Текст книги "Великий перевал"
Автор книги: Сергей Заяицкий
Жанр:
Детские приключения
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 9 страниц)
– Ну, что, товарищ, как дела?
– Да белых много в окрестностях шляется.
– А бандиты?
– И бандиты тоже.
– А ведь товарищ Баранов раньше чем завтра не успеет подойти! Да и то к вечеру!
– Ну, до завтрашнего вечера они вряд ли на вас нападут! Почем они знают, что нас так мало?
– Чорт их знает!..
Такой разговор происходил ночью между красноармейским командиром и одним из красноармейцев. Они сидели в бывшем директорском кабинете сахарного завода.
* * *
Завод давно уже не работал.
Когда-то внушительный кабинет теперь представлял довольно плачевное зрелище.
Обивка с кресел и диванов была сорвана. Стеклянный шкаф, где хранились прежде всевозможные образцы сахара, был разбит, а сахар, очевидно, съеден.
Когда красные пришли на этот завод, он был уже весь разграблен какими-то бандитами.
* * *
– А что если нам первым ударить на белых?
– Рискованно, чорт побери! Их там много! Когда подойдет Баранов, тогда другое дело.
– А если он и завтра не подойдет?
– Ну, как же так?
– А очень просто! Гражданская война! Тут ни в чем нельзя быть уверенным. Как бы ему белые дорогу не отрезали. Впрочем, утро вечера мудренее.
– Правильно, товарищ.
Командир положил на ободранный диван свою шинель и собирался лечь спать, как вдруг в кабинет быстро вошел молодой красноармеец.
– Товарищ командир, – сказал он, – там какой-то мальчик прискакал верхом, хочет вас видеть. Говорит по важному делу.
– Откуда он прискакал?
– Из «Ястребихи».
– А, пусть войдет! Это интересно.
В кабинет вошел мальчик, весь раскрасневшийся от быстрой езды по морозу.
– Товарищ командир, – заговорил он сразу, от волнения путаясь и запинаясь, – там мальчик – Вася – попал в плен к белым... Он подслушивал, что они говорили, и теперь они хотят его повесить... если вы его не спасете, они его непременно повесят...
– Какой мальчик? Какой Вася? – Ты объясни получше... не спеши...
– Вася, барчук наш бывший из «Ястребихи», только уж он теперь не барчук, он теперь красный.
– Да какой-такой барчук?
– Вася... Стахеев.
Командир вздрогнул и удивленно поглядел на Петьку.
– Стахеев?
– Он, он!
– Да как же он туда попал?
– С бандитами... с Дьяволом каким-то... Петровичем что ли!
– А к бандитам он как попал?
Петька быстро передал ему все, что он успел узнать от Васи.
Командир несколько раз прошелся взад и вперед по комнате.
– Так, ты говоришь, он подслушивал, что белые говорят?
– Да. Хотел узнать и в случае чего вам сообщить.
– Так! А много там белых?
– Человек двести.
– Двести!
Командир нахмурил лоб, что-то соображая.
– Ладно, – сказал он решительно и, подойдя к Петьке, неожиданно прибавил: – что, не узнал меня, Петька?
* * *
В темном подвале время тянулось невыносимо медленно. Вася хорошо знал этот подвал и знал, что выбраться из него иначе, как через дверь, не было никакой возможности. Что другое, а подвалы у Анны Григорьевны были устроены на славу. Дверь запиралась огромным замком и тяжелой задвижкой, в маленькие окна под самым потолком были вставлены толстые решетки. Анна Григорьевна и Дарья Савельевна считали, что все кругом только и думают о том, чтобы ограбить их, а в особенности опасались деревенских мальчишек. Они им представлялись какими-то разбойниками.
