой щелчок защёлкнувшегося механизма. – Всё крепко! Как скала! Иди, мы ждём на той стороне.

Он улыбнулся. Широко, ободряюще. Дэвид посмотрел на него, потом на остальных. В его глазах плескалась отчаянная мольба. Но никто не проронил ни слова. Лина смотрела на него с холодным любопытством хирурга, изучающего редкий патологический случай. Марк разглядывал конструкцию моста, бормоча что-то про полимеры и предел прочности на изгиб.

Дэвид глубоко, судорожно вздохнул. Мнимая забота Алекса и тяжёлое, выжидающее молчание остальных сделали своё дело. Он сделал первый, шаткий шаг на мост.

Полимерные кости под его ногами слегка прогнулись. Он вцепился в пульсирующие кабели перил так, что побелели костяшки. Гул турбины, казалось, стал громче, горячий воздух бил в лицо, высушивая глаза, мешая дышать.

Он шёл. Медленно. Один шаг. Второй. Его взгляд был прикован к платформе на той стороне. Он не смотрел вниз. Группа на исходной точке затаила дыхание. Лина заметила, как Марк бессознательно, лихорадочно потирает большой и указательный пальцы. Алекс стоял, скрестив руки на груди, с видом гордого тренера, чей ученик вот-вот возьмёт золото.

Дэвид прошёл половину. Остановился на мгновение, чтобы перевести дух. Казалось, самое страшное позади. Он даже позволил себе бросить быстрый взгляд назад. В его глазах мелькнула тень надежды.

Он сделал следующий шаг.

И в этот момент раздался звук. Сухой, резкий щелчок. Похожий на звук ломающейся кости. Он был негромким, но в общем гуле прозвучал так, будто треснул сам мир.

Страховочный трос не порвался.

Он отстегнулся.

Массивный карабин, который так уверенно «проверял» Алекс, соскочил с петли на обвязке Дэвида. На какую-то долю секунды он замер в воздухе, а потом беспомощно повис на тросе, идущем от стены.

Дэвид беззвучно раззявил рот. Его глаза, расширившиеся до размера блюдец, на мгновение встретились с глазами Лины. В них не было страха. Только чистое, животное недоумение. А потом он полетел вниз.

Его крик, тонкий и отчаянный, родился и умер в один миг, полностью поглощённый рёвом турбины.

На платформе воцарилась тишина. Не та, что бывает в пустой комнате. А та, что наступает в голове после оглушительного удара, когда мир исчезает, оставляя только белый шум.

Первым очнулся Алекс. – Нет! – закричал он, и в его голосе смешались ужас и почти театральное недоумение. – ДЭВИД! Как… я же… я же проверял! Я проверял!

– Невозможно! – Марк схватился за голову, его мозг лихорадочно пытался обработать данные, которые отказывались складываться в логическую картину. – Карабин… там стандартная муфтовая блокировка… если только материал… Твою ж мать, это не сталь! Это какая-то композитная дрянь! Предел прочности на разрыв… он просто… он…

Одна из женщин, бледная, как бумага, издала тихий всхлип, который тут же перерос в рваные, истерические рыдания. – Нет… нет, нет, нет… боже… оно же… оно же отстегнулось! Нас просто… нас убивают!

– Заткнулись все!

Голос Лины резанул воздух, как скальпель. Она уже не смотрела на паникующих людей. Она смотрела вниз, в ревущую пропасть. В её глазах не было ни шока, ни ужаса. Только ледяная, абсолютная концентрация.

– Трос! Мне нужен свободный трос! Быстро!

Она действовала с выученной, механической точностью, словно её тело работало отдельно от сознаний всех остальных. Не дожидаясь помощи, она подбежала к стене, где остался висеть бесполезный трос Дэвида, и начала сматывать другой, закреплённый рядом. – Кто-нибудь, страхуйте! – бросила она через плечо в толпу оцепеневших людей.

Марк очнулся от своего технического ступора. Инстинкт инженера, понимающего в механике больше, чем в людях, сработал. Он молча схватил конец троса, который бросила ему Лина, и обмотал его вокруг толстой опорной балки.