Вася и не пытался убежать из своей темницы. Он сидел на ящике, прислушиваясь к шороху и писку крыс, и предавался мрачным размышлениям. Бритый ротмистр, очевидно, задался целью погубить его. Он ни за что не согласится, что пойманный им мальчик не шпион. Да и все улики на лицо. Если он действительно Стахеев, почему же он прямо не явился к белым, зачем подслушивал и как попал на поезд с консервами? В конце концов родные могли легко отыскать его в Одессе. Значит, он сам удрал от родных. С какою целью? Не из шалости же? Ведь он не маленький! Ясно, красные, стоящие на сахарном заводе, решили подослать шпиона. Кого подослать? Удобнее всего мальчика, который легко мог сойти за деревенского парнишку. Такой мальчик имелся – сын комиссара, бывшего эмигранта. Его и послали. Все совершенно естественно. Кроме виселицы ему и ждать нечего. Он знал, что белые в таких случаях не церемонятся. Вася вспомнил злые глаза полковника, и ему стало жутко. Но это ощущение жути продолжалось одну минуту.
– Ладно, – вдруг прошептал Вася, – если уж умирать, умру с честью. Скажу им все как есть! Скажу им, что я пробирался в красную Москву к своим друзьям большевикам! Скажу этим белогвардейцам, что они мои враги, что я желаю победы красным! Я не побоюсь их петли. Я умру, останутся миллионы таких же как я и рано или поздно они отомстят за меня и победят!.. Пусть вешают! Пусть!
И однако, как Васе не хотелось умирать. О, если бы только выйти из этого черного подвала и пробраться в Москву. Как бы он работал, с каким восторгом принял бы он участие в великом труде – перестройки заново мира. Неужели смерть ждет его здесь среди врагов? Неужели даже умный Феникс ничего не придумает для его спасения? А, может быть, они и не знают, что он в плену? Даже наверное. Они, может быть, все еще ждут его! Нет! Слишком много времени прошло с тех пор. Они наверное уже начали о нем беспокоиться. Да полно! Точно ли прошло много времени. Разве поймешь в этом проклятом подвале? Здесь и минуты тянутся как часы. Но время шло. Вот сейчас раздадутся шаги, звякнет замок и в дверях появится ненавистная физиономия бритого ротмистра.
– Ну-с, молодой человек, – скажет он, – пожалуйте сюда! А мы для вас и веревочку припасли.
Кто знает, может быть, они еще будут пытать Васю. Будут ломать ему пальцы в дверной щели, как это сделали однажды с одним схваченным комиссаром.
При этой мысли Вася содрогнулся. Все равно! Он и тут не унизится перед врагами. Он скажет им... В коридоре послышались шаги. Вася невольно прижался к стене.
Послышались голоса, раздалось звяканье ключа, вставляемого в скважину замка.
Сейчас ключ повернется.
Но он не повернулся.
Какой-то вопль послышался наверху в доме.
Что-то загрохотало вдали. Люди, подошедшие к двери, убегали, не успев отпереть ее.
Вася вскочил весь дрожа от волнения.
Он услыхал выстрелы. Знакомые по Москве звуки. Вот что-то щелкнуло снаружи в стену над головой Васи.
Наверху слышался топот ног, крики. Происходила какая-то невероятная суматоха.
Вася кинулся к двери.
Но она была заперта. Ее не успели отпереть.
– Откройте, откройте! – кричал Вася.
Но никто не мог услыхать его.
Выстрелы грохотали совсем близко. Вот что-то загрохотало в самом доме. Топот все усиливался. Сквозь выстрелы слышались отчаянные вопли.
Вася сразу понял: красные напали на «Ястребиху».
– Только бы белые не оказались сильнее, – думал он.
Он тревожно прислушивался к шуму наверху. Как узнать, чья берет?
Среди общего гула Васе послышался было какой-то очень знакомый голос. Но голос этот сразу потонул среди массы других голосов, и Вася никак не мог вспомнить, чей это был голос.
Вдруг все смолкло.
Какие-то люди ходили наверху, но уже не было никакой суматохи. Выстрелы замерли. Вася, затаив дыхание, стоял около двери. Но никто и не думал итти в подвал. Вася вдруг с ужасом вспомнил, что ход в подвал идет из темного коридора; если красные победили белых, то они могут и не найти этого подвала. Может быть, они и не будут задерживаться в «Ястребихе». Но Феникс и Петька наверное скажут им про Васю и они будут искать его! Только догадаются ли они заглянуть в подвал. А если победили белые?
При этой мысли Васю охватил ужас. Они-то уж наверное не забудут про него!..
Все равно – один конец. А вдруг победили красные? Не умирать же в подвале.
И Вася начал изо всех сил колотить по двери кулаками, но он только отбил себе руки о толстую дубовую дверь.
Никто не мог услыхать его стука.
И вдруг, Вася так и подпрыгнул от радости: знакомый лай послышался за дверью.
Жулан отчаянно царапался в дверь, как в то памятное утро, когда Васю заперли в комнате за его любовь к аэропланам.
– Жулан, милый, – кричал Вася, – приведи кого-нибудь!
По торжествующему лаю пса Вася понял, что друзья близко.
– Ну, Жулан, ступай за Петькой, за Петькой.
И Жулан, очевидно, понял.
Опять по лестнице прошуршали его лапы, а лай замер наверху.
Вася ждал вне себя от нетерпения.
Кого-то он приведет?
Голоса на лестнице!
Звякнул замок! Офицер не успел вынуть ключ, – дверь приотворилась, мелькнул свет и тень острого профиля Феникса обрисовалась на стене подвала.
VIII. НЕОЖИДАННОЕ ОТКРЫТИЕС каким восторгом Вася кинулся в объятия своего друга!
Из-за Феникса выглядывал Петька.
– Петя, – вскричал Вася, – Феникс, расскажите мне, что случилось! Как вы сюда попали?
– Очень просто, – со своим обычным спокойствием отвечал Феникс, – красные заняли «Ястребиху», напав врасплох на белых, а мы пришли вслед за ними.
– Значит красные решились напасть первые!
– А ты вот распроси Петьку, он тебе много расскажет интересного. Как он верхом скакал на сахарный завод, да еще самую лучшую лошадь угнал у Дьявола Петровича!.. Благо все бандиты перепились... Ну, да об этом после. Пойдем к командиру. Он тебя тут по всему дому ищет! Ну, и запрятали же они тебя! Если бы не Жулан, не нашли бы.
Вася с восторгом посмотрел на Петьку.
– Ты второй раз спас меня, – сказал он.
– Ладно, ладно, – пробормотал тот. – Делов-то пустяк! Пять верст проскакать! Хорошо, что вздумалось им «Ястребиху» брать... Я им про тебя все рассказал. Командир тебя очень видеть желает! – при этих словах Петька неопределенно усмехнулся.
Разговаривая так, они вышли из подвала.
В коридоре Вася чуть не споткнулся о чье-то распростертое на полу тело. Он с содроганием узнал бритого ротмистра.
В сенях тоже лежало несколько трупов.
В комнатах еще пахло порохом.
Но опрокинутым стульям и креслам, видно было, что бой был жаркий. Очевидно, офицеры хотели забаррикадировать мебелью дверь, но не успели. Слишком внезапно было нападение. Гусары и бандиты на деревне спросонья и не пытались сопротивляться. Они охотно сдались в плен, и многие из них тут же выразили желание перейти на сторону красных.
Дьявол Петрович и полковник с несколькими другими офицерами тоже сдались в плен и сидели запертые в бывшей гостинной Анны Григорьевны.
Все это сообщил Васе Феникс, пока они шли через комнаты, ведущие в зал.
В дверях зала стоял человек, при виде которого Вася даже ахнул от удивления.
– Вот и товарищ командир, – сказал Феникс.
Командир уже шел навстречу Васе.
– Здорово, буржуйчик, – произнес он с веселой улыбкой.
Это был Степан, сын Петра.
* * *
Не было конца разговорам и распросам.
Вася узнал от Степана, что Сачков выбран в районный совет, а Федор поехал на фронт сражаться с белыми.