Лина, не колеблясь ни секунды, перекинула петлю через плечо и, оттолкнувшись от края, начала спуск по отвесной стене колодца. Движения были быстрыми, эффективными, без единого лишнего жеста. Она не спускалась. Она падала под контролем.

Горячий воздух бил в лицо. Рёв турбины нарастал, становясь оглушительным. Она увидела его.

Судьба или Кассиан подарили Дэвиду несколько лишних метров. Он упал не в сами лопасти. Он лежал на узкой сервисной платформе, расположенной чуть сбоку от турбины, в густом переплетении пульсирующих кабелей и шипящих трубок.

Лина приземлилась рядом. Металл под ногами был горячим, как сковорода, и вибрировал так, что дрожь отдавалась в коленях. И тут её ударил запах.

Это был густой, тошнотворный коктейль. Запах раскалённого добела металла. Едкий, острый дух заряженного воздуха от работающей турбины. И под всем этим – густой, медный, до омерзения сладковатый запах свежей крови, которая запекалась на горячих поверхностях. Этот аромат – горячего железа, электричества и смерти – навсегда впечатался в её память.

Дэвид лежал в неестественной позе, как сломанная марионетка. Одна нога была вывернута под немыслимым углом, из-под головы натекала тёмная, быстро густеющая лужа. Лина опустилась рядом на одно колено. Быстрая, профессиональная оценка. Зрачки расширены, не реагируют на свет. Пульса на сонной артерии нет. Дыхания нет.

Она начала СЛР.

Сцепила руки в замок, навалилась всем весом. Раз. Два. Три. Четыре. Раздался хруст ломаемых рёбер. Хороший знак. Значит, давление правильное. Вдох. Ещё вдох. Снова компрессии. Раз. Два. Три. Четыре.

Она работала, как автомат. Её тело знало, что делать. Но внутри её головы, в той пустоте, которую она так ненавидела, росло не сострадание. Не горе. Не ужас.

Росло глухое, ледяное раздражение.

Бесполезно.

Этот механизм был сломан. Непоправимо. Её попытки были бессмысленны.

Почему ты просто не мог удержаться?

Её идеальная система спасения, её выверенный до мелочей ритуал возвращения к жизни давал сбой. И она злилась. Злилась на Дэвида за то, что он так легко умер. Злилась на этот чёртов карабин. Злилась на себя за бессилие. Эта смерть была не трагедией. Она была личным провалом. Испорченной «дозой». Грязной работой.

Она сделала ещё тридцать компрессий. Ещё два вдоха. Ничего. Тело под её руками оставалось безжизненным куском мяса.

Лина остановилась.

Она сидела на коленях в луже чужой крови, тяжело дыша. Рёв турбины заполнял всё. Она подняла голову и посмотрела наверх, на бледные, испуганные лица, смотрящие на неё из-за края пропасти. Её собственное лицо было непроницаемо, как маска.

Она проиграла.

[Смена POV: Комната Наблюдения, Кассиан-Тауэр]

Кассиан наблюдал за той же сценой на одном из центральных мониторов. Крупный план лица Лины. Он видел в её глазах не скорбь, а холодную ярость поражения. Он слегка улыбнулся уголком рта.

– Интересно, – произнёс он в тишину. – Адреналиновый спад, усиленный фрустрацией. Её психопрофиль подтверждается с поразительной точностью.

Он сделал быструю пометку на своём планшете.

– Превосходный катализатор, – сказал он помощнику. – Повествовательная дуга второго акта задана. Увеличьте базовый уровень влажности в жилом отсеке на пятнадцать процентов.

Помощник молча кивнул.

– Пусть их горе будет… липким, – добавил Кассиан и снова отпил воды из своего стакана.

Глава 3. Двигатель Паранойи

Воздух загустел.

Это было первое, что Марк осознал, когда пелена шока, мутная и вязкая, начала сползать с его сознания. Воздух стал другим. Не просто влажным – маслянистым. Он ложился на кожу тонкой, едва ощутимой пленкой, как пот перед приступом лихорадки. Казалось, сам Кассиан, этот ублюдок с лицом визионера и душой бухгалтера, нашел способ превратить их общее горе в физическую субстанцию.