– А ведь он так боялся войны! – вскричал Вася.
– То другая война была, – произнес Степан, – теперь сами за себя воюем, а тогда за кого воевали? Обмозгуй-ка! Ну, да мне некогда тут с вами рассуждать. Допрос надо снять. Может быть, от этого Дьявола Петровича что-нибудь выведаю. Много ли белых кругом шляется.
Вася пошел осмотреть дом. Зашел он и в свою комнату, где когда-то с таким усердием разводил столярный клей.
В комнате Анны Григорьевны все было перевернуто и опрокинуто. В углу валялась груда пустых бутылок. Письменный стол был сломан и один из ящиков с грудой писем валялся на полу.
Вася взял пачку писем, написанных рукою Анны Григорьевны. Они были помечены 1906 годом. Повидимому, это были письма, которые Анна Григорьевна писала своей матери, Васиной бабушке, умершей в 1908 году. Та постоянно жила в «Ястребихе». Одна фраза первого письма бросилась Васе в глаза.
«Моя сестра Катя сделала ужасную глупость. Она взяла на воспитание двухлетнего мальчишку, сына какого-то рабочего. Отец его умер на заводе, не знаю от чего, а мать умерла от чахотки на соседнем с нами дворе. Мальчишка внешне довольно миловидный, но как можно вводить в свою семью детей с улицы. Это глупо. Она не мотет утешиться после смерти мужа, но ведь это не причина. И вдобавок, она хочет воспитывать мальчика так, чтобы из него вышел человек нашего круга. Затея по-моему нелепая».
Вася читал, и письмо дрожало у него в руках. Как? Значит, он приемыш, сын «какого-то» рабочего, значит, он не сын своей матери и не племянник Анны Григорьевны. Ему вдруг стало ясно все: и отношение тетки, и ее постоянная фраза о «глупости покойной сестры». Что она не прогнала Васю из дому, это было понятно, ибо Анна Григорьевна очень любила свою сестру. Кажется, это был единственный человек, которого она вообще любила.
Васе вдруг показалось, что все прошлое откололось от него. Он читал и перечитывал письмо. Сомнений не могло быть. В 1906 году ему было как раз два года!
Вася почувствовал необычайный прилив бодрости и энергии. Он побежал в зал, где на подоконнике сидели Феникс и Петька.
«Сказать им или нет?» – подумал Вася, – «нет – решил он тут же, – теперь не до этого! Велика важность, кто я такой!»
И как бы в подтверждение его мысли, Степан вошел в комнату и объявил, с трудом сдерживая торжествующую улыбку.
– Я получил со станции известие: красные сильно продвинулись на юг и, повидимому, Харьков на днях будет занят нашими войсками.
Жулан, вертевшийся тут же, вряд ли понял, чему все радуются. Но из чувства товарищеской солидарности он замахал хвостом и залаял весьма одобрительно.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Прошло шесть лет.
В ясный весенний вечер по одному из переулков, прилегающих к Арбату, шли два молодых человека.
Оба они были одеты в военную форму. За ними бежал небольшой черный пес в малиновом ошейнике.
Они проходили мимо большого особняка, со двора которого вдруг раздалась барабанная дробь.
Мальчики в красных галстуках, игравшие перед домом, услыхав звук барабана, побежали в ворота.
Один из военных остановился и тронул другого за локоть.
– Смотри, Петя, – сказал он, – вот дом, где я провел все свое детство. Видишь это окно, третье слева, это моя бывшая комната. Много есть, чего вспомнить! Вот эти окна, это покои Анны Григорьевны, моей бывшей тетушки. Занятно! А теперь здесь пионерский дом.
Военный, которого назвали Петей, хотел был что-то ответить, но вдруг крикнул:
– Жулан, сюда! Экий старик непослушный! Ведь велел тебе дома сидеть. Нечего тебе с собаками грызться.
Возле ворот особняка стоял еще какой-то пожилой человек с седыми усами. Он поглядывал на дом с какою-то добродушно-насмешливою улыбкою.
– Да, голубчик, – пробормотал он, – довольно в тебе генералы пожили! Пусть теперь поживут пионеры.
Военные, продолжая разговаривать, прошли мимо него.
Человек с седыми усами быстро оглянулся и воскликнул вне себя от удивления:
– Васюк!
Один из военных вздрогнул и обернулся.
– Дядя Ваня!
Они крепко обнялись.
– Ну, и молодчина, – говорил Иван Григорьевич, оглядывая Васю с головы до ног.
– Да и вы, можно сказать, молодцом! Но, когда же вы приехали.
– Вернулся, брат, два месяца тому назад... Пока еще были кое-какие деньжонки, жить было туда-сюда... А потом, брат, пришлось лакеем итти в какую-то гостиницу и препаршивую!.. Всяким прохвостам сапоги чистить! Слуга покорный. А тетушка-то, Анна Григорьевна! Кассиршей в кино! Видал-миндал?.. Это она-то!. А?
Вася живо припомнил Анну Григорьевну, когда она бывало строго проходила по большим комнатам особняка. Он попытался представить ее себе, выглядывающей из окошечка кино-кассы, и не мог.
– Ну, а ты что? – продолжал Иван Григорьевич.
– Красный летчик!
– Коммунист?
– Коммунист! По вашему же совету...
– Ну, ладно! Ладно! Нашел, что вспоминать!
– А вот это мой приятель – Петр Днепренко. Помните, был у нас в «Ястребихе»...
– Что? Это Петька?
– Червяков вам копал для рыбной ловли, – со смехом сказал тот.
– Фу, ты чорт побери! Но каково! У меня, у Ивана Стахеева, племянник коммунист!
– Да ведь я вам не племянник вовсе.
– А, ты знаешь? А как узнал?
– Письмо нашел тетушкино...
– Так! Да! Не любила тебя Анна! Только ради сестры и взялась тебя воспитывать! Уж мы с ней бывало частенько из-за тебя бранились! А помнишь, как мы по этому самому переулку удирали?
Так беседуя, они дошли до огромного дома, стоявшего на углу переулка.
– Вот, где я живу, – сказал Иван Григорьевич, – вон на самой верхушке... видишь балкончик?
– Вот завтра первое мая, – сказал Вася, – выходите на балкон, я над Москвой буду летать...
– Ишь ты! Ну, а твои приятели как? Федор... Степан?..
– Степан в районном совете работает вместе с Сачковым, знаете, тот рабочий, который меня подобрал тогда!
– Знаю!
– А Федор... Федор наш убит у Перекопа... в 20-м году!
– Ведь вот! Как он войны боялся... а тут сам под пулю пошел!
– То другая война была...
– Все, брат, другое! И мы все другие, и дома другие и всё... Зайдемте чайку выпить!
– Сегодня не могу!.. Надо к завтрашнему празднеству готовиться.
Они распростились.
Иван Григорьевич долго смотрел им вслед.
Потом он начал медленно взбираться к себе на шестой этаж.
На другой день утром Иван Григорьевич вышел на свой балкончик.
Озаренная ярким солнцем Москва сверкала словно какой-то сказочный Багдад.
Весь город был полон разнообразными звуками.
Гремели трубы оркестров, грохотали грузовики и автомобили, наполненные детьми, кричавшими ура.
С неба донесся вдруг торжественный гул.
На фоне голубого неба длинной вереницей серели аэропланы. Они величественно парили на огромной высоте и иногда при повороте сверкали на солнце их крылья.
«Молодчина», – бормотал Иван Григорьевич, думая о Васе.
Ему вдруг вспомнился толстый Франц Маркович, свирепо выкатывающий глаза и говорящий: «иди в своя комната, негодяй!»
Иван Григорьевич расхохотался.
«Попробовал бы он его теперь!»– подумал он, и, прищурившись, стал глядеть на небо.
А из-за крыши, над самой его головою, появлялись все новые и новые аэропланы.
